Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

10.

Всю дорогу от «Абеляра» до дома Гурни перебирал в голове всё, что рассказал ему Хардвик о Бекерте, и убеждал себя: отступление – в сущности, лучший возможный шаг.

Когда он выбрался из машины у крыльца, в доме зазвонил городской телефон. Он с усилием дёрнул дверь прихожей, которую в тёплую погоду то и дело заклинивало, и к тому моменту, как добрался до аппарата, мрачный женский голос уже заканчивал сообщение, диктуя номер для обратного звонка.

Он снял трубку:

– Гурни слушает.

– О… мистер Гурни?

– Да?

– Это Ким Стил. Жена Джона Стила.

Он поморщился, мгновенно представив телевизионный сюжет: полицейский падает лицом на тротуар.

– Мне ужасно жаль, миссис Стил. Правда, очень жаль.

Повисла длинная пауза.

– Я могу чем‑нибудь помочь? – спросил он.

– Можно я приеду и поговорю с вами? Не хочу говорить по телефону, – снова тишина, за которой последовало то, что Гурни принял за сдавленное рыдание. – Я знаю, где вы живёте. Смогу быть у вас минут через двадцать пять. Это вас устроит?

Он помедлил:

– Да. Всё в порядке.

Он повесил трубку – и тут же придумал три веские причины, почему «нет» было бы куда разумнее.

Думая о том, зачем вдове убитого полицейского понадобился разговор именно с ним и откуда она вообще узнала о его существовании, он решил использовать оставшееся время, чтобы порыться в интернете: вдруг найдутся публикации о перестрелке, где есть хоть что‑то сверх той пустой сводки, которую он уже видел.

Он подошёл к столику в уголке для завтраков, где оставил ноутбук. Комбинация «Стил» и «Уайт‑Ривер» выдала ссылки на пресс‑конференцию Бекерта, медийные репортажи об инциденте и мнения представителей всех политических лагерей – каждое с претензией на окончательную истину. Нигде – ни строки о жизни Джона Стила, кроме сухого: «женат, оставил вдову».

Он попробовал вбить имена «Джон Стил» и «Ким Стил» на разных платформах соцсетей. Сначала зашёл в Facebook. Пока страница грузилась, его отвлёк звук за французскими дверями – на низком пастбище. Он поднялся как раз вовремя, чтобы увидеть, как три белохвостых оленя выскакивают из пролома в древней каменной стене, отделявшей пастбище от леса. Решив, что их что‑то спугнуло, он глянул в сторону сарая и пруда. И тут, у конца просёлочной дороги, глаз зацепился за вспышку – будто от зеркала, возможно, от машины или пикапа. Что бы это ни было, его скрывал крупный куст форзиции у угла амбара.

Он открыл дверь и вышел во внутренний дворик. Ясности это не добавило. Он уже собрался спуститься к сараю, чтобы утолить любопытство, как зазвонил стационарный. Он вернулся и бросил взгляд на экран определителя. Шеридан Клайн.

– Привет, Дэйв, – голос Клайна переливался маслянистой искренностью. – Отвечаю на твоё сообщение. Правда в том, что тут есть тонкости, о которых мне не хотелось бы говорить ни с кем, кто не входит в официальный круг правоохранителей. Думаю, ты понимаешь. Но если решишь войти в команду, уже в первый день я позабочусь, чтобы ты знал всё, что знаю я. Получишь лучшее из обоих миров – официальный статус плюс независимость от бюрократии. Отчитываться будешь только мне.

Последнюю фразу он произнёс так, словно обещал драгоценную привилегию.

Гурни промолчал.

– Дэйв?

– Перевариваю сказанное.

– Хорошо. Хорошо. Оставим всё как есть. Чем скорее дашь ответ, тем больше у нас шансов спасти пару жизней.

– Я на связи.

– С нетерпением жду.

Гурни опустил трубку, понимая, что упустил удобный момент сказать Клайну о своём решении не ввязываться. Едва он начал оправдывать себе собственную медлительность, как вспомнил о возможном транспортном средстве у сарая.

Он вышел через застеклённую дверь и направился к пастбищу. У дальнего куста форзиции его поджидали два сюрприза. Первый – автомобиль: элегантная Audi A7, редкий зверь в краях, где «роскошная машина» обычно означает пикап с двойной кабиной и чудовищными шинами. Второй – в машине никого.

Он огляделся. Никого.

– Эй! – окликнул он.

Ответа не было.

Он обошёл сарай. Сочная весенняя трава, укрытая тенью старых яблонь, была влажна от росы – но никаких следов.

Вернувшись к Ауди, он снова оглядел окрест: пастбище, пруд, расчищенную полосу вдоль опушки леса. Ни души.

Пока он раздумывал, что делать дальше, послышался слабый скребущий звук. Ещё раз – теперь отчётливее, и, казалось, из зарослей над прудом. Единственное, что там бросалось в глаза, не относясь к флоре, – трактор, которым он пользовался для расчистки своего маленького археологического участка.

Подогретый любопытством, он пошёл по тропинке, ведущей к раскопу. Скрежет усилился. Завернув за поворот, он увидел широкое прямоугольное отверстие, но источник звука обнаружил лишь у самого края.

Мужчина, с головой ушедший в работу, ручным шпателем вычищал щель между двумя камнями фундамента. На нём были бежевые брюки, дорогие коричневые мокасины и спортивная рубашка в тропическом стиле – яркий принт с пальмовыми листьями и туканами.

Не поднимая глаз от земли, мужчина произнёс:

– Я бы датировал это семнадцатым веком. Плюс‑минус двадцать лет. Может, даже тысяча шестьсот восьмидесятый. Здесь интересные очаги коррозии.

Он постучал кончиком шпателя по поверхности перед собой – и Гурни узнал инструмент: тот самый, что он держал на месте раскопок.

– Четыре отдельных слоя, с интервалом примерно в три фута.

Теперь он распрямился – долговязый, журавлиного сложения, с редеющими волосами цвета своих бежевых брюк. Когда он взглянул на Гурни, линзы роговой оправы увеличили глаза.

– Те остатки цепей, о которых вы упоминали в сообщении? Они тянулись вдоль основания этой стены, верно?

Кого‑то могло оттолкнуть, что доктор Уолтер Трэшер – слегка аутичный – пренебрегает светскими приличиями, но Гурни, ценивший прямой переход к сути, считал это достоинством.

– Верно. Прямо под пятнами ржавчины, – подтвердил он, озадаченно нахмурившись. – Я думал, вы говорили, что приедете завтра. Я что, потерял день?

– Ничего вы не потеряли. Просто проезжал мимо. Ехал из Уайт‑Ривер в Олбани, подумал: вдруг вы дома. Подкатил к сараю, увидел ваш трактор и решил, что не ошибся местом. Интересно. Очень интересно.

С этими словами он отложил мастерок и с неожиданной ловкостью вскарабкался по короткой лестнице из котлована.

– Интересно – в каком именно смысле?

– Не хотел бы забегать вперёд. Всё зависит от природы артефактов. Вы говорили о молочных зубах? И о ноже?

– И ещё немного стекла, ржавые фрагменты металла, крючья для растягивания шкур.

Во взгляде Трэшера появилась особая, собранная напряжённость. – Сейчас нет времени разбирать всё подряд. Возможно, только нож и зубы. Беглый осмотр устроит?

Гурни пожал плечами: – Без проблем. Он хотел было попросить Трэшера подбросить его к дому, но прикинул: низкая посадка А7, скорее всего, увязнет в колее на пастбище. – Подождите здесь. Я мигом.

Трэшер стоял у своей машины, когда Гурни вернулся с ножом и банкой из тёмного стекла с зубами внутри.

Трэшер внимательно, но быстро осмотрел нож – особенно отметину на чёрной рукояти, похожую на вырезанный полумесяц величиной с ноготь. Наконец коротко кивнул, удовлетворённо хмыкнул и вернул нож. Баночку же взял осторожнее, почти благоговейно: сперва поднял на свет, изучая содержимое сквозь стекло, затем открутил крышку и посмотрел на крошечные зубы. Он медленно наклонил банку, позволив одному зубу мягко скатиться на ладонь, поворачивал её то так, то эдак, ловя разные ракурсы. Потом вновь положил зуб обратно и плотно закрыл крышку.

– Не возражаете, если я заберу это на день‑другой? Нужен микроскоп, чтобы понять, что именно у нас.

– Вы сомневаетесь, что это молочные зубы?

– О, это определённо молочные. Тут сомнений нет.

– Ну тогда…

Трэшер запнулся; на лице на миг проступила тревога. – Они могли попасть в эту банку разными путями. Пока не взгляну поближе, давайте оставим вопрос открытым.

11.

От амбара к дому вели две дороги. Одна – прямее, подъездная, шла через пастбище. Другая, кольцевая, уводила в лес за пастбищем, затем огибала его и подходила к дальнему краю курятника и внутреннему дворику, выложенному голубым камнем.

Гурни выбрал второй маршрут. Он вбирал в себя лес, позволяя его красоте, шуму и аромату пропитать его душу – шорохи и щебет, сладость воздуха, крошечные голубые цветы среди сочных папоротников, – чтобы развеять ту неясную тревогу, что осталась после реплики Трэшера.

Когда он этим обходным путём вышел к дому, с городской дороги донёсся шум приближающегося автомобиля. Вскоре из‑за сарая показалась маленькая белая машина. Она сбавила ход и, подпрыгивая, поползла через пастбище.

Машина остановилась в сорока–пятидесяти футах от боковой двери, возле которой стоял припаркованный “Аутбэк” Гурни. Из белой машины вышла женщина и на мгновение застыла у открытой дверцы. Решив, что это, должно быть, Ким Стил, Гурни двинулся к ней через пастбище. Он уже собирался окликнуть её, когда она вернулась за руль и попыталась развернуться – и тут заднее колесо угодило в нору сурка и провалилось.

Он увидел, как она, уткнувшись лбом в обод руля, рыдает, вцепившись в него обеими руками. Тёмные вьющиеся волосы растрёпаны; лицо осунулось.

Гурни моргнул, на секунду сбитый с толку тем, что женщина была наполовину афроамериканкой – как‑то это не вязалось с его невольно сложившимся образом супруги белого полицейского из северных округов штата. Испытав досаду на собственные нелепые ожидания – и на скрытую под ними предвзятость, – он прочистил горло.

– Миссис Стил?

Под её глазами залегли красноватые, припухшие тени – такие остаются после долгих часов плача.

– Миссис Стил?

Она всхлипнула, не поднимая взгляда от руля: – Чёртова… дурацкая… машина.

– Я могу вытащить вашу машину трактором. Пойдемте к дому, а о колесе я позабочусь. Ладно?

Он уж было собрался повторить предложение, как она резко распахнула дверцу и выбралась наружу. Он отметил, что рубашка застёгнута неровно. Несмотря на жару, она плотнее закуталась в свободную хаки‑куртку.

Он провёл её во внутренний дворик и показал на один из стульев у маленького металлического столика, как в уличных кафе:

– Не хотите чего‑нибудь выпить? Воды, кофе?

Она села и покачала головой.

Он опустился напротив. Видел в её лице скорбь, истощённость, колебание, тревогу.

Он заговорил мягко:

– Трудно понять, кому можно доверять, верно?

Она моргнула и посмотрела на него пристальнее:

– Вы полицейский в отставке?

– Был детективом убойного отдела в нью‑йоркской полиции. На пенсии после двадцати пяти лет службы. Мы с женой уже три года живем здесь, в Уолнат‑Кроссинге, – он сделал паузу. – Не хотите сказать, зачем вы хотели меня видеть?

– Не уверена. Я ни в чём не уверена.

Он улыбнулся:

– Возможно, это к лучшему.

– Почему?

– Сомнение – самый здравый подход, когда на кону слишком много.

Он вспомнил случаи, когда сам был в растерянности, и как только разговор с Мадлен помогал уложить мысли и выбрать курс. Ему чудилось, что у Ким Стил с мужем могли быть такие же отношения – опора в диалоге, проясняющем сомнения.

Слёзы снова покатились по её щекам.

– Простите, – сказала она, качая головой. – Мне не следовало тратить ваше время.

– Вы его не тратите.

Она пристально посмотрела на него.

Он видел, как у неё внутри идёт борьба – и как внезапно приходит решение.

Она сунула руку в карман свободной хаки‑куртки, которая, как он догадался, принадлежала, вероятно, её мужу, что добавило особой горечи тому, как она в неё куталась. Достала смартфон. Пару раз коснулась экрана и протянула его через стол, чтобы Гурни мог прочесть сообщение. Когда он потянулся за ним, она отдёрнула руку.

– Я подержу, – сказала она. – Просто прочитайте.

Это было текстовое сообщение: «Будь осторожен. Вечером на тебя могут напасть и повесить это на BDA».

Гурни прочитал трижды. Отметил дату и время – вечер убийства Джона Стила, примерно за час до перестрелки.

– Что это?

– Телефон Джона. Я нашла в нём это сообщение.

– Как вышло, что он всё ещё у вас? Его не забрали криминалисты?

– Его не было на месте. На службе они пользуются BlackBerry. Это личный телефон Джона. Он остался дома.

– Когда вы наткнулись на сообщение?

– Вчера утром.

– Показывали полиции?

Она покачала головой.

– Потому что…?

– Сам текст. То, что в нём сказано.

– И что это значит для вас?

Хотя солнце припекало, она ещё крепче закуталась в куртку.

– Его предупреждали держать ухо востро. Разве это не может означать, что кто‑то, кто должен был быть на его стороне, на самом деле на ней не был?

– Вы думаете о ком‑то из департамента?

– Я не знаю, о чём думаю.

– Ваш муж был бы не первым копом, у которого есть враги. Порой у лучших полицейских враги самые яростные.

Она встретилась с ним взглядом и твёрдо кивнула:

– Джон и был таким. Лучшим. Лучшим человеком на свете. Абсолютно честным.

– Вы не в курсе, занимался ли он чем‑то, что менее честные коллеги могли воспринять как угрозу?

Она глубоко вздохнула:

– Джон не любил говорить о работе дома. Иногда я краем уха слышала его разговоры. Замечания о старых делах со скользкими уликами, о смертях в местах заключения, о разборках. Вы же понимаете, о чём это, да?

Он кивнул. Некоторые копы не выходили на дежурство без незарегистрированного пистолета, который можно подбросить к телу застреленного, якобы как “доказательство”, что тот был вооружён.

– Откуда он знал, какие дела копать?

Она замялась, чувствуя неловкость:

– Возможно, у него были какие‑то… источники?

– Люди, которые указывали на конкретные дела?

– Может быть.

– Из Альянса чёрной защиты?

– Я и правда не знаю.

Она лгала плохо. Это было не страшно. Куда хуже – хорошие лгуны.

– Он когда‑нибудь говорил, что в этом может быть замешано начальство департамента?

Она промолчала. Её застывшее, как у оленя в свете фар, выражение было ответом.

– Что привело вас ко мне?

– Я читала об убийстве Питера Пэна, которое вы раскрыли в прошлом году, и о том, как вы вскрыли полицейскую коррупцию, стоявшую за этим.

Звучало это правдоподобно.

– Как вы узнали, где меня искать?

Взгляд оленя в свете фар вернулся. Он понял: правду она сказать не может, а лгать – не станет. Реакция честного человека, загнанного обстоятельствами.

– Хорошо, – сказал он. – Оставим этот вопрос. Чего вы хотите от меня?

Она ответила без малейшей паузы:

– Я хочу, чтобы вы нашли того, кто убил моего мужа.

12.

Пока Ким Стил дожидалась во внутреннем дворике, Гурни успел перегнать свой трактор с места раскопок, вытащил её машину из обвалившейся норы сурка и поставил носом в нужную сторону. Он пообещал выяснить все возможное с ситуацией в Уайт-Ривер. На прощание они пожали друг другу руки, и на пару мгновений улыбка на её лице растопила безнадёжность во взгляде.

Как только она благополучно выехала на шоссе, он вернулся в дом, открыл на компьютере новый документ и по памяти набрал текст сообщения с телефона её мужа. Затем позвонил Джеку Хардвику, оставил на голосовой почте краткое содержание его беседы с Ким, и попросил через свои связи разузнать прошлое Делла Бекерта и его правой руки, Джадда Терлока. Для надёжности тут же продублировал Хардвику текст сообщения по электронной почте.

После этого он вышел с мобильным во двор – там сигнал ловился лучше всего, – включил запись разговора и набрал личный номер Шеридана Клайна.

Тот ответил на втором гудке. В голосе – дружелюбие, за которым угадывалось напряжение:

– Дэйв! Рад тебя слышать. Итак, на чём мы остановились?

– Зависит от того, верно ли я понял ваше предложение. Позвольте уточнить, на что именно я соглашаюсь: полный статус сотрудника прокуратуры – полномочия и защита как у сотрудника вашего следственного подразделения; автономия следователя с подчинением лично вам; оплата по стандартной почасовой ставке контрактного старшего следователя. Контракт бессрочный, расторгается любой стороной в любой момент. Я правильно понял?

– Ты это записываешь?

– У вас с этим какие-то трудности?

– Никаких. Я подготовлю договор. Сегодня днём в управлении полиции Уайт-Ривер совещание CSMT – Команды по управлению критическими ситуациями. В три тридцать. Встретимся на парковке в три пятнадцать. Подпишешь контракт, зайдёшь на встречу и приступишь к работе.

– Увидимся.

Звонок закончился, и тут курица в вольере у спаржевой грядки, громко закудахтала. Этот звук всё ещё действовал на него как тревожный сигнал, хотя за год ухода за птицей он усвоил: громкие звуки у них редко соотносятся с чем-то, что поддаётся разумной расшифровке.

И всё же он подошёл к загону – убедиться, что всё в порядке.

Крупный рыжий род-айлендский цыплёнок стоял, как на картинке, – классический профиль, будто сошедший с деревенской вывески. Это напомнило Гурни, что пора вымести курятник, сменить воду и пополнить корм.

Если Мадлен радовало разнообразие её жизненных ролей, то его собственная реакция на множество обязанностей была куда сдержаннее. Давным-давно психотерапевт советовал ему оставаться каждым из тех, кем он является: мужем для жены, отцом для сына, сыном для родителей, коллегой для коллег, другом для друзей. Истинное равновесие и мир в душе возможны только тогда, когда человек присутствует и активно действует во всех своих жизненных проявлениях. Логика казалась безупречной. В качестве принципа – верно. Но на практике он её отверг. При всех ужасающих сторонах профессии именно работа детектива давалась ему легче всего. Быть мужем, отцом, сыном, другом – требовало особых усилий, возможно даже особой отваги – иной, чем та, что нужна, чтобы выслеживать убийц.

Разумеется, в глубине души он понимал: быть мужчиной – больше, чем быть полицейским; жить достойно часто означает идти против течения собственных склонностей. И в памяти всплывала любимая фраза психотерапевта: правильно поступить можно лишь сейчас. С этой мыслью, вооружившись чувством долга и целеустремлённостью, он взял в прихожей хозяйственную метлу и отправился к курятнику.

Справившись с подстилкой, водой и кормом, он почувствовал бодрящее удовлетворение и решил перейти к следующей заданию – скосить широкую полосу, опоясывающую высокогорное пастбище. Это занятие, в отличие от многих других, сулило и удовольствие: душистые волны от дикой мяты, вид на нетронутые зелёные хребты с вершины, сладкий воздух, лазурное небо.

В конце пастбищной дорожки он вышел на тропу над прудом – она вела к его раскопкам. В тени трава росла медленнее, но он всё равно решил пройтись и там, продвигаясь под раскидистыми вишнями, пока не дошёл до самого раскопа. Тут он остановился, представив себе найденные артефакты, и вспомнил странную ремарку Трэшера о зубах. Интуиция подсказала: гнать эту мысль прочь и довести косьбу до конца. Но другая мысль взяла верх: уделить ещё несколько минут, углубить фундамент на пару дюймов – вдруг попадётся что-нибудь любопытное.

Мини-экскаватор на тракторе стоял у дома, зато рядом с раскопом лежала лопата. Он спустился по лесенке и принялся аккуратно выбирать землю от основания каменной стенки, которую щупал Трэшер. Продвигаясь вдоль, он находил лишь грунт; поймав себя на навязчивости, уже собирался вернуться к косьбе. Но, сгребая последнюю кучу, наткнулся на что-то твёрдое. Сначала показалось – просто залежалый кусок красновато-коричневой глины. Когда он поднял находку и повертел в руках, из глины показался ржавый железный фрагмент – толстый, изогнутый. Убрав ещё немного слипшейся земли, он разглядел железное кольцо диаметром примерно три дюйма, к которому крепилось массивное звено цепи.

Применений у такой вещи могло быть много, но одна ассоциация бросалась в глаза. Это походило на разновидность кандалов – будто половина примитивных наручников.

13.

Дорога на запад, к Уайт-Ривер, превратилась в плавный спуск: с невысоких гор и пологих лугов – через холмистые гряды и широкие долины – в зону обшарпанных торговых центров. Символом местной депрессии торчал заброшенный каменный карьер Уайт-Ривер – прославившийся после сенсационного репортажа: взрыв унёс жизни шестерых проезжавших автомобилистов, компания обанкротилась, а затем вскрылась пропажа более сотни шашек динамита.

Навигатор довёл Гурни до центра унылого городка, на проспект у границы с частично сожжённым и разграбленным районом Гринтон. В конце проспекта высилось управление полиции Уайт-Ривер. Прямоугольная коробка серо-бежевого кирпича в стиле шестидесятых смотрелась резким контрастом к живописно обветшавшим амбарам и покосившимся силосным башням Уолнат-Кроссинга. Территория без деревьев и травы была столь же стерильна, как алюминиевые оконные рамы и автостоянка цвета пыли.

Возле въезда на парковку мимо него прокатился мужчина на чём-то вроде малой мебельной тележки, отталкиваясь от тротуара руками в рукавицах. На нём – замызганная армейская куртка и бейсболка. Присмотревшись, Гурни понял: ниже колен у него не было ног, а «перчатками» служили кухонные прихватки. С древка старой метлы, приделанной к задку тележки, вяло свисал американский флаг. Каждый взмах рук он сопровождал голосом, скрипучим, как ржавая петля:

– Солнце... солнце... солнце...

Заехав на стоянку, Гурни сразу отметил сверкающий чёрный Navigator Клайна. В ряду с табличкой «Зарезервировано» он стоял ближе всех к входной двери. Гурни припарковался рядом, вышел – и его накрыл запах дыма, палёного пластика, мокрого пепла.

Тонированное заднее стекло Navigator опустилось, Клайн взглянул – сначала удовлетворённо, затем с тревогой:

– Всё в порядке?

– Неприятный запах.

– Поджог. Бессмысленная дурь. Садись. У меня твой контракт.

Гурни скользнул на заднее сиденье рядом с Клайном – всё вокруг дышало роскошью: мягкая кожа, деликатный свет.

– Машина что надо, – заметил Гурни.

– Никаких затрат для налогоплательщиков.

– Конфискат?

– Конфискация имущества, использованного для содействия незаконному обороту наркотиков.

Видимо, приняв молчание Гурни за немую критику спорной практики изъятия собственности до суда, Клайн добавил:

– «Живые Сердца» любят причитать из‑за редких случаев, когда кому-то, кто в итоге оказался чист, доставили неудобства. Но в девяноста девяти случаях из ста мы просто перенаправляем незаконно нажитое барахло от подонков – правоохранителям. Совершенно законно и, скажу честно, это доставляет большое удовлетворение.

Он отщёлкнул атташе-кейс на сиденье между ними, достал два экземпляра договора и протянул вместе с ручкой:

– Я уже подписал. Подпиши оба, один оставь себе.

Прочитав текст, Гурни удивился: никаких ловушек – ни малейших отступлений от условий, что он изложил по телефону. Эта прямота показалась ему даже подозрительной. Он был уверен: в действиях Клайна всегда скрыта тактика. Честность у него служила путём к чему-то большему. Но возражать против контракта на таком основании было бы странно.

– Что по повестке встречи?

– Обмен известными фактами. Приоритеты. Распределение ресурсов. Рекомендации для общения со СМИ. Координация работы всех участников.

– «Всех» – это кого именно?

– Делл Бекерт; его правая рука, Джадд Терлок; главный следователь Марк Торрес; мэр Дуэйн Шакер; шериф Гудсон Клутц. – Он сделал паузу. – Предупрежу насчёт Клутца, чтобы не застал тебя врасплох. Он слепой.

– Слепой?

– Предположительно. Хитрый деревенский лис, говорящий как деревенщина. Заведует окружной тюрьмой. В последние три выборных цикла его переизбирали без малейшего сопротивления.

– Есть особая причина, по которой он входит в эту так называемую команду?

– Понятия не имею.

– Они все меня ждут?

– Я предупредил Бекерта. Пусть он введёт остальных в курс.

– Есть какие-то связи с внешними ведомствами? ФБР? Полиция штата? Генпрокуратура?

– Мы не пускаем ФБР, если только нас не вынудят к их вмешательству. У Бекерта есть свои тайные каналы в полиции штата, он пользуется ими по собственному усмотрению. Что до офиса генпрокурора – у них проблем невпроворот после смерти шефа.

– Какие ещё проблемы?

– Несколько неприятных вопросов. Сам факт, что он скончался в гостиничном номере в Вегасе, наводит на определённые мысли. Похотливые домыслы. – Он скривился, глянул на свой «Ролекс», затем на контракт на коленях у Гурни. – Время встречи. Подпишете это, и мы пойдем.

– Ещё один вопрос.

– Что?

– Как вы, уверен, знаете, я сегодня утром встречался с Ким Стил. Она поделилась со мной своим видением гибели мужа, а также уликами, которые нашла в его телефоне. – Он сделал паузу, наблюдая, как меняется лицо Клайна. – Я гадал, кто направил её ко мне. Потом дошло, что это были вы.

Глаза Клайна сузились.

– Почему я?

– Потому что то, что она мне сообщила, стало прямым ответом на вопрос, который я задал вам, – о том, что вы упустили в своём изложении ситуации. Текстовое сообщение на телефоне Стила и его возможные последствия. Ким побоялась идти с этим в местную полицию, которой не доверяет, и обратилась к вам. Но тема слишком щекотливая, чтобы вы делились ею со мной, пока я оставался вне команды. А если бы об этом рассказала вдова жертвы, вы бы избежали любых последствий. К тому же визит скорбящей женщины надавил бы на меня – и я принял бы ваше предложение.

Клайн смотрел прямо перед собой, молча.

Гурни поставил подпись на обоих экземплярах договора, один передал Клайну, второй сунул в карман пиджака.

Внутри управление полицией Уайт-Ривер оказалось предсказуемо тусклым отражением фасада – жужжащие люминесцентные лампы, окрашенные акустические потолочные плитки, запах дезинфицирующего раствора, смешанный с неизбежной кислинкой того, что подвергалось дезинфекции.

Клайн провёл его через пост охраны, и они пошли по длинному коридору с бесцветными шлакоблочными стенами. В самом конце была неосвещённая переговорная. Клайн нащупал выключатель – флуоресцентные лампы дрогнули и вспыхнули.

Противоположную стену почти полностью занимало широкое окно с опущенными жалюзи. В центре – длинный стол для совещаний. Слева на стене висела белая доска; чёрным маркером на ней было выведено время начала – 15:30. Судя по круглим часам над доской, сейчас было 15:27. Повернув голову вправо, Гурни с удивлением заметил, что стул в торце стола уже занят худощавым мужчиной в тёмных очках. Перед ним на столе лежала белая трость.

Клайн дёрнулся и обернулся:

– Гудсон! И не заметил, что ты тут.

– Зато теперь видишь, Шеридан. Я-то, разумеется, тебя увидеть не могу. Неведение – моё естественное состояние. Такой крест я несу – вечная зависимость от милостей зрячих товарищей.

– Никто в этих краях не знает обо всех и обо всём, больше тебя, Гудсон.

Худой хихикнул. Обмен репликами прозвучал как шутливый ритуал, из которого давным-давно выветрился его прежний юмор.

В коридоре послышались приближающиеся шаги и отрывистое сморкание. В комнату вошёл невысокий, тучный мужчина, которого Гурни узнал по пресс-конференции: мэр Дуэйн Шакер. Прижал к лицу носовой платок.

– Чёрт возьми, чёрт возьми, – протянул слепой. – Похоже, ты сам себя опылил.

Мэр сунул платок в карман слишком тесного пиджака, опустился на дальний конец стола и зевнул.

– Рад вас видеть, шериф. – Он снова зевнул и перевёл взгляд на Клайна: – Привет, Шеридан. Всё стройнее и злее, чем когда-либо. Хотел спросить тебя ещё на пресс-конференции – ты всё ещё марафоны бегаешь?

– Никогда не бегал, Дуэйн, разве что пятёрку иногда.

– Пять тысяч, пятьдесят тысяч – мне всё равно. – Шмыгнув, он окинул Гурни беглым взглядом. – Вы – новый следователь нашего окружного прокурора?

– Верно.

Худой на другом конце стола чуть приподнял трость, словно приветствуя:

– Я догадывался, что в зале еще кто-то есть – оставалось узнать, когда вы дадите знать о себе. Гурни, верно?

– Верно.

– Человек действия. Наслышан о ваших подвигах. Надеюсь, наш скромный уровень беспредела в этой лесной глуши вас не утомляет.

Гурни предпочёл промолчать. Клайн выглядел смущённым.

Мужчина аккуратно положил трость обратно и изобразил широкую улыбку:

– Серьёзно, мистер Гурни, скажите, что вы, житель большого города, думаете о нашей маленькой проблеме?

Гурни пожал плечами:

– Мне кажется, слово «маленькая» здесь не очень уместно.

– Какое слово вы бы…

Его перебило стремительное появление двух мужчин. Высокого, в безупречном тёмном костюме, Гурни узнал сразу – Делл Бекерт. В руках – тонкий портфель. Второй, по всей видимости, Джадд Терлок, в неприметной спортивной куртке и свободных брюках, сочетал телосложение линейного защитника с бесстрастной физиономией гангстера.

Бекерт кивнул Клайну, затем повернулся к Гурни:

– Я – Делл Бекерт. Добро пожаловать. Вы уже со всеми познакомились? – Не дожидаясь ответа, продолжил: – Не хватает Марка Торреса, руководителя ИТ-аналитики отдела расследования убийств. Он задержится на пару минут. Но начнём. – Он обошёл стол с другой стороны, выбрал центральный стул, поставил портфель прямо перед собой и сел. – Не могли бы мы добавить света?

Джадд Терлок поднялся за спинкой Бекерта и неторопливо приподнял жалюзи. Сидевший напротив, Гурни невольно залюбовался строгой композицией пейзажа, открывшегося из панорамного окна.

Чёрно-щебёночная дорога, окаймлённая сетчатыми заборами с колючей проволокой по верху, вела от управления полиции к другому бесцветному кирпичному корпусу, куда крупнее, но с узкими окнами. Чёрно-белая вывеска гласила: Центр содержания Хэлдона К. Эпперта – официальное название окружной тюрьмы. На возвышении в нескольких сотнях ярдов за ним громоздилась бетонная стена и сторожевые вышки – исправительное учреждение Уайт-Ривер, государственная тюрьма, носящая имя города. На фоне этого мрачного панно, служившего декорацией человеку, занявшему центр стола, Гурни пришло в голову: если кому-то взбредёт вообразить эти места вратами ада, то Бекерт выглядит их привратником.

– Мы подготовили план действий. – Бекерт вытащил из портфеля несколько бумаг. Терлок раздал каждому по экземпляру. – Упорядоченность процесса особенно важна, когда имеешь дело с безумным уровнем хаоса.

Гурни пробежал глазами краткий перечень тем. Он был системным, но мало что прояснял.

– Начнём с записей с камер наблюдения на месте убийства в Уиллард-парке, – сказал Бекерт. – Цифровые файлы хранятся…

Он осёкся, услышав торопливые шаги в коридоре. Мгновение спустя в комнату влетел стройный молодой латиноамериканец, виновато кивнул всем и занял место между Гурни и шерифом. Терлок подвинул через стол копию повестки дня, которую новичок пробежал взглядом, сосредоточенно нахмурившись. Гурни протянул руку:

– Дейв Гурни, офис окружного прокурора.

– Знаю. – Он улыбнулся – Марк Торрес. Полиция Уайт-Ривер.

С лёгким раздражением Бекерт продолжил:

– Исходные цифровые файлы на доработке в компьютерной лаборатории судебной экспертизы. Пока что нам хватит этого.

Он кивнул Терлоку. Тот постучал по нескольким значкам на небольшом планшете. Высоко на стене за спиной шерифа ожил большой видеомонитор.