Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)
– Судя по всему, это "В дебрях Эридана" Марка Сикорского, я читал ее, но на каком языке это издание?
– Оригинал. На польском. – Жан взял у меня книгу.
– Твой генетический язык польский?
– Да. И еще французский. А твой?
– Русский и немецкий.
– Я тоже говорю по-русски.
Улыбнувшись ему, я оглядел каюту, взяв в свою ладонь пальцы Жана и поглаживая их:
– Вы уютно живете...
– Это все Пак. Он любит чистоту.
– А ты? Ты что любишь?
Жан захихикал, когда я провел костяшками пальцев по его ребрам.
– А я люблю валяться на диване и читать про животных.
– Лентяй значит?
Он отбился от моих рук и присел на кушетке:
– Значит лентяй... Но мне еще нравится слушать частушки.
– Что?
– Ну, такие веселые песенки, которые все время сочиняет Пак. Они у него на ходу складываются, да так забавно... – Жан вскочил и подбежал к магнитофону. – Вот, послушай...
Это была запись какого-то веселья. Ребята дурачились, шумели; но вот я услышал голос Пака: «Дайте мне гитару!» Произошло короткое замешательство, послышался глухой звук, будто инструментом задели за мебель, затем солист провел по струнам, и запел, используя всего три аккорда:
– Где энергия света лучистая,
Искривляется в зеркале масс,
Поселилася сила нечистая,
Что пугает и мучает нас.
Под покровом космической ночи,
Вдалеке от веселых Гиад,
Сила черная злобой клокочет
В месте том, под названием «ад».
Перорально коньяк потребляем,
Что вообще-то нам делать не надо,
Мы сознательно в разум пускаем
Полтергейстов и демонов ада.
К человеку, похмельем разбитому,
Собираются толпы чертей,
Чтоб прильнуть к биополю открытому
И упиться энергией сей.
Только мы не боимся тех бесов.
Пусть кричат, что они забияки.
Мы ведь все по натуре повесы,
Это значит – не можем без драки.
И, не скрою, частенько бывало,
Доставалося бренному телу,
Но и бесам порой попадало,
Коль встревали они не по делу.
То и дело крутясь под ногами
Строят черти различные козни.
Но я знаю, победа за нами
В человеческо-дьявольской розни.
Мы не крестимся вовсе набожно
И не шепчем молитвы в тиши...
Мы стреляем куда только можно
Во спасение грешной души.
Жан захохотал, озорно ткнув меня в бок, и я, состроив суровую физиономию, схватил его за плечи и повалил обратно на кушетку:
– Ах, так?! Во-первых, это не похоже на частушку. А во-вторых, ты сейчас получишь за нарушение субординации...
И тут по всему кораблю, из селекторов общей связи, раздался голос Кима:
– Мистер Фобос! Прибыл новый командир канонерки. Я отправил его в вашу каюту.
– Ну вот... – я вздохнул и отпустил Жана. – Ничего, в следующий раз я точно защекочу тебя до обморока.
Мальчишка тем временем привел себя в порядок, поправив одежду, и встал, провожая меня:
– Вас ждут, мистер... – а потом добавил так тихо, что я едва расслышал: – Другого раза может и вовсе не быть...
Новый канонерщик не понравился мне с первого мгновения. Как только я появился в каюте, он резко повернулся, и наши глаза встретились. В это мгновение я успел прочесть в его взгляде недобрую, непонятную насмешку и черточки озлобленности. Это была не простая агрессивность, не стремление казаться бывалым человеком. Это было скрытое ожесточение на мир, глубокий эгоизм, может быть, даже презрение ко всему свету. Такие личности вечно считают, что окружающие способны лишь уничтожать их достоинство, используя их в своих интересах. Вот что показалось мне во взгляде нового коллеги.
Тут в каюте материализовался Скорпион. Он весело посмотрел на новичка и, казалось, не заметил в нем тех качеств, которые насторожили меня. Во всяком случае, Скорпион как всегда был дружелюбен:
– Привет! Меня зовут Скорпион. А тебя?
На лице новичка застыла кривая, снисходительная улыбка. Он смерил оком фигурку Скорпиона, потом снова повернулся ко мне и доложил:
– Канонерщик первой категории Вольдемариус! Прибыл для прохождения службы.
Я хотел было ответить по уставу, но Скорпион перебил меня:
– Как-как? Вольдемариус? – Он секунду боролся с собой и захохотал, впрочем, беззлобно, просто от хорошего настроения. – Вольдемариус, значит, говоришь? Нет, серьезно? За что же тебя так? Что-то среднее между Волопасом, демоном и хариусом.
Глаза новичка сверкнули, и его рука соскользнула ключевому клинку. Скорпион же упорно продолжал иронизировать, усаживаясь за стол:
– Вольдемариус – это не пойдет. Это язык сломать можно. К тому же во время боя нужно говорить покороче. Давай-ка я буду называть тебя Волом... Согласен?
Вольдемариус вдруг затрясся мелкой дрожью. Его лучевой клинок уже был слегка вытащен из ножен. Я хотел было вмешаться, но сообразил, что Скорпион умышленно разыгрывает эту сценку, хотя и не мог сообразить, чего он, собственно, добивается.
– Правда, вол – это кастрированный бык, – продолжал мой канонерщик, бесцеремонно выдвигая ящик стола и шаря в нем левой рукой в поисках напитков, – но я не думаю, что ребята знают такие анатомические подробности...
Скорпион не успел закончить. В воздухе вспыхнула гудящая дуга и рассыпалась искрами. Взбешенный новичок пустил в ход лучевой клинок. Конечно, он не хотел убивать Скорпиона – его оружие было настроено на парализующий удар. Однако мой канонерщик явно ожидал этого выпада, и клинки скрестились в воздухе. Раздался сухой треск и запахло озоном. Скорпион удачно парировал удар и несколькими молниеносными движениями заставил отступить соперника, процедив при этом сквозь зубы:
– Видали мы таких крутых...
Схватка разыгралась не на шутку. Чтобы не пострадать в потасовке, я забрался с ногами на кровать и сел в уголок каюты. Новичок в этот момент ловко перехватил инициативу и вновь прижал Скорпиона к столу, приговаривая:
– Видал я таких раздолбаев...
Мой канонерщик, в свою очередь, увеличил темп поединка, и соперники вновь переместились в центр каюты. Тут я решил, что, пожалуй, на сегодня достаточно. Озоном воняло нестерпимо, и, кроме того, стало жуть как жарко. Я боялся, как бы дуэлянты в азарте не принялись крушить мою мебель. Пожара мне вовсе не хотелось.
На приказ остановиться Вольдемариус и Скорпион, не меняя боевой позы, разошлись по разным углам каюты. В такой позиции мы помолчали минутки две, а затем я вздохнул.
– Ну, что ж... Будем считать, что знакомство состоялось и прошло весьма успешно. Не стоит обижаться, мистер Вольдемариус, но я согласен со Скорпионом, что позывной "Вол" наиболее удачно подойдет вам. – Новичок опять встрепенулся и хотел мне возразить, но я махнул на него рукой и продолжил более строгим голосом. – И хватит этого ребячества. Надоело уже. На своей канонерке ты можешь устанавливать тот порядок, какой хочешь, но здесь пока командую я.
Новичок, отныне окрещенный Волом, недовольно посопел, глядя на меня испепеляющим взглядом исподлобья, и, наконец, умерил свою гордыню:
– Согласен. Отныне я буду подчиняться тебе, однако, беспрекословность гарантирую только во время боя...
Скорпион подошел к Волу и протянул руку:
– Ладно, давай забудем все и помиримся.
Новичок вовсе не желал мириться, но все же пожал ладонь канонерщика:
– Договорились.
– Ну, вот и отлично, – сказал я деловито. – Давайте-ка быстрее по кораблям, и мы отчалим курсом на Неман. Через неделю, кровь из носа, но мы должны быть уже на рейде. А сегодня... Вечером... Мы все-таки отметим наше знакомство?
Возражений не было.
* * *
На подлете к Неману нам сообщили, что посадку необходимо совершить на первой планете Росса 154. Среди младшего командирского и операторского состава это вызвало затаенную радость, а меня огорчило. Я связался с диспетчером космопорта, голубоглазой и белокурой девчонкой лет восемнадцати, и стал требовать посадку на Немане:
– Послушай, малыш, кто это у вас там такой умный, что придумал сажать линкор на первой планете?
Девушка едва слышно фыркнула и ответила немного обиженным голосом:
– Мистер Кондор.
– Мне можно будет с ним поговорить?
Она равнодушно пожала плечами:
– Это бесполезно, но попытайтесь...
Мистер Кондор оказался худощавым пожилым человеком с седой мушкетерской бородкой. Едва появившись на экране, он затараторил, не давая мне открыть рот:
– У нас совершенно мирное место, и по близости нет кораблей враждебной цивилизации, а вот ваше ЦПУ, предупреждая гражданские, в принципе, порты в последний момент, нагнало сюда эсминцев, теперь видите ли посылает линкор, ну а завтра мне что, прикажете размещать эскадру с крейсером на неприспособленном поле? И это в самый разгар переселенческого бума, когда космодром забит транспортами и пассажирскими!
Воспользовавшись тем, что мистер Кондор на мгновение замолчал, переводя дух, вероятно, перед новой скороговоркой, я взял инициативу на себя:
– Да будет вам известно, мистер, меня не посвящают в стратегические планы командования, и то, что линкор, этот оплот человеческого разума, этот грозный слуга войны, оказался у ворот Неманского порта, вы должны принять как нечто неизбежное и не зависящее от вашей воли.
Я говорил эту фразу, стремясь вложить в нее как можно больше пафоса и стараясь сделать такое выражение лица, какое, по моему мнению, имел Наполеон перед входом в оставленную Москву. Должно быть, я имел потрясающий вид, так как у мистера Кондора отвисла челюсть, а Змей, сидя напротив меня, подавлял судорожные приступы смеха, хотя я незаметно грозил ему кулаком. Однако Кондор быстро сообразил, что я вовсе не чокнутый, как ему явно показалось в первый момент, а просто придуриваюсь. Он язвительно усмехнулся:
– Не стоит паясничать перед пожилым человеком. Мне действительно некуда вас посадить. Я и так уже отослал один эсминец на планету.
– Так отошлите еще один.
– Вам все равно не сесть.
– Отошлите два.
Было видно, что он начинает терять терпение:
– Молодой человек! У вас есть лишние деньги? Перебросить на планету два эсминца дороже, чем посадить на нее один линкор. Убытки мы покроем за ваш счет.
– Понял. Извините. До свидания. – Я отключился.– Отдыхай, дядя.
В центральной рубке в это время было довольно тесно. Сюда собрались все мои операторы, за исключением Пака и Жана. Ребята делали вид, что чем-то заняты: сновали туда-сюда с серьезными физиономиями. Я прекрасно понимал, что это блеф, так как парни преследовали только одну цель: лично убедиться, что мы действительно идем на первую планету, но вида не подавал. Когда стало совершенно очевидно, что нам придется садиться именно там, я ощутил их внутреннее ликование. Дело в том, что система Росса 154 – уникальное место. Во-первых, природные условия первой планеты позволяют жить по-человечески: тут есть воздух, много воды в виде льда и океана, а также по-своему красивая, нетронутая природа. Но большинство ребят ценило не это. По своему физиологическому малолетству, им запрещалось посещать всякого рода увеселительные заведения. Этот порядок в метрополии неукоснительно соблюдался с помощью киберов-полицейских или, каких называют в народе, «церберов». Но на Россе 154 их производство, из-за ряда технических трудностей, не было налажено. К тому же население колонии, состоящее в основном из представителей азиатской расы, отличалось трудолюбием и лояльностью. Поэтому патрульную службу на первой планете вели люди, а многие из полицейских были выходцами из нашей среды и с пониманием относились к «мальчикам для битья». Постовые пропускали ребят постарше в казино, где они предавались забавам, с условием, что те не будут устраивать различного рода эксцессы. Кроме того, существующая система кредитных карточек не позволяла игрокам тратить более шестой части вкладов, поэтому даже самые азартные личности не могли просадить здесь все денежки.
Мы потихоньку тормозили линкор. Рак подсчитал, что невесомость наступит через час полета, но и теперь все ощущали, как с каждым мгновением тело становится все легче и легче. В этом секторе пространства было огромное множество пыли, поэтому, чтобы поддержать напряженность защитного поля на должном уровне, Змей уменьшил его диаметр до трехсот метров. Если бы на линкоре были иллюминаторы, то экипаж мог бы наблюдать фантастической красоты зрелище, сродни северному сиянию: это нежнейшими оттенками от розового до небесно-голубого и фиолетового светилось тормозящее и отклоняющее от корабля металлосодержащие космические частицы мощное электромагнитное покрывало.
Первая планета системы Росса 154 по размеру приближалась к Земле и крутилась вокруг звезды на расстоянии, аналогичном таковому между Венерой и Солнцем. Прежде чем опуститься на нее, мы вынуждены были еще минут пятьдесят барражировать по эллиптической орбите, ожидая, когда представители местной власти и таможенники соизволят посетить нас и разрешить плюхнуться в синеватую траву экваториальной, но тем не менее холодной степи. В это время на корабле царила полная невесомость. Мне нравилось это состояние. Я вдоволь покувыркался в каюте, ловя вещи, которые забыл закрепить или куда-нибудь засунуть. Однако тут мне в голову пришла мысль: «Если я, командир линкора, забавляюсь таким образом, то можно только представить, что вытворяют мальчишки». Я выплыл в коридор. Среди извивающихся стеблей и листьев растений, которые в обычном состоянии стелются по стенам, как в джунглях первобытного леса, по всему кораблю стоял шум и смех, сквозь которые слышались отдельные особенно задорные взвизгивания. Мальчики устроили салки, как мне показалось, во всех отсеках: жизнерадостные стрелки носились по нижней, да и, наверно, по верхней палубам; штурмовики, обычно неразговорчивые и угрюмые, сталкиваясь лбами и хватая друг друга за что придется, затеяли что-то вроде регби в кольцевом коридоре вокруг центрального поста. Не было видно только десятки пилотов катеров, наверно, они развлекались в одиночестве причальных палуб.
Чтобы показать, кто в доме хозяин, и немного охладить разгоряченный контингент, я включил селектор общей связи и спокойным голосом напомнил:
– Ведите себя поосторожней! Я повторю два раза, когда мы пойдем на снижение. Не дай бог, если кто-нибудь что-нибудь себе сломает – отправлю в госпиталь на две недели. Там, в одиночестве, у вас будет время подумать и стать примерными детьми.
Тут на меня сзади налетел стрелок. Я изловчился, схватил его за талию, повернул мягким местом кверху и чувствительно хлопнул по нему ладонью.
– О-о! Спасибо, мистер, – отозвался пострадавший, задергав ногами, – я больше не буду.
«Интересно, а что делают мои оболтусы в командирской рубке?» – подумал я с тревогой и связался со Змеем:
– Ну, надеюсь, вы ничего не побили?
– Как можно, мистер...
– Что-то ты подозрительно часто дышишь.
– Я... а я ловил блок отверток, который брал Пак и забыл прикрепить. – Он на секунду замолчал, а затем продолжил официальным тоном. – Мистер, миссия таможенников приближается к нам.
Предупредив весь экипаж, чтобы они прекратили свои шалости и выглядели достойно, я пошел на абордажную палубу – встречать гостей.
Делегацию не очень беспокоила невесомость, так как ее члены имели магнитные подошвы. В принципе, они бы не помогли им в других отсеках, так как стальной пол был только здесь. Миссию возглавлял здоровый, упитанный китаец в строгом скафандре, обшитом дорогой синтетикой. Его сопровождали три одетых в форму представителя таможни: слева от китайца шел спокойный, жилистый, с сединой в курчавых волосах человек в чине капрала; рядом с ним – лейтенант лет двадцати двух с бросающейся в глаза самоуверенностью; и замыкал процессию вооруженный до зубов громила в загерметизированном скафандре, сержант. Сразу видно, что это явно бывший наш коллега. Все, кроме громилы, рассеялись по откидным сиденьицам, что было сделано, скорее, по привычке: ведь в состоянии невесомости что сидеть, что стоять – нет никакой разницы; мы могли бы и без напряжения беседовать, расположившись на потолке. Китаец, который, кстати, даже не представился, что странно для обычно вежливых азиатов, нудным голосом прочитал мне краткий курс экономического состояния колонии, роняя капельки пота, которые кружились вокруг его головы. Я слушал терпеливо, хотя и не понимал ни слова. Наконец, он подытожил свое выступление перечнем налогов: на восстановление повреждаемого нами озонного слоя, на предоставление места стоянки, техобслуживание и т.д. и т. п. Самым последним был налог за пользование государственными крофами. Я понятия не имею, что такое «кроф», поэтому сказал, что эту статью не оплачу. Китаец удивленно посмотрел на меня, но неожиданно быстро согласился. Итоговая сумма была на семь процентов больше, чем мне отводилось по смете ЦПУ. Китаец требовал выплаты всех денег. Я пожал плечами и напомнил, что он имеет дело все-таки с бюджетной единицей, а не с моей частной собственностью, поэтому пусть утрясает все вопросы с нашей бухгалтерией: финансовые неурядицы не в моей компетенции. Сообразив, что я прав, глава делегации взял мои платежные кредитки и кивнул таможенникам.
Лейтенант сразу же изумил меня своим идиотским набором вопросов. Казалось, что он совершенно не понимает, на каком корабле находится. Наконец, после его вопроса, везем ли мы нелегально оформленных натурщиц, а, говоря проще, партию гейш для местных борделей, я не выдержал. Пришлось повысить голос и напомнить ему, что, во-первых, мы – боевой корабль, а во-вторых, мой экипаж, в большинстве своем, не достиг той физиологической стадии зрелости, на которой людей начинают интересовать представители противоположного пола. Лейтенант понял, что дал маху, заметно покраснел и теперь спрашивал гораздо медленнее и выбирая вопросы. Он глядел мне в глаза, пытаясь поймать меня на лжи. Обычно в таких случаях использовали детекторы, но, слава богу, этот вояка не применял данный прибор. Эту машинку он смог бы одеть только на мой труп.
На все последующие вопросы я отвечал одинаково: «Нет... Нет... Нет...» Мне это надоело, и когда он спросил о героине, я подозвал незаметно стоящего в метрах семи от нас стрелка (я не люблю во время рейда говорить без прикрытия с кем-либо) и спросил его:
– Ты где прячешь героин?
– Как и все, мистер, в аптечке.
Лейтенант вскочил:
– Вы издеваетесь!
Я думаю, тут сержант сказал ему, что «героином» ребята прозвали поливитамины. (Конечно, я не мог видеть лица громилы через забрало скафандра, но, судя по тому что лейтенант явно кого-то слушал через динамик, а все остальные сидящие молчали, что-то сказать ему мог только сержант). – Однако офицер еще колебался и заявил:
– Я буду вынужден провести обыск!
– Пожалуйста, – ответил я. – Но мне кажется, что вы в первый раз досматриваете военный корабль.
Он смутился:
– С какой стати вы так решили?
– Видите ли, чтобы осмотреть линкор, вам придется сначала уничтожить весь экипаж – а вы не сможете этого сделать.
Сержант утвердительно кивнул шлемом. Лейтенант бросил на него мимолетный сердитый взгляд и молча уставился на меня. С откровенной ненавистью на лице он обдумывал план дальнейших действий.
Конфликт разрешил пожилой капрал. Он отозвал в сторонку лейтенанта и уговорил его, негромко выдвигая свои аргументы. Офицер покачивал головой и бормотал, что все это – бардак. Не попрощавшись со мной, он увел делегацию на таможенный катер.
Наш линкор осторожно опускался в закатные травы планеты. Когда до грунта оставалось три километра, от его корпуса отошли две канонерки, которые приземлились в двухстах метрах от корабля-матки. Мы открыли абордажную палубу, и в отсеки ворвалась свежая, пьянящая вечерняя прохлада. Большая часть команды зевала и еле передвигала ноги – сказалось бурное веселье во время невесомости. Корабль постепенно засыпал. Остались бодрыми только дежурные операторы, да наряд стрелков, который, с молчаливого моего согласия, расположился на абордажной палубе. Ребята, как воробьи на ветке, расселись по краю створки шлюза, положив на колени бластеры, свесив ноги в темноту спокойной ночи, и тихо толковали о каких-то своих проблемах.
Прогулявшись по коридорам корабля, я спустился к себе в каюту и включил галовизор. Местное телевидение по двум каналам крутило откровенную дребедень, причем на своем, не понятном мне языке. Пришлось переключить на Си-ен-си и посмотреть свежие события метрополии, которые, впрочем, произошли полмесяца назад (все-таки, как никак, больше трех парсеков). Это сразу делало скучными и бессмысленными все сообщаемые мне сенсации дня. Немного интереснее было на «Галаксе» – там шел матч всемирной хоккейной лиги между «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Москау Милитерис». Трибуны бесновались и совершенно заглушали комментатора. Я целиком посмотрел первый тайм, а в середине второго мои глаза устали от мелькания маек и замысловатых пируэтов хоккеистов. Я стал дремать и, в конце концов, выключил галовизор, повернулся на правый бок и заснул. Мне чудился закат теплого июньского дня, остывающее солнце на речной ряби, облачка роящихся комаров-звонцов и поплавок, плавно покачивающийся среди плоских листов кувшинок.
* * *
Утром, в семь часов по местному времени и в двадцать – по бортовому, меня разбудил дежуривший в это время Пак:
– Мистер, тут к нам просится карантинная инспекция.
Мне было неохота вставать:
– Принесла нелегкая... Ладно, пусть заходят.
– Но они отказались лезть через абордажную палубу.
– Вот интересно... – Я потянулся. – Почему?
– Там ведь три женщины, и из них одна – уже немолодая. Они не хотят лезть по скобам корпуса.
Я, усмехаясь, оделся и перенесся на абордажную палубу. Мальчики из дежурившего здесь наряда стрелков лежали на животах по краю створки шлюза и смотрели вниз. Подойдя к ним, я тоже присел и взглянул на землю. До грунта было метров восемнадцать. Обычно, чтобы забраться на линкор, ребята пользовались лебедками. Они прикрепляли к тросу карабин, висевший на поясе, и он за три секунды затаскивал их наверх. Предлагать такой способ стоявшим внизу дамам было бы просто смешно. В качестве альтернативы по корпусу корабля шли скобы, но женщины вряд ли бы рискнули подняться по ним на такую высоту. Я решил спустить карантинному отряду грузовую панель. Дамы не сразу согласились встать на нее, но мне удалось убедить их, что другого способа попасть к нам просто не существует. Грузовой подъемник двигался медленно, и инспекция добралась до абордажной палубы без приключений. Первой, не дожидаясь, когда панель полностью причалит, на пол спрыгнула девушка лет двадцати трех. За ней элегантно сошла инспекторша постарше. А возглавляла делегацию пожилая, степенная начальница. Она укоризненно покачала головой:
– К вам на борт попасть могут разве только альпинисты.
Я галантно поклонился:
– Извините, мэм, но такова специфика конструкции линкоров.
Она простила меня и стала готовить к работе многоканальный сканер. Молодая же дама, ласково улыбаясь, смотрела на наряд стрелков. Трое моих мальчишек смутились и опустили глаза. Их чувства выдавали покрасневшие уши. Молодая леди закрыла рот ладошкой и тихо засмеялась. Затем она достала из кармана что-то заманчиво хрустящее. Мальчишки замерли. Девушка спросила:
– Хотите шоколаду?
– Конечно, мисс! – невоспитанно-громко в унисон воскликнули мальчики и из-за этого застеснялись еще больше. Они виновато поглядывали в мою сторону, но я сделал вид, что ничего не замечаю. Молодая дама, поймав их взоры, уже просто расхохоталась. Она подошла к ребятам, поделила пластинку лакомства на три части и одарила ими стрелков, потрепав при этом их вихры. Затем девушка быстрым шагом догнала уходившую в глубь корабля группу. Когда она поравнялась со мной, я, улыбаясь, сказал:
– Знаете, мисс, у меня ведь здесь тридцать таких гавриков. Чтобы их всех накормить шоколадом, нужно килограммов пять, не меньше.
Молодая дама заметно опечалилась:
– Все-таки человечество сделало большую ошибку. Ведь это же нормальные дети. Как можно заставлять их воевать?
Я пожал плечами:
– Не берите в голову. Для них данное занятие не более чем интересная игра. – И замолчал, прекрасно понимая, насколько эта официальная отговорка далека от истины.
Инспекция покинула нас через двадцать минут. Пожилая начальница не нашла ничего подозрительного, но долго ворчала по поводу обилия зелени в отсеках линкора. Она пугала меня какой-то эриданской ржавчиной. Но я в ответ твердил, что наш корабль никогда не был в окрестностях эпсилона Эридана. Наконец, группа карантинщиков опустилась на землю около корпуса. Молодая дама подняла голову и, увидев светившиеся счастливыми улыбками рожицы стрелков, помахала им на прощание ладонью. Мальчишки радостно закричали в ответ и тоже замахали руками. Мне даже пришлось на всякий случай схватить одного из них за щиколотку, чтобы он не свалился вниз головой.
Проводив делегацию, я получил возможность набрать полную грудь воздуха, хорошенько потянуться и осмотреть ландшафт вокруг корабля. Насколько хватало глаз, кругом простиралась голубая степь. Кое-где поднимались низкорослые деревца, да блестели медным цветом в лучах красноватого рассветного солнца маленькие блюдца озер. В километрах пяти по левому борту вдаль уходила дорога к едва видневшемуся на горизонте городку. Сразу за ней стоял эсминец, вероятно, тот, о котором говорил мне Кондор.
Освещенный лучами поднимавшегося светила, мой корабль быстро оживал. Все свободные от вахты бойцы высыпали наружу и постепенно разбредались по округе. Заядлые футболисты тут же нашли площадку, лишенную кочек, аккуратно подрезали на ней высокую траву, соорудили ворота и обсуждали возможность сыграть со сборной стоявшего вдалеке эсминца. Прогуливаясь около перебрасывающихся мячом мальчишек, я заметил, что за мной наблюдает группа из пяти ребят. Это были операторы Ким, Рак и Змей, а также два первых пилота катеров: Рене и Серый. Я прекрасно понимал, что парни, конечно же, обсуждают возможность вылазки в городское казино и обмозговывают, как бы побыстрее уговорить меня. Наконец, в качестве парламентера был отправлен Ким. Мы поговорили с ним о разных вещах: о местной природе, о подаренном карантинной инспекторшей наряду стрелков шоколаде, о предстоящем футбольном матче и еще о многом другом. Исчерпав все темы для бесед, Ким осведомился у меня о ближайшем городке, призрачно намекнув о желании посетить игорный зал. Я ответил нейтрально, сказав, что все равно он открывается не раньше четырех вечера по местному времени, поэтому поговорить конкретно лучше будет после обеда. Ким согласно кивнул головой и удалился.
Я продолжил в задумчивости бродить по степи, раздвигая ногами пластинки листьев инопланетных злаков. Вдруг мне показалось, что меня кто-то тихо позвал. В метрах десяти прямо по ходу из травы поднялась голова Жана. Он призывно махнул мне рукой, одновременно прижав указательный палец к губам. Вероятно, он увидел какую-то зверушку и не хотел, чтобы я ее спугнул. Подойдя осторожно к Жану, я присел и посмотрел туда, куда мальчик показывал рукой. На невысоком пригорке, около деревца, грелось на солнышке существо, напоминавшее нашего суслика. Оно лежало лапами вверх, подставив под потоки тепла свое брюшко. Тут рядом появился второй зверек. Видно он тоже хотел погреться, но пригорок был слишком маленьким для двоих. Кроме того, лежавший на нем собрат не давал конкуренту расположиться рядом, огрызаясь короткими писклявыми звуками. Испытав все способы мирно решить проблему, второй зверек разбежался и стукнул разомлевшего лежебоку макушкой под зад. Тот, не ожидая такой атаки, перевернулся через голову и кубарем скатился в траву. Жан не удержался и громко рассмеялся. Существа подпрыгнулли и уставились на нас своими шестью зелеными глазами, а затем с пронзительным лаем скрылись в зарослях. Жан раскинул руки и со счастливой улыбкой повалился на спину, а я подзадорил его смех, слегка проведя костяшками пальцев по ребрам мальчишки. Он задергался, захлебываясь хохотом, и старался отбить кисть моей руки. Наконец, успокоившись, Жан вздохнул и мечтательно уставился на проплывающие высоко в небе облака. Я спросил его:
– Ты хочешь съездить в город?
Он заложил руки за голову:
– Да что мне там делать? Хотя, можно было бы побегать по книжным лавкам – поискать книги о местной природе на английском.
Я погладил Жана по щеке, и он мимолетным движением доверчиво прижался к моей ладони. «Какой все-таки хороший мальчишка!» – подумалось мне. Я глядел на лежащего ребенка, мое сердце наполнилось тягучей тоскою: «Зачем нужна эта жестокая вещь – война? За что люди наказаны такой напастью? Почему мир устроен настолько несовершенно, что за каждый шаг вперед мы должны платить неимоверно дорогой ценой?»
Налетевший порыв ветра донес крики болельщиков. Начался футбольный матч между сборной моего линкора и незнакомого эсминца. Мы поднялись и пошли к футбольной площадке.
Обе команды трактовали атакующий стиль игры, поэтому встреча закончилась с большим, однако, ничейным счетом: восемь – восемь. После соревнований и игроки, и болельщики изрядно проголодались, поэтому весь экипаж, как по команде, направился обедать.
Во время футбола я познакомился с командиром эсминца. Он носил красивое имя Март. Я пригласил его пообедать со мной на линкоре. Март согласился. Мы не спеша шли к кораблю и беседовали о положении на фронтах, когда нас догнала все та же пятерка игроков. Рак выждал паузу в нашей беседе и с заискивающей улыбкой спросил:
– Ну как, Фобос, можно нам съездить в город? Март, услышав его вопрос, поинтересовался:
– Вы что, решили посетить казино?
Рак, прежде чем ответить, несколько секунд подумал, нет ли здесь подвоха, но затем кивнул головой:
– Заодно можно было бы и туда сходить.
Март усмехнулся:
– Дохлый номер.
Ребята обогнали нас и встали по ходу движения, так что мне с товарищем пришлось остановиться. Ким вкрадчиво осведомился:
– Почему это «дохлый номер»?
– Вас туда не пустят киберы.
Стоящий за спиной коллеги Серый громко сказал:
– Чего свистишь! Какие киберы? Тут отродясь не было ни одного робота-полицейского!
Я строго посмотрел на пилота:
– Следи за своим языком! Соблюдай приличия.
Серый раздосадованно сплюнул:
– А чего он издевается! Сам, наверное, уже наигрался и хочет нас отвадить.
Март рассмеялся:
– Я серьезно, ребята. Три месяца назад тут наладили сборку киберов. Так что веселые денечки закончились.
Игроки в потрясении стояли кольцом вокруг нас. Мне пришлось буквально переставить Рене на другое место, чтобы освободить дорогу. Опустив головы, мальчишки поплелись за нами к линкору. Весь оставшийся путь они посыпали проклятьями и грозились разнести всю планету. Меня это очень тревожило. Иногда у моих орлов отказывали тормоза, и они могли наломать дров. К сожалению, в арсенале предназначавшихся для бойцов медикаментов имелось изобилие препаратов, снимающих ощущение боли, нерешительности или страха, но не было средств, способных подавить чувства злобы или мести. Поэтому ребята зачастую становились жертвами наступательной доктрины нашего командования, считавшего агрессивность солдата чуть ли не первостепенным качеством. С другой стороны, я не мог просто взять и запретить им отправиться в город, иначе мальчики бы дулись на меня все оставшееся время рейда, а это грозило перерасти в скрытый саботаж приказов и привело бы к гибели линкора. Поглощенный такими заботами, я совершенно забыл, что Март был приглашен ко мне. Однако, когда я забрался на абордажную палубу и вспомнил об этом, то обнаружилось, то командир эсминца, сразу после нашего разговора с ребятами, отправился восвояси. Я мысленно поблагодарил Марта за такую проницательность: мне действительно сейчас лучше бы было пообедать в одиночестве.
