Текст книги "Сенат"
Автор книги: Елена Ромашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)
Сочельник
За окном мягко падал снег. Праздничные гирлянды были повсюду и мерцали в темноте вечера подобно звездам. Все это добавляло сочельнику торжества и возвышенности, к тому же где-то рядом хор пел рождественские песни и псалмы, добавляя волшебства этому празднику. Воздух был свежий, зимний, но не столько холодный, что больно дышать, как бывало в России или в горах Сената. Да и вообще, британский климат мягче.
Стонтон вышел из дверей прачечной, использованной как одноразовый портал, организованный Янусами. Я на секунду задержался возле окна, чтобы полюбоваться красотой города, после чего поторопился выйти на улицу к Архивариусу. Ступая по снегу, я оставлял темные рельефные следы, нарушая белизну и ровность дорожки. Мы стояли напротив прачечной и возле мрачного, темного, похожего на куб, местного морга, выбранного Артуром.
Стонтон явно не торопился ко мне, но, во-первых, я знал его натуру, поэтому и обратился к нему, во-вторых, отказать он мне не мог – он Архивариус второго типа, желающий стать первым. А для Стонтона это много значит.
– Добрый вечер, Ной. Прибыл по вашему запросу. Я представляю Сенат, и вы можете обращаться ко мне, как к самим Старейшинам.
Ага. Даже формулировку произнес неправильно и небрежно.
– Добрый вечер, Эдвард. Прошу следовать за мной.
Мы входим в дверь морга, в тишину с эхом наших шагов.
– А вы уверены, что это он? – Стонтон пытается поспеть за мной, поэтому я сбавляю шаг.
– Да. Он хоть и выглядит неузнаваемо, но на нем его одежда, а в кармане был паспорт. Поэтому его сразу нашли и позвонили в Саббат.
– Мои соболезнования.
Я киваю в ответ. Мы идем молча до дверей лаборатории, где производят вскрытие. Свет желтой полоской бьет оттуда по полу, вызывая тревожные ощущения. Не знаю… Это у меня с детства осталось. Одно время я боялся темноты, но фобия прошла, а вот темные коридоры с закрытыми дверями, из-под которых бьет свет, вызывают тревожные забытые чувства. Как я знаю, Ева не боялась темноты и не помнит ни одного случая со мной, который стал бы причиной этого страха.
Непонятно, но факт.
Но вот дверь приоткрылась и к нам вышел Артур, держа у носа свой носовой платок. Увидев нас, он тут же убрал его в карман.
– Добрый вечер, Архивариус второго типа Эдвард Стонтон. Я официально представляю Сенат по этому делу, можете обращаться ко мне, как к самому Сенату.
– Артур Хелмак. Второй Светоч Саббата. – Артур протягивает руку и дальше следует короткое крепкое рукопожатие. – К сожалению, нас оповестили о несчастье сегодня, прямо накануне Рождества. Мы уже с Ноем тут с самого утра.
– Имя смертного доктора, кто работает над телом, знаете?
– Доктор Джереми Скотт. Я его отправил домой с помощью воздействия. – Стонтон одобрительно кивает в ответ, так как ему надо зачищать магические следы – работать над смертным, который вскрывал труп. Все это входит в его обязанности, пока он Архивариус второго типа. А тут Артур любезно сделал за него работу.
– Вы отлично держитесь, мистер Хелмак. Я знаю, что он являлся вашим учеником и проживал в Саббате с детства.
– Да. Просто после его предательства мы смирились с потерей и не ожидали его возвращения в круг Инквизиторов.
– Ну что же, давайте посмотрим на него?
– Хочу вас предупредить, мистер Стонтон, что там очень мало, что от него осталось как от человека. И… там отвратительно пахнет. – Хелмак даже бледнеет на последней фразе. Что есть, то есть. Омерзительный сильный запах гниения, рефлекторно вызывающий тошноту. Собственно, это нам и нужно было с Артуром.
Эдвард снова понимающе кивает и следует за нами. Я достаю платок и прикладываю к носу, показывая это Стонтону. Тот сначала удивленно смотрит на меня, а потом вынимает из кармана свой.
Мы входим в зал. Легкий сладковато-кислый запах навязчиво витает в воздухе. С ним ничего не может справится.
