Текст книги "Холодные шесть тысяч"
Автор книги: Джеймс Эллрой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)
Часть V
Вторжение
27 ноября 1966 – 18 марта 1968
93.
(Лас-Вегас, 27 ноября 1966 года)
Едет!
Мистер Биг. Говард Хьюз. Граф Лас-Вегасский.
Литтел наблюдал. Пристроился к толпе журналистов и операторов с камерами. Растворился в толпе. Прошел слух – к нам едет граф! Железнодорожный вокзал – одиннадцать вечера.
Он скоро будет. Путь номер четырнадцать. Смотрите – «Дракула-экспресс».
Народу на платформе – не протолкнуться. Кучковались журналисты, ассистенты операторов катили софиты, сами операторы тащили бобины с пленкой.
Литтел беседовал с мормонами Хьюза. Говорили о нововведениях. Они сообщили ему, что были в «Дезерт инн» и готовили отель к прибытию Дракулы. Продезинфицировали пентхаус, установили холодильники с закусками и угощениями.
Мороженое, пицца и шоколадные батончики. Демерол, кодеин и дилаудид.
Они сказали: скоро мы начинаем. Мы будем торговаться и выторговывать. Мы купим «Дезерт инн». А мафия говорит: скоро начинаем мы. Будем торговаться и продадим отель по нашей цене.
Отель большой. Дракула будет дуться и кривиться, но в итоге таки раскошелится. Дракула будет требовать мормонской гегемонии. Станет кричать: хочу, чтобы моими казино управляли мормоны.
Но мафия знает, что делать. Планировать. И мафия выносит постановление: Литтел должен связаться с Уэйном Тедроу-старшим.
Они будут разговаривать и торговаться. Говорить ни о чем – но в напряженной атмосфере. Папаша Кролик не упустит случая уколоть его по поводу Дженис.
Платформа затряслась. Задребезжали рельсы, засвистел свисток.
Уже скоро.
Подъехал полицейский фургон. Оттуда выбрались копы и принялись извлекать различные причиндалы: кто-то катил больничную каталку, кто-то – навес, кто-то – кислородные баллоны.
Полицейские стали теснить журналистов и зевак. Операторам пришлось откатить камеры. Но репортеры не собирались сдаваться – они принялись лавировать и в свою очередь теснить копов.
Приближались огни поезда – вовсю разрывался гудок.
Литтел поднялся на цыпочки. Какой-то юнец толкнул его локтем. Литтел отступил назад. Ему нужен был обзор.
Полетели искры. Поезд со скрежетом затормозил, остановился и замер. Защелкали фотовспышки. Толпа понемногу рассеялась.
Все бросились к поезду и прилипли к окнам, прикрывая глаза ладонями. Растворились – вверх и назад – двери, и толпа пристроилась сзади копа с каталкой.
Литтел рассмеялся. Он прекрасно знал обычный ритуал Дракулы, знал, что такое «для отвода глаз». Смотрите: вон тент номер два, вон и еще одна каталка. А вон – еще и еще.
Мормоны отступили. И сделали знак. И опустили пандус, плотным кольцом обступив его. Кто-то из них катил инвалидную коляску. В которой сидел граф.
Высокий и тощий, в шляпе, сделанной из коробки из-под бумажных платочков.
94.
(Лас-Вегас, 27 ноября 1966 года)
Едет.
Сошел с поезда, уселся в автомобиль. В дурацкой шляпе.
Уэйн бродил по «Дезерт инн». Воздух искрил от слухов, точно от электрических разрядов. Кругом сновали вампиры. И роились сплетни.
Поезд запаздывает. Он вот-вот приедет. Поезд только что прибыл. У него шрамы после крушения самолета. И какая-то кожная болезнь. Из шеи торчат шурупы, как у Франкенштейна.
Вурдалаки устраивались на насестах и хищно смотрели вдаль. Вурдалаки толпились в казино, забирались на стулья; на шеях у них висели фотокамеры. А в руках были книжечки для автографов.
Вурдалаки толпились и снаружи. В толпе сквозь застекленную панель Уэйн увидел Барби. Барби заметила Уэйна и помахала. Он помахал ей в ответ.
Вурдалаки рыскали по округе. Охранники отеля не теряли бдительности. Кто-то завопил: «Лимузины!» Кто-то еще закричал: «Приехал!»
Вурдалаки восторженно завопили. Бросились на улицу. Уэйн подошел к застекленной стене и посмотрел наружу. И все увидел.
Увидел копов, лимузины и фальшивого Говарда Хьюза. Он узнал его. Этого человека он лично задерживал – в шестьдесят втором.
Тот вел детскую передачу. Вытаскивал член и приставал к малолеткам. Честер-педофил, все копы это знали.
Упыри осаждали его. Честер великодушно соглашался позировать для фотоснимков и расписываться в книжечках для автографов. Поблизости затормозил лимузин. Одно из стекол опустилось, и Уэйн мельком увидел седые волосы, пустые глаза и дурацкую шляпу.
Кто-то заорал: «Хьюз не настоящий!» Вурдалаков как ветром сдуло. Они погнались за лимузином.
Барби вошла в отель. Заметив это, Уэйн направился к ней.
– Ты сегодня вечером работаешь?
Барби рассмеялась:
– То же самое хотела спросить у тебя.
Уэйн улыбнулся:
– Я тут думаю о Пите и Уорде. И о том, как началась эта заварушка.
Барби зевнула:
– Расскажешь за кофе, ладно?
Мимо пронесся очередной упырь. Они обогнули его и отправились в бар, где устроились за столиком с видом на казино.
Подлетела официантка. Барби сделала заказ. Им тут же принесли кофе. В казино было почти безлюдно. Честер кидал кости и ждал.
Барби пила кофе маленькими глотками:
– Прошло уже много месяцев, а я все еще хочу сигарету.
– Питу сильнее хочется.
Честер бросил кости и проиграл. Приличную сумму.
Барби наблюдала за ним:
– Есть секреты, которые знают все.
– Не все.
Барби развернула салфетку и повертела в пальцах ложечку.
– Начнем с некоего города в штате Техас. А также планов мафии касательно денег мистера Хьюза.
Уэйн улыбнулся:
– Расскажи мне секрет, которого я не знаю.
– Например?
– Не притворяйся. Пит расставил жучки в половине отелей Вегаса.
Барби повертела в пальцах нож:
– Хорошо. «Ослик» Дом уже давно не покидает «Пещеры». Четыре дня подряд трахается с Сэлом Минео – оба еще не выходили из номера. Коридорные приносят им попперсы[147]147
Попперсы – препараты на основе амилнитрита, сложного эфира, который при вдыхании расслабляет гладкую мускулатуру и оказывает сосудорасширяющее действие. В медицине используются для лечения стенокардии и как антидот при отравлении цианидами. В 1960-е годы получили широкое распространение в качестве легкого наркотика и афродизиака. Изначально амилнитрит продавался в стеклянных ампулах, которые при вскрытии издавали характерный хлопающий звук – отсюда, как считается, пошло название «попперсы» (производное от англ. to pop – «хлопать», «щелкать»).
[Закрыть] и смазку. Интересно, долго ли это продлится?
Уэйн рассмеялся и посмотрел на игравших. Честер кинул кости – на сей раз выиграл. Тоже приличную сумму.
Барби улыбнулась и встала из-за столика, направляясь в сортир. Вурдалаки осадили Честера-Хьюза. К нему точно магнитом тянуло зевак.
Честер впитывал восхищение и великодушно позировал с желающими.
Вернулась Барби. К столику она шла нетвердой походкой. Ресницы ее дрожали, глаза то и дело закатывались, как бывает, когда вмажешься.
Она улыбнулась и повертела в пальцах нож. Уэйн влепил ей пощечину. Она сжала рукоятку и сделала выпад. Слишком низко – руки Уэйна не пострадали.
Уэйн снова ударил ее. Она сделала еще выпад. Острие впилось в столешницу – издав резкий и неприятный звук, нож застрял.
Барби обхватила голову руками. Потерла глаза. Пустила слезу.
Уэйн схватил ее за руки, привлек к себе.
– Тебя затянуло. Нюхаешь порошок – и всякий раз, когда ты это делаешь, ты обманываешь Пита. Думаешь, если тебя бесит его работа и война, то тебе все можно? Ничего подобного. Ты – всего лишь барная певичка, вдобавок прогрессирующая наркоманка и, черт возьми, ограниченная…
Барби вырвала у него руки и схватила нож. Уэйн закатил ей оплеуху. Нож выпал. Она потерла щеки и вытерла слезы.
Уэйн коснулся ее волос:
– Я люблю тебя и не позволю, чтобы ты опускалась на дно за здорово живешь.
Барби поднялась из-за столика. Вытерла глаза и побрела прочь нетвердой походкой наркоманки.
Честер устроил шоу. Собрались зрители – сплошь алкоголики и неудачники. Честер навязывал себя Лас-Вегасу.
Мимо протанцевали журналисты. При виде зрелища брезгливо поморщились. Пошел ты – извращенец из детской передачи.
Уэйн наблюдал за происходящим, не спуская глаз с игроков.
Глотал бурбон и скучал. Нюхал салфетку Барби – она пахла ее кремом для рук и маслом после душа.
Честер раздавал автографы и отпускал непристойные шуточки про грудь Джейн Расселл. Похотливо пялился на маленьких детишек.
Он глотал спиртное. Мысли его лихорадочно сменяли одна другую. Мелькнула Дженис – все еще хромала и важничала; так и не закрасила седую прядку.
Она прошла в игровой зал и принялась кидать монетки в автоматы. Выиграть ей не удалось. А… удалось. Она сгребла монету и всучила ее ошивавшемуся возле автоматов бродяжке.
Тот бухнулся на колени и рассыпался в благодарностях. На нем были разные ботинки. И тут же засыпал добычу в автомат и дернул ручку. И тут же все продул.
Пожал плечами, подобрался и пошел восвояси стрелять мелочь. Пристал к Честеру. Тот послал его подальше.
Дженис, прихрамывая, прогуливалась. И вскоре Уэйн потерял ее из виду. Вероятно, она вышла через заднюю дверь, что вела на поле для гольфа.
Ясно: она направляется в номер Уорда – полночное рандеву.
Уэйн понюхал салфетку. Почувствовал запах Барби. И внезапно вспомнил про Дженис. Его мысли блуждали. Он понял, чего хочет.
Дорога подпрыгивала перед его глазами. Он выжимал почти сто шестьдесят километров в час. Приехал – и сразу вошел в дом. Достал из бара бутылку и направился к отцу.
Вот она, веранда. Там сидел Уэйн-папаша, теперь почти старик. Шестьдесят с лишним. Но совсем не изменился.
С той же ухмылкой, в том же кресле, смотрит в том же направлении, что и раньше.
– Теперь ты пьешь из горла. Всего два года прошло – а ты так изменился.
Уэйн ухватил скамеечку для ног:
– Ты так говоришь, будто это единственное, чему я научился.
– Нет, конечно. Мне докладывают, и я в курсе, что это далеко не так.
Уэйн улыбнулся:
– Значит, прощупывал почву.
– А ты меня избегал.
– Значит, время не пришло.
Уэйн-старший улыбнулся:
– Говард Хьюз и мой сын в один вечер. Бедное мое сердце.
Табуретка оказалась низенькой. Уэйну пришлось смотреть на отца снизу вверх.
– Не бери в голову.
– Бондюран ускорил приезд Хьюза. Значит, со дня на день придет Уорд и будет вымаливать у меня одолжение.
Уэйн услышал выстрелы с севера. Такие выстрелы знакомы любому вегасскому копу: проигравшийся палит по ненавистному городу – выпускает пар.
– Уорд никогда не умоляет. Ты уже должен это усвоить.
– Хочешь, чтобы я похвалил твоего адвоката?
Уэйн покачал головой:
– Всего лишь пытаюсь поддержать разговор.
Уэйн-старший ткнул носком ноги скамеечку. Задев при этом колено сына.
– Чушь. Какие посиделки отца и сына обходятся без вопросов «в лоб»?
Уэйн встал и потянулся. Пнул скамеечку ногой.
– Как твои листовки – все еще сеешь ненависть?
– Да ну тебя. Ты ненавидишь сильнее меня.
– Я задал вопрос – отвечай.
– Хорошо. Я перестал рассылать листовки – дабы приспособиться к изменившимся условиям и перейти на другой, высший уровень.
Уэйн улыбнулся:
– Вижу руку мистера Гувера.
– У тебя всегда было превосходное зрение. Рад, что оно не испортилось.
– Ну же, расскажи.
Уэйн-старший повертел тростью:
– Я работаю с твоими старыми друзьями – Бобом Релье и Дуайтом Холли. Мы тут отдали в руки правосудия несколько самых безбашенных расистов во всех южных штатах.
Уэйн прихлебывал бурбон, сплевывая осадок. Скоро он прикончил бутыль.
– Продолжай. Мне понравилась эта история.
Уэйн-старший улыбнулся:
– Еще бы. Можно ненавидеть глупо и с умом – и ты так и не усвоил разницы.
Уэйн улыбнулся:
– Может, я ждал, что ты мне это растолкуешь.
Его отец зажег сигарету с позолоченным фильтром.
– Мое твердое убеждение – цветным следует предоставить право голоса и уравнять в правах с белыми, что укрепит их коллективный разум и научит сопротивляться демагогам вроде Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди. Ваша фармацевтическая эпопея дает им успокоительное, нужное большинству из них, изолирующее от нынешних глупых лозунгов. Мои друзья из полиции говорят мне, что число преступлений, совершенных черными в белых районах Вегаса не особо возросло с начала вашей фармакопеи, так что она, как ни крути, помогла изолировать цветных в своих районах, где им, по большому счету, и место.
Уэйн потянулся. Посмотрел на север – туда, где виднелся Стрип.
Его отец принялся пускать колечки дыма.
– Задумался. Я-то уже надеялся услышать в ответ что-нибудь умное.
– Я очень устал, извини.
– Ага, значит, ты пришел в нужное время.
– В каком-то смысле так и есть.
– Расскажи про Вьетнам.
Уэйн пожал плечами:
– Скучная и бессмысленная война.
– Да, но тебе там нравится.
Уэйн схватил трость отца и принялся выделывать кунштюки. Подбрасывать и ловить. Вертеть и выписывать восьмерки.
Отец отобрал трость.
– Посмотри на меня, сынок. Смотри на меня: я скажу тебе одну вещь.
Смотри: ты похож на него. У тебя его глаза.
Уэйн-старший бросил трость на пол и сжал его ладони – очень сильно.
– Прости меня за Даллас, сынок. Это единственное, о чем я сожалею в этой жизни.
Смотри – он говорит правду – на его глазах выступили слезы.
Уэйн улыбнулся:
– Иногда мне кажется, что я там родился.
– Ты мне благодарен?
Уэйн выдернул руки. Встряхнул, чтобы разогнать кровь. Пощелкал большими пальцами.
– Не надо на меня давить. Не заставляй меня жалеть о сказанном.
Уэйн-старший затушил сигарету. Пепельница аж подпрыгнула – так тряслись его руки.
– Ты уже убил Уэнделла Дерфи?
– Я его не нашел.
– Тебе известно, где он?
– Думаю, в Эл-Эй.
– Я знаю кое-кого из тамошней полиции. Они могут устроить «сигнал всем постам».
Уэйн покачал головой:
– Он мой. Позволь мне разобраться самому.
Послышались выстрелы – десять вечера, северо-запад.
Уэйн сказал:
– А ты меня прости за Дженис.
Уэйн-старший рассмеялся. Он не просто хохотал – он выл и ревел.
– Мой сын трахает мою жену и просит прощения! Извини, что я смеюсь и говорю, что мне насрать, – но его я всегда любил больше, чем ее.
Смотри – мокрые глаза и морщинки от смеха – он говорит правду.
Уэйн-старший откашлялся:
– Выслушаешь мое предложение?
– Да.
– Дуайт Холли проворачивает какую-то шибко сложную операцию против борцов за гражданские права. Ты отлично подойдешь на роль дублера.
