Текст книги "Выбор (СИ)"

Автор книги: Джули Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

– Ты же знаешь, что фигурные коньки очень острые?

– И что ты сделаешь? Ударишь?

– Могу, как один из вариантов, – кивает Эмма.

– Нет, не можешь.

– Назови хотя бы одну причину.

– Во-первых, ты любишь меня. Во-вторых, они уже не такие острые.

– Этого мало.

– Не в нашем случае. Ты даже дышать не будешь, если ветер попросит.

Эмма хмурится, а я просовываю руку под её куртку, из-за чего она начинает извиваться и визжать от холода. Из её глаз бегут слёзы то ли из-за смеха, которым она заливается, то ли из-за моих холодных рук и снега, что ловко попадает на оголенную кожу. И как только встречаюсь с губами, тут же отстраняюсь, получив не нежность, а острую боль.

– Ты сейчас меня укусила? – всё ещё не веря, спрашиваю я.

– Да, – верещит девушка.

Не успеваю очнуться, как одна её рука выскальзывает и в следующую секунду снег оказывается на моём лице. Это похоже на высказывание: упал, очнулся, гипс, потому что Эмма выползает из-под меня, бросает ещё один снежок, который попадает в плечо, благодаря автоматической реакции, и буквально бежит по льду, что выглядит довольно смешно. Поверить не могу, что она сделала это.

Не заставляю ждать ответ. Быстро создаю шарик из снега и бросаю в неё, едва попав в ногу.

– Мимо! – хохоча, кричит Эмма, пока я делаю ещё один.

Вторая попытка оказывается намного успешней. Снежок чётко попадает в спину, и разлетается на сотни мелких снежинок.

– Всё равно плохо! – уведомляет девушка, успев показать язык.

Тогда я поднимаюсь и подхватываю горку, устремляясь за ней. Зря она это начала и сказала. Меня ждёт потрясение. Эмма дёргает шнурки и уже хочет снять коньки, решив бежать по холодному снегу. Я всё равно успеваю. Та самая горка снега, что осталась в ладони и превратилась в небольшой шарик, попадает ей под одежду. И тогда Эмма кричит так, что лавина может сойти с ближайших гор.

Девушка прыгает, смеётся, визжит и пытается вытащить снег, который наверняка успел намочить одежду. Она ориентируется и, кажется, забывает обо всём, потому что очередная порция прилетает мне в голову.

– Это война! – смеюсь я, делая ответный залп.

Я успеваю получить ещё как минимум пять, бросив в ответ подобное количество. В итоге, мы полностью в снегу, из-за чего становится холодней, либо же усиливается ветер, который бьет по лицу морозными порывами. Уже хочу сделать новый снежок, но слышу визг и вскидываю голову, видя Эмму, которая упала в сугроб. Она что-то бубнит и проклинает шнуровку, которую сама развязала и, вероятней всего, на ней же запнулась.

Не успеваю моргнуть, как она подскакивает и бежит к машине, с криками о том, что замёрзла. Буквально за пару секунд её фигура исчезает с горизонта, прячась за дверью и тонированным стеклом пассажирского кресла. В отличие от неё, спокойно достигаю машины, не страшась холода.

Включаю горячий обдув на максимум и стягиваю свои коньки, пока Эмма растирает ладони и кладёт их на панель.

– Ударилась? – спрашиваю я, убирая коньки за кресло.

Девушка поворачивает ко мне лицо. Её глаза не иначе, как горят, щёки покраснели так сильно, что легко потрескаются, а губы, вероятно, распухли из-за поцелуев на морозе. Эмма тяжело дышит и смотрит на меня так пристально, что становится немного не по себе. Ещё одна секунда, и она оказывается на моих коленях, впиваясь в губы. По щелчку пальцев забываю где мы и в чьей машине. Пальцы находят клепки и замок на её куртке. Одним движением расстегиваю клепки, следом за чем взвизгивает молния. Куртка и шапка отлетают в сторону. За ними следует толстовка, которую дал ей перед отъездом, а после футболка. За полминуты к её одежде присоединяется моя. Между поцелуями начинаю смеяться, потому что всё выглядит нелепо и скомкано, когда мы вместе пытаемся стянуть штаны с её бёдер.

