Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
– Феноменальный по точности диагноз! – теперь уже усмехнулся Рысь. – Вот что значит специалист.
Скорпион похлопал его по плечу:
– Послушай, перестань задевать даму, а не то я выставлю тебя за дверь.
– И не мечтай: одних я вас не оставлю в любом случае.
– Мальчишки! Надоели вы со своими остротами! – Ирен внимательно смотрела на галовизор и не оборачиваясь махнула рукой в их сторону. – Лучше скажите мне, чего это вакуумисты повсюду водят с собой киберов-дворецких.
– Мания величия, – предположил Скорпион.
Я же промолвил задумчиво:
– Может, Ирен, это мое субъективное мнение, но мне кажется, что они считают их в некотором роде полноценными членами научного общества.
– Короче, у них чердак с летучими мышами, – вставил остроту Скорпион.
– Кстати, о мышах. – Он не унимался. – Ты не скажешь, Фобос, уничтожили, наконец, ту убогую крысу, которая позавчера сбежала из живодерни Шикато?
Ирен закатила глаза:
– Не надо говорить об этом монстре! Когда я увидела ее... Нет, его, бегущим от мусоросборника, мне даже плохо стало.
– Я слышал, что Шикато дал указание брать ее только живой. Она какая-то там особая химера, – в свою очередь поделился информацией Рысь. Мне пришлось обернуться:
– Дайте же спокойно дослушать, в конце концов. Если хотите знать, то она обосновалась у меня под кроватью.
Ирен ойкнула и подобрала ноги:
– Дурак! – Она стукнула меня кулачком по спине.
– Вообще я не понимаю, – продолжал развивать затронутую тему Скорпион, – кому это в голову пришло отдать под виварий этих мазохистов этаж гостиницы, где люди, между прочим, живут? Говорил я тебе три дня назад, Фобос, надо было селиться в частной харчевне. По крайней мере, там будешь в полной уверенности, что никакая тварь не укусит тебя среди ночи.
– И только ради такого маленького неудобства ты готов переселиться туда и выкладывать свои, причем, немалые, денежки? – иронично осведомился я.
Картинка в углу сменилась. Штатная красавица галокомпании сообщила, что вторую часть передачи зрители могут посмотреть завтра в это же время. Ее сменила заставка астрогалоконцерта с участием всех звезд крупнейших колоний Солнечной системы: Марса, Луны и, естественно, Земли. Перед его началом конферансье во фраке и при красной бабочке немного поиздевался над названием шоу, с каких это пор, дескать, Земля перешла в разряд колоний. На него засвистели. Ведущий быстро ретировался, и на площадку выскочила первая, группа под глупым, безобидным названием "Солнечный пудинг". Вокруг жуткого нагромождения бесформенных битых деталей, среди которых лавировали исполнители, бесновались в потоках наведенных иллюзий астралы. Позади этой разгоряченной компании, под чутким оком полицейских киберов, которых злые языки окрестили церберами, более тихо балдела приличная молодежь и школьники. Музыканты, если, конечно, можно считать музыкой их хиты, имели неплохие голоса, с помощью оных и исполняли незатейливые песенки. Не стоит пытаться понять их смысл. Например, третий ансамбль, под названием "Смерть на взлете", выдавал такие перлы, вроде песенки про Била и Джонни:
На далеком на Хароне
Кайфовали Бил и Джонни
На десятом полигоне,
На метановой пыли.
На зачмыренной планете,
Где нет света в туалете,
Снаряжали парни эти
Грузовые корабли.
Как-то вечером в субботу,
Завершив этап работы,
Отдохнуть решили что-то
Да устроить визави.
Взяв с собой красотку Мэри
И закрывши шлюза двери,
Развлекались, как умели,
Потешались, как могли.
– Ты пишешь? – строго спросил у Рыси затащившийся Скорпион.
– Не видишь, что ли? – Рысь показал на видеофон, у которого мигали кнопки режима записи.
Ирен зашептала мне в ухо интимным голосом:
– Бредятина какая, вот ужас-то...
Я кивнул головой. Она продолжила:
– Как ты думаешь, почему Юхарсен разбил передачу на два дня?
Поначалу я не сообразил, о ком речь, но потом спохватился:
– Так ведь он и без этого занял полчаса эфира вне программы. Дискуссия влетела мистеру в копеечку.