– Мы так и не смогли очистить воздух. Даже магия не справляется. – Словно в подтверждение моих мыслей сообщает Артур Стонтону. Затем Светоч резко открывает дверцу морозильной камеры, выдвигает стол с мешком и открывает взору труп. Запах сильно ударяет в нос, как и отвратительное зрелище сильно шокирует каждый раз, стоит лишь взглянуть на мертвеца: в мешке останки человека – чернота из гнилого мяса, переработанного червями и поеденного крысами. Лица не разобрать. Собственно, там ничего не разобрать – кусок разлагающейся плоти.
Стонтон отшатывается и мгновенно выбегает из зала в коридор, откуда слышится звук выплескивающейся рвоты. Я сглатываю подкатывающую тошноту, стараясь удержать себя, шепча бестолковое заклинание нормализации физических процессов, но как показывает практика, оно бессмысленное, скорее самовнушение. Хотя, мне сейчас и самовнушение пригодилось бы. Не сдержавшись, ухожу в коридор следом за Стонтоном.
Архивариус, сгорбившись, стоит в углу и приходит в себя. Я же приваливаюсь к стене и, закрыв глаза, делаю глубокие вдохи, прочищая свои легкие и понижая тошноту. На мгновение в темноте перед глазами вспыхивает лицо Нины, но я приказываю себе не думать о ней – не время, я сейчас должен всё держать под контролем и быть внимательным.
– С чего смертные решили, что это Кевин Ганн? – Голос Эдварда сдавленно хрипит после рвоты. Он уже и не помнит, что я ему говорил до этого.
– У него была сумка, в которой лежал паспорт. К тому же вещи при трупе были Ганна. И последнее – мы с Артуром сличили энергию, отпечатки совпадают. Всё указывает на него.
Стонтон кивает, промакивая лоб платком.
– Ну что же… Будем заводить дело и писать протокол.
– Вы будете сличать энергию?
Эдвард косится в сторону двери в лабораторию, из которой появляется Артур, чуть бледнее обычного, но всё так же собранный и внимательный.
– Нет. Я охотно верю вам…
Отлично! Эдвард был выбран правильно. С кандидатурой Архивариуса мы не промахнулись – все-таки он еще слишком необъективен и не беспристрастен: он нарушает одно правило протокола по ведению дела за другим.
– Скажите, какие причины смерти предполагают смертные?
– Кто-то убил его ножом и сбросил в коллектор. Судя по гниению, около месяца-двух назад. Влажность и крысы убыстрили процесс разложения.
– А ваша версия? Вы нашли на трупе следы чужой магии?
За меня отвечает Артур, наверное, попутно воздействуя на Архивариуса:
– Нет. Не нашли. Его могли убить, как смертные, так и наши.
– Угу… Скажите, а он пытался после побега к Химерам, связаться с вами?
– Нет.
– И вы даже не можете предположить, в каком клане он мог прятаться?
– Увы, нет.
Стонтон быстро пишет наши показания и данные о деле у себя в блокноте. Закончив с этим, он многозначительно поднимает взгляд и смотрит на серьезного мрачного Артура:
– Скорее всего, отдадим это дело для расследования Смертным, раз магического воздействия на Ганна не было…
– Понимаю. – Светоч соглашается, засовывая руки в карманы брюк. Я же отмечаю, как красиво отливает синевой вельветовый пиджак Артура, подчеркивая благородство черт мужчины и его седину.
– Я вас прошу не распространяться, что не снял отпечатки энергии, как следует по протоколу. Я полностью доверяю вам и не вижу причины делать то же самое.
Артур понимающе кивает, после чего извиняющимся тоном продолжает:
– Благодарим вас, что откликнулись прийти в этот чудесный вечер в столь неприятное место.
– Ничего! Мне не привыкать, – неуверенно произносит Стонтон и косится в то место, где только что его вырвало: там уже чисто. Видно, нужная сенатская бумага с заклинаниями почистила за ним. Эдвард пытается сменить тему, заминая столь неудобную смущающую всех паузу: – Ной, я слышал, что вам поступило официальное предложение от Сената вступить в ряды Архивариусов?
– Да. Поступило.
– Поздравляю! Зная вас, думаю, вы быстро пойдете вверх по карьерной лестнице.
– Спасибо. – Я чувствую, как во мне вспыхивает радость и удовлетворение. Я действительно получил недавно официальный документ из Сената, где мне предложили стать Архивариусом третьего типа в отдел расследований особо тяжких преступлений. Такое немногим предлагают! Меня по достоинству оценили. Это радует. Тем более многие годы – это была моя цель. Теперь же к радости прибавляются непонятные чувства, среди которых я чувствую нежелание уходить к Архивариусам, потому что если это сделаю, то о личной жизни могу забыть.
Нина – вот, кто станет моей запретной зоной.
На мгновение тепло от воспоминаний об этой девушке приятно разливается в груди. Я восхищаюсь ею и мне она очень нравится. Мы часто работали в паре над довольно запутанными и тяжелыми делами, где нужно было докапываться до правды в показаниях свидетелей. Нина удивительная. Впервые я обратил на нее внимание как на девушку, когда один Инициированный за то, что она заставила его говорить правду против его воли, внезапно выкинул огненный заряд – реакция Нины была необычной: отклонившись от заряда на миллиметр, который, к слову, сжег полстены, она схватила стул и с помощью заклинания ускорения вещей бросила в обидчика. У обвиняемого была черепно-мозговая травма, а Нину увели тут же для «промывки мозгов», которая, судя по ней, вовсе не нужна была, потому что слишком спокойно себя вела. Помню, стоял как ошарашенный, находясь под впечатлением от произошедшего. С тех пор я стал присматриваться к ней: и уважение, незаметно для самого себя, выросло в чувство. Я знаю, что не слишком эмоционален, чем сильно иногда злю друзей, а порой вызываю восхищение своей сдержанностью, мне никогда не были интересны чувства других, но впервые я столкнулся с такой проблемой – меня волнует то, что думает про меня Нина. Субботина же вела себя со всеми одинаково. Сдвиги в отношениях, стали происходить около двух месяцев назад. Я теперь знаю, что Нине я нравлюсь, как и она мне. Даже больше. Мне впервые важен человек и его присутствие в жизни, но это сильно разнится с моими давно поставленными целями – сделать карьеру в Сенате.
Стонтон, пока я вспоминал о Нине, дописывал что-то, после чего распрощался с нами рукопожатием и исчез в темноте морга.
– Твое мнение? – Артур серьезно смотрел вслед ушедшему Архивариусу, вся его легкая наигранная грусть по поводу потери Ганна моментально улетучилась.
– Думаю, получилось.
– Ты уверен, что он не станет докапываться?
– Нет. Стонтон не столь дотошный. Он нарушал одно правило за другим. Думаю, сегодня-завтра нам выдадут свидетельство о смерти Ганна.
– Ну что же, отлично. А мы с тобой молодцы.
Я ухмыляюсь на довольный тон Артура: я бы сказал «сообщники», вместе «молодцы». Найти труп за считанные дни, испортить его до ужасного состояния, подкинуть вещи Ганна, «заразить» чужой энергией, чтобы, если Стонтон решит все делать по протоколу, определил, что это Кевин. Всё это было омерзительно. Неприятно. Но нужно.
– Ладно. Пошли отсюда.
Я киваю, надеваю перчатки и осматриваю все кругом, ловя малейшие детали, чтобы никто ничего не заподозрил. Вроде, всё чисто. Даже по магической энергии подкопаться нельзя.
Артур тем временем выключает свет в лаборатории, закрывает двери, и мы идем к выходу. Охранника сегодня нет: кто будет в этом местном маленьком морге охранять трупы в сочельник?
Выйдя на улицу под снегопад, я вдыхаю сладкий свежий воздух. Чистый. Без примеси гнили разложившейся плоти:
– Я бы с удовольствием себе сейчас мозги промыл…
Артур тихо смеется, уверен, что он тоже не против этой неприятной процедуры.
– Я не Сенат. Но предложить выпить могу. Здесь есть один милый старый ресторанчик. Когда-то давно там играла джаз местная группа. Группы нет, а вот шеф-повар остался.
Я согласно киваю – у Артура превосходный вкус, и не сомневаюсь, что «старый» ресторанчик возможно имеет звезды Мишлена, или шеф-повар гений, не гонящийся уже за славой, кормивший некогда знаменитостей, а сейчас ушедший на покой и держащий свое заведение ради удовольствия.
Там, где все ответы
– Сколько воды-то наливать?
Поразмыслив, говорю, чтобы выливал всю.
– Надеюсь, ты взял чистую воду? А не из-под крана. – Я кошусь на Питера. Тот возмущенно всплескивает руками, задевая Оду:
– Обижаешь, ледниковая. С самих гор!
Вода из пластиковых канистр начинает с шумом и брызгами наливаться в притащенную нами огромную чугунную ванну в гараже. Сколько сил и проклятий было, чтобы доставить это неподъемное корыто сюда! Но без него никак.
Когда ванна наполнилась, а канистры опустели, все замерли, уставившись на это белое чугунное чудовище, инородно смотревшееся в мамином гараже, который, к слову, был совершенно ей не нужен из-за отсутствия машины. Она держала здесь лишь коробку с инструментами и садовый инвентарь. Поэтому мы с Миа и облюбовали гараж, сделав полностью своим местом для встреч с друзьями. Сюда же Кристоффер и принес к чугунной ванне ультрафиолетовую лампу, поставив на нужную мне высоту и режим. Всё было готово для воскрешения.
– Ну? Создатель, действуй. – Пищит Миа сбоку. Я же полагаюсь только на внутренние ощущения, на свой дар. Беру урну с прахом и высыпаю в воду.
– Раньше ты глину использовал… – Басит Питер. – А че сейчас-то так сложно?
– Потому что она другая… – Бормочу в ответ, глядя, как прах клубящейся чернотой взмыл, ударившись о дно ванны, а затем и вовсе сделал воду грязной. За моей работой наблюдали Питер, Миа, Ода, Кристоффер, Эйвинд и сама Мелани, которая незримо и молчаливо мерцала в углу. – Эйвинд, ты мне нужен.
Эйвинд Ларсен неуверенно подходит ко мне и ждет моих указаний.
– Я буду делать заряд, а ты воздействуй своим даром.
Кивок друга, и я начинаю плести Essentia omnium.
– Готов? – Слышу тихое «да» и посылаю заряд в ванну, а Эйвинд разгоняет его действие. У него «бесполезный» для Инициированного дар – убыстрять процессы, я знаю, что с его даром он может и залечивать, как Мелани, и старить организм, но пока Эйвинд может лишь убыстрять рост цветов, портить продукты и делать отличную пивную закваску для своего бара.
Но сейчас Ларсен очень полезен, так как запустил регенерацию Мелани.
– Думаешь, сработает? – Вторит моим мыслям призрак.
– Должно, должно сработать… – Но черная вода продолжала быть черной.
– Кажется, не получилось. – Вздыхает Миа. Я же чувствую, что все сделал правильно. Должно сработать! Пока не замечаю, что пыль начинает убыстряться в воде.
– Смотрите! – Я указываю пальцем в ванну. Все подходят и смотрят.
– Это че такое? Эйвинд, ты опять замиксовал хрень! – Питер ржет, наблюдая, как частицы начинают все быстрее и быстрее плавать. И вскоре они носятся в воде так, будто кто-то их мешает невидимой ложкой по часовой стрелке.
– Как вы думаете, сколько потребуется на это времени? – Ода смотрит будто загипнотизированная.
– Думаю, если мы будем не отвлекаться, дня на два-три… – Я не уверен в ответе. Ведь это же не тело восстановить, тут воссоздать заново.
– Ну раз мы тут на три дня… – начал было Питер, как тут же поймал взгляд Оды. – Я беру по максимуму! Не смотри на меня так! Надо создать условия и себе. Кто-где будет спать?
Питер плюхается на принесенный мной матрац и хищно смотрит на Оду.
– Эй! Я все вижу! Руки прочь от моей сестры! – Тут же заорал Эйвинд.
– Да не трогаю я ее!
– Зато в мыслях лапаешь… – Бурчит Ларсен, вызывая всеобщий смех. Ода и Питер давно уже встречаются, а возмущение Эйвинда – лишь напускное. Но всем нравится эта игра. Хотя, иногда, глядя на Миа, ловлю себя на мысли, что тоже буду ревновать сестру. Ну кому приятно смотреть, как кто-то тискает тебе столь близкого человека.
Мы смотрели на дурачащихся Эйвинда и Питера, кидающих в друг друга снежками – это мое недавнее открытие: сумел прочесть старое заклинание, создающее снежный шар у тебя в руке, друзья оценили. Теперь игра в снежки была везде, как и постоянно мокрая одежда на нас.
– Эй! Смотрите! – Кристофер снова привлек внимание к происходящему в ванной. Мы подошли и увидели, что черная муть из праха стала белой и прекратила вращаться.
– Дэррил, так и надо? – Миа обеспокоенно вглядывалась в воду.
Я включаю дар.
– Да. Так и надо. Можно, кстати, еще раз ускорить. И… Кристофер, ты будешь скоро нужен.
Эйвинд кивает и снова воздействует на субстанцию своим даром. Кристофер все еще мнется у входа. Питер, сунув руки в карманы, возвращается на матрац:
– Вот действительно, мы настоящие колдуны. Сидим и варим в ванной… пепел.
– Скорее Фаусты*! – Смеется Ода. – Это он там все создавал Гомункулов*.
– Кого?
– Гомункулы. Средневековые алхимики так называли существ, которых сами создавали.
– И получалось?
– Ну, первые созданное существо было у Виллановы. Правда, я сомневаюсь в ингредиентах. Он брал сперму, конский навоз и что-то еще, а существо кормил кровью.
– Фу! Гадость! Замолчи. – Эйвинд морщится и плюхается к Питеру. Откуда-то из кармана у них возникает пачка чипсов, которая тут же раскрывается, и ее содержимое с хрустом начинает исчезать в их ртах. Ненатуральный запах бекона тут же плывет по гаражу. Миа с Одой тут же присоединяются к парням и запускают руки в пачку.
– Крис, ты чего топчешься там? – Я оборачиваюсь к Бьярке.
– Да я вот думаю все насчет ночевки. Тут только матрац. Может, стоит сюда притащить еще матрацев, жратвы, телек…
– По-моему, ты у нас жить собрался. – Хохочет Миа. – Мы же не дикари какие-то! В доме и будем ночевать.
– Ну раз так, пойду за пивом. Будете? – Тут же взмывают руки Питера и Эйвинда, которые уже пялятся в смартфон и смотрят ролики на ютьюбе.
– Девочки? – Они отказываются. Миа не любит алкоголь, а Ода не хочет. – Дэррил?
Взвесив все за и против, понимаю, что хочу соленого арахиса.
– Не. Не хочу. Лучше притащи мне орешков.
– Окей. – И Кристофер исчезает в белизне метели снаружи. В гараже рычит генератор, который поддерживает ультрафиолетовую лампу и обогреватели.
– Кстати, а мы не загорим? – Миа подскакивает к лампе и подставляет свое лицо.
– Осторожней. А то твои ненавистные веснушки опять проявятся. – Миа косится на меня, но, подумав, тут же отскакивает. Иногда она напоминает мне олененка своими движениями: резкие, быстрые и грациозные. Сходство с этими животным добавляют ее большие глаза: огромные, раскосые, с пушистыми бровями. Сестренка ходит вокруг ванны и смотрит на белую жидкость.
– А она красивая будет?
– Кто?
– Мелани.
– Я тебе ее показывал.
– А разве ты не можешь создать ей другую внешность?
– Нет. Я не изменяю ДНК.
Она вздыхает и косится на Оду, Питера и Эйдвинда, смотрящих ролики.
– Ода, пойдем, чаю попьем?
И девчонки уходят. Так всегда. Две самые закадычные подруги: куда одна, туда и вторая. Хотя, иногда думаю, что будь больше выбор у Оды и Миа, то они вряд ли бы так подружились. Не знаю… Гадать – не мой конек, я не просчитываю варианты будущего. Я вижу факты.
Таким образом, я остаюсь один у ванны. Мелани подходит ко мне из угла и смотрит на белую муть.
– Это я?
Киваю. Смешно, но да.
– Почему я ничего не чувствую?
– Потому что еще сердца нет. Тут белок и что-то еще… Я не химик и не биолог. – Краем глаза замечаю, что мой разговор слышат Питер и Эйвинд, но им не привыкать, поэтому снова утыкаются в свой смартфон и подхихикивают на особо смешных моментах.
– Ты уже сказала сестре, чтобы начинала поиски?
– Да.
– А Рэю?
– Он меня прогнал. Отпустил…
Она плачет, из-за чего начинает скакать напряжение в гараже – техника сходит с ума: моргает свет, генератор то усиливает мощность, то сбавляет, то же самое происходит и с ультрафиолетовой лампой – того гляди взорвется.
– Тихо-тихо! Успокойся! Мел! Ты же знаешь сама, что без этого нельзя. Иначе твое тело существовало бы отдельно от тебя. А чтобы отпустить душу, нужно действительно пожелать этого!
Она по-детски всхлипывает – и снова скачок напряжения.
– Что происходит? – Звучит голос Питера.
– Ничего. Мелани волнуется.
– А! – Довольно и хитро тянет он. – Детка! Не волнуйся, мы тебе слепим тело, как у Анджелины Джоли!
– Придурок, она хоть знает кто это? – Эйвинд осаживает пыл Питера.
– Ну, она же не вчера родилась. То есть умерла. Конечно, знает!
Я отворачиваюсь и снова смотрю на Мелани, которая печально глядит на белую муть в ванне. Она вся лучится любовью к Рэю. Бедная. Зная их, им обоим тяжело. Они предназначены друг другу. Их судьбы так переплетены, что невозможно, тронув одного, не задеть другого.
– А ты сказала, что ты скоро станешь живой?
Отрицательно качает головой.
– Почему? – Я удивленно смотрю на нее.
– Так надо… Он должен найти меня с ней.
– С Варей?
– Да.
– Зря не сказала. Он тебя любит… Хотя, тебе виднее. Ты же сейчас там, где все ответы.
Мелани вздыхает. Я гляжу на белую воду, которая начинает расслаиваться и оседать, а сам мысленно просчитываю, куда поселить Варю, Рэя и Мелани, и что говорить смертным. Нет, конечно, у меня есть Миа и она поможет, но все равно надо подумать и решить этот вопрос сейчас.
Ночью меня словно пихнул кто-то, что просыпаюсь и вскакиваю с матраца. Пока остальные дрыхли в доме, я ночевал в гараже возле ванны. Отключив генератор, я рискнул и подключил всю технику к домашней сети, осознавая, что те сильно намотают счетчик по электроэнергии. Но спать хотелось больше, а уснуть под тарахтение генератора просто невозможно.
Оглядевшись по сторонам, не увидел ничего странного или пугающего – всё то же. Мелани тоже не было. Тогда что меня толкнуло? Я прислушиваюсь к ощущениям и понимаю, что это был мой собственный дар. Значит, что-то пошло не так – машина пошла под откос, когда ее водитель уснул за рулем.
Я кидаюсь к ванне и застываю от красоты представшей картины. Меня всегда завораживали медузы, их медлительность, плавность и прозрачность. А тут было что-то потрясающее! Воды уже не было, вместо нее была какая-то маслянистая субстанция, а все белое превратилось в прозрачное, молочное с прожилками, а по контурам четко угадывалось тело человека, будто его превратили в медузу. Это была Мелани. Точнее будущая она. Бескровная, бестелесная – лишь легкие прозрачные ткани будущей плоти.
Кружевная.
И снова толчок дара. Тревога скручивает меня. Я начинаю смотреть на воду, на эту субстанцию и вижу проблему – нужна кровь. При том родная Мелани. Медуза не может до конца восстановиться. И время идет на часы!
Твою мать!
Я кидаюсь в дом, в спальню Миа, где она сегодня ночует с Одой. Именно Ларсен мне и нужна!
Девчонки спали в кровати сестры под разными одеялами, но в обнимку, волосы разметались по подушкам: светлые, чуть волнистые, соломенные пряди Миа переплетались с прямыми темно-русыми Оды.
– Ода! Ода, проснись! – Она распахивает свои синие глаза и смотрит на меня не испуганно, а пронизывающе, будто и не спала только что. У нее и у брата есть одна особенность: серьёзный, не по годам мудрый взгляд. Именно за него им часто приписывают лишний возраст.
– Дэррил? Что случилось?
– Мне нужен твой дар. Замедли процессы Мелани. Затормози их по максимуму до моего прихода. Я так выиграю время.
– Для чего?
– Нужна кровь для Мел. Притом родная.
– Гомункул пить запросил?
Я ухмыляюсь.
– Почти.
***
Кроссовки вместо каблуков. При том не мои – Анины. Это она всегда ковырялась на каблуках и задевала углы. От того постоянно носила кеды, кроссовки, балетки и прочее на плоской подошве.
Ничего. Все еще будет! Все еще есть возможность ее вернуть. Осталось только проработать план.
Аня приходила ко мне ночью. Я спала, но проснулась от ощущения, что кто-то присутствует в моей комнате. Открыв глаза, сразу же увидела ее, стоящей в углу и смотрящей на меня. Испугалась ли я? Нет. Скорее обрадовалась, потому что ждала каждый день, каждый час и минуту, когда снова придет ко мне. Аня обещала. И вот свершилось!
– Аня?
– Варя, слушай внимательно. США, Орегон, «Доброе сердце». Запомни это! Найди!
– А что там?
– США, Орегон, «Доброе сердце». Вы оба должны найти меня. По-другому нельзя – не справитесь.
И исчезла. Я же теперь весь день бормотала, как какой-то заговор: «США – Орегон – Доброе сердце». Мне кажется, эта фраза уже передалась не только мне, но и моему ребенку, что ношу под сердцем. Не удивлюсь, если это будут первые слова моей дочери.
Одевшись, я направляюсь к Марго, прихватив с собой подарок. Как-никак, сегодня католическое Рождество. Марго хоть и неверующая, но подарки любит. Выйдя через портал квартиры в офисное здание «Теней», иду к главной двери, где находится кабинет моей Темной. Но не дойдя, тут же мерзко звенит мобильник. Я с удивлением начинаю копаться в своей сумочке, так как после того, как осталась одна, звонки стали очень редки. Телефон настойчиво верещит свой однообразный мотив, раздражая каждый нерв.
Да, где же он, черт возьми!
Наконец, достав, вижу на дисплее «Ксения» и замираю. Мама? Словно почувствовав мой шок, телефон прекращает звонить и снова наваливается звенящая тишина офисного здания, иногда нарушаемая стуками закрывающихся дверей-порталов и чьими-то быстро проходящими шагами.
«У вас 1 пропущенный».
Дисплей навязчиво горит, показывая упущенный момент. С чего вдруг мне стала Ксения звонить? Я помнится, когда-то оставляла ей в шутку свой номер, но всегда знала, что звонка от нее не последует. А тут…
Я неуверенно нажимаю на «перезвонить» и слышу, как пошло соединение.
Гудок. Еще гудок… Может, зря? Снова гудок. Скорее всего, она ошиблась…
– Алло? Варвара? – Голос мамы режет слух. Вспоминается ее жестокое: «Не надо было вас рожать… Всегда считала ошибкой». Сглатываю подступившие слезы.
– Да. Ты только что звонила.
На том конце слышится нерешительное молчание. Я понимаю, что ей трудно говорить, как и мне, – неловко.
– Я звонила узнать, что у вас происходит.
Я ухмыляюсь. Ну да! Столько лет ей была совершенно наплевать, а тут сподобилась. Или ее материнский инстинкт еще не умер в зачатке?
– Всё у нас в порядке. А что?
– Правда? Странно…
Я, кажется, поставила ее в тупик этим ответом. И меня это настораживает. Я тут же убираю сарказм из своего голоса и требую ответа:
– Что случилось? Что произошло?
– Ко мне только что приходили две девушки. Они сказали, что они из… не могу вспомнить…из больницы какой-то… Они слезно умаляли меня сдать кровь.
– Зачем?
– Сказали, что Анна при смерти. А ты беременная и тебе запрещено.
Меня словно пыльным мешком по голове треснули: стою и ничего не могу понять. Пока хаос мыслей не цепляятся за слово «кровь». Стоп! Как бы мы ненавидели Ксению, но отнекиваться от родства с ней невозможно – она наша мать. Тут же вспоминается куча темных заклинаний и обрядов, в которых можно использовать кровь Ксении против меня.
– Как они выглядели? Что еще сказали? Ты их запомнила? – Я выпаливаю один вопрос за другим. Но тут же понимаю, мне надо ехать в Рязань и самой услышать от нее, а не по трубке. – Слушай, я подъеду вечером к тебе. Ты дома будешь?
– Варвара, что случилось? Что происходит?
– Дело в том, мама, – я выдавливаю из себя это слово, но продолжаю с горечью говорить: – Дело в том, что Анна уже как месяц мертва. И никакие девушки из больницы прийти к тебе не могли. Так что, как хочешь, но я приеду – и ты мне все подробно расскажешь.
