Текст книги "Уайт-Ривер в огне (ЛП)"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Пэйн начал резким голосом:

– Полиция утверждает, что защищает верховенство закона.

Гелтер поморщился:

– Хотите услышать о психическом расстройстве – послушайте этого мудака!

– Они твердят, будто являются хранителями верховенства закона, – повторил Пэйн. – Но это ложь. Они защищают не верховенство закона, а законы правителей. Законы манипуляторов – властолюбивых политиканов, диктаторов, жаждущих контролировать нас. Полиция – их инструмент давления и карательный аппарат системы, которая служит лишь правящим и их прихлебателям. Полиция уверяет, что стоит на нашей защите. Это абсолютно не соответствует действительности.

Гурни подозревал, что этот отрепетированный поток обвинений Пэйн произносил уже не раз. Но ничего заученного не было в той ярости, что его подстёгивала. И в той сильной эмоции, что темнела в глазах молодого человека.

– Те из вас, кто ищет справедливости, – берегитесь! Те из вас, кто верит в миф о надлежащей правовой процедуре, – берегитесь! Те из вас, кто думает, что закон вас защитит, – берегитесь! Люди другого цвета кожи – берегитесь! Те, кто говорит открыто, – берегитесь! Опасайтесь силовиков, которые используют моменты беспорядков в своих целях. Этот момент – как раз такой. Был застрелен полицейский. Власти собираются мстить. В воздухе сгущаются месть и репрессии.

– Понимаете, к чему я? Чистейшая ахинея! – Гелтер кипел. – Сознаёте, с чем столкнулась цивилизация? Подстрекательская дрянь, которую извергает из себя этот маленький самодовольный засранец…

Он осёкся, когда к нему подошла Триш – торопливая и встревоженная:

– Тебе звонят на домашний.

– Прими сообщение.

Она замялась:

– Это Делл Бекерт.

Выражение лица Гелтера изменилось.

– А, ясно. Ладно. Полагаю, стоит ответить.

С этими словами он исчез за одной из дверей в задней стене. Триш широко улыбнулась:

– Надеюсь, вы любите азиатскую веганскую кухню. Я нашла самого симпатичного молодого камбоджийского шеф-повара. Мой маленький мастер вока.

7.

Дорогу домой они почти целиком провели в молчании. Ночью в машине Мадлен редко заводила разговоры. Со своей стороны, он старался не отчитывать те светские затеи, в которые она его втягивала, а сказать о вечеринке у Гелтеров что-то положительное у него не получалось. Уже у двери прихожей, выходя из машины, Мадлен нарушила тишину:

– С какой стати им держать телевизор включённым весь вечер?

– Ирония в духе постмодерна? – предположил Гурни.

– Будь серьёзен.

– Серьёзно, понятия не имею, зачем Триш делает что-либо. Я не уверен, кто она на самом деле. Не думаю, что за упаковкой многое разглядишь. Марв, возможно, не глушит телевизор, чтобы оставаться злым и всегда правым. Желчный маленький расист.

– Триш говорит, что он финансовый гений.

Гурни пожал плечами:

– В этом нет противоречия.

Лишь когда они вошли в дом, и он принялся варить себе кофе, она заговорила снова, с тревогой глядя на него:

– В тот момент... когда офицер...

– Был застрелен?

– С тобой... всё было в порядке?

– Более или менее. Я знал, что это произошло. Так что само видео не стало шоком. Просто... потрясло.

Её лицо посуровело.

– И это они называют новостями. Информацией. Настоящее убийство на экране. Что за способ завоевать аудиторию! Продавайте ещё больше рекламы! – Она покачала головой.

Он предположил, что часть её гнева и впрямь была вызвана лицемерием медиабизнеса, построенного на прибыли. Но подозревал, что большая его доля питалась источником куда более личным – ужасом от того, что она увидела гибель полицейского, человека такой же профессии, как её собственный муж. Цена её способности к глубокому сопереживанию заключалась в том, что чужая трагедия легко становилась её собственной.

Он спросил, не поставить ли чайник для чая.

Она покачала головой:

– Ты действительно собираешься во всё это ввязываться?

С некоторым усилием он выдержал её взгляд.

– Всё так, как я говорил тебе раньше. Я не могу принимать никаких решений, пока не узнаю больше.

– Какая информация поможет... – Её вопрос прервал звонок его мобильного.

– Гурни слушает, – отозвался он. Хотя прошло уже четыре года с тех пор, как он покинул отдел убийств нью-йоркской полиции, манера отвечать на звонки не изменилась.

Хриплый, ехидный голос на другом конце провода не нуждался в представлении:

– Получил твоё сообщение, будто ты ищешь информацию по Уайт-Ривер. Типа чего? Дай ориентир, чтобы я мог направить тебя к тому сорту дерьма, который ты имеешь в виду.

Гурни привык, что звонки Джека Хардвика стартуют с едких выпадов, и научился их игнорировать.

– Шеридан Клайн нанес мне визит.

– Сам этот сукин сын прокурор? И чего он хотел?

– Хочет, чтобы я нанялся временным штатным следователем.

– По какой части?

– Расследование стрельбы в полицейского. По крайней мере, так он говорит.

– Есть причина, по которой обычный детективный отдел полиции Уайт-Ривер с этим не справится?

– Насколько знаю, нет.

– С какого чёрта он туда лезет? Это не его поляна. И почему ты?

– Вот именно вопрос.

– Как он это объяснил?

– Город на грани хаоса. Нужно срочно провести серьёзные аресты. Принять все меры к пресечению деятельности. Нет времени на разборки. Задействовать все силы. Самых лучших и талантливых. И прочая такая же песня.

Хардвик помолчал, затем с подчеркнутой гадливостью прочистил горло:

– Странный звук. Характерный запах конского навоза. На твоём месте я бы внимательней смотрел, куда ступаю.

– Прежде чем куда-то ступить, я хочу узнать больше.

– Это всегда здравая мысль. Так чего ты хочешь от меня?

– Всё, что сможешь быстро достать. Факты, слухи – вообще что угодно. О политике, о застреленном полицейском, о департаменте, о самом городе, о давней истории с Лакстоном Джонсом, об Альянсе защиты чернокожих. Всё, что угодно.

– Тебе всё это было нужно ещё вчера?

– Завтра будет достаточно.

– Ну да, ты же не слишком многого просишь, а?

– Я стараюсь этого избегать.

– Чрезвычайно любезно с твоей стороны, – проворчал Хардвик и высморкался буквально в дюйме от трубки. Гурни так и не понял, то ли у того хронические проблемы с пазухами, то ли он попросту наслаждается отвратительными звуковыми эффектами.

– Ладно, сделаю пару звонков. У меня заноза в заднице, зато душа щедрая. Ты свободен завтра утром?

– Постараюсь освободиться сам.

– Встретимся в Диллуиде. У Абеляра. В девять тридцать.

Завершив разговор, Гурни снова повернулся к Мадлен, вспомнив, что она как раз собиралась о чём-то его спросить.

– О чём ты говорила перед тем, как зазвонил телефон?

– Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра. День выдался длинным. Я пойду спать.

Его подмывало последовать за ней, но вопросы о ситуации в Уайт-Ривер не давали покоя. Допив кофе, он принёс из кабинета ноутбук и поставил его на стол в уголке для завтрака. Пододвинул стул и набрал в поисковике: «Уайт-Ривер, Нью-Йорк». Просматривая результаты в надежде на статьи, которые он мог упустить, он отметил несколько пунктов:

– Материал в «Таймс», подчёркивающий постоянный характер проблемы: «Смерть полицейского углубляет расовый раскол в северной части штата».

– Короткая, но едкая заметка в «Пост»: «Полицейский застрелен на митинге BDA».

– Сдержанный тон «Уайт-Ривер Обсервер»: «Мэр Шакер призывает к спокойствию».

А затем – громкий рекламный крик RAM: «ПЕРВАЯ КРОВЬ ПРОЛИТА В РАСОВОЙ ВОЙНЕ? ПОЛИЦЕЙСКИЙ ЗАСТРЕЛЕН, КОГДА АКТИВИСТ ПОДСТРЕКАЛ ТОЛПУ. СМОТРИТЕ ВСЁ ЭТО В BATTLEGROUND СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ – ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ НА RAM-TV.ORG».

Перелистав статьи, открывавшиеся по этим заголовкам, и не обнаружив ничего, чего он уже не знал, он пошёл дальше. Наткнувшись на ссылку на официальный сайт муниципалитета Уайт-Ривер, щёлкнул по ней. Предсказуемая подача: городские департаменты, бюджетные данные, ближайшие события, местные достопримечательности, история. В разделе «Вакансии» – место официантки на полставки в магазине мороженого «Счастливая корова». В блоке «Новости сообщества» сообщалось о преобразовании фабрики шерстяных носков «Уиллард» в ремесленную пивоварню «Зимний гусь».

Там были фотографии чистых, но пустынных улиц, краснокирпичных зданий и тенистого парка, названного в честь полковника Эзры Уилларда, одного из той носочной семьи. На первой из двух фотографий в парке Уилларда – статуя самого полковника, в форме времён Гражданской войны, верхом на грозной лошади. В подписи он значился как «герой Уайт-Ривер, отдавший свою жизнь в великой войне за сохранение Союза».

На второй – две улыбающиеся матери, одна белая, другая смуглая, качают своих разыгравшихся малышей на соседних качелях. На всём сайте – ни слова о смертельной стрельбе или о вспышках ненавистнического насилия, охвативших город. Ничего и об исправительном учреждении, которое фактически кормило округ.

Следующим его внимание привлёк раздел об Уайт-Ривер на сайте под названием «Комментарии граждан без цензуры». Казалось, он притягивал расистские вопли, оставленные людьми с именами вроде «Правдоискатель», «Права белых», «Американский Защитник» и «Покончить с чёрной ложью». Сообщения, датированные несколькими годами ранее, свидетельствовали: открытая расовая вражда в городе – не новость. Они напомнили слова одного мудреца о том, что мало что на свете хуже, чем вооружённое невежество, рвущееся в бой.

Он на миг вернулся к разделу муниципального сайта про парк и статую полковника Уилларда, размышляя, не об этой ли статуе говорила ему Мадлен как о цели нынешних протестов. Не найдя ответа, он перешёл к более широкому поиску, перебирая сочетания: «Эзра Уиллард», «Гражданская война», «статуя», «штат Нью-Йорк», «Уайт-Ривер», «расовые разногласия», «исправительное учреждение», «парк Уилларда», «Союз», «Конфедерация». Наконец, добавив «рабство», он наткнулся на ответ в журнале одного из исторических обществ по гражданской войне.

Статья касалась федеральных законов о беглых рабах, легализовавших на Севере поимку рабов, спасавшихся от южных хозяев. Среди примеров практики значилось «создание в 1830 году меркантильной семьёй Уиллардов в северной части штата Нью-Йорк удерживающего изолятора для пойманных беглых рабов на время переговоров о выплатах за их возвращение южным владельцам».

В сноске указывалось, что эта прибыльная деятельность прекратилась с началом войны; что по крайней мере один член семьи, Эзра, в итоге сражался и погиб на стороне Союза; и что после войны бывшее место заключения стало ядром того, что постепенно перестроили и расширили в государственную тюрьму – нынешнее Исправительное учреждение Уайт-Ривер.

Размышляя об уродливой природе семени, из которого выросло это учреждение, Гурни мог понять порыв протестовать против увековечения памяти одного из Уиллардов. Он поискал о самом Эзре ещё сведений, но, кроме кратких упоминаний в новостях о требованиях BDA убрать его статую, ничего не нашёл.

Отложив исторические раскопки, он решил вернуться к текущей повестке – насколько это возможно. Снова зашёл на сайт RAM в надежде выудить крупицу пользы из самодовольного шума, который там выдавали за «новости и аналитику».

Сайт загружался медленно, и это дало ему время поразмышлять над иронией интернета: крупнейшее в мире хранилище знаний обернулось рупором для идиотов. Как только страница прогрузилась, он пролистал варианты и добрался до раздела, озаглавленного: «Поле битвы сегодня вечером – прямая трансляция».