Ирен больше ни о чем не спрашивала. До меня, наконец, дошло, что и ее предыдущий вопрос был вызван совсем не желанием узнать о продолжении юхарсоновых посиделок, а стремлением поговорить со мной. На мою персону не очень часто обращали внимание представительницы противоположного пола, поэтому я решил ответить взаимностью на этот намек. Но только я приоткрыл рот для комплимента, как в дверь настойчиво постучали.
– Кто там? – отозвался Рысь.
– Ну, откройте же дверь! Что за манера прятаться по каютам, когда на ужине всех предупредили о прощальном брифинге,– раздался из селектора сильно приглушенный голос.
– О, господи. Не лень ему шататься по комнатам. – С этими словами я открыл.
На пороге стоял мужчина в форменной куртке. Сразу бросались в глаза две отличительные черты его внешности: густые усы и большая пролысина на голове.
– Сейчас координационный совет, перед отлетом на Луну, хочет видеть всех офицеров экипажа, – он оглядел нас блуждающим взглядом печальных карих глаз.
– Это официально или как? – спросил Скорпион. – Мы же, по-моему, утром уже обо всем договорились.
– Нет, это не официально, но прийти следует... Впрочем, как хотите... – Дверь стала потихоньку закрываться.
– Хорошо, мистер МакКорфи, мы придем, может быть,– проговорил я вдогонку, но мужчина, скорее всего, этого уже не услышал.
– Интересно, – усмехнулась Ирен, – то ворвался, чтобы всех прогнать на очередное совещание, а теперь "как хотите".
– Просто глядя на тебя, Ирен, он вдруг вспомнил об одном очень важном деле, – предположил Скорпион.
Все засмеялись. Как мы уже успели наслушаться, суровость мистера МакКорфи еще совсем недавно приводила в отчаянное состояние слабый пол поселка. Но совсем недавно кое-кто стал замечать, что он оказывает внимание фрау Винтер, – немолодой, но симпатичной сотруднице Шикато. Было видно, что и ей нравится мужественный пилот дальних рейсов в отставке. И вот, за несколько дней до нашего прибытия, трое ремонтников были вынуждены идти в один складской отсек, где сломался и лежал уже сутки кибер, который умудрился замкнуть на себя проводку. Поломку починили, даже не заходя в ангар. Затем техники все же вошли в помещение, чтобы вытащить робота-неудачника. Там было темно, хоть глаз выколи. Мужики, естественно, включили общее освещение. Каково же было их изумление, когда они увидели внизу, в центре зала, на свободной от контейнеров площадке фрау Винтер в объятиях МакКорфи. Женщина вскрикнула и в испуге спряталась между ящиков. Ее кавалер обернулся, увидел бригаду, побагровел и закричал: – Какого черта! Вы что, не видите: я занят одним очень важным делом!
Конечно, история сразу стала известной всей стройке. Через неделю влюбленным пришлось легализовать свои отношения, так как слухи явно преувеличивали действительность.
Сейчас наш линкор стоит в растре кольца телепортации. Техники проверяют и активизируют канал, и всего через пятнадцать минут мы окажемся за сотню астрономических единиц отсюда, на подступах к системе звезды Барнарда, в поле идентичного циклоскопического составного сооружения. Очень часто во время таких скачков, когда мы несемся неизвестно где, я развлекал себя рассуждениями по поводу того, что сама по себе телепортация была открыта случайно и теория ее практически не разработана. Человечеству свойственно пускаться в авантюры. Ведь даже от открытия и первого практического применения электричества до понимания сути процесса прошло полвека. Стоит ли удивляться, что за несколько веков существования телепортации еще не выдвинута обоснованная, с моей точки зрения, теория происходящего. Наука, особенно ее теоретическая составляющая, топчется на месте. Все признают этот факт, но считают его неизбежным. Ведь что двигало людьми в эпоху переворота в познании вселенной – первых столетий третьего тысячелетия? Желание вырваться на простор галактики. И когда это произошло, задача совершенствования техники победила стремление к фундаментальным, лишенным сиюминутного практического смысла изысканиям. Людей охватил переселенческий бум. Как можно дальше от родной планеты! Естественно, что все интеллектуальные силы были направлены на систематизацию и накопление новых фактических данных. Время аналитиков и великих бумажных открытий кануло в Лету. Да здравствует эпоха первопроходцев и кропотливых прикладников!
В этот момент нас перебросили – такую информацию выдал монитор. Отвлекшись от своих рассуждений, я пробежался по системам и оглядел привычным взором рубку корабля. Около меня елозил на вертушке Ким, соединенный перепутавшимся проводом с машиной. Такое состояние было для него привычным, и он напевал нечто легкомысленное, ведя электронный диалог с аппаратной кольца. Вторым дежурным был Дев. Лицо мальчишки было более озабоченным, чем у его напарника. Брови время от времени сближались, и на лбу вычерчивалась трогательная серьезная складка.
Постепенно мое воображение наполнилось воспоминаниями о последних часах, проведенных на покинутом пять дней назад Плутоне, и сердце защемило, будто я пережил невосполнимую потерю. И причиной тому была Ирен. Каждый раз, когда она посещала нашу компанию, я внушал себе, мол, ты равнодушен. Но какое-то наваждение заставляло смотреть на нее неотрывно и смущаться, когда эта девчонка реагировала на мое внимание к себе. Если бы Ирен оставалась холодна ко мне! Но она одобряюще посмеивалась над моими остротами, и ее глаза порой прямо-таки восхищенно глядели на меня. Кровь стучала в моих висках, и однажды случилось то, чего я хотел и в то же время опасался больше всего – мы остались наедине. Клянусь чем угодно, это была чистая случайность. Мы шли веселой толпой по доку, но по пути все разбегались и разбегались по своим делам. Когда мы дошли до перекрестка, я предложил:
– Давайте пройдем через склад, так в два раза быстрее...
На что Ирен тихо засмеялась:
– Некрасиво завлекать девушку в тесные проходы меж ящиков. – И с этими словами она скользнула в узкий складской коридорчик.
Только тут меня повергла в дрожь мысль, что я оставлен с этим существом наедине. Слегка стыдясь, но в то же время оправдывая себя случайностью происходящего, я пошел за ней, и взгляд мой порой бесстыдно задерживался на ее красивых бедрах и ногах.
– Ирен! – совершенно неожиданно вырвалось у меня.
Она остановилась на более свободном пространстве, склонив голову немного набок и лукаво улыбаясь уголками губ:
– Вы хотите что-то мне сказать?
Это повергло мое тело в нервную дрожь, я чувствовал теплую волну, прокатившуюся по лицу:
– Почему вы так бежите? Давайте поговорим.
– Прямо здесь?
Она захохотала, но негромко. Я тоже неопределенно усмехнулся, осознав глупость своего положения. Но она взяла мою ладонь и погладила кончики моих пальцев:
– У вас такие нежные руки. Они созданы для игры на скрипке... Скажите, меня действительно это всегда интересовало, почему вы так часто говорите стихами?
– Это побочный эффект измененной психики. Те строфы, которые обычный человек способен сочинить в течение часов, в нашем сознании рождаются как бы сами собой.
– И что же родилось в вашем сознании сейчас?
С минуту я рассматривал ее лицо, и мне подумалось, что именно такой должна была быть Ева, первая женщина рая:
Так пошло от Адама и Евы,
И так будет уже до конца...
У любви оголенные нервы,
Утонувшие в счастье сердца.
И не в силах друг с другом расстаться,
Разомкнуть, разорвать, убежать...
Обреченные вечно скитаться,
Обреченные вечно страдать.
На едином дыханьи, на едином порыве,
Соткан край пониманья и мы звенья в том мире.
Бесконечна цепочка вместе связанных судеб.
Там нельзя ставить точку. Там все было и будет.
Разделены жестоким пространством,
Мы приходим друг к другу во сне.
И как хочется вечно остаться
В той прошедшей, короткой весне.
Только жаль, неподвластны мечтаньям
Матерьяльные наши тела...
Так устроена суть мирозданья,
Что дорога назад умерла.
На едином порыве, на едином стремленьи
В крае наших мечтаний заколдовано время.
Бесконечна цепочка – в ней события и люди.
Там нельзя ставить точку, там все было и будет.
Ирен, может быть, и не поверила, что это действительно импровизация, но она вдруг приблизилась ко мне и хотела поцеловать меня в щеку, но я в последний момент повернул голову, и наши губы встретились. Ирен не ожидала этого и на мгновение мы застыли, касаясь друг друга, но вот она отпрянула в сторону темного проема между небоскребов из контейнеров:
– Возвращайся. Может быть, я буду тебя ждать...
– Мистер! Эй, мистер, очнитесь! – веселый голос Кима заставил меня вздрогнуть. Грезы вспыхнули и погасли. – Вас вызывает полицейское управление системы Барнарда!
* * *
До сих пор все шло как по маслу. Мы без проблем и на удивление легко миновали кольца Проксимы, хотя обычно в это время там настоящие заторы на трассе. И надо же, что именно теперь что-то заставило обратиться к нам за помощью полицейское управление. Чертыхнувшись досадно, я включил монитор:
– Линкор номер ноль сорок девять на связи.
Полицейский оказался в чалме. Он имел мужественный вид, но испуг то и дело прорывался наружу в мимике лица и в дрожании голоса – у него, наверное, пересохло в горле. Впрочем, волнению имелись причины. Еще будучи на Земле, я слышал эфирные вопли поборников гуманизма, когда в Гааге шайка Осман-хана взорвала торговый центр. Это была, в общем-то, действительно тупая, кровавая акция, мотив которой так и остался для меня неясным. Но факт остается фактом. Из рассказа полицейского я понял, что большой отряд боевиков этой организации захватил крупную военную базу около планеты Аль-Анава. Правительственные силы при поддержке единственного нашего корвета и собственного эсминца подбили один транспортник мятежников, но два других, груженных оружием и продовольствием, улепетывают прочь из системы. В то же время часть бунтовщиков оказалась блокированной внутри самой базы. Корвет экспедиционного корпуса совершенно разбит и не может преследовать беглецов. Полицейский же эсминец привязан к базе и не может уйти, дабы не сбежали осажденные террористы.
– Вы что, хотите, чтобы мы вам помогли? – задал я, признаться, довольно глупый вопрос, дураку ясно, что в противном случае со мной на связь не вышли бы.
Полицейский промолчал.
– Но мы же не воюем с людьми... – добавил я почему-то неуверенным тоном.
– На карту поставлена судьба государственности исламской республики Аль-Анава. Если к власти придут оголтелые исламисты – это не понравится ни соседям, ни ООН, ни, тем более, экспедиционному корпусу.
Озадаченный, я повернулся к мониторам, чтобы спросить мнение остальных офицеров. Козер и Рысь ответили, мол, мы как ты, командир. Скорпион же угрюмо посоветовал послать всех подальше и не лезть в чужие дела. Однако я действительно понимал, что не вмешайся мы сейчас, дело может обернуться локальной войной. Нас начнут обвинять неизвестно в чем...
– Хорошо, мы придержим мятежников на базе, – обратился я к полицейскому, – а ваш эсминец тем временем догонит транспорты и разберется с ними.
До цели налета было полчаса ходу. Мы отправились туда на двух наших канонерках. Поскольку Скорпион огрызался мне, крайне не одобряя, по его словам, "маразматическую затею командира", я следовал в экипаже Рыси. Настроение у меня было не то, чтобы очень уж паршивое – к хамству Скорпиона я давно привык, но смутное чувство ожидающей меня утраты глодало душу.
– Эти мусульмане осложняют жизнь себе и другим людям с удивительной постоянностью, —пожаловался я Рыси.
Мой канонерщик ответил, вроде бы как обращаясь вовсе и не ко мне, стоя боком, глядя на монитор своего оператора и положив руку ему на плечо:
– ...
Предположив, что он разговаривает все же со мной, я возразил:
– Хотя, естественно, что не со времени сотворения мира. Всего-навсего полтораста веков. Мусульманство молодая религия.
На все мои дальнейшие стенания о том, мол, как же хорошо было лет пятьдесят назад, когда к нашему существованию еще относились с известной долей недоверия и поэтому старались не впутывать в жизнь общества, Рысь отмалчивался. И только перед самой базой он, устало опустившись на свою вертушку, посмотрел на меня странным взглядом:
– Такова уж жизнь, Фобос. .
База Аль-Анавы издалека напоминала закрытую крышкой кастрюлю. Удостоверившись в нашем приближении, с ее орбиты сорвался эсминец полиции, чтобы преследовать транспортники налетчиков, которые, однако, уже не регистрировались на нашем чувствительном сонаре. Вскоре обе мои канонерки вошли в шлюз на борту кастрюли и замерли в ангаре. Для акции я решил привлечь своих штурмовиков и двух киберов. Канонерщики же сами вызвались идти со мной. Мы построились для инструктажа. Подошедший капитан объяснил ситуацию, глядя на наш отряд со смешанным чувством недоверия и любопытства. Он никак не мог взять в толк, что проку от шестнадцати на вид десятилетних малышей и троицы юнцов.
Из рекогносцировки стало ясным, что не больше двух десятков мятежников заперты в отсеках с продовольствием. Ядерного оружия у них нет, поэтому опасаться особо нечего. Мы должны будем просто подержать их взаперти до прихода подкрепления.
К месту блокады вел овальный в сечении коридор. Рядом со мной случайно оказался Шура. Он выглядел совершенно невозмутимым. Через пару перекрестков нас догнал Скорпион.
– Послушай, малыш, – обратился он к командиру штурмовиков, – а вас учили ломать косточки? Людей...
Шура слегка замедлил шаги посмотрел на меня исподлобья, будто ища правильного ответа на моем лице.
– Ты будешь отвечать или нет? – продолжал давить на него канонерщик. – И нечего смотреть на Фобоса. Спросил ведь я.
– Учили, – буркнул Шура.
– Так я и предполагал...
Скорпион быстро пошел вперед, но я, немного погодя, догнал его:
– Послушай, прекрати свои выходки, тут командую я!
– А что я такого сделал? Просто спросил.
– Ты вообще никогда ничего "такого" не делаешь. Только все время создаешь проблемы...
– Не заводись. Ты же сам думаешь о том же! Разве нас обучали убивать людей? Молчишь...
Он махнул рукой и поспешил дальше в авангард отряда.
Спустя несколько поворотов мы вышли в небольшой зал, поперек которого лежали перевернутые тележки. За ними укрылись пять полицейских. Лица их, когда они увидели нас, невольно осветились улыбками облегчения. Страх перед тем, что осаждаемые пойдут на прорыв, а значит, их жизнь будет в опасности, отступил. Они слишком поспешно оставили свою позицию, желая укрыться в соседнем отсеке. Но мы едва успели поравняться с ними, как вдруг дальняя переборка разлетелась в сильном взрыве. Нас отбросило назад. Полицейский, который приземлился рядом со мной – бородатый, дородный дядька килограммов под девяносто,– по-детски взвизгнул и выпятив здоровенную задницу, полез под обломок вагонетки. Террористы пошли на прорыв. Оказалось, что у них был кибер, хотя нас уверяли, мол, там только люди. Наши крабы открыли огонь по врагам уже в мгновение взрыва. Не намного отстали от них в реакции штурмовики. Теперь было заметно преимущество их маленьких детских тел. Им достаточно было узенькой ниши, небольшого углубления в палубе, чтобы вжаться, втиснуться туда и вести прицельный огонь. Из всех полицейских только сопровождавший нас офицер вел себя более-менее отважно. Он использовал как прикрытие верхнюю часть тела разорванного при взрыве кибера и выстрелил пару раз по нападавшим.
Люди Осман-хана не ожидали столкнуться с солдатами экспедиционного корпуса, тем более, со специально выдрессированными для коридорных баталий штурмовиками, поэтому были обречены. Схватка длилась минуту, не более. Пусть мы лишились-таки двух крабов (что огорчило меня, ибо новых роботов не достать), но на полу остались лежать двенадцать нападавших. Штурмовики бросились в контратаку, а я, раздосадованный потерей киберов, не успел вовремя приказать остановиться.
– Фобос! – раздался крик Рыси. – Останови пацанов! Нельзя устраивать бойню! Они ведь заведенные и щас усе там разнесут!
Но я уже бежал дальше, перепрыгнув через распростертое тело еще одного террориста. Немного поодаль, у бокового ответвления, на корточках притаился Скорпион. Завидев меня, он махнул рукой, подзывая к себе.
– Один щенок забился в эту дырку. Ума не приложу, как нам вытащить его оттуда в неразобранном виде.
Рысь и я по очереди осторожно выглянули в соседнее помещение. Очевидно, преследуемый спрятался за дальним контейнером. Скорпиона охватил охотничий азарт, он кивнул головой в сторону прохода:
– Ну как, Фобос, может, я попробую? Ну, а если он надумает стрелять – то сам будет виноват...
– Да, так же ты оправдывался и на Альматее...
На лице Скорпиона сменилась гамма эмоций. Выдержав паузу, чтобы дать остыть своему канонерщику, я хотел было успокоить его, но меня некстати перебил Рысь:
– Посмотри на себя! – обратился он к Скорпиону слишком резко. – Ты весь трясешься от предвкушения кровавой расправы!
– Дурак! Они сами хотели того! – выкрикнул Скорпион.– а мне теперь уже плевать на первый параграф!
Первая заповедь нашего устава гласила о невозможности причинить вред людям. Именно так. По идее мы должны дать прикончить себя, но ни в коем случае не оборвать жизнь агрессора, напавшего на нас человека. Ведь нас воскресят, а его нет. Но люди часто поступаются идеалами и сами заставили нас преступить эту заповедь, причем произошло это вроде как само собой, и оправданием служили обычно так называемые "особые ситуации".
Скорпион вдруг резко поднялся и злобно пнул ногой валявшийся рядом ящик с драже. Разноцветные шарики запрыгали по палубе в разные стороны. Я знал, что это признак крайней досады. Именно таким образом мой канонерщик выражал данное чувство: пинал или ломал первый попавшийся под руку предмет.
– Пошли вы все к едрене матери! Я сяду в своем корыте и больше не желаю участвовать в подобных позорищах!
Когда он исчез из пределов видимости, Рысь настроил динамик на внешний выход и крикнул в проем:
– Выходи без оружия! Гарантируем тебе жизнь! Ответа не последовало. Рысь еще минут десять вел монолог, но потом я прервал его, дескать, посторожим бандита до прихода полицейских – пусть они сами с ним разбираются. Он вроде согласился со мной, как вдруг из помещения послышалось:
– Хорошо, я сдаюсь.
– Брось оружие и выходи!
Через несколько минут из-за контейнера вышел человек, показывая нам пустые ладони. На вид ему было не больше семнадцати.
– Молодец! – приободрил его Рысь. – Теперь иди к нам и не делай резких движений.
Нас отделяло всего-то метров двадцать, но парень прошел всего половину, как вдруг зашатался и рухнул на пол.
– Он ранен! – воскликнул Рысь и ринулся навстречу лежащему телу. Я не последовал за ним, но и не стал останавливать канонерщика. Вялое, непонятно откуда взявшееся оцепенение охватило меня. Будто кто-то не пускал вперед и все. Уши мои казались заткнутыми ватой, поэтому вопль "Во имя аллаха!" и взрыв донеслись до меня приглушенными, и я не сразу сообразил, что произошло.
Парень взорвал себя вместе с Рысью. От террориста вообще мало что осталось, а моего канонерщика буквально растерзали шнуры плазмы и осколки металла. Тут наваждение прошло, и я с досадным криком подбежал к месту взрыва. Рысь еще дышал. С помощью практически не пострадавшего компьютера его скафандра я попытался оценить повреждения. Канонерщику требовалась срочная операция, иначе через пять минут он умрет. Я вызвал Скорпиона:
– Спроси у полиции: есть ли у них тут госпиталь?
– Что случилось? – голос Скорпиона едва не сорвался на крик. – Кого задело?
– Рысь.
– В каком он состоянии?
– При смерти...
– Как глупо!
Скорпион отключился, а я опять повернулся к раненому. Скафандр как мог поддерживал жизнь в теле Рыси, но поражения были слишком серьезны. Брюшная полость и ноги канонерщика были истерзаны так, что не осталось более-менее уцелевших тканей.
– Фобос! – Голос Скорпиона заставил меня вздрогнуть.– Знаешь, что ответили эти мерзавцы? Они сказали, что не имеют права помогать нам! Сволочи! Я разнесу эту кастрюлю на куски!
– Ну не дури... Ничего страшного не произошло.
– Но мы же лишились командира одной канонерки.
– А когда вы ввязывались в эту заварушку, хотя я не просил вас об этом, вы что, не понимали, чем это может обернуться? Потом... Полиция все же права. Рысь воскресят. Так что эта потеря относительна.
Но Скорпион, не дожидаясь конца фразы, ушел из эфира. Я опустился на колени у изголовья раненого. Рысь еще слабенько дышал. Я открыл забрало его шлема. Струя кислорода из мундштука слегка раздвигала его губы. Немного подумав, я прекратил доступ газа, не желая продлевать агонию товарища. Близкая смерть уже заострила черты его лица.
– Прости, что так неудачно все вышло, Рысик, – прошептал я, – но ничего, мы с тобой еще свидимся. Может, тебя воскресят побыстрее. Подумаешь, пяток лет...
