Текст книги "Выбор (СИ)"

Автор книги: Джули Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Его слова кажутся резкими, но, вполне вероятно, делаю их таковыми в собственной голове. Иногда придаю слишком большее значение, где не требуется, но такова я. Где-то могу принять всё близко к сердцу, из-за чего расстроюсь. И в основном, это мелочи, потому что поступкам собственных родителей даю слабину и ищу оправдание.

– Мне лучше уйти? – с досадой спрашиваю я, желая получить отрицательный ответ.

– Решать только тебе.

– Я не хочу уходить.

– Тогда останься.

– И что дальше?

Эйден уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но мужской голос останавливает его и привлекает к себе внимание.

– Никаких поклонниц на тренировке, Картер.

Нет никаких сомнений, что он является тренером команды. Мужчина не заостряет на мне особое внимание, лишь окидывает быстрым взглядом и смотрит на своего подопечного.

– Это не моя поклонница.

– А чья?

– Она вообще не поклонница.

– Пусть она будет твоей девушкой или подругой, не имеет знания. У вас, парней, мозги набекрень, когда рядом кто-то симпатичный и женского пола. Вы начинаете думать не тем местом. Мне нужна команда, а не те, кто соревнуется между собой, лишь бы доказать свою крутизну и превосходство, чтобы девушка ушла с ним.

– Я должна уйти? – спрашиваю я, обращаясь к мужчине.

– Если не хочешь получить хороший выброс тестостерона в свою сторону.

– Вряд ли меня будет это беспокоить. Я планировала заняться латынью.

Его чёрные глаза изучают меня. Я вижу, что мне не доверяют, поэтому решаюсь доказать.

– Учебник за вашей спиной.

Мужчина смотрит через плечо и возвращает ко мне взгляд.

– Я учусь на биохимическом факультете, – добавляю я. – Это мой. Могу доказать.

– Поверю на слово, всё равно ничего не пойму. Но тебе лучше пересесть в сторону.

– Не хотите проверить свою команду? – ненароком улыбаюсь. – Они же будут выходить на лёд, там будут девушки. И они тоже будут их видеть.

К сожалению мужчины, замечаю, как на арену вваливается несколько смеющихся парней, взгляды которых находят нас. Как и ожидалось, они переключают внимание на нас, а следом улыбаются мне.

– У нас будет своя группа поддержки? – интересуется один из пятерки.

– Недоросли, – бесстрастно заявляет мужчина.

Он кивает головой, и говорит уже мне:

– Пересаживайся куда-нибудь, иначе они начнут думать о тебе, а не о шайбе.

Молча киваю, но не решаюсь уйти от Эйдена. С сожалением, смотрю на него, посылая мысленные сообщения, что не хотела подобного поворота в нашем диалоге.

– Я не хотела, – едва слышно говорю я. – Я уйду, если ты захочешь.

Эйден опирается на клюшку и смотрит на меня.

– Занимайся уроками, поужинаем вместе после тренировки.

Не сдерживаю улыбку и когда направляюсь к выходу со льда, ещё несколько раз поворачиваюсь в его сторону, чтобы убедиться в лёгкой улыбке, с которой он смотрит мне вслед. Но не успеваю взять учебник и отправиться на поиски нового места, понимаю, что быстро попадаю в западню из нескольких массивных тел парней. Они окружают, и я больше не вижу Эйдена, а если захочу увидеть, должна прыгать, чтобы выглянуть за их спины.

– Ты должна рассказать нам, – говорит один. Его улыбка могла бы вскружить мою голову, если бы она уже не кружилась благодаря другому.

– Да, круассанчик, ты должна рассказать нам, – соглашается другой.

– Ребят, я не знаю, о чём вы, но если хотите, расскажу сказку, – пожимая плечами, занимаю кресло. Отлично, потому что теперь пах почти каждого на уровне моих глаз. Неверный шаг. Я запомню: больше никогда не садись, пока парень не отстранится.

– Ты будешь в группе поддержки или разрабатываешь для нас новую форму? – интересуется третий.

– Ни то, ни другое.

Тот, что заговорил первый, занимает кресло с одного бока, а тот, что вторым – другое. Осталось только окружить меня спереди и сзади, но в таком случае, пятому придётся сесть мне на голову.

– Я был бы за, если бы у нас была группа поддержки, – продолжает улыбаться первый. – Мы могли бы поддерживать друг друга во всём.

– Я похожа на мамочку? – смеюсь, прекрасно понимая, на что они намекают.

– Мамочки – это мой топ.

– Я не хочу быть в курсе твоих сексуальных предпочтений.

– Жаль, ты могла бы стать одной из лучших.

– Воздержусь, – морщусь я, выискивая глазами Эйдена, но замечаю, что рядом возникает другой человек. Тот, что должен выбивать из них подобную дурь.

Мужчина хоть и не высокий, но его вид одновременно говорит о дружелюбии и том, что он может откусить голову.

– Шуруйте в раздевалку, – приказным тоном, голосит он.

Парни испускают недовольный гул и послушно покидают кресла, направляясь в сторону коридора, куда недавно уходил Эйден. Смотрю им вслед и тихо смеюсь, когда они избивают и толкают друг друга, подбирая новую версию, для чего тут нахожусь я. С каждой новой идеей, становится смешнее и противнее одновременно. Никогда не думала, что могу стать сутенершей, но законной, где буду скрываться под прикрытием команды поддержки.

– Я же говорил, – парирует мужчина.

Пожимаю плечами, наблюдая за тем, как Эйден вернулся к броскам.

– Они должны привыкнуть.

– Хочешь быть послом по доброй воле?

– Нет.

Мужчина улыбается и отклоняется в сторону, предварительно сказав:

– Так и думал.

Ещё несколько минут слежу за Эйденом, который гоняет по льду и только успевает делать взмахи клюшкой. Его сопровождают комментарии тренера, но я не слышу их, хотя звучат они довольно громко. Всё внимание, слух и чувства заострились на парне, что рассекает лёд. Есть стихия огня, ветра, земли и воды, вероятно, Эйдена можно отнести к той, что не существует: ко льду. Хотя, это и есть вода, но в замороженном виде. Я не вижу, что он напряжен, кажется, парень абсолютно расслаблен и делает то, что умеет и должен. Наблюдая за ним, понимаю, что хочу попробовать тоже. Я слишком давно не доставала коньки и не ступала на лёд. Возможно, Алестер прав, он может мне помочь, хотя помогать не нужно, я не боюсь кататься.

В сумке начинает верещать телефон, когда вытягиваю его, улыбаюсь. Стоит только о нём подумать, и он тут как тут.

– Ты должна приехать, – с беспокойством, сообщает Алестер.

– Что случилось? Ты снова перепутал кнопки на стиральной машинке?

– Твой папаша завалился прямо в кафе.

Сердце начинает колотить грудную клетку, а страх моментально перекрывает всякие эмоции, которые существуют. Судорожно, с паникой, ужасом на лице и в голове, быстро сгребаю вещи в охапку и спешу на выход. Я всё ещё продолжаю держать телефон у уха, хоть и сомневаюсь, что Алестер остаётся на линии.

– Эмма? – зовёт голос Эйдена.

Стараюсь унять дрожь в теле и выдавить улыбку. Напоминаю себе о том, что он не должен втягиваться в мои проблемы. От некоторых вещей, я должна держать его в стороне. Мы знакомы, но не так близко, чтобы я доверилась ему.

Замираю в нескольких шагах от бортика, к которому подъехал Эйден. Он ищет ответы на моём лице, но я умело их прячу.

– Я срочно должна помочь Алестеру, – говорю я.

– Что случилось?

– Ничего, просто на кафе обрушился Армагеддон. Всё в порядке, я должна бежать.

Хмурое выражение его лица говорит лишь о том, что мне не доверяют, но сейчас не тот случай, когда нужно распинаться и доказывать. Я действительно лгу.

– Увидимся на обеде, – произношу эти слова, когда начинаю пятиться назад.

– Эмма, что случилось?

– Всё в порядке, пожалуйста, тренируйся. Я должна помочь им.

Срываюсь на бег, но не для того, чтобы быстро добраться до нужной точки, а для того, чтобы сбежать от проницательных глаз Эйдена. Он всё ещё зовёт меня, но его голос напоминает эхо, которое вскоре затихает только благодаря улице, на которую выбегаю.

Глава 19

Эйден

Мне всегда вбивали в голову, что нет ничего выше команды. Ты всегда должен выбирать команду. Команда важнее всего. Команда всегда в приоритете. Команда – твоё всё. И я действительно придерживался данного мнения. До сегодняшнего дня. Всё перевернулось с ног на голову.

Та непреодолимая разница, которую всегда видел между мной и Мэйсоном – уничтожилась. Я не знаю, хочу ли быть похожим на него, но сейчас совершаю тот же поступок, на который пошёл он. Я ухожу со льда. Он бросил всё ради Трикси. Я бросаю всё ради девушки, которая появилась в моей жизни чуть больше месяца назад. Мной движет страх, но он вовсе не является моим. Он принадлежит Эмме.

Есть вещи, намного важней игры. Например, другой человек. Важный для тебя человек. Даже если в будущем подобный выбор и шаг обернётся ошибкой, понимание того, что он был осознанным и совершён не зря – всё смягчит. Есть вариант, где о содеянном придётся сожалеть, но без него уже не будешь тем, кем стал. Я никогда не бросался в крайности, идя по намеченному и заготовленному пути. Всё меняется. Я далёк от того, чего хотел и к чему шёл. Возможно, сменилась дорога, став длиннее или короче, это уже неважно. Я знаю, что могу отыскать верное направление даже если собьюсь.

– Ты заставляешь меня усомниться и разочароваться, – говорит в спину тренер, когда прохожу мимо, сменив только обувь. Вряд ли жать на газ удобней в коньках.

– Знаю.

За моим коротким ответом ничего не следует. Парни молчат, тренер тоже. От того, что действительно стал разочарованием – скручивает желудок, но стараюсь залочить всё другим.

От Эммы след простыл, но этому не удивляюсь. Всего лишь продолжаю путь, собирая взгляды прохожих. В машине отбрасываю в сторону верхние части экипировки, оставаясь в нательнике и выезжаю с парковки. Ощущение тревоги парит настолько высоко, что перекрывает все остальные чувства. Оно помогает осознать правильность выбора. От меня нет толка на льду, если мысленно где-то в другом месте. Скорей, я мог получить десятки штрафов от тренера, в конечном итоге, всё могло завершиться удалением или буллитом, возможно, даже не одним.

Когда захожу в кафе, взгляды обращаются ко мне. Повисает тишина, но не могу отделаться от чувства, что она была до меня. Глазами ищу Эмму. И, к счастью, нахожу.

Каждый участок тела девушки говорит о напряжении. Я никогда не видел её такой. Словно все паршивые эмоции смешались воедино и сейчас устроили торжество на её лице. Я замечаю их несмотря на то, что она стоит ко мне боком, практически спиной. Делаю шаг в её сторону и ловлю взгляд Алестера. До этой секунды, он был напряжен не меньше Эммы, но сейчас едва заметная тень улыбки возникает на его губах. Больше не жду чуда. Подхожу ближе, и мужчина, что возвышается над ней, моментально становится омерзителен. К его сожалению, я еще выше. Мне не нравится, как он смотрит на неё. Не нравится, что на его губах ядовитая улыбка. Не нравится, что он чувствует над ней власть. А он чувствует. Я отчетливо вижу, как он умело влияет на неё. Он делает движение, и Эмма вздрагивает. У меня начинает кружиться голова и вместе с ней, привкус тошноты подступает к горлу. Она боится его.

Его лицо искажается, а глаза, в которых чистый азарт и блеск, превращаются в щелки, когда я останавливаюсь за Эммой и, обогнув её талию рукой, притягиваю к себе. Она снова вздрагивает и дёргается, резко оборачиваясь. К тем эмоциям прибавляет шок.

– Ты в порядке? – спокойно спрашиваю, чтобы не спугнуть уже заварившуюся кашу.

Ничего не получаю в ответ. Её рука, что накрыла мою из-за испуга, начинает дрожать, как и нижняя губа.

– А ты не теряла времени, – скалится мужик. – Нашла партию выгоднее? Теперь тебя трахает остолоп из хоккейной команды?

Дёргаюсь в его сторону, но ногти Эммы впиваются в кожу и каким-то чудом, ей удаётся стать преградой между моим кулаком и его челюстью.

– Ты стал ненужным? – продолжает он, обращаясь уже к Алестеру, у которого вздымаются вены на шее.

Не знаю, кто из нас двоих взбешён больше. Я умею сохранять спокойствие, но оно медленно превращается в щепки. Я никогда не чувствовал такой ярости. Меня никогда не задевали слова посторонних, но ему удаётся дотянуться до той точки, которая отвечает за необузданный гнев. Сейчас понимаю, что есть ситуации и люди, которые способны это сделать.

– Уезжай, – неуверенно говорит Эмма. Я не понимаю, она просит меня или мужика, но если обращение ко мне, то вряд ли я сдвинусь с места без неё.

– Ты не будешь держать его в стороне, – цедит Алестер, вероятно, она всё же просит меня.

– Конечно, не будет, – со злорадством, растягивает мужик. – Мне интересно, кто из вас двоих лучше.

Он смотрит на Эмму и облизывает губы, что делает атмосферу ещё напряженней. Он не может хотеть собственную дочь. Я не хочу в это верить или отказываюсь. В моей голове нет механизма, которое отвечает за понимание подобного.

– Чем ты руководствовалась, когда выбирала? Безмозглостью и длиной, или мозгом и оправданием, что с ним интересно? Или ты была с ним, чтобы жить у кого-то, а потом попался вариант поудачней?

– Что ты несёшь? – шепчет Эмма. – Ты позоришь нас.

– Посмотри на себя. Позоришься тут только ты. Трахаешься с двумя сразу.

Эмма вырывается. Я хочу поймать её, но девушка ускользает, словно песок. За ней громко хлопает дверь, ведущая в служебное помещение. Я знаю, что в такой ситуации лучше уйти, не отвечая на нападки. Я прокручиваю в голове мантру: «Не отвечай», но прекрасно понимаю, что она не действует. Всё работает на автомате. Делаю несколько шагов за ней, но он не унимается. Его гнилому языку позавидует любой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Она также хороша, как прежде? – голосит он в спину. – Умелая, а?

Из груди вырывается хриплый рык. Пролетает доля секунды. Я оказываюсь рядом и прибиваю его локтем к стене, из-за чего кажется, что на барных полках начинают дребезжать бутылки. Он то ли напуган, то ли скалится, из-за чего я сильней надавливаю локтем на грудную клетку. Ещё чуть-чуть, и просто его размажу, отпечатав фигуру на стене. Я не чувствую силу, которую применяю, и сомневаюсь, что она была до этого момента.

– Что ты сказал?

– Какая она? Помнится, она была покладистой и послушной.

– Ты что, ублюдок, насиловал собственную дочь? – мой голос сочится ненавистью и отвращением.

– Тебе нравится это? Я воспитал её такой. Она будет бегать за тобой, как собачка за палочкой.

Едва ослабляю хватку, и мужик уже думает, что на этом всё. Но это не всё. Я делаю это вновь. Снова прибиваю к стене, но так, что удар его затылка о бетон буквально звенит в ушах всех, кто присутствует в кафе. Одна из бутылок всё же падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки, чем провоцирует вспышку женского визга.

– Я засужу тебя, гребаный извращенец, но перед этим, отрежу член. Ты жалок. Посмотри на себя, гребаный ты урод. Тебя кинула жена, потому что ты не то, чтобы не мог удовлетворить её физически, ты не смог сделать это даже морально. Она просто бросила тебя. Променяла на другого, как кусок мяса. Оставила гнить в дерьме. А знаешь, что ещё хуже? То, что тебя ненавидит родная дочь. Ты противен ей, как собачий помёт. Сначала жена, потом дочь. Где твои родители? Помнишь?

Пелена озлобленности отражается в его глазах. Я буквально вижу, как лопаются капилляры, как они наливаются кровью. И мне это приходит по вкусу, поэтому добиваю.

– Они тоже тебя бросили, потому что ты жалкий. Ты остался один. И я бы мог выбить тебе зубы, разбить лицо, сломать руки и каждый палец, чтобы ты помнил боль, которую причинял ей, но не буду. Потому что ты ничтожество. У меня рука не поднимется на тебя. Я противостою лучшим, а ты грязь под подошвой. Не буду марать руки о дерьмо.

Мужик остаётся на месте, я же отклоняюсь и направляюсь в сторону двери, чтобы забрать своё. Эмму.

За стеной тишина. Кажется, это кухня или склад, где все замерли. Дёргаю ручку, но она не поддаётся. Стучу по ней костяшками пальцев, в ответ слышу очередную тишину.

– Малышка?

– Пожалуйста, уходи… – тихо просит она.

– Я вышибу её, если ты не откроешь. Пожалуйста, открой мне.

За дверью раздаётся шорох. Я слышу его только благодаря гробовой тишине в помещении. Шум за пределами кафе тоже стих. Словно вся планета притихла. Наконец-то, дверь открывается. Карие глаза широко распахнуты, они покраснели и говорят лишь о том, что она плакала. Грудь быстро вздымается, благодаря чему, тяжёлое дыхание заполняет тишину.

– Иди сюда, – выдыхаю я, протянув руку.

Секунда, и Эмма влетает в мои объятия, прижимаясь к груди, что у меня практически сдавливаются кости. Она начинает плакать, и так, что разрывает сердце. Я повис на тонкой ниточке, где могу передумать и вернуться, чтобы он заплатил за всё, что сделал с ней. Даже несмотря на каторгу в собственном доме, она не стала жестокой, закрытой и забитой. Я не знаю, чья это заслуга, Алестера или её, но знаю, что она никогда не будет такой. Она не будет проявлять агрессию, провоцировать и относиться с особой жестокостью, чтобы отыграться за себя, за своё прошлое. Она всё та же нежная, мягкая и смешная Эмма.

Ловлю взгляд Алестера и киваю. Я не знаю, почему он коротко, но рассказал причину, по которой Эмма держит меня близко и на расстоянии одновременно. Для меня остаётся загадкой, почему он подпускает к ней именно меня. Но я рад, что он перестал вклиниваться между нами. В последнее время он сам не свой, мне не известна причина, возможно, потому что недавно вывернул правду наружу, перестав скрывает ориентацию. Это не моё дело. Я не люблю копошиться в чьём-то нижнем белье. Для меня вовсе была неожиданность, что он завалился в аудиторию, сел рядом и вывалил всё это. Я несколько дней пытался переварить информацию в голове, расставив всё по полочкам. Я отрезал все дороги к Эмме, смотря со стороны, но не видел ничего того, что говорило бы о ситуации в семье. Она остаётся собой: улыбающейся и лёгкой. Это было неправильно со стороны Алестера, но мы оба не будем решать, правильно это или нет. Это личное Эммы, и сейчас меня раздражает только то, что всё стало публичным, особенно перед чужими людьми.

– Ты должна сказать мне правду.

Она начинает энергично крутить головой, как будто это не желание рассказать, а отчаяние и истерика в виде жестикуляций.

– Он когда-нибудь касался тебя? Ты понимаешь мой вопрос?

Получаю отрицательные метания головой, но не могу понять и поверить до конца.

– Он насиловал тебя? Я не осужу, не побрезгую или что-то ещё, Эмма, я хочу правду. Я уже ничего не могу изменить, если это так.

Она вновь отрицательно качает головой.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не защищаешь его.

Издав несколько протяжных всхлипов, Эмма поднимает голову. Я вижу, что он успел сделать с ней. Замечаю потухшие глаза и стыд, скрытый за ними.

– Никогда, – шепчет она.

– Он никогда не принуждал тебя? Не применял силу?

– Нет…

– Скажи мне, что ты не врешь.

– Я никогда не врала тебе… Он не трогал… он никогда не…

– Хорошо.

Я почти чувствую, как расслабляется каждая мышца в теле. Как позвоночник перестаёт казаться железной палкой, а плечи больше не напряжены, словно на каждом повис немыслимый вес.

Заключаю лицо Эммы в ладони и смотрю в заплаканные глаза.

– Ты больше никогда не вернёшься в тот дом. Он больше тебя не тронет и не покажется на глазах.

Смотрю на мужика, что продолжает прижиматься к стене. Никто не сдвинулся с мест. Я даже не понимаю, дышал ли кто-то в помещении. Все продолжают смотреть на нас.

– Я перережу тебе горло коньком, если ещё раз увижу, – предупреждаю я, смотря на человека, что является её отцом.

– Она моя дочь, – хрипя, он продолжает пытаться показать силу, но каждый видит, что он всего лишь очередное ничтожество.

– Она перестала быть твоей дочерью уже давно. Я говорю только раз, повторять не буду.

Перевожу взгляд на Алестера.

– Ты идёшь с нами.

Он кивает не сразу. Он обращает взгляд к какой-то девушке, после чего согласно кивает.

– Проваливай, – рявкаю, награждая мужика секундным взглядом.

К удивлению, он уносит ноги. Я вовсе не ожидал, что он послушает. У него желание только одно: получить кое-что, а, то есть, применение физической силы, последствия которой, вполне вероятно, будет детально описаны на листе бумаги в участке. Я не дам желаемое, хотя уже применил силу и сказал на несколько тысяч, что могут улететь на его личный счёт. Он не будет выживать с моей помощью.

Бросаю на барную стойку несколько купюр в качестве возмещения за разбитую бутылку. Я мог оплатить две, но это неважно. Мы покидаем стены кафе, где все продолжают молчать.

Эмма кажется неживой, когда открываю дверь, чтобы она заняла пассажирское кресло, но она отрицательно крутит головой, открывая заднюю. Она самостоятельно залезает и закрывает её, забиваясь в уголок.

Алестер запускает пятерню в волосы.

– Она хочет побыть одна.

– Она не одна, – напоминаю я. – Мы тоже будем в машине.

– Это неважно.

Он суёт руку в карман джинс и достаёт пачку сигарет, на что я выгибаю бровь.

– Не знал, что ты куришь.

– Если ты не заметил, я хорошо умею скрываться.

Он поджигает кончик, что начинает тлеть, и делает затяжку. Парень опирается спиной на дверь и смотрит перед собой.

– Дерьмодень, – морщится он. – Ты пропустил тренировку?

– Если конкретно, я просто бросил клюшку, сменил обувь и помчался за ней.

– Она была с тобой на тренировке?

– Да.

– И что за это будет?

Жму плечами, потому что теперь сам задаюсь этим вопросом.

– Не знаю. Скорей всего, завтра приеду и заберу документы.

– Дерьмо полнейшее. Две команды за месяц, а?

– Бывает. Мой брат просто бросил учёбу перед выпуском и свалил путешествовать.

– Хреновый предмет для подражания, – улыбается Алестер. – Но это круто, не все смогут.

– Мы слишком разные. Я делаю, как считаю правильно, Мэйсом руководят эмоции. Он не усидчивый. У него нет золотой середины. Либо сходит с ума, либо ему плевать.

– Он до сих пор это делает?

– Да. Они даже не планируют, куда лететь, просто приезжаю в аэропорт и берут билеты на ближайший рейс, куда есть.

– Они?

– Он и его жена.

– Но свалил один?

– С ней. Свалил, как только закончился чемпионат. Он даже не переоделся толком.

– Он двинутый. Теперь у меня новый кумир.

– Хреновый предмет для подражания, – повторяя слова Алестера, криво улыбаюсь.

– По мне, так это лучше, чем сидеть в офисе и тыкать по клавиатуре.

– Говоришь, как мой отец.

– Ты белая ворона среди них? – смеётся он.

– Мне достался характер мамы. К счастью, мы способны думать.

– Иногда лучше не думать.

– Спасибо за совет, сегодня я поступил именно так.

Алестер делает новую затяжку и тяжело выдыхает.

– Мои родители знали, что происходит в её доме.

– И они ничего не делали?

– А что они должны были сделать? – вполне спокойно интересуется Алестер.

– Это насилие, наверно, пресечь его. Тебе так не кажется?

– Они считают, что не должны вмешиваться в дела другой семьи. Чужая семья – потёмки.

– А ты так не считал?

– Нет.

– Видеть насилие и ничего не делать, ещё хуже, чем принимать участие. Это значит одобрять.

– Не тебе судить. В каких бы мы ни были отношениях, ты не имеешь право осуждать их. Это мои родители.

– Неприятно, что я высказываю на этот счёт своё мнение?

– Одно дело высказывать мнение, а другое – навязывать его. Я не придерживаюсь их позиции, если ты не заметил, но и не позволю тебе осуждать их. Это право каждого. Когда в школе избивают какого-то парня или девчонку, ты бежишь помочь?

– Да.

– Но ты не думал, что это может быть за дело? Может, этот человек сделал что-то дерьмовое, и теперь за это получает.

– Если в ход идут кулаки, значит, ты не способен решать что-то словесно. У тебя просто не хватает словарного запаса, чтобы высказать свою точку зрения.

– Иногда лучше проехать по лицу, чем говорить. Некоторым так понятней. Так проще.

– Мы говорим про Эмму.

– Мы говорим в общем, а не только про неё. У неё другая ситуация.

– И это не та ситуация, где ты должен был проехать по его лицу? – фыркаю я.

– Делал. После этого расплачивался. Не видел, чтобы сегодня он вышел с разбитым лицом и переломанными костями.

– Он хочет денег.

Алестер ничего не говорит, он несколько секунд смотрит на меня, после чего снова устремляет взгляд в сторону.

– Он не знает, где вы живёте?

– Знал, – кивает он.

– Знал?

– Мы там больше не живём. Если ты забыл, я сделал каминг-аут перед родителями.

– И что?

– И остался без трусов.

– Отлично, и где вы живёте?

– У Шона.

– Кампус? Квартира?

– Не смеши. Кампус забит до моих правнуков. Ищем квартиру. Если ты не понял, то это слегка трудновато.

– Поэтому она постоянно сканирует какие-то сайты?

– Да. Дерьмо полнейшее. Сейчас начало года и всё хорошее разобрано с лета. Осталось заоблачно дорогое, а мы не купаемся в роскоши.

– И сколько вы ещё собираетесь так тянуть?

– Как можно меньше. Уже полторы недели.

У меня расширяются глаза.

– Полторы недели?

– Да, – кивает он.

– И Шон не против?

– Его сосед против.

– Вам помочь?

Алестер окидывает меня взглядом. Не понимаю, что он хочет увидеть, но я вижу, что моё предложение расценивается в не самом лучшем свете.

– Нет, – отрезает он.

– Ты даже не спросил, какую помощь я хочу и могу предложить.

– Это не имеет значения. Нам не нужна помощь.

– Ты можешь остаться у Шона, Эмма может остаться у нас, пока что-то не попадётся. Вас трое, она одна.

– Могу сказать то же самое: вас трое, она одна. У неё есть я и Шон. Плевать на Одина.

– А у нас буду я.

– Она не будет жить у вас.

– Если её решение будет противоречить твоему?

– Я хорошо знаю Эмму. Она не будет жить с вами. И хрена с два она будет там, где есть твой друг.

Выгибаю бровь, затрудняясь с понимаем, кого он имеет в виду.

– Друг?

– Картер.

– Он не тронет её.

– Её – нет, а вот между вами будет война.

– Если ты ещё не понял, мы никогда не бегали под ручку, как лучшие подружки.

– Я не хочу, чтобы она жила в негативе, а между вами невозможны братские шутки и обнимашки.

– Тогда есть другой вариант.

– Если сейчас предложишь деньги, я двину тебе в пах и засуну их в задницу.

– Вариант смещать кого-то лучше, чем принять помощь?

– Я не собираюсь брать у тебя деньги.

– Я могу дать в долг.

– А я могу заработать, вот и решили.

– О ком ты думаешь? – хмурюсь я. – О себе и своей гордости, или о других?

– Обо всех сразу.

– Ты думаешь о том, что будешь мне обязан, как родителям.

– Я поменял свою жизнь.

– И теперь гордость и принципы не позволяют тебе взять у кого-то в долг деньги?

– Позволяют. Я не вижу в этом смысла. Мы заплатим за месяц, что дальше? Это аренда на постоянной основе, а не разовой. Мы должны постоянно брать у кого-то в долг?

– Вы сами смотрите варианты?

– Да.

– Ладно, давай я помогу с агентом. Так быстрее что-то найдёте.

– Мы можем к нему обратиться, но за это нужно платить. Лучше напрягаться самим и оставить эти деньги.

– Я оплачу.

– Мы уже говорили об этом.

– В долг. Я оплачу, вы отдадите по возможности. Мы можем поставить такие условия.

– Я подумаю.

– Можешь думать. Я соберу чемодан и приеду к вам, тогда вас точно выселят.

– Я поговорю с Эммой. Мы решаем вместе.

– Ты просто невыносимо упрямый, – выдыхаю я.

Алестер коротко улыбается.

– Я стараюсь.

– Но сегодня она останется со мной, – сообщаю я.

– Нет.

– Что ты сделаешь? Будешь вырывать её силой? Я заблокирую машину и всё решится само собой.