Он сперва растерялся от увиденного на экране: с высоты птичьего полёта крупным планом полицейский автомобиль, сверкая огнями и воем сирены, нёсся по проезжей части. Ракурс показывал, что камера расположена над патрульной машиной и чуть позади неё; когда та на перекрёстке резко вильнула вправо, камера повторила манёвр. Когда автомобиль остановился в узкой улочке позади ещё трёх патрульных машин, камера сбавила ход и зависла, слегка просев. Эффект напоминал кадр слежения в киношной сцене погони.

Он понял: использовано сложное беспилотное устройство, оснащённое видео– и аудиопередатчиками. Пока дрон удерживал позицию, его камера медленно приближалась к месту, событий. Полицейские в касках полукругом обступили темнокожего мужчину, который наклонился вперёд, упершись ладонями в стену здания. Когда двое полицейских из подъехавшего автомобиля присоединились к остальным, на мужчину надели наручники. Спустя несколько мгновений, после того как его втолкнули на заднее сиденье одной из первых машин, в нижней части экрана появилась строка: «10:07 вечера... Данстер-стрит, район Гринтон, Уайт-Ривер... Нарушитель комендантского часа взят под стражу... Подробности смотрите в следующей сводке новостей RAM».

Как только патрульная машина отъехала, видео переключилось на другой эпизод – пожарная машина у тлеющего кирпичного здания; двое пожарных в защитном снаряжении держали шланг и вбивали мощную струю воды в разбитую витрину магазина на первом этаже. Потёртая вывеска над окном гласила, что обугленные останки – это «Барбекю Бетти Би».

Ракурс совпадал с прежним, отчётливо намекая: съёмку снова ведёт высококлассный дрон. Гурни с интересом отметил, что RAM, по-видимому, задействовала немалые ресурсы для освещения событий в Уайт-Ривер.

Следом пошёл уличный опрос – женщина-репортёр с микрофоном и рослый пожарный в чёрном шлеме с золотыми буквами «КАПИТАН». Репортёр – стройная темноволосая, лицо и голос выражали глубокое беспокойство.

– Я Мэрилин Мейз, беседую с капитаном пожарной охраны Джеймсом Пелтом, человеком, ответственным за наведение порядка в этой хаотичной обстановке на бульваре Бардл, – сказала она, поворачиваясь к крупному мужчине, а камера приблизилась к его широкому, румяному лицу. – Скажите, капитан, приходилось ли вам когда-нибудь видеть нечто подобное?

Он покачал головой:

– Пожары бывали и серьёзнее, Мэрилин – в смысле жара и горения токсичных материалов, – но не в таких обстоятельствах, не с такой бессмысленностью разрушений. Вот в чём разница – в абсурдности происходящего.

Она кивнула с профессиональной озабоченностью:

– То есть вы склонны считать, что эти пожары – дело умышленных поджигателей?

– Это моё предварительное заключение, Мэрилин, – ответил он. – Его, разумеется, проверит наш специалист по поджогам. Но именно к такому выводу я бы сейчас пришёл.

Лицо репортёра отразило соответствующий ужас:

– Значит, вы утверждаете, капитан, что эти люди – некоторые из этих людей, уточню, мы говорим о части нарушителей закона среди населения, – что часть этих людей сжигает собственный район, свои магазины, свои дома?

– Ни малейшей логики, правда? Похоже, чувство разумности вообще выпало из нашего восприятия. Это трагедия. Печальный день для Уайт-Ривер.

– Благодарю, капитан, что нашли время поговорить с нами, – сказала она и повернулась к камере: – С вами были показательные комментарии капитана Джеймса Пелта о безумии и трагедии того, что творится на улицах этого города. Я – Мэрилин Мейз, веду прямой репортаж для «Поле битвы» сегодня вечером.

Кадр вернулся к формату «говорящих голов». Как и прежде, экран был поделен на три части. Центральное место теперь занимала ведущая. Она напомнила Гурни девушек определённого типа из групп поддержки: светлые волосы, ровный нос, широкий рот и расчётливый взгляд – каждое слово и жест просчитаны на успех.

Она заговорила с холодной улыбкой:

– Спасибо, Мэрилин, за этот наводящий на размышления разговор с капитаном Пелтом. Я – Стейси Килбрик из аналитического центра RAM News, и у меня в гостях двое влиятельных спикеров с противоположными точками зрения. Но прежде – несколько важных сообщений.

Изображение померкло. На тёмном фоне вспыхнули ключевые слова, выделенные жирным красным шрифтом, а зловещий голос, перекрываемый грохотом далёких взрывов, произнёс:

– Мы живём во времена опасности... безжалостные враги – внутри страны и за её пределами. Пока мы говорим, заговорщики ищут способ лишить нас данного Богом права защищать себя от тех, кто стремится разрушить наш образ жизни.

Затем «Голос» предложил бесплатную брошюру о нависших угрозах жизни, ценностям и Второй поправке.

Во втором ролике подчёркивалась исключительная ценность золотых слитков как самого надёжного средства сбережения, «поскольку наша погрязшая в долгах финансовая система близка к краху». Прозвучала древняя анонимная цитата: «Мудрейший – тот, чьё сокровище в золоте». И снова – обещание бесплатной брошюры.

Реклама завершилась, и в центральной части экрана вновь появилась Стейси Килбрик. По правую руку – темнокожая женщина лет тридцати с резкими чертами и короткой стрижкой «Афро». По левую сторону стола – белый мужчина средних лет, с короткими песочными волосами и лёгким косоглазием. В голосе Килбрик искусно смешались уверенность и тревожная нотка:

– Тема сегодняшнего вечера – нарастающий кризис в маленьком городе Уайт-Ривер, штат Нью-Йорк. Существуют противоречивые взгляды на то, что всё это значит.

По нижнему краю экрана проплыла жирная строка:

«Кризис в Уайт-Ривер – перспективы столкновения».

Она продолжила:

– Справа от меня – Блейз Лавли Джексон, женщина, которая год назад находилась в машине с Лэкстоном Джонсом, когда он погиб во время стычки с офицером полиции Уайт-Ривер. Она также – сооснователь Black Defense Alliance и активная представительница позиции BDA. Слева – Гарсон Пайк, основатель ASP, движения «Отмена специальных привилегий». ASP – политическая инициативная группа, добивающаяся отмены особой правовой защиты для групп меньшинств. Мой первый вопрос к мисс Джексон. Вы – сооснователь Альянса защиты чёрных и организатор демонстраций в Уайт-Ривер – демонстраций, которые теперь привели к гибели полицейского. Вопрос: вы о чём-нибудь сожалеете?

Поскольку участники явно находились в разных студиях и общались через мониторы, каждый обращался прямо к камере. Гурни внимательно изучал лицо Блейз Лавли Джексон. Внутри неё будто пульсировала почти пугающая решимость, непреклонность.

Она обнажила зубы в враждебной улыбке:

– Неудивительно, что у вас всё чуть-чуть наизнанку. Это не ново – молодых чёрных мужчин убивают всё время. Улицы залиты кровью чёрных парней, и это продолжается бесконечно. Отравленная вода, крысы, кусающие младенцев, сгнившие дома, пропитанные их кровью. Прямо здесь, в нашем маленьком городке, стоит огромная мерзкая тюрьма, полная крови чёрных, даже крови рабов. Теперь застрелен один белый полицейский – и это ваш вопрос? Вы хотите узнать, как сильно я жалею? Не понимаете, что у вас всё наоборот? Вам в голову не пришло спросить, с чего всё началось? Чёрные стреляли в белых копов? Или белые копы – в чёрных? Похоже, у вас проблемы с последовательностью. Мой вопрос – где сожаление о Лэкстоне Джонсе? Где сожаление о всех тех чёрных, которым стреляли в голову, в спину, забивали до смерти – год за годом, веками, сотни лет – без всяких причин? Сотни лет – и конца не видно. Где же сожаление об этом?

– Это можно обсудить шире, – с покровительственным недовольством сказала Килбрик. – Прямо сейчас, мисс Джексон, я задаю разумный вопрос, вызванный бессмысленным убийством государственного служащего, который пытался обеспечить общественную безопасность на митинге BDA, организованном вами. Я хочу знать, что вы думаете об убийстве этого человека.

– Об одном-единственном? – ринулась в ответ Блейз. – Вы хотите, чтобы я отодвину в сторону сотни, тысячи молодых чёрных парней, убитых белыми мужчинами? Чтобы я их отодвинула – ради сочувствия одному белому парню? А потом расписала вам своё раскаяние? И, может, ещё добавила, как сильно жалею о выстреле, к которому не имела ни малейшего отношения? Если этого вам хочется, леди, скажу прямо: вы не представляете, в каком мире мы живём. И ещё кое-что скажу вам сейчас, прямо в ваше милое личико: вы даже не отдаёте себе отчёта, насколько вы не в себе.

Килбрик продолжала хмуриться, но в её глазах читалось удовлетворение – возможно, от осознания достигнутой цели: накалить противоречия до предела. Она слегка улыбнулась:

– А теперь, мистер Гарсон Пайк, взглянем на ситуацию с другой стороны. Сэр, какова ваша точка зрения на происходящее в Уайт-Ривер?

Пайк в ответ лишь покачал головой и натянуто, почти жалобно улыбнулся. Его речь зацепилась за первую букву, будто через силу пробираясь наружу:

– П... совершенно предсказуемая трагедия. Причина и следствие. Цыплята возвращаются на насест. Это та цена, которую мы все п... платим за годы либеральной вседозволенности. П... цена за политкорректность.

В его голосе звенела деревенская интонация. Серо-голубые глаза подрагивали в такт каждому лёгкому запинанию. Он продолжил, уже уверенней, горячее:

– Эти атаки джунглей на закон и порядок – п... цена трусости.

Килбрик одобряюще наклонилась вперёд, словно подбросив полено в разгорающийся костёр:

– Не могли бы вы поподробнее рассказать об этом?

– Наша нация давно идёт по траектории безрассудного умиротворения. Раз за разом уступает требованиям всяческих расовых меньшинств – чёрных, коричневых, жёлтых, красных, как вы их называете. Уступает, целым армиям беспородных нахлебников и террористов. Уступает нажиму культурных саботажников – атеистов, сторонников абортов, содомитов. Ужасная правда, Стейси, в том, что мы живём в стране, где у каждого мерзкого п... извращения и у каждого никчёмного слоя общества есть свои защитники на высоких постах, своя особая правовая защита. И чем отвратительнее объект, тем сильнее мы его оберегаем. Естественный итог такой капитуляции – хаос. Общество становится вверх дном. Сторонников порядка бьют на улицах, а нападавшие изображают жертв. От нас требуют политкорректности, пока они непрестанно твердят, что их меньшинства поставлены в невыгодное положение. Чёрт, например – что? Нравится, когда тебя выстраивают в очередь на рабочие места, повышения, особые привилегии меньшинств? А потом они жалуются, будто их непропорционально много в п... тюрьмах. Причина предельно проста: они совершают непропорционально больше преступлений, за которые туда и попадают. Устраните преступность среди чёрных – и в Америке почти не останется преступности.

Он выразительно кивнул и умолк. Эмоциональный накал, который нарастал в ходе его тирады, отозвался мелкими судорожными подёргиваниями в уголках рта.

Килбрик лишь задумчиво поджала губы:

– Мисс Джексон? У нас осталось около минуты, если вы соизволите ответить кратко.

Взгляд Блейз Лавли Джексон стал ещё жёстче, словно резанул:

– Да, я буду кратка. Вся эта болтовня Пайка – та же самая фашистская чушь, которой вы, ребята из RAM, годами откармливаете своих фанатов из трейлер-парков. Я скажу, что это на самом деле. То, что вы делаете, – это неуважение. Белый человек вечно заставляет чёрного чувствовать себя ничтожеством, внушает, что у него нет никакой силы, что он не такой, как все. Вы не даёте ему приличной работы, а потом заявляете, что он никчёмен, потому что у него нет приличной работы. Я скажу, как это называется. Это грех неуважения. Услышьте меня сейчас, даже если больше ничего не услышите. Неуважение – мать гнева, а гнев – огонь, который сожжёт эту страну дотла. У Лэкстона Джонса не было ни наркотиков, ни оружия, ни ордера на арест. Он не нарушал никаких законов. Он не совершал ни одного преступления. Этот человек никому ничего не сделал. И всё равно в него выстрелили. Ему пустили пулю в лицо. Как часто полиция делает такое с белым человеком? Как часто они убивают белого, который не преступал закон? Если вы хотите понять, где мы на самом деле стоим, если хотите понять, что такое BDA, – подумайте об этом.

Глаза Килбрик вспыхнули возбуждением:

– Ну вот, всё на виду! Две стороны кризиса в Уайт-Ривер – в лобовом столкновении. Сегодня вечером на полигоне «Поле битвы». А теперь переключаемся на наши камеры на месте – вы видите напряжённые улицы Уайт-Ривер. Я – Стейси Килбрик, жду срочных новостей. Оставайтесь с нами.

Студийная картинка сменилась съёмкой города с высоты птичьего полёта. Гурни разглядел, как с крыш трёх зданий вьётся дым. На одном из них вспыхнули оранжевые языки пламени. На главном бульваре тянулась вереница полицейских машин, поблёскивала пожарная машина, стояла карета скорой помощи. Беспилотный дрон ловил завывание сирен и дробные команды через мегафоны.

Гурни отодвинул стул от стола, будто желая отстраниться от того, что видел на экране компьютера. Циничное превращение боли, ярости и разрушений в подобие реалити-шоу вызвало у него отвращение. И дело было не только в RAM. Медиакомпании по всему миру участвовали в нескончаемой эксплуатации и раздувании конфликтов – бизнес-модели, питаемой ядовитой догмой: разногласия продаются. Особенно те, что коренятся в расовых различиях. Эту же догму сопровождала столь же ядовитая аксиома: ничто так не цементирует лояльность, как общее чувство ненависти. Было очевидно, что RAM и множество её отвратительных подражателей без зазрения совести культивируют эту ненависть, чтобы взращивать преданную аудиторию.

И всё же он понял: пора отложить в сторону обиды, на которые он не может повлиять, и сосредоточиться на вопросах, где, возможно, уже скрываются ответы. Например: могла ли ярость Блейз Лавли Джексон по отношению к полиции оказаться настолько глубокой, чтобы толкнуть её на шаги, выходящие за пределы организации протестов? Такие, как планирование, подстрекательство или даже осуществление снайперской атаки? И почему Клайн до сих пор не перезвонил? Не отпугнул ли его вопрос, который Гурни оставил в голосовой почте, – тот самый о недостающем компоненте в их разговоре? Или же возможный ответ настолько деликатен, что требует долгих размышлений или, быть может, согласования с кем-то ещё из участников игры?

Эта мысль, обходным путём, привела к другому вопросу, не дававшему покоя с той минуты, как Марв Гелтер покинул свою вечеринку, чтобы ответить на звонок Делла Бекерта. Какие отношения связывали миллиардера-расиста с начальником полиции Уайт-Ривер?

– Ты не знаешь, закрыты ли окна на верхнем этаже?

Голос Мэдлин заставил его вздрогнуть. Он оглянулся и увидел её в пижаме, на пороге коридора, ведущего в спальню.

– Окна?

– Дождь начинается.

– Я проверю.

Он уже тянулся, чтобы выключить компьютер, когда на экране всплыло объявление жирным шрифтом:

ЭКСТРЕННАЯ ИНФОРМАЦИЯ.

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ – ЗАВТРА в 9:00.

С ШЕФОМ БЕКЕРТОМ, МЭРОМ ШАКЕРОМ, ОКРУЖНЫМ ПРОКУРОРОМ КЛАЙНОМ.

Он мысленно отметил время, надеясь, что мероприятие завершится до того, как ему придётся отправиться на встречу с Хардвиком.

Наверху оказалось открыто лишь одно окно, но и этого хватило, чтобы комната наполнилась цветочным ароматом весенней ночи. Он постоял, вдыхая мягкий, сладкий воздух.

Его беспокойные мысли уступили место первобытному чувству умиротворения. В памяти всплыла когда-то прочитанная фраза – вырванная из неизвестного контекста и тут, внезапно, ставшая точной: исцеляющее спокойствие.

И снова, как, бывало, прежде, за простой просьбой Мэдлин, которую он исполнил без колебаний, последовали приятные и совсем не ожидавшиеся последствия. Он был достаточно рационален, чтобы не усматривать в этом ничего мистического. Но сам факт их появления отрицать не мог.

Когда ветер сменился и дождь начал негромко барабанить по подоконнику, он закрыл окно и спустился вниз – ложиться спать.