Текст книги "БП (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 136 страниц)

– Пленных куда дел?

– Офицеров в костеле запер. – Дольский весело улыбается. – Хотел в синагогу сначала, но потом подумал, что обидятся. Солдаты – в пустом пакгаузе. Тесновато там, ну да как-нибудь переживут, в тесноте, да не в обиде. Лазарет – на месте, своих предупредил, чтобы фройляйн не трогали… А у тебя что?

– А у меня, Анатолий Иванович, полный штаб пленных во главе с командиром корпуса. Который думает до утра отдать приказ о сдаче, или нет.

– А если откажется?

– Посмотрим. Будет день, и будет пища.

– Кстати о пище. Не хочешь прокатиться в казино? Там неплохое по фронтовым меркам меню.

– Не-а, не хочу. Бойцы – на консервах, а мы – по ресторациям? Тем более, есть еще одно дело. Хочу попробовать с нашим генералом связаться. По радио. Он же с собой походную радиостанцию таскает…

Немецкого радиотелеграфиста нашли довольно быстро, раскололи на предмет бесполезных уже шифров, которые, скорее всего, заменят, и, получив персонально от меня команду «Фас!», он быстренько запустил генератор, все подключил и, вытянувшись, стал ждать дальнейших указаний.

Сажусь за ключ и задумываюсь. Я, конечно, радиоинженер по образованию, но не до такой степени, чтобы в радистку Кэт играть… Ладно, азбуку Морзе помню, недавно учил вместе со своими студентами. Шифра нет и в помине, придется так передавать…

– Всем! Всем! Всем! Всем, кто меня слышит! Вызываю на связь первую шашку России. Сообщите, что вызывает фанатик люгеров. Остаюсь на приеме…

Отбарабаниваю сообщение три раза. Затем под моим чутким присмотром радионемец переключается на прием. Слушаю вполуха наушники и думаю, работают ли радиостанции ночью. Пока не раздается писк морзянки. Хватаю карандаш и начинаю записывать, не тот еще у меня опыт, чтоб на слух принимать. Сообщение было кратким: «Я – Будслав. Телефонировал абоненту. Сейчас будет». Так, оченно хорошо, в Будславе наш штаб стоит… О, вот и Федор Артурович прорезался, кажется. Записываем…

«Привет, ст. л-т. Что случилось?»

Быстренько отбиваю: «Смену встретил, заблудился к востоку на двадцать верст. Попал в гости. Встретили хорошо. Обещали до утра подумать о простынях».

На том конце заминка, скорее всего связанная с расшифровкой, кроме нас с Федором Артуровичем здесь некому вспоминать хронику Великой Отечественной и белые полотнища из окон немецких домов, а вот мы про это недавно мечтали. Через несколько минут следует новая депеша:

«В семь утра скажешь про белье. Молодец. На глаза не попадайся».

Вот и пойми после этого генералов. То ли похвалил, то ли кулаком перед носом помахал… Ладно. Надо пойти кемарнуть пару часиков, как-никак, вторые сутки пошли… Только вот пришлось до утра клевать носом на узле связи, подрываясь на каждый новый звук, заодно принимать какие-то депеши, отвечать на звонки, сообщавшие, что русские прекратили наступление из-за темноты, и не отдаст ли генерал Гутьер приказ их срочно контратаковать. Пришлось выслушивать эту белиберду и честно отвечать, мол, что генерал пока что такой приказ отдать не может, ждите рассвета.

Никогда еще с таким нетерпением не ждал, когда стукнет шесть ноль-ноль. Захожу к фон Гутьеру, без всякого издевательства желаю доброго утра. Ему ночь тоже далась нелегко. Набрякшие веки, покрасневшие глаза…

– Я хочу услышать ваш ответ, господин генерал.

– В свою очередь, герр гауптман, я могу просить перед тем, как ответить, ознакомиться с последней оперативной обстановкой?

– Конечно, идемте…

В оперативном зале фон Гутьер внимательно читает принесенные из соседней комнаты телеграфные ленты, что-то смотрит на карте, потом снова читает… Так продолжается минут пять, потом он поднимает на меня тяжелый взгляд и выдает свой вердикт:

– Гауптман Гурофф, я отдаю приказ о капитуляции корпуса. Но не думайте, что смогли меня напугать… Вы играете в шахматы?

– Очень плохо, господин генерал.

– Так вот, герр гауптман, ваше появление вчера… Это был даже не шах, а только опасность его… Но вот это… – Фон Гутьер показывает на ворох бумажных лент, лежащих на карте. – Это – уже мат…

Снова выхожу в эфир, теперь уже можно шпарить открытым текстом:

«Вызываю первую шашку России. В восемь ноль-ноль подразделения XXI корпуса должны прекратить сопротивление. Соответствующий приказ отдан командиром корпуса. Германцы должны сложить оружие, вывесить белые флаги и выслать парламентеров».

Ответ приходит быстро:

«Дождаться смены, прибыть со всем личным составом в Ясиневичи. Командиру – ко мне на доклад».

Расположившись на отведенном нам хуторе близ тех самых Ясиневич и даже накормив бойцов горяченьким с помощью поджидавших нас кухонь, отправляюсь на доклад к генералу. Начальство нахожу в одном из домов, куда протянута паутина телефонных проводов и постоянно царит какое-то нездоровое оживление. Все куда-то спешат, куда-то бегут, ординарцы скачут, как на пожар, в общем, – нормальная штабная жизнь. Натыкаюсь взглядом на генеральского денщика Прохора, который, считая меня знакомой и более-менее достойной личностью, кивает головой в сторону двери, делая при этом страшные глаза. Что-то мне это не нравится! Прохожу мимо телефонистов на генеральскую половину, докладываю по всей форме, мол, штабс-капитан Гуров прибыл и все такое…

Келлер смотрит на меня взглядом Змея Горыныча перед огнеметным залпом. Затем отпускает всех своих оперативников на пять минут. Блин, кажется, сейчас огребу хорошую скипидарную клизму, вот только знать бы еще – за что! Наконец-то мы остаемся одни, и звучит суровый генеральский вопрос:

– Объяснитесь, штабс-капитан! Почему нарушили приказ?

– Виноват, Ваше превосходительство, какой приказ я нарушил?

– Вы должны были перерезать узкоколейку Кобыльники-Лынтупы и дождаться подкреплений.

– Я этот приказ выполнил! И дорогу перерезал, и казаков дождался! После чего счел необходимым проявить инициативу и захватить штаб германского корпуса, который нам противостоял. Тем более, что оставил в качестве огневой поддержки половину пулеметов с расчетами.

– Вот только Ваши пулеметы и помогли казакам отбиться! – Генерал объясняет причину своей немилости. – Через полтора часа после Вашего ухода, Денис Анатольевич, на станцию напали германцы!.. Слава Богу, что без артиллерии, а то бы и пулеметы не помогли. А так и пехоту положили прямо у поезда, и кавалерии на дали развернуться. А там и казаки с фланга ударили. Кстати, как старшего над пулеметчиками зовут?

– Андрейка-Зингер… Виноват, урядник Шепелев.

– Напишите представление на него, по словам есаула грамотно командовал… И впредь, Денис Анатольевич, хотя бы ставьте начальство в известность о своих планах. Война с точки зрения командира роты, или батальона, и с точки зрения командующего корпусом – разные вещи. Я сейчас уподобляюсь повару, у которого на плите десяток кастрюль и сковородок. И я должен быть уверен, что мои подчиненные находятся там, куда я их поставил, а не занимаются опасной самодеятельностью!

– Извините, Федор Артурович, об этом не подумал.

– Не подумал… Тоже мне, Суворов нашелся… Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу… – Ворчливо передразнивает Келлер с интонациями ефрейтора Александрова, и продолжает уже вполне мирно. – Вот когда будете думать, тогда и вырастете до генерала, а пока ходите штабс-капитаном. Ладно, оставим это… Собирайте свой батальон, им – сутки на отдых, а Вы оставляете кого-нибудь командовать вместо себя, берете десяток человек и убываете в Минск.

– За что такая немилость, Федор Артурович? Только начали воевать!..

– Вы, Денис Анатольевич, генерала пленили, вот и возитесь. А, если серьезно, со мной связался капитан Бойко и просил отправить Вас на базу. Туда прибыл небезызвестный Вам ротмистр Воронцов с группой «прикомандированных» офицеров и привез какую-то важную конфиденциальную информацию. Что же касается желания повоевать… Наступление заканчивается. – Келлер зло и язвительно усмехается. – Пока генералы Рагоза и Эверт думают, да гадают, вводить войска второго эшелона, или нет, германцы уже почти соорудили новую линию обороны, хорошо, хоть что задачи, поставленные Ставкой, мы почти выполнили… Эх, ведь мы могли бы прогуляться аж до Балтики. А у Вас, Денис Анатольевич, были бы все шансы заскочить в Ковно и познакомиться с генералом Эйхгорном и его штабом…

Кажется, я понимаю истинную причину генеральского гнева…

Смотрю на проплывающий мимо пейзаж с элементами недавнего боя и терзаюсь не совсем удобным для меня вопросом. Почему на Руси во все времена высокое начальство относилось к врагам не в пример лучше, чем к своим подчиненным? Или это все же после Петра Алексеевича с его преклонением перед немцами и голландцами пошло? Как нам куда-то наступать, или передислоцироваться, так пожалте, типа, на «ать-два-три». А как генерала, пусть даже и пленного, везти, так аж два авто нашлось. И даже с водилами, которые с радостью променяли перспективу невзначай попасть под шальной германский снаряд неспешной транспортировке пленного в штаб. Причем, судя по выражению их лиц, оба чувствовали себя героями дня без галстуков, типа, если бы не мы, чтобы вы без нас делали.

И что интересно, когда во Франции революция бабахнула, почти вся их аристократическая шелупонь в Россию подалась, и принимали их с благоговением, потом то же случилось с лягушатниками после разгрома мусью Бонапарта. Как ни француз – или куафер, или гувернер, или еще кто-нибудь. Причем, не только в провинции, но и в столицах их было, как блох на собаке, даже у самого Александра Сергеевича Пушкина таковой имелся… Что бы ни делать, лишь бы не работать! А когда в той, теперь уже другой истории после Гражданской русские офицеры гарсонами в парижских кабаках служили, чтобы с голоду не подохнуть, а Великие князья в таксисты подались, так это бывшими союзниками считалось в порядке вещей.

Про бриттов вообще разговор особый. Когда-то в незапамятные времена приплыли на Остров бравые ребята-викинги и вовсю порезвились с местными девчонками. Из этой адской смеси хромосом и выросла британская нация. А чтобы не стыдно было вспоминать, от кого произошли, научились гнать самогонку, гордо обозвав ее «виски» и «бренди», и настолько проспиртовались, что стали нацией просвещенных мореплавателей. Этиловый спирт, он же легче воды. Я, конечно, могу еще одну субстанцию назвать, которая не тонет, но обидятся же союзнички. Хотя с такими друзьями и врагов не надо. Золото дайте сейчас, причем в полном объеме, а ленд-лиз получите годика через два, когда мы на ваши денежки у себя все проблемы решим и заводы построим. А вы пока воюйте тем, что есть, и не пищите…

Так, пора кончать эту философию, а то что-то я слишком раздухарился. Лучше генерала согрею крепкими спиртосодержащими жидкостями. А то он от тулупа отказался, теперь в своей шинельке на рыбьем меху сидит рядом на заднем сидении в гордом одиночестве, типа, не замечая никого вокруг, и колотится крупной дрожью от холода. Хотя в личном саквояжике наличествует бутылка коньяка, при досмотре сам видел. Прошу шофера притормозить по технической надобности.

– Господин генерал, послушайте доброго совета. – Открываю портфель, специально врученный Федором Артуровичем для такого случая, расстилаю салфетку между собой и попутчиком, достаю водочный штоф, стаканчики, закусь, и наливаю всем, включая Гриню, сидящего впереди, и водителя, благо, скорость движения маленькая и ГАИ еще не придумали. – Выпейте пару рюмок и укутайтесь, наконец, в тулуп. А то я рискую привезти Вас своему начальству в виде большого куска льда.

– Поверьте, гауптман, меньше всего на свете я хочу встретиться с вашими генералами. – Фон Гутьер неохотно, но все же отвечает на реплику. – Мое имя навеки покрыто позором и все, чего я могу желать – это смыть вину кровью.

– Лавры вашего коллеги генерала Фабариуса спокойно спать не дают? – Вот только суицидника не хватает на мою голову. – Я еще могу понять японских самураев, у них сеппуку – обычай и часть мировоззрения. Расстелить красную циновку, порезать себе кишки самым болезненным способом и умирать с улыбкой на губах, а, может, еще и сочинить хокку. Вроде этого:

 
Ива склонилась и спит.
И, кажется мне, соловей на ветке -
Это ее душа…
 

А перехватить себе горло бритвой… Трусливое бегство в никуда. В вашей церкви, насколько я знаю, самоубийство тоже считается грехом, не так ли, герр генерал?

– Откуда вам известны японские обычаи? – Во взгляде немца просыпается интерес.

– Ну, просто любопытство – одно из моих достоинств… или недостатков, это уже кому как больше нравится… Но давайте, все же, подумаем о здоровье, господин генерал. Прозит!

Фон Гутьер выцеживает рюмку, морщится и берет специально приготовленный для него бутербродик с хорошо наперченным шпигом. Я тем временем готовлю тару к повторному использованию.

– Господин генерал, водку нужно пить залпом, набрав перед этим воздух в легкие, а потом выдохнуть и закусить. И не делать больших перерывов.

– Гауптман, вы хотите меня напоить? – Вторую, однако, генерал выпивает согласно инструкции. – Зачем вам это надо? Я все равно не буду ничего говорить!

Ну, если надо будет, ты, герр Оскар, скажешь все. Еще и упрашивать будешь, чтобы тебя внимательно выслушали…

– Я хочу, чтобы вы выпили сто грамм водки и накинули вот эту овчинную шубу поверх шинели, чтобы согреться. Мне вовсе не улыбается выслушивать потом упреки от начальства в том, что не смог доставить вас в целости и сохранности.

– Но сто грамм – это довольно большая порция! – Так, у генерала начался отходняк, это хорошо.

– Для нас, русских, – нет. Да и ваш великий канцлер Отто фон Бисмарк не боялся превысить эту норму, составляя на охоте компанию императору Александру II. Особенно не торопясь, под хорошую закуску и приятную беседу. Но в нашем случае водка – лекарство.

– Вас, русских, невозможно понять. Почему вы считаете водку лекарством?! – О, как немец заинтересовался, сейчас немного окосеет и в спор полезет.

– Очень просто. Во-первых, на водке можно настаивать целебные травы. Или у вас в Германии все перешли уже только на таблетки?.. Во-вторых, если выпить водки, а потом укутаться, чтобы кровеносные сосуды не сузились, можно согреться. В-третьих, водкой можно дезинфицировать раны, если под рукой нет ничего другого. Ну, и, в-четвертых, если человек простудился и у него жар, его можно сбить, сделав больному обтирание той же самой водкой.

– Гауптман, откуда у вас такие познания? Вы учились на медика?

– Нет, просто у меня жена – сестра милосердия, вот и просвещает понемногу… Прошу простить, господин генерал. Мы уже скоро будем в Будславе. В штабе армии вы сможете немного погреться. А пока, как говорят у нас, – будьте здоровы! Прозит!..

К концу дня черепашьими темпами мы все же добрались до Минска. Генерала, в обоих смыслах тепленького, то бишь незамерзшего и пьяненького, сдал с рук на руки штабным, и спустя полчаса был уже на базе. Капитан Бойко слушает мой доклад обо всем произошедшем за последние двое суток, расхаживая по комнате, потом надолго застывает, глядя в окно. Когда замолкаю, выдает свое командирское решение:

– Молодцы! Впрочем, иного не ожидал. Завтра с утра жду к себе для детального разбора, потом вместе побеседуем с ротмистром Воронцовым, и включайтесь в обучение прикомандированных. А сейчас – приводите себя в порядок, отдыхайте. И срочно зайдите в лазарет! – Валерий Антонович улыбается. – Мне кажется, Вас там ждут.

Выглядываю в окно и вижу на крыльце санчасти фигурку в накинутой на плечи шубке. Уже бегу…

Утром, написав пачку рапортов, захожу к Валерию Антоновичу и застаю там обещанного ротмистра Воронцова. Пока начальство читает бумаги, вкратце обмениваемся новостями. Я – о прорыве фронта, он – о том, что творится в мире и Институте. Наконец вся писанина исчезает в картонной папочке и начинается серьезный разговор.

– Итак, господа, надеюсь, не надо предупреждать о том, что все сказанное не должно выйти за пределы этой комнаты. – Петр Всеславович очень серьезно смотрит на нас. – Даже тем офицерам, которые состоят в Вашем отделении Дружины, не нужно знать абсолютно все о том, что Вы услышите. Только в части касающейся.

Мы с Бойко почти синхронно киваем в ответ. Абсолютно правильный подход, по-другому и не должно быть. Ротмистр тем временем продолжает.

– Мы у себя стараемся развивать… ну, скажем так, не совсем официальные отношения с другими отделениями Корпуса. Я связался с некоторыми своими однокашниками и хорошими знакомыми, которые служат в нашем ведомстве, и кому могу доверять. Всей правды они, естественно, не знают, разговор шел о том, чтобы в случае необходимости без ведома начальства организовать взаимодействие и обмен определенной информацией. Меня поняли правильно и теперь у нас есть связь с Петроградом, Киевом, Одессой и Минском. Кстати, с местными жандармами вы тоже наладили отношения. Мне рассказали, как вы принимали участие в поимке шпионки.

Так вот, по просьбе академика Павлова мы проанализировали сведения о различных политических партиях и свели их в один документ. Копию его я вам оставлю, но очень прошу, Валерий Антонович, чтобы он не попался на глаза никому чужому, дабы не скомпрометировать наших товарищей…

– Помилуйте, Петр Всеславович, чай, не дети маленькие, все понимаем. – Капитан Бойко изображает любезную улыбку. – Ничего лишнего ни одна душа не узнает.

– А если кто посторонний что-то такое сболтнет вдруг, или начнет задавать лишние вопросы, то будет повод вдумчиво побеседовать с человеком. – Включаюсь в разговор, поддерживая свое начальство. – Невзирая на последствия для его здоровья.

– Ну зачем же так сразу-то, Денис Анатольевич? – Воронцов улыбается в ответ. – Обратитесь к Ивану Петровичу, он уже закончил свой прибор, как его… а, полиграф. Интереса ради проверял на себе, – отлично работает, сам не ожидал такого эффекта.

Дело в том, что мы стараемся иметь дело с молодыми офицерами, в чинах не выше моего, потому, как они непосредственно со своими агентами работают. Полковники и выше занимаются уже административной рутиной, да и могут быть замешаны в закулисных интригах.

Так вот, о партиях. Их можно разделить на три группы. Начну с самой, на мой взгляд, безопасной – консервативной. Это – монархисты, Союз русского народа и Русский народный союз имени Михаила Архангела, их еще называют черносотенцами. Объединяют в своих рядах от двухсот шестидесяти до трехсот тысяч членов, среди них много титулованной аристократии, высшего чиновничества, немного творческой интеллигенции, но основная масса – мелкие лавочники, мещане, купцы, помещики, монархически настроенные крестьяне. Основной лозунг – «Самодержавие, Православие, Народность», выступают против какой-либо конституционной монархии и парламента. Во многих крупных городах создали свои боевые дружины, почти все еврейские погромы на их совести.

– С этими все понятно, можно будет поработать и посотрудничать. Только настрого предупредить, чтобы евреев пока больше не трогали.

– Не совсем так, Денис Анатольевич. Господин Пуришкевич, лидер Союза Михаила Архангела, – тот еще орешек. В то время, как его остальные товарищи по фракции стараются замолчать бардак в работе правительства, он не боится идти против них и повторять почти то же, что и оппоненты из либералов. С ним надо будет вести себя дипломатично… Так, следующая группа – вышеупомянутые либералы. Основная партия, претендующая на общенациональное руководство – Конституционно-демократическая партия, в просторечии – кадеты. В ней состоят главным образом преподаватели высших учебных заведений, врачи, инженеры, адвокаты, писатели, деятели искусства, либерально-настроенные помещики и промышленники, есть немного ремесленников, рабочих и крестьян. Членами этой партии являются видные ученые – Вернадский, Муромцев, Котляревский, экономисты и публицисты Струве, Изгоев. Лидер – видный историк, блестящий оратор и публицист Милюков.

Главной своей целью провозглашают введение демократической конституции, отсюда и название партии. Неограниченная монархия по их программе должна была быть заменена парламентарным демократическим строем. Выступают за всеобщее избирательное право, свободу слова, печати, собраний, союзов, за строгое соблюдение «гражданских политический прав личности». Декларируют введение восьмичасового рабочего дня, право рабочих на стачки, на социальное страхование и охрану труда. В решении аграрного вопроса предполагают частичное отчуждение помещичьей земли в пользу крестьян, но по «справедливым» рыночным ценам. Цель действий – развитие России по западному буржуазному образцу. Единства в партии нет, существуют три направления: «левые», «правые», и «центр».

Следующая партия – так называемые «октябристы», «Союз 17 октября». Насчитывает в своих рядах около тридцати тысяч человек, в основном – элита торгово-промышленной буржуазии и помещиков. Возглавляет партию крупный московский промышленник Гучков. Как записано в их программе, цель – «оказать содействие правительству, идущему по пути спасительных реформ». Тоже выступают за конституционную монархию, разнятся с кадетами только по форме парламента…

Этот урод потом у императора манифест об отречении выцарапывать будет в семнадцатом! Такое вот содействие реформам, блин! Обязательно прибить надо будет гаденыша!..

– … Что Вы так кровожадно усмехаетесь, Денис Анатольевич? – Воронцов прерывается и заинтересованно смотрит на меня. – Глядя на Вас, начинаю опасаться за здоровье сего господина.

– Да не буду я его трогать!.. Зайдет к себе в кабинет, а там на него мешок с кулаками свалится, всего-то делов!..

– Давайте продолжим. В аграрном вопросе октябристы предусматривают передачу крестьянам пустующих казенных, удельных и кабинетских земель, содействие покупке земли ими с помощью Крестьянского банка. Выступают за сильную монархическую власть, но при условии проведения реформ, обеспечивавших свободу буржуазному предпринимательству. В двух словах: свобода промышленности, торговли, приобретения собственности и охрана ее законом – их главные требования.

И последняя либеральная партия – так называемые прогрессисты. Учредителями являются крупные московские фабриканты Коновалов, Третьяков, братья Рябушинские. Костяк партии составляют воротилы московского капитала, а выступают они за конституционно-монархический строй, проведение основных свобод, двухпалатный парламент для депутатов только с большим имущественным цензом.

То есть, слияние капитала и власти. Знаем, один раз уже проходили такое в бандитских девяностых, больше не надо! На мой взгляд депутат, как и художник, должен быть вечно-голодным. Тогда от него будет польза… Ладно, хватит мечтать! Петр Всеславович переходит к самому интересному.

– … Теперь – партии, делающие упор на вооруженную борьбу с Властью. Начнем с социалистов-революционеров, сокращенно – «эсеры». В партии состоит порядка пятидесяти тысяч членов. Программой предусматривается свержение самодержавия и установление демократической республики, всеобщее избирательное право, бесплатное образование, отделение церкви от государства, свободу вероисповедания, слова, печати, собраний, стачек, неприкосновенность личности и жилища, введение восьмичасового рабочего дня и прогрессивного налога на доходы предпринимателей. Но самым основным для них является аграрный вопрос. Предлагается изъять землю из частной собственности и передать ее в общенародное достояние, мол, землей должны распоряжаться крестьянские общины как основы для создания социалистических отношений в деревне.

– Тут, в принципе, все логично, только «общенародное» звучит как-то расплывчато. – Подает голос Валерий Антонович, выкручивая пальцами в воздухе что-то неопределенное.

– Ага, общее – значит ничьё. При нашем расейском мышлении по-другому не будет. – В качестве примера почему-то вспоминается рассказ старого майора-ракетчика с Байконура о том, что на полигоне возле каждого дерева торчит табличка «Ответственный за полив – такой-то».

– Тактика эсеров предусматривает агитацию, организацию стачек и акций вплоть до вооруженного восстания и применения индивидуального политического террора. – Невозмутимо продолжает наш «лектор». – Раньше им занималась Боевая группа, которая насчитывала человек тридцать. Руководили ею Евно Азеф и Борис Савинков. На счету группы убийства ряда крупных государственных лиц – министра народного просвещения Боголепова, министров внутренних дел Сипягина и Плеве, генерал-губернатора Москвы Великого князя Сергея Александровича, покушения на премьер-министра Столыпина. С 1911 года считается распущенной, Азеф удачно скрылся от своих товарищей, Савинков сейчас во Франции военным корреспондентом. Но вместо нее существуют так называемые летучие отряды.

И напоследок – Российская социал-демократическая рабочая партия. Официально – одна, но на деле давно расколовшаяся на большевиков во главе с господином Ульяновым-Лениным и меньшевиков с лидером в лице Цедербаума, он же Мартов. И тех, и других не так много, что-то около тридцати тысяч человек. Программа, кстати, единая для обеих фракций, состоит из двух частей. «Минимум» включает в себя свержение самодержавия, введение демократической республики, по аграрному вопросу – требование полной конфискации всех помещичьих, государственных, удельных, церковных и монастырских земель. «Максимум» – пролетарская революция и социалистическое переустройство страны… Вот вкратце и все, есть еще националистические партии типа армянской Дашнакцутюн, азербайджанской Мусават, или еврейского Бунда, но они малочисленны и не очень популярны в России. Да, существуют еще анархисты. Основными идеологами являются Бакунин и Кропоткин. Но четкой партийной структуры не имеют. Есть мелкие группы, от 3 до 30 человек, объединяющиеся время от времени в более крупные «федерации». Основная идея – немедленная анархия, которая понимается, как возможность безнаказанно грабить… По лицам вижу, господа, что от моей речи у Вас в головах некоторый сумбур. Извините. Но там действительно все очень запутано. Впрочем, у меня в Институте есть подробная схема, где указаны взаимоотношения членов вышеупомянутых партий между собой, кто с кем и как связан. По приезду ознакомитесь. Учитывая ее размер и секретность, дальше моего кабинета она не уходит.

– Петр Всеславович, простите за щекотливый вопрос, но… Имеет ли Ваше ведомство агентуру в этих партиях? – Валерий Антонович переходит к деталям и нюансам. – Если не хотите, можете не отвечать.

– Ну что Вы, какие уж тут тайны!.. Либеральные партии мы не трогали, считая, что они весь упор делают на сотрясение воздуха в Думе. А так… В партии эсеров мы имеем достаточно своих агентов. У социал-демократов – гораздо меньше, начальство считает их неопасными. Но в свете того, что Вы, Денис Анатольевич, вместе с академиком рассказывали, я связался с Петроградскими коллегами и они уже активно действуют в этом направлении. К сожалению после дезавуирования Романа Малиновского, как секретного агента, работать будет не в пример труднее. – Видя нашу заинтересованность, Воронцов поясняет более подробно. – Сей господин был членом ЦК РСДРП, депутатом Думы от большевиков и одновременно с большим успехом работал на Департамент полиции. При его содействии были арестованы большевики Бухарин, Орджоникидзе, Свердлов, Джугашвили…

Опаньки! Так вот кто Иосифа Виссарионовича в Туруханск законопатил! Надо будет при встрече поябедничать… А то, что она состоится – ни капельки не сомневаюсь! Ладно, слушаем дальше…

… Но в позапрошлом году, насколько я осведомлен, по указанию командующего Корпусом генерала Джунковского был разоблачен и теперь скрывается где-то в Европе.

– Генералу нечего делать было? Сдать такого агента! – Чего-то я не понимаю в этой жизни. – Или он сдуру в социал-демократы подался?

– В деятельности генерала Джунковского много странностей. Закрыл охранные отделения во всех городах, кроме Москвы, Петрограда и Варшавы, запретил работать и вербовать агентов в воинских частях и учебных заведениях, в результате чего университеты стали рассадниками революционных идей, ну а с агитаторами в полках Вы, наверное, уже сталкивались.

– Да, к несчастью для последних… А этот генерал не состоит в каком-нибудь обществе? Типа кружка вольных каменщиков по французскому, или английскому обряду?

– Вы, будто бы, читаете мои мысли, Денис Анатольевич. – Многозначительно улыбается господин ротмистр. – Явных доказательств тому нет, но находится в частой переписке с господином Гучковым, который в свою очередь очень близок с некоторыми известными нам масонами.

– Петр Всеславович, я понимаю, насколько это трудно, но по масонам информация даже важнее будет, чем по революционерам.

– Сложность в том, что для вербовки отпадает самый важный стимул – деньги. Остается ловить этих господ на каком-нибудь компромате. А это требует времени и большой осторожности. Но мы приложим все усилия. Если позволите, разговор продолжим в Институте, когда соберемся в полном составе.

– Несомненно. А сейчас, Петр Всеславович, пойдемте, представите меня своим подчиненным, и начнем занятия. Кстати, не хотите присоединиться?

– К сожалению, Денис Анатольевич, и рад бы, но не могу. Академик Павлов просил не задерживаться, послезавтра уезжаю. Но посмотрю охотно…

Для командированных прихватизировали две пустовавшие рядом казармы, одну оборудовали всем необходимым для жилья и занятий, а вторая будет служить мини-полигоном при отработке штурма объекта группой захвата. Заодно и меньше любопытных глаз увидит все, что тут будет происходить. Пять минут назад ротмистр Воронцов представил меня группе из восьми офицеров, которые должны пройти сокращенный курс обучения. Теперь один корнет, пять поручиков и два штаб-ротмистра переоделись в тренировочную форму-подменку без знаков различия и, построившись в одну шеренгу на взлетке, с любопытством и некоторым недоумением смотрят то на меня, то на семерых бойцов из Первого Состава, то на Петра Всеславовича, стоящего а сторонке. Ну-с, начнем, пожалуй!..

– Итак, господа, прежде, чем начать занятия, хочу ознакомить Вас с некоторыми правилами. Если они покажутся странными – не беда, со временем все поймете. Если неприемлемыми – прошу сразу об этом сказать… У каждого из Вас будет персональный инструктор, и хочу предупредить, что несмотря на то, что все они – нижние чины, их указания, касающиеся изучаемых дисциплин, обязательны к исполнению. Также прошу правильно отнестись к тому, что в процессе тренировок им придется оказывать некоторое физическое воздействие на Вас. Возможно, появятся синяки, ссадины и другие прелести наших подвижных игр. Не стоит рассматривать подобные инциденты, как оскорбление старшего по званию физическим действием…