355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Зурков » БП (СИ) » Текст книги (страница 115)
БП (СИ)
  • Текст добавлен: 20 февраля 2020, 20:30

Текст книги "БП (СИ)"


Автор книги: Дмитрий Зурков


Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 115 (всего у книги 136 страниц)

Далее, уже в чине полковника Барановский вызвал осуждения сослуживцев, ложно обвиняя свою супругу в неверности, дабы получить основания для расторжения брака. Но, если ныне Генштаба генерал-лейтенант Л. С. Барановский далек от активных дел и находиться в резерве чинов при штабе Киевского военного округа, то его сын вызывает определенный интерес.

С 21 сентября 1916 года Генштаба подполковник В. Л. Барановский занимает должность штаб-офицера для делопроизводства и поручений Управления генерал-квартирмейстера при Верховном Главнокомандующем. Внешне всё благопристойно, обладает личной храбростью, Высочайшим приказом от 18 марта 1915 г. награждён Георгиевским оружием… Но есть одно обстоятельство – по информации из будущего, в окружении министра-председателя Керенского был замечен его родственник, некий генерал-майор Барановский. А посему мы считаем, что этот офицер должен быть взят под негласный контроль. Находясь на ответственной должности в Ставке, он может передавать важную оперативную информацию заговорщикам.

– Да, но Георгиевское оружие, боевой офицер… – С некоторым сомнением замечает Великий князь Михаил.

– Поэтому контроль негласный. Мы не можем упускать ни малейшей утечки информации. – Воронцов гнет свою линию. – У нас там есть на кого положиться, никто ничего не заметит… Если вопросов нет, переходим к следующему "серому кардиналу". Михаил Иванович Терещенко… С этим индивидуумом все обстоит значительно сложнее. За ним стоят могущественные силы как внутри Империи, так и за границей. А к этому еще нужно принять во внимание колоссальный семейный капитал, который приумножали несколько поколений его предков. Точный размер его нам установить не удалось, но личное состояние Михаила Терещенко оценивается как минимум в семьдесят миллионов рублей. Да и сам по себе он является человеком незаурядным и неоднозначным. Рассудите сами, господа, молодой человек, даже не успевший достигнуть возраста Христа, занимающий абсолютно несерьёзную должность чиновника особых поручений при Дирекции императорских театров без содержания, которая не дает никаких особых преференций, если, конечно, не считать таковыми право ношения вицмундира с золотыми пуговицами и иметь своё кресло в любом из казенных театров, делает после февральского переворота головокружительную карьеру. Вначале он получает портфель министра финансов, а затем ему передают ведение иностранными делами Империи.

Вообще-то представители этого рода способны были особенно ярко проявлять себя именно во время войн, или в иные смутные времена. Основатель семьи Артемий Яковлевич Терещенко, носивший в молодости прозвище "карбованець", сумел заработать капитал во время Крымской войны, торгуя корабельным лесом и хлебом. Скорее всего, именно тогда начали формироваться связи этой "династии" с армейским начальством и военными чиновниками. Чуть позже, после манифеста по отмене "крепости", когда началась неразбериха и разорение помещичьих хозяйств… Как там у Некрасова? "Порвалась цепь великая, порвалась – расскочилася одним концом по барину, другим по мужику!..". Так вот уже Никола Артемьевич Терещенко не только не обеднел, но напротив, приумножил капиталы, скупив все заводы вокруг Глухова. Причем, этому весьма поспособствовал Высочайший указ о возведении Артемия Яковлевича со всем его потомством по мужской линии в потомственное дворянство. Кстати, на полученный герб был внесен девиз "Стремление к общественным делам", что, господа, полностью соответствует практическим делам этой семьи. Скажу кратко – в делах благотворительных и меценатстве они весьма усердны. Не ретрограды, значительную часть доходов вкладывали в модернизацию производства и обеспечение благоприятных условий для своих работников. При этом озаботились застраховаться от возможных проблем с поставщиками от иностранного сырья – в Волфинском имении в 1895 году была создана лаборатория, в которой ученые смогли вывести новый сорт семян "лодыженской" свеклы. Щедрость, однако, соединяется с бережливым прагматизмом. В Кульбакинской усадьбе Терещенко, например, был великолепный пруд, который служил не только украшением усадьбы, но и обеспечивал водой производственные нужды кирпичного и винокуренного заводов, а свежей рыбой – все имение. Привычка все пускать в дело передается в этой семье из поколения в поколение. Иван Петрович, помните, как Вы как-то рассказывали, что в Вашем будущем был очень хороший лозунг "Отходы – в доходы"? Так вот, на сахарных заводах Терещенко он реализован на практике и до войны приносил недурственную прибыль. Патоку и жом направляли на кормление скоту, который поставлялся в Варшаву и считался одним из лучших. За всю историю их рода только единожды, добро выбросили, правда, не на ветер, а на землю. Отец нынешнего Терещенко, будучи корнетом, сумел завоевать сердце одной барышни и подловил своего будущего тестя на слове. Его превосходительство генерал Саранчев, понимая, что с реверсом у молодого человека более чем нормально – отец известный миллионщик, тем более уже из дворян, не послал юного нахала куда подальше, а решил потянуть время и пообещал вернуться к этому вопросу тогда, "когда улицы деревни Волфино побелеют…". Если убрать витиеватость политеса, то жениху явно посоветовали не появляться до зимы. Но ухарь – купец, простите, ухарь-корнет поступил иначе. Утром перед глазами генерал-лейтенанта, подошедшего к окну дабы порадовать свой взор весенним пейзажем, оказались десятки телег, из которых на землю щедро сыпалась белая, как первый снег, сахарная пудра, которая уже покрывала дорогу к Александровскому парку. За ночь организованный влюбленным корнетом обоз доставил с ближайшего семейного завода сотни пудов сахара. Генералу, пойманному на слове, осталось лишь благословить молодых. Правда, на этом военная карьера корнета завершилась. Недовольный подобной расточительностью его отец настоял на отставке и отправил сына в почётную ссылку в Европу с целью скупки произведений искусства для семейной коллекции. Вот в такой семье и появился на свет наш фигурант. Получив начальное образование в России, он как истый представитель "золотой молодежи", продолжил его за границей. В Лейпцигском университете весьма компетентные преподаватели помогли юному Мишелю проникнуться пониманием катастрофического отставания экономики "варварской" России от передовых стран Западной Европы – Франции и Германии. Далее последовал переезд в "форпост демократии" Лондон, где на протяжении многих десятилетий находили благожелательный прием те наши "патриоты", которые предпочитали любить и поучать собственный народ, находясь от него как можно подалее дабы не оскорблять собственное столь чувственное обоняние так называемым "русским духом".

Затем – краткосрочная стажировка на семейном предприятии в Теткино в 1906 году. Свое совершеннолетие Михаил встретил в казино Монте-Карло. Полностью вступивший в права наследования огромного состояния, он играл всю ночь. В результате, под утро главный стол с рулеткой был накрыт черным сукном, что означало, что ресурсы казино исчерпаны. По словам самого Терещенко, его триумфальная победа объяснялась частично удачей, а частично знанием теории статистики, которую ему прочитал профессор Карл Бюхер в Лейпцигском университете. По имеющейся у нас информации именно во Французской Ривьере, где Михаил проводил время в компании золотой молодежи из Санкт-Петербурга в перерывах между поглощением устриц под шампанское с жаром обсуждавшей тяжкое положение несчастного российского народа, угнетаемого венценосными сатрапами, он сошелся с масонами.

Летом 1907 года во Франции он познакомился со своей будущей супругой Маргарет Ноэ. Но его мать Елизавета Михайловна категорически возражала против венчания, утверждая, что в их роду никогда не было и не будет француженок, поэтому Михаил Иванович длительное время жил, так сказать, на два дома, курсируя между Парижем и Санкт-Петербургом.

Двумя годами позже приобрел в Антверпене для подарка своей гражданской жене уникальный алмаз, который после огранки получил наименование "Терещенко" и считался вторым по размерам синим бриллиантом в мире. Кстати, его родственник Федор Федорович, примерно в это же время активно занимался авиацией и оказывал финансовую помощь Сикорскому при строительстве первого "Ильи Муромца".

В 1911 году наш фигурант успешно сдал экзамены по праву в университетах Санкт-Петербурга и Москвы, специализируясь в сферах международного, гражданского и торгового права…

Воронцов сделал небольшой перерыв, чтобы смягчить подуставшее горло морсом. Воспользовавшись паузой, генерал Келлер опять добавил информацию из будущего:

– Именно этот бриллиант спас жизнь самому Терещенко. После Октябрьской революции, в обмен на эту драгоценность, Троцкий устроил то ли побег, то ли просто приказал выпустить его из Петропавловской крепости…

Петр Всеславович, вы немного отдохните, а я с вашего позволения продолжу. С началом войны Михаилу Ивановичу пришлось несколько сократить свои контакты с богемой и более плотнее заняться семейным бизнесом, ибо неудачи нашей армии в Пруссии и Галиции угрожали его земельной собственности на Волыни и под Винницей. Сняв квартиру для своей жены на Миллионной улице в одном здании с французской военной миссии в Петрограде, он сам выехал в Малороссийские губернии, периодически посещал Киев, где занимался строительством приютов для бездомных, которые можно было использовать в качестве военных госпиталей, с той же целью профинансировал несколько больниц. Все это время не прекращал тесные контакты с английскими и французскими военными. Передал свою яхту "Иоланду", кстати, на сегодняшний день самую большую в мире, в распоряжение британского адмиралтейства в целях переоборудования его под плавучий госпиталь. Одновременно, его хм-м… неофициальная супруга предоставила парижскую квартиру для размещения французских офицеров, находящихся в отпуске по ранению.

Далее активно работал в Военно-промышленном комитете, с июля 1915 года – председатель его Киевского филиала, и вплоть до известной акции – заместитель А. И. Гучкова…

Подполковник Воронцов, успевший немного перевести дух, вновь взял слово:

Собственно, осталось лишь подвести итог. Молодой человек с великолепным образованием, полиглот, имеющий в своем распоряжении огромное состояние, с детства привыкший, что для него нет ничего невозможного, или запрещенного. К этому нужно добавить бешенное самолюбие и "промытые" в студенческие годы мозги в Лейпциге и Лондоне, дружбу с фрондирующей писательской богемой и членство в масонском братстве. Опасный враг, ибо Терещенко совершенно искренне считает, что делает благое дело и при этом готов на любые преступления. Как говорили в свое время иезуиты: "Finis sanctificat media" (цель оправдывает средства). Но, за такого человека есть смысл побороться, и мы намеренны предпринять эту попытку. Закончив свой доклад, Петр Всеславович с облегчением захлопнул папку и окинул взглядом присутствующих, ожидая вопросы. Таковых не оказалось, но когда Воронцов повернулся к Павлову, дабы вернуть права и обязанности председательствующего, то был несколько удивлен. Академик отрешенно уставился в лежащий перед ним лист бумаги и выписывал карандашом какие-то каракули, которые явно не имели ничего общего ни с российской азбукой, ни с одной из известных систем стенографии.

– Иван Петрович… – Негромко обратился Воронцов, но, не дождавшись реакции, немного повысил голос. – Господин академик!..

Подполковнику пришлось еще дважды окликнуть Павлова в конце концов хлопнуть папкой по столу, прежде чем тот вернулся в реальность. Дабы ускорить этот процесс Петр Всеславович, и так обладавший изрядным чувством юмора, к которому длительное знакомство, успевшее перерасти в дружбу с Гуровым, добавило еще и некоторую толику ехидства, деланно нахмурившись, рявкнул:

– Господин академик, ставлю Вам на вид грубейшее нарушение режима секретности! После совещания извольте сдать мне эти неучтенные листочки на экспертизу и дальнейшее уничтожение! А затем, напишете объяснительную на имя директора НИИ, то бишь… на Ваше имя!

Сконфуженно присоединившись к общему смеху Павлов, у которого в бытность еще майором Тиминым был печальный опыт общения по аналогичному поводу с особистом, передал скомканные листочки Воронцову и, полностью вернувшись в реальность, продолжил:

– Ну что ж, господа, теперь я полностью уверен, что история уже поменялась и продолжает менять свой курс. Если уж подполковник Отдельного корпуса начинает острить в духе старлея из двадцать первого века, то победа будет явно за нами… А если серьёзно, то позвольте поделиться с вами мыслями, которые мне пришли в голову совсем недавно.

Психологически, рассуждения Терещенко нетрудно просчитать. Мысленно он постоянно сравнивает себя с Императором Всероссийским. И, это сравнение, Вы уж, Михаил Александрович, простите меня, старика, не в пользу Вашего брата. Образован наш сахарозаводчик лучше, личное состояние как минимум сопоставимо с императорским, он моложе, энергичнее, жена красивее, яхта – быстрее. Вот с происхождением только некоторые сложности – хоть и потомственный дворянин, но древностью рода похвастаться не может, зато самомнения – с избытком. И вот такая ЛИЧНОСТЬ, как он думает, вынуждена склоняться перед царской волей, которая может быть с его точки зрения, несколько субъективной и идет против здравого смысла и общественного блага, не так ли? Занять его место на престоле? Не реально, если только ты не из Рюриковичей, или им равных. И таких Терещенок в Империи – десятки, а если несколько понизить ранг купца или промышленника, так счет пойдет и на сотни, если не на тысячи.

А вокруг масса советчиков и друзей, местных и заграничных, которые нашептывают явно и намеками, мыслишку одну крамольную – а нужен ли нам Государь вообще? Вот и в Америке, и во Франции без него обходятся и как-то не жалуются. Ну, на крайний случай сделать, как в Британии, – оставить монарха на престоле. Как говорится, по формуле: "Rex regnat sed поп gubemat" (Король царствует, но не управляет). И не видят, или не хотят видеть, что король, или королева Британские это не символ, а всё же реальная сила. Припомните события 1910 года в Англии. Заартачилась палата лордов, но стоило только им намекнуть, что король может очень быстро сотню-другую новых пэров назначить, а уж они проголосуют как нужно, так сразу договариваться прибежали. Да и в будущем, монархи британские не раз зубки показывали. Никто не лишал их права ветировать законы, распускать парламент. И именно король, или королева, а не премьер-министр, – глава государства, армии и флота.

Но вернёмся к делам нашим сегодняшним. Михаил Александрович, когда Ваш августейший пращур Петр Великий только строил Империю Российскую, купцы были ему в том опорой и первыми помощниками. А сейчас, в час тяжких испытаний во врагов Престола превратились. Уж не припомню, кто там до Бонапарта говаривал, что для войны нужны деньги, деньги и еще раз деньги, но их у купцов более чем достаточно. Помните, лет шесть тому назад много говорили и писали о пресловутом "письме шестидесяти шести", коллективном обращении предпринимателей в защиту профессоров Московского университета, уволенных после студенческих волнений, случившихся из-за графа Толстого. Так за подписями этих новоявленных толстовцев стояло больше полумиллиарда рублей!

И первым, кого можно назвать из списка подписавших – уже упоминавшиеся чуть ранее братья Рябушинские. У них, как, впрочем, и у других представителей этого сословия, сформировалось какое-то очень болезненное отношение к дворянству, которое по их же словам превратилось в некий тормоз, мешающий русской буржуазии войти во власть. А фраза Павла Рябушинского, которую он должен был сказать второго февраля сего года? "Если раньше говорили noblesse oblige – дворянство обязывает, теперь нужно сказать propriété oblige – собственность обязывает"…

Зародилась эта рознь не сегодня и не вчера. Обладая значительными капиталами, купеческое сословие, тем не менее, сформировало у себя достаточно мощный комплекс неполноценности, на протяжении десятков лет будучи ограничено в возможностях получить чин, звание, иметь возможность состоять на государственной службе. Вспомните господа, пьесы знатока человеческих душ Островского. Кто, как не он сумел открыть доселе неизведанный мир сначала московского, а потом и провинциального, общероссийского купечества. Я недавно освежил свою память и перечитал "Грозу", надеюсь, все присутствующие помнят её сюжет? А кто сможет назвать единственного персонажа пьесы, который смог поставить на место зарвавшегося купца-самодура Савела Прокофьевича Дикого? Молчите? Придется процитировать первоисточник:

"Батюшки! Что-смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе его гусар обругал. Вот чудеса-то творил! А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам".

Задумайтесь, господа! Купец, в мошне которого десятки, если не сотня тысяч полновесных целковых и какой-то гусар, быть может, с последним рублем. Но он – офицер и дворянин! И гроза всего города покорно затыкается и вытягивается во фрунт перед "его благородием". Вы скажите – это было давно, в прошлом веке и Кит Китыч нынче совсем иной. Да, внешне он изменился, но суть во многом осталась прежняя и обиды, как явные, так и надуманные, накопленные за несколько поколений уже рвутся наружу подобно лаве из жерла вулкана. Чехов уже в начале этого века предсказал на что способен "европеизированный" купец, который почувствовал вкус вседозволенности. Пьеса "Вишневый сад", эпилог: "Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню… Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй!".

Вы понимаете господа, на что сегодня замахнулись топором не только эти отчасти выдуманные Дикие, Лопахины, но и реальные Терещенки, Рябушинские и прочая, прочая, прочая?! На саму Русь-матушку, на Империю, на Престол!

Поэтому, Петр Всеславович, мы должны бороться не только против, но и за тех представителей капитала, которые способны отринуть обиду и работать во имя и на благо России. Да, сами они, далеко не агнцы. Те же Рябушинские, воспользовавшись благорасположением и явно небезвозмездной помощью Витте, разорили и довели до самоубийства Алчевского, который имел несчастие быть их должником…

Нужны точечная индивидуальная работа с каждым из наиболее выдающихся представителей предпринимательства и изменение отношения государства к третьему сословию в целом. Если мы хотим построить новую Россию, мы должны воспитать новую элиту! Или создать условия для её возникновения! И туда должны иметь возможность попасть представители всех сословий! Федор Артурович не даст соврать – Сталину удержаться у власти помогла именно взращенная им новая элита, куда, между прочим, входили и известная киноактриса, и председатель колхоза, и полярный летчик, и шахтер…

И, как следствие, будет происходить изменение идеологии… Нет-нет, Михаил Александрович, у меня и в мыслях нет ничего дурного, но тезис "За Веру, Царя и Отечество" перестает действовать, и ему на смену нужно придумать что-то иное…

Но это – дело будущего, а пока надо тщательно продумать операцию по задержанию всех фигурантов из сегодняшнего списка и особое внимание обратить именно на Терещенко. Если решительный, амбициозный, привыкший побеждать человек, обладающий к тому способностью к математическому мышлению, принимает решение об участии в государственном перевороте, то он явно просчитал все возможные сценарии развития событий, включая варианты побега из Петрограда. Не пренебрегайте никакими, даже маловероятными планами.

* * *

Андрей Иванович Пероцкий спускался по лестнице в состоянии приятного душевного волнения, причиной которому вновь послужило ощущение его личной причастности к грандиозному делу. Делу, которому он отдался всей душой еще в студенческие годы, яростно протестуя против несправедливости, насаждавшейся университетским начальством, да и вообще, всей чиновничьей бюрократией Российской империи. Окончательно вчерашний студент выпускного курса Андрюша Пероцкий понял, что он выбрал верную дорогу, познакомившись в дирекции Путиловского завода с Петром Рутенбергом, ставшим для новоиспеченного младшего инженера другом, наставником и, отчасти, кумиром…

С тех пор минуло более двенадцати лет, и вот сейчас он занимался, наверное, одним из самых главных дел в своей жизни. В саквояже, который он бережно нес, лежали деньги, целое состояние, врученное ему безо всяких расписок. Те, с кем он встречался, верили Андрею Ивановичу, его преданности их общему делу и не сомневались в его честности. Да и для самого Пероцкого эти пачки ассигнаций были не символом богатства, а лишь очередным инструментом. Революционная сознательность простых рабочих хромала еще достаточно сильно, поэтому приходилось пользоваться неоднократно проверенными методами. Выданные в нужный момент на руки эти трешки, пятерки и червонцы станут ежедневной гарантией того, что семьи бастующих мастеровых получат свой кусок хлеба в то время, как сами пролетарии вместо того, чтобы горбатиться в цехах, будут гордо носить по улицам красные флаги, устраивать митинги и демонстрации, бить стекла, переворачивать трамваи, а в нужный момент возьмутся и за оружие, лежащее до поры до времени в укромных местах…

Внизу возле входной двери его ждали двое "охранников" – путиловских же рабочих, состоявших в возглавляемой им ячейке социалистов-революционеров и давно выполнявших отдельные не очень гласные партийные и личные поручения. Молча кивнув, мол, все в порядке, Пероцкий вышел с ними из подъезда. Осталось пересечь пустынный двор по диагонали, пройти длинную подворотню и подозвать "своего" извозчика…

Когда до темного зева "тоннеля" оставалось шага три, сзади раздался резкий свист. Оглянувшись, Андрей Иванович увидел бегущих к ним людей и изо всех сил припустил к выходу на улицу, зная, что его охрана задержит нападавших, и он успеет спастись. Он уже почти миновал открытые ворота, как вдруг внезапно споткнулся на ровном месте и, хоть и выставил руки, чтобы смягчить падение, всё же приложился головой о грязную наледь брусчатки. Саквояж отлетел в сторону, ища его взглядом, Пероцкий увидел обрывки тонкой бечевки, очевидно, натянутой поперек прохода и чьи-то ноги в юфтевых сапогах, быстро приближающиеся к нему. Сильный удар чем-то твердым по голове, погасил сознание…

Которое вернулось к нему также внезапно, как и пропало. Но окружающая обстановка настолько отличалась от последних воспоминаний, что Андрей Иванович зажмурил глаза и изо всех сил затряс головой, прогоняя бредовое видение больничной палаты.

– О, голубчик, наконец-то Вы очнулись! – Над ухом раздался участливый женский голос. – Слава Богу, сейчас я позову доктора… Лежите, лежите, Вам нельзя подниматься!..

Немолодая женщина в платье сестры милосердия быстро исчезла за дверью, а инженер тем временем обвел взглядом помещение. Небольшая комната, стены выкрашены зеленой краской, помимо койки, на которой он лежал, стояла еще одна, аккуратно заправленная солдатским одеялом. Стол с двумя табуретками у окна, задернутого плотной занавеской. Больше ничего разглядеть Андрей Иванович не успел, в комнату вошли люди, худощавый молодой доктор в белом халате и двое сопровождавших его офицеров…

– Ну-с, милейший, как себя чувствуете? – Не дожидаясь ответа, врач взял запястье пациента в руки и сосредоточенно начал прослушивать пульс, затем обратился к своей "свите". – Состояние удовлетворительное, он в Вашем распоряжении. Если я понадоблюсь, позовите.

Дождавшись ухода врача, один из офицеров, пододвинув табуретку, сел у кровати, второй начал выкладывать из принесенной папки на стол какие-то бумаги.

– Господа, где я нахожусь и кто Вы такие? Что со мной случилось? Где мои… вещи?.. – Пероцкий только сейчас осознал, что лежит под одеялом абсолютно без каких-либо признаков одежды.

– А Вы не помните, Андрей Иванович, что случилось и как Вы сюда попали? Впрочем, обо всем по порядку. Разрешите представиться, штабс-капитан Масловский, а это – мой коллега поручик Вязьмин. – Сидевший у кровати офицер вежливо улыбнулся.

– Я помню… Помню, что возвращался домой от приятеля и на меня напали какие-то бандиты… – Пероцкого только сейчас прошибла запоздалая мысль о деньгах. – У меня с собой был саквояж с… Неважно!.. Вы его нашли? Вы нашли грабителей?..

– Бандиты?! Грабители?! Ах ты, сволочь!.. – Поручик, стоявший у стола мгновенно оказался рядом и инженер испуганно съежился под одеялом от искаженного злостью лица офицера. – А это не ты, тварь, писал?!..

Мощная оплеуха скинула Андрея Ивановича с койки на пол, пока тот поднимался, пытаясь закутаться в одеяло, поручик опять оказался рядом и сильный удар в живот выбил из легких весь воздух и снова отправил его вниз. Но долго валяться ему не позволили. Его мучитель рывком снова привел инженера в вертикальное положение. Одеяло осталось на полу и Пероцкому пришлось прикрывать самое чувствительное, интимное и срамное место сложенными лодочкой руками. Вязьмин, схватив его рукой за горло и хорошенько приложив затылком о стену, ткнул в лицо бумаги, которые взял со стола и прорычал в самое ухо:

– Твой, с…ка, почерк?! Мы на фронте мрём почем зря, а они тут в забастовки играют, революцию готовят!!!..

– Анатоль, друг мой, успокойтесь! Вам нельзя волноваться после контузии! – Масловский решил прийти на помощь инженеру. – Сходите к доктору, он Вам валерианочки накапает, папироску выкурите на воздухе. Вернетесь, и господин инженер все-все расскажет.

Дождавшись, когда Вязьмин выйдет, штабс-капитан, всё также улыбаясь, заговорщицки подмигнул Андрею Ивановичу:

– Вы уж, любезнейший, не злите его попусту. Были, знаете ли, прецеденты…

– Кто Вы?.. – Пероцкому наконец-то удалось отдышаться и прийти в себя.

– О, простите, все так внезапно получилось… Контрразведка Петроградского военного округа… Да сути дела это не меняет. Вот, гляньте эти бумаги. – Штабс-капитан протянул инженеру оставленные поручиком листки. – Здесь Вы сами написали о том, как должны были организовать забастовку у себя на механическом заводе, для чего, собственно, и были предназначены деньги, лежавшие в саквояже. Как до этого вели агитационную работу по свержению существующей власти, как налаживали связи с такими же революционерами-предателями на других заводах и фабриках. Вот, сами же писали!..

– Как?!.. Как это могло быть?!.. – Андрей Иванович тупо смотрел на строчки, действительно написанные его почерком и витиеватую подпись внизу, которой он всегда втайне гордился.

– Дело в том, любезный, что никаких грабителей-то и не было. Нами, то есть, контрразведкой проводилась операция по предотвращению акта саботажа на Путиловских заводах. В результате Вы и Ваши подручные попали к нам. И саквояжик – тоже. В результате долгой беседы, осознав содеянное ранее, Вы раскаялись и искренне признались во всем.

– Но… Но я ничего не помню!.. Был в подворотне, упал, – и сразу тут!..

– Ну, дело в том, что Вашей искренности помог один медицинский препаратик… Почти безвредный для здоровья. Сделали Вам укольчик, ну, а дальше – только бумагу подавать успевай. А вот побочный эффект у него – человек не может вспомнить, что и где он делал…

– Я вам не верю! Это – провокация! Писал не я! Ни один суд присяжных не примет эти бумажки за доказательство!..

– Видите ли, мон шер ами, Вы не совсем понимаете, с кем имеете дело. – Улыбка Масловского стала ледяной, а взгляд очень колючим. – Нам не составит никакого труда сделать фотокопии и передать их Вашим знакомым. Нет, не Петру Закржевскому, передавшему Вам саквояж, в чем он, кстати, уже признался. Копии получат те, кто может принимать решения о жизни и смерти людей, предавших партию. Это будет сделано обязательно!.. И о каких присяжных Вы тут толкуете? Регент Великий князь Михаил Александрович с началом волнений введёт в городе военное положение и судить Вас будет военно-полевой суд. Как саботажника и пособника германцев, срывающего важный оборонный заказ. А наказанием в лучшем случае послужат лет десять сахалинской каторги. Где, кстати, Ваши товарищи тоже смогут Вас достать…

Так что, пока не вернулся поручик Вязьмин, расскажите-ка мне о дальнейших планах директора завода генерал-майора Дубницкого и его связях с генералом Маниковским. То, что знаете, слышали, о чем догадываетесь, ну и так далее…

* * *

Серое февральское утро еле пробивалось сквозь замызганные оконные стекла квартиры доходного дома неподалеку от Сампсоневского моста через Большую Невку. Печь-голландка была затоплена только недавно, и в бедно обставленной комнате было промозгло, но это не мешало её обитателям. Их было двое – один, постарше, сидел за столом, на котором для конспирации был накрыт натюрморт в виде двух пустых стаканов, пары луковиц, нескольких сваренных в мундире картофелин, миски с солеными огурцами и банки денатурата, засыпанного активированным углем из раскуроченной противогазной коробки, валявшейся тут же на полу. Второй, лет тридцати, нетерпеливо выхаживал по скрипящим половицам, явно чего-то ожидая.

– Да не маячь ты туда-сюда, Иван Дмитрич! – Старший, несмотря на разницу в возрасте, обратился к напарнику уважительно. – Сам же говорил – весточка от надежного человека. Значицца – будут.

– Будут, будут… Скорей бы!.. Михаил Иваныч, ты же знаешь решение Выборгского комитета о создании дружин красной гвардии. Очень нужно оружие! Если получится – утрем нос Шляпникову. Он, видишь ли, опасается, что стрельни кто-нибудь в солдата, или офицера, власти смогут настроить войска против нас. И требует агитации в казармах, чтобы они сами, добровольно дали нам винтовки. Я разговаривал с волынцами, те в один голос кричат, что у них по двадцать-тридцать стволов на роту. И эти… как их… цейхгаузы пустые стоят. А здесь – полтыщи арисак, да еще наганы! Наших вооружим, "Промету" и еще кому достанется! И ведь почти без охраны!..

– А ты с нашими "туруханцами" связывался?

– Да связывался, Михаил Иваныч, связывался. Свердлов даже встречаться отказался, забыл, скотина, как я его из Оби вытаскивал, и как потом побег ему же и устраивал! А Джугашвили Шляпникова поддержал, мол, одно дело – в полицию стрелять, другое – в новобранцев, на службу только-только призванных. Да и вообще они оба – чуть ли не за легальные методы борьбы, как наши думцы в свое время. На меньшевистские позиции скатываются.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю