Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Глазом умным он глядит на меня с укором.
Подойду, спрошу его, что мне дальше делать.
Все, что было, не было, должен он поведать:
Только каркает в ответ ворон непонятно:
Видно, будет сорок бед, а в конце расплата.
Ну а после – забытье, меня закопают.
Кружит в небе воронье – меня проклинают.
Наплевать, вперед пойду. Ветер хлещет больно.
То ли счастье там найду, то ль помру спокойно.
Но одно – тоскливо мне, что один я в поле.
Лучше гнить, страдать в тюрьме, чем грустить на воле.
За решеткой всякий сброд, но то все же люди.
Заводной, дурной народ, скучно с ним не будет.
Здесь равнина, гладь кругом, не окинешь взором.
И ни дыма над костром, ни землянки вора.
Задыхаясь, я бегу и кричу, что мочи.
Не могу так, не могу – все в груди клокочет.
Мне приснился странный сон. Открываю очи...
За окном все тот же двор. Стынут лужи с ночи.
Рысь заглушил звуки гитары, положив ладонь на струны:
– Ад хок, если уж ты сам задал такой тон, не хочешь ли узнать, что было, что будет и где сердце успокоится?
– Это что-то новенькое. – Я отложил инструмент и сел на лежанке. – Каким же образом?
Канонерщик зачем-то оглянулся по сторонам и, приблизившись к моему лицу, зашептал:
– На Лизистее обитает адепт агностицизма. В свое время, лет так сто двадцать назад, он был видным ученым в своей области. Но затем, с возрастом, он все больше возносился над суетой бренного существования и в результате спутался с шайкой авгуров. Там он вскоре разогнал всех шарлатанов, основал свою школу и сделался истинным оракулом. На волне прорицательского бума... Ну, ты помнишь, что творилось в пятидесятые? – Я усмехнулся и утвердительно кивнул, вспомнив, как мы носились с гороскопами, сверяя по ним каждый шаг, пока обеспокоенное командование не запретило эти занятия. – Так вот, – продолжал Рысь, – На все деньги он купил Лизистею и построил там свой храм. Теперь о нем совсем забыли и лишь изредка навещают его отдельные личности...
– И ты в их числе... – прервал я его монолог таким же загадочным шепотом и выпучил глаза.
Рысь смутился, а потом слегка скривил губы, но я похлопал его по плечу:
– Да не дуйся ты. Мне все равно нечего делать. Можно слетать к твоему авгуру.
Канонерщик обрадовано вскочил:
– Ты серьезно? Вот здорово! У меня как раз есть неучтенный резерв топлива.
– Что-то у тебя много всего неучтенного: то бластерные заряды, теперь вот – топливо.
– Так ведь...
– Ладно. Бог с тобой. Летим навстречу с твоим агностиком.
* * *
Когда до посадки оставалось совсем ничего, я осведомился у Рыси насчет гравитации. Спутник имел радиус всего около семи километров, поэтому на нем, по идее, должна царствовать невесомость. Рысь заверил меня, что на полигоне и в резиденции оракула создано искусственное притяжение, так что мы сможем нормально передвигаться, правда, станем раз в десять, легче, чем на Земле.
Наша машина опустилась на бетонные плитки полигона. Мы получили по селектору разрешение приблизиться к храму.
Когда я и Рысь находились уже перед самыми золочеными вратами в виде полудуги, открылся пропускной шлюз, приглашая нас внутрь. Как только давление в переходном отсеке совпало с таковым в святой обители, нам навстречу вышел служитель. Он был одет в белый комбинезон с серебристой хламидой, спадавшей с плеч. Его лицо казалось высеченным из камня ликом Апполона – столько в нем сконцентрировалось красоты и божественной пропорциональности. Длинные шелковистые каштановые волосы встречающего были подвязаны лобным бархатным пояском так, чтобы не мешали при движении. У меня непроизвольно возникло сомнение, что перед нами биологических рожденный человек, а не результат какого-то весьма удачного евгенистического эксперимента. Служитель жестом пригласил пройти нас по круто устремившейся вверх галерее.
