Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"
Автор книги: Джон Вердон
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
26.
Гурни не терпелось вырваться из здания, которое становилось всё более удушливым. Он вышел на парковку. Небо всё ещё висело свинцовой крышей. В воздухе, как всегда, стоял едкий привкус дыма – и всё же он казался ему предпочтительней атмосферы конференц-зала. Он не мог до конца понять первопричину дискомфорта – были ли это отталкивающие люди, мрачная комната с холодным флуоресцентным светом, сюрреалистический вид из окна или его неотступное ощущение, что официальный подход к взаимосвязанным нападениям на полицию и лидеров BDA глубоко ошибочен.
Пока он прикидывал, как распорядиться длительным перерывом, на парковку вышел Клайн, выглядевший более озабоченным, чем обычно.
– Пошли, – сказал он, безапелляционно ткнув пальцем в свой внедорожник.
Они устроились на передних сиденьях. Казалось, Клайн не знал, куда деть руки: то клал их на колени, то переносил на руль.
– Итак, – сказал он после напряжённой паузы. – В чём твоя проблема?
Гурни нашёл его агрессивный тон странно успокаивающим:
– Будь конкретней.
Клайн сжимал и разжимал пальцы на руле, глядя строго вперёд:
– Я слушаю, что ты говоришь на этих совещаниях. Какие вопросы задаёшь. Как задаёшь. Недоверие, неуважение. Если я неправ, скажи. – Уголок его рта дёрнулся.
– Пытаюсь припомнить хоть один неуважительный вопрос. Приведи пример.
– Дело не в одном эпизоде. Это устойчивый образец придирчивого негатива. Как получилось, что красная лазерная точка так долго следовала за Стилом? Почему стреляли в него на ходу, а не в момент, когда он стоял? Находим отпечатки – ты хочешь знать, почему не нашли больше. Раздуваешь до слона странное сообщение на телефоне Стила, а потом раздуваешь до слона и то, что больше странных сообщений не было. Ты цепляешься за каждую мелочь, которая не поддаётся немедленному объяснению. Полностью игнорируешь общую картину.
– Общую картину?
– Абсолютно стройные версии по расстрелам Стила и Лумиса, а также по избиению и удушению Джордана и Такера. Неопровержимые улики против Кори Пейна – в первом случае. Неопровержимые улики против близнецов Горт – во втором. Громкие дела. Но по какой-то причине ты не можешь смириться с тем, что мы победили. Не понимаю.
– Ты переоцениваешь шансы на успех. Я всего лишь указывал на тревожные факты…
Клайн оборвал его:
– Те мелочи, на которые ты указываешь, не подорвут ничего, кроме твоего авторитета. Я серьёзен, Дэвид. Важна общая картина, а ты отказываешься это принять.
– Жаль, что ты смотришь на вещи именно так.
Клайн наконец повернулся к нему:
– Это всё из-за Бекерта, ведь так?
– Бекерт?
– Я видел твоё лицо, когда он говорил. В этом дело? Конфликт личностей? Ты просто хочешь, чтобы он ошибся? Другого объяснения нет.
Гурни молча обдумал, как сформулировать ответ.
– Если ты так думаешь, Шеридан, я ничем тебе больше не помогу.
Клайн снова уставился прямо перед собой, положив руки на руль:
– Увы, вынужден согласиться.
Гурни понял, что то, странное расслабление, которое он ощутил в начале разговора с Клайном, было предвкушением именно этого момента. Теперь же то, что он чувствовал, было чистым и безошибочным облегчением – освобождением от странного бремени, никогда толком не очерченного, но постоянно тревожащего. Не то чтобы он собирался снять с себя участие в расследовании или ответственность перед Ким, Хизер и убитыми. Он лишь разорвёт свои мрачные узы с Клайном.
– Ты хочешь, чтобы я ушёл сейчас? – спросил он. – Или остаться до двухчасовой встречи?
– Вероятно, тебе лучше появиться на встрече. Так будет лучше. И само расследование уже близко к развязке. Осталось произвести окончательные аресты. Такой и должен быть твой уход: не внезапное решение, а естественное событие конца процесса. Всем так лучше, правда?
– Звучит весьма разумно, Шеридан. Увидимся в два.
Никто не предложил пожать друг другу руки.
Гурни выбрался из большого чёрного «Навигатора» и направился в свой скромный загородный дом.
27.
Игровая площадка в Уиллард-парке пустовала. В неподвижном воздухе стоял лёгкий запах озёрной воды. Дрозды в камышах молчали. Песчаная подложка под стальным каркасом комплекса «Джунгли» темнела и липла от недавней мороси. На трубчатых перекладинах бисером сбилась вода и повисла там каплями, готовая вот-вот сорваться.
Гурни решил использовать время до дневной встречи, чтобы составить более цельное впечатление о месте. Его зацепило, что Уиллард-парк – не только точка, где нашли двух жертв BDA, но и последнее место, где видели мотоцикл с Поултер-стрит. Небольшой внутренний резонанс, совпадение – из тех, что Клайн отбросил бы как чепуху. Но мнение Клайна более не имело значения.
Стоя спиной к детскому комплексу, он смотрел в сторону поля, где состоялась демонстрация и где стреляли в Стила. Между ними, в промежутке лужаек, высился полковник Уиллард на боевом коне.
Он прошёл от площадки к берегу озера и уставился на серую гладь. Тропинка справа вела в лесной массив, окаймлявший воду. Он предположил, что это главная тропа с той спутниковой фотографии, которую показывал Торрес, – часть сети, соединяющей парк с дикой зоной за его границами и с частным угодьем оружейного клуба Уайт-Ривер, где большинство охотничьих домиков принадлежало полицейским Уайт-Ривер.
Связь, безусловно, была слабой… но не исключено, что мотоцикл, уходивший с Поултер-стрит после выстрела в Рика Лумиса, мог поехать теми же маршрутами, что и доставившие Джордана и Тукера к детскому комплексу. Гурни не был уверен, что это к чему это ведёт, но мысль о том, что перед ним не простое совпадение, вызвала в нём ощутимую дрожь.
Через миг из глубины леса раздался отчаянный птичий крик – и по коже побежали мурашки совсем иного рода. Жуткий, пронзительный звук, что иногда в сумерках доносился с дальнего берега его собственного пруда, из сосновой чащи. Хотя он понимал иррациональность своей реакции, эта странно переливчатая нота каждый раз вызывала в нём беспокойство.
Он вернулся от озера к «Джунглям» – детскому тренажёрному комплексу. Представил, как Марселя Джордана и Вирджила Тукера туго привязывают к трубчатым брусьям.
Он посмотрел на те самые перекладины, к которым крепились верёвки. Он не знал, что именно ищет, но всё равно смотрел, стараясь запомнить устройство конструкции как можно точнее.
Единственная мелочь, задержавшая его внимание, – два блестящих пятна, каждое диаметром чуть больше сантиметра, на расстоянии примерно 120 сантиметров друг от друга, в нижней части горизонтальной перекладины. Судя по фотографиям, показанным на совещании, эти точки должны были приходиться где-то чуть выше или сразу позади голов жертв. Он не имел ни малейшего понятия, что они могли означать – если вообще что-то означали, – но вспомнил, что в его почте есть письмо от Торреса со ссылкой на все снимки Пола Азиза. Он сделал мысленную пометку: дома обязательно просмотреть их.
До назначенной на два часа встречи в управлении у него оставалось немного времени, и он решил присмотреться к статуе.
Пересекая поле, он заметил: интересуется ею не он один. С противоположной стороны к монументу приближалась афроамериканка в камуфляже, кажется, снимала статую на телефон.
Она не обращала на Гурни внимания, пока они не оказались на расстоянии разговора. Он улыбнулся и спросил, знает ли она что-нибудь о человеке на коне.
Она остановилась, оглядела его оценивающе и спросила:
– Тебя сюда прислали, чтобы убедиться, что мы не снесём эту дьявольскую махину?
Гурни покачал головой:
– Меня никто не посылал.
– Дорогой, я узнаю копа, когда вижу его. А копы, которых я знаю, ходят туда, куда их отправляют.
Он внезапно узнал её – сначала по голосу, потом по лицу: по её участию в перепалке с белым супремасистом на RAM-TV.
– Возможно, вы знакомы с полицейскими Делла Бекерта, мисс Джексон, но вы не знаете меня.
Её тёмные глаза впились в него. В спокойствии и ровной интонации было что-то пугающее.
– Зачем вы со мной разговариваете?
Гурни пожал плечами:
– Как уже сказал, хотел узнать, что вы можете рассказать о человеке на лошади.
Она подняла глаза на памятник – словно впервые оценивая его позу.
– Он – дьявол, – произнесла она небрежно.
– Дьявол?
– Хочешь, повторю ещё раз?
– Почему вы так его называете?
– Человек, который делает дьявольскую работу, – и есть дьявол во плоти.
– Хм. А что насчёт Делла Бекерта? Что вы можете сказать о нём?
Теперь во взгляде, которым она одарила Гурни, мелькнула острота – почти искра ума.
– Неужели это не поразительная особенность жизни – люди всегда знают правду, сами того не замечая?
– Что вы имеете в виду?
– Подумай. Мы говорим о дьяволе – и посмотри, чьё имя пришло тебе в голову.
Гурни улыбнулся:
– Любопытное наблюдение.
Она уже собралась уходить, но задержалась на полшага:
– Хочешь жить – будь осторожен. Как бы хорошо ты ни думал, что знаешь этого представителя закона и порядка, знаешь ты его не больше, чем Эзру Уилларда.
Она повернулась и быстро направилась к выходу из парка.
Вернувшись к машине и немного поразмышляв над словами Блейза Лавли Джексона, Гурни решил, что должен сообщить Мадлен: встречу в управлении перенесли на вторую половину дня, домой он вернётся позже, чем рассчитывал.
Он уже тянулся к кнопке вызова, когда телефон зазвонил сам.
Увидев на экране имя Мадлен, он начал объяснять ситуацию, но она тут же перебила:
– Они отключили Рика от жизнеобеспечения.
– О, Господи. С Хизер… всё в порядке?
– Не совсем. Её увезли в отделение неотложной помощи. Боюсь, у неё могут начаться преждевременные схватки. – Последовала пауза; он слышал её прерывистое дыхание. Потом всхлип и короткий кашель. – Врач сказал, что мозговые функции у Рика полностью разрушены. Ни единого шанса… ни единого шанса ни на что.
– Да, – произнёс он. Больше ничего, одновременно честного и утешительного, в голову не приходило.
– Брат Рика летит – не знаю откуда. И сестра Хизер тоже. Я дам тебе знать, как всё прояснится.
Едва разговор закончился, телефон зазвонил опять.
Увидев имя Клайна, он решил, что тот звонит с такими же дурными вестями, и перевёл вызов на голосовую почту. Он даже не заметил, что похолодало и снова накрапывает дождь.
Какое-то время он сидел в стороне, потеряв счёт минутам. Достал из папки зашифрованное сообщение, вновь его изучил – и вновь без результата.
Необходимость действовать – хоть как-то – подтолкнула его к телефону: он набрал Джека Хардвика. Прослушал краткую запись: «Оставьте сообщение. Будьте кратки».
– Нам нужно поговорить. Беспорядки в Уайт-Ривер становятся всё страннее и грязнее. Второй подстреленный полицейский – молодой детектив по имени Лумис – только что умер. Клайн хочет, чтобы я держался в стороне. Утверждает, что всё сходится: неопровержимые улики, дело сделано. Я не согласен. Если можешь – завтра в восемь утра у “Абеляра”. Если не выйдет – позвони.
Прежде чем убрать телефон, он глянул на список сообщений. Не прослушанными оставались лишь два – одно от Клайна и более старое от Трэшера. Ни то ни другое ему не хотелось слышать.
Телефон уже был на полпути к карману, когда зазвонил снова. Опять Клайн. Упрямство подсказывало игнорировать, но что-то ещё – пожалуй, простая логика – велело поговорить и поставить точку.
– Гурни слушает.
– Хотел сообщить: встреча в два отменяется.
– Проблемы?
– Как раз наоборот. Большой прорыв. Делла пригласили сегодня вечером к Карлтону Флинну – обсудить важнейший вопрос.
– Тот раздувшийся самовлюблённый тип с RAM-TV?
– Случайно так вышло, что он – самая известная новостная персона в стране, ведущий одного из самых рейтинговых интервью-шоу в Америке. Очень важная персона.
– Я впечатлён.
– И должен быть впечатлён. Для Делла это отличная возможность расставить всё по местам – демонстрации, беспорядки, перестрелки – представить в правильном свете, сделав акцент на восстановлении закона и порядка. Людям это необходимо услышать.
Гурни промолчал.
– Ты на линии?
– Я подумал, что ты звонишь, чтобы сообщить о смерти Рика Лумиса.
– Я предположил, что ты уже слышал от кого-то другого.
Гурни снова промолчал.
– Это и не было неожиданностью, учитывая его состояние. Но теперь мы знаем, кто это сделал, и арест – лишь вопрос времени. Возможно, тебе будет интересно: отпечатки в “Королле” и на снайперских позициях совпадают с отпечатками в квартире Кори Пейна. Люди Торреса даже нашли коробку с тридцатью шестью патронами, запрятанную в глубине одного шкафа.
– Впечатляет.
– Есть и другие хорошие новости. Наши данные по близнецам Горт подтвердились. Группа K9 и штурмовая команда заходят к ним со стороны карьерного хребта. Подкрепление уже в пути – всё должно завершиться в течение часа.
– Приятно слышать.
Голос Гурни, казалось, прояснился.
– Слушай, – продолжил Клайн, – я знаю, у нас были тяжёлые потери. Никто не спорит. Это не исправить. Но приняты правильные меры. Мы выходим на нужные результаты – вот что важно. А Делл – идеальный медиатор.
Гурни сделал паузу:
– Планируешь позвонить жене Рика Лумиса?
– Разумеется. В подходящее время. О, ещё кое-что – по хозяйственной части. Нам нужны твои документы, а также почасовой отчёт о времени, которое ты потратил на это дело.
– Сделаю.
Они закончили разговор. Предыдущий разговор на парковке они прервали, не пожав рук. На этот раз – не попрощавшись.
Прежде чем убрать телефон, Гурни ещё раз набрал Хардвика и оставил дополнительное сообщение на голосовой почте, предложив посмотреть вечернее шоу Карлтона Флинна. Затем удалил прежнее сообщение от Клайна. Слушать этого человека дважды у него не было ни малейшего желания.
Его собственный план был прост: заехать домой, просмотреть снимки Пола Азиза, поужинать и приготовиться к тому, что обещало стать мастер-классом Делла Бекерта по управлению информационной повесткой.
Достать фотографии Азиза с файлообменника, который использовал Торрес, оказалось нетрудно. Усевшись за стол у себя в кабинете, он начал открывать их одну за другой на ноутбуке.
Когда он миновал душераздирающие кадры с телами, мало что цепляло взгляд – пока он неожиданно не увидел крупным планом те самые два блестящих пятна, замеченные им на перекладине «Джунглей».
Ещё интереснее оказалась следующая серия – крупные планы двух отдельных участков верёвки, на каждом – небольшое круглое углубление. Последовательность навевала мысль о связи между блестящими пятнами и вмятинами на верёвках.
Он немедленно позвонил Торресу, оставил сообщение с описанием снимков и просьбой дать контакт Азиза, надеясь, что Клайн ещё не известил Торреса о его исключении из официального списка.
Ответ пришёл меньше, чем через десять минут – и, к его удивлению, звонил сам Азиз.
– Марк дал мне ваш номер, – сказал молодой серьёзный голос, лишённый сколько-нибудь заметного ближневосточного акцента. – Он сказал, что у вас вопросы по некоторым фотографиям с места.
– Спасибо, что так быстро перезвонили. Меня интересуют два блестящих пятна на перекладине «джунглей» и приплюснутые участки на канатах – по-видимому, сняты уже после того, как тела убрали. Помните, как они были расположены изначально по отношению друг к другу?
– Плоские отметины на канатах приходились на те места, где они перекидывались через перекладину. Блестящие пятна располагались как раз под ними – на нижней стороне перекладины. Если бы Марк показал вам только крупные планы тел на месте, вы бы не поняли, о чём я. Те верёвки проходили за головами жертв, прижимая их шеи к конструкции.
– Вам в голову не приходил сценарий, который объяснил бы очевидную связь между блестящими и плоскими пятнами?
– В тот момент – нет. Я просто автоматически снимаю всё, что кажется необычным. – Он помолчал. – Но… возможно, какой-то зажим?
Гурни попытался представить себе это.
– Вы имеете в виду… как если бы кто-то натянул верёвку через перекладину, чтобы поднять каждого пострадавшего в вертикальное положение, а затем закрепил верёвку на перекладине, удерживая человека на месте, пока ему обвязывают живот и ноги?
– Думаю, так это и могло быть сделано. В вашем описании метки сходятся.
– Очень интересно. Спасибо, Азиз. Спасибо, что нашли для меня время. И – за ваше внимание к деталям.
– Надеюсь, это поможет.
Отключившись, Гурни откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в окно кабинета, пытаясь восстановить картину происшедшего – представить обстоятельства, при которых потребовались бы фиксирующие зажимы. Вскоре он поймал себя на том, что ходит по кругу; на миг усомнился, действительно ли зажимы могли оставить такие следы. Он решил принять душ – в надежде, что вода прояснит мысли и снимет напряжение.
В некотором смысле так и случилось, хотя «прояснение» больше походило на опустошение, чем на прозрение. И всё же чистый мысленный лист – не худший исход. А снятое напряжение – всегда к лучшему.
Когда он заканчивал натягивать чистые джинсы и удобную рубашку-поло, чувство покоя нарушил звук входной двери. Охваченный любопытством, он вышел на кухню и увидел Мадлен, входящую из прихожей.
Она не сказала ни слова, прошла в дальний конец вытянутого открытого пространства, служившего им кухней, столовой и гостиной, и опустилась на диван у камина. Он последовал за ней и сел напротив, в кресло.
Со времён той давней трагедии – гибели их четырёхлетнего сына, больше двадцати лет назад, – он не видел её такой измученной и лишённой надежды. Она закрыла глаза.
– Ты в порядке? – спросил он и тут же осознал абсурдность вопроса.
Она открыла глаза.
– Помнишь Кэрри Лопес?
– Конечно.
Это была из тех историй, о которых полицейский старается не думать, но забыть не может. Кэрри была женой, а затем – вдовой Генри Лопеса, молодого идеалиста-детектива из отдела по борьбе с наркотиками, которого в одну зимнюю ночь сбросили с крыши притона в Гарлеме вскоре после того, как Гурни назначили в тот же участок. На следующую ночь трое членов местной банды были убиты в перестрелке с двумя сотрудниками отдела, и именно их обвинили в убийстве Лопеса. Но Кэрри никогда в это не верила. Она была уверена: мужа убили свои – ребята из отдела наживались, а честность Генри стала им помехой. Её просьбы о служебном расследовании так ни к чему не привели. Постепенно она сдалась. Ровно через год после смерти Генри она покончила с собой, спрыгнув с крыши того же дома.
Гурни придвинулся ближе.
– Как думаешь, Хизер в таком же состоянии?
– Боюсь, всё может закончиться именно так.
– А Ким?
– Сейчас её держит гнев. Но… я не знаю. – Она покачала головой.
28.
В восемь вечера, сидя вдвоём перед его рабочим столом в кабинете, Гурни зашёл в раздел «Прямая трансляция» на сайте RAM-TV и нажал иконку, чтобы отправить Карлтону Флинну интересующий его вопрос.
В отличие от привычной для RAM-TV буйной палитры и взрывной графики, шоу Карлтона Флинна начиналось стаккато барабанной дробью на фоне шквала чёрно-белых фотографий ведущего. В стремительной смене – один и тот же мужчина, но в разных настроениях, все – напряжённые: задумчивый. Довольный. Возмущённый. Оценивающий. Встревоженный. Жёсткий. Скептичный. Испытывающий отвращение. Восхищённый.
С последним резким ударом барабана картинка сменилась живым крупным планом самого Флинна, смотрящего прямо в камеру.
– Добрый вечер. Я – Карлтон Флинн. – Выражение лица у него при этом было «озабоченным». Он обнажил зубы – жест, не слишком похожий на улыбку.
Камера отъехала назад: он сидел за маленьким круглым столиком. По другую сторону – Делл Бекерт. На Бекерте – тёмный костюм с булавкой в виде американского флага на лацкане; на Флинне – белая рубашка с расстёгнутым воротом и рукавами, закатанными до локтя.
– Друзья мои, – сказал Флинн, – сегодняшний выпуск войдёт в учебники истории. Сегодня утром мне сообщили новость, которая буквально потрясла меня. Она заставила меня сделать то, чего я не делал никогда: отменить встречу с приглашённым гостем, чтобы освободить место для человека, сидящего сейчас напротив. Его зовут Делл Бекерт. Он – шеф полиции Уайт-Ривер, штат Нью-Йорк, города, где за последние несколько дней были убиты двое белых полицейских. Когда его город балансирует на грани межрасовой войны и улицы захлёбываются беззаконием, стойкость этого человека останавливает волну хаоса. Его стремление к справедливости и порядку берёт верх. И делает он это ценой тяжелейших личных потерь – к ним мы ещё вернёмся. Но сперва, шеф Бекерт, не могли бы вы сообщить нам последние данные по расследованию смертельных нападений на ваших офицеров?
Бекерт мрачно кивнул.
– С тех пор, как трусливый снайпер атаковал наших храбрых офицеров, наш департамент быстро провел расследование. Снайпер опознан: Кори Пэйн, двадцатидвухлетний белый, приверженец радикальной черной идеологии. Сегодня поздно утром я получил неопровержимые улики, связывающие его с обоими нападениями. В час пятнадцать пополудни я издал официальный ордер на его арест. В час тридцать я подал в отставку.
Флинн подался вперёд.
– Вы подали в отставку?
– Да. – Голос Бекерта звучал твёрдо и отчётливо.
– Зачем вы это сделали?
– Чтобы обезопасить целостность системы и беспристрастное применение закона.
Мадлен бросила на Гурни вопросительный взгляд.
– О чём он?
– Думаю, понимаю, – сказал Гурни. – Но давай дослушаем.
Флинн, очевидно знавший обо всём заранее – именно потому Бекерт и оказался в студии, – изобразил недоумение:
– Почему для этого нужна ваша отставка?
– Кори Пэйн – мой сын. – Слова прозвучали удивительно спокойно.
– Кори Пэйн… ваш сын? – повторил Флинн, как будто желая усилить драматический эффект откровения.
– Да.
Мадлен, не веря глазам, уставилась в экран.
– Кори Пэйн убил Джона Стила и Рика Лумиса? И Кори Пэйн – сын начальника полиции? Неужели это правда?
– Возможно, наполовину, – произнёс Гурни.
Флинн положил ладони на стол.
– Позвольте задать очевидный вопрос.
Но Бекерт опередил его:
– Как я мог так обмануться? Как опытный полицейский мог не заметить признаки, которые должны были быть налицо? Этого вы хотите спросить?
– Думаю, этого хотим мы все.
– Скажу, как умею. Кори Пэйн – мой сын, но мы много лет почти не общались. Подростком он вёл себя отвязно. Не раз нарушал закон. В качестве альтернативы ювенальной тюрьме я добился, чтобы его отправили в школу-интернат строгого режима. Когда он окончил её в восемнадцать, я возлагал на него большие надежды. Когда он взял фамилию Пэйн – девичью фамилию его матери – я решил, что это очередной акт бунта, который пройдёт. Когда в прошлом году он переехал в Уайт-Ривер, я подумал: может, у нас всё-таки получится наладить отношения. Оглядываясь назад, понимаю: это было глупо. Отчаянное родительское заблуждение. Оно на время заставило меня забыть глубину его враждебности ко всему, что связано с законом, порядком, дисциплиной.
Флинн понимающе кивнул.
– Кто-то в Уайт-Ривер знал, что настоящая фамилия Кори Пэйна – Бекерт?
– Он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал о нашем родстве, и я это уважил. Если он кому-то о чём-нибудь рассказывал по своим причинам, я об этом не знал.
– Как часто вы с ним виделись?
– Я предоставил это на его усмотрение. Время от времени он навещал меня. Иногда мы обедали вместе – обычно в местах, где нас не узнавали.
– Что вы думали о его расовой риторике, о критике полиции?
– Я говорил себе, что это пустые слова. Подростковая поза. Перевёрнутый поиск внимания. Ощущение силы, которое даёт критика влиятельных. Думал, образумится. Очевидно, случилось обратное.
Флинн откинулся и задержал на Бекерте долгий, сочувствующий взгляд.
– Вам, должно быть, невероятно больно.
Бекерт коротко сжал губы, словно пытаясь изобразить улыбку.
– Боль – часть жизни. Важно не бежать от неё. И не позволять ей толкать вас на неправильные поступки.
– Неправильные поступки? – Флинн принял задумчивый вид. – В данном случае это что?
– Скрывать улики. Просить об одолжениях. Выкручивать руки. Влиять на исход. Скрывать, что мы – отец и сын. Всё это было бы неправильно. Это подорвало бы закон – идеал справедливости, служению которому я посвятил жизнь.
– Значит, поэтому вы уходите – добровольно завершаете одну из самых выдающихся карьер в правоохранительных органах Америки?
– Уважение к закону держится на доверии общества. Дело против Кори Пэйна должно вестись энергично и прозрачно, без тени подозрения во вмешательстве. Если для этого нужно моё отстранение – это цена, которую стоит заплатить.
– Ого, – одобрительно кивнул Флинн. – Хорошо сказано. Итак, раз вы подали в отставку, каковы ваши дальнейшие шаги?
– С одобрения городского совета Уайт-Ривер мэр Дуэйн Шакер назначит нового начальника полиции. Жизнь пойдёт своим чередом.
– Есть мудрые слова на прощание?
– Да свершится правосудие. Пусть семьи погибших обретут покой. И да будет непоколебимая святость закона выше любых иных соображений – какими бы важными, личными или болезненными они ни были. Боже, благослови Уайт-Ривер. Боже, благослови Америку.
Камера медленно взяла крупный план Флинна – суровый, но заметно растроганный.
– Что ж, друзья, разве я не предупреждал, что это войдёт в учебники? По-моему, далеко не скромному мнению, мы только что услышали одну из наиболее принципиальных и пронзительных речей об отставке, когда-либо прозвучавших в эфире. Счастливого пути, Делл Бекерт!
В финале, помахав рукой и обменявшись с Бекертом любезностями, Флинн повернулся к камере и, обретя свой обычный напор, обратился к миллионам преданных зрителей:
– Я – Карлтон Флинн, и вот как вижу это я. Вернусь после важнейших сообщений.
Гурни вышел с сайта RAM-TV и захлопнул крышку ноутбука.
Мадлен растерянно покачала головой.
– Что ты имел в виду, говоря, что это может быть правдой лишь наполовину? Что Пэйн – сын Бекерта и что он – снайпер?
– В том, что он его сын, я не сомневаюсь. А вот насчёт снайпера всё значительно туманнее.
– Скользкому мистеру Флинну эта речь, безусловно, пришлась по вкусу.
– У меня сложилось то же впечатление. Хотя на деле это была вовсе не «речь об отставке».
– Ты думаешь, он и не уйдёт?
– Уйдёт. Он действительно уходит – из полицейского управления Уайт-Ривер. Чтобы баллотироваться в генеральные прокуроры штата Нью-Йорк. Если не ошибаюсь, только что мы слушали его предвыборную речь.
– Ты серьёзно? В тот самый день, когда Рик…
Её перебил звонок.
Гурни посмотрел на экран:
– Это Хардвик. Я предложил ему послушать «Шоу Флинна».
Он нажал «Принять».
– Итак, Джек, как тебе это зрелище?
– Этот грёбаный манипулятор снова за своё, – рявкнул Хардвик.
Гурни думал, что понял, но переспросил:
– Что именно «снова»?
– Превращение катастроф в триумф. Сначала – подростковые выходки его сынка. Потом – передоз его жены. Теперь, мать его, двойное убийство, устроенное тем же поехавшим сыном. И вся эта дрянь в волшебных руках Делла вдруг становится витриной его благородства. Самоотверженный рыцарь высших идеалов. Этот тип каждый новый семейный кошмар оборачивает трамплином для собственного высокомерного бреда. Пусть провалится.
Отключившись, Гурни надолго застыл в напряжённой тишине. За окном кабинета сгущались сумерки.
– Ну? Что сказал Хардвик? – спросила Мадлен.
– О Бекерте? Что он корыстный, лживый, склонный к манипуляциям ублюдок.
– Ты согласен?
– По меньшей мере – да.
– «По меньшей мере»?
Гурни медленно кивнул:
– Плохое у меня предчувствие. За этими обыкновенными пороками может скрываться нечто куда худшее.








