Текст книги "БП (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 136 страниц)

Тут в разговор вступил Павлов:

– Федор Артурович, опыт врача говорит о том, что контузия может повлиять на органы чувств и, в частности на обоняние. Давайте прямо сейчас это и проверим. Михаил Николаевич, передайте, пожалуйста, генералу вот эти две пробирки.

Через мгновение, перед Келлером оказался штатив с двумя небольшими стеклянными сосудами помеченными литерами Х и У.

– Федор Артурович, одна из этих пробирок стерильно чистая, а в другой когда-то был налит керосин. Попробуйте по запаху выявить именно её. На эксперимент отводим минуту. Время пошло.

Со стороны картина выглядела несколько комично. Мужчина гренадерского роста в генеральском мундире подобно профессиональному сомелье тщательно обнюхивал пробирки и даже, чего греха таить, попытался лизнуть одну из них.

Наконец, Павлов скомандовал: Время!

Келлер, еще раз втянул носом воздух и сказал: Скорее всего, керосин был в пробирке «Х».

– Ну что же, ответил Иван Петрович, хочу Вас обрадовать – с обонянием всё в порядке. Я предлагаю Вам хорошенько отдохнуть, если появится желание до ужина прогуляться по территории, то дежурный получил необходимые инструкции. Завтра, с 9.00 начнем наш марафон по кабинетам и эскулапам, не забудьте, кстати переодеться. А заодно Ваш мундир вычистят и выгладят.

Через несколько минут, когда генерал ушел в свой номер, Павлов и Голубев обменялись мнениями по поводу эксперимента:

– А Вы оказались абсолютно правы, Иван Петрович. Келлер таки выявил пробирку с «керосином», хотя они были обе одинаково стерильны. Следовательно, у него высокая степень внушаемости. Я, признаться, думал, что генерал с привычкой командовать тысячами людей, посылать их в бой, подчиняя своей железной воле, окажется более твердым орешком.

– Видите ли, Михаил Николаевич, – ответил Павлов, который, не подымал глаз на собеседника и что-то записывал в блокнот, -

– Дело в том, что мы, военные боимся, тут он несколько запнулся и поправился: – то есть, я имел в виду, просто военные, при выполнении поставленной задачи, больше всего бояться показать немогузнайство. И они отчаянно пытаются найти решение там, где его нет. Значит завтра после всех осмотров и анализов, заручившись согласием Федора Артуровича, попробуем провести гипнотический сеанс, и, надеюсь, получим ответы на все наши вопросы. Хотя, я подозреваю, что с этим «ефрейтором» в сознании, не все так просто. Кстати, Михаил Николаевич, у Вас не появилось новых данных об этом оракуле с погонами прапорщика, благодаря которому мы познакомились?

Доктор покраснел и отрицательно покачал головой, опасаясь, что голос невольно выдаст обман и одновременно незаметно, скрестил пальцы, отчаянно надеясь, что академик всего этого не заметил.

– Значит ничего нового, – подытожил Павлов, – жаль, но время ПОКА терпит. Придется видимо обратиться за содействием к принцу Ольденбургскому. Уверен, что ответ на запрос, подписанный его Императорским Высочеством, получим незамедлительно.

Но наш разговор, Михаил Николаевич, натолкнул меня на одну идею. Скажите, Вы знакомы с научными работами итальянцев Анджело Моссо, Чезаре Ломброзо и Виторио Бенусси доказывающими возможность инструментального выявления лжи?

– Иван Петрович, но все это попахивает средневековьем, шаманство какое-то: измерять пульс, обнюхивать потовые железы. Так может, в качестве эксперта пригласим осла с измазанной в краске хвостом, хе-хе-хе?

– Не скажите, коллега, не скажите. Наш с Вами великий предшественник Авиценна по пульсу не только ставил диагноз, но и если верить легенде, спас от смерти несчастную девушку, вычислив адрес и имя её возлюбленного. А если обратиться к современности, то еще в 1895 году для выявления лжи применили – гидросфигомометр, а совсем недавно и пневмограф. И эти доказательства приняли даже в суде!!!! А по данным, которые мы получили, благодаря нашей разведке за океаном американский психолог Уильям Мартсон активно работает в этом направлении.

