Текст книги "Выбор (СИ)"

Автор книги: Джули Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Глава 32

– Только не говори, что это твоя подруга, – вздыхает отец, когда мы переступаем порог дома, и я перевожу взгляд на Мэйса, который закатывает глаза и скрещивает руки под грудью, ворча:

– Вообще-то, я почти не соврал.

– Мы не друзья, – сообщаю я. – Это моя девушка.

Уголки губ Мэйсона тянутся вверх, а следом он начинает смеяться. Брат уже держится за живот, но продолжает гоготать, отрицательно размахивая головой, словно это самое забавное и выдающееся, что когда-либо слышал. Это довольно нелепо, если учитывать тот факт, что он ни раз заставал меня с кем-то. Разве что чудо, ведь это было не в родительском доме. Надеюсь, у меня нет жучка под кожей.

– Не обращай внимания, у него полоумность.

– Полоумность? – тихо спрашивает Эмма.

– Типа того.

– Ну вы и придурки, – кряхтит Мэйс.

– Тут только один придурок, – киваю я.

– Да, ты и отец. Вы оба. Дурной пример заразителен.

– Мне кажется или ты сейчас отхватишь? – парирует папа, сурово смотря на гогочущего Мэйса.

– У тебя была мама, а у него… – Мэйсон выгибает бровь и смотрит на Эмму.

– Эмма, – говорит девушка, но довольно уверенно, чем заставляет меня улыбнуться. – Ты точно придурок.

– Что? – замолкает Мэйсон и ошарашено пялится на неё.

– Эйден про тебя рассказывал. Я думала, он преувеличивает.

Отец начинает смеяться, и я тоже едва держусь. Эмма добавляет:

– Он приуменьшал.

Не сдерживаю смешок, отец начинает смеяться ещё громче, его примеру следую я.

– Охренительно, – ворчит брат, за что получает лопаткой по затылку от мамы.

– Я уже предупреждала, – говорит она, появляясь за их спинами. – Никаких ругательств.

– Все претензии к производителю, – фыркает Мэйсон, намекая на папу.

– К твоему отцу это тоже относится. Мальчики всё повторяют за вами, а вы ничего хорошего не говорите.

– Они будут мудрыми и опытными к средней школе.

– Я не хочу знать о мудрости, что царит в ваших головах.

Слышу детский визг, который становится громче и громче, а вскоре три пары маленьких ручек обвивают мои ноги. Не обделяю вниманием ни одного, потрепав тёмную копну волос абсолютно идентичных друг другу парней, что довольно скачут рядом, из-за чего Мэйс обиженно ворчит:

– Предатели, вы только что любили меня.

Мама расталкивает по сторонам Мэйса и папу, проскальзывая между ними. Она обнимает и целует меня в щёку, после чего переводит взгляд на Эмму, бросив в мою сторону ещё один мимолетный. Я знаю, о чём она думает: та ли это девушка, из-за чего едва заметно киваю, подтверждая и отвечая на её немой вопрос. Улыбка мамы становится ещё лучезарней и теплей.

– Лизи, – представляется она.

– А-а-а… миссис Картер, – немного смущаясь, отвечает Эмма. В её голосе так и слышится замешательство и растерянность.

– Боже, нет, пожалуйста, – хмыкает мама. – Только не это, я чувствую себя бабушкой.

– Но ты и есть бабушка, – усмехается Мэйс, благодаря чему получает предупреждающий взгляд.

– Для тебя я в любой момент могу стать Элизабет Картер.

Мэйс закатывает глаза.

– Ну, конечно, прилетело твоё золотце.

– Где Мэди и Трикси? – интересуюсь я, останавливая нарастающий Армагеддон в виде его непонятной ревности. – И Ди.

– Уехали в магазин, – сообщает мама. – Я не купила некоторые овощи.

Следом она бросает в сторону отца недобрый взгляд.

– Это не моя вина, – отрезает он. – Ты сама знаешь, что не надо говорить мне, когда снимаешь…

Папа тут же замолкает и тоже закатывает глаза, как будто дальнейшая тема для него является пыткой, при которой стоит молчать. Клянусь, если отрезать их языки, это и будет муками. Поверить сложно, что он и Мэйс один в один копия друг друга. Уживаться с ними тяжело и весело одновременно, но признаюсь, что скучаю.

