Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Подозреваю, что Вэнс мне не поверил. Во всяком случае, он предпочел перевести разговор в иное русло:
– А вы подпишите сегодня платежки?
– А зачем тебе деньги?
Вэнс развел руками, дескать, как это "зачем"?
– Нас нагнал транспортник из обоза, – добавил он,– где есть чем разжиться.
– Ну, тогда делать нечего.
Я вынул из воды удочку и принялся сматывать снасти, резонно полагая, что сегодня клева уже не дождаться.
Возвратившись в свою каюту, я вдруг ощутил, что медлить далее нельзя. Вот уже целый месяц я все откладывал под разными предлогами тот момент, когда объявлю боевую готовность, нарушив тем самым многолетний распорядок жизни, устоявшийся за четыре десятка годов полета. Но от меня уже откровенно ждали приказа, особенно молодые солдаты. Они слишком долго мечтали о большом деле. В задумчивости я включил экран внешнего обзора: вот они, Плеяды. Альциона, Атлас, Астерона, Целено, Электра, Майя, Мерона, Плейона, Тайгера и еще полторы сотни безымянных звездочек. Сколько девчонок, родившихся на кораблях сопровождения, получили в подарок от родителей эти загадочные, наполненные тайным смыслом минувших эпох имена. Почти полвека мы летели сюда. Вернее, прыгали через хронос, использовав тысячи колец телепортации трассы, построенной киберами, оживляя ее по мере продвижения. Но теперь, после последнего прыжка, мы находимся на расстоянии всего-навсего светового месяца от ближайшей из сонма звезд, пока не обнаружив противник ка и не имея ни малейшего представления, когда и в каком количестве он объявится. Нас посылали будто на верную смерть – никто не решался сунуться в пекло телепортационной трассы чуждого нам разума. Но управлять инопланетной техникой оказалось до неприличия легко, и мы, готовые было принять в любой момент последний бой, не встретили никого, ровным счетом никого на своем пути. Сначала это вызывало еще большее беспокойство, но затем всеми овладело мнение, что трасса абсолютно чиста, что нас встретят не в начале, не в середине, а именно в конце пути. Каким образом распространились такие настроения по флоту, никто так и не объяснил мне толком. Увидев такое дело, за нами ринулись тысячи колонистов, которые обживали приобретенные нами кольца вражеской трассы. И почти никогда никто из них не задумывался над тем, что поскольку киберы пошли на то, что подарили нам грандиозную коммуникационную систему, для постройки которой даже сейчас не хватит ресурсов человечества, значит цена, которую они потребуют от нас, будет чудовищной и невообразимой с человеческой точки зрения. Но, когда я набирался смелости выступить с такими речами, никто не хотел принимать мои слова всерьез. "Мы просто выиграли войну, – отвечали они мне, – и киберы бежали, оставив свою технику победителям". Никогда не пойму, почему люди так легкомысленны. Мы стали слишком беспечны, и мне это, как вы успели заметить, не нравилось. На миллионы километров растянулся наш флот. И если в авангарде шли в полном порядке боевые корабли, то арьергард представлял собой бардак, в котором без особых усилий могла зародиться губительная паника, стоит нам лишь попасть в переделку. Да. Нам страшно повезло, что мы шли до сих пор без заминок. Иначе сорок два года превратились бы в четыреста двадцать, а то и пятьсот лет. Но я склонен был называть это не везением, а умыслом, потрясающим своей глубиной...
На этом месте мои скорбно-патетические размышления прервались самым что ни на есть бесцеремонным образом. Дверные створки раскрылись, точнее сказать, расхлопнулись, и шумная компания штабных офицеров, с которыми бессмысленно говорить о субординации, заполнила мой офис. Возглавлял эту толпу, конечно же, главный артиллерист эскадры – господин Скорпион. Я понимал, что он сознательно ведет себя панибратски. Это была своеобразная игра, и стоило мне сейчас заикнуться о приличном поведении, как Скорпион, в наступившей тишине, выдал следующий экспромт:
– Что ворчишь, моя старая плесень?
Понимаешь, ведь мир очень тесен.
Я с тобой рассчитаюсь с лихвой,
Коль нарушу твой пыльный покой.
Потерев подбородок, я ответил с не меньшим пафосом:
– Ну, зачем ты пришел, гость незваный?
В мир мой тихий и обетованный?
Я не видел тебя целый год,
Только зажил спокойно, и вот...
Но Скорпион перебил меня, показав рукой на присутствующих офицеров:
– Твои братья томятся без дела,
И броня их уже заржавела.
Прикажи обнажить нам клинки,
Или все мы помрем от тоски.
Тут я усмехнулся:
– Рифмоплет из тебя никудышный! Не позорился бы лучше: "клинки – тоски". Господа офицеры! – крикнул я за спину своему оппоненту. – Объявляю боевую готовность, бандиты вы этакие!
Кто помладше – завопили от восторга, а кто постарше – одобрительно заулыбались. Глаза многих лихорадочно блестели, и в этом блеске была жажда разрушения – то, с чем я не в силах был бороться.
* * *
Через пару часов началась неизбежная пресс-конференция по поводу объявления боевой готовности. Вся аккредитованная при штабе журналистская братия набилась в тесноватый для такого количества людей актовый зал. Как, мне нашептали перед началом конференции, настроение, аудитории склонялось в пользу представления о нашей маниакальности.
– А не кажется ли вам, господин...
Я перебил первого же журналиста, понимая, что поступаю бестактно, но не в силах в сотый раз разворачивать одну и ту же дискуссию:
– Не собираюсь сидеть тут и разглагольствовать о стратегии колонизации. Я появился здесь исключительно только ради того, дабы спросить вас: понимаете ли вы, что мы идем в западню. (Зал загудел, дескать, он опять за старую песню, и я повысил голос). По-моему, все сомнения по этому поводу должны были развеяться в первый год нашего полета. Противник оказался большим знатоком психологии людей. Они отлично понимают, что, имея у себя под боком функциональную трассу протяженностью в пятьсот световых лет, на постройку которой, по всем расчетам, затрачено три тысячи лет, человечество не может отказать себе в удовольствии освоить ее, к тому же имея под рукой таких прекрасных исполнителей, как мы. С нами пошли только смелые люди, но теперь гражданская часть флота наполнена откровенным сбродом, за лояльность которого никто не поручится!
– То есть вы хотите сказать, – пробасил толстый, бородатый мужик из второго ряда, – что киберы поменяли тактику, и мы вовсе не выиграли войну?
– Об этом я и талдычил с самого начала!
– Значит, они поджидают нас где-то здесь, облизываясь и потирая ножом об вилку?
Я промолчал, привлеченный шумом с галерки – там микрофон оказался у бойкой девчонки из молодежного журнала.
– Вы спекулируете на теме киберов, преследуя свои интересы! – скандальным голосом выкрикнула она. – Вы хотите запугать людей и спровадить их отсюда, чтобы единолично захватить Плеяды!
Я понял, что пора заканчивать. Заявив, дескать, мне, откровенно говоря, наплевать, что думает по поводу всего происходящего гражданский контингент флота – нас финансируют крупнейшие монополии, колонизация Плеяд для которых является розовой мечтой. Еще я добавил, что люди, которые потащились за нами, могут рассчитывать на нашу защиту, но мы не откажемся от своих интересов ради безопасности гражданских лиц, последовавших за нами, заметьте, добровольно.
Конечно, шума было много. И что интереснее всего, молодежь относилась к нам более агрессивно, нежели старшее поколение. Хотя, старики помнили, при каких обстоятельствах мы покинули Лебедь 61. Особо разбушевавшихся, церберы выпихнули из зала вне очереди.
– Здорово ты их отшил, – прошептал сидевший рядом со мной Скорпион, а затем подмигнул, – смею заметить, ваше преосвященство, с того момента, как у вас забрали зеленоглазое сокровище, вы становитесь все более нетерпимым к прекрасному полу...
