Текст книги "Выбор (СИ)"

Автор книги: Джули Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Я познакомлю тебя с ней.

– С кем?

– Со своей девушкой из штатов, – вполне серьёзно говорю я, из-за чего она распахивает глаза и открывает рот, а я начинаю смеяться. – С сестрой, Эмма.

– У тебя есть сестра?

– Ну, если быть точным, то у меня старший брат и сестра. Они близнецы. Один, конечно, редкостный придурок, Мэди понравится тебе больше. Мэйс – это не лучшее лицо нашей семьи. Скорей, как тёмное пятно. Хотя… родители называют их всадниками апокалипсиса.

– То есть, удался только ты? – смеётся Эмма.

– Не могу так судить, иногда я думаю, что они хотят пристрелить нас всех.

– Как мило.

– Ещё бы.

Машина останавливается на парковке, и я быстро сую мужчине несколько купюр. Выползаю первым, Эмма следует моему примеру. Её глаза начинают блестеть, а радостная улыбка поднимает уголки губ. Мне ещё не удавалось видеть её такой сияющей от счастья. Говорю спасибо самому себе за выбор.

– Зоопарк? – восторженно шепчет она.

– Думаю, ты уже откормила всех птиц на набережной, – улыбаюсь я. – Другие тоже голодные.

Я совсем не ожидал её последующую реакцию. Полагал, что Эмма смутится, но она чуть ли не сбивает меня с ног, когда бросается с объятиями и крепко сжимает мою талию. Она что-то воодушевленно лопочет у груди и подпрыгивает на месте. Вместе с ней, радуюсь сам. Чутко ощущаю, как колотится сердце, доселе неизведанное чувство счастья и умиротворения поселяется в груди.

Обнимаю её плечи и прижимаю к себе, поставив подбородок на макушку, словно так и должно быть. Словно сейчас всё на своих местах.

– Идём? – спрашиваю я.

Эмма тут же начинает энергично кивать, и я тяну её за собой.

Покупаю билеты и кучу будущего обеда, которым она закормит каждое живое существо в этом месте, даже если придётся пихать насильно. Уверен, никто не останется голодным, возможно, только я, но и не факт, что Эмма не вручит мне морковку или яблоко, заставив грызть.

Она продолжает подпрыгивать и осматриваться, пока мы идём вдоль тропинки, потому что клетки установлены дальше. На нашем пути только открытая терраса кафе и пара магазинчиков с сувенирами. Эмма смотрит не в сторону кафе, а в сторону магазинов. Я уже знаю, что какая-то из игрушек будет её. Вполне вероятно, что я куплю её сам. Хотя, тут не нужна вероятность. Я знаю, что куплю ей любую, на которую она укажет. Наслаждаюсь будним днём, который не делает это место адским пеклом семейных выходных. Я всё ещё помню, как приходилось протискиваться в Нью-Йорке, когда мы делали что-то подобное. Конечно, у меня были Мэйс и Мэди, который сами по себе представляют машины для убийств, что легко прокладывают путь к ограждениям. Сейчас это не требуется. Зрителей немного, и я достаточно высокий, чтобы видеть всё самостоятельно. Кроме того, многие безобидные животные являются открытыми. К ним можно войти и покормить.

Мы обходим кучу животных в закрытых вольерах, и каждый раз реакция Эммы одинаковая: детский восторг, с которым она смотрит на них, словно они не иначе, как чудо. Кажется, её радость даже больше, чем у детей рядом. Пока я принимаю каждое, как само собой разумеющееся, Эмма смотрит на них с сердечками в глазах. Тигры, медведи, гепарды – все хищники получают от неё только милые комментарии, хотя на деле, могли бы порвать её за секунду, будь у них подобная возможность. Теми же воодушевлёнными комментариями награждаются коршуны, орлы, ястребы, что только рады заклевать её.

– Он убьёт тебя, как только ему предоставится возможность, – улыбаюсь я, когда она указывает на красивые глаза орла, что неподвижно сидит на самой высокой ветке.

– Ты думаешь о плохом.

– Мыслю реально.

– Так нельзя. Пока ты не тронешь их, они не тронут тебя.

– Да, – смеюсь я. – Если кто-то из них будет голодным, они ни в коем разе не подумаю о тебе, как об аппетитном обеде или ужине.