Двигаю чемодан в сторону и беру ладонь Эммы, которая среди всей словесной бойни растерялась и, кажется, чувствует себя ни к месту. Первое, о чём я думаю: защитить её от Мэйса, который может ляпнуть и не подумать, а именно это может послужить причиной краха того неустойчивого карточного домика, который я выстраиваю, чтобы после залить цементом. Может быть, внешне Эмма подаёт себя как сильную и в какой-то степени равнодушную, но я знаю, насколько сильно могут ранить слова. Она достаточно пережила, получив не совсем по заслугам. И сегодня я не настаивал на том, что выберу для неё образ, предоставив возможность ей. Я знаю, что с помощью одежды она может придать себе уверенности, хотя это всего лишь тряпки. Погодные условия больше не позволяют ей надеть платье и туфли, но даже сейчас в джинсах, что великолепно огибают каждый изгиб её фигуры, подчеркивая все достоинства, в нежно розовом топе, который скрывается под пальто, она выглядит на все сто.

И когда она стягивает верхнюю одежду, я лишний раз отдаю себе отчёт в том, что она совершенна. Девушка поправляет волнистые волосы, убрав их за уши и благодарно смотрит на меня. Я знаю, за что получаю немое спасибо. Она жутко переживала из-за перелёта, после чего из-за встречи с моей семьёй, и я сделаю всё, чтобы это было последнее, из-за чего она волновалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Поправив кулон на шее, Эмма немного улыбается, вероятно, всё ещё чувствуя себя неловко. Я же какой раз взглядом ловлю браслет на её запястье, что вижу изо дня в день, но прекрасно понимаю, что она не носила его в начале года. Я не видел его раньше, и не видел, чтобы она снимала, разве только перед тем, как пойти в душ и то, в самом душе. Она вообще не расстаётся с ним, хотя даже я понимаю, что он не всегда подходит к той или иной одежде. Сейчас в том числе, но я всё равно ничего не говорю. Это её выбор.

Занимаю место за столом, который мама потихоньку снабжает новыми тарелками и слушаю урчание в желудке. Необходимо много сил и терпения, чтобы дожить до того момента, когда можно будет что-то съесть.

– Кофе? – предлагает мама, переглядываясь между мной и Эммой.

– Да, – сразу киваю, потому что он поможет снизить аппетит, Эмма кивает следом:

– Спасибо.

Обращаю взгляд к девушке, что занимает соседний стул и беру её ладонь.

– У тебя остался шоколад, я могу принести.

– Я доела в такси, – жмёт плечами Эмма.

Перевожу взгляд в сторону мамы, но она понимает всё с полу слова.

– В ящике, – улыбаясь, сообщает она.

Когда открываю тот самый заветный ящик, ничуть не удивляюсь. Он полон до краев, я ловко ловлю упаковку скитлс, которая вываливается, как только потянул ручку. На лице Эммы потрясение.

– Что будешь? – с улыбкой, спрашиваю девушку. – Тут куча всего.

– Конфету? – смущённо отвечает Эмма, словно спрашивает разрешения, из-за чего мама лишь смеётся и говорит:

– Бери всё, что захочешь.

– У неё два ящика, – усмехается отец, который проходит на кухню и занимает место за столом, в то время как Мэйс давно занял роль наблюдателя у проёма.

– Где мальчики? – быстро тараторит мама, выглядывая за спину Мэйса.

– Мультики смотрят.

– Черт! – ворчит брат, переглядываясь между мной и Эммой, как будто мы ходим не на ногах, а на руках.

Выгибаю бровь, а аромат приготовленного кофе приятно ударяет в нос.

– Что?

Он лениво закатывает глаза и трагично выдыхает, как будто был чем-то сломлен, заняв стул рядом с отцом.

– Она даже не назвала его Картер.

– И?

– Ты не из нашей семьи. Тебя подменили. Поздравляю, ты приёмный.

– Исключено, – заявляет отец, подбрасывая виноградинку и поймав её ртом. – Если, конечно, я не отключался.

– Теперь фамилия звучит, как оскорбление.

– Это словесный подзатыльник, – исправляет мама, поставив перед нами пару кружек как раз тогда, когда я возвращаюсь обратно с упаковкой молочного шоколада. – И вы оба его заслуживаете.

– Он тоже много где провинился, – фыркает Мэйсон.

– Например? – интересуюсь я.

– Ты не ночуешь дома.

– Мне двадцать один, – скептически напоминаю я.

– Я за это получал.

– Тебе было шестнадцать, придурок, папа вставал ночью и забирал тебя, я могу продолжить, но не буду.

– Какая разница?

– Большая, – вступает мама.

– Он и сейчас не ночует дома, – усмехается Мэйсон.

– Я живу в другой стране, и я ночую у себя дома.

– Да, как же.

Мэйс заостряет всё внимание на Эмме.

– Давай, хотя бы ты скажи правду.

– Ну… – Эмма пожимает плечами и немного улыбается. – Иногда он может остаться у нас.

– И ты, конечно, живёшь с отпадной симпатичной девочкой, – больше парирует, чем спрашивает он.

Брат тут же ловит вопросительно вскинутую бровь отца.

– Да, не лучше Трикси, но я просто говорю по факту.

– Я снимаю квартиру с другом.

Отец, который поднёс стакан с водой ко рту, застывает, смотря на меня. Мэйсон и вовсе усмехается так, что у него вот-вот порвётся рот. Только мама остаётся абсолютно спокойной и неприступной.

– Он гей, – добавляет Эмма.

Отец переводит взгляд на маму и улыбается.

– Твоя школа. Он точно не приёмный.

– Я не жила с Дином.

– Да, но несколько раз сваливала к нему.

– Из-за тебя, – как будто напоминает мама.

– Ты просто пряталась.

– И что? Ты сам виноват.

– Этот вопрос становится моим любимым, – вздохнув, улыбаюсь я.

– Ладно, ещё одна проверка. Она даже точнее этой. Во сколько у тебя была первая девчонка? – щурится Мэйс.

– Не думаю, что должен обсуждать это с тобой и при родителях.

– Вот у меня в пятнадцать.

– До тебя не дошла моя открытка с поздравлениями?

– У отца тоже в пятнадцать, а у тебя? – продолжает он, словно не слышит.

– Как только изобретут машину времени, я поздравлю вас открытками.

– Ты кого-то стесняешься? – усмехается Мэйс, смотря на Эмму.

– Нет, ты не умеешь быть тактичным.

– Зачем быть тактичным в таких вопросах?

– Вы можете оба гордиться, но я не хочу слушать о вашей половой жизни, – вступает мама.

Она делает глоток сока и переглядывается между папой и Мэйсом.

– Завершим эту тему, – отрезает она.

– Почему ты всегда его прикрываешь? – фыркает Мэйс, скрестив руки под грудью. – Почему он твой любимчик? Что нужно сделать?

– Уметь выражаться, тем более за столом.

– О, ну как будто отец ангел с нимбом. Уверен, он был похуже меня.

– Вы практически одинаковые.

– А кто кого сделал? – улыбаясь, снова щурится Мэйс.

– Кажется, у вас есть тайное место для обсуждений, идите туда. Сами решите.

– Но я хочу услышать от тебя!

– Какое это имеет значение?

– Это имеет значение, – с толикой обиды, бросает он. – Почему ты всегда на его стороне?

– Я никого не выгораживаю.

– Ладно, почему ты любишь его больше, чем меня? Я вообще был первенцем.

– Я никого не люблю больше.

– Но я всегда плохой, а он хороший.

– Серьёзно? – выгнув бровь, спрашиваю я. – Тебе шесть или двадцать шесть?

– Да плевать, сколько мне лет, – бурчит брат. – И мне ещё двадцать пять.

– Я люблю вас одинаково, – выдыхает мама.

– А выглядит всё совсем по-другому.

– Я не хочу слушать о вашей половой жизни. Это не та тема, которую я желаю обсуждать, и тем более за ужином. Вы всегда можете обратиться к отцу, он вас больше понимает.

– Но если я хочу поговорить с тобой, если мне нужен твой совет, почему я не могу прийти к тебе?

– Ты всегда можешь прийти ко мне, но не за обеденным столом, если на то пошло. Вряд ли из меня выйдет хороший советчик. Зарубите все, что вы все на равных, никто не главнее и никого не любят больше.

– Я вообще-то глава семьи, – парирует отец.

– Но это не значит, что ты выше или тебя любят больше. Это другое.

– Что значит другое? – хмурится Мэйс.

– Это значит, что тебя я люблю как сына, его люблю, как мужа, Мэди люблю, как дочь. Я люблю вас одинаково, но в разных трактовках. Вы – мои дети, ваш отец – мой муж. Вы не маленькие дети, чтобы объяснять на пальцах.

– Ладно, это понятно. Но если я хочу поговорить с тобой?

– Что тебе мешает?

– Эйден, которому ты отдаёшь предпочтение.

– Боже, Мэйсон, что я сделала не так? Он тоже получал по заслугам, как и ты. Каждый из вас получает, даже ваш отец. Это не значит, что я люблю кого-то меньше или считаю кого-то плохим. Вы просто разные. Ты похож на отца, он похож на меня, поэтому мы где-то можем быть ближе. Я же не обижаюсь, что ты говоришь что-то отцу, а не мне. Вероятно, он знает девяносто девять процентов твоей жизни, в то время как я не дотягиваю до пятидесяти. И это нормально. Вы понимаете друг друга, потому что похожи.

– Я не обижаюсь, я просто хочу понять.

– Хорошо, сейчас ты меня понял?

– Понял.

– И ты не должен придираться к Эйдену, иначе это буду делать я.

– Что ты будешь делать? – улыбается брат.

– Буду делать то же самое, но по отношению к твоему отцу. Почему он знает больше меня?

– Потому что ты такое не поймёшь.

– Вот в этом и есть вся разница. Где-то пойму я, где-то он.

Наш разговор прекращается благодаря Ди, который первым появляется в поле зрения с пакетами в руках. Мама говорила про некоторые овощи, но не упомянула, что некоторые – это несколько фунтов в виде двух пакетов.

Ди ставит пакеты у столешницы и, кажется, когда он поворачивается, у него дёргается глаз, возможно, даже оба глаза. Он жмёт мою ладонь и вежливой улыбкой приветствует Эмму.

– Это был последний раз, когда я поехал куда-то с ними, – сообщает он.

На губах Мэйса играет насмешливая ухмылка.

– Мы должны были купить только овощи, но они купили всего по одному из каждого отдела! Мы ходили там час, потому что они не знали, что купить ещё.

– Всё остальное уже есть, – говорит отец.

– Лучше скажите это им.

Ди указывает на проём в тот самый момент, когда в нём появляется Мэди и Трикси. Их лица украшают лучезарные улыбки, они активно что-то обсуждают, высказывая мнения и смеясь, как я понимаю над Ди, которого передразнивают и пародируют. Девочки поворачивают голову и следом нас оглушает визг, вслед чему я прощаюсь с жизнью в юном возрасте, потому что руки Мэди буквально душат меня, пытаясь сделать так, чтобы гланды вылезли наружу. Краем уха слышу, как что-то говорит мама и отслеживаю хорошую реакцию Мэйса, который ловко ловит тарелку, готовую разбиться на осколки.

Она отлипает от меня и с любопытством рассматривает Эмму, которая смущается и, вероятно, чувствует себя лишней.

Блестящие глаза Мэди обращаются ко мне.

– Ты говорил, что у тебя нет девушки!

– Да, потому что ты бы не слезла с меня живым, – ослабив её хватку на шее и откашлявшись, киваю я. – Ты душишь меня.

Давлюсь воздухом, потому что вместо того, чтобы расслабить объятия, Мэди усугубляет давление. Мне приходится выживать в прямом и переносном смысле этого слова. Она игнорирует мои попытки отодвинуть её в сторону, и я сразу виню Ди, который обучил её подобным приёмам.

– Он такой хорошенький, – лопочет она, смотря на Эмму.

– Ну-у-у… да, – смущённо растягивает Эмма, бегая глазами между мной и Мэди.

– Познакомься с моей сестрой, – говорю я, указывая на девушку, которая улыбается так широко, что уголки её губ могут треснуть в любой момент. – Это Мэди.

Удерживая руки Мэди, которые готовы снова заключить на моей шее смертельный захват, головой киваю в сторону жены Мэйсона.

– Это Трикси, которая, к счастью, не задушит меня, в отличие от Мэди.

– Эмма, – представляется моя девушка, получая в ответ улыбку Трикси, которая издаёт болезненный вопль и даёт подзатыльник Мэйсу за то, что тот дёргает её хвостик.

– Болван, Картер, – морщится она, и её муж закатывает глаза. Её золотистые карие глаза вновь обращаются к нам, а губы растягиваются в дружелюбной улыбке. – Привет.

– Как долетели? – спрашивает Ди, занимая место за столом, пока мама приступает за распаковку продуктов.

Замечаю, как бледнеет лицо Эммы, которая, кажется, вспоминает перелёт со впечатлениями, далекими от положительных. Это заставляет меня улыбнуться, а Ди вопросительно выгнуть бровь, метнув взгляд в сторону Эммы.

– Я никогда не летала на самолётах, – говорит она, отвечая на его немой вопрос.

– Ни разу?

– Не приходилось…

– Сожалею, – улыбается Ди. – И как?

– Если не брать в расчёт то, что я пролила на Эйдена воду, пыталась высушить его джинсы салфеткой, из-за чего на нас смотрели, как на дикарей, а потом мучила его вопросом, долго ещё лететь, то чуть лучше, чем ужасно.

– Когда мы летали в Испанию, я каждые десять минут ходила в туалет, – улыбается Мэди. – Я раздражала каждого пассажира.

– Если бы ты не хлопала дверью, никто бы не заметил, – парирует Ди.

– Я не хлопала!

Ди закатывает глаза и вздыхает.

– С тобой бесполезно спорить.

Мэди наконец-то сползает с моих колен и занимает соседнее место, а я спокойно протягиваю руку по спинке стула Эммы и радуюсь, что остался жив.

– Лучше проверь своих сыновей, – ворчит Мэди, на что Ди указывает в сторону Мэйса.

– Они уже минуту пытаются оставить твоего брата без штанов, пока ты душишь младшего.

– Он сам их научил.

– Полезная штука, – усмехается Мэйс, из-за чего получает новый подзатыльник и предупреждающей взгляд от Трикси.

Отвлекаюсь от перепалок, без которых наша семья не будет собой и перевожу взгляд на Эмму, которая наблюдает за всем происходящим с неким смущением и замешательством.

– Кстати, о джинсах, – улыбаюсь я. – Они ещё мокрые. Я хочу переодеться, останешься тут или пойдёшь со мной?

– С тобой, – тут же отзывается Эмма.

Поднимаюсь из-за стола и моментально завоёвываю внимание каждого присутствующего за ним.

– Я до сих пор мокрый, – сообщаю я, отвечая на вопрос, что повис в воздухе.

– Не справишься один? – со скрытым подтекстом, интересуется Мэйс.

– Тебе вредно так часто отсутствовать дома, – вступает отец, смотря на него, в один голос с ним, говорю я:

– Заткнись.

Мэйс выгибает бровь, окидывая меня ироничным взглядом.

– Я серьезно, – добавляю следом, уже без доли веселья.

Это тот самый момент, который я предчувствовал заранее. Может быть, это его личный метод в виде проверки на прочность, но он не для всех, и особенно не для Эммы. Он легко получает ответ от Трикси, которая достаточно дерзкая и бойкая, подстать ему, но Эмма для этого слишком мягкая. И я тот, кто способен дать ответ за неё, даже если придётся противостоять родному брату.

Интуитивно нахожу ладонь Эммы и переплетаю пальцы с её. По пути подхватываю сумку и закидываю ремешок на плечо, направляясь в свою комнату, которую не видел с лета. Сомневаюсь, что там что-то могло поменяться, мама наверняка ничего не трогала, лишь боролась с пылью, а папа тем более не стал бы проверять и искать там что-то. Ему проще позвонить и спросить, чем перерывать все углы. И я благодарен за то, что они дают эту свободу, не пытаясь проникнуть в личное пространство.

– Стойте, – раздаётся за спиной голос Мэйса.

– Что ещё? – раздраженно фыркаю я, останавливаясь у лестницы. – Скажи спасибо Трикси и не делай одолжение.

– Она тут не при чём.

– Тогда маме или отцу.

– Меня никто не просил идти за вами.

Мэйс переводит взгляд на Эмму и, кажется, его следующе слова звучат довольно искренне.

– Извини, если обидел. Я не хотел, серьезно… просто, наверно, не привык к такому.

– К такому? – с ноткой непонимания, спрашивает Эмма, с сомнением смотря на Мэйса.

– Да, – кивает он. – Ты не похожа на маму, Трикси или Мэди. Мне надо научиться, сама видишь, Эйден тоже не похож на меня. Я не хотел обидеть.

Эмма растеряно кивает, и Мэйс переводит взгляд на меня. Он успевает потрепать мои волосы, прежде чем я сброшу руку.

– А по тебе я просто соскучился, засранец.

– Это не взаимно, – говорю я, на что получаю его довольную усмешку.

Брат отклоняется и вышагивает в обратном направлении.

– Именно поэтому ты звонишь и пишешь мне по ночам, – смеётся он, скрываясь за поротом.

– Не обращай внимания, – качаю головой и провожаю его взглядом, который после перевожу на Эмму.

Она жмёт плечами и немного улыбается.

– Я уже привыкла. Он похож на Фила.

С улыбкой, оставляю быстрый поцелуй на её виске и тяну за собой.

Глава 33

Эмма выглядит напугано. В глазах застыл страх, а учащённое дыхание лишь усугубляется. Я ничего не сделал, а она уже начинает закрываться, стоило только вытянуть из кармана повязку. Её глаза в панике бегают между мной и рукой, где покоится ткань.

– Доверься мне, – мягко прошу я, из-за чего брови Эммы образуют домик.

– Это не обязательно, я могу без неё…

– Она нужна и важна. Я не хочу, чтобы ты видела, я хочу, чтобы ты чувствовала.

Замечаю, как её пальчики сжимают кожаное кресло, а тело остаётся напряжённым. Я не понимаю, что может пугать в самой простой повязке. Обычно с ней связаны положительные эмоции, которые намекают на сюрприз, но Эмма сторонится всего, что связано с неизвестностью. Она не выходит за рамки привычного, ограничивая себя во многом. Я даже не планирую что-то новое, скорей, это забытое старое, которого она боится.

– Доверься мне, – ещё раз прошу я. – Я буду рядом, никуда не уйду.

– Ты же не оставишь меня одну в центре города?

– Нет, зачем? Ты можешь поймать такси и вернуться.

– Оставишь за городом? – тут же отзывается она.

– Я вообще тебя не оставлю, Эмма. Мы прилетели сюда вместе, и вместе улетим.

В её глазах вспыхивает слабый огонёк надежды и веры, которые я сразу беру, как быка за рога. К счастью, у меня получается. Эмма позволяет завязать повязку на затылке, тем самым, закрыв обзор и место, куда мы направимся. Время в пути она проводит молча, фоном проигрывается музыка папы, машину которого я любезно одолжил. Он не особо препятствовал, указав на ключи пальцем, и остаток дня мы проведём в одном месте, далеком от людских глаз.

Сворачиваю на гравийную дорогу и замечаю, как Эмма снова сжалась в кресле.

– Уже приехали, – сообщаю я, чтобы успокоить девушку.

Она тут же подносит руку к лицу.

– Я могу снять?

– Ты не снимешь её.

– Но Эйден…

– Верь мне.

Вздохнув, Эмма принимает мою позицию и вновь начинает играть в молчанку.

Приятный морозный воздух ударяет в лицо, как только покидаю салон машины. В этом году снег выпал намного раньше положенного, словно всё на моей стороне, даже погодные условия. И тот самый старый заброшенный корт под открытым небом, который позволяет побыть наедине с собственными мыслями благодаря отдаленности, покрыт льдом. Я не знаю, кто это делает, но мысленно благодарю Рея за то, что показал его. Это место для тех, кто хочет побыть один, а такое почти невозможно в городе и на городских площадках. Каждому нужно время для того, чтобы поразмыслить и разложить что-то по полочкам в собственной голове. Я не знаю, бывал ли тут кто-то кроме нас, это почти как тайное место силы, но сегодня тут Эмма.

Открываю дверцу со стороны девушки и разворачиваю её к себе лицом, предварительно положив коньки на снег. Стоит мне дотронуться до замочка на сапогах, она вздрагивает и ловит мою руку.

– Что ты делаешь?

– Ещё ничего, – отзываюсь я. – Ты не даёшь мне что-то сделать.

– Потому что ты пугаешь меня. Тут холодно, а ты раздеваешь меня.

– Только снимаю обувь.

– Для чего?

– Ты всё поймёшь.

Эмма закрывает лицо ладонями и начинает тяжело дышать. Пользуюсь моментом и быстро стягиваю сапоги, убрав их в сторону, следом за чем надеваю на её ноги коньки, и тогда Эмма застывает. Кажется, она даже перестаёт дышать. Её тело превращается в камень, эта реакция немного пугает меня, но поздно отступать. Полностью обуваю девушку и завязываю шнуровку. Она не делает ни единого движения, поэтому стягиваю свою обувь и следом сую ноги в коньки. Я не оставлю её в одиночестве справляться со страхами.

– Я не хочу… – тихо шепчет она, продолжая держать руки у лица.

– Не бойся. Ты даже не будешь ничего видеть. Просто почувствуй и представь, как это нравилось, что ты испытывала. Не думай о плохом, только о хорошем. Забудь, что было. У нас есть сейчас, остальное неважно.

Эмма молчит и, взяв её ладонь, помогаю выбраться из машины, хотя вряд ли можно утверждать, что она делает это с энтузиазмом. Она робкая и неуверенная, когда выпрямляется. Тяну девушку вперёд и помогаю ступить на лёд, чтобы уйти со снега. Кажется, что льда она касается так, словно должна пройти по раскалённой лаве.

Пытаюсь отпустить её ладонь, но она сжимает свою, не позволяя потерять физический контакт.

– Нет, – не своим голосом, выпаливает Эмма.

– Хорошо.

Беру вторую ладонь и помогаю сдвинуться, иначе мы окоченеем на одном месте. К счастью, Эмма не противится, она делает свой шаг и скользит по льду. Они очень неуверенные. Я не ждал, что сойдя со снега, она вдруг превратится в профессиональную фигуристку или оставит меня, начав рассекать лёд так, словно с рождения не снимает коньки. Она делает хотя бы что-то, это уже много.

Хмурость на её лице медленно рассеивается, как и тиски на моей ладони. Она становится собой, разве что без улыбки.

– Попробуешь сама?

Закусив губу, Эмма слабо жмёт плечами.

– Я ничего не вижу.

Правда на её стороне, вряд ли во мне есть желание убить или покалечить, поэтому начинаю развязывать ткань на затылке девушки. Жду, когда она привыкнет к солнечному свету и осмотрится. Я не понимаю эмоции, которые возникают на её лице. За ними трудно уследить и зацепиться за одну.

– Где мы?

– За городом. Это почти как тайное место.

На губах Эммы возникает тень улыбки.

– Тайное место?

– Да. Когда хочешь побыть один, можешь приехать и покататься тут. Парни из бывшей команды показали это место. Оно вроде как передаётся и остаётся в тайне между нами. Тут были только те, кто был в команде.

– Я хожу по чужой территории?

– Ты не получишь гнев Богов, если покатаешься тут, – улыбаюсь я. – И я не уверен, что тут были только мы.

– Почему?

– Потому что летом тут тоже неплохо. И не так далеко озеро. Не буду наивным, думая, что кто-то из парней не таскал сюда девчонок.

Эмма смотрит на меня с любопытством.

– Ты тоже привозил?

– Вопрос с подвохом? – смеясь, спрашиваю я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Может быть.

– Нет, был тут только зимой. И ты же не думала, что я был девственником?

Девушка жмёт плечами.

– Хотела верить. Может, ты любишь разнообразие и экстрим.

– Не настолько, чтобы заниматься сексом на морозе.

– Летом нет морозов.

– В любом случае, нет. Приезжал только покататься.

Эмма прищуривается и окидывает меня недоверчивым взглядом. На её губах продолжает играть загадочная улыбка, когда она делает несколько движений назад, создавая между нами дистанцию и смотрит в мои глаза.

– Покататься, но только на чём? – хихикнув, она разворачивается и рассекает лёд, как будто несколько минут назад в её глазах не было паники и страха. Сейчас они блестят.

Смеясь, бросаю ей вслед:

– Что за камни в мой огород?

– Просто уточняю, – говорит Эмма, не скрывая озорства. – Люблю точность, без неё невозможно в науке.

– Это уже не точность, а камни со скрытым подтекстом.

– Это ты так думаешь.

Срываюсь с места и нагоняю девушку, которая продолжает отдаляться и хихикать. Мне ничего не стоит догнать и поймать её, получив новую порцию звонкого смеха, от которого по телу пробегает волна электрического тока. Её глаза блестят так ярко, что я не в силах отвести взгляд. Она что-то говорит, и я согласно киваю головой, как собачка на панели в салоне машины. Её голос такой приятный и мелодичный. Он пробуждает мурашки, от чего волосы встают дыбом.

Я никогда не думал, что смогу полюбить и привязаться к кому-то так сильно. Поставить другого на первое место. Никогда не полагал, что могу позабыть обо всём на свете. Никогда не подозревал, что ради поцелуя, могу свернуть горы, обойти земной шар и полететь в космос. Откажусь от принципов и ценностей, с которыми шёл на протяжении всей жизни. Оказывается, возможно всё, если встречается правильный человек. Свой человек.

Эмма накрывает мои ладони и легко поворачивается в движении, создавая между нами новое расстояние. Но я легко сокращаю его, притянув её назад. Она не отталкивает и не отстраняется снова, всё в точности наоборот. Эмма встречается со мной в поцелуе, и я поднимаю её на руки, вслед чему она обвивает ногами мою талию, удерживаясь за плечи. Не самое удобное положение, особенно благодаря верхней одежде, но лучше так, чем ничего. Сугроб смягчает падение, это очередная благодарность снегу, который второй раз спасает голову от сотрясения.

Расставляю руки по обе стороны лица Эммы и нависаю над ней.

– Ты прикидывалась, что тебе страшно?

– Нет.

– Тогда зачем упираться? Тебе нравится, почему не попробуешь снова?

– Потому что это уже не то. Я не хочу.

– Ты всегда так говоришь, но сейчас всё по-другому.

– Да, потому что мне нравится кататься с тобой.

– Ты никогда не каталась со мной.

– Мне нравится, когда ты рядом. Я… это не то, что хотела бы. Мне нравится то, чем я занимаюсь сейчас. Это я выбрала, а не родители. Я сама поступила. У меня получилось. Мне никто не помогал.

– И ты всю жизнь хочешь ковыряться в колбочках?

– Да. Мне нравится. Я вижу, как происходит взаимодействие, соединение и так далее. Я делаю это и понимаю, что всё не бестолку. Я приношу пользу, изучаю то, за чем стоит будущее.

– Ты можешь соединять два любимых занятия.

– Нет, не могу. Я не могу отдаваться и тут и там. Угнаться за двумя – не преуспеть ни в одном. Это может быть хобби, но основное занятие всегда будет одно. Для тебя хоккей, для меня – наука. Ты периодически можешь интересоваться наукой, а я кататься, но из-за этого ничего не поменяется.

С улыбкой, окидываю взглядом её лицо.

– Ты даже не даёшь мне шанс стать великим ученым.

– Ты считаешь науку скучной, – смеётся Эмма. – Тебе нужна опасность, экстрим, адреналин, а я люблю наблюдать. Я даю другой шанс.

– Например?

Она жмёт плечами и кладёт ладони на мои щёки, притянув к губам.

– Стать великим хоккеистом, – шепчет Эмма, опаляя лицо горячим дыханием.

– И всё? – выгибаю бровь. – Как-то маловато.

– А что ты хочешь ещё?

– Тебя.

– Это уже есть, что-то ещё?

Улыбка тянет уголки губ вверх. Заглядываю в её блестящие глаза и отрицательно кручу головой.

– Больше ничего.

Отдаюсь поцелую, который дарит Эмма и слышу бешеный стук собственного сердца, который, кажется, грохочет не в груди, а в голове. Разум идёт кругом, но поддаваться страсти и желанию на морозе вряд ли хороший вариант и, полагаю, ничего не получится. Каждая клеточка меня, желает почувствовать её, и когда пальцы проникают под куртку, Эмма взвизгивает и вздрагивает.

– Я начинаю ненавидеть зиму, – смеюсь у её губ.

Нахожу взгляд карих глаз и замечаю огоньки, что пляшут в них. У меня поднимаются брови, когда Эмма приступает расстегивать клепки на куртке и замок.

– Плохая идея, – говорю я, намекая на погоду.

Эмма улыбается в ответ.

– Она сдавливает мне горло.

– И сейчас ты не пыталась раздеться?

– Нет, я просто могу задохнуться.

– А ты хорошо врешь, – усмехаюсь я.

И, кажется, я зря это сказал. Эмма возвращает всё в прежний вид.

– Попробуй оттянуть ткань, – просит она.

– Зачем?

– Чтобы я отключилась и тебя приняли за маньяка.

– Тут никого нет, никто не заметит, – смеясь, жму плечами. – Могу делать с тобой всё, что захочу.

Она дёргается, но я легко блокирую движение и ловлю её руки, подняв над головой. Нет необходимости применять большую силу, чтобы удержать на месте и даже прибегать к помощи второй руки, я справляюсь одной, сжав запястья. Но Эмма не сдаётся. Она хитро улыбается.