Скорпион как взял моду сорок лет назад обзывать меня его преосвященством, причем именно в тот момент, когда я порвал с церковью, так и продолжал в том же духе до сих пор. Кроме того, упоминание о зеленых глазах убедило меня, что никто не забыт и ничто не забыто.
– Просто ненавижу амбициозных людей, – ответил я, – которые до сих пор считают, будто мы им чем-то обязаны, и мы должны внести их на своих горбах в райские кущи Плеяд, откуда нас снова выживут, как пить дать. Директора компаний, исправно поставляющие нам жратву и питье, уже поделили между собой все звезды в радиусе десяти парсеков, естественно, не оставив места для нас. Когда же я намекнул о шкуре неубитого медведя, мне дали понять, что в моих советах не нуждаются. Вот так.
А зал тем временем опустел, и мы смогли выйти из-за стола и беспрепятственно последовать к выходу.
– Мне кажется, – снова шепнул Скорпион, – что директора компаний тоже не дураки – они поделили звезды без особой драки, а значит и без особых надежд. Ведь кто-то же отлично понимает – раз уж нас пригласили к себе на обед людоеды, значит, они проголодались до такой степени, что не могут выйти на охоту самолично.
Это изречение мне понравилось. Я усмехнулся, и ободренный этим Скорпион заговорил более громко:
– А ты заметил, что ни одно сколько-нибудь значительное промышленное судно не входит в наш флот? Это означает, что руководители колонизации откровенно выжидают, чем все это закончится.
– Хватит, – я махнул рукой на своего товарища, – вот уже целые сутки мы говорим о банальных истинах. У меня уже голова раскалывается.
– Ах, извините, ваше преосвященство... – Скорпион хотел было даже сделать некое подобие реверанса, но вовремя одумался.
– Изыди,! – Я даже слегка оттолкнул его, благо мы остались одни у дверей моей каюты.
– ! – Крикнул Скорпион в закрывавшийся дверной проем победным голосом.
* * *
Объявление боевой готовности лишило меня спокойного сна. Проснувшись в три часа ночи оттого, что мне приснился полный разгром нашего флота, я сначала маялся Й своих апартаментах, а затем, взяв в руки блокнот и карандаш, телепортировался в экологическую зону.
Озеро курилось туманом – воздух был весьма холодным после ночного цикла производства энергии за счет накопленного за день тепла. Поежившись, я уселся на косогоре и принялся слушать, как в пелене, поднимающейся от воды, шлепали окуни, гоняя стайки мальков. Когда немного посветлело, я принялся читать свои записи. Чем дольше я занимался этим, тем более ироничным становилось мое настроение. Наконец, дойдя до двенадцатой страницы из тридцати, вымученных мною за последний месяц, я принялся отрывать по одному листочку и испепелять их в малом пламени лучевого клинка, пользуясь тем, что начавший уже редеть туман, был еще достаточно насыщенным для поглощения инфракрасного излучения, и тревога не могла поднять на ноги аварийную пожарную команду киберов.
Вот в руках моих, под неожиданно поднявшимся ветром – включили мощные вентиляторы – затрепетала последняя заметка о купающемся мальчике. В этот момент заработал основной осветитель, что должно было означать восход солнца. Ранние птахи, щебетавшие было в предрассветных сумерках, теперь замолкли, и песок йод моими босыми ногами быстро накапливал тепло рукотворного светила. Еще раз я прочитал о мальчике, и в голове моей вдруг пронеслись яркие картинки: "зажатая дувалами грязная улочка южного городка; два малолетних оборванца, копошащиеся в колее, пробитой колесами повозок..." Я схватил блокнот, отброшенный было в сторону, и начал записывать мелькающие образы нетерпеливым, корявым почерком.
Два мальчика сидели на обочине дороги и вместе трудились над конусом пыли. Они запускали ладошки в прокаленный солнцем сероватый песок и ссыпали его на вершину горки.