– Я подожгу машину.

– И тогда будешь должен ещё больше, – улыбаюсь я. – Она уснула, а я не дам разбудить.

Алестер оборачивается и заглядывает в окно.

– Она плачет.

– Нет, она уснула пять минут назад.

– Я отказался от смены, это минус деньги.

– Можешь вернуться. Мы не говорили, что ты подменишься. Ты просто вышел со мной.

– Слишком много оправданий.

– Думаю, они поймут.

Он отстраняется от машины и окидывает меня взглядом.

– Скажи, чтобы написала, когда проснётся.

– Передам, – согласно киваю, огибая машину.

Алестер направляется в сторону кафе, я занимаю водительское кресло и ещё раз смотрю на Эмму, которая сжалась в уголочке, обернув колени руками. Это выглядит удручающе. Если бы я мог, то некоторых людей стёр с лица земли. К сожалению, мир не может существовать с чем-то одним. Всему есть противоположное: добро противостоит злу; день сменяет ночь; грусть граничит с радостью. И так во всём.

Не включаю музыку, выезжая на дорогу в тишине. Мне плевать на реакцию Картера или Рэна. Уверен, проблемы могут возникнуть только из-за первого, но ему лучше держать язык за зубами. Если рука не поднялась на папашу Эммы, то я с удовольствием двину ему, он давно просит. К счастью, когда я уходил, Картера не было в квартире. Наш мальчик продолжает тусить, как и полагалось, но это только его дело. Если его не будет до утра, то можно только порадоваться. Это вполне обычное явление. Он не тот, кто поставит будильник на двенадцать ночи и вернётся домой трезвым. Картер не страдает похмельем и необходимостью искать то, что поможет протрезветь. Либо магия, либо его лучшая способность, тем более, больше не требуется вставать утром. Он может жить на тусовках, возвращаясь только для того, чтобы отоспаться и прийти в себя.

Когда паркую машину и хочу взять Эмму на руки, открываю дверь, натыкаясь на открытые карие глаза.

– Останешься сегодня у нас, – как можно мягче, говорю я.

Жду ответ, но она молчит. Девушка сползает с кресла и в том же молчании направляется в сторону входа, пока я в недоумении смотрю ей вслед. Никаких отказов, слёз, крика и срывов из-за того, что я знаю. Я не думал, что такое возможно. Скорей, гадал, сколько продлится спор.

Спешу за ней, и радуюсь, что в квартире стоит тишина. Не знаю, где носит Рэна, но и у него есть личная жизнь. Мы не пишем записки и не оставляем на холодильнике. Каждый из нас может уйти туда, куда захочет и настолько, насколько захочет. Ещё один плюс жизни без родителей, хотя, вряд ли меня кто-то удерживал дома, я возвращался по собственному желанию.

Эмма останавливается в пороге комнаты, когда открываю дверь. Она несколько секунд медлит, после чего делает один шаг.

– Что-нибудь принести?

Получаю отрицательное покачивание головой.

– Не хочешь разговаривать?

На этот раз, кивок положительный. Вздохнув, вытягиваю из комода футболку и протягиваю ей. Эмма коротко улыбается. Мне не нравится улыбка, которую получаю, но не в силах требовать другую. Я знаю, она не хотела, чтобы я видел и вмешивался, да и кто захочет?

Она безжизненно растягивает пуговицы на блузке, и я решаю, что на несколько минут лучше оставить её в одиночестве.

Эти несколько минут жду в коридоре. За дверью максимально тихо. Ни единого шума, зато открывается входная дверь и на пороге появляется Рэн. Его глаза находят меня, и брови парня сами по себе вопросительно поднимаются.

– У нас останется Эмма.

Рэн уже открывает рот, чтобы что-то сказать, то ли по поводу внешнего вида, то ли из-за Эммы, но я стучу по двери и обращаюсь к девушке.

– Всё?

– Да, – также тихо отзывается она.

Оставляю Рэна без ответов. Захожу в комнату и закрываю дверь.

Стоя напротив зеркала, Эмма смотрит на собственное отражение без каких-либо эмоций. Хочется прокашляться, чтобы унять засуху в горле, но не могу. Я не знаю, что она пытается увидеть, возможно, задаёт вопросы самой себе. Она остаётся бледной, без капли румянца на щеках и этот факт задевает за живое.