Текст книги "Ах ты... дракон! (СИ)"

Автор книги: Елена Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

    Я поворошил мусор носком ботинка. Из-под одного пучка травы выбежало что-то вроде крупного таракана, под вторым оказались крупные, почти с мизинец, мокрицы. Они торопливо зашевелили лапками-ресничками в поисках нового укрытия. Вот бы Штуша порадовался... Камушек, гнилушка, кусок коры, еще гнилушка, заросшая тем самым чавкающим мхом... Фу! И Славка сюда собрался на колени становиться?

    – Точно рехнулся. Стоя никак? Я помогу, если... ну там...

    – Макс!

    Тьфу.

    – Подожди, хоть сена прихвачу. Подстелю.

    С сена-то все и началось.

    В нашем КПЗ было две кучи этой бывшей травы. Нас со Славкой сгрузили на ближайшую, у двери. Скорей всего, неизвестные грузчики просто поленились топать дальше, но если мне есть за что быть 'благодарным', то уж не за это. Тот случай, когда чужая лень в плюс. 'Наше' сено, к примеру, выглядело заметно свежее.

    Сдерживая брезгливость, я сгрузил Славку на относительно чистый участок и закопошился, сооружая подстилку. Выдернул одну охапку, вторую. Влажные, слежавшиеся, с запашком, но все-таки лучше, чем на голом полу! Третья что-то застряла, и я дернул посильней.

    И услышал стон.

    Настоящий, тихий и... не Славкин... Не понял. Звук шел откуда-то снизу, из-под... из-под кучи?! Я непонимающе опустил глаза, и только тут до меня дошло, что для сена эта 'трава' в моих пальцах слишком мягкая... Ой-ё. Конечно, они свалялись, кое-где слиплись от крови, и сено в них, конечно, тоже попадалось... Но это были волосы. По-девчоночьи длинные волосы.

    Секунду мы со Славкой дикими глазами смотрели друг на друга. Потом...

    – Янка! – выдохнул я, моментально закапываясь в траву.

    Почему я решил, что это наша малявка, сам не знаю. Просто ничего другого в голову не стукнуло. Ведь из всей нашей компании косички были только у нее. И я уже успел прикинуть, что пообещать такого нашему 'покупателю', чтоб он малявку не доставал... да, вот такой я дурак. Можно начинать хихикать. Клочья подстилки летели во все стороны, на мокриц и остальную нечисть мы не обращали внимания, под ноготь с маху влетела какая-то щепка – выдернул и забыл. Почему она молчит, что с... ох ты черт...

    Это была не малявка.

    Спасибо всем, кто у нас боги или кто там за них, что это была не она. Это... это...

    Я даже не понял сначала, молодая она или старая. Лицо где не в крови, там в синяках, опухшее, страшное, мать родная не узнает. Волосы грязные настолько, что не поймешь, седые или нет. Потом Славка отпихнул ком сена, закрывавший ее грудь, и мы отвели глаза. Девчонка была молодая. Если старше нас, то ненамного. И, кажется, молодой она и останется. Потому что до утра ей, похоже, не дожить.

    И, может, к лучшему. Для нее.

    В голове стало пусто и холодно-холодно. Очень ясно вспомнился тот крепыш в коридоре гостильни, и его голос с этакими многообещающими интонациями: 'Это тебе задаточек, чтоб знал, чего ждать. Жаль, как следует не почувствуешь'. И прощальный пинок в бок, который я не почувствовал тогда, но очень хорошо чувствую сейчас.

    Кому ж ты нас запродал-то, Эркки.

    И за кого?

    А я еще торговаться с ними думал, выгадывать что-то... А им-то, похоже, нужны мальчики для битья. Или девочки. Нет, я конечно, еще побрыкаюсь, сдаются только слабаки, но теперь все совсем паршиво. Одна ошибка – и будешь вот так доходить в гнилом сене, мечтая поскорее сдохнуть.

    – Живая... Славка отнял ладонь от ее шеи и покусал губу. – Макс, ты ее к нам перетащить можешь? Там хоть сухо.

    – Рехнулся?

    Да как ее такую переносить, к ней же прикоснуться страшно! Кажется, она от любого касания просто возьмет и прекратит дышать.

    – Макс...

    Вот не надо, не надо на меня так смотреть! Отнесу я, отнесу, что я не понимаю, что ли. Только сообразить бы, как именно. Тут совсем камнем надо быть, чтобы отказаться. Или уродом.

    Вот за кого он меня держит?

    Можете считать меня кем хотите, но я девок никогда не бил. Даже тех, что сильно нарывались. Правда и не помогал... но все когда-то бывает первый раз. Я снова принялся отгребать сено – девчонку таскать это одно, а эту сырость совсем другое. И вообще – надо же посмотреть, за что ее можно хва... держать. Хотя тут смотри, не смотри. Когда живого места нет, тут как ни примеривайся, а больно сделаешь.

    – Осторожней.

    – Сам знаю.

    – М-м...

    – Тихо-тихо.

    Девчушку удалось пристроить на руках – легонькая она была, как Янка, тонкокостная, будто птичка. У кого ж рука поднялась... Я тихонько приподнял правую руку, чтобы голова девчонки не свисала, а легла мне на плечо, на всякий случай.

    – М-м.. – снова простонала она, и вдруг замерла. Нет, не замерла, а... не знаю, как описать, она и до этого не двигалась, но тут совсем застыла. Подняла голову, вдохнула воздух – и вдруг уткнулась мне в грудь, будто собираясь заплакать, будто пытаясь спрятаться...

    – Тихо-тихо, – попытался успокоить я, – все нормально, не шевелись.

    Девушка не отвечала, только задышала быстрее, а потом съежилась. Кое-как доволок ее до 'нашей' кучи и столкнулся с новой проблемой. Попытался сгрузить на сено – сгрузилась, но отпускать не захотела. Искалеченные лапки цеплялись за мою рубашку в районе груди, царапая нагрудный кармашек, и ни в какую. Кое-как отцепил, стараясь ничего не повредить. А попробуй не повреди, руки у нее две, пока на второй пальцы разожму, первая уже возвращается обратно и вцепляется заново. Минут десять ушло. Потом повернулся к Славке – нашел его на том самом настиле. Мрачный, но уже морально готов ползти обратно. Попробовал спросить – наткнулся на взгляд взятого в плен индейца, в котором информации было – индейская народная изба. Вот же... лось упрямый! Перенестись обратно на моих руках, впрочем, согласился. Принес Славку – девчонка переползла ко мне и снова вцепилась в рубашку...

    – Она просто греется... – попробовал Славка унять мое шипение.

    Угу. А цепляется, чтоб грелка не убежала.

    – Как греется? Она горячей меня.

    – Наверное, у нее температура... Если поднимается, то ей сейчас очень холодно. Закидать вас сеном?

    – Сам закидаюсь, – буркнул я. Настроение было паскудное. Как на похоронах. Своих.

    – Знать бы, чего им от нас нужно... За кого Эркки нас продал?

    Темные глаза Славки блеснули в полутьме.

    – Ты не слышал?

    – Что не слышал?

    – Тот, кто нас украл, сказал, что они пришли ловить диких. То есть диких магов.

    – Чего?!

    Девчонка, испугавшись моего вопля, дернулась, боднув меня головой в подбородок. Блин! Когда веселенькие зеленые искры в глазах побледнели, я постарался говорить тише.

    – Каких еще магов?!

    – Вельхо. Мне кажется, Эркки думал на кого-то из нас, только не знал, кто именно ему нужен. Поэтому проверял по-всякому. Только у него не сходилось, он то на одного думал, то на другого. И, по-моему, остановился на тебе.

    – Охренеть. Какой, нафиг, из меня маг?!

    – Дикий, – хмыкнул Славка.

    – Сам такой! Нашел время прикалываться.

    – То-то и оно, что не время. Не до приколов. Дикие маги, латенты, встречаются очень редко, здесь всех детей проверяют, и пропустить латента могут или в какой-нибудь невероятной глуши, или как тут, на дне.

    – Где?

    – У бандитов. Это одновременно и большая ценность, и большая опасность. Если маг пережил созревание и не связан Обетами, то он может выполнить любые чары: убивающие, пыточные, копирующие... Поэтому диких очень любят всякие преступные шайки. И кое-кто из Поднятых, это знать местная.

    – Милое название, – я все еще пытался переварить сведения о своем возможном магичестве, и отвечал вяло. Славка поправил мне съехавшую крышу... и тут же сдвинул ее обратно, уже в другую сторону.

    – Но пока вельхо не созрел, он личинка. И очень опасная.

    – Чего?

    – Он как бабочка внутри кокона, понимаешь? Была гусеница, ползала, лопала листики. Потом замоталась в паутинку и стала коконом, личинкой. Снаружи оболочка, внутри новое тело формируется. Вот и с магом так. Внутри человеческого тела, как в коконе, копятся силы и меняется структура. Когда порог созревания близок, баланс энергий может нарушиться, и тогда магия хаотично резонирует с окружающим миром, порождая...

    – А попроще?

    – Когда магии много, она начинает вырываться и шарашить все вокруг. Пока не найдется новый... новое равновесие. В этот период от них стоит держаться подальше. Они могут устроить локальное землетрясение, взлет дома в атмосферу, прорастание щупалец у всех живых в пределах досягаемости и прочие веселые вещи. Поэтому и селят их подальше от людей, в специальных местах. Наша избушка, кстати, очень на такое место смахивает.

    – Ага... А откуда ты все это знаешь?

    – В избушке книжка лежала. Старая такая... про магию. Я почитал. Сначала подумал сказки...

    – Та еще сказочка. Значит, Эркки про избушку врал? Она не его...

    – Я сейчас пытаюсь вспомнить, в чем он не соврал. Столько нестыковок было... как я раньше их не видел?

    Ты-то ясно, почему. Он тебя вылечил, вот и перешел в разряд 'хороших'. А вот я отчего мышей не словил?

    – Каких?

    – Ну, например, с избушкой. Домик был на четверых, даже на пятерых... а он нам про семью словом не обмолвился. Ну, допустим, что-то случилось, и ему трудно об этом вспоминать. Но ни один житель из тех поселков и городков, которые мы проходили, не стал с ним здороваться. То есть никто его не знал. А ведь он, по его словам, тут всю жизнь прожил. И боги...

    – Что боги?

    – Он все время к ним взывал, к правильным богам. Но ни разу не помолился...

    – Ясно.

    Мы помолчали.

    – А ты? Ты его как раскусил? Я же видел, как вы с ним... ты на него смотрел, как кошка на таксу.

    – Почему на таксу?

    – То ли собака, то ли нет.

    – Понял... черт, да что она там ищет?

    Славка приподнялся:

    – Ты о чем?

    – Да девчонка. Такое впечатление, что ей нужен мой карман.

    – Ты серьезно?

    – Нет, блин, шучу я так! Вон, смотри... эй, а она и правда... что тебе там надо, а?

    Найденыш, не жалея поломанных пальцев, пыталась втиснуть их в вожделенный карман. Я торопливо распустил шнуровку, хочет – пусть копошится, ничего там такого не... ё!

    – Ух ты... – выдохнул Славка. – Откуда?

    Так и есть. Цветок, цветок она чуяла. Снежник из горного поселка. Я тогда по всем карманам такие рассовал, от их запаха проходила злость и становилось спокойно... Никому про свою причуду, естественно, не говорил, вот еще. Мне только славы ботаника по-новой не хватает. А теперь вот придется.

    Девчонка тем временем с почти счастливой улыбкой прижала цветок лицу и скорчилась в позе зародыша. Ну... ну и ладно. Чего уж тут. Пусть. Хоть так...

    – Ты что, еще тогда их сорвал?

    – Ну да.

    – И он до сих пор не высох...

    – Он медленно вянет. Это... ну... вместо дезодоранта, короче, – вот и чего я оправдываюсь? Ну ношу я в кармане цветочек? Кому какое дело?

    – Практичный ты наш.

    – Какой есть.

    Настроение опять нырнуло вниз. Хотя, казалось, куда уж...

    – Пахнет как... – Славка зажмурился. А я отвернулся. И мы оба пропустили тот момент, когда наш найденыш снова зашевелилась.

    Я открыл глаза в последний момент. Она уже нависла надо мной, опухшие губы раскрывались, приоткрывая белые, острые, ровные зубы с проступающими клыками... и глаза! Она открыла глаза! Желтые, горящие. С вертикальными зрачками...

    Вскрикнул или нет – не помню.

    Она дохнула. Багрово-синее, тусклое пламя на долю секунды вскипело на разбитых губах и рванулось на меня. Казалось, прожгло насквозь. Наверное, я все-таки вскрикнул. Больно было...

    Очень. Очень...

    Приходить в себя второй раз в той же КПЗ было ничуть не лучше, чем в первый. Даже хуже. На этот раз болел не только бок – болело все тело, сильно жгло в груди, где бронхи, и во рту. Кости ломило невероятно, будто внутри каждой катался колючий шар... и не шевельнешься. Тело как чужое.

    – Славка? – даже повернуть голову было трудно. – Славка?

    – Здесь... – прошелестело рядом.

    – Где эта?

    – Тоже тут... без сознания она...

    – Ты отползти можешь?

    Невеселый смешок.

    – Нет. Да и поздно уже.

    – Тебя тоже?

    – Да. Не шевельнуться.

    – И жжет.

    – Ага. Сначала несильно, а теперь совсем. И руки отнялись.

    Молчание.

    – Ну что, кажется, до разъяснений, кто из нас маг, мы не доживем?

    – Похоже... никогда не думал, что это будет так. В чужом мире, в подвале у бандитов. От зубов девчонки с кошачьими глазами. Интересно, кто она?

    – Теперь-то какая разница?

    – Так просто. Макс... ты не злишься?

    – За девчонку? – я подумал. – Нет. Все равно нарвались бы. Только теперь не узнаем ни про Янку, ни про Ирину Архиповну.

    – Ты недооцениваешь Ирину Архиповну. Они выберутся. Макс, давно спросить хотел... – послышалось после паузы, – а почему ты притворяешься?

    – В смысле?

    – Говоришь, как быдловатый 'патсан'. А когда забываешь, переходишь на нормальный язык. Почему?

    – Тебе зачем?

    – Так... не хочу молчать. Страшновато...

    Он так это сказал... Искренне, по-настоящему... И я решил не отмалчиваться. И правда, теперь-то какая разница?

    – Привык притворяться, чтоб сходить за своего. Прилипло. Раньше был ботан-ботаном. Мама даже сплавила в лицей для продвинутых.

    – В лицей?

    – Угу. Только не знаю, с чего она решила, что лицей – это для умных. Может, где-то так и есть... или было. А сейчас лицей для богатых. Я там был, как прыщ на носу модели. Шмотки из хенда, игрушки из ларька на рынке, про компьютер только слышал – и при всем при том в классе, где сплошь крутизна. Лупить меня перестали только когда я домашку додумался продавать ленивым богатеньким сыночкам.

    – Продавать?

    – Именно! Даром отдавал – презирали, продавать додумался – зауважали... Так и повелось.

    Я смотрел в заросший паутиной потолок. Кружится, гад. И глаза ломит. И вообще. Нет, и правда лучше не молчать...

    – Слав, а что у тебя со спиной?

    Он вздохнул.

    – Перелом. Мы с папой ехали в машине, ему стало плохо за рулем. Вылетели на встречку, а там джип. Он так и не вышел из комы.

    – А ты давно?...

    – Третий год. Две операции. Обещали, что после реабилитации я смогу ходить, я потому и костыли к коляске прикрепил.

    – Сейчас Эркки ее, наверное, присвоил.

    – Наверное. Но лиска с норовом, так просто он ее не получит.

    – Э-э... ты о чем?

    – Да коляска моя... я на нее сам заработал, сам выбирал, заказывал. А она с характером получилась. Знаешь, как машины бывают?

    – Нет, у нас машины не было.

    – Ну иногда у машин бывает характер. Какая-то не заводится, пока ей ласковое слово не скажешь, какая-то тормозит раньше, чем педаль прижмешь. Вот и Лиска такая. Поэтому мы ей и имя такое дали. Она и правда как лиса. Красивая и хитрая. Эркки с ней намучается.

    – А я думал, вам их так дают... от государства.

    – Я не инвалид, чтоб мне государство транспорт покупало! – фыркнул Славка. – Раз на подачку согласишься, два – и привыкнешь. Я не хочу... не хотел так.

    – Понял, – слово 'не хотел' мне не понравилось. – Слав, а как ты заработал?

    – В интернете... Когда не тренировался, я только там и сидел. И работал, и так. Боль глушил. Мы с парнями организовали что-то вроде общества добрых дел. Машка идею подала, она самая старшая из нашей группы, спинальница со стажем. Говорила, что даже когда котенка в хорошие руки пристраиваешь, уже легче становится. А мы разное делали. Собирали пожертвования, пристраивали котят, за детьми присматривали, объявления вешали... многое, словом. Сейчас они, наверное, вместе с мамой меня ищут.

    – Понятно...

    – А ты? Тебя кто ищет?

    – Меня? Никто. У меня нет никого.

    – Совсем?

    – Все равно что совсем...

    Мои поженились рано, студентами еще. Мама еще гордилась, что никого не послушали, поженились по любви. Может, и по любви, только когда наметился я, папашка быстро втолковал женушке, что одной любовью сыт не будешь, и смылся. Сначала вроде как на заработки подался, приезжал потом, деньги несколько раз присылал. Потом с концами. Через три года письмо прислал: полюбил другую, ты свободна. Любить мой папашка умел – новая жена была хоть и старше муженька, и внешностью напоминала ухоженного хомяка, зато к ней прилагались налаженный бизнес, дома и счет в забугорном банке. Не сравнить с училкой из хрущевки.

    По-настоящему я папашку увидел раз в жизни – когда через два года после маминой смерти умер дед, который меня приютил, его отец. Тогда они и приехали, папашка и его новая семья. Холеные, на шикарном 'опеле', вальяжные такие... Наследственные вопросы он решать приехал. Квартиру-то дедову продать можно было. Меня увидел – не узнал, само собой. А вот жена его живо узнала, мол, что это у мальчика лицо так похоже на морду дорогого супруга? Ах не знаешь? Врун! Бабник! Мерзавец! Такой скандал закатила. Папашка сразу такую бурную деятельность развил! Я и опомниться не успел, как выяснилось, что в квартире деда я не прописан и вообще опека его надо мной не действительна, оформлена с нарушениями какими-то, и место мое в детдоме, потому как отцовства своего папашка не признает. Мол, они потому и развелись, что жена ему изменяла, мало ли чей я там... Кому он сколько сунул, до сих пор не знаю, но кроме хрущевки в Мытищах у меня ничего и нет. Да и ту чуть не отобрали, когда из детдома вышел.

    – И ты один живешь?

    – Почти. – про тетку, которая возжелала московской прописки и вселилась в мою хрущевку вместе с мужем и детьми, я сейчас объяснять не буду. Нефиг сознаваться в собственном идиотизме. Размяк тогда, поверил, что нужен кому-то...

    – Не повезло тебе. Понятно теперь...

    – Что понятно?

    – Почему ты такой... ощетиненный. Даже на пенсионерках бизнес делаешь.

    – А почему нет, собственно? Я никого не обворовываю, не граблю, по голове не луплю.

    – Только обманываешь.

    – И что? Каждый человек выживает, как может.

    – Только то, что выживает, иногда уже и человеком не назовешь.

    – Слушай, правильный ты наш! Объясни мне, почему я должен кого-то жалеть? Почему, а? Мать вечно гробилась в своей школе, даже на выходных таскалась посещать чьих-то родителей чьих-то детей. Вечно присматривала по-дружески за детьми подруг – кое-кто у нас по полгода жил! Хоть одна подруга хоть раз меня в детдоме навестила?! Когда моя бабка с отцовской стороны чуть не загнулась от перитонита, кто ей кровь сдавал, редкую, четвертой группы? Мама моя! А бабка потом, после маминой смерти, подсказала отцу, как меня в детдом сплавить...

    На словах все так правильно выглядело! Все такие хорошие и правильные' Один я гад получаюсь, да?

    – Я же говорю: тебе не повезло. Только знаешь... Эркки тоже, наверное, считает, что он во всем прав и ни в чем перед нами не виноват.

    – Еще раз сравнишь меня с этой сволочью...

    – И что?

    А правда – что? Мне невольно стало смешно. Нашли о чем спорить два доходяги, которые не в состоянии голову повернуть.

    – Ладно, проехали.

    Он не ответил.

    – Слав... Черт... больно как... Слав... ты чего молчишь?

    – Макс... – после паузы послышался очень удивленный голос. – Макс... у меня, по-моему, чешуя на руках растет...

Глава 8.

Ничего не понимаю!

    – Что?! Какая еще че... – я осекся.

    Хотя чего тут удивляться... Меня уже давно кроме боли мучило странное двоение в глазах и на редкость отвратное ощущение, что камеру качает, а я сам становлюсь то меньше, то больше... Бредово звучит, но это и правда казалось удивительно противным – что потолок то резко надвигается (так, что я могу различить дохлого паука на пятне плесени) то снова уносится куда-то в высоту. Больше-меньше-дальше-ближе... гадость. Бред, глюк...

    А Славка-то послабей меня по здоровью.

    Удивительно, что его только сейчас «накрыло».

    – Глаза прикрой, – посоветовал я. – Легче будет...

    – При чем тут... Макс, я серьезно. У меня на руке чешуя.

    Я попробовал повернуть голову. Зря попробовал. Камера качнулась особенно противно. К горлу подкатила тошнота. И застрявшая в груди боль стала растекаться по телу, скручивая судорогой мышцы...

    Черт-черт-черт. Я хватанул губами воздух. Был бы я один – хоть поорать мог бы. Или если бы Славка расклеился. Но он, видно, за эти пару лет к боли привык. И орать при нем... Отвлечься надо. Отвлечься. О чем он там говорит? А, чешуя... на руке.

    – Как же ты ее... видишь? Сам же говорил – руки не поднять.

    – Я и не поднимал. Просто упал так, что она почти перед глазами. Сначала это было как рисунок, он будто под кожей плавал, так странно... Я думал – бред, не сказал ничего. А теперь рисунок пропал, зато кожа очень сильно чешется, и чешуйки. Мелкие... растут... у тебя нет?

    – Я себя не вижу.

    Я подумал. А может, это не такой уж и бред? Мирок-то здешний с приветом. После драконов и моментального лечения неходячего инвалида путем хождения по горячим углям можно еще и не в то поверить. И эта девчонка...

    – Думаешь, это она нас чем-то заразила?

    – Чем?

    – Не знаю. Как в фильмах про оборотней. Знаешь? Если он тебя укусит...

    Славка то ли поперхнулся, то ли фыркнул:

    – Ты еще скажи в кино про зомби. Кого укусят, тот умрет и станет таким же.

    – Другие версии есть? – судорога, подергав по очереди все мышцы, откатилась.

    Славка помолчал.

    – Что-то в этом есть...

    Угу. Выбор у нас есть. Интересный такой выбор. Помереть или превратиться в «неведому зверушку». Шикарно просто. Не знаешь, что и лучше.

    – И кем мы станем? Кто у нас чешуйный? Змеи там... может, ящерицы?

    – Они мелкие.

    – Как раз по... – ух, как голова кружится... – по тебе. Хоть удерем. Они, говорят, в любую щель пролезут.

    – Было бы так просто – она бы давно удрала.

    Да, девчонка-то тут осталась! Значит, про всякие щелочки можно забыть.

    – Может, кем-то покрупнее станем?

    – Крокодилами? Динозаврами?

    – Драконами.

    Потолок опять надвинулся, и я торопливо закрыл глаза. Вот же мерзость. Драконами... Вот и договорились. До полного бреда...

    Или не бреда... черт! Боль снова вгрызлась в тело, отобрав и слова, и догадки, и даже дыхание. Болллль... невы... невыносимая...

    – Что? Макс! Макс, что?

    Ответить удалось только спустя вечность.

    – Ннне... не кричи... не... пожалста...

    – Что с тобой?!

    – Н-ничего... судорога... крутит.

    – Я не понимаю...

    – Я тоже, – сквозь зубы прошипел я, пережидая очередную судорогу. – Сейчас...

    Она все не отпускала – такое впечатление, что кто-то огромный решил выкрутить меня, как выстиранные простыни. Ноги, потом спину... шею... а голову, кажется, решил проткнуть. Или оторвать. Я все ждал, когда она кончится, сцепил зубы так, что во рту что-то хрустнуло, терпел и ждал...

    Только она не кончалась. Жгла и жгла... огнем.

    Потом что-то резануло по глазам – светлое, очень светлое.

    – Макс!

    И... и, кажется все...

    Тесно. Давит. Плохо. Больно. Пло...

    Тесно!

    Твердое – скорлупа? – проминается под ударом. Приятно. Смешно. Еще раз! Твердое ломается, разлетается в осколки, и что-то тяжелое рушится на спину. Неприятно. Ломать, ломать, ломать! Все тут ломать! Мешает!

    Как хрустит. Нравится. Мне нравится. Еще ломать! Хорошо!

    На спину падает что-то мелкое, светящееся-внутри. Поддеваю его носом. Смешной. Верещит и брыкается. Их тут много таких, мелких. Тускло светятся. Суетятся и кричат. Колются. Глупые.

    А рядом есть еще один-как-я. Большой и внутри-горячий. Только он пока спит. Толкнуть?

    Арраурррррр! Больно! Еще одна светящаяся-мелкая, что она делает? Больно! И горячая. Немного-горячая. Что ей надо? Не сметь трогать меня!

    Отстань, плохая!

    Твердое наконец ломается совсем, становится светло сверху. Здесь белое-хорошее, я с наслаждением окунаю в него голову... оно прохладное и мягкое. Хорошо. Нагрести бы его полные крылья. Но его так мало...

    Искупаться не хватит. Обидно. Хоть подышать. Хииииииииии!

    Мелкие не отстают. Суетятся и колются. Внутри-горячего хотят в глаз уколоть. Плохие. Уйти. Надо туда, где много белого-хорошего. Там... там, далеко-впереди. Там будет хорошо. Весело.

    Внутри-горячий просыпается. Надо позвать его с собой. Тогда будет совсем весело. Веселоооо!

    Огромный серебристый дракон неторопливо расправил громадные сверкающие крылья, запрокинул голову – и довольный рык раскатился над проснувшимся городом.

    – Харрррау!

    – ..таким образом, первого дракона сторожа засекла в три пополуночи, господин Поднятый Правитель города...

    В этой просторной комнате – почти зале! – по традиции не было ни единого ковра. Сам основатель традиции утверждал, что причина такой скудости обстановки в том, что негоже смущать роскошеством глаза сынов города. Но все знали, что коврами глаза помянутых сынов никак не смутишь – в северном городе ковры были даже в совсем бедных домах. А вот правитель их недолюбливает... поэтому распорядился выкинуть их, по крайней мере, из той комнаты, где ему надо думать.

    – Первого? То есть были и другие?!

    – Так точно господин Поднятый Правитель города. Выдвинувшись в квартал Веселых прачек...

    – Погоди-погоди. Это не там, где?..

    – Совершенно верно, господин Поднятый Правитель города. Ваша память, как всегда, выше всех похвал.

    – Но это далеко не окраина. Раньше его не засекли?

    – Нет, господин...

    – Прекрати разводить этикет на рассвете. Иначе, клянусь Ульви, я отправлю тебя исследовать поголовье рыбы в Трасский залив! Так. Значит, впервые дракона заметили именно в квартале... хм, веселых Прачек?

    – Точно так.

    – И что дракону могло понадобиться в веселых заведениях? Кстати, какое именно заведение он... хм, осчастливил?

    – Это действительно интересно, господин... э-э... господин. В означенном квартале пострадали многие дома, но полностью разрушенным оказался только один. Дом папаши Суни. Который, как установлено при обследовании развалин и опросам уцелевших, недавно был перепродан Видасу Терво.

    – Да что ты. Нет, серьезно? Видасу-Две-Звезды?! Тому самому бандиту, который якобы погиб в результате «неправедных действий сторожи» полгода назад? Чей трехименный папенька нас жалобами просто затра... достал? Мол, убили мы его безвинного наследничка, напраслине поверили, арестовали ни за что, а он, несчастный, предпочел от срама утопиться, когда его через мост вели? Он?

    – Точно так... господин.

    – Вот никогда не думал, что буду благодарен дракону. А это точно Видас?

    – Ошибки быть не может, господин. Труп прекрасно сохранился и замечательно пригоден для опознания. Он даже заморожен. И еще...

    – Погоди. Труп Видаса-Две-Звезды... как прекрасно звучит, правда?

    – О да, господин.

    – Но продолжай. Что там с драконом вышло?

    – С драконами, господин. Как установлено при опросе свидетелей, дракон появился из-под земли.

    – Свидетели... что, в веселых домах по-прежнему приторговывают глюшь-травой? Или эти твои свидетели опились до невменяемости?

    – Нет, господин под... кхм. То есть они, конечно, были не совсем трезвы. Но то, что дракон явился из-под земли, подтверждают как раз самые трезвые. Да и характер разрушений соответствует. В земле как раз рядом с помянутым домом огромная яма, причем оплавленная.

    – Странно. За нашим преступившим, конечно, многое водилось, совсем ошалел от безнаказанности... но держать у себя дома дракона... зачем ему нужен был дракон?!

    – Пока нет сведений, господин. Я уже отправил своих поспрашивать на месте. С вашего разрешения, я продолжу? Так вот, первый дракон, по крайней мере сначала, никакой злобы не выказал. Выбрался, стряхнул со спины и крыльев обломки и сунул морду в снег. Но по несчастью, поблизости оказался вельхо...

    – Вельхо в веселом квартале... ты не путаешь?

    – Маг был молодой, только-только из личинки.

    – И, разумеется, нетрезвый... что ты на меня так смотришь? Каким должен быть маг, забредший в веселый квартал?

    – Э-э... в общем, да, господин. Его сокурсники как раз отмечали свою инициацию и, видимо, сочли, что глюшь-трава – это как раз то, что незабываемо украсит их праздник. Сей достойный юноша как раз нес своим друзьям только что купленное «украшение»...

    – Много нес?

    – Бочонок.

    – Хоррррошо у нас гуляет молодежь. Щедро. Они что, на весь город брали?

    – Мы не выясняли. Узнать?

    – Да это я так, на всякий случай. Продолжай.

    – Молодой человек, видимо, был уверен, что дракон был как минимум трехголовый, и между ними состоялась битва. по крайней мере, он так кричал.

    – Между головами?

    – Между драконом и самим вельхо. Двое свидетелей эту версию поддерживают, еще четверо, напротив, утверждают, что юнец то ли с перепугу, то ли по какой другой причине бочонок уронил, рассыпав содержимое.

    – А-а...

    – Да, господин, первые два дома пострадали именно благодаря этому героическому драконолову. Он попросту разнес им крыши каким-то выбросом, вопя что-то о трехголовой гадине, получившей... кхм, получившей свое пока по головам. Дальше герой, очевидно, нацелился предполагаемым драконам пониже, но оступился и провалился под землю, на спину второму дракону. К несчастью, порошок при этом рассыпался по всему подворью, поэтому дальше мы на показания свидетелей полагаться не можем. Особенно с того момента, как из подземелья попытался выбраться второй дракон... и дохнул огнем на снег, а следовательно, на порошок. Показания, начиная с этого мига, становятся крайне путаными и противоречивыми. Например, количество драконов точно установить совершенно невозможно, очевидцы насчитали от двоих до двадцатки. Их разряд, племя, возраст классификации также не поддаются. Описание действий также весьма... разноречиво. Например, первый дракон, согласно показаниям наиболее вменяемых очевидцев, некоторое время пытался кататься по снегу, потом замер, разглядывая свои лапы, хвост и крылья, а потом стал бегать по улице, натыкаясь на ближайшие здания, и биться об землю.

    – Бегать? Не летать?

    – Именно бегать, господин правитель. При этом он еще тряс головой и рычал, будто пытался сбросить с головы нечто прилипшее. При этом и произошли основные разрушения. Оттого, что дракон натыкался на...

    – Жертвы есть?

    – Есть, разумеется. Преступившие, видимо, все еще надеялись сохранить все втайне и попытались взять дракона под контроль, призвав своего мага...

    – У них и маг был?

    – К сожалению, да.

    – Немедленно претензию в Нойта-вельхо. Хотя... Маг был под Зароками?

    – Не установлено точно, господин. Тело как раз проходит обследование...