Текст книги "Кинжал убийцы"

Автор книги: Джульет Энн МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Жалкая фигура на кровати пошевелилась. Нянька снова укрыла парня, а Олрет вытолкал нас из комнаты.

– Я не знаю, чего желать: чтобы он жил или чтобы он умер, избавленный от осознания таких увечий. – Олрет говорил так, словно каждое слово было для него пыткой. – Мне невыносимо видеть, как он на меня смотрит.

– Поэтому Илкехан и не забрал оба его глаза. – Холодная ярость душила Сорграда.

За все годы нашего знакомства я могла бы сосчитать те разы, когда видела его в таком состоянии, на пальцах одной руки. Я видела и кровавые последствия. Люди не понимают, что в действительности Сорград гораздо опаснее брата. Грен всегда действует импульсивно. А Сорград тщательно продумывает, какое увечье он собирается нанести.

На лице Райшеда застыло невыразимое отвращение.

– Такие злодеяния остаются безнаказанными?

Олрет посмотрел на Сорграда и Шива.

– Вы правда убьете Илкехана? Вы готовы отдать жизнь, чтобы это сделать? Если я помогу, вы скажете ему в конце, что мстите за моего сына?

– Я вырежу имя парня у него на лбу, – пообещал Сорград.

У меня екнуло сердце, так как это не было пустым хвастовством.

Олрет целую минуту смотрел ему в глаза, затем кивнул с удовлетворением.

– Вырежь «Аретрин», до самой кости.

– Возможно, Лесное знание облегчит боль твоего сына, – подумав, предложила я. Халкарион помоги мне, если есть какое-то заклинание, чтобы избавить парня по крайней мере от предсмертной агонии, я должна попробовать.

– Я нападу на один из форпостов Илкехана, чтобы вы могли незамеченными добраться до его земель. – Олрет игнорировал меня, обращаясь к Сорграду, Райшеду и Шиву. – Идемте, я вам покажу. – Он зашагал по коридору к противоположной лестнице.

Я не сдвинулась с места, чтобы посмотреть, какой будет реакция. Никакой. Грен стоял рядом, наблюдая, как остальные уходят.

– Мы – лишние ослы в этом караване мулов. – Он не казался огорченным. – Приятно знать, что у этого Олрета столько же поводов ненавидеть Илкехана, как у нас.

– Хм-м. – Я не была так оптимистична. – Может, Олрет его спровоцировал. Что посеешь, то и пожнешь, в конце концов.

– Ты ему не доверяешь, – заметил Грен с жадным любопытством.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Не знаю, с кем мы имеем дело, а это всегда вызывает у меня беспокойство. Помнишь ту историю с Кордайнером?

– Нашему хозяину определенно есть что скрывать, – согласился горец. – Ты видела те ворота на лестнице?

– Я что-то упустила?

– Нет.

– Сюда. – Грен повел меня обратно на главную лестницу. Металлические ворота, прочно врезанные в камень и запертые на первый приличный замок, попавшийся мне на этих островах, преграждали поворот на следующий этаж. – Как ты думаешь, что он там прячет?

Внизу на лестнице появился стражник в мундире и уставился на нас с нескрываемым подозрением. Я твердой рукой повернула Грена, и мы пошли мимо стражника вниз. Я одарила его успокаивающей улыбкой, но в ответ получила лишь недоверчивый взгляд исподлобья.

– Что теперь? – надулся Грен. – Я не собираюсь сидеть и скучать, пока они суетятся над картами, тактикой и всем прочим.

Я тоже не жаждала больше терпеть пренебрежение Олрета и уже придумала, как лучше провести время.

– Почему бы нам не узнать, что эти люди думают о своем господине? Если они его любят, возможно, нам стоит ему доверять.

– Откуда начнем? – услужливо спросил Грен.

– Посмотрим, чем все так заняты.

Я повела своего друга через главный зал. Во дворе замка было пусто, если не считать нескольких стражников, которые упражнялись с деревянными палками, обшитыми кожей, чтоб не раскололись. О дефицитном дереве здесь хорошо заботились.

– Они отлично двигаются, – отметил Грен тоном знатока.

– Должно быть, их начинают тренировать с колыбели, – проворчала я.

Даже без поддержки Высшего Искусства любой эльетиммский боевой отряд был грозным противником, в чем мы уже убедились.

Мы прошли через главные ворота, и никто нас не остановил.

– Посмотрим, что привезли лодки? – предложил горец с живым интересом.

На причалы выгружали полные корзины блестящей рыбы, каждая рыбешка – с кисть длиной. Потом их вываливали серебристыми потоками в длинные корыта, где матери и бабки ловко потрошили их ножами. Мальчишки, едва доросшие мне до плеча, тащили корзины выпотрошенной рыбы к другому ряду корыт, где девушки всех возрастов отмывали ее дочиста. Некоторые насвистывали и напевали бодрые мелодии. Я лениво подумала, а нет ли в этой музыке какого-нибудь Высшего Искусства, чтобы люди работали, несмотря на усталость и скуку. Меня бы это не удивило, я знала об эльетиммской бессердечности. За девушками четверо угрюмых стариков укладывали мытую рыбу слоями в бочки, добавляя горсти соли и пряности. Рядом стоял бондарь, готовый их запечатать.

– Рыба на всю зиму, – промямлил Грен без энтузиазма.

– Для здешних обитателей этого больше чем достаточно.

Никто из них даже не приостановил работу, чтобы на нас взглянуть.

– Ты же слышала, что говорили вчера. Есть фермы, разбросанные по всему острову. – Грен пожал плечами. – И все посылают людей, чтобы помочь во время путины.

Такие деревенские заботы никогда не волновали меня. В Ванаме я покупала рыбу, соленую или вяленую, у тех торговцев, которых моя мать поддерживала деньгами своего хозяина. Иные извлекали немалую прибыль из той торговли. Мы с Греном наблюдали за работой островитян, и бесконечные вопросы донимали меня. Люди Олрета действительно питаются всеми плодами своих трудов? Где он достает пряности для рассола? Я съем одну из тех рыбешек сырой и прямо с костями, если где-нибудь на этих островах растет перец. Коли на то пошло, где он взял все это дерево для бочек? Похоже, Олрет чересчур скромничает насчет своей торговли с миром за этими бесплодными скалами. Неудивительно, что он жаждет видеть Илкехана мертвым, если этот ублюдок топит корабли, кроме своих собственных, рискнувшие выйти в океан. Это меня слегка успокоило. Обычно я доверяю мотиву, который можно оценить в деньгах.

Грен закашлялся.

– Пойдем куда-нибудь, где не так воняет.

За участком для потрошения и засолки мужчины и женщины нарезали более крупную рыбу на длинные полосы мастерски отточенными ножами. Мальчишки постарше вешали их вялиться на ветру, а дети помладше собирали выброшенные головы и раскладывали их для сушки. Уже провяленная рыба была сложена под тяжелыми камнями, и последняя влага медленно вытекала, образуя на утоптанной земле рыбную пленку, которую жадно лакали кошки, так и норовящие подкрасться ближе.

Одна молодая женщина увидела, что я смотрю на рыбьи головы, и прервала работу, запястьем смахнув с лица белокурый локон, выбившийся из-под туго повязанного головного шарфа.

– На зиму, для коз.

– А, понятно. – Тогда у них даже молоко отдает рыбой.

– Вы гости?

– С запада. – Грен просиял, явно восхищенный ее стройной фигурой под грубым, испачканным солью лифом.

Женщина бы еще поговорила, но умолкла после резкого упрека старухи, сидящей дальше на каменной рабочей скамье. Грен поклонился старой карге, но она была занята своим филе.

– Ты бы лучше сдерживал свое обаяние, – посоветовала я, когда мы зашагали к дальнему краю поселка.

– Как ты можешь об этом просить, когда вокруг столько прелестных женщин? – запротестовал он. – И очень мало мужчин.

Грен был прав.

– Все ловят рыбу? – предположила я.

– Не в это время дня. – Грен покачал головой. – Давай узнаем, нет ли ответа у этих красавиц.

Мы дошли до высокой ограды. За ней был загон все с теми же неуловимыми козами. Меня удивило, как терпеливо они стоят, пока девушки вычесывают зимний пух из их густых шуб, наполняя корзины мягкими клубками спутанного шерстистого волоса.

Полногрудая девушка выпрямилась, разминая спину, и застенчиво улыбнулась Грену. Две другие взглянули на него с любопытством.

– Добрый день.

Грен положил руки на стену, а сверху умостил подбородок.

– Я вам не помешаю?

Пожилая женщина, возможно, мать девушек, стоящая на страже их интересов, оценила его почти так же, как сортировала мотки козьей шерсти.

Я улыбнулась ей.

– Из этого выйдут чудесные мягкие одеяла, верно?

Будь я козой, она бы ни за что не угостила меня рыбьими головами. С другой стороны, Грен у всех работниц снискал одобрение.

– Попробуй что-то выведать без меня. – Я хлопнула горца по плечу, говоря на уличном жаргоне Селеримы. – Встретимся чуть позже в замке.

Грен кивнул, не сводя глаз с девушки, которая, наклонясь вперед, выбирала листья из лохматой челки козы. О, как простодушно предлагала она ему прекрасный вид в вырезе своей сорочки!

– Мы здесь для того, чтобы заводить друзей, а не детей, – напомнила я ему.

– Я буду целомудрен вроде служанки без приданого… пока не узнаю, каким бывает наказание за маленькую шалость с девушкой, – добавил он с хитрой улыбкой.

Я толкнула его в грудь.

– Я сама была служанкой без приданого и знаю, что это за целомудренность.

– Я не собираюсь бросаться на первую же девицу, которая состроит мне глазки, – запротестовал он. – При таком-то большом выборе!

– Ладно, увидимся.

Зная, как Грен наслаждается флиртом, я решила вернуться раньше, чем он будет готов рискнуть всеми нашими шеями ради белых ляжек какой-нибудь девицы.

Как только я отвернулась, девушки разом заговорили. Пока Грен не выпрыгнул из штанов, у него есть прекрасная возможность многое узнать об этих местах.

За навесами для коз оставались только пруд и дамба. В середине каменной плотины стояло крепкое здание с узкими окнами, и, подойдя ближе, я поняла, что это мельница. Занятые делом мужчины, которые не любят, когда им мешают, – вот все, что я там найду. Где же мне отыскать кого-нибудь небесполезного, вроде скучающих стражников, готовых сыграть в азартную игру и посплетничать?

Я лениво побрела обратно к замку, миновала прачечную с открытым фасадом, которая одновременно служила баней. Женщины колотили грубую неотбеленную ткань, наполняя лохани из горячего источника, бьющего из земли. В общем и целом, я бы предпочла таскать дрова, чтобы вскипятить воду, нежели опасаться, что земля расплавится подо мной. Тут же девушки без стеснения мылись после потрошения рыбы, поливая друг друга водой и намыливаясь чем-то похожим на обрезки жирной шкуры. Грен не слишком обрадуется, что пропустил такое зрелище, но, учитывая, как эти люди одержимы чистотой, он быстро наверстает упущенное.

Неподалеку сидели другие девушки. Они хихикали и болтали, расчесывая на солнце влажные волосы. Я думала присоединиться к ним, но они наблюдали за юношами, которые боролись на гладком участке высушенной солнцем глины. Парни были только в коротких набедренных повязках, чтобы соперник не мог ухватиться за одежду. Еще у них имелись пояса на талии, соединенные плетеными кожаными ремнями с кожаными полосками вокруг каждого бедра. Кажется, целью было свалить противника с ног за эти плетеные ремни. Я постояла минутку, оценивая игру и игроков, но решила, что девушки мне не обрадуются.

Затем я услышала торопливо подавленный смешок откуда-то из-за прачечной. Делая вид, что небрежно прогуливаюсь, я обогнула здание и оказалась во дворе, где сохли рубахи и одеяла, хлопая на ветру. Я нырнула под мокрую ткань и обнаружила кучу детей, увиливающих от своей работы. Одни кидали шишковатые кости от хребта какой-то здоровенной рыбины в начерченный на земле круг, другие перебрасывались репой, утыканной перьями. Все посмотрели на меня с живым любопытством.

Я дружески улыбнулась.

– Добрый день.

– Как тебя зовут? – спросила бойкая девчушка со вздернутым веснушчатым носом и темными глазами, говорящими о смешанной крови в ее родословной.

– Ливак. А тебя?

– Глиффа, – быстро ответила она. – Ты не отсюда.

– Нет, не отсюда. – Я неопределенно махнула рукой в сторону моря. – Мой народ живет в лесу, где много деревьев, и все они выше, чем ваши дома. – Это должно заинтриговать юнцов – на их родине деревья редко вырастают выше колена.

– А как ты здесь оказалась? – Глиффа явно была из любопытных детей, которые вечно задают вопросы.

Я пожала плечами:

– Хотела увидеть море.

– Что с твоими волосами? – заинтересовался маленький, мальчик. Сам он был подстрижен так коротко, что его волосы казались просто золотым пушком.

– Ничего. – Я села скрестив ноги. – Они всегда были такого цвета, как и у всего моего народа.

– Ты джебедим? – подозрительно спросил ребенок.

Вчера вечером я уже слышала это слово. Я покачала головой.

– А кто они такие?

– Джебедимы живут в западных землях. – Одна девочка, постарше, наклонилась ближе, чтобы изучить мои волосы и глаза. – На свету они выглядят, как настоящие люди. А в тени видно, что кожа у них голубая, а глаза черные, как у животного.

Младшие дети, которые заметно нервничали, расслабились после ее авторитетного объяснения.

Итак, Сорград был прав. Я снова улыбнулась.

– Мы называем их Элдричским Народцем.

– Ты их видела? – В голубых глазенках стриженого парня плескался благоговейный страх.

– Никто не видел уже давным-давно. – Я успокаивающе покачала головой. – Мы рассказываем о них сказки. Хотите послушать одну?

Все жадно закивали.

– Жил-был охотник по имени Марсайл. Погнался он как-то за зайцем в земляной форт Элдричского человечка. Элдричский человечек встретил его со всем радушием и преподнес своему гостю подарки.

Историю о Марсайле я готова рассказывать даже во сне, и для детей я выбрала тот вариант, который слышала в детстве от своего отца. Вариант, полный чудесных вещей, вроде листа, который заставлял рыбу выбрасываться из воды, когда Марсайл бросал его в пруд, и цветущей ветки, которая защищала его от всякого огня, даже от дыхания дракона. Моей же любимой вещицей был кошелек, призывающий деньги в компанию к любой монете, которую клал в него Марсайл.

– Когда наступил вечер, Марсайл сказал Элдричскому человечку, что должен вернуться домой к своей жене. – Я понизила голос и наклонилась вперед. Дети бессознательно сделали то же самое. – Элдричский человечек рассердился. Он сказал, что преподнес эти подарки только потому, что думал, будто Марсайл женится на его дочери, и, по правде говоря, она была писаной красавицей.

Версии, которые я узнала позже, расписывали прелести Элдричской девицы в выражениях, которые решительно не годятся для детей, а также уточняли, что именно сделал с ней Марсайл, чтобы Элдричский человечек так разгневался. Я перешла к тому месту, когда Марсайл отчаянно торговался за свою свободу.

– Наконец Элдричский человечек согласился отпустить Марсайла, но, – я предостерегающе подняла палец, – только если он останется на одну ночь, а Элдричский человечек пойдет в дом Марсайла и возьмет, что захочет, взамен подарков, которые он ему подарил. Поскольку подарок, как всем известно, нельзя отобрать.

Дети понимающе кивнули. Очевидно, сие правило действует даже на этих нищих землях.

Я рассказала им о лихорадочной ночи Марсайла, как он страдал, не зная, чего может лишиться, а не о том, как он забавлялся с Элдричской дочерью, согласно версии пивных. В некоторых историях Элдричский человечек позволял себе такие же вольности с женой Марсайла. В тех историях незадачливый муж вернулся и обнаружил, что вместо каждого часа, проведенного им в земляном кольце, прошел год, и последним подарком Элдричского человечка был выводок черноволосых ребятишек у его очага и жена, которая с тех пор сжигала еду Марсайла, тоскуя по своему волшебному любовнику. Но и та сказка была не для детей. Они нуждались в воодушевляющем финале.

– Когда небо начало бледнеть, Элдричский человечек вернулся и велел Марсайлу уходить. Он предупредил его, что спустит собак, если Марсайл не перейдет реку до рассвета. Марсайл побежал, но заря уже занялась, а до реки было еще далеко. Позади он услышал вой и топот бегущих лап. – Я забарабанила ладонями по бедрам, и малыши задрожали. – Марсайл побежал изо всех сил, а лай неумолимо приближался. Что-то схватило Марсайла за плащ, но он не посмел оглянуться. Он сорвал с себя плащ и бросил собакам, слыша, как они остановились и начали его рвать. Но вскоре Марсайл снова почувствовал за собой их ледяное дыхание, поэтому он бросил им свою сумку, потом куртку. Он опустошил свои карманы, он потерял лист, он потерял заколдованную ветку и волшебный кошелек, но когда солнце взошло над восточным краем земли, Марсайл достиг реки. Он бросился в воду и поплыл на другую сторону.

Дети испустили вздох облегчения.

– Он выбрался из реки и только тогда оглянулся. – Я помолчала, глядя на внимательные лица. – Огромные черные псы рыскали на том берегу. Глаза у них были белые как снег, и иней капал с зубов, застывая сосульками. – Я откинулась назад. – Затем солнце растопило их в дым.

Дети радостно закричали и захлопали, но, как всегда, среди моей публики нашелся один, менее благодарный.

– Они все равно не смогли бы до него добраться, – с уверенностью и презрением заговорил старший мальчик, сидевший позади малышей. – Джебедим не может пересечь воду.

– Как же они тогда попали в Кеханнасекк… – Девчушка спохватилась и виновато посмотрела на меня. Возможно, я рассказала хорошую сказку, но я все равно была взрослой, и, голову даю на отсечение, им не полагалось это обсуждать.

– Мы в безопасности, пока стоит харджирд. – Старший мальчик сердито посмотрел на нее. – Так сказал мой отец.

Я заметила, что он нервно перебрасывает из одной ладони в другую три конические раковины и красноватый камушек, величиной с горошину.

– Что это за игра?

– Просто ерунда для малышей. – Он хитро взглянул на меня. – Ты сможешь найти камень?

Я поджала губы.

– А это трудно?

– Легко, – заверил он меня со всем пылом прирожденного барышника.

– Ты не должен в это играть, – возразила какая-то девочка.

– Я никому не скажу, – ухмыльнулась я.

Парень свирепо посмотрел на ханжу.

– Мы играем только ради забавы. Это разрешается. – Но его ответ был слишком вызывающим для чистой правды.

Пусть малый думает, что мы не играем ни на что ценное. Довольная, я следила за раковинами под его быстро движущимися руками. Там, дома, мы делаем то же самое с ореховой скорлупой и горохом и называем это беличьей игрой. Я была на горсть лет старше этого парня, когда впервые научилась такому трюку. И я тренировалась, пока пальцы не сводило судорогой, когда поняла, что скитающаяся девушка без гроша в кармане должна выбирать между обманом и проституцией, а мне никогда не нравилась роль шлюхи. Я точно знала, где находится камушек парня, и безошибочно ткнула пальцем в соседнюю раковину.

– Здесь.

– Нет!

Ему надо будет научиться скрывать свое торжество, если он хочет заставить людей играть подольше, чтобы опустошить их карманы.

– Дай, я еще попробую.

Мы сыграли еще несколько раз. Я позволила парню выигрывать достаточно часто, чтобы внушить ему самоуверенность, но несколько раз, притворившись, что задумалась, указала правильно. Это подхлестнуло его желание доказать, что он может меня перехитрить. Остальные дети вернулись к своим играм.

– Как харджирд оберегает вас от джебедимов? Там, откуда я родом, ни одна сказка не говорит, как защититься от Элдричского Народца. – Я подняла раковину, открывая камешек. Это был второй раз подряд.

Парень сжал зубы, твердо решив добиться превосходства так или иначе.

– Джебедимы живут за закатом, где нет ни света, ни воды, – надменно объяснил он мне. – Куда уходят мертвые.

Неплохое описание царства теней, куда, по утверждению набожных, попадают те, кого Сэдрин не пускает в Иной мир.

– И что?

– Мертвые имеют силу. – Парень говорил так, словно это было очевидно, и это соответствовало тому, что я знала о почтении Горных людей к костям их предков. – Харджирд связывает их силу с живыми. Пока у нас есть знание, чтобы использовать ту силу, джебедимы не могут причинить нам вреда. – Он взглянул на замок Олрета.

– И Олрет владеет этим знанием. – Я кивнула, словно парень говорил что-то, мне давно известное. В каком-то смысле так оно и было. Я подозревала, что Олрет имеет в своем распоряжении Высшее Искусство. – Но твоя подружка сказала, что в Кеханнасекке есть джебедимы?

– Так говорит мой отец. – От страха парень выглядел совсем юным. – Он говорит, что Илкехан использует их в своей армии, поэтому его никто никогда не побеждал.

– Но Олрет защищает ваш харджирд, а тот оберегает вас от всех опасностей, – напомнила я мальчишке.

Я не хотела, чтобы ему снились кошмары о злодеях. Наверняка они вызовут у родителей подозрение насчет того, с кем разговаривали дети. Я подняла раковину.

– Вот он. Теперь я поняла этот фокус.

Три – это волшебное число, и третий раз для парня оказался последней каплей.

– Я уже наигрался. Меня ждет работа.

Он потопал прочь, слишком обозленный, чтобы беспокоиться из-за Элдричского Народца. Когда парень отбросил с дороги простыню, я увидела маленькую девочку, которая сразу попыталась спрятаться.

– Убирайся! – Глиффа сердито махнула рукой на девчушку. – Тебе нельзя сюда приходить.

Незваная гостья убежала, мелькая грязными босыми пятками. Меня поразила одна странность. На малышке была только рваная сорочка, тогда как остальные дети носили опрятные юбки или штаны. Воротники их грубых рубах и сорочек украшала любовно выполненная вышивка, а их ногам было уютно в облегающей обувке, похожей и на сапоги, и на чулки.

– Ты расскажешь нам еще одну историю? – робко спросила Глиффа.

Я улыбнулась ей.

– Может быть, позже. А сейчас мне пора идти. Друзья будут меня искать, и мне бы не хотелось причинять вам неприятности. – Я заговорщицки подмигнула Глиффе и быстро ушла, чтобы не потерять из виду маленькую оборванку.

Та стремглав бежала через мощенный неровными булыжниками двор, расположенный позади складов. Взрослые, занятые своими делами, не обращали на нее внимания, кроме одного мужчины, который замахнулся на девочку с угрозой. Малышка сжалась от страха и исчезла в задних воротах в стене замка.

Джалквезан в припеве из «Баллады о Вьенн и Оленихах» должен сделать меня невидимой, если я только смогу его вспомнить. «Фэ дар аменел, сор дар редикорл». И верно, никто даже не взглянул в мою сторону, когда я молча побежала вдогонку за ребенком. Нырнув в ворота, я успела заметить, как девочка лезет внутрь через окно. Быстро прикинув, я поняла, что оно ведет на малую лестницу.

Когда малышка подтягивалась, сорочка задралась, и стали видны болезненно худые ягодицы и тощие ножки. Этот заморыш не ел досыта пахнущих рыбой птиц или мясистых морских животных, и то, что она влезла в окно, означало, что в мыслях у нее не было ничего хорошего. Бедный заброшенный ребенок, все чем ей придется набивать свой живот, – это обида. Если б я смогла поймать малышку, возможно, я бы склонила ее к рассказу о кое-каких неприятных истинах.

Вокруг никого не было видно, но я все равно поддерживала чары, когда протискивалась в узкое отверстие. Было слышно, как девочка, запыхавшись, бежит вверх по лестнице, шлепая босыми ногами по камню. Она не остановилась ни на втором этаже, ни на третьем, продолжая подниматься выше. Я не отставала от нее – и вдруг шаги стихли. Прижавшись к стене, я посмотрела за угол. Ребенок наткнулся на еще одни железные ворота. Это была надежная преграда, если вы не настолько худы, чтобы протиснуться между прутьев. Я наблюдала, как малышка осторожно пробралась на другую сторону. Но не одна. При ней было какое-то толстое шерстистое животное. Девочка схватила его за ногу и, легко протащив через прутья, поволокла за собой. Потом остановилась, чтобы вернуть форму своему сокровищу, и, с пылким извинением поцеловав этого безымянного зверя, исчезла на лестнице.

И тут меня словно ударило по голове. Я уже видела то шерстистое животное и вспомнила, где именно. Тогда эта малышка едва ходила, но она несла его через коридоры дома Шернасекка, от которого теперь остались одни руины. Как же она выжила? Если ее спас Олрет, то он не слишком хорошо о ней заботится.

Что еще он держит под замком? Я крадучись спустилась на площадку этажа, где находилась комната изувеченного сына Олрета. В коридоре было пусто, поэтому я легко сбежала еще на этаж и нырнула в свою уютную спаленку. На кровати не осталось никаких следов наших страстных ночных утех, все одеяла были аккуратно расправлены. Моя котомка висела на спинке, и волосок, который я оставила в пряжке как бы случайно защемленным, теперь был порван. Не важно, я не держу в ней ничего интересного или ценного. Я села на кровать и расстегнула сумку у себя на поясе. Там, в стежках внутреннего шва, была воткнута отличная стальная отмычка. Я терпеливо выдвинула ее и засунула в ножны кинжала, пристегнутые на внутренней стороне руки. Я также вытащила пергамент с моими скудными знаниями Высшего Искусства и разгладила его. С пергаментом в руке и невинным лицом – одно лишь желание помочь, – я смело зашагала вверх по лестнице на следующий этаж. Вокруг по-прежнему не было ни души, поэтому, сунув пергамент в карман, я на цыпочках поднялась к воротам.

Через прутья мне было никак не протиснуться, поэтому я встала на колени перед запертым замком. Большинство замков на этих островах я могла бы открыть мокрой соломинкой, но этот был другим. Нащупывая потайную пружину, я спросила себя, где Олрет достал такую вещь. Вокруг было слишком мало металла, чтобы у какого-нибудь эльетимма появилась возможность настолько отточить свое мастерство. Не важно, этот замок был не таким сложным, как Горные замки, на которых обучал меня Сорград. Он поддался с тихим щелчком, и я тихонько пошла наверх.

Я поднималась, низко пригнувшись, чтобы первой заметить стражника на площадке. Однако там тоже никого не было, только противно воняло конюшней. Сморщив нос, я выпрямилась и неслышно пошла по коридору. Приоткрытые двери с обеих сторон вели в пустые комнаты с голыми стенами и выскобленными полами. Без мебели девочке негде было спрятаться, разве что за дверью, но малышка словно испарилась. Проверив все комнаты, я остановилась перед последней, закрытой, откуда и шло это зловоние. Замка в ней не оказалось, но дверь была заперта на засовы вверху и внизу.

Что там внутри, кроме маленькой девочки? Что бы это ни было, если Олрет запирает комнату, значит, там хранится нечто ценное. Я потянулась к верхнему засову и остановилась. Как ребенок вошел сюда, а потом запер за собой дверь на засовы? Нет, должно быть, малышка прячется на другой лестнице. Я опустила руку и уже собиралась отвернуться, как вдруг оба засова сами собой пришли в движение. Они плавно выскользнули из скоб, и щеколда поднялась. У меня волосы встали дыбом.

Однако дверь осталась закрытой. Я сама должна решить, открывать ее или нет. Откуда появилась эта мысль? Я уставилась на голые доски. Могу ли я уйти и не узнать, что они скрывают? Любопытство привело Амит на виселицу, как любила говорить моя мама. Возможно. Но раньше это меня никогда не останавливало. Я толкнула дверь, и она распахнулась на смазанных петлях. Я едва не поперхнулась от зловония, которым меня обдало.

Эта комната была самой большой из всех, что я видела на верхних этажах замка, и в ней стояли клетки. На земле, столь бедной металлами, я обнаружила целое состояние. При виде таких капиталов торговцы у нас в Энсеймине задохнулись бы от жадности. Однако я не думала, что женщины, смотрящие через те решетки, ценят, что их окружает такое богатство. Их было шестеро: тщедушная старуха, две совсем молоденькие девушки и три женщины, примерно мои ровесницы. Одна из них держала у своих юбок девочку-беглянку. Судя по цвету волос и чертам лица, все были эльетиммками, а их хорошо сшитые платья по местным меркам считались дорогими. Но эти платья болтались на них, слишком свободные в вороте и в талии. Лица у всех были изможденные, благоразумный тюремщик едва кормил своих пленниц, лишь не давая им умереть с голоду.

Малышка глазела на меня, обнимая свое шерстистое животное. Шалфейное платье ее матери было заношенным и помятым, подол испачкан калом, куча которого скопилась в одном углу ее тюрьмы. Неужели Олрет не мог дать своим пленницам даже ночной горшок? Или в этом весь смысл? Как можно еще больнее унизить достоинство женщины? Под ногтями у всех чернела грязь, такая же грязь въелась в морщины на лицах и шеях, светлые волосы засалились. Им не на чем было сидеть, не было даже одеяла, чтобы смягчить железную решетку под ногами. Только грубая шкура с закрученными и привязанными в углах краями лежала под каждой клеткой, чтобы испражнения не попадали на половицы и не угрожали потолкам внизу.

Я еще не решила уйти, но думала попятиться из комнаты, когда поняла внезапно, что не могу. Ничто не мешало моим ногам, но я точно знала, что способна двигаться только вперед. Женщины внимательно наблюдали. Бьюсь об заклад, одна из них использовала на мне Высшее Искусство, но, странно, я не чувствовала особой угрозы.

– Добрый день, сударыни.

Шагнуть вперед оказалось довольно легко, но я мгновенно поняла, что путь назад по-прежнему отрезан.

– Пожалуйста, не стой на пороге, – настойчиво попросила мать девочки. Ее тормалинский был так же хорош, как мой Горный, если не лучше.

Просьба показалась мне справедливой. Я сделала еще шаг, и дверь захлопнулась за моей спиной. Засовы с тихим скрежетом заперли меня внутри, когда старуха пробормотала быстрое заклинание.

– Кто ты? – требовательно спросила мамаша.

Если б меня заперли в вонючей тюрьме, я бы тоже не утруждала себя любезностями.

– Гостья, из-за океана. – Возможно, это просто детский миф, что, сообщая Элдричскому Народцу свое имя, вы даете им власть над собой, но я не стану рисковать в обществе незнакомых практикующих Высшего Искусства. – А кто вы?

– Я была женой Ашернана, господина Шернасекка. – Мамаша ни с кем не переговаривалась, даже если кто-то ей помогал. – Мы все из того клана: моя мать, мои сестры и их дочери.

– Я думала, это Илкехан уничтожил Шернасекк. – Я не уступала ей в прямоте, сознавая, что нас в любую минуту могут прервать. Тогда я окажусь в беде, но не стоит беспокоиться раньше времени.

– Илкехан с Олретом, тявкающим у его пяток. – Бабка сплюнула от отвращения.

Одна из сестер села спиной к решетке, подоткнув под себя золотистые юбки.

– Что Эвадасекк видит, того он жаждет. Чего Эвадасекк жаждет, Кеханнасекк крадет. Что Кеханнасекк крадет, Реттасекк прячет. – Это неясное заявление на эльетиммском языке несло горький отзвук старой, признанной истины.

– Как вы здесь оказались? – спросила я хозяйку Шернасекка.

– Олрет выкрал нас из-под носа Илкехана. – Она презрительно махнула рукой на их смрадную тюрьму.

– Он предлагает нам выбор: брак с его кровью или эта грязь, – с усталым смехом пролаяла ее мать.

– Брак даст Олрету право на землю Шернасекка, равное праву завоевания Илкехана? – догадалась я, увидев двух девушек на выданье. Похищение невест – это давняя и бесчестная традиция в Лескаре, где ссоры из-за наследования тянутся от поколения к поколению, и не одна герцогиня давала свадебные клятвы с ножом у горла.