Уэйн улыбнулся:
– Дуайт меня терпеть не может. И ты это прекрасно знаешь.
– Дуайт умеет ненавидеть. Он знает, что и ты тоже, – как знает и то, насколько ты можешь быть полезен.
Уэйн пощелкал костяшками пальцев:
– Я ненавижу только плохих. В отличие от дебилов клановцев, которые кончают от того, что бомбят негритянские церкви.
Уэйн-старший поднялся.
– Тебе вполне по силам проводить сложные операции. Ты знаешь жизнь, понимаешь, на чем можно зацикливаться, а на чем не стоит; так что запросто можешь выкинуть из головы всякую ерунду, скооперироваться с нужными людьми и заняться очень интересными вещами.
Уэйн закрыл глаза и перед его внутренним взором предстали слова: НЕНАВИСТЬ. ЛЮБОВЬ. РАБОТА.
– Что-то ты сегодня задумчивый, сынок. Видать, унаследовал папочкин нюх на всякого рода удачные случаи.
Уэйн сказал:
– Не надо на меня давить. Иначе все испортишь.
95.
(Лас-Вегас, 28 ноября 1966 года)
Кот бродил по номеру. Кровать он считал своими угодьями. Он точил когти об изголовье, драл простыни и подушки.
Пит проснулся и поцеловал Барби. И заметил огромный синяк на ее щеке. Вчера он вырубился рано. А жена легла поздно. Он даже не услышал, как она вернулась.
Он коснулся ее волос и поцеловал синяк. Позвонили в дверь – но Барби не разбудило и это. Черт – без двадцати восемь утра.
Пит встал, накинул халат, вышел и открыл дверь. Черт, это Фред Турентайн. Растрепанный Фредди – с обалдевшим видом. В его халате и отороченных мехом шлепанцах. Явно в шоке. С магнитофончиком и бобиной. Аж трясется весь.
Пит втащил его внутрь и забрал причиндалы. И дверь прикрыл. Фред понемногу пришел в себя и перестал дрожать и трястись.
– Я ходил на пост прослушки – проверить записи от прошлой ночи, из номеров для парочек. Пит, у Дома и Сэла Минео что-то случилось.
Так.
Пит расчистил место на столе и пристроил магнитофон. Воткнул провод и заправил пленку. И нажал «пуск». Послышалось шипение и сигналы – пока никакого голоса.
Ага – послышался щелчок – микрофон включен.
Сэл: «Дом… э-э… идиот, это моя сте…»
Дом: «Не то, что ты… просто смотрел… этот номер…»
Сэл: «Придурок. Гребаный членосос».
Дом: «Кто из нас членосос, так это ты. Любишь пососать моего большого дружка, гребаный бывший…»
Послышались звуки, точно кто-то что-то опрокинул, сопение, звон и лязг.
Треск. Глухие звуки – кто-то орудовал ножом. «Сэл, нет, нет…» Повизгивание, бульканье, задыхающиеся всхлипы.
Сэл: «Прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста. Господи, только не это…»
Всхлипы. Тяжелое дыхание. Сопение и слова молитвы – набожное: «Господи, прости мне мое прегрешение, грешен я, пошел против воли Твоей…»
У Пита пошли по спине мурашки. Он почувствовал, как защемило в паху и встали дыбом волосы на шее. Он выключил магнитофон, ухватил связку ключей и – на всякий случай – пушку.
И вышел. Проверил парковку и номера-бунгало. Восемь утра – стоят припаркованные авто, и все тихо.
Сэл сбежал в Вегас. Дом всегда приезжал трахаться на своей машине. Теперь ее не было на месте.
Тихо – вот и траходром. Пит потряс ручку двери – заперто. Он достал ключ и отпер дверь. И вот что увидел.
Розовые густоворсые ковры забрызганы кровью. Повсюду коробки из-под пиццы и пустые пивные банки. Засохшие остатки пиццы на тарелках. Опрокинутые стулья и столики. Беленые стены – красные потеки замыты до бледно-розовых следов.
Закрыв дверь, Пит побрел на кухню и проверил раковину. Чистящее средство. Губка. В сливной решетке – кусочки мяса. Точнее, внутренних органов – с налипшими черными волосками – и лоскутки смуглой кожи итальяшки.
