Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

41.

Возобновив путь в Уолнат-Кроссинг, Гурни поймал себя на мысли, что извилистым поворотам в делах Уайт-Ривер нет конца; всё это лишь укрепляло растущее в душе согласие с подозрениями Кори Пейна: на самом деле речь идёт об одном деле с несколькими жертвами. Запись, где Торрес заметил внедорожник Терлока в окрестностях Бридж-стрит, отчасти подтверждала версию подставы, хотя вовсе не доказывала, что стрелял именно Терлок. За рулём мог быть Бекерт. Но Гурни был не в том положении, чтобы требовать алиби от людей, которые формально вели расследование.

И всё же кое-какие шаги предпринять можно. Идущие рука об руку Терлок и Бекерт невольно подсказывали мысль навестить их общий охотничий домик. Он примерно представлял, где находится заповедник «Ган Клаб». Решил связаться с Торресом, чтобы уточнить маршрут к хижине. Припарковался на своём обычном месте у двери прихожей, позвонил – звонок ушёл на голосовую, и Гурни оставил сообщение с просьбой о деталях маршрута.

Выйдя из машины, он на мгновение остановился, подставив лицо сладости весеннего воздуха. Сделал несколько медленных, глубоких вдохов, потянулся, скользнул взглядом по множеству оттенков зелени на высокогорном пастбище. Казалось, от одного лишь вида напряжение покидало мышцы. Это напомнило ему и о дельфиниумах. Он достал их с заднего сиденья и поставил, всё ещё в пластиковых горшках, у главной клумбы Мадлен.

Он зашёл в дом, быстро принял душ, приготовил яичницу с ветчиной и запил всё большим стаканом апельсинового сока.

К тому времени, как он вымыл посуду, было уже четверть восьмого: солнце клонилось за западный хребет, а воздух, втекавший в комнату через распахнутые французские двери, ощутимо посвежел. Он принёс из кабинета ноутбук и флешку со списком персонала больницы «Милосердия», устроился в кресле у камина. Прежде чем перейти к списку, решил проверить почту. Сервер в последнее время барахлил, и данные подгружались мучительно медленно. Он откинул голову, прикрыл глаза – и стал ждать.

Вздрогнув, он распахнул их почти час спустя: зазвонил телефон. Было 8:03 вечера. Звонил Кори Пэйн.

«Мейнард Биггс – на RAM-TV. У него берёт интервью этот мерзавец Флинн. Тебе стоит быть начеку».

«Откуда звонишь?»

«Из безопасного места в Уайт-Ривер. Слушай, тебе нужно включить его сейчас. Он в эфире. Поговорим позже».

Гурни открыл на сайте RAM страницу «Прямая трансляция», нашёл выпуск с Карлтоном Флинном и выбрал его.

Спустя мгновение на странице развернулось видео. Флинн, в своей фирменной белой рубашке с закатанными рукавами, сидел напротив темнокожего спортивного вида мужчины с серыми глазами, в коричневом свитере с круглым вырезом. В то время как от Флинна исходила агрессивная энергия, гость излучал спокойствие.

Флинн оборвал фразу на полуслове: «…представьте, какой тяжёлый бой вам предстоит с человеком, ставшим символом закона и порядка в эпоху хаоса, с человеком, чьи показатели в опросах выше ваших и продолжают расти».

– Я считаю, что вести этот бой – если хотите так это назвать – правильно, – голос мужчины был столь же ровен, как и его манера держаться.

– Правильно? Пытаться одолеть одного из величайших защитников закона и порядка наших дней? Человека, который ставит закон превыше всего? – Флинн прищурился.

– Законность и упорядоченность – желательные качества цивилизованного общества. Это естественные признаки здоровья. Но если сделать порядок главным приоритетом, он становится недостижим. Как и многие хорошие вещи, надлежащий порядок – побочный продукт чего-то иного.

Флинн скептически приподнял бровь:

– Вы профессор, верно? – в его устах слово прозвучало как обвинение.

– Верно.

– Психологии?

– Да.

– Неврозы, комплексы, теории. Уверен, всему этому есть место. Но мы в эпицентре кризиса. Позвольте кое-что зачитать. Это заявление Делла Бекерта – простыми словами о природе нынешнего кризиса, – Флинн достал из кармана очки, надел, поднял со стола лист и прочёл: – «Нашу нацию поразил рак. Годы он проникал в наше общество разными путями. Сжигание флага. Отмена дресс-кода в школах. Голливудское поношение наших вооружённых сил, правительства, корпораций. Популяризация непотребства. Унижение религиозных лидеров. Прославление преступности в рэп-музыке. Война с Рождеством. Ужасная эрозия авторитета. Инфантильное понимание прав. Эти тенденции – как термиты, пожирающие фундамент Америки. Наша цивилизация на переломном этапе. Будем ли мы поощрять фатальное погружение общества в джунгли насилия? Или выберем порядок, здравомыслие и выживание?»

Флинн потряс листком перед Биггсом:

– Это говорит ваш вероятный соперник в гонке за кресло генпрокурора. Что скажете?

Биггс вздохнул:

– Отсутствие порядка – не проблема, а симптом. Подавляя симптом, болезни не излечишь. Инфекцию не лечат, сбивая температуру.

Флинн пренебрежительно фыркнул:

– В ваших публичных речах вы звучите как мессия. Спаситель. Так вы себя видите?

– Я считаю себя самым удачливым из людей. Всю жизнь был окружён пламенем расизма и ненависти, преступности и наркомании, ярости и отчаяния. И всё же, по милости Божьей, стою на ногах. Верю, что те из нас, кто знаком с огнём, но не обгорел, обязаны служить тем, кого он искалечил.

Флинн неприятно усмехнулся:

– Значит, настоящая цель на посту генерального прокурора – служить чёрным калекам в гетто, а не всему населению штата и страны?

– Нет. Совсем нет. Когда я говорю, что обязан помочь тем, кого искалечил огонь, я имею в виду всех, кого искалечил расизм. И чёрных, и белых. Расизм – бритва без ручки: он ранит и того, кто её держит, и того, кого режут. Мы должны исцелить обе стороны – иначе нас ждёт бесконечное насилие.

– Хотите поговорить о насилии? Давайте поговорим о ваших сторонниках из Альянса защиты чернокожих, о насилии, которое они спровоцировали, о пожарах, мародёрстве – и о прелестной Блейз Джексон, которая изрыгает ненависть к полиции при каждом слове! Как вы оправдываете то, что принимаете поддержку от таких людей?

Биггс печально улыбнулся:

– Должны ли мы отвергать человека из-за его гнева на несправедливость? Из-за нанесённой его сердцу раны, из-за страха, маргинализации, разочарования? Должны ли мы отворачиваться, потому что его гнев пугает нас? Вы говорите своим сердитым белым слушателям, чтобы они перестали вас слушать? Говорите каждому белому мужчине, который осуждает чёрных, – уйти и больше не включать вашу программу? Разумеется, нет.

– Итак, ваш ответ – заключить в объятия изрыгающую ненависть Блейз, эту «самую прекрасную из Джексонов»? Закрыть глаза на то, что она считает убийство полицейских пустяком?

Биггс обратил свой печальный взгляд на Флинна:

– Родни Кинг спросил: «Почему мы все не можем просто ладить?» Это прозвучало наивно. Но если ответить на этот вопрос…

Флинн закатил глаза и перебил:

– Пошла байка о великом Родни!

– Если понимать вопрос Кинга буквально, нас утянет в омут исторических причин, по которым белая и чёрная Америка уживаются хуже, чем нам хотелось бы. Но я предпочитаю слышать в нём другое – отчаянный запрос на решение. Для меня он звучит так: что нам нужно, чтобы объединиться? И ответ на него умещается в одном слове. Уважение.

– Отлично! Без проблем! – воскликнул Флинн. – Я с радостью отдам должное любому, кто уважает нашу страну, наши ценности, нашу полицию!

Биггс покачал головой:

– Я говорю о безусловном уважении. Держать уважение при себе до тех пор, пока мы не решим, что его «заслужили», – это формула бесконечной нисходящей спирали, которая и привела нас туда, где мы сейчас. Уважение – не разменная монета. Это дар, который достойный человек преподносит всем прочим. Если дарить его только при выполнении условий, это ничего не изменит. Уважение – не тактика торга. Это форма доброты. Пусть Бог дарует нам смирение принимать добро лишь потому, что оно – добро. Дай нам Бог здравомыслия понять: уважение само по себе – награда, уважение...

Флинн, снисходительно кивавший по мере того, как говорил Биггс, прервал его фразу:

– Прекрасная речь, Мейнард. Добротная проповедь. Но реальность, с которой мы сталкиваемся, не...

Внимание Гурни внезапно зацепил звук, который у него неизменно ассоциировался с лёгким мотоциклом. Прислушавшись, он уловил, как шум нарастает. Мысль о неуловимом красном кроссовом байке всплыла сама собой.

Он опустил ноутбук на подушку перед креслом и быстро направился к той стороне дома, откуда открывался вид на высокогорное пастбище – казалось, звук пришёл оттуда. К тому времени, как он добрался до окна кабинета, шум смолк. В редеющем сумеречном свете ничего необычного не бросалось в глаза. Он тихо распахнул створку и вслушался.

Слышалось только далёкое карканье ворон. Затем стихло и оно.

Понимая, что, возможно, реагирует чрезмерно остро, он всё же прошёл в спальню, где оставил свою «Беретту» в кобуре на лодыжке. Присев на край кровати, чтобы пристегнуть её, он заметил то, что прежде ускользнуло от внимания, – записку, прижатую будильником на тумбочке. Она была от Мэдлен.

«Привет, милый. Я решила переночевать в гостинице. Заехала домой взять кое-что на ночь и чистую одежду на завтра. Утром из Уайт-Ривер сразу поеду на работу. Люблю тебя».

Он отметил про себя: позвонить ей позднее вечером. Затем вышел из спальни и обошёл окна первого этажа, вглядываясь в поля и лес по периметру. Повторил обход. Не заметив ничего примечательного, вернулся в кресло у камина и снова взялся за компьютер.

Карлтон Флинн как раз произносил заключительное слово – прямо в камеру и миллионам своих преданных зрителей:

– ...каждому из вас стоит обдумать идеи, прозвучавшие сегодня из уст доктора Мейнарда Биггса, и сопоставить их с позицией Делла Бекерта. На мой взгляд, всё сводится к одному-единственному вопросу: продолжим ли мы вновь и вновь проявлять то уважение, которое, по утверждению Биггса, решит все наши беды, или же мы подведём черту и скажем громко и ясно: «Хватит!» Сколько раз надо подставлять другую щёку, прежде чем признать, что это не работает? Моё личное убеждение – и это всего лишь моё мнение, друзья, – таково: мир – это улица с двусторонним движением. Я – Карлтон Флинн, и так вижу это я. Вернусь после этих важных сообщений.

Когда Гурни закрыл страницу RAM-TV, зазвонил телефон. Звонил Торрес.

– Гурни слушает.

– Вы спрашивали, как попасть в «Оружейный клуб»? И как опознать хижину Бекерта?

– Правильно.

– Самый прямой путь идёт из Клэпп-Холлоу, куда вы доберётесь по окружному шоссе номер двадцать, его ещё зовут Тиллис-роуд. Примерно в трёх милях от Клэпп-Холлоу будет мост через ручей, а сразу за ним – две тропы, прямо одна напротив другой. Та, что справа, уходит к старым каменоломням. Та, что слева, ведёт в заповедник «Оружейный клуб». Я только что отправил вам на почту спутниковую карту с нанесённым маршрутом и GPS-координатами хижины.

– Как думаешь, мой «Аутбек» пройдёт по этим тропам?

– Зависит от грязи. И от того, не навалило ли поваленных деревьев.

– Вы сказали, одна тропа ведёт к старым карьерам – это тот район, где скрываются Горты?

– Да. Но там не только старые каменоломни. Есть пещеры и заброшенные шахтные штреки, которых нет ни на одной карте. Дикая местность. Глухой лес, колючие заросли и никаких дорог. Горты родились и выросли в этих горах. Они могли бы прятаться там бесконечно.

– Любопытная ситуация.

Заканчивая разговор, Гурни услышал, как на ноутбук пришло письмо. Это была та самая спутниковая карта маршрута, о которой упомянул Торрес. Он развернул экран, чтобы рассмотреть её повнимательнее, и тут телефон зазвонил снова.

На линии был Кори Пэйн – голос резкий от возбуждения.

– Вы смотрели это?

– Смотрел.

– Что думаете?

– Биггс производит впечатление порядочного человека. Порядочнее большинства политиков.

– Он понимает суть. Единственный, кто понимает.

– Проблема неуважения?

– «Неуважение» – другое слово для «принижения». Буквального принижения чёрного человеком белым. Принижения беспомощных сильными мира сего. Принижения слабых теми, кто одержим контролем и хочет, чтобы всё было по-ихнему. Они втаптывают свои жертвы в землю, лицом в грязь. Часто эти побои, это нескончаемое унижение рождают ярость. Одержимые контролем зовут эту ярость крахом цивилизации. Знаете, что это на самом деле?

– Скажи.

– Это естественная реакция человека на невыносимое унижение. Удар по сердцу, по душе. Неуважение, которое делает меня хуже тебя. Прежде чем нацисты истребляли евреев, они делали их менее равными, менее гражданами, менее людьми. Видишь ужас этих слов? Ужас в том, что один человек становится хуже другого?

– Этим занимается твой отец?

Голос Пэйна зазвенел сарказмом:

– Вы бывали с ним в одной комнате? Наблюдали его? Слушали, о чём он говорит? Видели его по телевизору на взаимных любезностях с этим бандитом Флинном? Слышали, как он назвал собственного сына убийцей? Как думаете, что он за человек?

– Слишком непростой вопрос, чтобы отвечать на ходу.

– Упростим. Он хороший человек или плохой?

– Это вовсе не простая дихотомия. Но у меня есть простой вопрос к тебе – о хижине, где ты помогал ему с патронами.

– И что с ней?

– Она заперта?

– Да. Но внутрь попасть можно, если знать, где лежит запасной ключ, – в голосе любопытство чуть разбавило кислоту. – Думаете, там есть что-то, что даст вам ответ?

– Возможно. Где ключ?

– Понадобится приложение «Компас» на телефоне. Встаньте у северо-восточного угла его хижины. Идите прямо на восток, футов тридцать-сорок, пока не наткнётесь в траве на небольшой квадратный осколок голубого камня. Ключ под ним. По крайней мере, так было в тот день, когда он меня туда позвал.

– Не знаешь, кто-то из членов клуба пользуется домиком в это время года?

– Им пользуются только в сезон охоты. Вы понимаете, что ищете?

– Пойму, когда увижу.

– Будьте осторожнее. Если он решит, что вы для него опасны, он прикажет Терлоку вас убрать. А потом свалит вину на кого-нибудь. Возможно – на меня.

42.

Закончив разговор, Гурни ещё посидел у камина, прокручивая в голове слова Пэйна – и ту страсть, с которой тот откликнулся на анализ Мейнарда Биггса.

Что до самого интервью, Гурни вновь не мог избавиться от внутреннего отвращения к Карлтону Флинну: ему в который раз пришло в голову, что безошибочным признаком нечестности служит самохарактеристика – «я человек, который говорит правду».

Гурни снова повернулся к ноутбуку и к спутниковой карте, присланной Торресом: маршрут от Клэпп-Холлоу к «Оружейному клубу». Двухмильная нитка пути, выделенная на снимке, проходила три развилки: на первой и второй – вправо, на третьей – влево, после чего выходила к ряду связанных просек у длинного узкого озера. Снимок хижины на первой из полян был помечен GPS-координатами.

Гурни запомнил координаты и примерные расстояния от Клэпп-Холлоу до каждой развилки. Всё казалось достаточно простым – если, конечно, тропы окажутся проезжими.

Мысли пронзил резкий писк пожарной сигнализации, реагирующей на пропажу напряжения. Единственный свет – лампа у кресла – погас.

Сначала он не шевельнулся. Кратковременные перебои стали привычными: местная электрокомпания урезала профилактику. Но через несколько минут, когда свет так и не вернулся, он позвонил в аварийную службу. Автоответчик сообщил, что в его районе отключений не зафиксировано, но его сообщение передадут в сервис, и представитель свяжется с ним «в ближайшее время». Вместо того чтобы сидеть в темноте и ждать или выяснять, что именно означает «в ближайшее время», он решил запустить генератор – газовый агрегат на крошечном заднем крыльце, подключённый к щиту в подвале.

Он вышел боковой дверью и обошёл дом с тыла. Было без нескольких минут десять. Сумерки уступили место ночи, но при полной луне фонарик не требовался.

Генератор запускался ручным стартером. Он схватил рукоятку и дёрнул несколько раз, энергично. Двигатель не схватился. Он наклонился, проверил положения рычагов подсоса и подачи газа. Затем снова взялся за рукоять.

Выбирая удобный упор для рывка, он краем глаза уловил движущуюся точку света. Поднял взгляд – на угловом столбе крыльца, прямо над собой. Крошечная, круглая, ярко-красная. Он соскочил со ступени в полосу нескошенной травы. Почти одновременно услышал свист пули, ударившей в столб, и более сухой хлопок выстрела где-то на краю пастбища.

– Пробираясь сквозь густую, мокрую траву к ближайшему углу дома, он уловил, как внезапно ожил двигатель. Перекатившись на спину, выхватил «беретту» из лодыжечной кобуры. Но визг мотора, вместо того чтобы приближаться, стремительно таял. Он понял: стрелок спустился с холма не к нему – тот уходил в противоположную сторону, поднимаясь между соснами к северному гребню.

Пока он прислушивался, рёв мотоцикла полностью растаял в ночи.

Торрес появился на ферме Гурни спустя час после нападения. Ещё через несколько минут подъехали Гаррет Фелдер и Шелби Таунс во фургоне криминалистов. Гурни мог бы и сам извлечь пулю из столба, но благоразумнее было поступить по инструкции – с безупречной цепочкой сохранности улик от места преступления до баллистической лаборатории.

Отношения с местными правоохранителями у него и без того были натянуты, и усугублять их не хотелось. Он сообщил об инциденте не в департамент Уолнат-Кроссинга, а Торресу – и предоставил тому разрулить юрисдикционные вопросы. Подключать местных к первичному реагированию на эпизод, имеющий смысл лишь в контексте расследования Уайт-Ривера, казалось пустой тратой времени.

Пока специалисты по сбору улик работали снаружи, Торрес сидел с Гурни у камина, задавал вопросы и фиксировал ответы по-старинке – в блокнот, ручкой. Генератор, который Гурни запустил, как только стрелок исчез, ровно, почти убаюкивающе гудел.

Когда основные факты были занесены, Торрес закрыл блокнот и с явным беспокойством всмотрелся в Гурни:

– Есть предположения, почему вы могли стать мишенью?

– Возможно, кто-то уверился, что я знаю больше, чем знаю на самом деле.

– Считаете, это мог сделать Кори Пэйн?

– У меня нет оснований так думать.

Торрес помолчал.

– Вы собираетесь воспользоваться тем маршрутом на карте, что я вам прислал?

Прежде чем он успел ответить, в застеклённую дверь постучали. Гурни подошёл, откинул защёлку. Вошёл Фелдер, возбуждённый, почти сияющий находкой:

– Два открытия. Во-первых, пуля в цельнометаллической оболочке, тридцать на шестьдесят – как и две предыдущие. Во-вторых, отключение электричества произошло потому, что у вас перерезали линию питания.

– Как перерезали? – уточнил Гурни.

– Похоже, каким-то инструментом для резки кабеля с толстой изоляцией.

– Где именно срез?

– У вашего сарая. У основания крайнего столба коммунальной линии на просёлке – там, где отходящая к дому ветка уходит в землю.

Вскоре после отъезда Торреса, Фелдера и Таунса прибыла ремонтная бригада энергокомпании. Гурни показал им повреждения, которые, по его убеждению, были делом рук вандалов. Они отреагировали с долей скепсиса, но искать более «правдоподобное» объяснение он не стал – смысла не видел.

Затем он позвонил Джеку Хардвику, сел в «Аутбек» и направился к арендованному тем фермерскому дому. Хотел ещё раз проговорить свои соображения по делу, хоть тот и относился к ним скептически. Да и перспектива уснуть этой ночью в собственном небезопасном доме казалась нереальной.

Дом Хардвика – оббитый белой вагонкой, без намёка на узнаваемый стиль – стоял в конце длинной грунтовки, высоко на холмах над Диллуидом. Когда Гурни подъехал, немного раньше полуночи, Хардвик уже ждал на пороге, с девятимиллиметровым «Зиг-Зауэром» в наплечной кобуре, пристёгнутой поверх чёрной футболки.

– Ждёшь неприятностей, Джек?

– Думаю, тот, кто стрелял в тебя, может решить догнать и дослать ещё пару пуль. Полнолуние. Оно толкает безумцев на безумные поступки.

Он отошёл от двери, и Гурни шагнул в тесную прихожую. На крючках висело несколько курток, на полу ровным рядом стояли ботинки. Гостиная за фойе была светлой и опрятной; ваза с весенними полевыми цветами недвусмысленно говорила, что Эсти Морено, полицейская штата и давняя подруга Хардвика, вновь появилась в его жизни.

– Пива хочешь?

Гурни покачал головой. Он сел за безупречно чистый сосновый стол в углу, ближе к кухне, а Хардвик достал себе «Гролш».

Устроившись напротив и сделав первый глоток, он сверкнул своей высокомерной ухмылкой – той самой, что всегда бесила Гурни:

– Так почему он промахнулся?

– Возможно, из-за моей реакции.

– На что?

– На лазерную точку от его оптики.

– И что ты сделал?

– Упал на землю.

– Почему же он не добил тебя, когда ты был на земле?

– Не знаю. Может, промах был намеренным?

– Рискованная игра, чтобы просто тебя отпугнуть, не находишь?

Гурни пожал плечами:

– Вообще всё это плохо вяжется. Если он хотел меня убить – почему ограничился одним выстрелом? Если нет – какой в этом резон? Он всерьёз полагал, что я брошу дело из-за пули в столбе моего заднего крыльца?

– Твою ж мать, откуда мне знать. Ладно, каков план?

– Ты знал, что Бекерт и Терлок живут вместе, в охотничьем домике?

– Не удивлён.

– Хочу на него взглянуть.

– Собрался что-то доказать?

– Просто собираю информацию.

– Беспристрастно, значит?

– Верно.

– Чушь собачья, – Хардвик сделал ещё глоток «Гролша».

Гурни помолчал:

– Я разыскал Мерла Тейбора.

– И?

– Он рассказал свою историю.

– Про проблемы несовершеннолетнего Терлока?

– Это мягко сказано. – Гурни мрачно, по пунктам, изложил, что Тейбор поведал о смерти Джорджа Монтгомери.

Хардвик надолго притих.

– Ты веришь Тейбору?

– Верю. Судя по всему, то, что случилось и как это «урегулировали», сломало его.

– И ты заключил, что Бекерт и Терлок – социопаты?

– Да.

– Социопаты, способные застрелить своих же копов, избить и задушить пару чёрных активистов – и свалить все четыре убийства на невиновных?

– Тот, кто сотворил такое с умственно отсталым парнем, способен почти на всё.

– И раз они способны – ты считаешь, что именно они и сделали это в Уайт-Ривер?

– Вероятность достаточно высока, чтобы я пригляделся повнимательнее.

– Пригляд, который подразумевает взлом и проникновение?

– Есть ключ. В худшем случае – незаконное проникновение на частную территорию.

– Тебя не волнуют камеры?

– Если у них есть камера, они увидят парня в лыжной маске.

– Похоже, ты уже всё решил.

– Если только ты не отговоришь.

– Я уже говорил у Абеляра: в твоей гипотезе дыра величиной с задний проход слона – мотив. Ты утверждаешь, что крупный босс правопорядка и его зам убивают людей без всякой причины. Да им хватило бы единственной, грёбаной причины, чтобы обосновать такую серию. И эта расплывчатая чушь – будто все жертвы потенциально мешают политическим амбициям Бекерта – ничего не меняет.

– Ты забываешь маленькую деталь, из-за которой мы в это дело и вляпались.

– О чём ты, чёрт побери?

– Сообщение на телефоне Стила. Предупреждение, что кто-то «по его сторону» может захотеть убрать его, а затем свалить всё на BDA. И именно это Бекерт и сделал – по крайней мере, обвинил.

Хардвик хмыкнул едко:

– Думаешь, это Бекерт стрелял в тебя?

– Хотел бы выяснить.

– Надеешься найти в его хижине подписанное признание?

Гурни пропустил реплику мимо ушей:

– Знаешь, мотив, возможно, не так уж туманен. Может, на грядущих выборах поставлено больше, чем мы предполагаем. И жертвы представляли большую угрозу, чем мы думали.

– Господи, Гурни, если бы каждый политик с амбициями начал устранять всех, кто может встать у него на пути, Вашингтон утонул бы в трупах, – Хардвик поднял бутылку «Гролша» и сделал долгий, задумчивый глоток. – Ты, случайно, не смотрел шоу Карлтона Флинна до того, как в тебя пальнули?

– Смотрел.

– И что думаешь о Биггсе?

– Порядочный. Невыдуманный. Сострадательный.

– Три качества, гарантирующие поражение. Он мечтает лечить межрасовые проблемы честно и тонко. Бекерт мечтает закрыть грёбаных нарушителей покоя и выбросить ключи. Никакого, мать его, соревнования. Бекерт побеждает всухую.

– Если только...

– Если только ты не добудешь видео, где он жарит живых котят во фритюре.

Гурни поставил будильник на телефоне на 3:45, но проснулся раньше. Воспользовался крохотной ванной на втором этаже, рядом со спартанской спальней, где Хардвик устроил его на ночь. Оделся при свете прикроватной лампы, пристегнул «беретту» в лодыжечную кобуру и бесшумно спустился.

На кухне горел свет. Хардвик сидел за маленьким столом и заряжал пятнадцатизарядный магазин «Зиг-Зауэра». Рядом с чашкой кофе – открытая коробка патронов.

Гурни остановился в дверях, вопросительно глянув на пистолет.

Хардвик блеснул одной из своих лучезарных улыбок, вталкивая последний патрон:

– Решил прихватить по дороге к домику ещё и ствол.

– Думал, ты считаешь это плохой идеей.

– Плохой? Это одна из худших, грёбаных идей, что я слышал. Легко выльется в враждебную конфронтацию с вооружёнными людьми.

– И?

– Я давненько ни в кого не стрелял, а перспектива меня забавляет, – улыбка вспыхнула и погасла. – Кофе будешь?