Это всё же удаётся, но с трудом. На мне есть низ одежды, в то время как на Эмме лишь нижнее белье. Она приподнимается и помогает мне стянуть штаны, опираясь на руль, благодаря чему раздаётся резкий возглас клаксона, что тоже смешит. Смех затихает, когда она опускается сверху. Его заменяет выдох, который мы издаём в унисон. Мне требуется секунда, чтобы глазами найти регистратор и вырвать его, выбросив в окно. Отец убьёт меня, но пока не заметил, есть время что-то придумать. Конечно, вряд ли выпасть из салона ему помог ветер. Такая отмазка подойдёт только летом, и то, очень сомнительно.

Эмма начинает двигаться, и все мысли отходят на задний план. Я лишь надеюсь, что смогу вспомнить об этом после. С головой тону в девушке, чьи глаза смотрят в мои, а пальцы впиваются плечи. Нахожу её ладонь и сжимаю в своей, оставив поцелуй на запястье. Она прижимается ближе и опирается лбом на мой.

– Я люблю тебя, – с дрожью в голосе, шепчет Эмма.

– Я люблю тебя.

Стоит этим словам слететь с губ, как она замирает. Если у меня не хрустнут кости в ладони, то это тоже успех, потому что Эмма сжимает её так сильно, что перестаёт поступать кровь.

– Я люблю тебя, – повторяю, чтобы это не показалось ей галлюцинацией.

– Ты говорил…

– Плевать. Я люблю тебя.

Её глаза наполняются слезами, из-за чего в горле образуется ком. Она остаётся на месте, не двигаясь и продолжая смотреть на меня в упор.

Вздохнув завожу локоны волос за уши и провожу большим пальцем по подбородку девушки.

– Я люблю тебя, только двигайся, иначе я сойду с ума.

– Сойдёшь с ума? – со смущённой улыбкой, спрашивает Эмма.

– Да, ты не поймёшь, это мужское.

Эмма делает движение, благодаря чему изо рта вырывается стон. Ещё немного, и моя крыша вполне серьезно поедет в неизвестном направлении и без обещания вернуться.

К счастью, она не останавливается. Нам удаётся поймать нужный ритм и получить кульминацию.

Спустя несколько минут, мы оба возвращаемся в реальность и между поцелуями натягиваем одежду. Я думал, всё будет намного сложнее, где мне придётся уговаривать или вовсе тащить её на лёд под любым предлогом, но всё прошло довольно легко и весело. А если учитывать заключение, то невероятно.

Песня меняется на NEFFEX–Closer to heaven. Смеюсь, когда Эмма начинает качать головой в такт музыке, а следом подпевать. Хотя, не подпевать, а лучше сказать: читать реп. Это выходит очень забавно и мило. Выгибаю бровь, на что она показывает язык и продолжает жестикулировать руками, словно является одним из членов реп тусовки. Несмотря на всю нежность мелодии, я едва могу сдержаться, чтобы не рассмеяться и не протянуть окончание припева вместе с ней. Не знаю, могла бы она быть такой, если бы рядом была моя семья.

Эмма делает паузу, и я подталкиваю её.

– Продолжишь?

– Спрашиваешь ещё, – быстро тараторит она. – Второй куплет мой любимый.

Она моментально подстраивается под продолжение мелодии и ритмично качает головой, помогая движению руками. Я же отклоняюсь на спинку кресла и бегаю глазами между ней и дорогой. Вряд ли я могу перестать улыбаться, подобно идиоту, когда смотрю на неё.

На улице заметно стемнело, когда мы возвращаемся в домой. Я уже знаю, чего она захочет, поэтому сбрасываю обувь и направляюсь в комнату, чтобы предоставить Эмме горячий душ. И как полагалось, получаю благодарную улыбку, когда она начинает стягивать одежду.

– Это будет самая долгая ночь в моей жизни, – вздохнув, говорю я, выйдя из ванной комнаты, куда унёс полотенце.

Эмма поворачивает голову и непонимание отражается на лице. Её пальчики замирают на ткани лифчика, который она ковыряла сбоку. Я стараюсь смотреть в глаза, но проигрываю в борьбе с самим собой. Взгляд скользит по идеальным изгибам тела, которое скрывает полупрозрачная кружевная ткань нижнего белья непонятного оттенка, чьё сочетание напоминает зелёный и голубой. Я начинают забывать, почему отказываюсь от принятия душа с ней, а это плохо. Волосы, которые напоминают волны, струятся по её спине и, кажется, сейчас такой же волной плавно упадет моя челюсть. Я не обратил на него внимания в машине, но сейчас, когда она стоит передо мной почти обнаженной, хочу вернуться и повторить всё в замедленном действии.