И тут же отключаю мобильник, не желая слышать ответ. Как хочет, но я сегодня из-под земли её достану! Я должна знать, кто это был и зачем.
Собравшись мыслями, я вспоминаю куда шла и зачем. Черт! Звонок ошарашил меня и дезориентировал. Чувствую себя сбитой с толку, а хотела идти к Марго… Марго! Может, она послала кого взять кровь у Ксении? Хотя ей совершенно не до кого в последнее время. Все никак не может успокоить своего взбесившегося любовника. Морган рвет и мечет, после того, как убили Виктора с его человеком, да еще Аню сожгли. В приступе его ярости много голов полетело у Химер: Морган усилил опыты, иногда призывая меня, чтобы я убила того или иного страдальца.
Благо Марго меня опекает. Я всегда была у нее в любимицах, а после смерти Анны, она со мной носится, как курица-наседка. Бывает, даже сопровождает в гинекологию, чтобы узнать у врача, как протекает беременность. Я бы заподозрила в этом странность, но что-то подсказывает, что Марго действительно беспокоится и боится за меня. Наверное, слухи о ее бесплодности все-таки имеют место быть.
Войдя в главный офис, я сталкиваюсь с Кирой – бездушной Химерой, которая работает секретаршей у Марго и Наталии и с удовольствием отрывается на прислужницах, отрабатывающих тут постоянно свои мелкие грешки перед Главными. Холл сегодня украшен празднично и стильно, особенно впечатляет большая белая ёлка с черными блестящими шарами на ней – выглядит пугающе и странно. Чистая готика.
– Привет. Марго здесь?
Кира поднимает свои темно-карие глаза от компьютера и смотрит исподлобья. Она предупреждена, что я имею право приходить, когда захочу без предупреждения.
– Здесь.
– Можно ее увидеть?
– Можно, если жизнь не дорога.
– Почему?
– Там мистер Морган и мисс Саката.
Я еле сдерживаюсь, чтобы грязно не выругаться. Это кошмар! Я не знаю, что там происходит, но Морган после встреч с Сакатой вечно злой, пару раз даже до травм доходило. Марго, естественно, получала от Моргана по принципу цепочки «сорви зло на ближнем своем». А там уже Темная ходила недовольная и злая, и уже от нее получали другие Химеры.
Я уж было развернулась уходить, как услышала дикий мужской крик боли из кабинета, что застыла в ужасе, смотря на черные массивные двери. Там что-то происходило, какая-то возня, послышались шаги, и вот дверь открылась и в коридор вылетела Марго, нервно потирая руки и лихорадочно блестя глазами.
– Кира! Кофе мне! Да живо.
От нее просто исходила злоба, что воздух начал потрескивать от еле сдерживаемой магии. Но увидев меня, замерла.
– Варя? Ты чего пришла? С тобой все в порядке?
– Да. Пришла поздравить с Рождеством. – Я показываю коробку, красиво завёрнутую в подарочную бумагу.
– Я не отмечаю Рождество.
И продолжает выжидательно смотреть на меня, что я тушуюсь:
– Да я в курсе, что ты неверующая… Просто подумала подарки дарить приятно…
– Я не неверующая. Я просто не отмечаю. Глупо не верить в Бога, когда мы то и дело обращаемся к Дьяволу.
Довод был железный. Особенно заценила Кира, которая заложила свою душу сразу же, как исполнилось ее совершеннолетие. Я стою и не знаю, что делать. Сама Марго разруливает эту неловкую ситуацию: она резко выхватывает коробку из моих рук и начинает распечатывать ее.
– О! Молескин! Здорово. Спасибо дорогая. – По голосу слышу, что угодила Темной. – Только у меня ничего нет в ответ.
В этот момент снова раздается крик из кабинета, и у Марго тут же улетучивается радость от подарка. Она нервно дергает рукой, глянув на часы. После чего проходит к креслу возле белой елки, садится и нервно закуривает. Я чувствую нестерпимое желание присоединиться. Из-за беременности я отказалась от сигарет, поэтому терпела порой жесткую ломку без никотина.
– Ой, извини! Забылась. – Марго тут же тушит сигарету, вспомнив о моем положении.