Текст книги ""Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Эдуард Веркин

Соавторы: Марианна Алферова,Владимир Скачков,Светлана Славная,Сергей Ковалев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 338 (всего у книги 354 страниц)

Лара поставила на парапет рюкзак, достала кроссовки, стала шнуровать.

– Я так понял, что вы собираетесь ограбить выставку, – прошептал Гобзиков. – Точно?

– А что? – поинтересовался я. – Хочешь возразить?

– Да нет, ничего... Только как-то...

– Час назад я предложил ему расчленить библиотекаря, и он не имел ничего против! А заурядное ограбление его смущает! Или ты, может быть, испугался?

– Нет...

Гобзиков был растерян.

– Все пройдет нормально, – заверила Лара. – Я уже рассчитала, охрана там слабенькая.

– А если собаки? – спросил Гобзиков. – Они могут пустить по нашему следу собак?

Собак Гобзиков теперь боялся. И правильно боялся.

– Там нет собак, – сказал я. – Там кинотеатр вообще-то, а не овощная база.

– Не пустят. – Лара шнуровала кроссовки. – А если даже пустят, я с ними... они уйдут. Полезем через крышу.

Лара встала, потопала, принялась разминаться.

– Все очень просто: туда – и обратно.

– Как ты хочешь забраться на крышу? – спросил Гобзиков. – Там же стены и стекло...

– А мы не на крышу полезем, мы полезем через крышу. Кран. Ты про кран забыл.

Лара указала пальцем. Кран был виден даже отсюда, с набережной.

– Ты хочешь спуститься на крышу с крана?! – поразился Гобзиков.

Лара кивнула.

Да.

Я даже не знал, что сказать, слова разбежались.

– Я высоты боюсь, – признался Гобзиков.

– Ты не полезешь, – успокоила его Лара.

– Почему это я не полезу? Я что, хуже его?

– Он сильнее, – объяснила Лара. – Пойдемте, лучше не застаиваться...

Мы направились к кинотеатру.

Мне стало приятно. Да уж, сильнее всяких там заморышей Гобзиковых, этих Гобзиковых на меня десяток набрать надо...

– И что, что сильнее? – злился Гобзиков. – Я вполне смогу спуститься...

Лара принялась терпеливо объяснять:

– Ни один из нас не сможет спуститься на десять метров по веревке, а потом подняться назад. Для этого надо быть очень сильным или гимнастом. Можно использовать специальное устройство, но это будет долго. А долго нельзя болтаться, могут заметить. Поэтому кто-то должен будет меня втащить обратно. Он сильнее.

Лара указала на меня.

– А давайте я вниз спущусь, – предложил Гобзиков. – Я тоже легкий. И кеды взял...

Нет, его все-таки пронзил купидон меднокрылый. Тоже мне, Ромео.

– Я все-таки легче, – возразила Лара. – К тому же ты не знаешь, что надо искать. А я знаю. И спорить не будем. Егор, ты иди туда...

– Постойте, – замахал руками Егор. – Выставка же, наверное, в фойе. А в фойе работает ночной клуб...

– Вот они, лицеисты, – усмехнулся я. – Вместо учебы по ночным клубам шастают! А еще генеральская... губернаторская стипендия!

– Я не шастал, я по телевизору видел, – принялся оправдываться Гобзиков. – Лучшее заведение в городе... Я же говорю, выставка в фойе, а там, наверное, народу полно, там дискотеки проводятся.

– На ночь экспонаты переносят наверх, в недостроенный зал, – объяснила Лара. – Там нет охраны, там нет вообще ничего. Должны сделать зимний сад, но стекла еще не успели вставить, только толстый картон. Я прорежу картон и свешусь вниз. Все, хватит болтать. Егор, иди вон в ту пятиэтажку, поднимись на третий, наблюдай через окно в подъезде. Если нас заметят, позвони. Женя, поставь телефон на вибр.

Я поспешно поставил.

– И еще, Егор. Что бы там ни случилось, не выходи. Жди нас. Понятно?

– Понятно...

Гобзиков напрягался.

Конечно, грабить выставку – это не в «Гипермаге» ухохатываться!

– Все, идем...

Лара отобрала у Гобзикова рюкзачок, закинула за плечи и решительно направилась к крану. Я за ней.

Мы пересекли площадь, перелезли через невысокий забор, огораживающий площадку у крана. Наверху на ветру что-то скрипело и позвякивало, там был ветер и какая-то свобода, в очередной раз я вдруг почувствовал свободу и странность всего происходящего.

Со стороны кинотеатра накатывалась тяжелая зуботехническая музыка, видимо, металлистская вечеринка. Это хорошо – нас слышно плохо будет.

– Классно иметь дракона, – зачем-то сказал я.

– Тебе что-нибудь жаль? – спросила Лара.

– В смысле, есть о чем жалеть?

– Нет, не так. Всем людям есть о чем жалеть, это со всеми бывает, я не о том. Тебе что-то жаль?

Мы стояли под краном, сверху тянуло холодом, было страшно и здорово. На стреле, почти на самом конце, раскачивался железный фонарь, забыли выключить. Удивительно романтично, блин. Я хотел сказать какую-нибудь гадость, но не сказал.

– Тебе чего-нибудь жаль? – Лара смотрела вверх.

Она будто не хотела лезть, не могла никак решиться будто. А я как уж не хотел. Совсем недавно я уже лазил по высотным конструкциям, и эта лазня для меня ничем хорошим не закончилась. «Гатлингами» в морду, я уже доносил.

– Какое-то чувство у меня сегодня... – сказала Лара. – С утра из дома выходить даже не хотелось...

– Да у меня такое каждый день, – успокоил я. – Каждый день никуда не хочется выходить, это нормально, двадцать первый век, все так живут.

– Нет, это не то. Знаешь, это так... Ну, предчувствие неприятностей, что ли...

– Это темная материя, – сказал я.

– Что?

– Темная материя. Вся Вселенная, ну, большая ее часть, состоит из темной материи. Раньше думали, что космос – это пустота, а теперь знают, что эта пустота заполнена материей. Она трудно определяется нашими средствами обнаружения, но она есть. И когда темная материя начинает шевелиться, птичьи стаи разбиваются о скалы, мобильная связь накрывается. А людям страшно, и предчувствия мучают. Немотивированные страхи. Все из-за темной материи.

– Хорошо бы так... – вздохнула Лара.

– Все так и есть, поверь мне, я в астрономии понимаю немного.

И я тоже посмотрел вверх, как она. И почему-то очень остро почувствовал пространство, там, над головой, весенние звезды почувствовал, вращение луча нашей Галактики.

– Так тебе что-нибудь жаль?

Не знаю, почему я это вспомнил. Пришло в голову просто. Хотел какую-то гнусь сказать, а сказал вот что:

– Мне жаль белого крокодила.

– Чего? – улыбнулась Лара.

– Белого крокодила. Это длинная история такая...

– Это вроде как иносказательно? Белый крокодил? Типа белой вороны или там черной кошки?

– Ага. Иван Кокосов и серый волк... Вообще-то нет, крокодил вполне настоящий был. Белый на самом деле.

– Расскажи, – попросила Лара. – Я хочу послушать.

– Нам, наверное, пора. – Я указал пальцем куда-то в сторону Веги. – Раньше влезешь, раньше слезешь...

– Расскажи про крокодила, потом полезем. Успеем.

– Ну, хорошо. Когда-то у меня был белый крокодил. Не то чтобы совсем белый. Он раньше был зеленый, а потом выцвел. Этот крокодил принадлежал одному мальчику... А может быть, девочке...

И я стал рассказывать историю про белого крокодила. Лара слушала очень внимательно и ни разу не перебила.

Я рассказал все, до самого конца, я первый раз рассказывал кому-то эту историю. Да и вообще, я рассказывал что-то кому-то в первый раз. Не обо всякой ерунде тупой говорил, а просто по-человечески рассказывал, без выкаблучки.

И кто-то меня слушал.

– ...А потом этот крокодил исчез. Я отдал его. Там собирали помощь каким-то детям, и старый... он сказал, что крокодила надо отдать. Я отдал. Как бы не жалею, но хотелось бы... не знаю... Жалею.

Лара промолчала. Я думал, она что-то скажет, но она не сказала. Она подошла к крану и стала взбираться по узкой железной лесенке. Я какое-то время еще поторчал, потом полез за ней.

Лара меня обогнала изрядно. Это оттого, что я лез осторожно и фиксированно, крепко хватался за перекладины, наверняка ставил ногу, а Лара лезла совсем по-другому. Легко, быстро, смело.

Мы поднялись метров на восемь, почти до крыши кинотеатра. Здесь было уже по-настоящему холодно и было видно Гобзикова, он стоял в подъезде на третьем этаже и смотрел на нас, устроив над глазами домик из рук. Лара оторвалась от меня уже совсем, я остался один на высоте, перекладины лестницы были холодные, я натянул перчатки и ускорился.

Взобрался.

На площадке рядом с будкой крановщика стояли пивные бутылки, мусор какой-то, Лары не было. Я поглядел в сторону. Она шагала по стреле. В полный рост, прогулочным шагом. Мне стало как-то неприятно и муторно. Я понял, что мне тоже придется туда лезть. Другого выхода-то нет.

И я полез. Пошел по стреле, стараясь не поскользнуться, стараясь не смотреть на огни кинотеатра, на землю внизу, стараясь смотреть только на железные конструкции под ногами. Я преуспел в этом деле, смог сделать целых девять шагов. После девяти шагов внутренний скот победил внутреннего бэтмена, я плюнул и опустился на четвереньки.

И пополз. Чепрятков был прав.

Черви.

Мы черви.

Стыдно мне было, да, но ничего поделать я не мог. Полз, корябал сталь пупком.

Кран ощутимо раскачивался. В одну сторону, в другую, от этого кружилась голова, хотелось лечь на стрелу и лежать, пока не снимут. Но это было позорно до крайности, еще даже позорнее, чем ползти. Он стрелы тянуло железом, а откуда-то из-за города зеленью, весна набирала обороты, фонарь звякал. Лара дошла до конца стрелы, уселась на самом краешке. Она совершенно не боялась высоты, я подумал, что такое приобретается только тренировкой. Чтобы не бояться высоты, надо частенько с высотой иметь дело. А может, она просто из рода промышленных альпинистов.

Лара болтала ногами в пустоте. Я подполз.

– Голова не кружится? – спросила она.

– Не... Не кружится...

Кружилась на самом деле, еще как кружилась, но я старался держаться.

– Отлично. – Лара достала из рюкзака альпинистскую веревку. – Туда я сама спущусь. Потом буду подниматься. Если не смогу подняться сама, ты меня вытащишь. Сможешь?

– Смогу...

Лара накинула на плечи рюкзак, натянула кожаные перчатки, закрепила веревку хитрым узлом и просто соскользнула вниз. Я охнул.

Лара повисла на стреле, затем спокойно уцепилась за веревку и съехала по ней. Даже очков не сняв.

Зависла в метре над картонной крышей, вышибла ее пяткой и погрузилась в темноту. Через минуту веревка ослабла.

Я лег на железо.

Веревка раскачивалась на ветру, карабин позвякивал о стрелу, я ждал. Иногда глядел в сторону соседнего дома, но Гобзикова не было видно, целиком, во всяком случае. Видел его по пояс и кеды, болтающиеся на шее. Почему-то я очень здорово видел гобзиковские кеды, они были старые, с резиновыми волейбольными мячами. У меня тоже были кеды, но только новые и дорогие. Раньше стоили рубль сорок, а сейчас в магазинах продаются чуть ли не за три тысячи. Мне вдруг захотелось взять да и подарить Ларе и Гобзикову хорошие дорогие кеды, тупая мысль и не к месту, но захотелось. А потом я взял и перевернулся на спину, так что теперь пространство было со всех сторон. Правда, долго не выдержал – не видеть землю оказалось довольно страшно, и я перевернулся обратно.

Я вдруг вспомнил весну год назад. Тогда я был зверски влюблен в Мамайкину, а она таскалась с каким-то типом, у него отец работал в таможне, а сам этот тип был вообще ненормальным, фанател от какого-то Вячеслава Малежика. Мамайкина мне тогда очень нравилась. Год назад мне нравилась Мамайкина, она и сейчас мне, в общем-то, нравится... И еще я сижу на стреле строительного крана в двадцати метрах над землей, такое тоже в жизни случается.

Лары не было. Время шло, а ее все не было. Ни слышно, ни видно. И телефон не звонил. Я лежал на стреле, смотрел в черную дыру и ждал. Из кинотеатра истерическими рывками поднимался хэви-метал, я даже подумывал: не от этой ли нежной и умиротворяющей музыки качается кран?

Я ждал.

Лары не было.

Иногда в дыру в потолке попадал фонарный свет, но так быстро, что я ничего не замечал, кроме каких-то синих бочек.

Потом я перевернулся и свесился со стрелы. Чего она там возится? Минут двадцать уже, не меньше. Сумасшедшая...

Наверняка все это специально, чтобы я тут синевой покрылся. Все они такие. Любят, чтобы за них переживали, жить без переживаний не могут. Почему я должен торчать на раскачивающейся железной штуке и при этом думать о том, что с ней случилось?!

А что, если она так и не появится? Что мне, на этом дурацком кране до утра самого торчать? Тут околеешь... А если на нее там напали? Связали и приближаются! Или еще что... Или сознание она там потеряла, она ведь сегодня уже сознание теряла. Стукнулась головой, упала и лежит в отрубях. Она лежит, а я тут сижу. Надо что-то делать...

Я снова подергал веревку, постарался ее так подергать, чтобы было заметно, что я волнуюсь. Выразительно попытался подергать веревкой, с завихрениями. Завихрялся, дергал, дрыгал, да только все бесполезно, Лара никак себя не проявила. Я покопался в карманах, ничего подходящего не было. Тогда я снял носок с правой ноги, свернул его в комок и отпустил вниз. Носок попал в дыру в потолке, но реакции никакой опять не последовало, носок у меня был недостаточно звонкий.

Все. Делать больше было нечего. Оставалось либо спускаться по лестнице, либо лезть по веревке. За Ларой.

Есть такие ситуации, когда выбора почти нет. Вернее, он есть, но такой, что лучше бы его не было. Вот сейчас. Я мог проползти обратно, до крана, слезть вниз и уйти. И все. Все. После этого вряд ли можно рассчитывать на какую-то жизнь. И даже Гобзиков, скорее всего, даже сам Гобзиков от меня бы отвернулся. И остался бы я один.

Выбор есть.

Я натянул перчатки плотнее, с ужасом перевесился в пустоту и повис на веревке. И тут же понял, что обратно на кран мне взобраться уже не удастся, остается только сползать. Где-то на середине веревки руки не выдержали, и я съехал. Пролетел метров десять, провалился в дыру, больно хлопнулся об пол. Тут же вскочил на ноги.

– Тише! – услышал я Лару.

Но было поздно тишкать, меня уже схватили.

Глава 25 Темная материя

Громадное, косматое, костистое, сцапало, я рванулся прочь, косматое за мной, сбило с ног, навалилось, приложило меня об пол. Звякнула витрина. Тонко и тихо. И сразу громко. Что-то падало вокруг, громыхало, сыпалось стекло, валились какие-то звонкие железки, грохот стоял просто выдающийся.

Роняйка. Опять роняйка! Лара говорила, что она приносит удачу, но пока никакой удачи я не замечал. Хотя, может, она и была, удача, может быть, все, что происходило со мной, и было удачей, тут не разберешься...

– Замри! – велела Лара. – Не шевелись!

Я замер. И не шевелился.

Волосатый лежал рядом, обняв меня тяжелой косматой лапой.

Неандерталец, догадался я. Вернее, его чучело. Умер пятьдесят тысяч лет назад, и его переделали в чучело. А скорее всего просто набили соломой и водорослями какую-то дохлую обезьяну из сухумского зоопарка. Сейчас придет охрана и застанет меня на полу в объятиях этой макаки. Старый будет смеяться. Старый скажет...

Сначала в психушке побывал, потом попытался украсть обезьяну.

Позор.

Никто не шел. Никакой охраны. То ли всем плевать было вообще на все, то ли музыка внизу все заглушала. Музыка. Видимо, сегодня в кинотеатре заседание рок-клуба. Мэр обожает рок-н-ролл, сам шпарит на гитаре в группяке и даже песни сочиняет, только лажевые, к сожалению.

Рокеры раскочегарились по полной, в спину мне бил тяжкий металл, с потолочных балок срывалась пыль, плавно кружившаяся в свете фонаря. Ветер, видимо, стих, и теперь фонарь раскачивался не так сильно, свету было больше.

– Живешь? – спросила Лара откуда-то из-за спины и сверху.

– Да, – ответил я. – Живу.

– Почему спустился?

– Испугался. И спустился. Почему ты так долго? Я там не знал, что...

– Не могла найти. Тут темно было, и глаза долго привыкали.

– Нашла?

– Да.

– А на меня неандерталец свалился, я тут лежу.

– Я слышала.

– Как выбираться будем?

– Не знаю пока. Мне надо подумать. Давай посидим и подумаем. Ты не против?

– Нет.

От неандертальца здорово несло овчиной, а внутри у него кто-то шебуршал, энцефалитные клещи, наверное. Я оглядывался. Ничего интересного вокруг не было. Ящики, коробки, ящики, коробки, бочки пластиковые и железные, деревянная дверь, ведущая, видимо, вниз, трубчатые строительные леса с досками. На досках сидела Лара.

Я осторожно выполз из-под вредоносного чучела. Подошел к веревке, подергал. Я не влезу, я это точно знал. Тогда, когда мы подлили кислоты в «Хаммер» Автола, все обошлось. Во второй раз не обойдется. Погорю. Но мне было как-то плевать.

– Хочешь потрогать камень?

– Камень?

– Угу.

– Хочу.

Лара спрыгнула с лесов, подошла ко мне. А я так все и лежал, рядом с чучелом. Почему-то я даже не сел. Просто вытянул руку. Лара вложила в нее что-то гладкое и одновременно ребристое.

Камень был совсем небольшой, размером с ладонь. С виду обычный окатыш, но, как я уже говорил, со странными, выпирающими в стороны ребрами. Чуть синеватый или зеленый. Тяжелый. Овальный, но не яйцеобразный, яйцом назвать трудно.

– Это колыбель, – сказала Лара. – А внутри он.

– Ну да... – Я приложил камень к уху.

Камень был просто холодным.

– Что мы будем с ним делать? – спросил я.

– Ничего, – ответила Лара. – Спрячем.

– Просто спрячем?

– Просто спрячем. Его нельзя выпускать. Ты представляешь, что начнется, если мы его вырастим? В своем родном мире дракон не может жить спокойно, он погибнет.

– А зачем тогда мы его вообще...

Я осекся. Ну, да, совсем не подумал. Камень с драконом могут вполне найти другие. Любопытные. Жадные. Ну и так далее.

– Мы его спрячем, и он будет спать и дальше, – сказала Лара.

– А если его... ну все-таки разбудить? К примеру? Что он ест?

– Все, – ответила Лара. – Все, что можно есть. Знаешь, дело не в том, что он может есть, дело в том, кого ты хочешь вырастить. Если ты хочешь вырастить друга, надо кормить молоком, медом, овсяным печеньем и кефиром, и тогда он будет добрым и ласковым. Если хочешь вырастить трусливого дракона, то бей его по утрам и давай селедочные головы. А можно кормить его костями, кровью и мясом...

– А ты как хочешь его кормить? – спросил я. – Ну, чем ты бы его, к примеру, стала кормить?

– Я его не собираюсь вообще кормить, я же тебе уже говорила! Просто я не хочу, чтобы кто-то другой начал кормить его мясом. Из этого ничего хорошего никогда не получается... Один человек отыскал колыбель и разбудил дракона. То ли специально, то ли случайно, теперь это уже нельзя узнать, но он начал кормить его мясом. Он кормил его мясом, и валькирия...

– Валькирия?

– Дракон. Опять же, видимо, по незнанию, а может, по глупости, этот человек назвал своего дракона Иблисом. А может, он сделал это специально. Но все это было очень плохо.

– Почему?

– Потому что имя... влияет. Но это неинтересно, об этом уж действительно все знают и так... Дракон Иблис рос очень быстро, и очень скоро ему стало не хватать еды. И тогда дракон начал охотиться. Он вылетал ночью и таскал овец, свиней, коров, а потом... потом дракон перешел на более распространенную пищу. Тогда человек попытался остановить своего дракона, и дракон его сожрал.

– А дальше? – тихо спросил я. – Что случилось потом?

– Потом началась война, – ответила Лара и забрала у меня камень.

– Это потому что...

– Не знаю, – поежилась Лара. – Не знаю, есть ли связь. Но они любят войну, любят. Они ее притягивают. Даже самые добрые. Поэтому я не хочу, чтобы его начали кормить неправильно.

– Понятно. А это... На кого он похож? На ящерицу? Или на динозавра...

Я, к своему удивлению, вдруг поймал себя на мысли, что мне на самом деле это интересно.

Лара засмеялась.

– А чего? Все драконы похожи на динозавров...

– Драконы похожи... Это очень индивидуально, они как собаки. У каждой собаки свое выражение лица – те, кто занимается собаками, знает. Засиделись мы здесь вообще-то, давай, наверное, выбираться...

– А как мы отсюда выберемся? Я не влезу, это точно...

– Не волнуйся, я сейчас кое-что...

Лара замолчала.

– Что? – спросил я.

– Ти-ше... – прошептала Лара.

И я вдруг услышал, что Лара боится. Лара, которая совсем недавно лихо сползла полтора километра по веревке, боялась. Голос совсем не такой был, еще чуть-чуть, и Лара начала бы заикаться.

В воздухе что-то изменилось, он стал плотнее, строительная пыль будто сгустилась, превратилась в плотную густую субстанцию, которой трудно дышать. Затем почти прямо над потолком...

Это походило на помеху. Когда телесигнал сбивается и вместо одной программы на мгновение проскакивает другая. Здесь тоже было что-то подобное. Пространство под потолком дернулось, скомкалось, полыхнуло белым. Лара схватила меня за руку и затолкала в угол, за бочки. Зажала мне рот ладонью.

– Ах ты! – Воздух хлопнул, и на пол с железным лязгом грохнулся человек.

Откуда-то сверху. С крыши, что ли? Здорово запахло скипидаром. И похолодало. Резко похолодало.

Человек треснул кулаком по бетону, затем с металлическим звуком поднялся на ноги. И тут же откуда-то вывалился второй. Второй не лязгнул, брони на нем не было, он упал на спину, стукнулся со звуком скорее пластиковым. Сразу подняться не смог, лежал долго, минуты три, наверное. Первый снял с пояса фляжку и плеснул второму на лицо.

– Не надо воды, – сказал парень в бронежилете. – И так тошнит, сейчас сблевану, честное слово...

– Всегда так, – отозвался человек в броне. – Что ты хочешь, человек не предназначен для...

– Блевать все-таки здорово хочется, – перебил бронежилет.

– Это из-за перепадов давления. Давление скачет, поэтому и тошнит. Как в космосе. Потом привыкнешь.

– Спасибо уж, мне и так... Знаешь, когда я жил в приюте, нас кормили творожной запеканкой, с тех пор мне лишний раз блевать не хочется...

Двое. Лет по пятнадцать, хотя трудно определить. Судя по голосам, лет все-таки по пятнадцать. Может, больше. И похожи. Только на одном черная рыцарская броня – кольчуга, кираса, наплечник, меч из-за спины. А другой был обряжен в громоздкий бронежилет армейского образца, армейские ботинки, на голове шлем защитного цвета.

Они стояли и осматривали зал, морщили носы от пыли, а может, от дебильной и чересчур громкой музыки морщились, рок-клуб сморщит кого хочешь.

– И что? – спросил тот, что был в бронежилете. – Мы опоздали? Она уже тю-тю, наверное?

Он указал на нашу веревку.

– Она нас явно опередила. Плохо дело, Пашка, у нас все время что-то не так. Теперь даже девчонки нас опережают...

– Я не мог раньше, раньше дела были...

– А теперь все осложняется. Сколько у нас времени?

– Часа два, – ответил похожий на рыцаря. – Потом... потом мы застрянем здесь надолго.

Странно, но, несмотря на музыку, я их прекрасно слышал. Лара держала меня за руку, ладонь у нее была холодная и неживая, ногти впивались мне в кожу.

– Успеем найти? – спросил бронежилет.

– Нет. Я не знаю, где она живет, только город знаю.

– Откуда?

– Агентурная сеть, работаем помаленьку. В каждом нужном городе...

– А как ты определяешь нужные города?

– Просто. Есть у меня один знакомый картограф, он отошел от дел, но иногда оказывает мне услуги. Окидывает внутренним взором ойкумену...

– Настоящий Коровин, что ли?

– Он. И многие-многие другие преданные идеалам Владиперского Деспотата!

Парочка расхохоталась. Рыцарь сказал:

– Я знаю, что она здесь, я знаю, что горын будет здесь еще два дня – выставка-то разъездная. Совпадение. Не совпадение, конечно, совпадений не бывает...

– Судьба. – Бронежилет хихикнул. – Ваше любимое слово.

Рыцарь промолчал. Он вытащил из-за спины длинный узкий меч и принялся задумчиво поглаживать лезвие.

– Ты думаешь, это все-таки она? – Бронежилет кивнул на нашу веревку.

– Конечно, она. По-другому просто не может быть. Почувствовала горына, это неосознанно, но почувствовала, заволновалась, она мимо никогда ведь не пройдет...

Я понимал. Что «она» – это, наверное, Лара. Понимал, что «горын» – это, видимо, спящий дракон. Только, блин, двести тысяч раз я не мог понять, что тут, к чертовой матери, происходит вообще!

Кто эти двое?

Крапива...

Видимо, тоже грабители. Как и мы. Видимо, тоже забрались сюда за камнем. Тоже как мы. Наверное, какие-нибудь ролевики... Откуда они знали про Лару? Не знаю. Видимо, когда-то они были знакомы.

Все знакомы с Ларой.

– Какие-нибудь идеи в голову приходят?

– Можно сделать так, – сказал бронежилет. – Захватываем тутошнее Управление внутренних дел, добываем адрес, едем по адресу, берем вертолет...

– Не успеем, – покачал головой рыцарь. – Два часа – максимум.

– Тогда я могу остаться здесь. Я найду ее за день...

– Найдешь, – согласился рыцарь. – А за сколько тебя найдут твои друзья с базы? За полчаса? За час? Они уже тебя, наверное, засекли...

– Вряд ли так быстро, – усмехнулся бронежилет. – Часов шесть понадобится. Так что есть время... А может, бросим, а? Зачем нам этот горын? Успели бы раздобыть обычного оружия – здесь, кажется, кадетский корпус есть.

Внезапно Лара сжала мою руку, затем отпустила и вышла из-за бочек. Я остался прятаться.

Бронежилет рассмеялся. Рыцарь покачал головой.

– Привет, Пашка, – сказала Лара.

– Ну, привет, – сказал рыцарь. – Хорошо выглядишь, особенно в лунном свете. Волосы перекрасила? Тебе идет серый. Знаешь, с тех пор, как ты удрала... Зачем ты удрала, кстати?

– Я не удрала. Я вернулась.

– Ты удрала. Ты удрала, а я хотел с тобой поговорить...

– Откуда ты знаешь, что я здесь?

– Я знаю все. Я знаю даже...

– Что ты делаешь здесь? – оборвала Лара.

– Что я делаю здесь, – усмехнулся рыцарь Пашка. – Так, зашел поглядеть на грязные бочки, на все это дерьмо...

Пашка взмахнул мечом, разрубил толстенную стойку лесов, на пол перекосились доски, пыль стала гуще.

– Ты его не получишь, – негромко сказала Лара. – Не получишь.

– Мы с тобой уже говорили про это. Мне не очень хочется вспоминать...

– Мне тоже не хочется вспоминать. Но вы не получите его. Вы уйдете. Я не хочу, чтобы ты превратил его...

– Хватит, а? – попросил Пашка. – Ты же сама понимаешь, что мне нужно оружие. У нас противостояние...

– Плевать мне на ваше противостояние. Ты его не получишь.

Повторила Лара.

– Лара, может, не надо? Мы все равно ведь возьмем...

– Я хочу с тобой поговорить по-хорошему. Я прошу тебя, Пашка. Не надо! Ты же нормальный, ты же все равно не сможешь его воспитать...

Рыцарь расхохотался.

– Не надо, Пашка? – попросила Лара. – Ты не представляешь, как это непросто... У тебя не получится правильно его воспитать...

– У меня уже получилось! – резко ответил этот Пашка. – У меня уже получилось! Три раза!

Бронежилет усмехнулся.

– Что?!

– Да! – выкрикнул Пашка. – Три! У меня их уже три! Ты думала, что ты одна у нас такая сверхумная?!

– Пашка...

– Три! Их у меня три!

Лара спрятала руки в карманы куртки.

– Их у меня три! – снова крикнул Пашка. – Щек, Кий, Хорив! Аз, Буки, Веди! Илья, Алеша, Добрыня! Они слушаются меня, как дети! Огонь идет за мной, Лара! Их никто не может остановить! Тоже мне, противозенитные комплексы...

Рыцарь снова взмахнул мечом, соседние с ним бочки разошлись по экватору, на пол потекло черное и пахучее.

– Орлов... – Лара глядела то на одного, то на другого. – Это где...

Это где сожгли завод противовоздушных ракет. Найм, финская агрессия, небесные пределы под угрозой, я вспомнил.

– Это ты? Это вы сделали?

– Мы, – улыбнулся рыцарь. – Я. И это только начало. Один маленький военный заводик одной маленькой военной корпорации! Скоро он поймет! Скоро эта скотина поплатится за то, что он сделал с нами!

– Пашка...

– Они умоются кровью!

– Ты... ты... предатель, – тихо сказала Лара.

Рыцарь Пашка рассмеялся.

– Мы оба предатели. – Он спрятал меч в ножны, за спину. – И ты – гораздо хуже меня, ты сама это знаешь...

Неожиданно дверь открылась. Я совсем забыл про дверь, она даже не открылась, а просто врубилась в стену. На пороге образовался сначала один человек, затем другой. Оба в черной чоповской форме и с пистолетами на изготовку.

Охрана.

– Стоять! – рявкнул один. – Всем стоять!

– К стене! – добавил второй. – Мордой в стену, ребятишки!

Никто не пошевелился.

– Я сказал, к стене! – заорал охранник.

– Не надо... – прошептала Лара.

И почти сразу же...

В руках у бронежилета сами собой оказались длинные пистолеты. С барабанами. Револьверы. Очень быстро.

И он выстрелил.

Охранников швырнуло на стену. Они с удивительной синхронностью хряпнулись о штукатурку и осыпались к плинтусу.

И не встали.

Невозможно. Это было просто невозможно, этот тип пристрелил двух человек! Просто так, одним движением.

– Отдай, прошу тебя, – терпеливо попросил Пашка.

Об охранниках он не сказал ничего, этот бронежилет только что убил двух человек, а вся эта компания этого даже не заметила!

– Отдай его, – попросил рыцарь.

– А то что? – спросила Лара. – А то...

Бронежилет выстрелил снова. Лара упала лицом вниз.

– Зачем? – спросил рыцарь.

Бронежилет не ответил.

– Можно было и не стрелять...

– Ничего страшного. – Бронежилет спрятал револьверы и направился к Ларе. – Немного боли, это даже полезно...

Он довольно бесцеремонно перевернул Лару на спину.

– Убери руки! – злобно сказал Пашка.

– Чего?

– Убери руки! – Пашка оттолкнул стрелка.

Тот иронически покачал головой. Я уже не очень думал, просто выскочил и кинулся на этих гадов. Задавить. Разорвать. Размазать.

Я орал это, кажется, даже вслух.

У этого бронежилета была прекрасная, даже какая-то чудовищная реакция, он, конечно же, выстрелил.

Попал мне в левое плечо, меня отбросило к ящикам. К очень твердым ящикам.

– Больше никого? – спросил Пашка.

– Нет, – ответил стрелок. – А это, надо полагать, твой конкурент...

– Помолчи.

Пашка стал быстро обыскивать Лару, я видел это.

Лара пыталась сопротивляться, но Пашка бережно и профессионально это сопротивление гасил. А я с удивлением отметил, что я не мертв. Все болело, я не мог двигаться, но я был не мертв. Я слышал, видел, только пошевелиться не мог. Контузия, наверное, такое бывает при контузии. Болезненными щипцами тебя отрывают от собственной тушки и погружают в низкоскоростной блендер.

– Лар, отдай.

– Нет!!! – закричала Лара.

Бронежилет щелкнул курками.

– Стой! – Пашка загородил Лару. – Хватит... Отдай!

– Нет!

И тогда Пашка ударил.

Я попытался вскочить, этот пистолетчик оказался рядом со мной и треснул меня рукояткой револьвера. Коротко, небольно, эффективно.

– Уходим! – сказал другой. – Я начинаю!

Перед тем, как отключиться. Я увидел. Что-то.

Пустыню. Белого цвета пустыню. Холод. Значит, это был снег... Снова стало холодно, очень холодно – и вдруг я увидел странное, увидел город, залитый льдом, утонувшие в снегу дома и странную птицу, летевшую под сизыми облаками. И...

– Вставай!

Кто-то тер мои уши.

– Встава-ай!

Я открыл глаза.

Это была она. Ну вот, теперь меня из-за нее чуть не пристрелили. Лучше бы я сходил к Мамайкиной, мы бы с ней посидели, поболтали, поцеловались бы, что ли. А здесь мы, пожалуй, не посидели, а чуть не поседели, а поцеловался я только с пулей.

В чем, согласитесь, удовольствия мало.

– Куда он попал? – спросила Лара.

– Ты как?

– Нормально. Куда он попал?

– В плечо... А потом в голову. Стукнул...

Я потер место попадания. Оно было горячее и слегка пульсировало. Я потрогал голову. Маленькая шишка. Не болит. Профессионально.