Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

John Verdon / Джон Вердон
White River Burning / Уайт-Ривер в огне

Часть I. Скрытая ярость

1.

Дэйв Гурни стоял у раковины на просторной кухне их фермерского дома и держал в руках одно из ситечек Мадлен. Из очень старой, тонированной стеклянной банки он осторожно высыпал в ситечко несколько коричневых комочков, похожих на камешки и густо покрытых грязью. Смыл грязь – и они оказались меньше, светлее и на вид куда более однородными, чем казались сначала. Он расстелил бумажное полотенце на столешнице возле мойки, высыпал туда содержимое сита, другим полотенцем тщательно обсушил «камешки», затем взял их вместе с голубоватой банкой и отнес к себе в кабинет, поставив рядом с ноутбуком и большой лупой. Включил компьютер, открыл документ, который вел в специальной археологической программе, купленной месяц назад – вскоре после того, как он обнаружил в вишневой роще над прудом остатки старого каменного погреба. То, что он увидел во время осмотра, навело его на мысль: подвал мог служить фундаментом строения конца семнадцатого или начала восемнадцатого века – возможно, дома поселенца на тогдашней дикой окраине.

Программа «Археология» позволяла накладывать на свежие фотографии подвала точно масштабированную сетку и маркировать клетки кодами тех предметов, что были найдены в соответствующих точках. В сопровождающем списке каждый код связывался с кратким описанием и фотографиями отдельных находок. К этому моменту у него значились: два железных крюка, которые, судя по его интернет-поискам, употреблялись для растягивания шкур; инструмент из крупной кости – вероятно, скребок для выделки; нож с черной рукоятью; проржавевшие остатки нескольких звеньев железной цепи и железный ключ.

Он поймал себя на том, что смотрит на эту россыпь предметов, едва освещенную его скромными знаниями об эпохе, к которой они, похоже, принадлежали, как на первые дразнящие кусочки большой головоломки – точки, которые придется соединить с теми, что еще только предстоит открыть.

Зафиксировав место своей последней находки, он взялся через лупу разглядеть стеклянную банку – голубоватую, чуть матовую. Судя по фотографиям похожих емкостей в сети, она соответствовала предполагаемому возрасту фундамента.

Потом переключился на «камешки». Достав из ящика скрепку, он разогнул ее, превратив в ровную проволочку, и принялся ею подвигать один из предметов, поворачивая под лупой то так, то эдак. Поверхность оказалась относительно гладкой, за исключением одной грани – крохотного углубления с тонкими, острыми краями. Он перешел ко второму – та же структура. К третьему, четвертому, затем к оставшимся четырем. Тщательное рассмотрение показало: все восемь предметов, хотя и не совсем одинаковые, имели одну и ту же базовую конфигурацию.

Он задумался, чтобы это могло значить.

И его осенило: возможно, это вообще не камни.

А зубы.

Маленькие зубы. Вероятно, человеческие молочные.

Если так, то тут же возникло несколько новых вопросов – таких, что ему немедленно захотелось вернуться на участок и копнуть глубже.

Он поднялся из-за стола – и в кабинет вошла Мадлен. Бросила быстрый взгляд на мелкие предметы, разложенные на бумажном полотенце, и на лице промелькнула легкая тень отвращения – та самая, что появлялась всякий раз, когда ей напоминали о раскопках, теперь перегородивших узкую тропинку, которую она так любила. Не облегчало ситуацию и то, что подход Дэйва к месту находок напоминал ей, как он бы работал на месте убийства в бытность детективом нью-йоркского отдела по расследованию убийств.

Одним из постоянных источников напряжения в их браке оставался разрыв между ее желанием окончательно распрощаться с городской жизнью и безоговорочно принять деревню и его неспособностью – или нежеланием – оставить карьерные устремления, эту неуемную потребность что-нибудь расследовать.

Она натянуто весело улыбнулась:

– Сегодня чудесное весеннее утро. Пройдусь по карьерной тропе. Вернусь часа через два.

Он ждал продолжения. Обычно, сообщив, что уходит, она спрашивала, не хочет ли он пойти вместе. Обычно он находил повод отказаться – всегда находилось что-то, что «надо доделать». Простой факт был в том, что лесные прогулки не приносили ему того покоя, что ей. Его собственное чувство покоя, силы и самоуважения рождалось не столько из наслаждения природой, сколько из стремления понять, что происходит и почему. Мир – через исследование. Мир – через открытие. Мир – через логику.