Эмма кидает на меня сердитый взгляд, но не торопится перечить, ведь мы оба понимаем, что я прав. Ни одна овечка не убежит живой от голодного льва.

– Пошли, накормим всех тех, кто не откусит тебе руку.

Получаю её согласный кивок, и отклоняюсь от ограждения, вокруг клетки орла, что лишний раз доказывает его опасность.

На повестке дня олени, жирафы, коалы, панды и весь животный мир, который соткан из милых обнимашек и дружелюбия. Эмме удаётся накормить и их, некоторых она обнимает, гладит и чуть ли не целует перед сном в макушку, над чем я посмеиваюсь. Мне никогда не надоест наблюдать за тем, как легко она одаряет любовью каждого, даже муравья, который держит тростнику и бежит по ограждению. Она смотрит на всё сквозь розовую призму, и мне нравится эта чистота и невинность её видения и мышления. Я не вижу в ней и намёка на грубость или агрессию. Она одна сплошная нежность. Как роза, которая подарит последний сладкий аромат, когда срежут её стебель или пройдутся ногой по бутону.

Когда доходим до следующего ограждения, Эмма издаёт такой восторженный писк, что я едва не глохну. Не успеваю моргнуть, как она проскальзывает за ограждение и привлекает внимание всех лам, что присутствуют на территории.

– Ты посмотри, они же такие милые, – восторженно голосит Эмма, поглаживая и обнимая каждую с такой широкой улыбкой, что у меня сжимается сердце.

Она тянет к ним руки – и они идут в её объятия. Удивляет доверие, которое они проявляют в отношении неё буквально сразу.

– Они грязные, – улыбаюсь, смотря на то, как она зарывается носом в шерсти ламы и обнимает одну их них.

– Они милые.

– Милые вонючки, – смеюсь я.

Эмма остаётся полностью окружённой животными. Я ничего не могу сделать. Я просто смотрю, как она улыбается и старается погладить каждую, чтобы не обделить и не обидеть. Кажется, у неё появились поклонники и обожатели, судя по тому, как животные тянутся к ней, оставляя всех остальных. Вряд ли это из-за еды, потому что последняя корзинка в моих руках. Они идут к ней, потому что чувствуют её.

– Боже, – ещё восторженней ахает она, и всё это благодаря детёнышу. – Эйден, смотри, он же такой малыш.

И я смотрю, но не на того, на кого указывает её палец, а на неё. Я вообще не способен отвести от неё взгляд, и сейчас заранее предугадываю будущий выбор в магазинчике сувениров. Она не выберет медведя, жирафа или черепаху. Она выберет ламу.

Эмма скармливает им целую корзину, за что получает ещё больше взаимной симпатии. Они могут залюбить друг друга до смерти, клянусь. И пока она не видит, поднимаю телефон и делаю фотографию. На ней Эмма лучезарно улыбается и гладит одно из животных. Без сомнений, это одна из лучших картин, что мне доводилось видеть. И самое будоражащее, что именно я причастен к тому, как она улыбается. Сегодня я сделал её счастливей.

– Я отойду на пять минут, – предупреждаю я, на что Эмма согласно кивает.

За эти пять минут, посещаю магазин с сувенирами, но не покупаю игрушку, а выбираю ночник в виде ламы, который переливается разными цветам. Следом бронирую столик в кафе, что располагается у входа. Мне даже предоставляют возможность сделать самостоятельный выбор. Не раздумывая, беру тот, что открывает небольшое озеро с лебедями, которое расположись на другой стороне террасы.

Эмма как раз выходит на свободу, провожая взглядом животных. Она встречается со мной глазами и вновь улыбается, когда я вручаю ей покупку.

– Можешь тратить электричество сутками напролёт.

Смущение отражается на лице, когда девушка принимает подарок.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – киваю я.

– Не только за него. За сегодняшний день.

– Пожалуйста, – улыбаясь, ещё раз повторяю я. Слишком легко делать её счастливой.

Как оказалось, это ещё не всё. Эмма делает шаг и сокращает расстояние. Её губы касаются моей щеки, и она задерживает их. Я мог бы сказать, что это приятно, и не совру. Но мне мало. Кладу ладонь на её поясницу и привлекаю ближе, оставляя поцелуй на губах. Эмма не отстраняется. Она открывает глаза и немного улыбается.

– Завтрак? – предлагаю я.

– Скорей, запоздалый обед, – соглашается девушка.

Поднимаю руку и вижу, что мы бродили тут больше четырёх часов. Странно, что я потерялся во времени и совсем не заметил, как быстро оно пролетело в её компании.

Мой выбор явно производит на неё приятное впечатление, судя по тому, как часто она смотрит в сторону озера. Для меня это те же птицы, что и на набережной. Да, со своими изюминками, но не представляют ничего особенного. Я не перестал радоваться жизни, но сейчас это кажется обычным явлением. Возможно, из-за того, что видел всё несколько раз, придерживаюсь подобного мнения, но ничего не изменить. Больше удовольствия доставляет улыбка Эммы, чем окружающие.

– Ты была в зоопарке?

Эмма встречается со моим взглядом.

– Нет…

– Родители не водили тебя?

– Мы можем об этом не говорить? – тихо просит она, и я тут же киваю. Это уже второй звоночек, который подобен мерзкому скрипу. Первый был после разговора с Алестером в их квартире.

– Да, если не хочешь.

– Спасибо.

– На каком факультете учишься? – интересуюсь я, чтобы снять напряжение, которое повисло из-за самого просто вопроса.

– На химическом.

Эмма продолжает держаться настороженно. Это заметно по напряжённой спине и улыбке, которую она старается натянуть. Я не понимаю, почему так, и по этой причине тянусь к её руке, которая камнем лежит на поверхности стола.

– Если ты не хочешь говорить, то мы не будем, – осторожно сообщаю я, взяв её ладонь. – Перестань делать вид, что всё в порядке, если это не так. Я не буду вытягивать.

Она коротко улыбается, но менее натянуто.

– На биохимии.

– Тоска смертная, – улыбаюсь я.

– Не правда, это интересно, – обороняется Эмма, разгоняя серые тучи. – Все химические процессы интересы, когда ты видишь их лично. Ты никогда не смотрел на что-то под микроскопом?

– Нет.

– Значит, ты многое не видел.

Вижу, как она расслабляется и, тем самым, приносит спокойствие мне. Воздух перестаёт быть тяжёлым, он снова становится лёгким, а атмосфера приятной.

– Чем ты будешь заниматься после выпуска?

– Работать в лаборатории. По крайней мере, планирую.

– И изучать что?

– Процессы, реакции организмов на лекарства. Это уже интереснее связей с общественностью.

– Один-один, – смеюсь я. – Но я не планирую работать по специальности. Я занимаюсь хоккеем с детства, Эмма, так что мне безразлична реклама, маркетинг и всё прилегающее. Я планирую кататься дальше.

– А если что-то пойдёт не так?

– Я не хочу думать о том, что может быть или что будет не так. Я думаю о том, чего хочу и иду к этому.

– Но если вдруг…

– Тогда и подумаю, сейчас это ни к чему. Я знаю, чего хочу.

– Вас взяли только из-за хоккея?

– Да.

– А успеваемость?

– Успеваемость в хоккее многое уравнивает с успеваемостью в учёбе.

– Ты получаешь баллы за участие в играх?

– Можно сказать и так.

– Но если вы проигрываете?

– Придётся сжать задницу, чтобы это не произошло.

– Но если вы проиграете, то что?

– Учишь и сдаёшь, какие могут быть ещё варианты?

– Можно поулыбаться профессорам, – с улыбкой, замечает Эмма.

– Можно, но вряд ли мужик лет шестидесяти оценит мою улыбку.

– Это тяжело?

– Что именно?

– Играть, – пожимая плечами, говорит Эмма.

– Нет, главное любить то, чем занимаешься. Незачем мучать себя.

– Когда у вас первая игра?

Из-за этого вопроса, в горле начинает саднить. Я не знаю, как должен ответить, и поэтому, прося честности от неё, должен ответить взаимной.

– Не знаю. Я больше не в команде.

У Эммы расширяются глаза.

– Не в команде? – почти шепчет она.

– Да, кое-что произошло, я больше не в ней. Я нашёл другую.

– Но Эйден…

– Это не конец света. Мне удалось за день найти другую.

– Почему ты ушёл?

– Я не ушёл, так вышло.

– Почему так вышло?

Натягиваю улыбку и качаю головой.

– Ты не должна в это вникать. Это мои проблемы.

– Но, если вас пригласили сюда, значит, вы были лучшими, значит, вас не могу выгнать. Вас же выбрали.

– Это мало волнует нового тренера. И если говорить прямо, мало волнует меня. Теперь уже не волнует.

– Если тебе предложат вернуться?

– Вряд ли. Тренер не даёт второй шанс.

– Но если предложат…

– Я не думал об этом. Я придерживаюсь своей позиции.

– Какой?

– Там, где закрывается одна дверь, открывается другая. Это всего лишь университетская команда, Эмма, вокруг куча других. И все они способны дать даже больше, чем университетская. Я не буду учиться вечно, чтобы ставить рамки.

– И что ты будешь делать? – хмурится она.

– Теперь придётся учиться, – улыбаюсь я.

– Ты мог бы перевестись на химический, я могла бы тебе помочь.

– Да, чтобы учить химию и биологию, начиная с шестого класса. Я вообще в них ничего не понимаю, зачем это?

– Я бы помогала тебе.

– Это слишком просто, Эмма.

– Это совсем не просто.

– Я не про углубление в предметы, а про то, что слишком просто сменить одно на другое, потому что не получается. Зачем бегать из крайности в крайность? Бессмысленно браться за дело, которое не способен довести до конца. Если взялся, то будь добр, доделывай.

– Ты мазохист.

– Не люблю лёгкий путь.

– Это и есть мазохизм: ты истязаешь себя.

– Не правда. Я не делаю то, что мне не нравится.

– Тебе не нравилось быть с девушкой, которая в отношениях.

– Это другое, – мрачнею я. – Я это начал.

– Что?

– Всё, что есть и было. Я мог отвернуться и спать дальше, либо бросить тебя, свалив на другого.

– Почему ты так не сделал?

– Потому что не хотел. Потому что могу сделать так, что ты будешь со мной.

– Я сейчас с тобой.

– Не так, чтобы об этом никто не знал, а так, чтобы об этом знал каждый. Твои друзья. Мои друзья. Твоя семья. Моя семья.

– Ты не можешь сдать Алестера…

– Никто не говорит о том, что я должен кричать о его ориентации на каждом шагу. Это не моя проблема, а только его. Он выбрал такой путь, и его тайны – это его тайны. Я не вижу смысла рассказывать их каждому. Я говорю о другом. О том, что ты отрежешь те отношения.

– Это даже не отношения.

– Для вас, но не до других.

– Ты сам видел.

– Что?

– Что Алестер легко может отправить меня с кем-то на свидание.

Моментально каменею. Надеюсь, что задел того парня плечом, как можно сильнее. Я не хочу думать, что они куда-то сходили. Прошло несколько дней, и я прекрасно осознаю, что могли в тот же день.

– Эйден? – тихо зовёт Эмма.

Вновь фокусируюсь на ней.

– Он гей.

– Я в курсе.

– Не Алестер. Брейди гей.

– Гей звал тебя на свидание?

– Это дурацкая идея Алестера.

– Отлично, – выдыхаю я, потирая затылок.

Я почти избил гея за то, что он ходил на свидание с девушкой, которую вижу своей. У него даже не встанет на неё, разве что на её якобы парня. Как я вообще на это повелся? Всё, что связано с любовью – ослепляет? Даже если это симпатия или влюблённость?

– Твой друг – идиот.

– Почему? – улыбается Эмма.

– И что вы делали?

– Попили кофе.

– Вдвоём?

– Втроём.

Качаю головой и не верю самому себе, ведь получается, что я тоже идиот.

– Отлично.

– Если бы я тебя знала, то могла подумать, что это ревность.

– Так и есть, Эмма.

Улыбнувшись, она отводит глаза в сторону, я же беру её ладонь.

– Больше не ходи на свидание с геем, который якобы натурал.

– Почему?

– Потому что это злит меня. Потому что я не хочу, чтобы ты вообще ходила на них с кем-то другим, кроме меня.

Эмма несколько секунд смотрит в мои глаза, после чего, медленно кивает и на её губах расцветает смущённая улыбка.

– Ради приличия, мы можем что-то заказать, а не сидеть и показывать, что мы просто решили скрыться в теньке.

– Можно, – соглашается она и скрывает лицо за меню. Тем же занимаюсь я.

Кажется, что у данного меню нет конца и края, вероятно, в нём даже есть разжеванная пища для стариков. Я начинаю сомневаться, что вообще хочу есть и одновременно понимаю, что организм требует подкрепления. Я тыкаю пальцем в небо и выбираю то, сам не знаю, что. Выглядываю и смотрю на Эмму, глаза которой бегают по строкам. Вероятно, чувствуя мой взгляд, она хмурится и на её щеках появляется новый румянец.

– Прекрати, – тихо говорит она.

– Что? – с улыбкой, интересуюсь я, падая на спинку стула и сжав пальцы в замок на затылке, тем самым, раскинув локти в стороны.

– Следить за мной.

– Я просто жду.

– Ты можешь ждать и смотреть в другую сторону?

– Нет.

Эмма поднимает глаза и щурится, что лишний раз смешит меня. Удача на её стороне, потому что к нам подходит девушка в форме официантки, на которую я переключаю внимание.

– Салат? – с усмешкой, спрашиваю Эмму.

– Пожалуй, не сегодня, – с хитрой улыбкой, говорит она.

– Давай, перечисли свой список из овощей.

– Ты сейчас намекаешь на то, что я плохо питаюсь?

– Нет, но уверен, что ты предпочитаешь скромничать и выберешь салат, а потом отыграешься дома.

Её улыбка становится ещё шире, когда она вновь поднимает меню.

– Тебе придётся выложить кучу денег.

Не успеваю ничего сказать, потому что Эмма начинает перечислять список блюд, которые решила попробовать. Не пытаюсь остановить её, наоборот, сдерживаю смех. Я с удовольствием посмотрю, как всё это влезет в неё. Девушка, принимающая заказ, смотрит в мою сторону и словно задаёт немые вопросы, сможем ли мы оплатить счёт. К её счастью, сможем. Вполне возможно, мы сделаем выручку дня.

После перечисления, Эмма довольно улыбается, смотря на меня.

– Салатик? – шутит она.

– Думаю, не сегодня.

Делаю свой выбор, но не такой длинный, как у Эммы. Я буду слишком занят, наблюдая за ней, а не за собственной тарелкой. Девушка, принявшая заказ, отклоняется в сторону, а я продолжаю довольно улыбаться, тем же занимается Эмма.

– С удовольствием посмотрю на это.

– Я не буду делиться, – предупреждает она.

– Даже если я хорошо попрошу?

– Возможно, я подумаю.

Я считаю каждую минуту до того момента, как на стол поставят закуски. Такой интерес во мне просыпается крайне редко, и сейчас он активизировался. Эмма остаётся абсолютно беспечной, она смотрит на экран телефона и тихо подпевает песне на заднем фоне, немного покачивая головой.

Мне нравится смотреть на неё. Я каждый раз ловлю себя на подобном занятии. Чем бы она ни занималась, я наблюдаю. Рэн прав: меня легко загребут за изнасилование глазами. Но я не могу смотреть на что-то другое, если рядом есть она.

Четыре тарелки ставится на стол, и только пятая принадлежит мне.

– Это уже не честно, – парирую я.

– С какой стати?

– Порции меньше моего мизинца.

– Ты должен быть внимательней, – улыбается Эмма. – Там указан вес блюда.

– Они же легче воздуха.

– Один куб воздуха в квадрате весит почти три фунта.

Она что-то быстро набирает на экране телефона и поворачивает его ко мне. Считаю количество цифр, которых, кстати, шестнадцать и вопросительно выгибаю бровь.

– Что это?

– Это вес воздуха, если его сжать и положить на весы.

– Ладно, – сдаюсь я. – В любом случае, это не отменяет того факта, что тебе придётся делиться.

– Что предпочитаешь?

Быстро окидываю взглядом тарелки и не вижу ни на одной что-то с морепродуктами.

– Ты ничего не брала с креветками или рыбой?

Эмма морщится.

– Я не люблю морепродукты.

– Серьёзно? – удивляюсь я.

– Да, они отвратительно пахнут.

– Они вкусно пахнут.

– Не для меня.

– Ладно, – вздохнув, говорю я, двигая к своей, вторую тарелку.

Я легко проигрываю в этой схватке из-за собственной невнимательности. Эмма изучила меню, в то время как я не старался вникнуть, а выбрал наугад. Но мне совершенно не жаль. Я вижу её счастливую улыбку и слушаю звонкий смех, ради этого стоит проиграть, ведь победа даст намного меньше, а лучше сказать, ничего. Мой проигрыш представляет собой победу.

Когда такси подъезжает к зданию, где живёт Эмма, так или иначе, мне приходится отпустить её, желая совершенно другого. В ту секунду, как она покидает салон машины, непонятное одиночество опускается на плечи. Я не понимаю, как один человек может повлиять на внутреннее состояние. В итоге, выхожу вслед за ней.

– Зайдёшь? – спрашивает Эмма, пока я нахожу опору в открытой дверце.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Хорошо, тогда… до встречи?

– До встречи, – кивком соглашаюсь я, когда она начинает пятиться назад.

Эмма останавливается. Она закусывает нижнюю губу, словно что-то обдумывает, и я не успеваю моргнуть, как она возвращается назад. Новый поцелуй на щеке, после которого девушка отстраняются и с лёгкой улыбкой, говорит:

– Пока, Эйден.

Глава 12

Эмма

– Ненавижу, когда ты это делаешь, – недовольно гундит Алестер.

Дёргаю его за кудряшку и хихикаю. Если Алестер ненавидит это, то я почему-то успокаиваюсь и наслаждаюсь. Уже миллиардный раз, я беру маленькие резиночки, сажаю его на пол у дивана, принимаю позу по-турецки и вожусь с его волосами. Эти каштановые кудри, которые если выпрямить, сделают из него рок принца или как называет Алестер, посмешище, радуют меня. Он уже сотню раз запугивал меня тем, что побреется налысо, но я уже не обращаю внимания. Он ничего не сделает.

– Твой рот должен быть занят, – с улыбкой, говорю я.

– И твой тоже. Я ещё ничего не услышал. Никаких подробностей. Ничего. Кто так поступает?

– А какая нормальная должна рассказывать своему парню о поцелуе с другим парнем? – смеюсь я. – Я же не самоубийца.

– Я твой ненастоящий парень.

– Да, и ты всё слышал. Я уже всё рассказывала.

– Под каким углом работает его язык?

Хохочу, дёрнув его волосы, из-за чего Алестер шипит и втягивает воздух.

– Нечаянно, – нелепо оправдываюсь я.

– Да, конечно, – фыркает он. – Я должен быть зол.

– Ты всегда зол.

– Не из-за того, что ты сейчас сделала это нарочно, а потому что он снова сделал это.

– Он ничего не сделал.

– Всего лишь ослушался меня.

Морщусь и закатываю глаза.

– С чего ты взял, что он вообще будет или должен тебя слушать?

– Надеялся, – выдыхает Алестер. – У него совсем нет инстинкта самосохранения?

– Думаю, есть, но не в том случае, когда ты решил, что у тебя получится его запугать. Вряд ли он боится тебя.

– Жаль.

Алестер откидывает голову назад и кладёт её на мои ноги. Его серые глаза устремляются в мои.

– Ты никогда не думала…

– Что?

Замечаю борьбу с самим собой в его глазах, но не понимаю, по какой причине. Знаю только то, что он обдумывает будущий вопрос.

– Попробовать ещё раз, – вздохнув, тихо говорит друг.

– Что именно?

– Попробовать кататься.

Настроение меняется моментально. Руки повисают по обе стороны талии.

– Эм, в том плане, что он тоже катается. Он же хоккеист, он может помочь тебе.

– С чем он должен помочь мне? – хмуро спрашиваю я, желая завершить разговор, но услышать ответ именно на этот вопрос. – Что со мной не так?

– Ты больше не хочешь кататься.

– Я не не хочу кататься. Я не могу.

– Потому что ты боишься!

– Да, снова разбить голову и сломать ногу, здоровье важнее!

– Это всего лишь оправдание, – отмахивается Алестер. – Ты всегда им прикрываешься.

– Не правда, ты знаешь, что я права!

– Нет, сейчас слышу это впервые. Боишься из-за своего отца. Боишься, что он снова вспомнит. Боишься, что не оправдаешь надежды и обязанность. Не искупишь вину, которой не существует.

– Он не забывал!

– Боишься, что он заставит вспомнить тебя, но ты не виновата! В этом вообще никто не виноват!

– Хватит, – жмурюсь я, закрывая ладонями уши. – Прекрати!

Алестер насильно одёргивает мои руки и силой держит их в своих.

– Да ладно, Эм, посмотри на меня, – мягко просит он. – Это же я.

Отрицательно кручу головой, не желая раскрывать глаза. Я вновь и вновь возвращаюсь в прошлое, от которого хочу бежать без оглядки. Менять старое на новое. Но вспышки воспоминаний ранят.

– Просто… попробуй, никто не настаивает на возвращении. Для себя. Ты не можешь отказываться от всего того, что любишь. Ты не должна. А он тот, кто может помочь.

– Он не поможете! – выкрикиваю я, пугая Алестера резкостью.

Резкая вспышка вспыхивает в его глазах, конечно, я знаю, что она означает.

– Поможет, вы оба любите лёд!

– Я не хочу. Это больше не нужно. Мне не нравится.

Он повержено выдыхает и отпускает мои руки. В его глазах буря, как в самые тёмные и мрачные дни, но Алестер почти смирился с ней. Уже давно мы не поднимали разговор о возвращении. Для этого просто не было подходящего случая, и сейчас Эйден стал причиной, по которой Алестер снова начал затрагивать старые раны.

Поднимаюсь с дивана и следую на кухню, потому что, если уйду в комнату, он всё поймёт. Ничего не остаётся, только как заняться ужином, не привлекая лишнее внимание. В голове кавардак, который следует расставить по местам. Этим я и занимаюсь, пока Алестер решил скрыться в своей спальне. Наверно, так даже лучше. Иногда нам необходимо побыть по разным сторонам баррикад, чтобы собрать мысли и направить их в нужное русло. По крайне мере, я надеюсь, что Алестер поймёт всю бессмысленность дальнейших попыток и убеждений себя и меня. Ничего не выйдет. Я не хочу возвращаться к тому, от чего ушла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но когда до ушей доносится грохот, не понимаю, что происходит. Этот грохот из моей комнаты, из-за чего пересыхает в горле. Бросаю ложку и бегу на звук шума.

Алестер роется по моему шкафу так, словно он принадлежит ему, благодаря чему сердце ускоряется.

– Что ты делаешь?

– Сейчас увидишь, – ворчит он, продолжая перебирать полки.

– Что ты делаешь!? – не сдерживая гнева, кричу я.

Алестер открывает дверцы и переходит на коробки. Он достигает нужной, из-за чего перехватывает дыхание. Я замираю. Не могу даже моргнуть или сделать вздох.

– Зачем они тебе? – спрашивает он, откинув крышку в сторону и вытягивая коньки за шнуровку, с помощью которой они завязаны. – Зачем они тебе, Эмма? Ты же не хочешь возвращаться!

– Это память, – силой выдавливаю я.

– Какая? Зачем помнить что-то плохое? Они же ассоциируются с негативом. Зачем они тебе? Давай выкинем.

– Не надо…

– Почему? Почему ты привезла их сюда?

– Потому что…

– Для чего?

Смахиваю слёзы с щёк и поднимаю голову, смотря в его глаза.

– Это мамин подарок…

– Он напоминает о ней. Почему ты всё ещё не выкинула их?

Я молчу. У меня нет объяснения. Вряд ли они необходимы. Это был её последний подарок перед уходом. Она оставила их и исчезла. Оставила меня и отца. И она не знает, что эта была точка невозврата. Отец сошёл с ума, заставляя меня проходить ад каждый день; заставлял меня думать, что я виновата в её уходе, потому что не достигала нужных успехов, потому что не прикладывала больше усилий. Но я старалась. Изо всех сил старалась. Мои старания дошли до крайней точки, где от переизбытка напряжения и волнения, отключилось сознание. Я потерялась в реальности происходящего, путая его с иллюзией. Потеряла равновесие. Тогда случился крах. Мне запретили кататься ближайшие пару лет, и врачи помогли страшному сну усугубиться. Стать ещё страшнее.

Алестер вручает мне это бремя. Коньки перекинуты и держатся на плече. Они представляют собой огромную глыбу событий, которые я хочу вычеркнуть, забыть, исключить, уничтожить. Хочу распрощаться с ними, как распрощалась с прошлым, где осталась слабая я.

– Ты можешь обижаться, но когда-нибудь поймёшь, почему я это делаю.

– Ты делаешь хуже, – эхом отзываюсь я.

– Нет. Я лишь хочу видеть тебя счастливой. Видеть, что ты занимаешься любимым делом, а не тем, чем якобы нужно, в чём ты пытаешься убедить саму себя. Это не к чему, Эмма. Трудности должны закалять тебя. Ты должна проходить их, а не убегать, прятаясь в коконе. Ты отказываешься от того, что любишь, а я лишь пытаюсь вернуть это, чтобы ты поняла всю мелочь и вспомнила, к чему лежит душа. Так сделает любой человек, которому небезразлично. А мне не безразлично, Эмма.

– И поэтому ты ничего не говоришь родителям!? – вырывает изо рта, но я тут же закрываю его рукой, пялясь на Алестера, как безумная.

Его лицо искажает печальная гримаса.

– Я хотел поговорить с родителями в ближайшее время.

– Они оставят тебя без всего! Ты не можешь!

– Этот год уже оплачен, я проучусь и вытяну, а в следующем подам на стипендию.

– Но жильё… – шепчу я.

– Мы оба работаем, вытянем другую квартиру.

– Они выселят нас сразу, нам некуда идти…

– Что-нибудь придумаем. Мы не останемся на улице.

– Ты не можешь!

– Могу. Ради тебя могу, если мы дадим друг другу слово.

– Слово?

– Ты попробуешь ещё раз. На этот раз только ради себя. Ты будешь кататься только потому, что захотела сама, потому что тебе это нужно. Не потому, что хотят твои родители. Мы подготовимся. Найдём что-нибудь, отложим денег и в случае чего, у нас будет место, куда можно съехать. Да, будет сложней, но у тебя есть я, а у меня есть ты. Мы сможем. Начнём всё по новой, без обмана.

– Но Алестер…

– Я уже решил. Я больше не могу смотреть на это.

– На что?

– На то, как ты бегаешь между мной и им. За несколько лет, ты впервые к кому-то потянулась. Тебе кто-то понравился. Я не хочу, чтобы кто-то увидел вас и поменял о тебе мнение в то время, как в этом виноват я. Ты не должна обременять себя мной.

– Мне плевать на мнение других!

– Какой в этом смысл, если ты не можешь позволить себе жить так, как хочешь?

– Но я живу так, как хочу.

– Не правда, и мы оба это знаем. Кому ты пытаешься врать, мне или себе?

– Ты не можешь сказать им об этом сегодня…

– Мы возьмём время, чтобы подготовиться. Я что-нибудь найду для нас. Даже если нам придётся спать на одном диване, у нас будет эта гребаная крыша над головой. Зато, мы оба будем свободны. Мы пройдём эти сложности, потому что мы есть друг у друга.

Закрываю ладонями лицо и кручу головой, пытаясь принять решение Алестера. В ответ он привлекает меня к себе и заключает в объятия. Я снова чувствую аромат своего шампуня, но на этот раз не тороплюсь ругаться. Это мелочь по сравнение с тем, что может случиться в будущем.

– Мы сможем, Эм. Плевать на предков, если они не принимают нас такими, какие мы есть.

Просовываю руки и обнимаю его спину, утыкаясь в грудь, которая не раз закрывала собою. Я знаю, что он всегда будет рядом. Никогда не бросит, даже в самые ужасные времена. Алестер уже это доказал. Он никогда не был в стороне. Он всегда приходил. Где бы я не находилась, он единственный, кто отбрасывал всё и ставил меня на первое место. Он лез туда, куда другие не решались вмешаться. Он противостоял всему миру, а я держала его ладонь, стоя рядом. Я никогда не была за его спиной. Я всегда была рядом. Всегда была на линии огня вместе с ним. Мы всё принимали вместе: ужасные выпады его родителей, моего папочки, некоторых окружающих, считающих себя выше других. Абсолютно все радости и невзгоды мы прошли вместе. Всё максимально просто: я защищаю его, он защищает меня.