Текст книги ""Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Эдуард Веркин

Соавторы: Марианна Алферова,Владимир Скачков,Светлана Славная,Сергей Ковалев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 278 (всего у книги 354 страниц)

И Зимин по примеру Перца попытался закинуть Ляжку на седло одной рукой, но ничего не получилось, сам чуть не свалился. Впрочем, услужливый гном Яша как раз вовремя согнул спину, и Ляжка, вскочив прежде на гномовскую хребтину, переправился на коня.

– Бывай, Яша, – кивнул Зимин гному.

Игги выскочил на улицу. Зимин с непривычки натянул поводья, и Игги поднялся на дыбы. Зимин неожиданно почувствовал под собой мощь, живую настоящую мощь, он ослабил повод и чирканул Игги шпорами. Конь заржал.

– Вперед! – рявкнул Зимин.

Игги рванул вперед, через дождь.

Держаться в седле на такой скорости было довольно сложно, особенно с непривычки. Зимин и Ляжка подскакивали, как мешки с гнилой картошкой. Зимин подскакивал не так сильно, поскольку он сидел в седле и упирался ногами в стремена, Ляжке же, устроившемуся на крупе, приходилось туго.

Однако через несколько минут такой скачки и Зимин почувствовал, что спина, особенно ее нижняя часть, начинает просто отваливаться. Он собрался было сбавить скорость Игги, но подумал, что негоже ему ронять свое лицо перед каким-то там Ляжкой. И поэтому Зимин терпел.

Они скакали еще несколько минут, потом Ляжка не выдержал.

– Сто-то-то-й-й! – простонал он. – Н-не могу…

– Ч-чего? – Зимин сделал вид, что не расслышал.

– Ос-тт-та-но-вись… – провыл Ляжка.

Зимин натянул поводья. Игги послушно остановился.

– Лучше пешком. – Ляжка сполз на землю.

– Как знаешь, – пренебрежительно ответил Зимин и пустил коня шагом.

Они медленно обогнули озеро, по узкой тропинке поднялись на холм на противоположном берегу. Дождь кончился, и немедленно выглянуло солнце. Озеро на самом деле было светлым и красивым. Даже унылые замки на противоположном берегу и то казались светлыми и гостеприимными, от их крыш шел пар, а в слюдяных оконцах блестела вода. Откуда-то появилось стадо рыжих почему-то баранов, стадо тряслось безо всякого управления, шарахалось из стороны в сторону. Потом оно замерло и рвануло к озеру. Зимин решил, что у баранов разыгралась жажда, но это было не так. Хорошенько разбежавшись, бараны бросились в воду и исчезли.

Зимин немножко подивился. Бараны-самоубийцы… Трудно что-то сказать. Хотя… Если есть киты-самоубийцы, которые выбрасываются на берег, то почему бы не быть баранам-самоубийцам, которые бросаются в озеро?

А может, это такие бараны-амфибии? Может, именно как раз из таких баранов делаются одеяла на рыбьем меху?

– Вранье, – зевнул Ляжка. – Все тут сплошное вранье. И Перец тоже бздун. Эта его сказка про удавов…

– Про анаконд, – поправил Зимин.

– Ну, про анаконд…

Зимин сплюнул через левое плечо и прикусил язык. Вспоминать историю про лабиринт и анаконд не хотелось. Зимину почему-то казалось, что история эта нехорошая. Он вообще давно заметил, что есть некоторые вещи, которые притягивают неприятности. Некоторые фильмы, некоторые книги, некоторые истории. Они как бы изначально несут в себе темный заряд и разливают его вокруг, при каждом удобном случае. На все. Смотришь темное кино вечером, а ночью на тебя нападает таракан. А днем отрывается подошва американских кроссовок. А вечером начинается ангина. Да и вообще, все из рук валится.

И Зимину казалось, что он даже знает, почему некоторые истории производят такой разрушительный эффект. Не потому, что они страшные, а потому, что они настоящие.

История про тринадцатого в лабиринте ему не нравилась. Потому что казалась настоящей. Такое ведь вполне могло произойти, думал Зимин. В наше время все может произойти. И еще Зимину казалось, что эта история…

– А тебе не кажется, – спросил Зимин, – что эта история имеет какое-то отношение к… к самому Перцу?

– Конечно, имеет, – ответил Ляжка. – Он ее выдумал. Высосал из пальца, чтобы нас напугать, вот и все. Я тебе сам кучу таких историй расскажу, только вот ночь наступит… Погоди…

Ляжка даже остановился. Потом пристально, одним прищуренным глазом посмотрел на Зимина:

– Ты что, Зима, думаешь, что тринадцатый из этого рассказа – это и есть наш безвременно усопший слабоумный Рыцарь Серобуромалиновой Подвязки?

– Ну, я не знаю…

Ляжка принялся жирно ржать:

– Если он такой крутой, то тогда чего ж он этих красных тварей не раскидал? Это ему было бы вообще влегкую? Такому-то супермену!

– Не знаю…

Ляжка не переставал смеяться:

– Не знаешь, а болтаешь! То же мне, теоретик и практик героизма, возьмите двух сушеных альпинистов…

– Тише ты, – сказал Зимин, – сейчас какую-нибудь Несси местную разбудишь. Она давно такими, как ты, не закусывала.

Ляжка смеяться сразу перестал.

– Нечего делать из обычного вруна романтического героя, – сказал он. – Врун, самый зауряднейший врун. Такой же, как ты.

– А я-то чего?

– А с чего это ты вдруг заделался рыцарем? У тебя что, на лбу написано, что ты рыцарь? Или, может, у тебя наследственность?

– Оставь мою наследственность в покое, – пренебрежительно выдавил Зимин. – Ясно же, что из нас двоих рыцарь я. К тому же ты обещал быть моим вассалом.

– Мало ли чего я в жизни не обещал?!

– Ты что, перерулить все хочешь?

– Допустим, – сказал Ляжка, хотя особой уверенности в его голосе Зимин не услышал.

Зимин бережно пришпорил Игги. Дороги никакой не было, но трава была невысока, газонно-американского типа, продвижению коня она не мешала.

– И каковы же твои требования? – спросил Зимин.

Ляжка принялся рассуждать о том, что Зимин записался в рыцари совершенно самочинно, с формально же юридической точки зрения их обоюдные права на рыцарский титул равны, а может быть, у него, Ляжки, этих прав даже больше. Поскольку Ляжка старше и опытнее в житейских вопросах.

Зимин отвечал, что он согласен, в общем-то, с такой постановкой вопроса, в рыцари он никогда не набивался, напротив, стал рыцарем волею судеб. И он с охотой уступит рыцарский титул и, может, даже имя, если только Ляжка возьмет на себя все случаи форс-мажора – то есть разборки с оголодавшими гоблинами, дуэли с другими рыцарями за прекрасных дам и насущные материальные ценности. Все остальные поединки со всеми вероятными и невероятными противниками.

Ляжка секунду думал, затем от такой чести отказался.

– Оно и правильно, – заключил Зимин. – Хлопоты одни, а прибытку никакого. К тому же на тебя доспехи не налезут. Сначала избавься от лишней телесности, а потом уже в рыцари записывайся!

И Зимин рассмеялся.

Вообще, он с удивлением обнаружил, что без Ляжки ехать стало гораздо легче и приятнее, езда стала Зимина даже забавлять: он тянул поводья влево – и Игги шел влево, он тянул вправо – и Игги поворачивал вправо. А если он тянул на себя – Игги послушно останавливался. Иногда Зимин трепал его за гриву и осторожно стукал между ушами железной боевой перчаткой, говоря:

– Но, зараза. Двигай тазом, не будь унитазом.

Это выражение очень Зимину понравилось, он его повторил про себя несколько раз и почувствовал, как улучшилось настроение. Зимин стянул перчатку и погладил коня ладонью по шее. Ему нравилось повелевать таким большим существом, как Игги. Это было приятно. От этого он чувствовал себя почти взрослым.

Солнце постепенно раскочегаривалось, Зимин разморился на этом солнце и стал подремывать, потому что местность вокруг была однообразная и клонившая в сон. Справа объявилась река, видимо, питавшая озеро, она текла медленно, без извивов и плесов, через сочную осоку и низкие кустарники с кучерявыми листьями. Зимин почему-то представил, как в эту реку войдет кит или какое другое водяное чудовище, как он застрянет между берегами и будет пыхтеть, пуская фонтаны и радуги.

Скоро по сторонам стали попадаться небольшие и абсолютно круглые озерца, да и вообще, все вокруг было какое-то круглое или овальное, даже деревья, глаз не цеплялся за предметы, и от этого Зимину хотелось спать еще больше.

Вот Зимин и спал. Сквозь сон его немного смущало отсутствие дороги. Так, самую малость. Иногда Игги оступался, Зимин просыпался и думал, что трава – это, конечно, хорошо, но неплохо бы было, если бы ландшафт немножечко изменился. Чтобы снова случилась степь, но не высохшая до серого состояния, а желтая и жизнерадостная. Впрочем, как показывал опыт пребывания Зимина в Стране Чудес, все изменения ландшафта здесь происходили неожиданно.

Потом Зимин проснулся и начал думать: есть ли здесь волки или какая другая голодная фауна? И сразу успокоился. Голодная фауна, безусловно, заинтересуется сначала не им, сначала она заинтересуется Ляжкой.

Зимин посмотрел на Ляжку.

– Чего смотришь? – спросил тот.

– Да вот, думаю, это ты или просто куча навалена.

И громко, как и подобает настоящему рыцарю, засмеялся.

Солнце разозлилось уже совсем не на шутку, и Зимин, закупоренный в многослойную броню, стал поджариваться. Вода, которой была пропитана вся его одежда, принялась испаряться, и Зимин оказался будто в пароварке. Ему хотелось искупаться, но речные берега были непроходимо заосочены, а в озерцах купаться он опасался, так как выглядели они подозрительно спокойно и гладко, что являлось верным свидетельством обитания в озерных глубинах вредоносных тварей вроде водозавров или там саблезубых бегемотов. Распускать же броню Зимину не улыбалось, в броне ему очень нравилось. И еще он опасался, что обратно затянуть ее не удастся. Он попробовал снять шлем, но без шлема было еще жарче, так что ему пришлось вернуть шлем на место.

Очень скоро Зимину захотелось пить, а во фляге воды не было, и Зимин принялся искать озерцо поменьше, в котором саблезубый бегемот не уместился бы. Но озера как назло попадались все достаточно крупные, а Зимин рисковать не хотел.

Ляжка тоже мучился от жары, но, как всякий настоящий приспособленец, он быстро нашел выход – шагал точно в тени Зимина и коня Игги, тем и спасался.

Подходящее озерцо Зимин обнаружил не скоро. Водоем был невелик в размерах, где-то двадцать на двадцать, берег песчаный и низкий, вокруг произрастали кусты, и никаких звериных троп и водопоев не наблюдалось. Зимин ускорил Игги с помощью шпор. Подгоняемый жаждой и чувствуя себя Монтесумой, он приблизился к озеру уже метров на двести, как вдруг кусты по берегу раздвинулись, и на пляж выбежала девчонка.

– Смотри-ка – мурена, – громко прошептал Ляжка.

Зимин натянул поводья, спрятался за какой-то ближайшей ракитой и стал наблюдать. Ляжка дышал ему в ухо, причем умудрялся это делать прямо с земли.

Девчонка была красивая, стройная, с волосами красными и короткими, одетая в узкую кожаную куртку и в кожаные штаны. На ее бедрах был широкий плетеный пояс с ножом, а из-за спины торчал костяной меч с длинной рукояткой.

Она вынула меч, воткнула в песок, сбросила мокасины и подошла к воде. Видимо, вода была холодная – пощупав ее пальцами, девчонка села у самой кромки и стала мыть ноги.

– Какая, блин, – шептал Ляжка и переминался с ноги на ногу. – Пригласить бы такую в пирожковую…

– Тише ты, – шептал ему Зимин.

Девчонки никогда особо не занимали Зимина. Нет, он иногда на них посматривал, но они не вызывали у него никаких эмоций. Ему не хотелось втыкать в них булавки, подкладывать кнопки или приглашать на дискач, он был к ним вполне равнодушен. В друзья девчонки не годились, да и не нужны были Зимину друзья. Правда, однажды он вроде типа влюбился в Ташку Иванову, но это была слишком душераздирающая история…

И вообще.

К тому же девчонки, по мнению Зимина, совершенно не секли в компьютерных играх и были глупы и легкомысленны. Но эта чем-то привлекла его, наверное, легкими восточными чертами и немного смуглой кожей, а также тем, что была на кого-то похожа. Во всяком случае, что-то пошевелилось в глубине души Зимина. Красные кровяные тельца, ужаленные генетической памятью татаро-монгольской конницы, засуетились, и Зимин, удивленный этим, распялил глаза пошире, чтобы разглядеть девчонку получше.

Если бы он был внимателен и следил за собой, то обнаружил бы, что ни восточных черт, ни смуглой кожи он с этого расстояния просто не может видеть в силу слабости своего зрения. Восточный образ красавицы всплыл в его мозгу так, сам по себе. Вроде как случайно.

И если бы он был спецом в ретрогипнозе и умел бы размахивать перед зеркалом маятником и шептать мозгокрутским вкрадчивым голосом, то заглянул бы туда, вглубь, в тишину, в десятки поколений своих предков – и увидел бы таки всадника с маленьким круглым щитом, на угрюмой низкой лошадке и в меховой островерхой шапке.

Треугольное лицо всадника лоснилось от сала, предохраняющего от зимнего ветра, а за спиной уходил в небо черный смоляной дым.

Но ничего этого Зимин не увидел и ничего этого он не знал. Он вгляделся в девчонку и решил, что она сильно походит на Яну Тэкс, Потрошительницу Глазниц из некогда любимой Зиминым игры, пройденной им, по крайней мере, восемь раз. И после этого она понравилась ему еще сильнее, поскольку Яна Тэкс была самой симпатичной виртуальной красавицей. У Зимина на стене имелся даже плакат с ее изображением.

И вообще, присутствие девчонки Зимина удивило – до этого он полагал, что в Стране Мечты обитают одни лишь мальчишки. А вот, оказывается, нет. Зимин попытался решить, хорошо это или плохо и будет ли ему от этого какая-то польза, но тут Игги оступился и вывалился из кустов на пляж. Зимин лишь успел принять подобающий вид и стереть с лица выражение крайнего интереса. Затем Игги, влекомый силой тяжести и конской вредностью, споткнулся и припал на передние ноги, отчего Зимин проскользнул между лошадиными ушами и позорно бухнулся в ледяную озерную воду.

Глава 14
Valciriа vulgaris

Зимин зажмурился. Досчитал до десяти, потом открыл глаза. Это была она, Зимин узнал. Именно она была вырезана на плече рыцаря Перца. Неизвестным художником. За шпагу с богатым эфесом, в виде морского змея, вступившего в бой с кашалотом. Зимин смотрел и не знал, что сказать. И что вообще делать.

– Ты кто?

Зимин не нашел что ответить. В голове вертелось сакраментальное «конь в кожаном пальто», но озвучить подобное Зимин в присутствии девушки почему-то постеснялся. К тому же Зимину было стыдно за свое позорное падение меж лошадиных ушей, за свою неловкость, недостойную положения мужчины и рыцаря без страха и упрека. Поэтому он промолчал и поискал глазами Ляжку.

Девчонка сидела на корточках возле самой воды, Ляжка рядом с ней. Ляжка учтиво смотрел ей в глаза. Он находился за ее левым плечом, но все равно умудрялся смотреть ей в глаза. Зимин подивился такому редкому умению, но потом вспомнил, что Ляжка в делах подобострастия чемодан способный.

– Ты кто? – повторила вопрос девчонка.

– Это высокородный рыцарь…

Зимин мгновенно оценил ситуацию.

Сейчас Ляжка булькнет, что его зовут сэром Персивалем. Девчонка настоящего Персиваля вполне, может быть, и знает. Знала. Или она уличит Зимина во лжи и пошлет его подальше. И правильно сделает. Или ему придется рассказать ей всю правду. Про гибель Перца, про красных волков. Плохое начало знакомства.

Поэтому Зимин кашлянул, и быстрый разумом Ляжка мгновенно перестроился:

– Это высокородный рыцарь… Иеронимус Батиста Винтерснейк, светлый рыцарь Чаши Дня, кавалер Золотого Локона. Сокращенное благородное имя Зима.

– Направляюсь с инспекционной поездкой, – добавил Зимин. – Проверяю, все ли в порядке…

– Ну и как, все в порядке?

– Более-менее… Некоторые временные трудности, конечно, есть, но мы над ними работаем…

– Вы что, вдвоем на одном коне ездите? – хихикнула девчонка.

– Сударыня, – сказал слева Ляжка. – Мы передвигаемся вполне автономно, сами по себе. Но сейчас мы в затрудненных обстоятельствах жизни. Понимаете, наш осел, в смысле, мой осел пал… Он так низко пал, что решил, будто он слишком независимая личность для того, чтобы я на нем ездил. Я ему говорю: Олимпус, прошу тебя, поедем, а он мне отвечает…

– Осел? – удивлялась девчонка.

– Ну да, глупый Олимпус, глупый мой осел. Я ему говорю, будь другом, шагай, а он мне про правовое общество…

Девчонка с красными волосами слушала Ляжку и с улыбкой смотрела на Зимина, щурясь на солнце и покачивая головой.

– И тогда я, конечно, не вытерпел и выставил его вон безо всякого содержания, а у Олика от горя лопнула аневризма, и вот так я оказался без транспорта. А великодушный рыцарь Зима пожалел мои ноги и взял меня с собой. Именно поэтому, добрая сударыня, мы и ездим на одном коне, хотя внешне это и не смотрится.

– Ты смешной, – сказала неизвестно кому девчонка – то ли Зимину, то ли Ляжке.

Тогда Зимин восстал из воды, злобно по-собачьи отряхнулся, попрыгал на одной ноге, потом на другой, вытряхнул воду из ушей. Вода вытекала, впрочем, не только из ушей, но из всех дырочек кольчуги, из-под щитков, из боевых рукавиц. Шлем вообще свалился и затерялся в песке. Предательский Игги предусмотрительно отошел в сторону и теперь обнюхивал кусты, вертя игривым хвостом.

– Не жарко, рыцарь Зима? – спросила красноволосая девчонка и ехидно усмехнулась.

– Нормально, – буркнул Зимин и принялся искать в воде шлем. – Я к жаре с детства привычный, у меня батон в литейке работал, а там жары не боятся.

Зимин не знал точно, зачем он соврал. Профессия намотчика лопастей для вертолета была не такая благородная, как профессия литейщика. Так ему, во всяком случае, казалось.

Зимин нашел шлем, выгнал из него пескарей, но надевать не стал, опасаясь приобрести вид еще более глупый, чем был у него до этого.

– Есть хотите, рыцари? – спросила девчонка.

– Не хочу, – ответил Зимин. – Я уже сыт сегодня.

– А я хочу, мэм, – засуетился Ляжка. – Я уже удивительно давно не ел.

– Как насчет борща? – девчонка подмигнула Зимину. – Борщ. С капустой. Со свеклой. С луком. Даже с ботвой. Где еще здесь найдете?

Живот Зимина ренегатски заурчал, громко, как безухий шотландский кот – и девчонка засмеялась тоже громко и заразительно. Зимин, чтобы призвать живот к порядку, сделал грозное лицо, но это насмешило ее еще больше.

– Смешной! Так как тебя зовут-то?

– Доход… тьфу ты, – Зимин тоже улыбнулся. – Зима меня зовут. Батиста. А это мой оруженосец… его зовут Джа.

– Очень приятно. Вы новенькие здесь? Я вас раньше не видела.

– Отнюдь, – сказал Зимин, и это слово ему понравилось, слово было красивым и подходящим, и он его повторил. – Отнюдь. Мы с одним рыцарем просто очень долго завоевывали новые земли. Мой конь пал в бою с озерным поклепусом, и тогда тот рыцарь великодушно одолжил мне своего коня…

– Ясно. Это сразу видно. Ладно, рыцари, пойдем обедать. Игги! А ну прекрати баловаться!

Игги засунул голову в кусты и с кем-то там фыркал. Приказа он не послушался и фыркать продолжил.

– Ты знаешь Игги? – Зимин сделал вид, что удивился.

– Конечно, это же Пашки конь. Ну, в смысле, рыцаря Персиваля. А сам Пашка где?

– Да он там… – начал Ляжка.

– С Магическим Орденом воюет, – соврал Зимин. – Там еще немного осталось завоевать. Мы с ним там тоже были, я же говорил… Знатное было дело! У колдоперов оказалось численное преимущество, мы их долбали-долбали…

– А, ясно, – девчонка покачала головой. – Значит, не скоро приедет…

– Не, не скоро, там еще на самом деле много дел. Надо всех приструнить, надо все поделить как следует…

– Да-да, – подхватил Ляжка. – Там еще непочатый край работы. На месяц – не меньше. А Всадник Пэ там самый главный… Весь такой в белом.

– Да уж… – красноволосая вздохнула. – Всегда одно и то же… Арбалеты, стенобитные орудия… Тоска.

Зимину показалось, что в голосе девчонки проскочила грусть, и это ему не понравилось. Он испугался, что девчонка примется расспрашивать дальше, и попытался перевести разговор на другую тему:

– А ты сама-то откуда?

– Какая разница? Тут все одинаковые. Тут все равны. Тут все мечты сбываются, это же Мир Мечты…

– Это совершенно справедливо, – Ляжка смотрел на девчонку пищевым взглядом. – Вот возьмем меня. Я, к примеру, всегда мечтал…

– О колбасе, – сказал Зимин.

Ляжка плюнул и пошел вдоль берега озерца с обиженным лицом.

– Зачем ты так? – спросила девчонка.

– А, – Зимин махнул. – Не треснет. А как тебя зовут?

– Лара, – сказала девчонка.

– В честь…

– В честь «Доктора Живаго» [32]32
  «Доктор Живаго» – роман Бориса Пастернака.


[Закрыть].

– Не слыхал, – пожал плечами Зимин. – Это экшн или ролевка?

– Это книжка, – снова рассмеялась Лара. – Ты что, книжек не читаешь?

– Да нет, читаю иногда, – Зимин принялся смотреть в сторону. – Я фантастику люблю, про путешествия тоже… Фантастику больше. В Интернет тоже ползаю…

– Ну да ладно, давай обедать, путешественник. Эй, Джа, иди обедать! А почему его Джа зовут?

– Да он раньше дредером был, – соврал Зимин. – Боб Марли [33]33
  Боб Марли – ямайский исполнитель музыки рэгги.


[Закрыть], еверлав, леголас марихуана. А потом его гопота поймала и виски почикала. Все дреды срезали и заставили сожрать.

– Съесть волосы? – не поверила Лара.

– Ага. Почти килограмм живых волос. Не, он их, конечно, не всухую ел, с майонезом, но все равно тяжело. Он даже похудел потом на восемь килограмм. С тех пор его так и зовут – Джа. Что в переводе с эфиопского означает «человек, объевшийся волосами».

– Ну, ясно… Надо Игги отогнать, а то поесть нам не даст.

Они подошли к Игги, Лара стукнула его ладонью по ляжке, и он отстал от кустов. При этом морда у коня была хитрая и довольная.

– Иди давай, – сказала Лара. – Пасись.

– А твой конь где? – спросил Зимин. – Тоже пасется?

– В кустах прячется. Сейчас позову. Он ужасно стеснительный. Вы только не пугайтесь его, он безобидный. Джа, иди сюда тоже.

Зимин сделал пренебрежительное к страху лицо, благородный рыцарь не пугается, не дрожит, как осиновый лист в осенней дубраве. Ляжка приблизился осторожно – мало ли чего можно было ожидать от красноволосой девчонки?

– Только не бойтесь, он шалун, – предупредила Лара. – Эй, Леха, выходи.

Кусты шевельнулись все разом, будто изнутри они были наполнены огромным, но незаметным существом. Зимин невольно отступил к озеру, Ляжка отступил еще быстрее.

– Давай, Леха, выходи, – позвала Лара еще раз. – Выходи, тебя никто не обидит.

Кусты шевельнулись снова, и сквозь листву просунулась здоровущая, с гараж, морда стального цвета. Зимин сразу же смело шагнул за спину Лары и занял там оборонительную позицию, Ляжка занял оборонительную позицию за Зиминым.

Высунувшаяся морда завертела круглыми глазами, втянула с шипением воздух. В нос ей набился песок, и морда чихнула, насытив эфир запахом горелой бересты и дегтя. Морда ужасно смутилась и прикрыла глаза.

– Кто это? – прошептал Зимин, хотя, кто это, он, в общем-то, догадывался. – Тираннозаурус Рекс?

– Это толстый дракон, – прошептал Ляжка. – Огромный толстый дракон с мегазубами.

– Это валькирия, – сказала Лара. – В простонародье в самом деле ее называют драконом. Valciriа vulgaris, трехлетка. Моя.

– Песец! – Ляжка выдувал воздух. – Синдерелла в восхищении! Я сейчас себе всю голову ото… отхохочу, можете не сомневаться.

– А почему тогда Леха? – не понял Зимин.

– Он мальчик. Смотри – веки-то голубые.

Зимин пригляделся и отметил, что веки и на самом деле голубые. Игги же приветствовал высунувшуюся валькирию как старого друга – подбежал и нагло поставил копыта прямо на нос, отчего Леха свел глаза в кучку и приобрел совершенно комический вид.

– Игги, а ну прекрати! – прикрикнула на коня Лара и сделала движение, будто собирается бросить в него камень.

Игги отскочил, с независимым видом забрел в воду по брюхо и стал мутить воду.

– Он мальчик! – сказал Ляжка саркастически. – Не обижайте его! А то он вам башку оторвет!

Дракон посмотрел на него с тяжелым интересом.

– А ты давай, – приказала Лара дракону. – Высовывайся дальше.

Леха ноздрями выпустил воздух и выдвинулся дальше как получилось, потому что на полную длину он высунуться не мог – уперся в воду. Но и этого вполне хватало, чтобы оценить размеры. Внушающие размеры, видимо, где-то с вагон. А может, даже с рефрижератор.

– Он, в смысле, дракон, друг человека? – осведомился Ляжка. – Он гуманист?

– Он любит людей, – сказала Лара.

– Задам вопрос Винни-Пуха, – сказал Ляжка. – Как он их любит? С чем он их любит? Если, к примеру, он их любит с тертым сыром… Кстати, вы знаете, что Винни-Пух был шизофреник? Я в Интернете читал, что английские психиатры проанализировали всех этих типов: Винни-Пуха, Пятачка, Кролика, Тигру, Сову – и обнаружили, что все они психопаты! Причем ярко выраженные! А Винни-Пух – это вообще труба, дай ему тесак, и будет не Винни-Пух, а Винни Потрошитель! Теперь вы представляете? Нас с детства воспитывали на примере психопатов! Что же они теперь удивляются, что мы все тоже психопаты? Кстати, анекдот. Приходит как-то Пятачок к Сове…

Леха прервал нервные рассуждения Ляжки, выдвинувшись дальше. Вслед за головой обнаружилось туловище, жилистое, похожее на крокодилье. Сверху к туловищу были приставлены широкие черные крылья, сложенные на манер крыльев летучей мыши, а под брюхом имелись лапы со стальными когтями. Видимо, наличествовал еще и хвост, но хвост скрывался в кустах.

Сразу за крыльями драконье тело опоясывал широкий ремень, к которому крепились седло со спинкой и большие кожаные кофры. Лара подошла к чудищу, открыла левую сумку, достала из нее котелок и серебряный термос. Она наполнила котелок борщом и спрятала термос обратно в сумку, после чего сказала Лехе:

– Лех, давай, пыхни.

Леха послушно втянул воздух и выдохнул из ноздрей струю зеленого пламени. Огонь ушел в песок, и песок сразу же сплавился в круглый пятак. Лара поставила на этот пятак котелок, и борщ мгновенно вскипел. В животе у Зимина заурчало совсем громко.

– Почему его зовут Леха? – заметил Ляжка. – Его надо назвать по-нашему. Его надо назвать Пыхарь…

– Сам ты пыхарь, – сказал Зимин. – Не лезь к чужому дракону, своего заведи лучше…

Несмотря на такое огненное усердие, дракон распространял вокруг себя неожиданную прохладу, находиться в его обществе было приятно и легко. Как в салоне дорогого автомобиля. И еще. От дракона, несмотря на его внушающие размеры, совсем не пахло. Ну, разве что берестой.

– Я тоже знал одного такого дракона… – начал Ляжка.

Зимин удивлялся. Ляжка обычно не отличался особым красноречием, а если и рассказывал что-то, то всегда истории из собственной жизни и жизни своих многочисленных приятелей. С обилием злокачественной лексики и всевозможных неприличий. Например, историю про то, как один мальчик отправился пугать девчонок в бассейне, а те взяли и закрыли его в кочегарке, где этот типус проторчал три дня и вынужден был съесть крысу, которую про запас зарыл в уголь охранный пес. Так что сейчас неожиданное красноречие Ляжки Зимина насторожило.

Ляжка рассказывал:

– И тогда этот моторхэд схватил топор и как прыгнет с башни с громким криком, а дракон увернулся, и этот долдон свалился с тридцатиметровой высоты…

– Хватит пургу гнать, – сказал Зимин. – Ты мне надоел.

Ляжка собрался ответить что-нибудь едкое, но Лара взглянула на него, и Ляжка передумал.

– Ладно, давайте есть. – Лара достала кремниевые ложки и по-турецки уселась на песок.

Зимин сел напротив, взял ложку, но зачерпывать не спешил, ждал, пока не начнет Лара. Лара подмигнула Зимину и сказала:

– Давай, начинай, ты же мужчина.

– Я, дорогуша, тоже не сено, – буркнул Ляжка. – Чувства бессрочные имею…

– Ешьте лучше, а то простынет.

Зимин помялся, зачерпнул первым и чуть не подавился.

– Что? – испугалась Лара.

Это был тот самый вкус. Мать варила борщи три раза в неделю, она вообще, кроме борщей, почти ничего не варила.

Зимин зачерпнул еще ложку и убедился, что борщ именно такой. Настоящий буржуазный борщ с хреном и горчицей имени небесного тихохода, производства завода, на котором работала его мать. Если бы Зимин не видел перед собой Лару, то подумал бы, что это матушка его готовила. И тут же Зимин вспомнил, что есть такое мнение, что, типа, мальчики всегда ищут себе подружку, похожую на собственную мать. Он даже с испугом поглядел исподтишка на Лару – мало ли что, а вдруг каким-нибудь чудом…

Нет. Лара совсем не была похожа на его мать. Ни чуточки. Зимин облегченно вздохнул. Не хватало еще, чтобы мамаша тут оказалась. Тогда, вообще, хоть вешайся на невидимых подтяжках.

А борщ… Что борщ, борщ многие стряпать умеют.

Зимин зачерпнул еще.

– Не нравится? – настороженно спросила Лара. – Я сама варила.

И тут Зимина охватило очередное трудноклассифицируемое чувство. Ему показалось, что эту девчонку он знает давно. Полтысячи лет и даже больше. Еще показалось Зимину, что он не сидит сейчас на берегу круглого озера, что не смотрит на него невозможный до одурения дракон, и нет на нем нелепой рыцарской брони, и Ляжка ему не знаком, он его вообще никогда не видел. А сидит он, Зимин, у себя на кухне, за столом с клетчатой клеенкой в цветочек, жует баранки с маком, а напротив него, положив подбородок на руки, сидит вот она. Косичку мелкую заплела.

А Ляжку охватило еще более трудноклассифицируемое чувство. Как будто он купил дорогой журнал с любимыми им океанскими яхтами и уже уединился в кладовке между кухней и единственной комнатой их квартиры. И уже задернул для интимности шторы, и приготовился, и уже ощутил сладкий трепет намерений, и открыл первую страницу и обнаружил, что внутрь книжки блаженного «Яхт Универсума» попал рассказ о «Сикстинской мадонне» и других шедеврах Дрезденской картинной галереи. И что будто бы Ляжка прочитал этот рассказ и внезапно ощутил, что костер его могучих олигархических желаний потух и он даже не знает, что ему делать.

И от этого хотелось плакать почему-то.

И лишь небывалым сейсмическим усилием воли Ляжка избавился от этого наваждения. Применил хитрую, но действенную тактику. Он взглянул на Лару, как глядел на всех девчонок, и увидел, что губы у нее, пожалуй, слишком тонковаты, а уши длинны и вытянуты слегка кверху, что волосы цвета хурмы ей не совсем идут, и она тоща. Да и вообще, наверное, дура.

Ляжке сразу полегчало, и он спокойно подналег на борщ.

– Не нравится? – повторила Лара.

– Наоборот! – очнулся Зимин. – Наоборот! Классно, я уже сто лет не пробовал борща! Ты здорово готовишь! Просто супер!

– Спасибо, – Лара слегка покраснела.

– Путевая жрачка, – Ляжка испортил все волшебство. – Классно стряпаешь, как девки в столовке. Сто лет бы такое рубал.

– И я, – сказал Зимин. – Знаешь, Лар, эти яблоки с сыром уже надоели…

– Знаю, – кивнула Лара. – Мне тоже быстро надоели. Давайте, кушайте, а то остынет.

– Нормально, – Зимин лупил борщ. – Я и холодный очень люблю. Знаешь, я все это время мечтал о свекольнике…

– А я первое время о блинах мечтала, – сказала Лара. – Мечтала, мечтала, а потом перестала.

– А я селедку в яблочном уксусе люблю, а здесь селедки не достать…

– А я люблю… – начал Ляжка.

Они принялись вспоминать все, что любят: селедку, шоколадки с воздушным рисом, курицу карри, клюквенные леденцы, копченую оленину, квас с изюмом, пиццу, перепелиные яйца с грибами, и пока вспоминали, опустошили котелок наполовину. Зимин объелся, отвалился на спину и стал облизывать ложку. Ляжка тоже облизывал ложку и после каждого лизка зачем-то прикладывал ее к щеке. Было хорошо. Лара сунула котелок под нос Лехе, и тот принялся хлебать остатки неожиданно узким раздвоенным языком. Справился он со своей долей очень быстро, в два приема. Зимин подумал, что Леха, наверное, тоже очень любит украинскую кухню.