Педики убивают жестоко, отчаянно и с драматическим размахом.
Пит вошел в спальню. Занавеска для душа исчезла, в унитазе и раковине – ножи. На полу – то тут, то там капельки крови, розовые коврики явно кто-то простирнул. На стене – отпечаток большого пальца. Ровный и четкий.
Пройдясь по номеру и оценив размеры ущерба, Пит запер дверь и направился в свой. Вошел – и увидел Фреда Т. Тот накачивался «Джеком Дэниэлсом» и поглощал кукурузные чипсы. Кажется, окончательно успокоился и оправился от шока. Вот уже пьян как свинья.
Фред рассмеялся, расплескав виски и рассыпав чипсы.
– Это дело можно раскрутить. Сэл номинировался на «Оскар».
Пит принялся рыться в ящиках. Нашел там свой «полароид» и сунул туда кассету.
Фред не унимался:
– Надеюсь, он отрезал Домов хрен. Я бы себе пришил.
Барби проснулась. Пит услышал, как она заправляет кровать.
Фред сказал:
– Никогда не любил Дома. Вечно задирал нос – как и всякий, у кого большой член.
Пит вцепился в него и ухватил за запястья.
– Поговори с Барби. Займи ее, пока я пойду сделаю фотки.
– Пит… Господи… ты что… мы же заодно…
Пит тряхнул его руки:
– Держи язык за зубами, пока я там буду. Я не хочу, чтобы об этом знала вся «Пещера».
– Пит, Пит, Пит. Ты меня знаешь. Я буду молчать, как гребаный Сфинкс.
Пит отпустил его и вышел. Трусцой пробежав по коридору, он отпер дверь злополучного номера. И зашел внутрь. И отщелкал кассету. Двенадцать цветных картинок.
Отпечаток пальца, следы крови, ошметки человеческого мяса в раковине, застиранные коврики, ножи и багровые капельки на полу. Словом, все двенадцать фотографий были готовы. Аппарат сам проявил их и с жужжанием исторг влажные еще картинки.
Он принялся искать отпечатки пальцев. Найдя, сделал еще несколько снимков. Большой палец Дома – застрял в крестовине раковины. Фаллоимитатор, трубка с остатками гашиша и пепел в пепельнице.
Он разложил снимки на диване и проследил, чтобы они высохли. Снял трубку с телефонного аппарата и набрал прямой лос-анджелесский номер.
Три гудка – возьми трубку…
– Оташ слушает.
– Это Пит, Фредди.
Оташ рассмеялся:
– Я-то думал, ты на меня обиделся. Из-за Литтела, помнишь?
– Я отходчивый.
Оташ хмыкнул:
– Ты лживый лягушатник, но по старой памяти прощаю.
Пит откашлялся. Его сердце бешено колотилось – аж в груди защемило.
– Ты знаешь Сэла Минео?
– Ага, Сэла знаю. Как-то помогал ему замять скандал из-за одного смазливого старшеклассника.
– Он снова вляпался. Мне нужен напарник. Подробности при встрече.
Оташ присвистнул:
– Он в Вегасе, что ли?
– Думаю, уже едет обратно в Эл-Эй.
– Деньги?
– Нажмем на него и посмотрим, сколько можно с этого поиметь.
– Когда?
– Хочу прилететь тем рейсом, что в полдень.
– Тогда в моем офисе. И захвати немного денег на случай, если Сэл окажется несговорчивым.
Пит повесил трубку. Щелкнула собачка замка. Вошла Барби. Пит выругался.
Она принялась осматриваться и тут же заметила. Коснулась пальцем ноги пятна на ковре. Наклонилась. Щипнула слипшиеся от крови ворсины. Понюхала пальцы и тоже выругалась.
Пит наблюдал за ней. Она потерла щеку. Осмотрелась. Увидела следы крови на стенах – и снимки. И принялась их изучать. Все двадцать четыре фотографии. После чего посмотрела на Пита.
– Сэл или Дом? А то Фредди так и не сказал.
Пит поднялся. Его пульс бешено колотился. Он схватился за стул и удержался. Пристально всмотрелся в лицо Барби.
– Что это у тебя со щекой?
Барби поморщилась:
– Уэйн тут здорово попытался привлечь мое внимание.
Пит вцепился в обивку стула, вырвал из нее клок.
Барби сказала:
– Я сама напросилась. Мне бы хотелось, чтобы это сделал ты, но Уэйн любит меня по-другому и видит то, чего ты не замечаешь.
Пит швырнул стул в стену. Тот снес кусок штукатурки со следами крови.
Барби посмотрела на Пита. Перевела взгляд на кровавые пятна на стене. Закрыла глаза. И выбежала из номера, не обращая внимания на мужа.
Оташ сказал:
– Дом в багажнике. Ставлю шесть против одного.
Они следили за домом из машины Фреда, откинув спинки кресел. Воняло газами владельца и его же одеколоном.
Они отдыхали, поглядывая на автомобиль убиенного «Ослика» и многоквартирный дом, в котором жил Сэл.
Пит сказал:
– По рукам. Лично я думаю, что он выбросил труп где-нибудь в пустыне.
Оташ закурил сигарету. Заклубился волнами дым. Который дошел и до Пита.
Барби убежала. Он отпустил ее. Как убежала, так и вернется. Уэйн ее ударил. Он любил ее и слетел с катушек. Странный он, Уэйн. Не получалось у него с бабами. Ничего – скоро я его прижму и прочту небольшую лекцию. Чтобы у него в башке прояснилось.
Пит зевнул и потянулся. Как он завидовал курящему Фреду О.!
Он тщательно прибрался в номере. Вытер стены и сжег коврики. Позвонил дружку Дома. Прикинулся шлангом и спросил: а Дом где? Тот: чё? Словом, вообще был не в курсе. Это и хорошо.
Он поговорил с коридорными. Сэла они вообще не видели – все заказы в номер делал Дом. Это тоже хорошо, это им на руку.
Оташ сказал:
– Видать, дела у Сэла совсем плохи. Какая кинозвезда станет жить на съемной квартире?
Пит внимательно смотрел на улицу. Мы в западном Голливуде – месте, где педиков на квадратный метр площади больше, чем где-либо еще.
– Ты хочешь сказать – много нам поиметь не удастся?
Оташ поковырял в носу:
– Ну да, видать, он спускает все на мальчиков и дурь.
– У него есть золотые часы, «ролекс».
– Для начала сойдет.
Небо нахмурилось. Пошел дождь. Оташ поднял стекло.
– Хочешь, скажу, что меня беспокоит? Я боюсь, что он сейчас выворачивает душу перед каким-нибудь пидором в рясе или трансвеститом в гей-баре.
Пит пощелкал суставами пальцев:
– Пьет где-нибудь. Тут ты прав.
– Дом в багажнике. Отсюда чую его вонючую задницу.
– В пустыне. Сотню ставлю.
– По рукам.
Пит достал сотенную купюру. Подъехал автомобиль. Пит узнал его – это был «форд» шестьдесят четвертого года выпуска, принадлежащий Сэлу.
Сэл припарковался и выбрался из машины. И вошел в дом. Пит сделал знак Оташу – на счет «десять».
Они ме-е-е-едленно посчитали до десяти, потом выскочили из машины и побежали к парадной двери, а затем – по коридору.
Вот Сэл. У своей двери. Увидел их и выронил письма и газеты, которые держал в руках. И завозился с ключом. Они подбежали к нему. Пит обыскал его. Оташ схватил ключ, открыл дверь и втолкал Сэла внутрь.
Пит ухватил стул и усадил Сэла. Оташ стащил с него часы:
– Это и половина гонорара за следующий фильм.
С учетом того, что ты получишь взамен, ты дешево отделался.
Нахальный Сэл:
– Это же розыгрыш, так?
Пит сказал:
– Ты прекрасно знаешь, что это.
Сообразительный Сэл:
– А, я понял. Смылся из «Пещеры», не заплатив.
И вы пришли стребовать долг.
Оташ сказал:
– Тепло, тепло.
Невозмутимый Сэл:
– А, точно. Я там напачкал, да. И надо возместить ущерб.
Пит ответил:
– Еще теплее.
Оташ сказал:
– А через пару секунд будет и вовсе горячо.
Спокойный Сэл:
– Вы двое – отличная пара. Как Эббот и Костелло[148]148
Бад Эббот и Лу Костелло – американский комедийный дуэт, популярный в 1940-50-е годы прошлого века.
[Закрыть], только куда симпатичнее.
Пит вздохнул:
– Мы не властны над временем.
Оташ вздохнул:
– Ну вот, я не успею придумать ответную репризу.
Остроумный Сэл:
– Реприза, вау, какое слово. В школе научили?
Пит спросил:
– В багажнике или в пустыне?
Оташ пояснил:
– Мы тут поспорили. Я говорю, что он на улице в твоей машине.
Пит:
– В пустыне, правда? Ты выкинул его на окраине Вегаса.
Оташ перебил:
– И потом, всегда же есть Гриффит-парк. Гроты там, холмы.
Пит:
– Видел я порнушку с Домом. Хозяйство у него в метр длиной, не меньше.
Храбрый Сэл:
– Что за ерунду вы несете? Какие гроты, какие метры?
Пит замурлыкал «Тот, кого люблю»[149]149
«Тот, кого люблю» (англ. «The Man I Love») – песня Джорджа и Айры Гершвин, написанная в 1924 году.
[Закрыть]. Оташ вяло шлепнул его по запястью.
Язвительный Сэл:
– О, а вы, ребята, тоже того? Вот уж чего не знал, того не знал.
Пит вздохнул. Оташ вздохнул. Пит ухватил Сэла, дал ему оплеуху и отпустил. Сэл выплюнул зуб, который угодил в Питов плащ. Фредди стукнул Сэла – а ведь на нем был перстень с печаткой. Который оставил глубокие порезы.
Сэл вытер лицо и высморкался. Запачкался собственной кровью.
Пит сказал:
– Можно сделать так, что следов не найдут. Я беру на себя Вегас, Фредди поможет тебе здесь. Я не хочу, чтобы про мое заведение писали плохое, да и ты вряд ли желаешь сесть за убийство.
Сэл вытер нос. Оташ выдал ему носовой платок. Пит достал фотографии и швырнул их на колени Сэлу.
Бардак. Волосы в раковине. Кровь и отрубленный палец.
Сэл продезинфицировал царапины и ссадины и принялся рассматривать фотографии. И тут же посерел и позеленел. И сказал:
– Знаете, а мне он нравился, правда. Редкостная скотина, но иногда… мог быть таким милым.
Оташ размял костяшки пальцев и вытер перстни:
– Мы или полиция?
Сэл сказал:
– Вы.
Оташ спросил:
– Где он?
Сэл ответил:
– В багажнике.
Оташ нарисовал в воздухе знак доллара. Пит заплатил ему шестьсот долларов – он проиграл.
Пит полетел домой. Самолет то и дело подбрасывало. А он думал о Барби и Уэйне.
Барби нюхала героин. Уэйн знал это и переживал. Уэйн любит его жену. Уэйн сторонится женщин. Уэйн – скорее наблюдатель. И мучается. Его навсегда испортила женщина.
Надо провести с Уэйном профилактическую беседу и ласково объяснить Барби: я знаю тебя – и только я.
Самолет совершил посадку. Вегас так и светился. Пит доехал до «Пещеры» на такси и открыл номер своим ключом.
На него прыгнул кот. Он подхватил его и расцеловал. И тут увидел записку, которая висела на стене – приклеена прямо на уровне его глаз:
Пит,
я решила ненадолго уехать – мне нужно многое обдумать. Я не прячусь – буду жить у сестры в Спарте. Надо уехать из Вегаса и искать способ, как жить с тобой, пока ты занимаешься тем, чем занимаешься. Ты не единственный, кто меня знает, но люблю я только тебя.
Барби
Пит порвал записку в клочья. Замолотил кулаками по стенам и шкафам. Крепко обнял кота, не обращая внимания на то, как животное впивается когтями в его рубашку.
