Текст книги ""Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Эдуард Веркин

Соавторы: Марианна Алферова,Владимир Скачков,Светлана Славная,Сергей Ковалев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 289 (всего у книги 354 страниц)

Зимин остался один. Отступать было нельзя, Зимин это понимал, гномы коня не отдадут, съедят и ушами не подавятся. Закоптят, колбасы наделают. Можно уйти без коняшки. Без коняки тяжело, до севера еще неизвестно сколько пути, может, год, а ноги не пристегнутые. Значит, придется остаться. К тому же Игги бросать нельзя… Если уж отдавать, так в хорошие руки. Кому коня с вредным характером? Кому лошадь с собственным мнением? Отдаю безвозмездно.

А ведь оборотень может меня убить, подумал Зимин. А вдруг это будет по-настоящему? Насмерть. Буду лежать на сырой земле, смотреть в голубое небо такими же голубыми глазами, и никто ни ухи тебе не принесет, ни в глаз не плюнет. Или птички там прилетят, сядут на тушку, совьют гнездо в шевелюре доброго рыцаря Зимина, будут веселить его, будут радовать. Какая неприятность.

Зимин вздохнул, и ему стало лень развлекать себя подобными мыслями. Он насторожил арбалет и двинулся к центру полянки. С полянки было видно солнце, оно садилось и уже не слепило, Зимин шагал осторожно, опасался провалиться в волчью яму, которых наверняка тутошние гномы понарыли. Но ям не попадалось.

Полянка ж была безмятежна, как райсобес в субботний день, кое-где на ней произрастали синенькие цветочки, похожие на колокольчики; впрочем, цветочки уже собирались прятаться ввиду позднего времени. Зимин шагал медленно, водил по сторонам стрелой и, как в виденных фильмах, нюхал воздух. Но в воздухе ничего не обнаруживалось, воздух пах вечерним лесом. В голове вертелась песенка «Анаболик Бомберс» про то, как «одного чувака укусил овцебык», Зимин упорно старался выкинуть ее из головы, чтобы не накликать несчастье, но песенка не выкидывалась. И Зимину от этого казалось, что это самый страшный его раз встречи со смертью, страшней, чем тогда со скорпенами. Или даже умирание от отравленной иглы.

– Оборотни – просто миляги, – говорил негромко Зимин. – В сущности добрейшие существа… А вот скорпены – да, редкостная дрянь… А оборотней я с детства уважал, еще с «Серебряной Пули»… Или «Американский оборотень в Лондоне», классное кино [66]66
  «Серебряная пуля», «Американский оборотень в Лондоне» – американские фильмы про оборотней.


[Закрыть]… Одного чувака укусил овцебык…

Впрочем, когда песенка докрутилась до последнего куплета, она подсказала Зимину интересную идею. В последнем куплете пелось, что «мать обрушилась ниц и молилась три дня, почему, почему нет такой у меня…», и Зимин подумал, что не мешало бы и ему взять и как следует помолиться. Он попытался вспомнить какую-нибудь молитву, но целиком ничего так и не смог вспомнить. В голове вертелись обрывки из перехваченной краем уха передачи научпопканала про раскол церквей, перемешанные с воспоминаниями о летнем отдыхе у бабушки. Зимин составил из всех этих сегментов самодельную молитву и тут же ее прочитал вслух:

– Отче наш, который на небесах, спаси и сохрани, помилуй меня грешного и прости мне долги. И если пойду я тропой смертной тени, научи, как правильно идти, чтоб не сбиться с дороги и не погасить светильник. И да пребудет царствие твое во славе и вовеки, аминь.

Зимин прочитал молитву три раза и подумал, что вполне, может быть, молитва тут и не заработает – Страна Мечты ведь находится фиг знает где и может быть совсем не в тех пространствах, в которых церковь имеет свое крепкое представительство. И Зимин решил, что в таких случаях лучше надеяться все-таки на арбалет.

До камня Зимин добрался без приключений. Он пнул камень сапогом и обошел его вокруг.

Со всех сторон камень был одинаковым, гранитным, он врос в землю, и никаких колодцев вокруг не наблюдалось. Зато в изобилии произрастал чертополох, что было плохим знаком. Поодаль торчали из земли новенькие валуны с какими-то знаками, их Зимин прочитать не смог.

Никакой опасности видно не было, и Зимин решил, что до захода солнца оборотень не появится. Он прислонил арбалет к камню, немного посвистел, вынул из ножен меч и принялся тренироваться на чертополохе. Он делал выпады, срубая розовые колючие цветки и чиркая концом лезвия по граниту, который искрил, как бенгальский огонь. Это немного отвлекало.

Солнце тем временем упорно садилось, стало темнеть и попрохладело, чтобы согреться, Зимин принялся ходить вокруг камня и ритмично махать руками и ругать гномов.

– Незнайки недоделанные, – говорил он. – Хмыри подземные, гомункулюсы ушастые, в любом болоте таких полным-полно, лягушками называются. Я таких в детстве через соломинку надувал. Вам в цирке надо выступать: дрессированные медузы прыгают из-под купола в бочку с водой. Да из вас кошельки в самый раз делать или мячи футбольные…

Помогало слабо. Лес окружал поляну безмолвным кольцом, лес нагонял страх. Когда солнца не осталось совсем, в лесу затрещали ветки, и Зимин насторожился. Ветки затрещали снова, и Зимин схватил арбалет и прицелился в направлении звука. В лесу зарычало. Рык был тяжелый и низкий, так обычно рычали львы-людоеды. Зимину очень нравились такие фильмы, он частенько представлял себя охотником на львов, в одной руке слонобой, в другой крупнокалиберный «Смит энд Вессон». Впереди прерия, и в ней в густой желтой траве прячется людоед, утащивший вчера из палатки двух беспечных африкосов…

Теперь людоед прятался не в абстрактной Африке, а во вполне конкретной чаще, в трехстах метрах от наконечника стрелы.

– Эй, ты, дятел, – негромко позвал Зимин, и от деревьев тут же отделилась внушительная тень.

Тень на секунду замерла на границе травы, затем медленно двинулась в сторону Зимина. Зимин слышал, как в тишине под лапами скрипят сочные стебли.

Где-то далеко, у реки, непременно впадающей в океан, закричали журавли, и это придало ситуации ощущение редкой достоверности. У Зимина проскочила мысль, что вряд ли кто-нибудь там, на большой земле, мечтал о журавлях, а затем еще одна – что Страна Мечты начинает жить сама по себе, что здесь уже заводятся журавли, что тут могут водиться даже…

Тень переместилась.

– Стой, кто идет? – глупо спросил ее Зимин. – Стрелять буду…

Существо втянуло воздух, Зимину захотелось повернуться и бежать, он понимал, что бежать бесполезно, если побежишь – то у оборотня сыграют рефлексы, и он обязательно кинется за тобой, даже если не голоден. Об этом еще Перец говорил. Сейчас бы Перца сюда, он бы с полпинка с этим жопелом расправился, легко, с одного удара.

Тень приблизилась, и теперь Зимин мог различить острый силуэт. И еще он слышал запах, запах гнили и крови, мертвечины.

– Может, договоримся… – предложил Зимин. В ответ существо зарычало вновь. Зимин увидел, как полыхнули глаза.

– Вот тебе и побивание благородного рыцаря в роще…

Зимин навел стрелу между этими глазами и нажал на крючок. Стрела сорвалась и щелкнула, четыреста граммов кованого железа с рунными насечками на гранях ушли к цели. Зимин попал.

Существо закричало и уже скачками кинулось к Зимину. Он уронил арбалет, схватил меч и выставил его перед собой. Оборотень припадал на правую лапу и ревел.

– Стой же! – крикнул Зимин. – Стой, медуза!

Но оборотень уже оказался рядом, он приподнялся и махнул когтистой лапой, махнул так быстро, что Зимин этого даже не заметил, только меч вылетел из его руки, описал в темноте дугу и зарылся в землю. Запахло шерстью и тухлым мясом. Зимина прижали к валуну, в лицо ему уперлась медвежья морда, верхние клыки были расколоты, между зубами виднелись белые куски чего-то, в пасти быстро двигался язык.

Все произошло быстро, Зимин ничего не успел, он не мог даже крикнуть, поскольку зверь выжал из него весь воздух, даже на плевок не осталось бы. Оборотень придвинулся ближе и надавил на Зимина еще сильнее. Это было больно, Зимину никогда не было так больно, даже когда он ломал руку, падая с детских качелей. И когда эта боль стала уж совсем нестерпимой, Зимин закрыл глаза и прокусил язык.

Зверь неожиданно отодвинулся, и Зимин сполз на землю. Он снова открыл глаза и обнаружил в небе вторую Большую Медведицу, которая сегодня светила почему-то слабее первой. Большая Медведица плыла себе по своим делам. Зимин осторожно огляделся и увидел, что камня нет, вернее, камень сдвинут, а на его месте виднеется черная дыра.

Колодец, подумал Зимин и даже подивился своему остроумию и спокойствию. Он попробовал было пошевелить рукой, но рука была деревянная. Тогда Зимин решил закричать, а вдруг гномы усовестятся и придут на помощь, но и закричать тоже не вышло. Он не мог даже говорить. В голове к месту всплыло идиотское «одного чувака укусил овцебык…» Оборотень приблизился, он подцепил Зимина когтем за пояс и поволок к яме.

Это был самый неприятный момент в жизни Зимина.

Все восемь метров, все то расстояние и время, пока зверь волок его к колодцу, Зимин представлял себя на дне глубокого холодного провала, придавленного сверху круглым гранитным камнем. И как ни старался Зимин собрать в кулак волю, сконцентрировать силы и освободиться, как это делали герои фильмов, это у него не получилось. Ему и в самом деле предстояла малоприятная, трудная смерть. Такой смерти не пожелаешь никому даже понарошку.

Зимин успел подумать, что лучше, конечно, упасть в колодец головой вверх, чем головой вниз, в падении головой вниз практически никаких преимуществ нет…

Оборотень замер. Какое-то время он стоял над Зиминым, затем из его пасти потекла чернота, оборотень вздохнул и завалился на бок.

– Иногда хочется чего-то непонятного, – сказал песчаный динго.

Глава 29
Небесная вода

– Отец тебе всегда говорил – не перегибай ты с этими играми, не перегибай. С ума соскочить – недолго. Слышал, что с Фуфлыжниковым случилось?

Мать сидела на кровати и аккуратно красила себе ногти в красный цвет.

– Ты как-то плохо выглядишь, опять всю ночь не спал? Может, тебе воды?

Мать дула на ногти с целью их быстрейшей просушки.

– Экзамены скоро, ты бы хоть книжки почитал.

– Мое поколение бежит книжной премудрости, – ответил Зимин. – Мое поколение предпочитает познавать жизнь такой, какая она есть.

– Трепло ты, – сказала мать. – Мое моколение, мое поколение… Мое поколение сопит в тряпочку… В кого ты такое трепло, а? Я пирожки с малиной испекла.

– Здорово. Буду малиновкой. А Фуфлыжников – придурок.

– Все равно книжки надо читать. Я в твоем возрасте читала, а ты все в игры играешь. И зачем тебе это? А этот жуткий Ляжка? Ты хоть знаешь, что он курит? А эта куртка в прошлом году? Все до сих пор на него думают.

– Это не он, я точно знаю.

– Бандитом станет. А мать у него хорошая женщина.

Зимин дунул в потолок, и «Б-17», собственноручно им изготовленный бомбардировщик, закачался.

– Иногда хочется чего-то непонятного, – сказал Зимин. – Ты мне имя еще не придумал?

Зимин проснулся в четыре тысячи восемьсот двадцатый раз и подумал, что никаких бомбардировщиков он никогда не клеил в силу своей лености.

Как говорили классики, было раннее утро. И все признаки раннего утра были налицо: и птички как положено щебетали, и солнце своими лучами ласкало, и лес изумрудной зеленью шелестел, и река где-то вдали катила свои бирюзовые воды. Песчаный динго сидел посреди поляны и поворачивал за солнцем спинной гребень. Зимин проморгался. Оборотня не было, камень покоился на прежнем месте, пахло керосином.

– Привет, – сказал Зимин.

– Здравствуй, – сказал песчаный динго. – Я так и предполагал – солнца тут мало, потому что леса. Приходится долго подзаряжаться.

Песчаный динго хрустнул суставами, и Зимин увидел, как внутри него полыхает синее электрическое пламя. Как всегда.

– А где… этот…

– Его больше нет, – ответил динго. – И кто только таких придумывает? Я тебе еще тогда говорил.

– Придурки всякие. – Зимин сел. – Ты бы знал, сколько там придурков! Там их полно! Десятки тысяч придурков. И те, кто придумал Страну Мечты, – еще не самые поганые придурки. Есть хуже. А я ему клык собирался вырвать.

Песчаный динго сложил гребень, по его морде ничего нельзя было понять, это было очень ценное качество.

Зимин поднялся. Руки-ноги слушались, голова вертелась. КА82 подошел ближе и сел рядом. От него пахло хвоей и льдом.

– Я много думал, – сказал КА82. – Прайд шел сквозь пустыню, я все время думал. И понял, что мне надоело быть просто существом. Я хочу знать, что такое «соленое». Вот ты, как ощущаешь «соленое»?

– Соленое и есть соленое. – Зимин огляделся. – Его ведь не опишешь.

– Вот видишь, – динго сощурил фасеточные глаза. – А у меня в голове линии и квадратики. И цифры. Мне надоели линии и квадратики. Это любому надоест. Я и вижу все так – все ноли и единицы, туда-сюда скачут. Мне надоело ходить по пустыне. И я хочу видеть как все. И хочу, чтобы меня звали.

– Ты как Железный Дровосек, – Зимин потрогал стальной бок.

– Кто?

– Мультик такой был, – пояснил Зимин. – Там, короче, такой баран был железный, а ему хотелось, чтобы у него было сердце и чувства, так ему не жилось, маялся все.

Зимин осмотрел арбалет, арбалет оказался раздавленным.

– Как его звали? – спросил КА82.

– Железный Дровосек. Но это плохое имя, дебильное. Сейчас так никого уже не называют, сейчас японские имена в моде…

– И что с ним стало? – динго повернул в сторону Зимина голову. – С тем существом?

– В конце все желания исполняются. Его тоже исполнилось. Он получил сердце. Но счастлив не был.

Динго понюхал воздух.

– Мне нужно имя, – сказал он. – Сердце у меня уже есть.

– Я еще подумаю, – ответил Зимин. – Тут нельзя спешить, сам понимаешь…

– Думай быстрее, – пес лег на землю. – Мне надоело быть безымянным, это нехорошо.

Зимин отыскал место, куда упал меч. Меч воткнулся в землю и теперь тихонечко пел на солнце от излишнего разогрева.

– Я тебе придумал временное имя. – Зимин встал и отряхнул колени. – Я буду называть тебя Ка. Я тебя так, кажется, уже называл.

– Хорошо, – согласился песчаный пес. – Мне нравится. Только это не настоящее имя, все-таки я хочу настоящее. Там, в лесу, существа.

– Это, наверное, гномы, – Зимин приосанился. – Слушай, Ка, ты им не говори, что это ты вервольфа завалил, ладно?

– Ладно. Мне все равно.

Из леса и в самом деле показались гномы. Они шли большой процессией, с черными стягами и траурными трубами, за ними шагал убранный опять же в черное Игги. Игги был впряжен в кривую телегу, Зимин увидел ее и решил, что это катафалк. Игги вел за узду совершенно микроскопический гноменок, он кусал большой гриб и через раз протягивал его коню.

Гномы тянули какую-то тоскливую песню и дудели в трубы, звук походил на призывный лосиный вопль, а песня была про то, как легко сегодня добру молодцу сложить буйну голову в неравном бою, и про то, какая это будет потеря его близким, в особенности матери. Создавали, одним словом, похоронное настроение.

– Сейчас мы получим вознаграждение и пойдем к морю-океану, – сказал Зимин. – Там хорошо.

– Я там стану живым? – КА82 наклонил голову на бок.

Зимин смотрел над ним, так, чтобы не попасть в глаза.

– Конечно, – сказал он. – Как только ты окунешься в океанскую воду и скажешь волшебные слова: «Шишел-мышел – взял и вышел», так сразу станешь живым. И только тогда я смогу дать тебе настоящее имя. Потому что имя может быть только у живого.

– Это точно? – спросил КА82.

– Точнее не бывает. Там в морской воде есть специальная соль, она может оживить даже самое мертвое существо. А когда ты станешь живым, у тебя сразу появится имя. Океан – в самом центре земли. Там отдых всем усталым существам.

Гномы подошли ближе и остановились с разинутыми ртами.

– Ну что, болезные? – спросил Зимин. – Чего пищеприемники-то отвалили? Жратвы принесли? Я свой уговор выполнил, теперь вы давайте. Мавр сделал свое дело, мавр может и убить. Не правда ли?

Гномы разочарованно переглядывались.

– А это кто такой? – Вперед выступила бойкая гномиха и показала на песчаного пса.

– Это мой оруженосец, – надменно сказал Зимин. – Он за мной убирает. Когда я набью всякой сволочи, к примеру вервольфов, он ее закапывает. Да, кстати, тут у вас еще какой-нибудь вервольф водится?

– Нет, масса, – ответила гномиха. – Это последний был. И чего ты такой везучий-то?!

В голосе гномихи зазвучала злость.

– Не понял, – Зимин приосанился еще больше. – Ты чего несешь, лягушка? Я щас тебе хобот узлом морским завяжу!

Гномы дружно шагнули вперед и лязгнули спрятанным оружием.

– Ты зачем его убил? – напирала гномиха. – Он тебе что, мешал?

– Вы же сами просили… – опешил Зимин. – Убей, говорят, вервольфа, а мы тебе памятник поставим…

– Это, брек, мы тебе легко, – гномиха выхватила из-за спины кремневый пистолет и навела его на Зимина. – Памятник-то. Вон, в телеге уже припасен…

– Да ты свихнулась, корова, – сказал Зимин. – Остынь, пока не поздно…

– Понимаешь, – вперед выступил лысый хромоногий гном-провожатый. – Ты должен нас простить. Понимаешь, мы этого вервольфа два года прикармливали. Упрашивали, чтобы он пришел, еду ему приносили. Это было нелегко, оборотни редко встречаются, они такие капризные. А без оборотня как жить? Житье у нас скудное, а с ним хорошо. Проезжает мимо какой-нибудь рыцарь бродячий, ты ему говоришь – освободи нас от чудовища, а мы тебе чего хочешь. Рыцарь, конечно, соглашается, ну а мы забираем имущество. Коня, кирасу, сапоги тоже…

– Да вы просто свихнувшиеся свиньи, – сказал Зимин. – Я сейчас вас сам перебью…

– А ты, брек, чего хотел! – Гномиха взвела курок. – Чтобы мы вас любили, что ли? Нет уж! Нам вас любить не за что! Вы сами по себе, мы сами! А если вот такого придурка удается кокнуть, так у нас праздник просто. Я вас любить не должна. Ну, все. И болван твой железный тебе не поможет! Сейчас я тебе выпишу!

Зимин краем глаза поглядел на КА82, но тот стоял совершенно невозмутимо и даже расслабленно.

– Вот!

Гномиха выставила пистолет так далеко от себя, как только могла, зажмурилась и нажала на курок.

Пистолет зашипел, задымился, посыпал искрами и взорвался. Осколки оторвали гномихе руку и расплющили лицо. Она постояла секунду, другую, как будто в задумчивости, а потом упала головой в траву.

– В стволе песок, – сказал КА82. – В стволе был песок. Существо потеряло имя.

Гномы не двигались с места. Потом лысый гном подошел к телу и стал молча собирать с него амуницию. Кто-то из толпы передал лопух, и им прикрыли лицо гномихи. На Зимина и КА82 никто не обращал уже никакого внимания. Откуда-то выскочил маленький гном, оттолкнул лысого и стал плакать.

Вдруг совершенно ниоткуда пошел дождь. Гномы размокли под дождем, потекли, Зимин смотрел на них, маленьких, жалких, зеленых, и думал, что все это очень похоже на сцену в церкви из «Вия», только самого Вия не хватает, он побежал на распродажу подержанных альпенштоков.

– Небесная вода, – сказал КА82. – Это вредно, и надо уходить.

– Ну, тогда пойдем. Игги!

Зимин свистнул по-особому, как выучился, и Игги дернул мордой, отчего гноменок подлетел в воздух и умчался в кусты, но этого тоже никто не заметил. Игги лягнул задними ногами, так, что повозка с камнем разлетелась в щепки. После чего Игги сорвал с себя черную попону, укусил ближайшего гнома и поскакал к Зимину.

Глава 30
Копыта – это ногти

Утром, как раз таким, что будит вдохновение всяких там жидковолосых поэтов и буйноволосых композиторов – ну, когда лазурь рассвета льется с небес на разинувший в восхищении рот мир, а легкий ветерок колышет все, что полагается колыхать, а слезы – так те сами по себе наворачиваются на глаза, таким вот утром Зимин и КА82 встретили Строку.

Они перли по степи и вокруг ничего, кроме этой степи, не было – один саксаул и перекати-поле. Лес кончился. Прошло уже целых два с половиной дня после происшествия с гномами и вервольфом, Зимин все еще пребывал в темном настроении и не прочь был для разрядки кого-нибудь убить. Два раза стрелял он из арбалета по сусликам – и все мимо. Из-за этого приходил в настроение еще более темное, мистическое и мутное.

И именно по причине мутного настроения сначала Зимин решил, что это мираж.

Еще бы. Степь, степь, степь, а потом бах – и верблюд. Белый. Дромадер. Не было его и вот есть. Жаркий воздух масляно шевельнулся, и возник верблюд.

– Ка, – позвал Зимин. – Посмотри-ка… Мне что-то кажется…

– Дромадер, – сказал КА82. – Одногорбый верблюд, мозоленогий. Животное существо.

– Корабль пустыни… – Зимин плюнул. – А люди есть?

– Человек один, – ответил песчаный динго. – Вооружен.

– А кто тут не вооружен… – Зимин вздохнул и повернул в сторону от миража.

Видеть никого не хотелось. Ни на дромадере. Ни не на дромадере.

– Человек женского пола, – добавил динго.

– Девчонка?! – удивился Зимин. – Девчонка здесь?!!

– Человек женского пола.

Зимин остановился. Захотелось пить. Неужели…

Нет, это не могла быть Лара. Лара не могла трястись через степь на одногорбом верблюде. Да и вообще… Но, может быть, эта девчонка что-нибудь знала? Девчонки ведь всегда знают друг о друге. Хотя бы немного, да знают.

Зимин двинул в сторону миража. Мираж расправил крылья, сгустился и приблизился. Верблюд был белый, девчонка держала наперевес длинную пику с неприятно зазубренным наконечником.

Игги захрапел и, как всегда, отошел в сторону. На всякий случай. КА82 уселся на песок.

– Ты кто? – спросила девчонка.

Не слезая с верблюда, не переставая целиться пикой. Руки не дрожат, опыт есть, подумал Зимин. Молодец. Такой пырялкой ткнешь, а назад уже с кишками. Но если бы собиралась ткнуть, динго бы уже чего-нибудь сделал. Предпринял бы оборонительные мероприятия. А он ничего, сидит себе, на солнышке греется.

Зимин улыбнулся.

Девчонка не улыбнулась. А может, улыбнулась, да только этого совсем видно не было, лицо затянуто плотной серой материей. Противопыльная маска, из-под нее видны лишь солнцезащитные очки. Черные провальчики.

– Отвечай быстро, слоновьи уши, ты кто?! Рыцарь, рейнджер, колдопер? По тебе что-то непонятно.

Зимин улыбнулся еще обаятельнее, кивнул на пику, кивнул на динго.

– А нечего на него кивать, – девчонка продолжала целиться. – Они в человеческие разборки не влезают, он тебя не защитит. Так кто ты?

– Никто, – миролюбиво зевнул Зимин. – Я сам по себе единица…

– Единица… Тут мало кто сам по себе. Зачем меня догонял?

– Я не догонял, я просто…

– Просто. Просто на лбу короста…

Девчонка соскочила с верблюда. Как-то умудрившись не выпустить из рук свое копье. Прогремев еще каким-то оружием, скрытым под широкой, такого же серого цвета тканью. То ли огромная плащ-палатка, то ли бурнус. Зимин, во всяком случае, раньше таких костюмов не встречал.

– Я думал, что ты мираж, – бухнул Зимин. – Оптический обман…

Девчонка оценивающе осмотрела Зимина.

– Врешь плохо, – сказала она. – Оптический обман…

– Вру, – согласился Зимин. – Скучно стало, вот и решил поговорить. Я к океану, вообще-то, иду.

– Зачем?

– Так, посмотреть…

– Нечего там смотреть. Вода как вода. Ветер водоросли наносит, анчоусы разные плавают. Все по полной программе. Слушай, ты, я гляжу, парень нехилый, а мне как раз помощь нужна…

Зимину стало приятно. Никто никогда его не называл нехилым. Особенно девочки. Значит, время даром не прошло, значит, подтягивался не впустую.

Девчонка воткнула пику в землю и стянула с лица маску.

Она была…

Она была обычной. Девчонка как девчонка, таких везде полно. Очки солнцезащитные на пол-лица, не поймешь даже…

– А чего надо-то? – с ленцой спросил Зимин. – Что за помощь? Морду кому-нибудь отрихтовать?

– Морду я и сама могу кому хочешь отрихтовать, – гордо сказала девчонка. – Ногу надо подержать.

– Твою, что ли?

– Верблюжью, – девчонка похлопала верблюда по круглому боку.

– Подковывать собираешься?

– Дурак, верблюдов не надо подковывать. Надо просто его осмотреть. Мне кажется, ему в ногу что-то воткнулось…

– Это стрела амура, – пояснил Зимин. – Твой верблюд влюблен.

– В кого?

– Надо полагать, в верблюдицу какую-нибудь. В этом возрасте такое часто случается… Или, может, даже в…

– Хватит болтать, иди сюда, Айболит Сигизмундович…

– Меня Зиминым вообще-то зовут, – сказал Зимин. – А тебя, наверное…

Зимин хотел сказать что-нибудь из дурацкого. Костомукша там, Сибирская Язва или еще что. Но девчонка его опередила:

– Я Строка.

Зимин представил сначала обычную строку, в песне или в стишке каком, но быстро понял, что это не та строка. Другая строка. Маленькая острокрылая муха, которая кусается даже сильнее слепня. Выстригает кусок мяса и улетает с добычей так быстро, что не поймаешь.

– Очень приятно, – сказал Зимин. – Строка. Доброе, хорошее имя, у меня прабабушку так звали…

Он двинул к верблюду, не удержался и посмотрелся в его большой наглый глаз. Отметил, что с последнего раза, когда он смотрелся в глаз Игги в конюшне Светлозерья, мужественности у него прибавилось. Подумал, что, может быть, пора начать бриться. Щетины, конечно, пока нет, но если начать бриться, лицо быстро приобретет окончательную суровость и зверскость.

– Задача такая. – Строка вытащила из седельной сумки пинцет. – Ты держишь верблюда за колено…

– А как его зовут?

– Румпельштицхен, – выдала Строка. – А вообще, никак не зовут, верблюд и все тут. Хватай за ногу и держи, все дела.

Строка для успокоения пощекотала свою животину за ухом, затем взяла левую переднюю ногу верблюда и согнула ее в колене.

– Держи! – велела она Зимину.

Но едва за ногу взялся Зимин, как верблюд принялся вредничать. Стал вертеться и старался ногу из объятий Зимина высвободить. Зимин исхитрился, подлез под верблюжье брюхо и перехватил ногу поудобнее. И тут же верблюд улегся на него. Было не больно, но неудобно. Зимин оказался вдавлен в сухую твердую землю, дышать было тяжело, глаза выскакивали. К тому же сухая трава пребольно колола живот.

Строка забегала вокруг верблюда и стала стараться его поднять. Разными способами. Пинками, дерганьем за уши, тыканьем тупым концом пики. Руганью тоже пыталась. Но верблюд был непреклонен. Даже хуже – он принялся устраиваться поудобнее и воткнул в бок Зимина мосластое колено.

– Убери копыта… – просипел Зимин. – Бурдюк чертов…

– Копыта – это ногти, – задумчиво произнесла Строка. – И я тебе уже говорила, у верблюдов нет копыт.

– Все равно убери… не могу уже…

Зимин укусил верблюда за бок. Но шкура на верблюде была толстая и на вкус неприятная, так что Зимин сразу верблюда выплюнул. Впечатления же на дромадера укус не произвел.

– Ты тут полежи пока, – сказала Строка, – я за твоим конем сбегаю. Привяжем его к верблюду и дернем…

– Не надо! – зашипел Зимин. – А то еще и этот придурок на меня усядется, я его характер…

– Ну, тогда я не знаю, – развела руками Строка. – Надо ждать, пока он сам не слезет…

Зимин испугался. Но тут на помощь подоспел песчаный динго. Подошел, подумал, потом пульнул в верблюжью шею голубой искрой. Верблюд заревел, с Зимина вскочил и принялся бегать широкими кругами. Игги заржал и принялся бегать за верблюдом. КА82 отошел в сторону и вернулся к своим солнечным ваннам.

Зимин поднялся на ноги, отряхнулся. Хотел ругануться, но при девочке постеснялся.

– Зря ты с ним ходишь, – Строка кивнула на динго. – Напрасно…

Зимин посмотрел на песчаного динго. Тот сидел на траве. Выставив из спины чуть подрагивающий гребень. Мирно сидел, спокойно.

– Напрасненько, – повторила Строка.

– Почему это напрасненько?

– А ты не знаешь?

Зимин покачал головой.

– В нем же бомба, – усмехнулась Строка. – Тактический заряд.

– Какая бомба? – не понял Зимин.

– Обычная, атомная.

– Зачем? – вздрогнул Зимин. – Зачем в нем бомба?

– А кто его знает… Да ты не бойся, еще ни один пока не взорвался. Так что, может, это и не бомба вовсе, а муляж. Слушай, Зимин, давай чаю, что ли, попьем? Надо чай пить как можно чаще, чтобы вода из организма не уходила. У меня сахар есть…

Зимин принялся разводить костер. Собрал сухой травы, подпалил. Строка притащила бурдюк, чайник и большой кусок сахара. Вскипятили воду, стали пить чай. Верблюд все бегал и бегал, Игги устал и не бегал, бродил по округе, выискивая свежую травку.

– Строка, – спросил Зимин негромко, – я вот у тебя поинтересоваться хотел…

– Поинтересуйся, – Строка захрустела сахаром.

Зимин дунул в стакан, выдул былинку. Затем все-таки сказал:

– Ты не знаешь случайно… ну… одну девчонку. Ее Лара зовут…

Строка усмехнулась. Зимин покраснел и отвернулся.

– Втрескался? – спросила она.

Зимин промолчал.

– Втрескался в Лариску, что ли?

– Да нет, конечно. Просто это… У нее одна моя вещица осталась…

– Это ты тоже зря, – Строка подмигнула Зимину. – Зря в нее втрескался. Хотя в нее все втрескиваются….

Зимин услышал зависть. Впрочем, подумал он, это же нормально, девчонки всегда друг другу завидуют, такие уж они.

– Так вот, – официальным голосом продолжила Строка. – Зря ты хлебало-то растопырил, у Лариски же этот, как там его, Пашка. Персиваль Робин Бобин Вечнозеленый. Стишки поганые все сочиняет.

– Да он…

Зимин замолчал.

– Что он? – насторожилась Строка.

– Пашка воевать отправился, – соврал он, – отвоевывать новые уделы у всякой нежити и нечисти. Дабы не осквернила нога поганого…

– Ну, понятно, – хмыкнула Строка. – Дабы не осквернила. Лариску я, кстати, тоже давно не видела. Мы, вообще, раньше ей предлагали к нам присоединиться…

– К кому?

– К нам. К нашей группе. Я же тебе не сказала еще – я третий старший офицер боевой мобильной группы «Стальные розы».

Строка встала и распахнула свой бурнус. Под бурнусом оказалась форма из блестящей черной кожи с узкими железными бронепластинами. На поясе два ножа, слева длинная кривая сабля. С плеча свисает лента с метательными ножами.

– Ничего гардеробчик, – Зимин восхищенно присвистнул. – Нихт капитулирен сплошное, «Стальные мимозы»…

– «Стальные розы», – поправила Строка. – А костюм я сама делала…

– Тебе в Париж надо, а ты тут с ножиками скачешь.

– В Париже тоска, я там три раза бывала. – Строка произведенным впечатлением осталась довольна, запахнулась в бурнус снова.

– А я почему-то так и подумал, – сказал Зимин. – По тебе сразу видно, что ты третий старший офицер, здорово можешь шить и вообще «Стальная роза». Ты говорила, что вы предлагали Ларе присоединиться?

– Предлагали. Девчонки здесь стараются вместе держаться. Или к нам присоединяются, или к эльфам. У эльфов, у них своя банда, такие дуры – просто шорох берет! Я к ним, кстати, сейчас на переговоры ездила – все мозги высушили… А Лариска не захотела ни к нам, ни к этим бледнотикам, сама стала жить. Одна. Иногда в гости к нам заезжала. Залетала, в смысле… Так что я вот хочу тебе сказать с полной вьетнамской ответственностью, держись от нее подальше.

Зимин посмотрел на Строку с удивлением.

– Да-да, подальше, – сказала Строка уже как-то капризно. – Потому что она странная.

– Странная?

– Странная.

Строка вытянула из-под бурнуса нож и принялась лениво, как маньяки в фильмах про маньяков, править его оселком.

– Очень странная девочка. Непредсказуемая какая-то…

Вжик, вжик, Зимин смотрел на сталь.

– У нее была какая-то… сила, что ли. Или дар. Не знаю, в общем. Животные ее очень любили. Как-то подчинялись даже. И не только животные, она и на людей тоже как-то влиять могла.