В небе Лизистеи творилась настоящая феерия планет. Огромный диск Юпитера, видневшийся за скалами, загораживал половину горизонта. Большие его спутники были рассыпаны подобно горсти гороха, а мелкие представлялись просинками, блестевшими своими глянцевыми боками на матовой черноте безвоздушного пространства. Дорога к оракулу проходила по прозрачному арочному коридору и была покрыта крошевом базальтовых осколков с острыми как лезвия гранями. Даже мы осторожно ступали подошвами скафандров, хотя прекрасно понимали, что не можем нарушить их целостность. Наш же провожатый совершенно спокойно опускал босые ступни на этот жуткого вида грунт, и, казалось, совсем не чувствовал дискомфорта.
Каменные глыбы постепенно закрывали нам обзор, сгрудившись вокруг туннеля мрачными стражами, и вот, наконец, мы попали в пещеру, освещенную мягким оранжевым светом ксеноновых ламп. Наш спутник сделал знак рукой остановиться. Он тихо промолвил:
– Я пойду, извещу своего хозяина о вас. Хочу сразу предупредить: в большинстве случае он отказывает. Он слишком стар и немощен, поэтому бережет свои силы.
Мы кивнули шлемами, дескать, что будет – то будет.
Провожатый вернулся через несколько минут:
– Он примет вас.
Мы снова двинулись вперед по сужающемуся коридору. Его стены были исчерчены фосфоресцирующими кабалистическими знаками, а также изображениями полулюдей-полуживотных. Разглядывая этих божественных монстров, я шепнул Рыси:
– Твой гуру что, язычник?
Мой товарищ слегка повел плечами:
– Не знаю. Во всяком случае, я не думаю, что он занимается жертвоприношением.
Я иронически скривил губы:
– Это хорошо. Значит нам, по всей видимости, не грозит участь стать подношением духам.
Слуга вывел нас во впечатляющий, величественный зал, обрамленный кварцевыми переливающимися колоннами. В его глубине располагался убранный шкурами невысокий трон, на котором полулежал оракул. Мы подошли к нему и сели на расстоянии протянутой руки. Пророк оказался, как я и ожидал, древним стариком с морщинистым, изможденным лицом, окруженным белым водопадом власов и огромной бородой. Он имел типичный вид отшельника, какими их изображают художники, иллюстрирующие древние былины, однако был опрятен, в безукоризненно чистой одежде, и от него доносился легкий запах дорогих благовоний. Жрец посмотрел на меня своими глубоко запавшими, скрытыми под густыми седыми бровями глазами и спросил тихим, нежданно приятным баритоном:
– Что привело тебя ко мне, рожденный воином?
– Я хочу узнать свою судьбу.
– Твой жизненный путь предначертан заранее и однозначно предопределен. Ты – созданный для битв.
– Не вечно же мне сражаться.
Оракул замер, а затем продолжил:
– Я расскажу тебе то, что будет с тобой вскорости. Дай мне руку.
Слуга подсказал, чтобы я снял перчатку скафандра. Желтые, высохшие пальцы пророка с аккуратно подстриженными ногтями до боли сжали мою ладонь. По моему телу пробежала неприятная волна мурашек, и я почувствовал себя тревожно и неуютно.
Установившуюся тишину вдруг нарушил голос прорицателя:
– Придет гроза, придет седое лето...
И мы пройдем, пройдем сквозь сталь и дым.
Хвостом от рассыпающей кометы,
Мы по обочинам недвижимы лежим.
Мы появились: боги ветра, боги бури.
Разбившись вдребезги об острый волнолом
Вперед хрипя, стремились, пенным гребнем дуя,
Безумно зная, что назад не повернем.
(Я ощутил, как пальцы оракула задрожали. Он подался вперед, воздев свободную руку с раскрытой ладонью и растопыренными перстами к кому-то неведомому, скрывавшемуся под сумраком сводов зала.)
Властитель судеб! Подавись своей пощадой!
Мы так решили и разрушили мосты.
Зачем молиться, если сомнуты лампады,
И вдоль дорог воздвигнуты кресты...
( Прорицатель откинулся на свое ложе, его хватка ослабла.)
Но не мертвы на рубленых распятьях
Те проповедники измученной земли,
Где время каменеет от проклятья
И что-то чудится в неведомой дали.
Оракул в изнеможении закрыл глаза и погрузился в сон. Его слуга вывел меня и моего товарища из святилища. Я недоуменно спросил у Рыси:
– Ну и что же значит данное предсказание?
– Погоди, это еще не все.
Наш провожатый теперь повел нас не на выход, а в боковой коридор. Немного погодя мы оказались в залитом ярким светом помещении.
– Это компьютерный центр, – пояснил гид. – Чтобы правильно истолковать прорицание, необходимо разобраться в аллегориях и метафорах текста. Машина поможет нам в этом, а я смогу расставить некоторые эмоциональные акценты.
Наконец, я держал в руках готовую расшифровку. Слуга же пояснил мне вслух:
– Вас ждет большое-большое сражение, потеря близкого друга, прикосновение к некому таинству и в итоге прозрение, ведущее к переосмыслению своего места в жизни.
– Ого! – отозвался я. – Не многовато ли на один раз?
На моем лице застыла легкая ироническая усмешка.
Мой собеседник также смущенно улыбнулся:
– Да... По всей видимости, вас ждет насыщенный событиями рейс.
Тут слуга оракула опять стал серьезным и церемонно выпроводил нас из обители.
Вскорости мы уже заняли свои места в катере и отчалили из Лизистеи. По дороге домой я обдумывал все услышанное и поделился с Рысью своим мнением:
– Знаешь, мне кажется, что тут все дело в той гнетущей атмосфере, которую создает окружающий пейзаж. Если откинуть в сторону эмоции, то прорицания твоего оракула не намного точнее цыганских: «дальняя дорога» и «казенный дом».
– Как знать, как знать, – отозвался мой спутник.
* * *
Пробежала неделя проверок, налаживания и освоения систем корабля. Немилосердным образом я держал своих операторов по шесть часов в командирской рубке, подключенными к компьютеру. Мальчишки втайне злились на меня, но, понимая необходимость такого рода экзекуции, не роптали. Кроме меня, вторым лютовавшим офицером на корабле был Козер. Если мои подчиненные изматывались морально, то команда главного ремонтника выполняла тяжелую физическую работу – они принимали на борт киберов и катера. После целого дня работы с инструментами у ребят Козера не гнулись пальцы и слегка тряслись кисти рук. Однако когда я сказал их командиру, может, мол, не стоит заставлять так надрываться, последовало короткое: «Не лезь не в свое дело!» – и я понял, что лучше действительно оставить бригаду Козера в покое. К этому нужно добавить, что на корабль пребывали группы стрелков. Самым интересным было то, что их подбирали мои операторы, как говорится, на свой вкус. Поэтому каждый отряд новобранцев являлся копией характера своего вербовщика. Больше всего шума наделали ребята Кима. Они веселой толпой ввалились в линкор и через полчаса учинили драку с угрюмыми стрелками из отряда Змея. Последние, кстати, своим видом напоминали, скорее, прилично одетую шпану, нежели цивилизованных солдат экспедиционного корпуса... (Ума не приложу, где только откопал таких Змей). Поскольку вся баталия развернулась в кольцевом коридоре вокруг центрального поста, забияки взбесили и без того пребывавших в мрачном настроении двух ремонтников Козера. Те, с перекошенными лицами, ворвались в центр потасовки и, пользуясь значительным преимуществом в силе и возрасте, живо навели порядок. Во избежание дальнейших инцидентов, я приказал стрелкам Змея и Кима заселить блоки на противоположных концах жилого отсека. Своим же операторам я не стал делать никаких выговоров. В конце концов, это и моя вина – ведь я разрешил им комплектовать команду самостоятельно, к тому же теперь уже дело сделано, и никто не позволит мне заниматься чисткой экипажа накануне отплытия.
Двадцать пятого июля о борт нашего линкора разбилась огромная пятилитровая бутылка шампанского. Глядя на это «варварство», по своему выражению, Скорпион сетовал, дескать, «на что извели такую дозу восхитительного напитка». Нас посетил генерал из штаба со своей свитой. Он походил по стапелям, пококетничал с госпожой Занкль, но внутрь корабля заглянуть не решился, зная, что это плохая примета. Потом прикатили трибуну и добрых полчаса толкали речи. Слава богу, мои стрелки вели себя достойно и терпеливо отстояли всю церемонию. Правда, в конце к микрофонам продрался какой-то священник, то ли епископ Каллистский, то ли архиепископ Юпитерский, и стал бормотать сущую белиберду. Строй моих солдатиков поколебался, готовый что-нибудь учудить, но я строго зыркнул на первый ряд, и мальчишки резонно решили не испытывать моего терпения.
Наконец, наш линкор поднял клубы пыли и оторвался от холодной палевой планеты, которая едва ли согревается солнцем. Мы легли на круговую орбиту, а затем неспешно влились в снующие потоки внутренних трасс. Через несколько часов линкор очутился в расчетном секторе, коридоре в Солнечной системе, который был чист на сотни миллионов километров. Здесь я мог проверить в полной мере ходовые качества корабля. Но, это завтра, а пока – пусть ребята отдохнут. Я отпустил всех операторов, кроме дежурного – Пака, и, погасив свет в рубке, уселся в свое кресло. В успокоительном полумраке на моем лице играла изумрудная сетка бликов картинки дисплея. Задумавшись и замечтавшись, я совсем забыл о присутствии рядом моего оператора, как вдруг Пак тихо спросил:
– О чем вы грустите, мистер?
Я слегка вздрогнул:
– Что? – Затем закинул руки за голову, вздохнул полной грудью, потянулся и посмотрел на потолок. – Ты знаешь, порой посещают нас разные досужие мысли. Например, пытаешься угадать, что ждет нас впереди, что мы ищем и что найдем в итоге... Но на это вряд ли найдется ответ...
– Почему, мистер? Хотите, я отвечу вам?
Мы ждем далекие пространства. Мы ждем светила непохожие. С их ласковым теплом протуберанцев, что арками вздымаются с подножия. Мы ждем соперника достойного. Мы ждем сраженья грандиозного. Мы ждем забвения покойного на кладбище амбиций флота звездного. Мы ждем бездонной той свободы. Порочной, жадной вседозвольности. Той первозданности природы и пустоты святой первопрестольности. Мы ждем конца, а не начала. Мы ждем последнего дыхания. Мы ищем вечного причала и оправданья мирозданию. Мы ищем то, что не свершилось. Мы ищем то, что не случается. Мы ищем высшей справедливости, что нам по праву причитается. Мы ищем собственной кончины и абсолютной невесомости. Логического следствия причины и образец слепой покорности. И мы найдем великолепие! Миры иные и пространства. И с болью ощутим нелепие всечеловеческого братства. И мы найдем границу жизни. И многие шагнут без принуждения... А после не дождутся тризны, поскольку будет воскрешение.
Теплая волна нежности окатила меня с ног до головы. «Ах, ты мой милый, маленький философ». Я чувствовал, что слезы наворачиваются на глаза, но я не мог приласкать этого мальчишку, поцеловать его в лоб и назвать дорогим мне существом. Ведь в таком случае я никогда не нашел бы оправдания его более чем вероятной гибели. Нельзя быть сентиментальным командиром команды камикадзе, и я отослал Пака из рубки, дабы никто не видел минуты моей слабости.
Трудовые будни не представляли из себя ничего нового. Время уплывало, как крошки теплого прибрежного песка между пальцами. Мне было приятно ощущать этот вечный бег, чувствовать, как с каждой минутой оттачиваются взаимодействия функций корабля и он превращается в опасного странника космических сумерек, всегда готового на ответный смертельный удар. Пока мы летели через всю систему до Плутона, ребята освоились, и каждый закуток отсеков наполнился той неповторимой аурой жизни. Теперь это был не просто линкор – совокупность титановых конструкций и хитросплетения световодов, а хорошо защищенный от бед островок жизни. Но я знал, что неуязвимость наша – мнимая, и мы тоже обречены когда-нибудь погибнуть.
Прибыв на Плутон, мы встали под загрузку боеприпасами. В суете последних приготовлений, которыми команд вал мистер МакКорфи, я узнал от моментально влившегося в местное общество Скорпиона все тутошние сплетни и раздоры, а также был познакомлен с Ирен – новой дамой сердца моего неугомонного искателя приключений. Однако вся эта свистопляска не помешала мне думать в первую очередь о предстоящем походе. Всегда не знаешь, каким местом повернется к тебе судьба, поэтому надо иметь запасной вариант. Лично я предпочитал иметь в запасе кучу денег, причем, не бумажками, а в натуральной форме. Именно эти соображения и привели меня в химический отдел института военных проблем. Признаться, само его существование здесь, на Плутоне, и то, что никогда не сообщалось о направлениях его работы, вызывало у меня некоторые подозрения, но сейчас я не пытался выведать тайны корпуса, а искал одного прохиндея, который был мне очень обязан. Обязан тем, что еще насыщает углекислым газом атмосферу этого мертвого мира. После многочисленных переадресовок я попал в полутемный коридор, по которому струился едва уловимый тошнотворный запашок меркаптанов. В глубине этого тупика, под лампой белого света, процветало тропическое растение вульгарной наружности – с широкими, израненными мясисто-зелеными листьями. Повыше, подле прямоугольника настенных часов, висел портрет в полный рост древнего полководца, кажется, Гитлера, воздевшего вверх руку, увенчанный лозунгом, чей призыв был даже для химика-профессионала прозрачно двусмысленным:
РЕАКЦИЯ НАСТУПАЕТ – БУДЕМ НАСТОРОЖЕ.
Мой знакомый испугался моему визиту.
– Не суетись, я не собираюсь выдавать тебя.
Человек со всклоченными, пепельными редеющими волосами, с иссушенной химикатами кожей натянуто улыбнулся, залез в импровизированный тайник и вытащил колбу:
– Вот.
– Как всегда?
– Конечно, конечно.
Я знал, что он дает мне перегнанный полностью дейтерированный толуол. Получить такой реактив весьма сложно и моя, теперь уже, ампула стоила полтораста тысяч. «Мечта контрабандиста» – так называли это зелье, с помощью которого удавалось обмануть портативные полицейские наркосканеры. Вероятность же более тщательного исследования равнялась нулю. Спрос на этот товар в определенных кругах был огромен. Оставшись довольным, я пожал химику руку и добавил:
– Живи. Пока...
Он судорожно потряс мою ладонь, соображая, что означает мое «пока»: просто прощание или же это намек, но я не стал более задерживаться здесь и вышел вон, оставив его наедине со своими переживаниями.
* * *
В углу мерцал голубой куб галовизора. Я, Рысь да Скорпион, развалившись на койках, занимались тем, чем обычно заполняют свободное время истинные балбесы – лениво потягивали через соломинки коктейли.
Рысь показал пальцем на галовизор и обратился ко мне:
– Ты его знаешь?
Казалось, мы смотрели кукольный спектакль. Однако миниатюрный столик, жесткие креслица около него и фигурки людей, занимающие свои места, были реалистичны. Правда, помех было много – сигнал шел издалека. Поэтому через студию то и дело проскакивали заряды в виде зеленых и красных шнуров света. Камера приблизила картинку, и в углу комнаты возник в натуральную величину бюст мужчины. Он имел европейскую внешность и был немолод. Его манера держаться отличалась нарочитой любезностью. Во всяком случае, не оставалось сомнения, что этот джентльмен, как говорят, себе на уме. На нем был старомодный костюм, снабженный даже галстуком.
– Ты его имел в виду? – задал я Рыси встречный вопрос.
– Ага.
– Так это Юхарсен, финансовый руководитель программы по использованию энергии черных дыр.
Диктор подтвердил мои слова.
– Вот-вот, – тихо отозвался мой товарищ, – именно "руками водитель".
– А чем он тебе не нравится-то?
– Понятно чем. Дорогу к Гадесу они хотят проложить на наших костях.
Я пожал плечами:
– Се ля ви. Но, с другой стороны, согласись, что мы получим источник энергии громадной мощности, с помощью которого смогли бы обломать киберов.
Рысь усмехнулся:
– Понятно, понятно: . Скорпион, услышав данную фразу, вышел из состояния прострации:
– Чего-чего? Какой такой парабеллум?
Я зевнул:
– Мы говорим вовсе не об оружии.
Скорпион произнес: "А-а..." – и опять перестал нас слушать.
– Уважаемые дамы и господа. Системы! – Юхарсен поприветствовал зрителей. – Вот уже восемьсот лет, – он зачем-то посмотрел на часы, чем вызвал приглушенные смешки коллег, – как человечество вышло из колыбели Солнечной системы. Мы начали осваивать и, можно сказать, успешно освоили немалое количество близлежащих островов вселенной. Но люди столкнулись со значительными проблемами. Как известно, если не пользоваться услугами телепортации, что, собственно, и происходит при прокладке межзвездных трасс, полет к иным светилам занимает, во-первых, много времени.
Конечно, с точки зрения экипажа, время на субсветовом астролете течет медленнее земного, а именно, с помощью простой формулы, – Юхарсен написал несколько знаков под общим квадратным корнем, – можно подсчитать, что при крейсерской скорости в 290000 км/с это замедление составит 0,25, то есть в четыре раза по сравнению с Землей. Это теоретически обосновал...
– Что он нам будет рассказывать про древнего старика Эйнштейна! – недовольно воскликнул Рысь. – Смотри, Фобос, как уставились на него дама и парень слева, да и ведущий занервничал.
– Наверно, думают: "Астероид тебе на голову!" Мистер явно решил презирать рамки эфирного времени.
– Во-вторых, – Юхарсен перешел ко второму пункту,– человеческий организм не может выдержать более двадцати лет полетного времени без заметного вреда здоровью в силу физиологических особенностей. К сожалению, люди оказались не очень приспособленными к полетам в глубоком вакууме...
– А я вот собственными ушами слышал от одного компетентного человека, – перебил телетрансляцию Рысь, – что небольшое воздержание молодым людям не повредит. – С этими словами он толкнул молчавшего доселе Скорпиона в бок.
– Отстань, олух царя небесного... – Скорпион был угрюмым.
Рысь возмущенно аппелировал ко мне:
– Слушай, Фобос, какая муха его сегодня укусила? Обычно он тараторит без умолку.
Я оставил реплику без ответа. Галовизор, тем временем, продолжал вещать:
– Эти самые три причины: временная, биологическая и техническая ставят перед нами барьер в 4,25 парсека. В эту область входят все обжитые и заселяемые в настоящее время планеты десяти одиночных звезд, двух двойных и одной тройной системы. Последняя, как вам известно, альфа Центавра. Итак, – продолжил Юхарсен, – среди других звезд... Да-да, я уже заканчиваю, – он кивнул ведущему, – нас интересует красный карлик Росс 154. О нем расскажет мой коллега доктор Жижка.
"Ого! – промелькнуло у меня в башке. – Это же область нашего будущего дрейфа". Такие же мысли, очевидно, возникли и у моих товарищей, так как Рысь замер, а Скорпион даже перевел взгляд с потолка на галовизор. В этот момент кто-то постучал в дверь.
На пороге появилась девушка. В коридоре было светло, поэтому очертания ее фигуры были выделены ярким квадратом входного проема. Она была невысокого роста, полненькая, не лишена элегантности.
– Привет, юнген лейтен.
– Кто это? – недоверчиво спросил Скорпион вполголоса у повернувшегося к двери Рыси.
Тот шепнул ему:
– Не прикидывайся. Признайся, крендель, именно она стала причиной твоей задумчивости.
Скорпион, не слыша его, уже развернул кипучую деятельность. Он бесцеремонно расчистил кресло от моих пожитков, поставил его посередине комнаты и усадил отнекивающуюся даму, нашу знакомую – Ирен, не переставая лепетать шутливым тоном: "О! Майн гот! Ирен! Здравствуй, то есть гутен абенд. Неймен зи битте дизе платц".
Улучив момент, я посадил Скорпиона на свою постель:
– Уймись, полиглот несчастный, девушку напутаешь!
Ирен сделала многозначительную паузу:
– Как поживаете, ребята? – спросила она затем участливым голосом.
Скорпион начал язвить:
– Это тебя интересует как врача или возможную компаньонку? А... Понял, понял: традиционный вечерний обход палат потенциальных пациентов.
Тем временем я поднялся со своего ложа и приготовил нашему гостю коктейль. Поравнявшись с Рысью, я тихо сказал ему на ухо:
– Я просто мечтаю, чтобы наш ловелас подхватил себе когда-нибудь сексопатолога.
В ответ он сделал ехидную рожицу:
– Завидуешь по-черному.
Тут оказалось, что мой диванчик оккупировал Скорпион. Ирен занималась его разоблачением:
– Почему ты так негативно относишься к медицине?!
Скорпион опять забормотал на немецком. Ирен поморщилась, и закрыла ему рот ладошкой. Мой канонерщик от этого прикосновения разомлел и густо покраснел. Девушка же сделала вид, что все в порядке и предложила:
– Давай говорить на английском, а то твои товарищи обидятся.
Откровенно говоря, я прилично знал немецкий, поэтому поспешил заверить:
– О нет, нет. Я люблю чудесный и большой немецкий язык.
– В том-то и дело, – усмехнулась Ирен, – что у некоторых, – она строго посмотрела на Скорпиона – тот сник, – этот язык слишком большой... Что вы смотрите? – Она быстро переменила тему разговора.
Наливая Ирен сока, я ответил:
– Передача про область нашего будущего полета. Перед новым финансовым годом эта посиделка просто позарез нужна была Юхарсену. Марсианцы в парламенте урезали ассигнования на двадцать миллиардов. Теперь ему приходится с утроенной силой обрабатывать тамошнего обывателя.
– То-то я смотрю, вот этот мужичок, – она показала на докладчика, которого Юхарсен представил как доктора Жижку, – описывает красоты планет Росса. Он что, подрядился к "Астротурэксу".
– Да бросьте, Ирен, – вмешался в наш разговор отвлекшийся было на минутку Скорпион, – разве там есть настоящие красотки.
Наша гостья испепелила моего канонерщика взглядом, а тот никак не мог взять в толк: в нем же он провинился.
– Я сказала "красоты планет Росса", а вовсе не "красотки планет Росса"! У вас, молодой человек, ограничен круг ассоциаций.
Бедного Скорпиона пристыдили окончательно. Он так испугался потерять хоть толику еще оставшейся благосклонности, что даже замолчал, опасаясь опять брякнуть что-нибудь не по делу.
Ирен взглянула на меня, и я продолжил наш диалог:
– И не говорите! – Мне и самому уже немного надоело слушать. По-моему, не найдется ни одного взрослого жителя системы, кроме, пожалуй, какого-нибудь вконец одичавшего марсианца-фермера да хиппующих на астероидах астралов, который не слышал бы о струнах Алисы или хотя бы не разбирался в общей теории относительности.
Мне возразил Рысь, с интересом наблюдавший за происходящим, и которому явно надоела роль пассивного слушателя:
– Бывает и похуже. У нас на Тетисе был жуткий лопух... Извини, Ирен, ну, иначе, темный человек. Как-то раз дали ему задание: заминировать берилловое поле. Не знаю, чем в это время была занята его пустая голова, но вместо того, чтобы двигаться на минерщике как челнок, этот друг взял и засеял все зарядами по спирали. Он понял свою оплошность только тогда, когда остался в центре, окруженный со всех сторон взрывчаткой. Тут паренек со страху вообще учудил: никому ничего не говоря, бросил минерщик, взлетел на РТД и, слава богу, успел спрятаться от ударной волны за гребень. Короче, от его машины мы нашли только несколько гаек, а его самого потом отпаивали ромом...
– Это был мальчик для битья? – поинтересовался я.
– Конечно же, нет. Это был обыкновенный рожденный человек, который вполне мог отдать богу душу, не надеясь на воскрешение.
– Ты неисправимый лгун, Рысик! – улыбаясь, сказала Ирен. – На такие работы посылают роботов.
– А вот и ничего подобного! Там такая тряска, что рисковать тонкой техникой ради неквалифицированной и грубой работы было бы просто глупо.
Ирен не стала дальше пререкаться с Рысью, а предложила:
– Ребята, переключите галовизор на черно-белый режим. Я серьезно, качество изображения будет лучше.
– Попробуем... – я нажал кнопку. – Да, действительно, так почище.
Заседание в студии шло своим чередом.
– Коллега Удеманс, я думаю, лучше меня посвятит вас в научные аспекты предстоящей экспедиции. – Жижка повернулся направо, и камера показала пожилую, строгую женщину.
– Пожалуйста, Катрин.
Госпожа Удеманс кивнула головой и поправила микрофон в виде заколки на костюме:
– Сорок лет назад мне посчастливилось участвовать в замечательных экспериментах Павлы Цурюпы по изучению дефектов вакуума. Тогда на расстоянии полпарсека от звезды Барнада был обнаружен монополь – точка пространства, где материя находилась в фазе, на которой она существовала еще на заре эволюции вселенной. Хотя данный тип источников характеризуется вырожденностью, то есть значительная часть его свойств уже не проявляется, он хранит в себе множество тайн. Не буду утомлять вас физическими теориями и гипотезами, а перейду сразу к сущности эффекта Цурюпы.
Оказалось, что при больших скоростях прохода у монополя, приближающихся в абсолюте к световым значениям, материальные тела перемещались со скоростями, фактически, со стороны другого наблюдателя, во много раз превышающими скорость света. Конечно, физические законы никто не отменял: быстрота распространения электромагнитной волны в вакууме является наибольшей достижимой скоростью. Но мы же овладели технологией телепортации, во время которой предмет находится не в нашем трехмерном пространстве, а в более высшем и пока что совершенно загадочном для нас мире, где расстояния между физическими объектами, да и само понятие материальной точки весьма непохоже на наше обыденное представление...
– Это очень интересно! Извините, я чуть-чуть перебью.– Это в монолог вмешался Юхарсен. – Видите ли, компактизированное пространство похоже на цилиндр, на поверхность которого намотан наш трехмерный шпагат. Можно попасть из одной точки в другую, совершая длительное и утомительное путешествие по виткам, чем мы с вами, собственно говоря, и занимаемся в повседневной жизни. Но можно с тем же успехом пройти сквозь полость цилиндра в выбранном нами направлении и оказаться у цели гораздо раньше первого, недогадливого путешественника...
– Что-то он совсем сошел на банальности, – я повернулся к Ирен, – до сих пор помню этот текст школьной дискеты с изложением теории суперструн.
– , – глубокомысленно произнес Рысь.
– Ладно, не умничай, – отважился подать голос Скорпион. – Вот смотри: Катрин опять взяла слово. Могу поспорить, что Юхарсен ее немного разозлил. Дама, по всей видимости, терпеть не может разного рода популяризаторов науки. Во всяком случае, ей не очень нравится, когда финансисты и прочие дилетанты пытаются показать, что они разбираются в физике... Ага! – закричал он злорадно. – Смотрите-смотрите, Катрин явно решила забить финдиректора мозгами.
На данное восклицание моего знатока человеческой психологии Ирен отреагировала беззвучным смехом. Ободренный этим, Скорпион снова расфуфырил перья и приготовился токовать дальше.
Дискуссия в студии все больше стала походить на семинар вакуумистов. Удеманс слишком увлеклась научной стороной вопроса. Кроме того, в разговор вмешался еще один, доселе немой участник передачи.
Ирен произнесла с некоторой обидой в голосе:
– Не понимаю, зачем он начал спорить с миссис? Как только физики сцепятся друг с другом, им становится наплевать на окружающих. Эта порода людей, мне кажется, имеет немного подорванную нервную систему на почве постоянных занятий наукой.
