Текст книги ""Фантастика 2024-46". Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Эдуард Веркин

Соавторы: Марианна Алферова,Владимир Скачков,Светлана Славная,Сергей Ковалев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 287 (всего у книги 354 страниц)

Когда он очистил яйцо до половины, произошло следующее – яйцо вдруг лопнуло и разошлось по пальцам красной жижей.

Сидящие вокруг гномы шарахнулись в стороны. Зимин бросил яйцо на землю и вытер руки о стол. Огляделся.

Гномы расползались по сторонам, будто Зимин подхватил вирус лихорадки Эбола [63]63
  Лихорадка Эбола – смертельное инфекционное заболевание.


[Закрыть] или другую смертельную болезнь, передающуюся преимущественно воздушно-капельным путем. Да, лица у гномов были перекошенные.

– Чего такое? – спросил Зимин. – Чего все обконились-то? Ну, яйцо с кровянкой попалось? Если бы из него валькирия рыжая вылупилась… А так… Чего такого-то?

Но гномы убегали. Побросав еду, оставив столы, скамейки и посуду, забыв даже про бочку с сидром.

Зимин потряс головой и поглядел вокруг. Костик смотался, Ростик еще не успел. Он набивал торбу яблоками, копчеными сырами и жареной рыбой, поглядывая на Зимина с опаской.

– Что такое? – спросил Зимин. – Чего все разбежались-то?

– Кровавое яйцо – это плохая примета, – сказал Ростик. – Это к большой беде.

– Предрассудки… – Зимин выплеснул остатки сидра на землю. – Я тысячу раз такие яйца встречал, и ничего страшного не происходило. А вы всполошились…

– Большая беда будет. – Ростик быстро собирал еду. – А тот, кто яйцо разбил… тот… тот беду приносит.

Зимин икнул. Площадь была уже пуста. Даже Поленов и то куда-то сгасился, хотя вряд ли он испугался яйца.

– Ну и пошли вы все… – сказал Зимин. – Медленными шагами…

Он плюнул на стол и направился к бочке. На полпути посмотрел вверх. Созвездия Больших Медведиц плясали на темнеющем небе, к горлу подкатывалась тяжелая тошнота. Неожиданно земля рванулась навстречу и треснула Зимина по лбу. Совсем как рассказывали.

Потом, почти сразу же, Зимина стали кусать за пятку.

Зимин открыл глаза и обнаружил, что на дворе утро, а за пятку его кусает Костик. Вернее, не кусает, а дергает чугунным волком для колки орехов.

– Чего тебе? – спросил Зимин.

– Вставай, – в поле зрения Зимина вошел Поленов. – У нас проблемки…

– Ты отравился мочеными яблоками? Или сделал русалок гномовскому вождю?

Зимин с трудом расхохотался, потому что горло распухло.

– Да нет. Выгляни наружу.

– Выгляни в окошко, дам тебе горошка… – Зимин с трудом сел.

Голова кружилась еще сильнее, чем вчера. Во рту будто крыса сдохла, сердце прыгало, а руки неприятно тряслись. Зимин привалился к борту повозки и выглянул наружу.

И увидел. Озеро. Сначала озеро показалось Зимину коричневым, затем он понял, что оно совсем не коричневое, а красное. Багровое.

Краснота распространялась по озеру широкими кругами, будто кто-то кинул в центр большой кусок красной ртути, она ушла на дно, а потом всплывала вверх порциями. Кое-где еще виднелись полосы голубой воды, но их было мало, их затягивала медленная алая пелена.

По поверхности в большом количестве плавали остроносые белобрюхие рыбины и даже птицы, белые чайки. Зимин подумал, что, может, это у него в глазах такая пелена красная, и протер глаза кулаком, но пелена не исчезла.

– Это труба, – сказал Поленов. – Нам всем труба…

– Вода покраснела… – прошептал Зимин. – Почему?

– Не знаю… – покачал головой Поленов. – Я слышал о таком. Может, и ты слышал. Вода обратилась в кровь, и умерли все травы…

– Чего-то слышал, – согласился Зимин. – Кажется, кино такое было. Или игра…

– Это из Библии. Мне кажется, что Мир Мечты ждет какая-то беда…

– Беда не беда, а вода просто так не краснеет. Почему она покраснела?

– Откуда я знаю? Может, это твои красные волки. Этого мы не узнаем уже… Вообще, надо сматываться.

Поленов был явно испуган.

– Лошади запряжены? – спросил он.

– Только в эту повозку… – растерянно сказал Ростик. – Остальных не успели пока…

– И не успеем, – Поленов постучал себя по лбу. – Не успеем! Тук-тук-тук, однако…

– Они идут, – прописклявил Костик. – Они идут из города…

– Кто еще? – Поленов перебежал на другую сторону повозки.

Высунул голову.

– Ах ты, блин, – Поленов треснул по ящикам. – Попали…

Зимин с трудом перекатился к другому борту, выглянул. Со стороны города молча приближалась толпа гномов. Даже не толпа, а стена. Широкая серая стена.

Зимин с тоской посмотрел вверх. До выхода из ямы было далеко.

– Оружие какое-нибудь есть? – спросил Зимин, хотя и понимал, что оружие тут не поможет, разве что ядерное. Но ядерного под рукой не нашлось.

Гномы окружили повозку.

– Вот и все… – сказал Костик.

И потихонечку заплакал.

Зимин посмотрел на Поленова.

– Ничего еще не все, – сказал Поленов. – Все – это когда совсем все, а сейчас все еще не совсем.

Поленов отряхнул с одежды солому, принял деловое выражение лица и вышел на корму повозки. Зимин высунулся за ним.

– Вы пришли поблагодарить за наше вчерашнее выступление? – засмеялся Поленов, но смех у него был натянутый и испуганный.

Гномы загудели. Зимин отодвинул Поленова и выступил рядом.

– Ну, вытащил я вчера это яйцо! – крикнул он. – Ну и что? Я совсем не хотел это яйцо вытаскивать. Я вообще яйца не люблю…

Поленов попытался его оттолкнуть в глубину, но Зимин не оттолкнулся.

– Он! – Гномы указывали своими мелкими пальчиками на Зимина. – Он навлек на нас беду! На нем печать! На нем знак!

Зимин быстро себя осмотрел, но никакой печати не увидел, видимо, имелась в виду фигуральная печать.

– Это на вас печать, придурки! – неожиданно для себя самого крикнул Зимин. – Печать глупости! Вы просто засранцы!

Гномы на минуту оторопели. Затем толпа подступила к повозкам совсем уж вплотную. К Зимину потянулись серые ручки. Гномы закричали:

– Это он! Побьем его! Бросим его в озеро!

– Стойте! – попытался остановить гномов Поленов. – При чем здесь он…

Но гномы упрямо наступали. Костик и Ростик испуганно забрались в ящики. Зимин поискал глазами ящик и для себя, но ящика достаточных размеров под рукой не было. Тогда Зимин подумал, что не пристало благородному рыцарю прятаться по всяким ящикам. Благородный рыцарь должен встречать свою судьбу, стоя на твердых ногах, а не лежа в позорном ящике из-под кураги. Зимин придал лицу неустрашимости.

Снаружи послышались крики и характерный свист раскручиваемых пращей. И вдруг все стихло.

– А вот и фюрер, кажется, – прошептал Поленов. – Может, поговорим в повозке?

Полог откинулся, и внутрь упругим мячиком запрыгнул старший гном. Старший гном ничем не отличался от своих собратьев. Ни короны, ни горностаевой мантии, ни даже нарукавной повязки. Просто более умное лицо. Видимо, для того чтобы добиться успеха в гномовской среде, этого было вполне достаточно.

– Плохи дела, – старший гном уселся на пол. – Вода стала красной – очень плохая примета. И пить ее нельзя. Он, – гном указал пальцем на Зимина, – он принес нам несчастье. Он расколол красное яйцо.

– Послушай, Майло, – начал Поленов терпеливо, – вода стала красной не от яйца, вода стала красной от железа в почве, только и всего. Через неделю краснота уйдет в осадок, и все будет нормально.

– Через неделю мы все вымрем, – сказал Майло. – Или даже раньше. От жажды. Гномам надо много пить, чтобы не высохнуть…

– И что делать?

– Отдай нам его.

Майло указал пальцем на Зимина.

– Мы бросим его в озеро. Если он утонет, значит, он виноват. Если он не утонет, значит, он не виноват. Все просто. В любом случае, мы бросим его в озеро, и вода очистится.

– Так вопросы не решаются, Майло. – Поленов выхватил из кармана плоскую коробочку с леденцами. – Это просто несерьезно…

Он откинул крышку. По повозке пополз дынный запах. Поленов закинул в рот леденец и предложил старшему гному.

Майло протянул было руку, но потом отдернул. Поленов ухмыльнулся и протянул коробку высунувшимся Костику и Ростику. Те одним леденцом не ограничились, набили за щеки не меньше чем по дюжине и сразу спрятались, опасаясь, что Поленов передумает.

– Теперь жить здесь нельзя, – сказал старший гном. – Это место отравлено краснотой…

Поленов огляделся и сказал шепотом:

– Знаешь, Майло, разные слухи ходят… Ходят слухи, что здесь…

Поленов обвел рукой как бы все окружающее пространство.

– Что здесь появился… как бы это сказать…

– Воин зла, – вставил Зимин.

– Вот именно, – кивнул Поленов. – И этот, с позволения сказать, воин зла, он как-то связан… как-то связан с красным цветом. Это проклятие – оно не только на вас распространяется, оно, похоже, везде. Так что от привычки жить на одном месте придется отказаться…

– Мы не уходили никуда от своего пуэбло дальше чем на лигу, мы не знаем, что там.

– Тут недалеко лес. А в другую сторону тоже степь, а потом лес.

– В лесу лесные гномы, а мы гномы степные, – ответил старший. – В степи привыкли жить, в земляных ямах.

– Придется менять образ жизни, я же говорю, – сказал Поленов. – Приходят другие времена. Знаете, что я вам предлагаю? Я вам предлагаю новую жизнь. Кочевую. У вас же полно повозок? Грузимся в повозки и вперед! Степь большая.

Снаружи послышался шум, как будто тысяча ложек ударила в тысячу тарелок. Майло вдруг как-то сжался и сказал:

– Не получится степь. Новая жизнь тоже не получится. Бегите лучше, все разозлились. Могут…

С повозки сорвали материю. Вокруг были гномы. Одни гномы, наверное, все гномы, которые только жили в воронке. Гномы были озлоблены.

Майло проворно соскочил с повозки и скрылся между своими.

Гномы молчали.

– Граждане гомункулюсы, не надо волноваться! – крикнул Поленов. – Мы все исправим…

– Сам гомункулюс! – крикнули гномы.

Они разом шагнули к повозке и принялись раскачивать ее. Усердно, с таким усердием разгневанные антиглобалисты раскачивают полицейские водометы аргентинских внутренних войск.

– Образумьтесь! – крикнул Поленов. – Вода восстановится. Восстановится, вот увидите, это просто геология…

Повозка подскакивала, Зимин ухватился за проволочную дугу, стараясь удержаться и не вывалиться наружу. Ему вспомнилась старая немецкая хроника про подготовку диверсантов. Диверсантов сажали на площадку, площадка подпрыгивала на домкратах, по периметру стояли эсэсовцы с автоматами и собаками. Собаки бросались на будущих диверсантов, над их головами автоматчики пускали очереди, при этом диверсанты должны были передавать в эфир сообщения о перемещении вражеских войск.

Сейчас Зимин чувствовал себя настоящим диверсантом.

– Отриньте зло, несчастные! – воззвал Поленов. – Откройте сердца добру…

Из-за тряски это звучало так: о-о-от-крой-й-й-те-сер-ца-доб-б-ру-у-у…

Кто-то кинул в Поленова помидором, и про добро он замолчал.

Гномы внезапно отступили. Повозка перестала раскачиваться. Зимин грохнулся на дно.

– Надо бросить его в озеро! – крикнули гномы. – Бросьте его в озеро, и вода станет как прежде…

– Да пошли вы! – крикнул Зимин. – Уродцы каучуковые, щас сам вас в озеро побросаю…

– Не надо! – зашипел Поленов.

Но Зимин уже не мог остановиться.

– Да! – орал он. – Это я кинул вам эту красную гадость! Тоже мне, любители театра! Будет вам театр! И не пройдет и трех дней, как здесь появятся красные волки! Они устроят вам театр! Будет вам «Конек-Горбунок», будет вам «Фауст Патрон»…

Гномы замолчали, а потом снова принялись раскачивать повозку.

– И каюк вам настанет! – крикнул Зимин. – Полный каюк…

Свистнули пращи. Зимин привычно хлопнулся на дно повозки. Сверху посыпались камни.

Поленов прикрылся ящиком.

– Видимо, по-хорошему не получится! – крикнул он. – Придется по-плохому. Держитесь!

Поленов сунул руку за пазуху и швырнул в толпу кожаный мешочек.

Грохнуло, что-то лопнуло, последовала вспышка, гномы прыснули в стороны. Зимин зажмурился и свалился на дно. Поленов прыгнул на место возницы, хлопнул в ладоши, свистнул. Выхватил свою шпагу, хлопнул плашмя по лошадиному крупу. Лошади рванули. Гномы шарахались по норам. Поленов орал и гнал повозку по спирали наверх. Костик и Ростик перекатывались по дну, как большие круглые орехи.

Зимин валялся на дне повозки. Из левого плеча у него торчала тонкая блестящая игла. Игла пробила плечо насквозь. Плечо не болело. Но когда Зимин пробовал его пальцем, оно ничего не чувствовало.

Глава 26
Город гоблинов

Зимину казалось, что он уже видел океан.

Когда он умирал, ему все время мерещилась вода, и про себя Зимин решил, что это океан. Согласитесь, умирать возле океана гораздо приятнее, нежели возле воды, образованной разложившимся сознанием.

Умирал Зимин довольно долго. Так долго, что, в конце концов, он понял, что, скорее всего, так и не помрет. Во всяком случае, в Стране Мечты. Когда он понял это, он стал смотреть на океан по-другому, спокойно и с удовольствием. А потом и вообще отрубился.

Зимин довольно часто отрубался, большую часть времени пребывая в отрубе. А в промежутках ему чудились голоса.

Глаза открыть сил у Зимина не было, а голоса звучали далеко и здорово искажались. Будто в конце широкой длинной жестяной трубы беседовали две гигантские лягушки. Определить, кто это, Зимин не мог, да и сил у него не было. Как, впрочем, и сил определить, звучат ли голоса у него в голове, или он на самом деле их слышит.

– Подыхает? – спрашивал кто-то.

– Угу, – отвечал другой. – Заражение крови. Типичное. Я такое видел как-то раз, у меня братец на серп ржавый напоролся. Пришлось ему переливание крови делать. То же самое было, как и у этого. Видишь, вся морда красная?

Это у меня заражение, думал Зимин. А потом думал, что это, может быть, ему только кажется. Эти голоса кажутся…

Голоса пропадали, а потом снова появлялись.

– Ну, как?

– Так же.

– Без улучшений?

– Какие тут улучшения…

– Жалко. Столько сил потрачено… Можно чего-нибудь сделать?

– Укол. Надо сделать укол… А может, даже два. А так сдохнет, игла гномовская была какой-то дрянью смазана…

Пауза.

– Может ли быть…

Пауза.

– Ты хочешь спросить, могла ли быть эта игла… не случайной?

– Ага. Примерно так. Кто-то проведал про всю нашу операцию…

– Нет. Отравленная игла – случайность. Гномы часто используют такое оружие. Я в этом уверен. Никто ни про что не знал. Секретность абсолютная, ты же знаешь…

– Знаю…

Пауза.

– Боюсь, что в последнее время… Что-то неспокойно в последнее время. По-настоящему неспокойно. Я чувствую, они подобрались слишком близко. Надо вытащить этого дурачка, он мне нужен…

– Понимаю. Вполне тебя понимаю. Если человек гибнет здесь, то у него в девяноста девяти процентах случаев абсолютно стирается память. А тебе ведь нужно, чтобы он помнил…

– Нужно. Ой, как нужно. Поэтому вытащи его, будь добр. Не хочу, чтобы из-за какого-то глупого гнома все пошло к черту. Столько усилий…

– Я не могу его вытащить. Я не Айболит, Айболиты бывают только в сказках. Кстати, почему у нас тут нет Айболита?

– Ты же знаешь, придумать человека сюда нельзя. И затащить сложно. А сами Айболиты сюда не очень спешат, чего им здесь делать?

Пауза.

– Хотя над этим не мешало бы поработать. Над Айболитом. А он ничего не слышит?

– Не. Сейчас ничего. А если слышит, то не понимает. В таком состоянии… Мозги кипят. Яд отключает слух и зрение. Короче, если ты не достанешь мощных антибиотиков, он отбросит копыта. Времени мало.

Пауза.

– Ладно. Жди. Я скоро. Потом не забудь ему сделать…

Смех.

– Не забуду, не беспокойся. Смотри, у него пальцы шевелятся.

– На ногах?

Зимин отключился в очередной раз.

И снова ему почудилась вода. Только в этот раз он знал, что это не океан, а река. Река и пески. И на этих песках он обнаружил, что все дно реки засыпано большими золотыми наручными часами. Зимин стал собирать часы в мешок, собирал, собирал, а потом почувствовал, что мешок тянет его вниз, сквозь песок. Зимин проваливался и проваливался, но бросить мешок ему было жалко, он провалился уже по плечи, но мешок не бросил и так, в конце концов, и утонул. Погрузился на дно, и в носу у него поселился бычок.

Бычок был удивительно наглый, он не только поселился в носу, но и быстренько обзавелся семейством, потомством и хозяйством. В результате чего в носу у Зимина завелась целая команда бычков. Бычки все время копошились, суетились и вели себя неприлично, пребывание под водой стало просто невыносимым. Тогда Зимин подумал, что это уже слишком, и вышел в полуобморочное состояние.

Он узнал очертания повозки, увидел два мутных пятна перед собой. Потом глаза заболели, и Зимин их закрыл. И снова услышал жестяные голоса.

– Американские?

– Госпиталь Святого Павла, пятнадцатая улица. Самые лучшие. Сказали, что они могут трупы поднимать. Завтра очухается.

– Ты незаменимый человек… а ты можешь достать…

– Делай укол.

Зимин ничего не почувствовал.

– Готово. Сейчас, еще витамины сделаю. Тут его нельзя оставлять, тут гоблины недалеко… на север километров пятнадцать… У них хозяйство, колхоз какой-то… Кстати, я видел у них коня… Кто дает лошадям такие идиотские названия? Иггдрасиль… Это что, река такая?

– Мировое древо. Оставишь воды и хлеба. Все, нам пора.

– Яволь.

Зимин неожиданно почувствовал, как по венам расползается искрящаяся теплота, и отключился в очередной раз.

В этот раз Зимину ничего не снилось, в этот раз было больно. Больно, больно, больно. И очнулся Зимин оттого, что боль неожиданно кончилась.

Зимин валялся под деревом. Вокруг была пустыня. Сначала Зимин испугался, что это не простое дерево, а анчар какой-нибудь, но, приглядевшись, обнаружил, что дерево обычное. И каких-то угроз от него ожидать не стоит.

Зимин сел, поморщился, стащил куртку. Левое плечо от сгиба локтя почти до ключицы было покрыто царапинами и мелкими ссадинами, распухло и саднило. Будто кто-то над ним поработал железной щеткой. Зимин потрогал пальцем. Твердо. И пружинит. Зимин выгнул шею и попытался поглядеть на плечо со стороны.

Получилось плохо. Зимин вспомнил, что его, кажется, очень удачно проткнули какой-то отравленной спицей. Гномы. Большие любители театра.

Очень хотелось есть. Зимин вспомнил свой бред. Если верить бреду, где-то неподалеку должны быть вода и хлеб.

Вода и хлеб обнаружились на ветке дерева, как раз за спиной Зимина. Тут же болтался меч в ножнах. Распоясавшаяся пишущая машинка. Вот и все имущество. Зимин умял горбушку, выпил воду. Состояние стремительно улучшалось. Американские антибиотики, госпиталь Святой Елены, низкий поклон Дяде Сэму.

Зимин проверил левую руку. На вене обнаружились пятнышки от уколов. Значит, бред был все-таки не совсем бредом. Значит, на севере, в пятнадцати километрах отсюда, находился город гоблинов. И эти гоблины совершенно незаконно удерживали Игги.

Зимин потянулся, хрустнул костями и направился на север, к гоблинскому хозяйству. Пятнадцать километров.

Пятнадцать километров он одолел с трудом. С отдыхом. С руганью. Сказывалось отравление. Но Зимин дошел.

Хозяйство гоблинов оказалось крепостью. Этакий Стоунхендж, обложенный деревянными бревнами, обмазанный глиной, обсаженный голубоватым мхом. Сразу было видно, что здесь, если что, окажут сопротивление, от бластерного разряда по углам не разбегутся. Поэтому Зимин еще издали напустил на себя значительный вид старого завоевателя вселенных и двинулся к гоблинской твердыне уверенной в себе, но слегка разбавленной усталостью от жизни походкой.

Зимин приближался к крепости и уже видел на ее стенах арбалетчиков и копейщиков, чувствовал на себе их прицельный взгляд, готовился прыгнуть в сторону и зарыться в песок. Сначала Зимин еще слышал всякие звуки. В крепости мычали коровы, скрипели какие-то колеса, гремели молотки, ругались сами гоблины, шумели кони, что не могло не радовать. Но затем, по мере того как стены крепости становились все выше, как стали видны длинные заостренные пики с головами рапторов, звуки стихали, стихали. И когда до крепости осталось всего ничего, метров триста, стало тихо совсем.

И последние метры Зимин прошагал в полной тишине. Ну, не совсем в полной. Зимин слышал, как трещат растянутые луки, булькают котлы с греческим огнем и гремят вытаскиваемые из ножен сердцедеры.

Гоблины боялись. Это было хорошо.

На краю рва Зимин остановился, расставил ноги, положил руку на рукоятку меча и крикнул:

– Эй, вы, крокодайлы, открывайте-ка ворота!

Крепость не отвечала, луки скрипели нервно, стрелы хотели крови.

– Открывайте, говорю, я по делу.

Крепость напряглась еще сильнее. Крепость вздохнула. На валах зашевелились, и высунувшаяся из бойницы голова спросила:

– А тебе, чел, чего надо?

– Мост опускай, – крикнул Зимин.

– А зачем, чел?

– Надо, блин. Опускай давай. А то у меня там за углом полно друзей на песчаном танке с зенитной пушкой. Свистну – приедут, разнесут вашу мусорную кучу, так и знайте, гоблины, дремучие существа!

– Смотри, чел, застрелим, – предупредила голова. – Оружие не вытаскивай, а то, чел, застрелим, правда.

– Ладно, корявые, давайте мост.

В крепости что-то крякнуло, и со стены стал опускаться мост. Мост был сучковатый и тоже украшенный головами пустынных рапторов, видимо, рапторов гоблины не любили. Зимин плюнул через левое плечо, бодро перебрался через мост и оказался в гоблинской твердыне.

Внутри крепости было на редкость тесно. То ли с тактическими целями, то ли от неумения, но больше всего крепость напоминала лабиринт из перепутанных лазов, хижин, деревянных и глиняных устройств непонятного назначения, загонов со свиньями, клеток с курями, мельниц. На рылах у свиней болтались намордники, на глазах у куриц были шоры.

Зимина окружила толпа настороженных гоблинов и стала куда-то подталкивать, Зимину показалось, что к центру Стоунхенджа.

– Ведите меня к вашему бугру, – сказал им Зимин. – У меня к нему есть серьезное дело.

– Хорошо, чел, – говорили гоблины. – Только ты не особо по сторонам смотри, чел, а то секретов наших насмотришься. Придется тебя убить.

Гоблины хихикали.

– Какие у вас секреты, – презрительно плевал Зимин. – Колесо, что ли, изобрели?

По мере продвижения к центру живности становилось все меньше, а самодельных механизмов все больше. Зимин опознал дистилляторы, бурильные установки, катапульты и даже знакомую по ненавистным учебникам химии рефракционную колонну, тоже, правда, глиняную. Пространство было пропитано тяжелым звериным запахом, и Зимин подозревал, что запах этот исходит не совсем от домашних животных.

Наконец, механизмы закончились, и открылось свободное пространство, как подумал Зимин, центральная площадь. Площадь была совершенно неожиданно засеяна картошкой, а на самой середине зеленеющей плантации возвышался небольшой, сложенный из красного кирпича домик – приземистый, похожий на гарнизонную гауптвахту. Вокруг домика возвышался невысокий, по колено, палисад, беленный известью.

Над домиком болтался грязно-апельсиновый флаг с изображением кривопалой ступни. Апельсиновый цвет олицетворял суверенитет и гоблинскую честь, а корявый след – верную дорогу, которой шло гоблинское поселение. Судя по всему, гоблины этим домиком гордились и испытывали к нему почтение – при виде домика они сбились в плотную кучку и перестали галдеть, бросали на домик робкие взгляды.

– Там, – сказала голова. – Там Кипер. Оставь оружие и входи с миром.

– Я песчаный рейнджер, – ответил Зимин. – И рыцарь Светлозерья одновременно. И оружие свое я оставлять не могу по статусу.

– Тогда не пустим, – заволновались гоблины. – Тогда челу нельзя.

И сразу превратились в толпу галдящих обезьян, экспериментальных суперорангов с острова Бали. Зимину захотелось их полоснуть как следует мечом, но он не стал этого делать, навалятся стадом – не отбиться.

– Я, между прочим, человек, как вы могли уже заметить, и моему слову можно доверять, – сказал Зимин. – К тому же вас больше, в случае чего все равно одолеете. К тому же у меня дело.

– Не можем пустить, – гоблины размахивали своими длинными обезьяньими руками и корчили рожи. – Не двигай.

– Я вам повторяю… – начал Зимин, но тут в гоблинской штаб-квартире отворилось окно, и сварливый голос произнес:

– Пустите чела с оружием. Пусть не думает, что гоблины трусы.

Гоблины послушно поклонились и отворили перед Зиминым калитку в палисаде. Зимин преодолел картофельные заросли, подошел к дому, нагнулся и протиснулся внутрь.

Внутри оказалось тесно, видимо, просторов гоблины не любили. Все пространство было завалено особо ценными гоблинскими вещами – автомобильными покрышками, пластиковыми бутылками и другим трудноопределимым мусором. Вероятно, гоблины вывезли это барахло с ближайшей эльфийской помойки. К своему удивлению, Зимин опознал в этой куче хлама свою кофемолку. Кофемолка была расколота на две части, шестеренчатые кишки вывалились на пол. Доигралась, подумал Зимин. Ха-ха.

Напротив мини-свалки в красном углу пирамидой возвышались седла различных фасонов и расцветок, даже дамские, и те были. Третьим сверху лежало седло Игги. Это обнадеживало. С одной стороны.

– Понятно все… – протянул Зимин. – А зачем столько покрышек и бутылок?

– Телеги будем строить, – ответил гоблинский начальник Кипер. – И чтобы по воде тоже плавали.

– Понятно, – сказал Зимин. – Я сам отчасти люблю телеги…

Гоблинский начальник Кипер отличался от своих подчиненных. Шерсть у него была не коричневая, а седая, как у Морисея Уэсибы, патриарха японской борьбы айкидо. Он носил очки. Он носил пиджак из кожи раптора. Он был препоясан красивым плетеным поясом, а на поясе болталась латунная дубинка в виде свернутых в дулю пальцев. Еще гоблин носил кеды. А поскольку ступни его в кеды не умещались, он обрезал носки и дал своим шаловливым пальцам волю. Сейчас в пальцах правой ноги Кипер держал карандаш, а пальцами левой сворачивал магнетические мантры. Сразу было видно, что этот Кипер – необычный гоблин. Уникум. К тому же главный гоблин отличался утонченным вкусом – на единственной свободной стене, между связками сушеных мухоморов, висел календарь за 2003 год с изображением Моны Лизы.

– Чего тебе? – Кипер указал на глиняную табуретку.

– Я слышал, что к вам прибился некий конь. – Зимин не спешил занять предложенную табуретку, опасаясь шипа с ядом кураре – гоблины славились своим коварством. – Этот конь – мой.

– К нам прибивается много коней, – отвечал уклончиво гоблин.

– Этот конь дорог мне, – вздыхал Зимин. – Он для меня много сделал, и я хотел бы его отблагодарить.

– Нам еще более дорог каждый конь, – продолжал Кипер. – Мы бедная раса, только-только вышли из страшных тисков варварства, да и то не все, конь нам не помешает.

– Я предлагаю за него хороший ченч, – предлагал Зимин.

– У нас есть все, что нужно для жизни, – юлил гоблин.

– Даже печатная машинка? Будешь на ней свои указы печатать.

– Не нужна нам твоя машинка. Где мы будем брать для нее бумагу?

– Будете выменивать у эльфов. На дрова.

– Эльфы с нами не водятся – слишком гордые.

Зимин задумался. Кипер вертел на пальце дубинку в виде фиги.

– Я могу выполнить для вас какое-нибудь поручение, – неуверенно сказал Зимин. – Спасти вашу гоблинскую принцессу из кровавых лап чудовища…

– С чудовищами мы и сами расправляемся. – Кипер не смотрел в глаза. – Ты наш мост видал?

– Конюшни вам, что ли, почистить?

Гоблин захихикал и стал ходить вокруг Зимина мелкими кругами, как бы примериваясь. Наконец он остановился и сказал:

– У гоблинов есть одна древняя легенда.

– Валяй свою легенду, – вздохнул Зимин. – Я уже привык.

– Это самая интересная легенда, которую только довелось слышать челу. – Кипер протер очки и снова насадил их между глаз. – Когда-то давно, когда гоблины жили еще в том месте, в котором они и предназначены были жить, и все носили шляпы-котелки с перьями малиновки, рядом с одним гоблинским поселением завелся пиштако…

– Кто?

– Он ел гоблинов, – пояснил Кипер. – Подстерегал их в лесу и пожирал на месте, даже без прощания с родными, даже без последнего стихотворения из трех строк. Так вот, завелся и принялся поедать гоблинов без соли и без уксуса, и это никуда не годилось – он съел уже половину всей деревни, когда нашелся наконец храбрец, который смог бросить вызов этому воплощению зла и тьмы. Звали его…

– Пранешчарайя, – не вытерпел Зимин.

– Звали его Уррис. Он был из рода простых собирателей рос и рос в самых простых условиях…

Гоблин облизнулся, снял со стены сушеный мухомор и принялся жевать.

– Уррис связал веревку из лиан, поцеловал напоследок свою возлюбленную Гаррис и залез в дупло гигантского дуба, где по всем признакам проживал пиштако. В дупле было очень темно, но Уррис пошел и скоро вышел к логову самого чудовища. Пиштако сидел на камне и лакомился мозгом свежепойманного гоблина. Уррис выхватил нож и кинул в пиштако, но нож ничем ему не повредил, потому что чудовище так прогневило мироздание, что даже смерть от него отвернулась. Уррис не растерялся и кинулся на пиштако врукопашную, но тут пиштако подал голос и предложил Уррису следующее. Он предложил ему сыграть в одну игру…

– В какую? – спросил Зимин.

– В сказки. Надо встать друг перед другом и начать рассказывать сказки. Кто первым остановится или повторится – тот проиграл, если первым остановится пиштако – Уррис его съест, если первым остановится Уррис – то ничего не поделаешь. И они стали рассказывать сказки. Через три дня пиштако повторился, Уррис отрезал ему голову и стал первым царем гоблинов.

– Может, все-таки возьмете печатную машинку? – предложил Зимин.

– Таков обычай, – развел руками Кипер. – В обмен у тебя нет ничего интересного, а значит – сказки.

– А если я проиграю?

Гоблин многообещающе причмокнул.

– Твой выбор, – сказал он. – Хотя мы все-таки не звери, мы можем тебе предложить и альтернативу поеданию – три года полеводческих работ…

– Я подумаю. Но я должен убедиться, что мой конь жив.

– Изволь.

Кипер вывел Зимина из хибарки и в сопровождении почтительной толпы пересек картофельную поляну.

– Здесь у нас индустриальный сектор, – объяснял гоблин. – Идея очень проста. Мы берем лошадей, сажаем их в специальные колеса, эти колеса вращают насосы…

Зимин увидел колесо, наподобие беличьего, только вместо белки в колесе бежал могучий приземистый битюг. Зимин усмехнулся и подумал, что гоблины личности вполне гуманные – колдоперы, например, заставляли бегать в колесе несчастного Ляжку.

Где-то сейчас Ляжка, подумал Зимин. И еще подумал, что наверняка Ляжку прикончили какие-нибудь пустынные твари. И что сейчас Ляжка как ни в чем не бывало уже торгует себе американскими сигаретами и обжирается пирожками…

В другом колесе, поменьше, старался пони, в третьем изнемогала костлявая белая кобыла.

– И как ты можешь видеть, эти насосы извлекают из земли воду. Вода растекается вокруг и превращает пустыню в цветущий сад. Скоро превратит.

– Моего коня здесь нет, – сказал Зимин.

– Это кони, вставшие на путь исправления, – объяснил гоблин. – Сотрудничающие, так сказать, с администрацией, увидевшие свет в конце. А есть еще не совсем, так сказать, лояльные кони, злокозненные кони. С ними в данный момент проводится разъяснительная работа. Желаете взглянуть?

– Желаю.

– Тогда пожалуйте, чел.

Они обошли приспособления конной насосной тяги и оказались перед большим дощатым сараем с широкими воротами. Возле ворот стояли на страже два гоблина со старинными фитильными ружьями. Гоблины стали навытяжку и отдали подобие салюта, а может, это была даже честь.