– Почему? – спрашивает Эмма.

Я уже забыл, что сказал.

– Что?

– Почему долгая ночь?

Я только успеваю открыть рот, но улавливаю открытие дверной ручки. Так резко, как только могу, устремляюсь к Эмме, чтобы закрыть собою, и дёргаю своё полотенце, которое мирно покоилось на стуле, что с грохотом валит его на пол. Лишь чудо приходит на помощь и помогает обернуть полотенце вокруг тела девушки до того, как брови Мэйсона поднимутся на лоб.

– Черт возьми, стучи! – рычу, раздражаясь с каждой новой секундой, которую он стоит в пороге и смотрит на нас. Кажется, Мэйс тоже чувствует себя неловко, потому что тут же отворачивается.

Каждой клеточкой ощущаю, как тело Эммы начинает дрожать, дыхание становится учащенным. Сбоку вижу, что её губы едва приоткрыты, а глаза широко распахнуты от ужаса.

– Ты глухой, твою мать!? – громче повторяю я, вкладывая в вопрос всё раздражение, что успело накопиться меньше, чем за минуту.

Дверь хлопает, а Эмма вздрагивает и сумбурно тараторит:

– Я хотя бы не была голой…

Молча стягиваю футболку и, не глядя, сую ей.

– Эйден, мне…

– Надень. Я тоже не могу думать трезво, пока ты голая.

– Я не хочу, чтобы ты думал трезво, – почти шепчет она.

Мне приходится собрать последние остатки сил, которых жалкое количество, и повернуть голову, чтобы взглянуть на неё через плечо. Но как только это делаю, ладони Эммы ложатся на спину, а её губы касаются лопатки, оставляя дорожку поцелуев. Она скользит руками и перебирается на грудь, обогнув талию и, тем самым, заключив меня в объятия.

У меня медленно едет крыша, даже стук в дверь не возвращает здравый рассудок.

– Черт, забываю, – говорит Мэйсон. – Прости, я ничего не видел.

– Свали, Мэйс, – выдыхаю я.

– Как будто первый раз, – слышу усмешку в его голосе, а следом шаги, которые удаляются.

Не тороплюсь сказать что-то в ответ, поцелуи Эммы продолжают дурманить, как и ладони, что двигаются по телу. Я всеми силами избегал близости с ней в родительском доме, но желание настолько сильное, что начинают болеть виски. Это подобно пытке, и мне мало того, что было в машине. Я начинаю зависеть от её тела.

Глава 34

Судя по тому, каким я возвращаюсь, а, то есть, расслабленным, можно сказать, что легко даю себе спуск и теряю контроль. Я уже не так собран, как прежде. Моя жизнь была соткана из тренировок, сейчас же всё поменялось, и я увлечён не только хоккеем. Теперь он больше не на первом месте. Это очень пугающий фактор. Стоит дать слабину, и моя фамилия спустится на дно к тем неудачникам, которым боялся стать. Я не припоминаю себя в числе худших. Я всегда был в тройке, и легко удерживал позиции. Сейчас мне стоит найти золотой баланс между отношениями и собой. Я не на шутку ушёл с головой, что значительно размывает будущее. Мне не доводилось быть в подобном положении, и сейчас это впервые.

Как говорила Эмма: она не может заниматься всем, чтобы преуспеть во всём. Это возможно только тогда, когда упор уходит в одну деятельность. Возможно, когда я катался и не отвлекался, получал желаемый результат. Сегодня мне страшно. По-настоящему страшно, потому что я стараюсь видеть себя со стороны. Мне не нравится то, что я наблюдаю. Ощущение, что я не дотягиваю, хотя могу ошибаться и придраться. Да, внутри абсолютно новые чувства, словно начал парить, но мои успехи в хоккее, кажется, становятся провалом. Именно этот факт заставляет меня посмотреть на всё под другим углом вечером в субботу. Из-за нелетной погоды, нам предложили перенести рейс или дождаться улучшения. Выбора не было, уже в обед мы приземлились в Торонто.

– У тебя есть планы? – спрашиваю я, обращаясь к Рэну, который указательным пальцем постукивает по пульту и по второму кругу листает каналы.

Он переводит взгляд на меня.

– В девять вечера? – иронизирует Рэн, замечаю, как у Картера дёргается уголок губ. Он вот-вот что-то выдаст, но я больше не готов держаться. Ответ будет незамедлительным: мой кулак в его челюсти.

– Да, – язвлю я. – В девять вечера.

Рэн выгибает бровь, явно не привыкший к подобной реакции с моей стороны. Но, как было заявлено ранее: многое поменялось. И я тоже. Мне надоело говорить, пора доносить иным способом, например, методом Мэйса.

– Лечь спать.

Картер тихо фыркает, но мы игнорируем. Его никто не держит, хочет тусить – пусть тусит.

– Я хочу покататься.

– Покататься? – с толикой замешательства, интересуется Рэн. – В девять вечера?

– Да, черт возьми, в девять вечера. Ты долго будешь упоминать время?

Не знаю, почему раздражаюсь, но глупые вопросы всегда выводят из себя. Меняется даже мой словарный запас.

– И где?

– Где ты тренируешься, у нас широкий выбор?

– В такое время нас никто не пустит.

– Есть как минимум один способ, чтобы пустили.

– Думаешь, старик примет деньги?

– Доллар вряд ли, а вот пара сотен с удовольствием утешит его этой ночью.

– У тебя завтра тренировка, будешь платить деньги?

– Мне нужно.

Рэн вопросительно выгибает бровь, чувствуя неладное, но мне необходимо услышать хотя бы его мнение. Я всё ещё помню, что рассказала Эмма. У меня есть выбор, и если он падет на согласие, то последнее, чего хочу и первое, чего боюсь – утянуть всех на дно.

Поднимаюсь с дивана.

– Ты идёшь?

– Если тренер выкинет меня из команды, то тебе придётся найти новую, и не хуже.

– Не ной, как размазня.

С лицом человека, которому только что бросили перчатку в лицо, Рэн поднимается и выпрямляется. Он несколько секунд изучает меня проницательным взглядом, после бросает его на Картера и качает головой.

– С каких пор ты начал рисковать? В чём дело?

– Чем я рискую сейчас?

– Обучением тут.

– Тут несколько университетов, – напоминаю я.

– Не только этим.

Я закатываю глаза, прекрасно понимая, куда ведёт разговор.

– Мои отношения вас не касаются. Я способен разобраться сам.

Картер снова фыркает, и я перевожу взгляд на него. Такого равнодушия у меня от роду не было.

– Если тебя что-то смущает, можешь свалить в комнату.

– Это не только твоя квартира, – скалится он.

– И не твоя. Если ты забыл, сумма складывается от нас троих. Я могу говорить тут о чём угодно. Делать всё, что угодно. Приводить, кого захочу. Если не устраивает и ты продолжаешь плакаться, то пора очнуться.

– Мне не интересны девчонки, в которых побывал твой член.

– Скажи это Диане и Кире.

Его лицо становится мрачным.

– Так себе.

– Трижды так себе, – раздражаюсь я, но Рэн почему-то находит это смешным.

– Я ничего не помнил.

Не удерживаю глаза на месте и вновь позволяю им закатиться.

– Мне плевать. Можешь вернуться и ещё раз. Кто знает, может, она и сейчас тебя не вспомнит.

– Она пишет мне.

– Кто? Твоя шизофрения? Они обе послали тебя нахрен. Диана сделала это дважды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– И теперь она прицепилась и пишет мне каждый день гребаное «доброе утро».

– Вряд ли меня это волнует или я переживаю.

– Какого хрена она не пишет тебе? – морщится Картер, словно ждёт совет, как отделаться от девчонки. И от меня. Это самое забавное. Я должен его дать.

– Я не проверял, и даже если начала, мне всё равно плевать. Пригласи её на свидание.

Он очередной раз фыркает.

– Это ты попросил её написывать мне?

– Ты сейчас прикалываешься?

– Потому что она прицепилась ко мне. Ты трахался с ней почти месяц, какого хрена она пишет мне? У тебя даже нет ни одной фотки с… какого хрена она не пишет тебе? От меня что надо?

– Ты следишь за моей половой жизнью?

– Об этом все знают.

– Между нами ничего не было, если все знают. Она просто таскалась за мной.

– А твои штаны сами слетели?

– Между нами не было секса, что непонятного?

– Она просто отсосала тебе в раздевалке.

Мое лицо кривится. Я никогда не горел желанием обсуждать всё то, что было и чего не было. И даже если сейчас Картер прав, я не хочу возвращаться к той теме, где меня, словно вездесущий сталкер, выслеживала девчонка. Один и два раза, можно счесть за совпадение, но не три и более. Она всегда появлялась там, куда приходил я. С каждым последующим днём и встречей, это пугало и отталкивало. Я не люблю навязчивость, а та, что исходила от Дианы, изводила и могла довести до психбольницы. Впервые я был на грани того, чтобы заорать на девчонку испугав так, чтобы она не приближалась ко мне на милю. Сейчас это похоже на страшный сон, который, к счастью, завершился. И это чудо, что она не пишет мне. Или пишет, я не проверял. Я не такой частый житель соцсетей.

– Какая разница? – вступает Рэн, завершая данную тему. – Заблокируй и живи спокойно.

– Ты думаешь, я совсем идиот? – рычит Картер. – Она начала писать с другого аккаунта.

На этот раз не сдерживаю улыбку. Он растерян, видеть это довольно удивительно и приятно.

– Пообщайся с ней, – жму плечами. – Может, тебе понравится.

Картер недовольно пихает меня в бедро, но атмосфера в квартире меняется на менее тяжелую. Возможно, она становится весёлой. Но он тут же всё портит, в его глазах вспыхивает непонятный огонёк.

– Ты прикалываешься? После того, как твой член побывал в её рту, а я трахнулся с ней дважды почти без сознания?

– Во скольких глотках побывал твой язык?

– И не только в глотках, – замечает Рэн, из-за чего следующая вспышка глаз Картера принадлежит ему.

– Ты дохрена знаешь о сексе со мной?

– У некоторых девчонок слишком длинный язык. Меньше сосись с ними на вечеринках, они начинают обсуждать это с подружками.

– С чего ты взял, что они говорят обо мне?

– Там только один Картер.

– А он с каких пор перестал им быть? – кивнув в мою сторону, бурчит Картер.

– С тех пор, как начал увиваться за Эммой. Он всё время крутится там, где есть она.

– Ты шутить? – сухо спрашиваю я.

Рэн поворачивает голову в мою сторону.

– А я не прав?

– Нет. Я не всегда там, где есть она.

– Чаще обычного. Проще говоря: ежедневно. Если она не на работе, а ты не на тренировке или лекциях, ты где-то с ней. Даже с лекций ты сваливаешь к ней.

– Ты ревнуешь?

– Ты голову потерял.

– Она на месте.

– Бесполезно, – отмахивается Рэн. – Просто не растеряй последние мозги.

– Я не собираюсь продолжать этот разговор, а хочу покататься, – фыркаю, отклоняясь в сторону двери.

Это уже первое видение со стороны. Конечно, я хотел узнать о другом, хотя подозреваю, что он прав даже в этом. Но разве плохо, что нам хорошо вместе? Это нормально, когда два человека хотят быть в обществе друг друга, что оно им приятно и желанно. Не стоит сбрасывать со счетов то, что я действительно утонул и потерял голову в девушке. Кажется, вся моя вселенная переметнулась и нашла новое солнце, вокруг которого начала вращаться. Страшно лишь одно – оно потухнет.

Рэн нагоняет меня уже на выходе из жилого комплекса и к полному удивлению, с ним Картер, на плече которого сумка, а в руках клюшка. Я ничего не говорю, только хочу, чтобы его непонятные чувства к Эмме что-то испортили. Я не готов отдавать деньги какому-то старику за то, что мы снова набьём друг другу лица на льду. Когда завожу двигатель, телефон в кармане начинает вибрировать, и я заполучаю внимание Рэна, который с ехидной улыбкой смотрит на меня. Как будто его действительно волнуют мои отношения и он лишний раз хочет убедиться в том, что я всё брошу и помчусь к Эмме. Удача не на его стороне, это отец, но тоже не лучше.

– Может, ты подскажешь, куда делся регистратор? – спрашивает он, как только принимаю вызов. Конечно, я забыл и ничего не придумал в оправдание.

Вздохнув, стучу указательным пальцем по рулю.

– Не знаю, – впервые вру родителям, потому что раньше к подобному не прибегал. Возможно, не договаривал, но не лгал.

– Кажется, я знаю.

– Тогда зачем звонишь мне? Я за рулём.

Получаю усмешки парней, которые отлично слышат разговор и знают, что я только занял кресло.

– С тебя химчистка салона, – стараясь оставаться серьёзным, говорит папа. – Как ты вообще додумался заниматься сексом в моей машине?

– Серьёзно, я за рулём, а ты хочешь провести лекцию о сексе.

– Да, черт возьми, надеюсь, не на моём кресле.

Я молчу, потому что сказать больше нечего, а лжец из меня отвратительный. Проще признаться или промолчать.

– Черт, даже твой старший брат до этого не додумался! – восклицает он, поймав правду в тишине. – У тебя своя комната и даже квартира. В следующий раз поселитесь там. С тебя химчистка в лучшем салоне Нью-Йорка. И куда ты его дел?

– Я куплю новый, мы можем больше об этом не говорить?

– Просто охренительно, – с усмешкой в голосе, выдыхает он. – Ладно. Мне нужен регистратор точно такой же. Его купила твоя мама, и лучше ей об этом не знать.

– И Мэйсу тоже.

– Что?

– Ему тоже лучше об этом не знать.

– Они улетают утром.

– Как будто это сложно рассказать по телефону. И для чего мама вообще купила тебе регистратор?

– Это не твоё дело.

– Серьёзно? Ты сейчас готов надрать мне задницу за то, что я занимаюсь сексом, но сложно сказать, почему она купила тебе регистратор?

– Меня волнует только то, что ты занимался им в моей машине, дальше твоё дело.

– У вас всё в порядке? – с нотками беспокойства, интересуюсь я. Не припоминаю, чтобы чувствовал неладное между ними дома, но я был занят Эммой. Многое могло уйти от моих глаз.

– Она купила его, чтобы я не гонял.

– Серьёзно? – не сдерживаю смешок. – Она явно не верит в то, что ты случайно повернул руль не в ту сторону.

– Если собираешься шутить, то я вставлю жучок в твой лоб, чтобы видеть всё, что ты делаешь. После покажу это ей. И с тебя регистратор и химчистка. Надеюсь, я не найду использованные презервативы.

– Не найдёшь, – заверяю я. – Не пугай меня мамой.

– Ты же предохраняешься? – его голос меняется на серьёзный и даже требовательный.

– Ты хочешь проговорить со мной об этом в двадцать один? Немного поздновато.

– Лучше сейчас, чем никогда.

– Я всё ещё за рулём, – учтиво напоминаю. – И я не один.

– Мне плевать, даже если там вся свита во главе с папой Римским. Я подарю тебе завод по изготовлению презервативов, если не пользуешься ими.

– Это всё?

– Да. Осторожней на дороге, я вышлю счёт.

– Как мило, не забудь задекларировать, – улыбаюсь я. – Спасибо.

– Не благодари.

Отец сбрасывает вызов, а я выдыхаю и тру ладонями лицо. Вышло просто отстойно. Такое могло случиться с Мэйсом и с кем угодно, но почему-то вышло со мной. Почему я просто не отключил его? Потому что, как сказал Рэн, потерял голову.

Картер не сдерживается и разражается гоготом.

– Ты трахнулся с кем-то в отцовской машине?

В отличие от него, Рэн не смеётся. Он в упор смотрит на меня, что не совсем понятно. Я не понимаю, о чём он думает. И только тогда, когда задается вопрос, меня передергивает.

– Она знает об этом?

– Я летал домой с ней, – тихо говорю я, пока за спиной Картер умирает от смеха.

Уголки губ Рэна поднимаются.

– У тебя не было других мест?

– На улице немножко холодно, если ты не заметил. Ты видел погоду в Нью-Йорке? Мы вовремя улетели.

– Тупое оправдание.

Закатываю глаза и признаю его правоту.

– Я потерял голову.

– И так понятно, но… – Рэн сводит брови и качает головой. – Не думал, что Эмма способна на это. Она кажется скованной.

– Скованной? – морщусь, хотя, даже тут он остаётся прав.

Он жмёт плечами.

– Да. Выглядит как стерва, но если пообщаться, мнение меняется. Она зажатая, я думал, вы ограничитесь одной стандартной позой на кровати весь остаток жизни.

– Мы не будем это обсуждать.

Выезжаю на проезжую часть и радуюсь, что Картер был слишком занят, чтобы услышать короткий разговор. Отец не упоминал Эмму, поэтому для Картера всё останется загадкой. Оправдываться или бояться не стоит. Даже если он когда-нибудь об этом ляпнет при Эмме, мы оба будем знать, кто там был. Но, вероятно, поделиться состоявшимся разговором с ней, тоже нужно. Лучше услышать от меня, чем от третьего человека.

Как и полагалось, старик на пропускном пункте смотрит на нас, как на идиотов, которые начали путать день и ночь.

– Нужно позаниматься, – отвечаю на вопрос, который неоновыми буквами сияет на его лбу.

– Время видели? – хрипло отзывается он.

Достаю пару сотен из заднего кармана и сую ему под книгу. Густые брови старика встречаются на переносице. Вздохнув, достаю ещё одну и добавляю к двум другим.

– Максимум два часа.

– Нам хватит, – киваю, проходя турникет, который загорается зелёным.

Сворачиваем за угол и Рэн недовольно ворчит.

– Урод.

– Деньги всё решают, – спокойно отвечаю я, не вкладывая в слова эмоции.

– Мы катаемся за три сотни, хотя учимся тут. Можно бесплатно на любом корте в городе.

– Все остальные закрыты, я смотрел. Выбор не велик.

Он не торопится оспаривать, но забавно, что заботится о моих деньгах. Это нужно мне и платил я. Если об этом узнают, проблемы будут именно у меня. По крайне мере, надеюсь, Рэн и Картер тут ни при чём. Я их втянул, хотя предложил только первому, но почему-то рад, что Картер с нами. Так даже лучше.

Переодеваюсь и выхожу на лёд, который окутан темнотой. Уже хочу крикнуть, чтобы старик нас услышал и включил прожекторы, но он догадывается сам. Яркие лампы загораются и ослепляют площадку.

Рэн бросает шайбу на лёд и довольно подозрительно улыбается. Эта улыбка похожа на ту, что совсем скоро он будет ликовать. Ставлю на кон ещё тройку сотен, он полагает, что я расслабился с той командой. Как жаль, что он ошибается, ведь теперь я напрягаюсь гораздо больше. Я рву не только задницу, но и каждый волосок на теле, вместе с тем, рвутся нервы. Мы начинаем игру между собой, пытаясь отобрать шайбу и вдарить её в сетку ворот. Никто из нас не потерял хватку, даже Картер, который не тренировался с тех пор, как мы оба были выкинуты из команды. Энергии в нём столько, что можно делиться с меланхоликами.

Пролетаю мимо Рэна, который, кажется, готов потерять по пути челюсть и ловко бью по шайбе, которая залетает в ворота и добавляет мне ещё один балл. Счёт веду я.

– Какого хрена? – раздражается Рэн.

– Что? – хмурюсь я.

– Ты перешёл в другую комнату? Те пацаны не могли научиться играть так, что теперь ты чуть ли неуловимый мститель в их рядах.

Вздохнув, решаюсь признаться.

– Я уже не в их команде. Тренируюсь с другой.

– И что? Что изменилось?

– Это профессиональная команда, не юношеская.

– Ты прикалываешься? Как ты вообще туда попал?

– Я не попал туда. Это только тренировки.

– Дай угадаю: с ними ты начал тренироваться с утра?

– Да.

Рэн фыркает и морщится.

– Дерьмо, и где тренируешься?

– Там же, – жму плечами. – У них две команды. И я, кажется, в полном дерьме.

– В плане?

Я мешкаюсь. Не знаю, рассказывать или умолчать, но именно я вытянул его сюда, а точней, уже его и Картера. Они оба тут, и мы втроём прилетели сюда. Тренер говорил всегда держаться вместе, но мы давно развалились и живём своими интересами. Я знаю, что Рэна гложет произошедшее. Только он пообещал не дать Картеру вляпаться, но не сдержал слово и теперь чувствует себя виноватым, я же ответил тем, что не буду нянькой своему ровеснику. В голове возникает очередная глупая идея, где можно убить двух зайцев, хотя, вряд ли я могу иметь слово, но это не я на себя спорил.

Всё же пересказываю всё, что услышал от Эммы, получая хмуростью и задумчивость со стороны Рэна, который как и я, любит пережевывать информацию и только потом идти на какой-то шаг, продумав заранее. Картер менее напряжен. Он буркает, что это кучка старых уродов, которым нехер делать. Но именно эта кучка уродов может всё исправить, вернув его в команду. Да, самое тупое решение от меня. Я могу поставить своё условие: вернуть в команду нас двоих, либо никого, хотя не особо горю желанием возвращаться. Сезон скоро начнётся, и у парней уже свои наставления и командный дух.

– Хочешь согласиться? – спрашивает Рэн.

– Не особо хочу возвращаться, но если попробую, то могу вернуть нас в команду. Поставить свои условия.

Если не ошибаюсь, то замечаю благодарность в глазах Картера, который нацелил взгляд на меня из-подо лба и сверлит им дыру.

– Я говорил тренеру, что вы вылетели.

– Он, как обычно, проворчал что-то непонятное?

Рэн коротко улыбается и кивает.

– Сказал, что вы гребаные придурки, можете вернуться обратно. Поставит вас на запасных.

– Ха-ха, пошёл в задницу, – буркает Картер.

– Ты пообещал ему не вляпаться, – рявкает Рэн, испепеляя его взглядом. – Научись держать себя в руках!

– Ты не будешь указывать мне, что делать.

Рэн испускает гортанный рык и раздражается ещё больше.

– Знаешь, почему я не хочу, чтобы ты возвращался? Потому что ты идиот, который нихрена не видит вокруг себя. Для тебя это шутка и дурость. Я хочу получить предложение с контрактом, остальные тоже. Лучше продолжай засовывай член в каждую, если для тебя это дерьмо собачье. Я не буду с тобой нянчиться и подтирать задницу.

Он указывает пальцем на меня.

– Если у него получится вас вернуть, а ты снова что-то выкинешь, купишь билет и свалишь отсюда ещё до Рождества. Будешь сидеть на скамейке запасных в детской лиге. Отнесись, черт возьми, к этому серьезно, либо вали нахер. Ты должен сказать спасибо, что он вообще думает как бы вернуть вас двоих, а не только себя.

Моё лицо вытягивается. Похоже на то, что его терпение даёт или уже дало треск. Но не могу утверждать, что думаю вернуть нас двоих. Я и сам не особо хочу возвращаться. Скорей, это маловероятная возможность до которой додумался сейчас.

Картер ничего не говорит в ответ. Цвет его лица напоминает оттенок мела. Возможно, у Рэна получится до него достучаться.

– Там есть другое предложение, – напоминаю я. – Я не обязан возвращаться.

– Хотя бы ты не опускайся до уровня дебила, – сухо говорит Рэн. – Это лучше. Тут больше спонсоров, которые приходят на игры. Тем более Кинг сказал, что ты обязан вернуться, если он захочет.

– Не обязан. И меня не выкинут, я могу оплатить обучение и остаться.

– Этот червь вывернет всё так, что Эмма помашет тебе рукой на прощанье.

Моя челюсть сжимается так плотно, что начинают дрожать кулаки. Рэн, вероятно, замечает моё напряжение и слабо улыбается. Он знает, куда целиться, чтобы получить хороший результат.

– Ты в дерьме, – кивает он. – По уши в дерьме в этой девчонке.

Кажется, я получил то, что хотел: его мнение и оценку, поэтому отклоняюсь в сторону выхода со льда. Ноги ощущаются ватными, а в голове каша. Я не умею делить. Мне тяжело разделить хоккей, себя и Эмму, я не способен. Одно зависит от другого. Я не могу уйти с головой во что-то одно. Эмма была права: невозможно быть успешным в двух делах сразу, но её мнению противостоит то, что отец смог. Он добился многого, преуспев в отношениях с мамой и в боксе. Мэйс не пошёл по его стопам, он выбрал Трикси. Я не готов выбирать что-то одно. Мне нужна она и нужен хоккей.