Мальчики были близнецами. Но кроме одинаковых черт лица, одинаковых жестов, даже царапины на грязных коленках были удивительно похожи. Мальчики подпевали себе под нос и увлеченно трудились над кучкой пыли, когда сзади к ним подошел сгорбленный, сухой старикашка.
– Эй, – он легонько ткнул своим посохом одного из строителей под тощую попку, – как поживаете, плотняжки?
– Дедушка Иаков! Дедушка Иаков! – заголосили в унисон мальчики и радостно запрыгали вокруг старца.
– Тише, тише вы, окаянные. – Старик шутя погрозил палкой. – Где отец?
– Работает, – пожал плечами один мальчик.
– Он приходит после заката, – добавил второй и подергал деда за плащ, умоляюще глядя ему в глаза.
– Голодные, небось? – проворчал старик.
Мальчики молчали. Дед достал из-за пазухи лепешку. Ребятишки протянули было худые руки, но старик хлопнул по ним, крикнув грозно:
– А ну!
Он разломил лепешку пополам. Посмотрев на две части, большую старик снова вложил за пазуху, а другая была отдана на съедение оборванцам.
– А что мать-то делает? – Старик вдруг стал энергичным и схватил одного из мальчика за шиворот: – Ну отвечай же! Да не спешите, подавитесь!
– Она прядет... – слегка поперхнувшись, ответил ребенок, вернее, о произнесенном можно было только догадываться, так как рот его был набит до отказа.
– Что ты лопочешь? – Дед нетерпеливо потряс клюкой.
– Мать с утра села прясть шерсть – отец вчера овец брил.
– Так что же она вас не накормила? – Старик быстро пошел вперед, и мальчики были вынуждены поспевать за ним, подбирая на ходу дырявые рубахи, грозившие свалиться с худых плеч. Старик нахмурил брови. Он знал, что дети боялись свою мать. Хотя она никогда не била их, но странная манера говорить с близнецами, как с одним ребенком и периодические приступы прострации пугали мальчиков. Вот и сейчас, стоило детям появиться на пороге дома, как мать, сидящая в полутьме, встала и взяла одного из мальчиков за руку, совершенно не замечая другого ребенка:
– Ах, сынок мой маленький, ты, наверное, голодный?
– А меня ты не видишь? – крикнул фальцетом старик. Женщина вздрогнула и сделала шаг назад:
– Ах, простите, батюшка, заработалась я...
Она поцеловала старика, но тот только покачал головой. Мать тем временем схватила за руку уже другого сына:
– Ну что же ты не отвечаешь, солнышко мое?
– Спасибо, мама, – выдавило из себя дитя, пытаясь освободить свою ладонь из сильных пальцев женщины. Показав на брата, он добавил:
– Нас дедушка накормил.
Но мать упорно глядела мимо второго близнеца:
– Пойдем же, я накормлю тебя.
И она усадила одного мальчика за стол и поставила перед ним плошку с простоквашей. Рядом сел его братишка, и они принялись уплетать еду из одной миски, иногда сталкиваясь головами, будто два кутенка. Но женщина смотрела только на одного ребенка и улыбалась той загадочной улыбкой, которая предшествовала обычно глубокому забытью, когда она не реагировала на окружающих, а шептала что-то себе под нос, будто разговаривая с кем-то вне этой комнаты и вообще вне этого мира.
Близнецы кончили есть и, получив по благословительному шлепку от улыбавшегося деда, побежали на окраину городка – встречать отца. Только-только у порога улеглась пыль, поднятая голыми пятками умчавшихся сорванцов, как в дом зашла толстая, воняющая потом женщина.
– А, Зара! – приветствовал ее задремавший было старик и зевнул.
Толстая женщина посмотрела на старика, а затем на сумасшедшую:
– Опять она ничего не замечает.
– Говорил я сыну – намучаешься с ней! – Старик громко стукнул посохом по каменному полу.
– Так кто же знал... – сочувственно произнесла Зара. – Ведь до подписания контракта была нормальной девицей. Уж потом начала лепетать, будто явился к ней ангел, а после родов – вообще... Но хоть она тише воды, да и работящая. А вообще-то все хуже и хуже. А когда из Египта вернулись – и вовсе спятила.
– Тихая-то она тихая... – Старик поднялся, опершись на посох, и, подойдя к столу, добавил, кряхтя усаживаясь подле хозяйки дома. – А я ведь говорил ему про Елисавету – знаешь, что ее тетка на старости лет учудила? – То-то... А она его убедила в непорочном зачатии, да то и лекарь подтвердил. И он стал твердить одно: раз мне по закону дева эта суждена – знать на то воля господа нашего. Воспитал праведника на свою голову...
Старик продолжал причитать, тряся седой, нечесаной бородой. А солнце уже висело низко, разбухнув и словно налившись вином. И длинные тени, будто ночные воры, поползли по нищему Назарету, остужая недавно раскаленные улицы.
* * *
Несколько дней было все спокойно. Экспедиционный корпус полностью привел себя в порядок, а отдельные журналисты начали потихоньку посмеиваться над нами, намекая на манию преследования. «Ничего, – думал я, будучи полностью уверен в наказуемости нашего дерзкого похода,– молите вашего бога, если хотя бы десятая часть увязавшихся за нами останется в живых». Перелистывая с такими мыслями периодику, я неожиданно наткнулся на плейбойский вестник. С его обложки смотрел на мир невинными глазами не кто иной, как Скорпион в окружении трех синеоких, длинноногих, тугобедрых и большегрудых блондинок. А под голограммой было напечатано: «Мистер Скорпион, посетив наше фирменное кафе, сказал, что попки наших официанток должны значительно поднять боевой дух высшего командного состава экспедиционного корпуса. Зал встретил речь господина Скорпиона бурными аплодисментами, а наши официантки удостоились чести провести одну ночь в экскурсии по апартаментам штабного крейсера». «Вот идиот-то, мать твою...» – шепотом произнес я и увеличил изображение на мониторе. Минуты две поразглядывав картинку, я набрал код главного артиллерийского поста:
– Скорпион?
– Да-да?
– Вот что, дадаист ты эдакий, зайди-ка ко мне!
– Судя по твоему голосу, ты будешь меня истязать.
– Конечно, фэйсом об тэйбл.
Он материализовался в моей каюте с заранее подготовленным выражением лица – надменной, самодовольной миной. Оглядев место, куда ему пришлось прибыть, он увидел свою голограмму на мониторе и догадливо кивнул:
– Понятно...
Я погладил свой подбородок и вздохнул:
– Плешивый, старый ловелас,
Ты портишь мнение о нас.
Ты заслужил презрения,
Я жажду объяснения!
Скорее всего, нотация сия звучала настолько безнадежно, что Скорпион вместо раскаянья рассмеялся:
– Все это провокация —
Была там презентация.
И никого из этих герл-с
Я, к сожалению, не перл-с.
Ответ был, нечего сказать, гениальным. Причем, произнеся последнюю строку, Скорпион развел руки в таком жесте сожаления, что я поверил – он действительно их «не перл-с». Впервые за последние полгода я хохотал до упаду. А потом мы достали вина, и, откупорив одну бутылку, уже решали: а не прошвырнуться ли нам в заведение, где присутствовал на презентации мой товарищ, как заверещал сигнал экстренной связи. Скорпион, будто распрямившаяся пружина, подскочил к монитору и нажал кнопку приема.
– Мистер Фобос... – Голос Вэнса был дрожащим, но не от испуга, а скорее от жажды действий, и я понял, что началось. Каюта куда-то поплыла перед глазами и громкий писк, идущий из глубины мозга, лишил меня на мгновение слуха.
– Вы слышите, мистер? – забеспокоился Вэнс.
– Слышу отлично! – Я встрепенулся. – В чем дело?
– Потеряна связь с кольцами телепортации. Похоже на то, что мышеловка захлопнулась, сэр. (Тут я услышал, как Скорпион шепчет за моею спиной: "Наконец-то, наконец-то...").
– Что же ты замолк, – поторопил я адъютанта, но в ответ услышал:
– Елки-палки: сколько же их! Мистер, – Вэнс говорил уже совершенно спокойной интонацией. – Только что мы подтвердили обнаружение противника.
– Где? – встрял в разговор Скорпион. – Где они и сколько их?
Мне показалось, что там, на центральном посту, Вэнс ухмыльнулся:
– Они повсюду, мистер. Они образуют как бы четыре сближающихся полушария. Первые два полушария возьмут нас в сферу радиусом в двадцать световых секунд через двое суток. Вторые два полушария, которые двигаются в перпендикулярном по отношению к первым направлении, возьмут нас в сферу радиусом в двадцать семь – семь с половиной световых секунд через пятьдесят два часа. А что касается второго вашего вопроса, господин Скорпион, то их раз в восемь больше, чем нас.
– Отлично, Вэнс, – глаза Скорпиона были несколько безумными из-за расширенных зрачков, – это будет отличная драка, ребята.
Он вновь обратился к адъютанту:
– Вэнс, я вижу, ты приуныл?
– Я разделяю вашу радость, господин Скорпион, – выдавил из себя паренек и отключился.
Скорпион тотчас телепортировался в командирскую рубку, и вскоре наш флот стал собираться в боевой порядок – сферу радиусом в сотню миль. Гражданские суда, естественно, сгонялись в ее центр. Судя по всему, часов через двадцать мы закончим построение. Конечно, не все мирные суда успеют встать под нашу защиту, но меня это мало волновало – я как ненормальный пришептывал, манипулируя компьютером: "Кто не спрятался – я не виноват..." Но постепенно другие мысли начали мучить меня – я пытался понять, какие силы стоят за всем этим? Как выглядит он, хозяин творящих хаос и сеящих ужас в сердцах людей?
* * *
Посланец чувствовал себя прекрасно. Пятьдесят раз планета обежала вокруг своего светила с того момента, когда он отделился от своей капсулы, болтавшейся теперь на орбите и снабжавшей его энергией.
Вседержитель призвал его в тот час, когда стало ясно, что орды слуг Падшего вот-вот завладеют переходником – обоюдосторонними вратами между мирами духов и плоти. Это означало, что Падший может самолично прийти в пространство, дабы обустраивать его по своему усмотрению. Вседержитель не мог ни воспрепятствовать Падшему, ибо число его солдат было мало, ни разрушить переходник, что означало бы лишиться связи с миром плоти этой галактики. Вседержитель терпеливо объяснил ему ситуацию, а затем, когда призванный им ангел воскликнул в отчаянии, улыбнулся:
– Там, – сказал он, указав лучом света на край галактики, – мы посеяли в тайне от многих богов семя вечной жизйи в образе разумной плоти. Мы берегли это семя, мы вскормили наших отпрысков и дали им разум, сила которого даже для нас оказалась неожиданной. Они любили нас и жили по нашим законам. Но потом появился Падший, и он внес смуту в ряды наши. Мы не могли больше опекать их, дабы никто не узнал об их существовании, а теперь мы и вовсе должны уйти. Люди извратили за прошедшие века заповеди наши. Они стоят теперь на краю пропасти, за которым лежит царство разврата и потеря разума. Ты, Посланец, последний из нас, кто может снова зажечь в них веру в вечную жизнь, ибо только с этой верой они смогут повергнуть Падшего и дать мне возможность снова вернуться в этот мир и призреть всех, кто встал на мою защиту...
– Я понял, Вседержитель... – перебил его Посланец.
– Погоди же! – Вседержитель полыхнул голубым протуберанцем, обдав жаром тело своего слуги. – Какой ты молодой и нетерпеливый! Но выбора у меня нет. Ты должен таким образом обогатить в них веру, чтобы и через тысячи тамошних лет они помнили обо мне и искали бы дорогу ко мне. И дорога эта приведет их к Падшему, и ждет их великая битва, и я верю в их победу, ибо Падший слишком гордится собой и не может трезво смотреть на суть происходящего...
Вседержитель был разгневан, а в гневе он гасил светила своим блеском. В этот момент Посланец подумал, что его господин, пожалуй, мог бы и договориться с Падшим, но тотчас отогнал от себя эти мысли, поскольку Вседержитель притих, будто внимательно изучая слугу "своего.
– Ну, я отвлекся. – Господин ослабил блеск своего тела и ласковым лучом вдохнул сладостное блаженство в Посланца. – Ты уйдешь с последней капсулой. Я не могу остановить приход Падшего в этот мир, но могу помешать ему распространяться по светилам и планетам. Я надеюсь, что враг мой не узнает о семени разума, но если кто и предал меня, то Падшему понадобится много времени, чтобы отыскать отпрысков наших и поработить их. Уповаю на мудрость нашу, чтобы они могли противостоять ему. Лети же, посланец мой, и сделай свое дело.
И Посланец прибыл на планету уставший и голодный. Долго, очень долго приходил он в себя, ища место на суше, где он воплотит волю Вседержителя. Наконец, он решил облагодетельствовать своим появлением землю, населенную трудолюбивыми и умными людьми, омываемую теплым морем и огражденную пустыней от варварских племен. Еще на пути к планете Посланец думал о том, как укрепить веру в вечную жизнь у живущих в неведении. И самое лучшее из того, что смог он придумать, было воплотиться в тело жителя земного и проповедовать идеи Вседержителя, и принять смерть от рук неверующих, и воскреснуть, дабы предстать перед избранными и оставить в веках молву о милости, дарованной отпрыскам его. Но теперь, наблюдая за нравами живущих на планете, Посланец понимал, насколько далеки они от заповедей Вседержителя, насколько лютой должна была быть его смерть. Посланец мог творить чудеса. Он мог накормить тысячи обитателей пустыни. Он мог метать гром и молнии и пугать людей своими воплощениями. Но только одно Посланец никак не мог позволить. Он не мог допустить, чтобы то тело, в которое вселится его сущность, оскверняли, подвергали пыткам и умертвили. Посланец корил себя за это, но как только представлял себе, что ему будут причинять боль, гром раздавался среди ясного неба, и очевидцы падали на колени, в недоумении взирая на голубую бесконечность. И даже если Посланец оградит себя от неприятных ощущений – сделает нечувствительным к боли тело избранника – все равно дать истязать себя означало бы неслыханное поругание идеи Вседержителя, на которое он никогда не пойдет. Да, Посланец привык чувствовать себя неприкосновенным. Он был из племени тех, кто должны повелевать живущими на тверди, и кого они не могли осквернять своими действиями. Конечно, Посланец готов был терпеть словесные обиды и неверие во власть Вседержителя, но на оскорбление действием он себя не отдаст.
Мучаясь так, он то и дело отделял души людей от их плоти, и вселялся в их тела. Но ни одно из этих тел не нравилось ему. Тогда он понял, что должен сам создать себе облик. И однажды он увидел во храме девушку, и предстал перед ней в таинственном облике, и вложил в нее заранее приготовленное им семя, из которого родились два одинаковых мальчика. Один из этих мальчиков должен был отдать душу свою во славу Посланца, дабы он мог жить среди людей и проповедовать слово Вседержителя, а другому была уготована иная участь.
Зачав тела будущего своего воплощения, Посланец занялся на досуге тем, что повадился провожать мечущиеся души умерших по пути к Вседержителю, который нуждался сейчас как никогда в слугах. Он встречал их, не знающих куда приткнуться, у порога жизни вечной. Он провозглашал их рабами Вседержителя и направлял их в то место пространства, где располагались односторонние ворота в мир духов, в которые можно было войти, но нельзя было выйти. Посланец знал, что там, за этим вратами восседает на троне тот, кто повелел ему прийти сюда, и время от времени, в порыве тоски, он собирался сам пройти в ворота сии, но останавливал себя в последний момент, осознав, какой гнев обрушится на него, если он не выполнит волю восседающего на троне. Но попадались и такие души, которые не боялись освобождения от плоти. Они смеялись в ответ на предложения Посланца позаботиться о них в обмен на вечную покорность. "Мы были рабами на Земле, так пусть хоть здесь нас окружает иллюзия свободы!"– был их ответ. Посланец уважал таких. Он понимал, что это не понравится Вседержителю, но тот был противник насилия ради единиц непокорных.
В таком занятии Посланец однажды с ужасом обнаружил, что храм Вседержителя, повешенный над осемененным миром как напоминание о нем – лик его по ночам созерцал планету – начали заселять существа, схожие с ним, но иного племени. Они уклонялись от контакта с Посланцем, да и он опасался идти на сближение с пришельцами, довольствуясь тем, что эти незваные гости хоть и обжили храм Вседержителя, но пока не вмешивались в дела земные и не мешали его замыслам.
А у нас нынче все шло своим чередом. В принципе, можно было выбрать две тактики боя. Первая – быстрый прорыв окружения и контратаки по преследующему противнику. При этом стратегической задачей будет измотать киберов, заставить их оторваться от баз. Если нам это удастся, то наши потери будут значительны, а потери киберов – менее существенными, но зато появится реальный шанс на спасение части эскадры. Иная тактика боя – это круговая оборона. Заставив киберов непрерывно атаковать, мы в конце концов, погибнем, но зато противнику будет нанесен максимально возможный урон. Собственно, особого обсуждения этих двух вариантов не получилось. Несмотря на то, что мистер МакКорфи кричал о преимуществе первой тактики, прекрасно понимая – это единственный шанс сохранить свою шкуру – его никто не поддержал. А полковник Крайт сказала, сжав кулаки:
– Мы пришли сюда, чтобы уничтожить врага! И мы должны придерживаться тактики нанесения существенного урона противнику!
Сняв таким образом, возражения, мы, посовещавшись, решили сразу выложить козыри, дабы ошеломить киберов и выиграть время. Для этого в нашем распоряжении было пять тысяч телепортирующихся торпед – оружие доселе незнакомое врагу. Смысл этого вооружения заключался в том, что вокруг нашего флота в пространство было выброшено около сорока тысяч автономных рамок телепортации с кварковыми генераторами в качестве источников энергии. Каждая из них могла двадцать раз телепортировать торпеду в случайно выбранную свободную рамку, тем самым не давая противнику никаких шансов рассчитать место появления оной и усложняя до максимума задачу нейтрализации торпеды. Выпустив рой рамок и кучу торпед, мы окутались экраном, через мизерные бреши которого в течение суток наблюдали за происходившим.
Честно говоря, пока все шло замечательно. Оружие оказалось настолько эффективным, что можно было говорить о потерях у шестнадцати процентов боеединиц киберов, что составляло чуть более сорока процентов кораблей внутренней сферы окружения. Киберы попробовали даже стрелять из главных калибров, что вызвало гомерический хохот Скорпиона, который сравнивал такие действия противника, как использование термоядерной бомбы против взвода диверсантов. Впрочем, это действительно было самым радикальным, хотя и жутко расточительным средством.
Когда я наблюдал за уничтожением остатков нашего торпедного заграждения, со мной на связь вышел Караян – начальник физической лаборатории экспедиционного корпуса.
– Мистер Фобос, – обратился он ко мне, слегка растягивая звуки на свой манер. – Мы, э-э, зафиксировали отклонения в напряженности, э-э, хронального поля, дающее право предположить, что, э-э, на расстоянии пяти световых лет, то есть, э-э, двадцати лет крейсерского хода наблюдается необычайной силы, э-э, монополь.
Я громко цокнул языком и почесал подбородок, а Караян удовлетворенно кивнул и прищурился, видать он ожидал мою реакцию на свое сообщение. Продолжая тереть подбородок шлема, я понял, что не остается ничего другого, как признаться:
