Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

36.

Когда Гурни в 7:55 въехал на крошечную парковку перед «Абеляром», «Краун Вик» уже стоял там.

Он нашел Торреса за одним из шатких, антикварных столиков в глубине зала. Каждый раз, видя этого молодого детектива, он замечал, что тот выглядит еще немного моложе и еще чуточку растеряннее. Плечи опущены; кружку с кофе он держал обеими руками, будто лишь бы занять их.

Гурни сел напротив.

– Помню это место, когда был маленьким, – сказал Торрес. Голос выдавал особое напряжение, родившееся из попытки казаться непринужденным. – Тогда это был старый пыльный универсальный магазин. Здесь продавали живца. Для рыбалки.

– Вы выросли в Дилвиде?

– Нет. В Бингемтоне. Но здесь у меня были тетя и дядя. Иммигрировали из Пуэрто-Рико примерно за десять лет до нашего переезда. Держали маленькую молочную ферму. На фоне Бингемтона это была настоящая сельская местность. Район не слишком изменился. Скорее обеднел, обветшал. Но это место, несомненно, привели в порядок, – он помолчал и понизил голос: – Вы слышали о последней проблеме с поисками Гортов?

– Что теперь?

– Вторую К9, которую они пригнали, настиг тот же конец: арбалетный болт в череп, как и у первой. А вертолёт полиции штата сел вынужденно в одном из заброшенных карьеров – какая-то «механическая неисправность». Полный бедлам, каким СМИ упиваются. Бекерт – в бешенстве.

Гурни промолчал. Он ждал, когда Торрес доберётся до сути. Заказал у Марики двойной эспрессо; сегодня её взъерошенные волосы держались в рамках одного оттенка – сдержанного серебристо-русого.

Торрес глубоко вдохнул:

– Прости, что выдернул тебя сюда в таком виде. Мы, наверное, могли бы и по телефону, но… – он покачал головой. – Кажется, у меня начинается паранойя.

– Мне знакомо это чувство.

Глаза Торреса округлились.

– Тебе? Ты производишь впечатление… непоколебимого.

– Иногда да, иногда нет.

Торрес прикусил нижнюю губу, словно готовился прыгнуть с трамплина:

– Ты спрашивал про «Acme Realty».

– Про их отношения с департаментом.

– Насколько я понимаю, это своего рода взаимовыгодная сделка.

– Что именно это значит?

– В некоторых кварталах управлять арендой – дело непростое. И речь не только о выбивании платежей у неплательщиков, но и о куда более неприятных вещах. Дилеры превращают квартиры в притоны. Правонарушения, из-за которой страховщики аннулируют полисы. Арендаторы угрожают убить домовладельцев. Бандиты распугивают приличных жильцов. Квартиры разгромлены. Если ты арендодатель в таком неблагополучном районе, как Гринтон, тебе приходится иметь дело с опасными, неадекватными жильцами.

– И каков предмет «взаимности»?

– «Acme» получает необходимую поддержку от департамента. Гангстеров, наркоторговцев и психов убеждают двигаться дальше. Тех, кто не платит, – платить.

– А что получает департамент?

– Доступ.

– Доступ к чему?

– К любому объекту аренды под управлением «Acme».

– К дому на Поултер-стрит?

– Да.

– К квартире на Бридж-стрит?

– Да.

– К квартире Кори Пейна?

– Да.

Подошла Марика с эспрессо.

– Боже, – сказала она, – вы выглядите донельзя серьёзными. Чем бы вы ни занимались, рада, что это не моя работа. Сахару добавить?

Гурни покачал головой. Когда она отошла, он спросил:

– Значит, мы говорим о несанкционированных обысках?

Торрес промолчал, только кивнул.

– Допустим, у тебя смутное подозрение: в конкретной квартире творится неладное, но ничего предметного. Ты знаешь, что днём дома никого нет. И что дальше? Звонишь некой Конвей и просишь ключ?

Торрес нервно огляделся:

– Нет. Ты идёшь к Терлоку.

– И он звонит Конвей?

– Не знаю. Знаю одно: идёшь к нему – он выдаёт тебе ключ.

– Берёшь ключ, осматриваешь, видишь именно то, чего и ожидал. А дальше?

– Оставляешь всё, как было. Получаешь ордер у судьи Пакетта – с перечнем того, что «ожидаешь обнаружить», подкреплённым, как утверждается, сведениями от двух надёжных источников. Потом возвращаешься – и «находишь» это. Всё чинно и законно.

– Ты так делал?

– Нет. Мне это не по нраву. Но знаю ребят, которым в самую масть.

– И у них с этим нет проблем?

– Похоже, что нет. Это благословлено свыше. А это многое решает.

Гурни не нашёлся, что возразить:

– Значит, плохие парни либо в тюрьме, либо бегут из города. У «Acme» меньше головной боли – бизнес прибыльнее. Тем временем Бекерту записывают в актив «очищение» Уайт-Ривера и снижение численности нежелательного элемента. Он – рыцарь закона и порядка. Все при деле, все довольны.

Торрес кивнул:

– В общих чертах – да.

– Ладно. Большой вопрос. Известны ли тебе случаи, когда улики подбрасывал тот же полицейский, что потом их «обнаруживал»?

Торрес уставился в кружку, которую всё так же сжимал обеими руками:

– Не могу сказать наверняка. Всё, что я знаю, – это то, что уже сказал.

– Но тебе не по душе весь этот незаконный «доступ»?

– Думаю, да. Иногда кажется, что я выбрал не ту работу.

– Правоохранительные органы?

– Реальность такова: то, чему учат в академии, прекрасно на бумаге. Но на улице всё иначе. Будто ты вынужден нарушать закон, чтобы его блюсти.

Он сжал кружку так, что побелели костяшки.

– Я пытаюсь понять: что такое «надлежащая правовая процедура»? Это должно быть по-настоящему? Или мы играем, будто по-настоящему? Мы обязаны уважать её всегда – даже когда неудобно, – или только пока она не мешает получить желаемое?

– Как ты думаешь, какова позиция Делла Бекерта?

– У Бекерта – только результат. Конечный продукт. Точка.

– А как он к нему приходит – без разницы?

– Похоже, да. Похоже, единственный стандарт – это то, чего хочет этот человек, – он вздохнул и встретился взглядом с Гурни. – Как думаете, может, мне и правда сменить профессию?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что я ненавижу конфликты, которые идут в комплекте с этой работой.

– С работой вообще? С этим странным делом? С работой в городе, расколотом по расовым линиям? Или только с работой «на Бекерта»?

– Может, всё понемногу. И ещё… быть латиноамериканцем в очень англоязычном департаменте – иногда давление. А порой – не просто давление.

– Скажи честно: зачем ты вообще пошёл в полицию?

– Быть полезным. Добиваться перемен. Делать правильно.

– И ты не думаешь, что делаешь это?

– Я стараюсь. Но ощущение – как будто я на минном поле. Взять хоть эти ручки унитазов. Если Пейна подставил кто-то из департамента… – голос его сорвался. Он взглянул на часы. – Чёрт. Мне пора.

Гурни проводил его до парковки.

Торрес открыл дверцу «Краун Виктории», но не сел сразу. Тихо, безрадостно хмыкнул:

– Только что сказал, что хочу быть полезным. А понятия не имею, как. Чем дальше заходит это дело, тем меньше я понимаю.

– Это не худшее в мире состояние. Осознавать, что ничего не понимаешь, лучше, чем быть абсолютно уверенным во всём – и абсолютно не правым.

37.

Через три минуты, когда «Краун Виктория» Торреса выкатилась на окружную дорогу, к «Абеляру» подрулил красный GTO Хардвика.

Хардвик выбрался из машины и захлопнул тяжеленную дверь – так умеют грохотать лишь старые детройтские монстры. Он косо посмотрел на удаляющийся седан:

– Кто этот придурок?

– Марк Торрес, – ответил Гурни. – В полиции вел дела об убийстве Стила и Лумиса.

– Только снайперы? А кто вёл убийства на детской площадке?

– Он занимался ими минуты десять. Потом Бекерт перехватил и перекинул всё на Терлока.

Хардвик пожал плечами:

– Всё, как всегда. Делл раздаёт команды, а Говнюк гребёт лопатой.

Гурни повёл его к тому же шаткому столику. Подошла Марика; он заказал ещё один двойной эспрессо, Хардвик – большую кружку фирменного «тёмного» от «Абеляра».

– Что накопал про Бекерта? – спросил Гурни.

– В основном вторсырьё: слухи, пересуды, собачья чушь. В чём-то, возможно, крупица правды. В чём – не скажу.

– Внушаешь доверие.

– «Уверенность» – моё второе имя. Итак, басня такова. «Делл» – сокращение от «Корделл». Точнее, Корделл Бекерт Второй. Некоторые свои зовут его Си-Би-2. Логика проста: где-то в древе есть ещё один Корделл Бекерт. Вообще-то Кори Пейна окрестили Корделлом Бекертом Третьим.

– Делл родился в Ютике сорок шесть лет назад. Отец – полицейский, стал инвалидом после перестрелки с наркоторговцами: парализованы все конечности. Умер, когда Деллу было десять. После начальной школы – я кое-что уже рассказывал – Делл получил стипендию на обучение в военной подготовительной школе на реднек-окраине Вирджинии. Академия «Баярд—Уитсон». Там он и познакомился с Джаддом Терлоком. И там же у Джадда, как у несовершеннолетнего, возникли проблемы с законом. К этому вернусь через минуту. После «Баярд—Уитсон» он подался…

Гурни перебил:

– Забавно, что Бекерт никогда не использовал историю с отцом в качестве знамени в своей войне с наркотой – в отличие от смерти жены.

Хардвик пожал плечами:

– Может, на старика ему было плевать.

– Или, наоборот. Некоторые обходят молчанием то, что болит сильнее всего.

Марика поставила перед Хардвиком кофе и ушла. Когда её не стало слышно, он продолжил:

– После «Баярд—Уитсон» Делл поступил в христианский колледж Чоука, где встретил свою первую жену – Мелиссу Пэйн, и женился. Кори родился сразу после того, как он закончил программу ROTC в Чоука. Делл пошёл в морскую пехоту лейтенантом, отслужил четыре года, дослужился до капитана, а затем перешёл в Военно-морскую службу в Нью-Йорке. С офицерским опытом рос быстро – лет за семь-восемь. Работа – на первом месте, семья – на втором. По дороге Мелисса влюбилась в обезболивающие, а Кори стал для него вечной занозой – я это уже упоминал.

– Кульминацией стала попытка поджога вербовочного пункта?

– Верно. Но есть и ещё кое-что, о чём мне только что шепнул человек, знавший ту семью тогда. Может, это чистая чепуха. Пойми, делая тебе услугу, я превращаю свою жизнь в геморрой: звоню людям, с которыми годами не общался, допрашиваю их по пунктам. Они, возможно, несут околесицу только затем, чтобы от меня отвязаться.

– Ты просто обожаешь создавать себе проблемы. Что выяснил?

– За два-три месяца до того, как папаша отправил маленького ублюдка в тренировочный лагерь—интернат—тюрьму – называй как хочешь, – у Кори, предположительно, была подружка-наркоманка. Он – крупный, агрессивный двенадцатилетний. Ей – лет четырнадцать, время от времени приторговывала травкой. Делл арестовал её и упёк в колонию для несовершеннолетних – чтоб наглядно объяснить Кори, что бывает, когда водишься с «не теми», кого папа не одобряет. Проблема в том, что в изоляторе её, по слухам, изнасиловали двое полицейских, а затем она повесилась. Такова, по крайней мере, история. Как бы то ни было, именно после этого, у Кори окончательно сорвало крышу – и его отправили на дисциплинарную ферму.

– Смерть девочки никак не отразилась на Бекерте?

– Ни малейшего намёка.

Гурни задумчиво кивнул, потягивая эспрессо.

– Значит, он отправил девушку своего сына туда, где её изнасиловали и в конце концов убили, а когда парень взвился, запихнул его в какую‑то адскую дыру с модной вывеской. Его отчаявшаяся жена‑наркоманка, случайно или нет, подсела на героин, и он использует это, чтобы укрепить свой образ бескомпромиссного борца с наркотиками. Переносимся в настоящее. Двух копов из Уайт‑Ривера убивают, ему подсовывают шаткие доказательства, будто его сын к этому причастен, и он заявляется на одно из самых рейтинговых интервью‑шоу страны, чтобы объявить не только о приказе арестовать собственного сына за убийство, но и о том, что он жертвует своей блестящей полицейской карьерой во имя справедливости. Знаешь, Джек? От этого типа меня едва не вывернуло.

Вызывающий взгляд, который и так никогда не покидал Хардвика, стал ещё острее.

– Он тебе не нравится потому, что, по‑твоему, принимает шаткие улики против собственного сына за чистую монету? Или наоборот – считаешь улики шаткими лишь потому, что он тебе не по душе?

– Не думаю, что брежу. Простой факт: все так называемые улики переносимы. Ни одну не нашли на внутренних дверях, стенах, окнах или каких‑либо конструктивных элементах помещений. Тебе это не кажется странным?

– Странное дерьмо происходит постоянно. Мир – фабрика необычного дерьма.

– Ещё одно замечание. Торрес только что сказал, что Терлок заключил сделку с агентом по аренде, которая обеспечила ему лёгкий доступ к местам, где обнаружили эти самые «улики».

– Постой. Если ты предполагаешь, что Терлок их подбросил, то на деле предполагаешь, что это сделал Бекерт. Этот говнюк ничего не делает без божьего соизволения.

– Рычаг на ручке сливного бачка указывает, что кто‑то установил его с намерением обвинить Кори Пейна. Другого разумного объяснения нет. Всё, что я могу сказать о Терлоке и Бекерте, – их причастность возможна.

Хардвик скривился.

– Я признаю, Бекерт – придурок. Но обвинить в убийстве собственного сына? Что это за человек должен быть?

– Слепо амбициозный психопат?

– Но зачем? Даже психопатам нужен мотив. Здесь нет ни хрена смысла. И это куда непонятнее, чем предположение, что стрелял Кори. Убери из уравнения эту странную штуку с ручным спуском, и вся твоя теория о «подставе» посыпется. Не мог ли ты ошибиться в трактовке царапин от инструмента?

– Слишком уж велико совпадение: обе ручки сняты и заменены – и на одной вдруг появляются отпечатки пальцев, ключевые для расследования убийства.

Хардвик покачал головой.

– Посмотри на это с точки зрения мотива. Взгляни на то, что мы знаем о Кори Пейне. Радикал, неуравновешенный, полный ярости. Ненавидит отца, ненавидит копов. Долгая история публичных выступлений против правоохранителей. Одна из любимых фраз – девиз BDA: «Проблема не в убийцах полицейских, а в самих копах‑убийцах». Я слушал его выступление на YouTube – он говорил о моральном долге угнетённых отвечать «око за око», то есть прикрывался Библией, оправдывая убийство полицейских. И эта история о девушке, которую изнасиловали какие‑то бандиты, – разве не видно, что она у него сидит занозой? Чёрт, Гурни, по‑моему, он главный подозреваемый ровно в том, в чём его обвиняют.

– Есть одна проблема. Мотивация у него может быть хоть космическая, но он не идиот. Он не оставил бы на месте стрельбы латунные гильзы со своими отпечатками. Не бросил бы в унитаз пластырь со своей ДНК. Не ехал бы на легко отслеживаемой машине с читаемыми номерами мимо ряда дорожных камер и не парковал бы её рядом с каждой точкой нападения – если только не делал этого по какой‑то другой причине. Не похоже, чтобы он хотел, чтобы его поймали, или чтобы он брал на себя ответственность за стрельбу – он категорически отрицает причастность. И ещё вопрос о выборе жертв. Почему именно эти двое – копы из отдела, меньше всего похожие на тех, кого он якобы ненавидит? Логически и эмоционально это не бьётся.

Хардвик раздражённо вскинул руки.

– Думаешь, что подстава собственного сына, устроенная Бекертом, логична и эмоционально оправданна? С какого чёрта бы ему это делать? И, кстати, что именно – по‑твоему – он сделал? Ты предполагаешь, что Бекерт обвинил сына в двух убийствах, совершённых кем‑то другим? Или хочешь сказать, что Бекерт также организовал убийства двух своих копов? Плюс убийства в BDA? Ты серьёзно во всё это веришь?

– Верю в другое: люди, на которых он всё это валит, ни при чём.

– Горты? Почему бы им не быть при чём?

– Горты – жестокие, необразованные, грубые расисты. Их быт – черепа, арбалеты, питбули и разделка мёртвых медведей на корм собакам.

– Ну и что?

– Убийства на детской площадке были тщательно спланированы и исполнены. Требовали знания распорядка жертв, безупречного двойного похищения и грамотного введения пропофола. Трэшер сказал, что токсикология жертв выявила не только пропофол, но и алкоголь с бензодиазепинами. Это наводит на мысль о сценарии, начинавшемся с дружеской встречи за выпивкой – чего я просто не могу вообразить между лидерами BDA и Гортами.

– А как же улики, о которых распинаются по телевизору, – верёвка, найденная на территории Гортов, и диск с данными по сайту KPC?

– И то, и другое так же легко подбросить, как и предметы, которыми они пытаются повесить Кори.

– Господи, если вычёркивать все улики, которые могли подбросить, никого бы и никогда ни за что не осудили!

Гурни промолчал.

Хардвик уставился на него.

– Эта твоя одержимость Бекертом – на чём она вообще основана, кроме того, что его сумасшедший сын валит на него всё подряд?

– Пока лишь на предчувствии. Потому я и хочу узнать о нём всё, что возможно. Минуту назад ты упомянул неприятности Терлока с законом, когда тот был для несовершеннолетним, и когда тот учился в школе Бекерта. Удалось ли разнюхать что‑то ещё?

Хардвик помедлил. Когда заговорил, голос звучал уже не так жёстко.

– Может, что‑то, а может, и ничего. Я позвонил в Академию Баярд‑Уитсон и нашёл помощницу директора. Сказал, что хотел бы поговорить с любым сотрудником, кто работал там тридцать лет назад. Она спросила, зачем. Я ответил, что один из их выдающихся выпускников, Делл Бекерт, тогдашний студент, может стать следующим генпрокурором штата Нью‑Йорк, и что я пишу о нём статью для курса журналистики и хотел бы получить мнения его учителей – пару забавных историй, если такие найдутся.

– Купилась?

– Да. Более того, после недолгих расспросов призналась, что сама была там ассистенткой прежнего директора, когда Бекерт учился.

– И что‑нибудь о нём рассказала?

– Сказала: холодный, расчётливый, умный, амбициозный. Каждый из четырёх лет он получал знак отличия «Лучший кадет».

– Значит, впечатление осталось на тридцать лет.

– Похоже, Джадд Терлок произвёл посильнее. Я только упомянул его имя – и тишина, будто связь оборвалась. В конце концов сказала, что не желает говорить о Терлоке, потому что за всё время в Баярде он был единственным студентом, из‑за которого ей было не по себе. Я спросил, известно ли ей о неприятностях, в которые он попадал, – снова гробовая тишина. Потом попросила подождать минуту. Вернулась с адресом в Пенсильвании. Сказала, что телефон принадлежит детективу по имени Мерл Тейбор. Мол, если кто и может рассказать мне о происшествии с участием Терлока, так это Мерл.

– О «происшествии»? Ни слова конкретики?

– Нет. Моё упоминание о Терлоке её фактически остановило. Сложилось впечатление, что, сообщив адрес, она просто хотела поскорее повесить трубку.

– Ничего себе реакция спустя тридцать лет.

Хардвик поднёс кружку и сделал большой глоток.

– В этом дерьме есть что‑то нервозное. Он, как правило, надолго въедается в память.

– Интересно. Планируешь связаться с Мерлом Тейбором?

– Чёрта с два. По словам сотрудницы школы, Мерл – тип замкнутый. Ни телефона, ни электронной почты, ни компьютера, ни электричества. Можешь съездить сам и проверить. Поездка вряд ли займёт больше четырёх часов – если, конечно, не заблудишься в лесу.

Хардвик вытащил из кармана листок и протянул через стол. Там неразборчивым почерком был нацарапан адрес: «Блэк Маунтин Холлоу, Паркстон, Пенсильвания».

– Кто знает? Пара старых пердунов на пенсии вроде тебя могут поладить. Может, Мерл в итоге сунет тебе ключ от всего этого проклятого бардака.

По его тону было ясно: в такой исход он не верил. Гурни не видел причин спорить.

38.

Когда Хардвик умчал на своём экологичном мускулкаре, Гурни ненадолго задержался в «Абеларде» – допить кофе и распланировать остаток дня.

Мерл Тейбор внезапно стал центральной фигурой всей картины, и, несмотря на смешанные чувства Гурни относительно пользы визита в Блэк Маунтин Холлоу, отмахнуться он не мог. Он достал телефон и открыл в Google спутниковый обзор Паркстона, штат Пенсильвания. Смотреть было не на что: перекрёсток дорог у чёрта на куличках. Он набрал «Черная горная лощина» – и увидел узкую грунтовую дорогу, отходящую от окружного шоссе и тянущуюся на три мили вверх по холмам. На ней значился один‑единственный дом, в самом конце.

Он наметил путь, ввёл свой адрес в Уолнат-Кроссинге как отправную точку и выяснил: до Паркстона – сто сорок две мили. Навигатор обещал дорогу чуть меньше трёх часов, а не четыре, как уверял Хардвик. И всё же ехать вслепую ему не хотелось – хоть какое‑нибудь подтверждение, что Мерл Тейбор действительно там, не помешало бы. Он нашёл номер полицейского управления Паркстона.

Звонок автоматически переадресовали в офис окружного шерифа. Мужчина на проводе представился – сержант Джербил; Гурни решил, что, должно быть, ослышался, но уточнять не стал. Он объяснил, что он – отставной детектив нью‑йоркского отдела по расследованию убийств, нанят для работы по давнему делу в округе Бутрис, штат Вирджиния, и у него есть основания полагать, что житель Паркстона по имени Мерл Тейбор может сообщить важные сведения. Проблема в том, что он не знает, как до него добраться. Он уже начал объяснять, что Тейбор живёт в Блэк‑Маунтин‑Холлоу и у него нет телефона, когда сержант, протянув слово гнусавым аппалачским акцентом, перебил:

– Вы собираетесь к нему ехать?

– Да, но мне бы хотелось убедиться, что он на месте, прежде чем тащиться три…

– Он там.

– Простите?

– Он весной всегда там. И в остальное время тоже.

– Вы его знаете?

– В какой‑то степени. Но не похоже, что вы – да.

– Я – нет. Мне назвали его как человека, знакомого с одним делом, над которым я работаю. Есть способ связаться с ним?

– Если хотите его увидеть, просто приезжайте к нему.

– Его дом в конце Холлоу‑роуд?

– Там всего один дом.

– Ладно. Спасибо.

– Ещё раз, как вас зовут?

– Дэйв Гурни.

– Полиция Нью‑Йорка?

– Отдел по расследованию убийств. В отставке.

– Удачи. И, кстати, глядите, чтобы было светло.

– Светло?

– Мерл не любит, когда на его землю заявляются после темноты.

Отключившись, Гурни взглянул на часы. Без пяти десять. Если выехать немедленно, шесть часов на дорогу туда‑обратно плюс минут сорок пять на разговор с Мерлом Тейбором – и к четырём он успеет вернуться домой.

Ему предстояло сделать пару звонков, но это можно и по пути. Он расплатился у Марики за кофе, щедро оставил на чай и выдвинулся в Паркстон.

Держа курс на юго‑запад, через долину Лонг‑Ривер, к Пенсильвании, он первым делом позвонил Мадлен. Звонок ушёл в её голосовую почту. Он оставил развёрнутое сообщение: куда едет и зачем. Затем проверил собственную почту – оказалось, Мадлен уже звонила, пока его телефон был выключен всё утро. Он включил запись.

– Привет. Я только что приехала в клинику. Не знаю, был ли здесь этот Трэшер, когда ты уезжал к Абеляру утром, но, когда я уходила в восемь сорок, я увидела его шикарную машину у нашего сарая. Мне не нравится, что он появляется на нашей земле, когда ему вздумается. Честно говоря, мне вообще не нравится, что он там. Нам нужно поговорить. Скоро. Увидимся позже.

Помимо рефлекторного раздражения, которое он испытывал всякий раз, когда Мадлен поднимала неприятную тему, ему действительно было не по себе от присутствия Трэшера. И тем более – от того, что тот явно что‑то скрывает.

Следующий звонок – Торресу: задать вопрос, который он собирался обсудить в «Абеларде», прежде чем его отвлек приступ самокритики у молодого детектива.

Снова голосовая почта.

– Марк, это Дэйв Гурни. Хочу выдвинуть предложение. Если Кори Пэйн не был стрелком в доме на Бридж‑стрит, то, очевидно, стрелял кто‑то другой. Пересмотрите записи с камер наблюдения и дорожных регистраторов. Стрелок мог использовать красный кроссовый мотоцикл. Или другое транспортное средство. Даже полицейскую машину. Если сценарий на Поултер‑стрит повторился, он мог держаться второстепенных улиц, чтобы не попасть в объектив. Возможно, большую часть пути он и вовсе прошёл пешком. Но в этом районе камер куда больше, чем на Поултер‑стрит, и держу пари, хотя бы одна его зацепила. Если сходу не узнаете знакомое транспортное средство, ориентируйтесь на время – ищите те, что въезжают в зону съёмки и покидают её в привязке к времени нападения. Это долго и муторно, но может сдвинуть дело.

Когда он пересекал скромный мост через верховья Делавэра, уже на стороне Пенсильвании, он позвонил приходскому священнику епископальной церкви в Уайт‑Ривер.

Мужской голос прозвучал так непринуждённо, что на секунду показалось, будто это ещё один автоответчик:

– Доброе утро! Уиттекер Кулидж, приход Святого Апостола Фомы. Чем могу помочь?

– Это Дэйв Гурни.

– Дэйв! Я как раз думал о тебе. Есть хорошие новости?

– Есть некоторый прогресс, но звоню с вопросом.

– Валяй.

– На самом деле – для Кори, если ты сам не знаешь ответа. Мне нужно понять, были ли у него, когда‑либо винтовочные патроны калибра тридцать шесть.

– Разве ты не спрашивал об этом, когда приходил?

– Я говорил, что полиция нашла в его шкафу коробку патронов, и…

Кулидж перебил:

– А он всё отрицал. Яростно.

– Знаю. Но вопрос другой. Было ли у него оружие? Или, может, всего несколько патронов – к примеру, хранил для кого‑то. Хотя бы один день.

– Сильно сомневаюсь. Он ненавидит оружие.

– Понимаю. Но мне всё равно нужно знать, имел ли он хоть какой‑то контакт с патронами калибра тридцать на шесть. И если да – при каких обстоятельствах. Не мог бы ты задать ему этот вопрос?

– Задам, – в вежливом голосе Кулиджа прозвучало раздражение. – Я просто предлагаю тебе предполагаемый ответ заранее.

Гурни заставил себя улыбнуться. Он когда‑то читал, что улыбка делает голос дружелюбнее; ему хотелось сохранить расположение настоятеля.

– Я правда ценю твою помощь, Уит. Ответ Кори может сыграть большую роль. – Его подмывало добавить, что время критично, но он не стал искушать судьбу.

Впрочем, спешить не пришлось. Меньше чем через пять минут позвонил сам Пэйн.

Тон – жёсткий:

– Не уверен, что правильно понял. Я ведь объяснил: у меня нет оружия. Вы всё ещё спрашиваете, есть ли у меня патроны?

– Или были, когда‑нибудь. Тридцать шестого калибра.

– У меня никогда не было пистолета. И патронов у меня не было вообще.

– Никогда? Может, держал для кого‑то. Или купил и передал. В порядке одолжения?

– Ничего подобного. Почему вы спрашиваете?

– Найдены две гильзы с твоими отпечатками.

– Этого не может быть.

– Мне сказали: отпечатки отличного качества.

– Я сказал, этого не может быть! У меня нет пистолета. Нет патронов. Я никогда не покупал патроны, не держал их в квартире, ни для кого не приберегал. Точка. Конец истории! – слова срывались на крик.

– Тогда должно быть другое объяснение.

– Очевидно!

– Ладно, Кори. Подумай. Я тоже подумаю – возможно, что‑то сложится.

Пэйн промолчал. Гурни отключился.

Минутой позже снова звонок – Пэйн.

– Кажется, кое‑что вспомнил… то, что произошло месяца два‑три назад. – Он всё ещё говорил быстро, но злость ушла. – У моего отца случился один из его коротких человеческих периодов. Мы были…

– Человеческие месячные?

– Время от времени он ведёт себя как нормальный человек. Даже разговаривает со мной. Длится это день, от силы чуть больше, потом он снова становится Богом.

– Ладно. Извини, перебил. Что случилось в тот раз?

– Мы пообедали. Съели бургеры, и он ни разу не сказал, что я зря трачу жизнь. Потом мы поехали к нему в хижину. Вы знаете, что такое перезарядка?

– Изготовление патронов?

– Именно. Он фанат оружия. Он и Терлок. Они вообще делят ту хижину – для охоты.

– Зачем он взял вас туда?

– Его представление о «связи отца и сына». Сказал, хочет, чтобы я помог перезаряжать боеприпасы. Как будто это честь – допустить меня в мир оружия и охоты‑убийства. У него там устройство, которое засыпает порох в латунь, и ещё штуковина, что вдавливает пулю.

– Он хотел, чтобы ты помог?

– У него было несколько маленьких коробок, в которые он складывал готовые патроны. Он заставил меня раскладывать их по коробкам.

– Значит, ты держал эти патроны в руках.

– Раскладывал по коробкам. Я и не подумал об этом, когда ты спросил, есть ли у меня патроны. Не уловил мысль в таком ключе.

– Не знаешь, это был калибр тридцать шестой?

– Понятия не имею.

– Говоришь, это случилось два или три месяца назад?

– Что‑то около того. И знаете что? Теперь, когда вспоминаю, понимаю: это был последний раз, когда я его видел – до того, как он объявил меня убийцей по телевизору.

– Где ты тогда жил?

– В той же квартире, что и сейчас. Я слышал, эти идиоты‑копы превратили её в свинарник.

– Как давно ты там?

– Чуть больше трёх лет.

– Нравилось?

– Когда я впервые приехал в Уайт‑Ривер, пару месяцев жил в доме отца. Начал брать курсы по информатике в колледже в Ларватоне и устроился в местную мастерскую по ремонту компьютеров. В том же здании на втором этаже сдавалась квартира. Жить с отцом и его отвратительной стервой‑женой было невыносимо, так что я снял её. Какое это имеет значение?

Он пропустил вопрос мимо ушей.

– И с тех пор ты там живёшь?

– Да.

– Ты когда‑нибудь пытался вернуться в дом своего отца?

– Нет. Я несколько раз оставался там на ночь. Никогда не мог задержаться дольше, чем на одну ночь. Я бы предпочёл переночевать на улице.

Пока Пэйн говорил, Гурни сбавил скорость и свернул на заправку. Припарковался у неприметного магазинчика за линией насосов.

– У меня к тебе ещё один вопрос. Как ты познакомился с Блейз?

Пэйн замялся.

– Через её сводного брата, Дарвина. Он владеет компьютерным бизнесом, где я работаю. Почему мы говорим о Блейз?

– Она заметная фигура в «Союзе защиты чернокожих». Дело против тебя связано с этим. И ещё она одолжила тебе машину, на которой ты ездил к местам, из которых стреляли.

– Я же сказал, что дело против меня – чушь собачья! И объяснил, почему ездил в те места!

– Какие у вас с ней отношения?

– Секс. Веселье. Время от времени. Ничего серьёзного. Никаких обязательств.

Ему трудно было представить, как этот напряжённый, резкий, злой молодой человек способен на «веселье».

– Как она относилась к Марселю Джордану и Вирджилу Такеру?

– Она о них не говорила.

Гурни сделал мысленную пометку выяснить это подробнее, затем сменил тему:

– Ты знаешь, что‑нибудь о юридических трудностях, с которыми столкнулся Джадд Терлок, когда они с вашим отцом вместе учились в школе?

На миг воцарилось молчание.

– Какие трудности?

– Ты понятия не имеешь, о чём я говорю?

Ещё пауза, длиннее.

– Я не уверен. Кажется, что‑то было… что‑то произошло. Но я не знаю, что именно. Я не думал об этом много лет.

– Не думал о чём? – спросил он.

– Когда я был ребёнком… когда они оба ещё служили в полиции штата… однажды вечером в кабинете они говорили о каком‑то судье в Вирджинии… о судье, который много лет назад уладил кое‑что для Джадда… что‑то, что могло бы стать огромной проблемой. Когда они увидели меня в дверях, замолчали. Помню, это было странно, будто мне нельзя было что-то слышать. Думаю, что бы это ни было, случилось, когда они были в школе, потому что школа была в Вирджинии. Но я не уверен, что это то самое, о чём ты говоришь.

– Я тоже. Кстати, где вы обедали?

– Обедали?

– С вашим отцом. В тот день, когда он пригласил вас в свой домик.