А посему, Михаил Николаевич, формируем группу: я осуществляю общее руководство, Павел Иванович Ижевский используя свои старые связи с учениками Попова – курирует техническую часть исследований, а за Вами – выдвижение кандидатур психологов и невропатологов. Тему назовём – «Локки». Задание – до конца 1915 года создать действующий образец прибора, и подготовить его к производству хотя бы в виде опытной партии. Сам аппарат пусть именуется «полиграф». Звучит академически, а суть скрыта.

Но на сегодня – всё, отдыхаем. Завтра нам предстоит серьезная работа.

С предложение «прерваться» Голубев, согласился с энтузиазмом, правда он предполагал срочно поставить в известность капитана Бойко о том интересе, который проявляет академик Павлов к Гурову и о возможном запросе от имени принца Ольденбургского. Задача была не из легких, ибо военная цензура и перлюстрация почтовой корреспонденции стала притчей в языцех и модной темой страшных историй о «черных кабинетах», рассказываемых во время интеллигентских посиделок с проклятиями в адрес «царских сатрапов и душителей свободы». В действительности все обстояло одновременно значительно проще и сложнее. Существовала сиќстема осмотра почтовых отправлений. Вся корреспонденция, постуќпающая в военную цензуру, подразделялась на категории:

1) письма, отправленные за границу (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);

2) письма, прибывшие из-за границы (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);

3) корреспонденция в действующую армию и из неё;

4) внутренняя переписка по специальным секретным предписаниќям, шифрованная, условная и непонятная по своќему содержанию.

Штат военных цензоров был не велик, но зато среди работников попадались настоящие уникумы. И именно такой специалист благодаря стараниям ротмистра Воронцова работал на филиале почтового отделения на территории Института. По иронии судьбы его имя и отчество, да и внешность совпадала с известным персонажем Гоголя – Акакием Акакиевичем. Но стоило поближе познакомиться с этим скромным разборщиком писем, как эта ассоциация таяла как туман. Знание нескольких европейских (и не только) языков, навыки химика, фотографическая память, педантизм в работе, и, способность быть совершенно незаметным делали его незаменимым.

У Акакия Акакиевича выработался удивительный «нюх»: он мог определять содержание письма по его наружному виду или по почерку адресата. Однажды эту способность проверил лично академик Павлов, который заключил с ротмистром Воронцовым пари и, с треском его проиграл. Ему предъявили несколько почтовых конвертов из личного архива Ивана Петровича, и без малейшей ошибки Акакий Акакиевич отделил послание аристократа, от коммерсанта, чиновника от литератора. Впрочем, Павлов абсолютно не огорчился, а наоборот обрадовался своему проигрышу и приказал удвоить жалование столь ценного работника.

Неудивительно, что уже утром на столе у Ивана Петровича лежал лист с наименованием полевой почты, куда адресовал своё письмо доктор.

Ночью прошла небольшая гроза, воздух наполнился свежестью, поэтому Келлер отлично выспался при открытых настежь окнах. Ровно в 8.15 в дверь деликатно постучал дежурный, давая знать, что пора просыпаться. Завершив утренний туалет, генерал и денщик чувствуя себя несколько непривычно в спортивных костюмах, приступили к обходу медицинских кабинетов. Часть манипуляций были хорошо знакомы генералу. В кабинете антропометрии его взвесили, измерили рост. При определении мышечной силы, Федор Артурович ухитрился буквально раздавить кистевой динамометр, который был не рассчитан на столь железную хватку. Симпатичная сестра милосердия аккуратно собрала обломки в коробку и успокоила несколько сконфуженного генерала словами, что: «теперь эти бренные останки займут достойное место в музее Института, посвященных наиболее знаменитым пациентам».

Рентгеновский аппарат почти не отличался от применяемых в военных госпиталях. Но установка для снятия кардиограммы была настоящей новинкой, доселе абсолютно незнакомой не только Келлеру, но и значительной части медицинских работников в Российской Империи. Среди врачей и сестер, которые усердно простукивали, просвечивали и прослушивали Федора Артуровича и Прохора особенно «свирепствовал» доктор Водкин. Потребовав от своих пациентов «раздеться до исподнего и лечь на кушетки», Евстафий Иванович заботливо протерев иглу спиртом, безжалостно проколол ею спины, выявляя стадию развития остеохондроза. Через несколько часов, немножко вымотанные «товарищи по несчастью» подошли к кабинету, который значился на «маршрутном листе» как предпоследний пункт марафона к здоровью. К удивлению и нескрываемой радости внутри, вместо очередного эскулапа или аппарата из серии прокрустова ложа, их ожидал кипящий самовар, большой фарфоровый чайник, наполненный ароматным чаем, большие чашки с блюдцами, сахарница, вазочка с малиновым вареньем и свежая выпечка. На соседнем столике лежали газеты и несколько журналов. Очаровательная горничная, завершив сервировку, вежливо доложила Келлеру о том, что «пока доктора изучают результаты медосмотра, господа могут часик отдохнуть, перекусить, тем более, что завтрак им пришлось пропустить». Затем, прелестница вежливо присела перед генералом, стрельнула глазками в сторону Прохора и вышла, оставив о себе напоминание в виде легкого аромата духов. С удовольствием выпив по нескольку чашек чая, отдав должное булочкам и плюшкам, проигнорировав прессу, они буквально на минутку сомкнули глаза, уютно разместившись в креслах и, совершенно незаметно задремали. Из сна их вырвало деликатное покашливание Евстафия Ивановича, который сообщил, что: «Федор Артурович, Вас ждут Павлов и Голубев, а мы тут пока с Прохором ещё чайку погоняем».

Келлер прошел вдоль длинного коридора и на мгновение замер перед дверью, на которой была закреплена табличка с надписью: Академикъ И. Павловъ. Затем сделав вдох – выдох постучал и решительно зашел внутрь.

В уютной комнате почти ничего не говорило о том, что её хозяин – врач. Небольшой письменный стол, на котором лежала папка с результатами медицинского осмотра генерала, книжный шкаф. На стене несколько картин с сюжетами о Древней Руси.

На отдельной тумбочке – два телефонных аппарата, в углу – несгораемый шкаф производства братьев Смирновых. Голубев разместился сбоку на мягком стуле. Павлов, который прохаживался по кабинету, предложил генералу присесть на массивное кожаное кресло, которое бережно приняло и комфортно устроило атлетическую фигуру Келлера. Иван Петрович вернулся за стол, раскрыл папку и обратился к генералу.

– Уважаемый Федор Артурович, мы с коллегой внимательно изучили Вашу медицинскую карту и теперь можем сделать определенные выводы. Ваше физическое состояние, не внушает ни каких опасений. Невзирая на Ваши ранения и травмы и уже не юношеский возраст, у Вас могучий организм, говоря техническим языком – у него колоссальный запас прочности. Конечно, пройти курс лечения необходимо, в особенности подправить раненную ногу, но через две – три недели, Вы сможете скакать верхом или отплясывать мазурку и при этом дать фору молодым корнетам. Но нервы крайне истощены и для принятия мер, нам нужно, прежде всего, разобраться с Вашими переживаниями и голосами в подсознании. А посему, я предлагаю действовать по военному: не бежать от своего страха, а встретиться с ним лицом к лицу. Мы проведем с Вами сеанс гипноза. Поверьте мне, что этот метод основан на многолетней практике и не только совершенно безвреден, но и напротив полезен. Во время сеанса Вы испытаете ощущения подобные тем, которые предшествуют обычному сну. И самое главное по окончании сеанса Вы будите помнить все, до мельчайших подробностей.

Кроме того, мне будет ассистировать Михаил Николаевич, а медицинскому обеспечению нашего Института может позавидовать даже Императорская Академия. И главное: не удивляйтесь ничему из того, что Вы, возможно, услышите во время сеанса.

Ну что, Вы согласны?

Келлер решительно кивнул и лишь спросил: а что я должен делать?

– Ровно ничего, Федор Артурович. Вам удобно в этом кресле? Да? Отлично. Михаил Николаевич, опустите, пожалуйста, шторы.

В комнате воцарился уютный полумрак, на столе размеренно застучал метроном. Павлов держал в руке золотую цепочку, на которой подобно маятнику раскачивалась блестящая луковица часов на уровне глаз Келлера. Речь Иван Петровича звучала тихо и монотонно:

– Вы устали, ваши веки и все тело потяжелели. Приятный покой и расслабленность. Вокруг тишина, вы ощущаете дремоту и сонливость. Вы засыпаете, засыпаете, спите…

Федор Артурович, сейчас февраль, Вы сидите у себя в штабе…?????

Отвечайте, чей голос Вы слышите?!!!!!!!

И в это время из уст генерала, но совершенно с другими интонациями прозвучало:

– Я ефрейтор – Александр Александров, войсковая часть 17141, вооруженные силы Российской Федерации. Больше ничего не скажу.

И тут снова заговорил Павлов, но присутствующий при этом Голубев мог поклясться, что это был совершенно незнакомый ему голос:

– Ну, здравствуй, ефрейтор Александров. А майора Тимина, которого ты же окрестил Теслой, не забыл?

– Товарищ майор, Сергей Владимирович!!! Это Вы?! Вытащите меня отсюда!!!

– А, теперь и товарищ майор, по имени отчеству величаешь, спасти просишь, а кто меня яйцеголовым бездрайверщиком обзывал, на шнобелевскую премию намекал?!

Михаил Николаевич про первых же словах, которые прозвучали из уст двух, нет – фактически четырех человек попытался вскочить со стула, но впервые в жизни ноги его не послушались. Но инстинкт ученого оказался сильнее паники. Он вцепился как в спасательный круг в один из заранее подготовленных карандашей и стал лихорадочно стенографировать этот «потусторонний диалог». Тем более, что услышанный только что номер воинской части был ему хорошо знаком из исповеди Гурова – Журова.

Эмоции, которые испытывал в данный момент генерал, так же трудно было назвать безмятежными. Он ощущал себя человеком, который слушает со стороны диалог, и то, что ответы на вопросы адресованные Сашке Александровну озвучивает фактически он сам, его почему-то не пугали.

Так продолжалось примерно четверть часа, после чего Павлов своим обычным голосом произнес:

– «Через минуту я выведу Вас из гипнотического сна. Сейчас я сосчитаю до трех. На цифре „три“ Вы проснетесь. „Раз“ – освобождаются от сковывающего действия руки. „Два“ освобождаются ноги и все тело. „Три“ – вы проснулись, откройте глаза! Настроение и самочувствие очень хорошее, ничто не мешает, побеспокоит. Вы очень хорошо отдохнули. Вам приятно и спокойно».

Келлер пошевелил руками, головой, а потом встал и с удовольствием потянулся, приятно ощущая как похрустывают все косточки. Удивительно было то, при всей абсурдности и фантастичности ситуации исчез подсознательный страх, который терзал его последние месяцы, но взамен появилось множество вопросов, ответы на которые он хотел получить, и, причем немедленно!!!!

Иван Петрович понял все без слов. Подойдя к окну, поднял шторы, и солнечный свет вновь залил комнату. Затем нажал рукой на незаметный выступ на большом старинном глобусе. Верхнее полушарие откинулось, открывая взорам горлышки нескольких коньячных и водочных бутылок, а также бокалы.

– И не нужно делать такие удивленные глаза, Михаил Николаевич, я не лукавил, говоря Вам еще в Москве о своём неприятии алкоголя и табака. И мне повезло, что моё нынешнее второе я, – Павлов постучал пальцем по своей голове, – майор Тимин, тоже трезвенник. Но, став в некотором роде администратором, вынужден держать сей бар, ибо посетители бывают разные. И как говаривал в будущем персонаж одного фильма о непьющих начальниках: «Вот сколько раз замечал… – … как трезвый человек куда-нибудь зачешется… – Затешется. Я и говорю: зачешется, то сразу скандал».

А посему, господа, извольте принять вовнутрь грамм по 150 Шустовского и продолжим.

Павлов наполнил водой из графина три стакана, один взял в руку, два других разместил перед Келлером и Голубевым возле коньячных бокалов.

Келлер залпом выпил коньяк, налил себе еще и потребовал объяснений всему происходящему.

– Ну, что же, извольте. Видите ли, Федор Артурович, то, что случилось с Вами, да и со мной не имеет ничего общего с сумасшествием или одержимостью. Это, скорее всего можно представить как сюжет фантастического романа господина Уэллса «Машина времени». Отличие в том, что из далекого 2001 года в путешествие отправились, а если быть абсолютно точным были выброшены в прошлое мысли, память, эмоции, в общем, то, что иногда называют душой, трех людей. И волею случая они нашли себе пристанище в некотором роде аборигенах из 1915 года. Вам Федор Артурович, досталось матрица сознания, (как они называют это в будущем) молодого ефрейтора Александрова, который в прошлой жизни мечтал стать если не маршалом, то генералом.

Во мне сейчас присутствует энтузиаст – исследователь майор Тимин, грезящий о нобелевской премии. И, как я могу предположить, где-то на фронте сражается некий прапорщик, которому достался старший лейтенант Журов, любитель перестрелок, рукопашного боя имеющий все задатки боевого офицера.

В общем, вся эта троица попали именно туда, куда подсознательно стремились, плюс еще и эксперимент со временем, который проводил Тимин – Тесла. Но, лично я, академик и лауреат Павлов, поданный Российской Империи и православный (Иван Петрович осенил себя крестным знамением) уверен, что здесь не обошлось без Божьей воли. А теперь господа, извольте выслушать то, что предстояло пережить нашей многострадальной России, и чего, мы допустить не должны любой ценой.

Разговор продлился несколько часов. Говорил в основном Павлов, изредка перебиваемый вопросами или репликами Келлера. Доктор, который уже многое знал, ограничился ролью стенографиста.

Когда все трое, а если быть абсолютно точными и добавить майора и ефрейтора, то пятеро собеседников окончательно выдохлись, раздался телефонный звонок.

Иван Петрович, снял трубку, выслушал вопрос и ответил:

– Спасибо за напоминание, а то мы здесь заработались. Нет, обед нести сюда не нужно. Через 10 минут спустимся в столовую.

А в качестве последнего аргумента о необходимости прерваться, прозвучал голос Прохора за дверью:

– Не буду больше ждать, пустите меня немедленно к его превосходительству, а не то…

– Ну – с, господа, – Подвел черту Павлов, – пока – всё. Идемте, пообедаем, тем более что Ваш бдительный страж, Федор Артурович, уже готов разнести все здание.

После обеда, импровизированный Триумвират вновь собрался на совет. Но теперь от воспоминаний или предсказаний (смотря с чьей стороны посмотреть) перешли к поиску ответа на извечный вопрос: «ЧТО ДЕЛАТЬ?!».

Засиделись до глубокой ночи. Келлер с удивлением и не без удовольствия отметил тот факт, что «ефрейтор Сашка» способен давать полезные советы, причем делает это «весьма тонко, не нарушая хрупкое взаимопонимание, которое только началось формироваться между двумя сознаниями».

Когда Федор Артурович узнал о трагической судьбе ожидавшей августейшее семейство в той, иной истории, то буквально взревел. И лишь своевременной вмешательство Павлова и Голубева, а так же опыт полководца, говоривший о необходимости проведения соответствующей подготовки, помешали порыву генерала «немедленно мчаться в Питер и разобраться со всякой бл. й св. ю в эполетах, фраках и вицмундирах».

Наутро военный совет продолжился и перешел в практическую сферу, то есть к постановке задач. Михаилу Николаевичу было поручено любой ценой найти «местную реинкарнацию старшего лейтенанта Журова». Причем Павлов, не без ехидства поинтересовался у Голубева: «Сами справитесь, голубчик, или к Принцу обращаться будем?». Доктор в который раз за эти дни покраснел и пообещал: «обойтись собственными силами».

Генералу Келлеру предстояла решить гораздо более трудную и ключевую задачу: после прохождения курса лечения и одновременно информирования о будущем, найти надежный и постоянный канал выхода на Великого Князя Михаила и заручится его поддержкой в деле спасения России.

Иван Петрович, ввел присутствующих в курс тех мероприятий, которые уже удалось осуществить и в частности, о формировании боевой организации «Дети священной дружины»:

– Да – с, господа, нам необходимо сплотиться. Забыть сословные предрассудки отказаться от снобизма. В один строй должны стать патриотически настроенные офицеры армии и жандармерии. Мы, подобно Минину и Пожарскому, должны собрать новое ополчение и спасти Россию и её народ от ужасов революций и братоубийственной гражданской войны. Федор Артурович, я хотел бы Вас познакомить с одним замечательным человеком, боевым офицером, который надел жандармский мундир, дабы иметь возможность борьбы с внутренними врагами, направляемыми из-за границы.

Келлер, который и сам изрядно пострадал от террористов и прекрасно понимающий их опасность с готовностью согласился.

Павлов позвонил и попросил соединить с ротмистром Воронцовым:

– Петр Всеславович, если Вас не затруднит, подойдите ко мне в кабинет, необходимо посоветоваться.

И затем, уже обращаясь к Келлеру:

– Федор Артурович, я попрошу Вас ненадолго перейти в соседний кабинет, дабы я смог подготовить ротмистра к серьезному разговору и знакомству с одним из лучших генералов Российской Императорской Армии.

Польщенный такой оценкой, Келлер не стал возражать и вышел.

Ротмистр Воронцов, направляясь к Павлову, по служебной привычке попытался просчитать сценарий предстоящего разговора. Если бы не это неожиданное приглашение, то он сам бы попросил аудиенции, ибо у него накопилось масса вопросов к академику, а предполагаемые ответы казалось, выходили за грань реальности. И поэтому, он решил взять инициативу в предстоящем разговоре в свои руки.

Поэтому не успел еще Павлов проинформировать ротмистра о «повестке дня», как был вынужден сам отвечать на вопрос.

– Иван Петрович, извините, но прошу меня выслушать. Помните Ваше поручение о переводе в наш Институт некого селекционера Мичурина? Вы еще предупреждали об его неуживчивом характере. Признаюсь, задача была не из легких. Пришлось надавить по всем направлениям, льстить, пугать, но дело сделали. Перевезли его вместе с супругою, предоставили самые лучшие условия, и Иван Владимирович приступил к работе. Причем при самой активной поддержке жены – Александры Васильевны. Как вдруг, буквально через месяц в Козлове, откуда мы их забрали, вспыхивает эпидемия холеры. Люди погибали сотнями. Донская слобода, где они жили, вымерла, почти поголовна. Так он теперь молебен за молебном заказывает за своё чудесное спасение и передо мной извинился за строптивость и благодарит ежечасно.

Признайтесь, Иван Петрович: Вы и ЭТО ПРЕДВИДЕЛИ?

Откуда у Вас знания и опыт в сферах совершенно далеких от медицины и выходящие за грань известного? Я верю, что Вы настоящий патриот России и считаю честью работать рядом с Вами, но нам пора объясниться.

Ну, что же, Петр Всеславович, Вы правы. Я собственно и пригласил Вас, преследуя эту же цель. Но для того, что бы в ходе предстоящего разговора, у Вас не возникли сомнения в моем душевном здоровье или благонадежности, то при нем будут присутствовать доктор Голубев и. прибывший в наш институт для лечения генерал Келлер.

Павлов выглянул из кабинета и позвал:

– Федор Артурович, Михаил Николаевич – заходите…

* * *

Вот уже пролетело почти две недели, как вернулся из Гомеля, а вместо того, чтобы воевать, приходится ерундой заниматься. Если честно, не совсем, конечно, – готовлю пополнение из охотников-добровольцев в количестве почти тридцати человек. Пока отсутствовал, мои господа офицеры проехались по переднему краю, немного поагитировали, и набрали двадцать шесть бойцов. Смелых, смышленых, от двадцати двух до двадцати пяти лет, изъявивших желание послужить в особом подразделении. В-общем, все, как заказывали. Да и сам привез двоих.

Валерий Антонович сначала очень подозрительно расспрашивал, все ли время я находился в Гомеле, не выезжал ли куда-нибудь. Поверив моему честному слову, рассказал подоплеку событий. Мы с ним уже давно составили два списка для работы Молодой Священной дружины. В списке № 1 значились люди, необходимые для сохранения и развития России, которых нужно было холить, лелеять и охранять от всяческих напастей. Список № 2 состоял из персон, которых для блага империи необходимо было обезвредить. Причем, некоторых – сразу и навсегда. Как раз к таким и относился Семен, он же впоследствии Симон, Петлюра, на данный момент – служащий Минского отделения Земгора. Капитан Бойко, осторожно налаживая контакты с коллегами-жандармами, якобы невзначай поинтересовался данным господином и получил, на его взгляд, совершенно неожиданную информацию. Сёма отправился в служебную командировку в Москву и на обратном пути почему-то вдруг вывалился из поезда на полном ходу. Труп со сломанной шеей был обнаружен недалеко от Борисова как раз в то время, когда я знакомился с Дашиными родителями и оттягивался на даче в Ченках. Сложив два и два, начальство пришло к выводу, что мне стало скучно в тылу, и я, подгоняемый врожденной жаждой убийства, решил устроить личную вендетту. Уверовав в мою невиновность, господин капитан выдал следующую по очереди версию. Мол, есть у нас таинственные единомышленники, которые действуют в том же направлении. Как раз, возможно, те, кто был вместе со мной в момент переноса – майор Тимин и Сашка Александров, о которых уже рассказывал капитану. И которых очень хочу найти!.. Вот только не знаю еще каким образом. Хотя в данном конкретном случае я бы не стал исключать и банальную уголовщину.

Отложив эту головоломку на потом, Валерий Антонович перешел к текущему вопросу повестки дня и сразу огорошил новостями. Затишье вдруг, и, как это всегда бывает на Руси, внезапно сменилось очень активными действиями гансов. Кайзеровские генералы, справедливо опасаясь скорого наступления осенней распутицы, затеяли очередное наступление. А наши решили немного упростить им задачу и позволили ударить в стык новообразованных фронтов. В результате 5-я армия отошла за Двину, а 10-ю немцы продавили за Вилию, причем, пришлось оставить Вильно. И в этот девяностоверстный разрыв возле местечка Свенцяны, как в свои родные ворота, влетела германская конная группа под командованием генерала Гарнье. Который стал считаться одним из лучших кавалеристов Рейха, когда опрокинул своей дивизией французский конный корпус генерала Сордэ. Теперь у этого таланта под рукой было, по данным разведки, пять таких дивизий, причем, снабженных артиллерией. Уцелевшие ополченцы из обозов, отстирав после испуга свои портки, рассказывали о громаднейших разрывах гигантских снарядов. Пушкари, видевшие воронки, пришли к выводу, что там порезвились германские 8-дюймовые гаубицы.

И в этот момент Ставка принимает гениальное решение! Нашу 2-ю армию расформировывают, корпуса раскидывают по другим армиям, а нам дают шесть новых, в смысле, других, правда, потом один снова забирают. Связи – ноль, взаимодействие не отработано, сами корпуса – на марше, полностью не укомплектованы… Первые два пытались остановить разгон германской кавалерии, но получилось только замедлить ее продвижение у Сморгони. На подходе еще четыре. По словам Валерия Антоновича, положение можно было бы выправить, если бы в Ставке отдали конный отряд генерала Казнакова не в пятую армию, а нам, во вторую. А так, гансы уже под Молодечно, две железных дороги перерезаны.

Вот такие пироги с котятами. Самое же обидное в том, что вся моя рота на передке, или за ним, а мне «выход в поле» капитан запретил. Не знаю, кто у кого сплагиатничал, Бойко у Мосфильма, или наоборот, но было высказано мнение, что командир должен думать, а не только шашкой махать. Так что, мол, сидите, Денис Анатольевич на базе и готовьте пополнение. Оказывается, Оладьин, Бер и Стефанов там и без меня отлично справляются. С их помощью одна пехотная дивизия заполучила девять трофейных орудий, другая – одиннадцать. А Сергей Дмитрич – так вообще отличился. С тремя «пятерками» разведал броды через реку Нарочь и провел 26-й Могилевский пехотный в тыл гансам. Там в полку всего три с половиной сотни человек оставалось, но шестнадцать пушек взяли. Мои орлы посменно возвращаются на базу, денек отоспаться-отъесться, да и рассказывают про свои подвиги, вызывая восхищение и зависть у новичков, и зубовный скрежет у командира. В конце концов, мне же нужно добыть еще один люгер взамен подаренного, а тут паришься, как на курорте!

Каждый божий день одно и то же: до обеда – стрельба из револьвера, стрельба из карабина, стрельба из пулемета, штыковой бой, работа с ножом, рукопашный бой без оружия, полоса препятствий, марш-бросок. Потом изголодавшийся народ чуть ли не до блеска вычищает все Ганнины котлы, кастрюли и сковородки, после чего на полчаса впадает в летаргическое состояние ленивого кота на солнцепеке. Затем все под руководством Волгина, Берга и отдельных отдыхающих диверсантов разбегаются дальше по учебным местам – на тактику, на подрывное дело, на антиинженерную подготовку, в смысле, как без лишнего шума и суеты испортить какой-нибудь мост, переезд, устроить из подручных средств малозаметное препятствие для погони. Ну и так далее, и тому подобное…

Я же в это время сижу над бумагами, или до хрипа дискутирую со своими студентами и наконец-то прибывшим подпоручиком Бергом по поводу того, что угол падения равен углу отражения. В отряд вместо нашего трофея действительно передали три грузовые Реношки грузоподъемностью в две с половиной тонны, и теперь пытаюсь доказать своим подчиненным, что броня под рациональными углами наклона держит пулю лучше, чем вертикальная, хоть и расход металла больше. Пока на бумаге. Но Его благородие капитан Бойко обещал отправить как минимум два авто на бронирование через пару недель… Ага, и угадайте, куда!.. Предварительно с моей же помощью снесшись по телеграфу с Михаилом Семеновичем на предмет наличия котельного железа и возможности осуществить задуманное. А к началу октября нам уже обещали одну 47-миллиметровую скорострелку Гочкиса, причем, с откатником. Которая поедет сразу в Гомель, и там же будет устанавливаться на бронешасси. А после ужина, вечером, занятия проходятся уже в области грамматики и арифметики. Причем, все взрослые дядьки стараются равняться на Лесю с Данилкой, которым учеба пришлась очень по вкусу. И даже не стесняются иногда спрашивать у них то, что непонятно…

Самый сладкий послеобеденный отдых вдруг нарушается ревом автомобильного мотора за окном. Это что, кто-то из господ студиозусов тренируется в свободное время на казенной технике кататься? Ну-ка, ну-ка, посмотрим… Ага, играл, и не угадал. Перед казармой тормозит штабное авто, из которого высыпаются Валерий Антонович, жандармский штаб-ротмистр и корнет Астафьев. И вся троица несется на вход. Пора идти встречать… Интересно, почему крика дневального не слышно?..