Но на этот раз она не позвала. Вместо этого сказала без особого энтузиазма:

– Звонил Шеридан Клайн.

– Окружной прокурор? Зачем?

– Хотел поговорить с тобой.

– Что ты ему сказала?

– Что тебя нет дома. Он позвонил буквально за минуту до того, как ты вернулся с этими штуками, – она указала на разложенные «камешки». – Оставить сообщение отказался. Сказал, перезвонит в половине двенадцатого.

Гурни взглянул на настенные часы в кабинете. Без четверти одиннадцать.

– Он хоть как-то намекнул, о чем речь?

– Голос напряженный. Может, это из‑за неприятностей в Уайт-Ривер?

Он на миг задумался.

– Не представляю, чем я мог бы ему помочь.

Мадлен пожала плечами:

– Просто предположение. Но что бы ему ни было нужно, вряд ли он скажет прямо. Он – змея. Будь осторожен.

2.

Пока Мадлен в прихожей затягивала шнурки на своих походных ботинках, Гурни сварил себе чашку кофе и с ней устроился в одном из кресел-«Адирондак» на патио, вымощенном голубоватым камнем, у самой грядки со спаржей.

С площадки открывался широкий вид на низинное пастбище, амбар, пруд и уединенную городскую дорогу, упиравшуюся в их пятьдесят акров леса и полей. Давным-давно это было настоящей фермой, но ныне то, что они с Мадлен по привычке называли «пастбищами», представляло собой заросшие травой луга. Брошенность, как это порой бывает, лишь прибавила им естественной прелести – особенно теперь, в начале мая, когда по склону холма распускались первые полевые цветы.

Мадлен вышла во внутренний двор через распахнутые французские двери – на ней была нейлоновая ветровка цвета фуксии, наполовину застёгнутая поверх футболки яркого шартреза. То ли весенний воздух подействовал, то ли предвкушение прогулки, но настроение у неё явно улучшилось. Она наклонилась над его креслом и легко поцеловала его в макушку:

– Ты уверен, что отсюда будет слышно звонок?

– Я оставил окно открытым, – ответил он.

– Ладно. Увидимся часа через два, – сказала Мадлен.

Он поднял на неё взгляд и в мягкой улыбке увидел ту самую женщину, на которой женился четверть века назад. Его вновь поразило, как стремительно меняется погода в их отношениях – как опасны бывают мелочи и жесты, и насколько заразительны чувства, ими вызванные.

Он проводил её взглядом: по высокой траве «горного» пастбища она ушла к сосновой опушке, куртка вспыхивала бликами на солнце. Вскоре Мадлен скрылась в лесу, направляясь к старой грунтовке, что соединяла цепочку заброшенных каменоломен вдоль северного хребта. Его неожиданно кольнуло: жаль, что она не позвала его с собой; жаль, что звонок Клайна поступит на домашний стационар, а не на мобильный у него в кармане.

Он посмотрел на часы. Мысли о предметах из старого погреба уже полностью вытеснила попытка представить, что именно вертится в голове у окружного прокурора – и насколько туманными могут оказаться намерения этого человека.

Ровно в половине двенадцатого Гурни уловил далёкий рокот машины, поднимавшейся по узкой городской дороге к сараю. Через минуту сверкающий чёрный Lincoln Navigator проскользнул между амбаром и прудом, немного помедлил там, где гравийная дорожка сходила на нет, затем, преодолев разбитую колею фермерской дороги через заросшее пастбище, выкатился на открытую площадку за домом и остановился у запылённого сельского крыльца Гурни.

Первым сюрпризом было то, что из громоздкого внедорожника выбрался сам Шеридан Клайн. Вторым – что он вылез с водительского места. Он приехал на служебной машине, но без водителя – заметный шаг для человека, влюблённого в привилегии своей должности, отметил про себя Гурни.

Клайн был безупречно одет; пару раз поспешно одёрнул брюки, выправляя складки. На первый взгляд показалось, будто он стал ниже ростом с их последней встречи десять месяцев назад – на тех беспорядочных судебных слушаниях по делу Питера Пэна. Неприятное чувство, к тому же болезненное напоминание. В жуткой развязке той истории погибло много людей, и Клайн, казалось, был вполне готов пришить Гурни непредумышленное убийство. Но стоило СМИ выбрать героическую версию о роли Гурни, как Клайн с «искренним» воодушевлением поддержал её – до степени, которую Мадлен считала тошнотворной.

Теперь он приближался к патио, с застывшей улыбкой на лице, скользя взглядом по окрестностям, оценивая всё и вся.

Гурни поднялся ему навстречу:

– Думал, ты собирался звонить.

Улыбка не дрогнула.

– Планы поменялись. Я как раз заехал в Уайт-Ривер на встречу с шефом Бекертом. Всего сорок миль отсюда, сорок пять минут без пробок. Подумал: почему бы не поговорить лицом к лицу? Так всегда лучше.

Гурни кивнул в сторону автомобиля:

– Сегодня без водителя?

– Я же государственный служащий, как-никак, – отозвался тот, выдержал паузу, расплёскивая нервную энергию. – Знаешь, вождение меня часто расслабляет, – добавил он, и в уголках его напускной, решительной улыбки дёрнулся лёгкий тик.

– Вы прямо из Уайт-Ривер?

– Как уже сказал: после встречи с Бекертом. Собственно, об этом и хотел поговорить, – он кивнул на кресла-«Адирондак». – Может, присядем?

– Не хотите внутрь?

– Не особенно, – скривился он. – День чудесный. Я и так слишком много торчу в кабинетах.

Гурни подумал, не боится ли тот, что за ним следят, и не по этой ли причине предпочитает патио – здесь безопаснее, чем в доме. Может, поэтому он и не стал звонить.

– Кофе? – предложил Гурни.

– Сейчас не нужно.

Гурни указал на стул напротив, сам сел и стал ждать.

Клайн снял пиджак от дорогого серого костюма, аккуратно повесил на спинку стула, ослабил галстук и присел на самый край сиденья.

– Перейду к сути. Задача перед нами непростая. В общем-то, это не должно было стать полной неожиданностью, учитывая подстрекательские выпады от BDA – Братства защиты черных, но, когда подобное происходит, оно всегда бьёт как гром. Вы двадцать пять лет отработали в нью-йоркской полиции – могу лишь догадываться, что вы сейчас чувствуете.

– А что, по-вашему, я чувствую?

– Стрельбу, – коротко сказал он.

– Какую стрельбу?

– Боже, насколько вы тут, на своей горе, отрезаны от мира? Хоть знали о демонстрациях, что всю неделю идут в Уайт-Ривер?

– В годовщину того смертельного ДТП? Лакстон Джонс? Трудно не знать. Но утренние новости я ещё не видел.

– Ночью застрелили полицейского из Уайт-Ривер. Пытался не допустить, чтобы расовые протесты вышли из-под контроля.

– Господи…

– Господи. Чёрт возьми, вот именно, – буркнул Клайн.

– Это случилось на акции Союза защиты чернокожих?

– Естественно.

– Я думал, они строго ненасильственная группа.

– Ха!

– Полицейский был белый?

– Конечно.

– Как это произошло?

– Снайпер. Смертельный выстрел в голову. Там кто-то прекрасно знал, что делает. Это не кокаиновый придурок на субботнем шоу. Это было спланировано, – Клайн нервно провёл пальцами по коротким тёмным волосам.

Гурни отметил, насколько эмоционален окружной прокурор – реакция обычная для людей, но нетипичная для холодного, расчётливого политика, который, как считал Гурни, оценивает события лишь по шкале пользы для своих амбиций.

Клайн задал вопрос ровно в тот момент, когда Гурни собрался спросить сам:

– Вам интересно, почему я пришёл с этим к вам? – Он подался вперёд, уставившись Гурни прямо в глаза, словно считал, что только прямой взгляд способен выразить искренность. – Я здесь, Дэвид, потому что мне нужна твоя помощь. На самом деле, очень нужна.

3.

Шеридан Клайн молча застыл у распахнутых французских дверей и смотрел, как Гурни на кухне возится с кофеваркой, готовя два горячих напитка. Они не обменялись ни единой репликой, пока снова не заняли свои места на улице. Окружной прокурор по-прежнему выглядел натянутым и неловким, но теперь, по всей видимости, после собственных наблюдений за процессом заваривания, успокоился: Гурни не воспользовался шансом спрятать в карман какой-нибудь «жучок». Он сделал несколько глотков, поставил кружку на плоский деревянный подлокотник кресла.

Он глубоко вдохнул – так вбирает в себя воздух человек, решившийся нырнуть в ледяную воду:

– Я буду совершенно откровенен, Дэвид. У меня огромная проблема. В Уайт-Ривер все готово взорваться. Не знаю, насколько внимательно ты следишь за новостями, но на прошлой неделе в районе Гринтон вспыхивали мародёрства и поджоги. В воздухе – постоянный запах гари. Тошнотворный. И ведь всё могло бы быть куда хуже. Целая бочка динамита, и ребята из BDA будто бы изо всех сил пытаются поднести к ней фитиль. Как и это последнее нападение. Хладнокровное убийство полицейского.

Он умолк, качая головой.

Через пару мгновений Гурни мягко подтолкнул его к пояснениям:

– Вы говорили, что приехали прямо со встречи с начальником полиции Уайт-Ривер?

– Делл Бекерт и его помощник, Джадд Терлок.

– Обсуждали, как реагировать на стрельбу?

– Среди прочего. В целом – всю ситуацию. Все возможные последствия, – Клайн сморщился, словно его заставили проглотить что-то несъедобное.

– Между той встречей и вашим визитом сюда есть какая-то связь?

Он снова состроил страдальческую мину:

– Да и нет.

– Поясните, что значит «да».

Прежде чем ответить, Клайн потянулся за кружкой, сделал большой глоток и осторожно вернул её на подлокотник. Гурни заметил дрожь в его пальцах.

– В Уайт-Ривер ситуация предельно запутанная. Нервы с обеих сторон оголены. Я назвал это бочонком динамита, но точнее сказать – чистый нитроглицерин: капризный, непредсказуемый, беспощадный. Споткнись, ткни не туда – и нас разнесёт на куски.

– Понимаю. Расовые предубеждения. Отвратительные эмоции. Возможность полного хаоса. Но…

– Но как ты тут вписываешься? – Он блеснул улыбкой озабоченного политика. – Дэвид, за всю мою карьеру ещё не было такой острой нужды мобилизовать все доступные нам ресурсы. Я говорю о мозгах – правильных мозгах. О способности видеть перспективу. Заглядывать за угол. Я не хочу, чтобы нас застали врасплох только потому, что мы недоглядели.

– Вы сомневаетесь, что отдел Бекерта справится?

– Нет, ничего подобного. От меня вы не услышите критики в адрес Бекерта. Этот человек – символ закона и порядка. Послужной список – что надо, – он сделал паузу. – Ходят даже слухи, что он присматривается к внеочередным выборам генпрокурора штата. Ничего определённого, конечно. Он был бы идеальным кандидатом: правильный имидж, нужные связи. Не все в курсе, да и сам он это не афиширует, но его нынешняя жена – двоюродная сестра губернатора. Правильный человек в правильном месте и в правильное время.

– При условии, что все пойдёт гладко. Или хотя бы ничего не рухнет.

– Само собой.

– И чего именно вы хотите от меня?

– Твоих исследовательских инстинктов. Твоего чутья на правду. Ты чертовски хорош. Твой послужной список в нью-йоркском убийственном отделе говорит сам за себя.

Гурни озадаченно посмотрел на него:

– В распоряжении Бекерта – целое управление Уайт-Ривер. У вас – собственный штат следователей. Если этого мало, могли бы разыграть расовую карту и привлечь ФБР.

Он быстро затряс головой:

– Нет-нет-нет. Как только появляется ФБР – мы теряем контроль. Они любят говорить про «сотрудничество», но играют по своим правилам. У них своя повестка. Господи, да ты и сам знаешь, как федералы работают. Последнее, что нам нужно, – потерять рычаги управления процессом.

– Хорошо, забудем ФБР. Но у вас с Бекертом всё равно достаточно людей.

– Кажется – да, а на деле – нет. Мой штат съёживается. Моя правая рука, Фред Стиммел, полгода назад ушел на пенсию и укатил во Флориду. Две следовательницы – в декрете. Остальные по уши в делах, от которых их не оторвёшь без риска получить серьёзные процессуальные проблемы. Думаешь, у меня полно ресурсов? На самом деле – впритык. И да, ты прав: формально расследование – зона ответственности полиции Уайт-Ривер, а не окружного прокурора. Мяч у Бекерта, пусть он и бежит по своему знаменитому эффективному детективному маршруту. Верно? Но я говорю: ставки слишком высоки, чтобы играть в эту игру иначе, чем всем составом. Это значит – всё, что я могу собрать, и на моей стороне, и на стороне Бекерта. Точка!

По мере того, как говорил Клайн, тонкая жилка на его виске набухала.

– Вы хотите, чтобы я присоединился к вашей команде чем-то вроде внештатного помощника следователя?

– Вроде того. Детали обсудим. У меня есть полномочия и фонд на непредвиденные расходы. Мы уже работали вместе, Дэвид. Твой вклад в дело Меллери и Перри был огромным. А сейчас ставки зашкаливают. Нам нужно быстро раскрыть убийство полицейского – и сделать всё безупречно, чтобы потом это не вцепилось нам в задницу. Сделаем неправильно – и хаос неизбежен. Что скажешь? Могу на тебя рассчитывать?

Гурни откинулся на спинку и посмотрел на стервятников, лениво парящих над северным хребтом.

Улыбка Клайна сморщилась в гримасу:

– У тебя есть сомнения?

– Мне нужно подумать и поговорить с женой.

Клайн на миг прикусил нижнюю губу:

– Ладно. Просто повторю: на кону чертовски много. Больше, чем ты себе представляешь. Правильный исход принесёт огромную пользу всем, кто в этом замешан.

Он поднялся, поправил галстук, надел пиджак. Достал визитку, протянул её Гурни. Политическая улыбка вновь засияла во весь блеск:

– На карточке – мой личный мобильный. Позвони завтра. Или сегодня вечером, если сможешь. Я уверен, ты поступишь правильно – ради всех нас.

Через две минуты чёрный «Навигатор» протиснулся между прудом и сараем и взял курс к городской дороге. Хруст гравия под шинами вскоре стих.

Стервятники исчезли из неба. Небо стало пронзительно голубым, склон холма – ярко-зелёным, как на картине. У приподнятой грядки, возле патио, тянулась в рост спаржа, обещая скорый урожай. Над её нежными побегами почти неощутимо колыхались тонкие воздушные перья.

Общую картину весеннего совершенства портил лишь лёгкий намёк на едкий запах в воздухе.

4.

Следующий час Гурни провёл, бродя по множеству интернет-ресурсов, стараясь сложить более объёмную картину кризиса в Уайт-Ривер, чем та, что прозвучала в изложении Клайна. Его не покидало ощущение, что им пытаются управлять, подкладывая под нос искусно скомпонованный доклад.

Сдержав порыв наброситься на самые свежие сводки о перестрелке, он решил сперва вернуться к истокам – восстановить в памяти обстоятельства смертельной стрельбы в мае прошлого года, приуроченной к демонстрациям Альянса защиты чернокожих.

В онлайн-архиве газеты «Quad-County Star» он наткнулся на один из первых репортажей. Заголовок на первой полосе относился к тревожно множащимся штампам: «Незначительная остановка транспорта приводит к смертельному исходу». Далее шло краткое изложение происшедшего.

Примерно в 11:30 во вторник офицер полиции Уайт-Ривер Киран Годдард остановил автомобиль с двумя пассажирами у перекрёстка Секонд-стрит и Сливак-авеню в районе Гринтон за то, что водитель не подал сигнал поворота перед перестроением. По словам представителя полиции, водитель, Лакстон Джонс, оспорил замечание и неоднократно отказался предъявить права и регистрацию. После этого офицер Годдард приказал Джонсу выключить зажигание и выйти из машины. Джонс ответил серией непристойностей, включил заднюю передачу и стал хаотично сдавать назад. Офицер Годдард приказал остановиться. Тогда Джонс снова включил зажигание и ускорился в сторону полицейского; тот выхватил табельное оружие и выстрелил через лобовое стекло приближающегося автомобиля. Затем он вызвал скорую помощь, а также соответствующих наблюдателей и вспомогательные службы. По прибытии в больницу «Милосердия» Джонс был объявлен мёртвым. Вторая пассажирка, двадцатишестилетняя женщина, опознанная как Блейз Лавли Джексон, была задержана в связи с обнаружением в автомобиле запрещённого вещества.

Следующая заметная публикация в «Стар» появилась спустя два дня, на пятой полосе. В ней приводилось заявление общественного активиста Марселя Джордана, утверждавшего, что полицейская версия случившегося «сфабрикована, чтобы оправдать казнь человека, поставившего их в неловкое положение – человека, посвятившего себя разоблачению и огласке ложных арестов, лжесвидетельства и жестокости, царящих в Управлении городской полиции. Утверждение офицера о том, что Лакстон пытался сбить его, – откровенная ложь. Он не представлял для этого офицера никакой угрозы. Лакстон Джонс был хладнокровно убит».

Очередное упоминание «Стар» о деле вышло неделей позже. В статье описывалась напряжённая сцена на похоронах Лакстона Джонса – ожесточённая стычка между присутствовавшими и полицией. Сразу после похорон прошла пресс-конференция, на которой Марсель Джордан – в сопровождении Блейз Лавли Джексон, освобождённой под залог, и Девалона Джонса, брата погибшего, – объявил о создании Братства защиты чернокожих. Новая организация провозгласила своей миссией «защиту наших братьев и сестёр от обыденных злоупотреблений, хаоса и убийств, совершаемых расистскими правоохранительными органами».

Статья завершалась репликой начальника полиции Уайт-Ривер Делла Бекерта: «Негативные заявления группы, называющей себя “Альянс защиты чернокожих”, прискорбны, бесполезны и не соответствуют действительности. Они унижают честных мужчин и женщин, посвятивших себя безопасности и благополучию сограждан. Это циничное притворство углубляет заблуждения, разрушающие наше сообщество».

В остальных изданиях северной части штата Гурни почти ничего не обнаружил, а в общенациональной прессе – и вовсе крохи: ни подробностей о расстреле Лакстона Джонса, ни о деятельности Братства защиты чернокожих в последующие одиннадцать месяцев – вплоть до объявления о памятных демонстрациях к годовщине и «для повышения осведомлённости о расистских действиях полиции».

Судя по последующему освещению, за изначально мирной акцией последовали единичные вспышки насилия в районе Гринтон на Уайт-Ривер. Беспорядки тянулись неделю, день ото дня становясь всё более конфронтационными и разрушительными – и вызывая всё более истеричный тон в прессе.

То, что он осознавал это лишь отчасти, объяснялось их с Мадлен решением отказаться от телевизора после переезда из города в Уолнат-Кроссинг и сторониться новостных сайтов. Они считали, что термин «новости» слишком часто прикрывает фабрикацию противоречий, поверхностную полуправду и те события, на которые невозможно повлиять. Всё это означало лишь одно: ему предстояло многое наверстать.

Недостатка в репортажах о том, что один из медиасайтов окрестил «Уайт-Ривер в огне», не было. Он решил читать местные и федеральные материалы в порядке их появления. Нарастающая истерия, проступавшая в меняющемся тоне заголовков, недвусмысленно говорила о том, что ситуация выходит из-под контроля:

– В СЕВЕРНОЙ ЧАСТИ ШТАТА ОБСУЖДАЮТСЯ СПОРЫ МНОГОЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ

– ПРОТЕСТ BDA РАЗБЕРЕДИЛ СТАРЫЕ РАНЫ

– МЭР УАЙТ-РИВЕР ПРИЗЫВАЕТ К СПОКОЙСТВИЮ ПЕРЕД ЛИЦОМ ПРОВОКАЦИЙ

– ЛИДЕР BDA МАРСЕЛЬ ДЖОРДАН НАЗЫВАЕТ ПОЛИЦЕЙСКИХ УБИЙЦАМИ

– ДЕСЯТКИ ЧЕЛОВЕК ПОЛУЧИЛИ РАНЕНИЯ В РЕЗУЛЬТАТЕ БЕСПОРЯДКОВ НА ДЕМОНСТРАЦИЯХ

– ДЖОРДАН – БЕКЕРТУ: «НА ВАШИХ РУКАХ КРОВЬ»

– УАЙТ-РИВЕР НА ГРАНИ ХАОСА

– БРОСАНИЕ КАМНЕЙ, ПОДЖОГИ, МАРОДЁРСТВО

– ПРОТЕСТУЮЩИЕ ИЗБИТЫ И АРЕСТОВАНЫ В СТОЛКНОВЕНИЯХ С ПОЛИЦИЕЙ

– СНАЙПЕР УБИВАЕТ МЕСТНОГО ПОЛИЦЕЙСКОГО – ПОЛИЦИЯ ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ BDA

Содержимое статей добавляло немногое к тому, что уже кричали заголовки. Беглый просмотр разделов с комментариями под каждым материалом лишь укрепил его в мысли: подобные «инструменты вовлечения» – чаще всего приглашение к глупости.

Главным же оставалось другое – нарастающее беспокойство из‑за стремления Клайна втянуть его в надвигающуюся бурю.