Приободренный этой мыслью, я улыбнулся. На мои глаза набежала слезинка, хотя скафандр и вколол мне транквилизатор. Это была просто печаль, сродни той, которую испытывают близкие люди перед долгой разлукой, а вовсе не горе невосполнимой утраты. Я прекрасно осознавал, что смерть для нас штука весьма относительная, но как же все-таки больно смотреть на погибающего друга. Наклонившись, я поцеловал Рысь. От прикосновения моих губ он судорожно вздохнул и открыл глаза.
– Фобос... вот... все... – Он попытался изобразить на лице улыбку, но мышцы не слушались слабеющего мозга. – ...
Он шептал еще какие-то слова, но я не мог расслышать их. Дышать перестал он незадолго до того, как остановилось сердце.
Я оставил безжизненное, истекшее кровью тело и пошел на выход. У ангара, где стояли обе наши канонерки, все уже были в сборе. Больше никто не пострадал. Заметив, что я вернулся без Рыси и мой скафандр буквально сочится кровью, ребята сразу сообразили, что произошло. Тут я увидел сопровождавшего нас офицера, который как завороженный уставился на меня, очевидно, потрясенный таким обилием крови.
– У нас один убитый, – сказал я ему.
– Что? Где? – соображал он с трудом.
– Там... – Я неопределенно махнул рукой в сторону коридора. – Найдете его сами.
– Но... Почему же вы не доставили его?
– Зачем? К тому же у нас принято оставлять мертвых на поле боя.
Офицер хотел вроде еще что-то сказать в мой адрес, но затем понял – спорить или требовать от нас сверх сделанного было бы просто идиотизмом, поэтому промолчал.
Зайдя в осиротевшую канонерку Рыси, я дал старт. Оператор безмолвствовал всю дорогу до линкора. Молчали и стрелки, которые столпились у дверей рубки, глядя на меня с нескрываемым укором. Хотя это и было нарушением устава, но я не мог заставить себя рявкнуть на мальчишек и разогнать их по местам. Когда мы уже причаливали к линкору, оператор нарушил наконец тягостное молчание:
– И... Как же мы будем теперь... Без Рыси?
В ответ я потрепал его по щеке и улыбнулся:
– Жизнь продолжается. Замену мы найдем...
И с такими словами встал в рамку и телепортировался в рубку линкора, подумав в это мгновение, что вряд ли замена будет равноценной.
В тот вечер мне никак не удавалось заснуть. Я ворочался и ворочался с боку на бок, не то чтобы терзаясь по поводу гибели Рыси, а скорее, просто чувствуя себя неуютно. В моем воображении спонтанно всплывали эпизоды предыдущих событий: как свершившихся задолго до нынешнего, так и совсем недалеких. Не было логики в этих воспоминаниях, и именно ее отсутствие вкупе с постоянным ощущением упущенной сути неприятным грузом мешали мне расслабиться. Мне не хотелось прибегать к помощи медикаментов или внешней стимуляции. Мне вообще претят всякого рода искусственные воздействия на организм в тех случаях, когда можно обойтись и так. Ведь если разобраться, то мы сами по себе искусственные существа, так зачем же еще более стирать границу между подобием человека и лишенным морального дискомфорта кибером.
Мысли эти, наконец, позволили мне отвлечься от череды образов и погрузиться в забытье, предшествующее сну. В этом странном состоянии я увидел себя стоящим посреди туманного болота, точнее, сырого прибрежного кочкарника, а неподалеку, в обрамлении частокола тонких неподвижных ивовых прутьев, ходили, взявшись за руки, серые тени, чем-то напоминавшие мне моих давно забытых товарищей. Не знаю, каким образом, но я тоже был вовлечен в их круговое движение.
Был тот хоровод молчаливым, и строг погребальный наряд. Над холмиком свежей могилы холодные звезды блестят. И ночью убогой, бездонной, сквозь шорохи снулой листвы, по травам я брел обреченный и не поднимая главы. Казалось, о боже, недавно мы за руки крепко взялись и с песней веселой забавно по кругу смеясь понеслись. И в цепких ребячьих десницах зажат заразительный смех. И солнце играло в ресницах. И счастья хватало на всех... Но в самом разгаре веселья ладонь мне огнем обожгло. То в нашей живой карусели не стало еще одного... Но снова сомкнулись пальцы. Был кратким прощальный обряд. А звезды – немые страдальцы над нами как свечи горят. Товарища мертвое тело одела заботливо ночь и тихую песню запела, что мы уж не в силах помочь. И внемля мотиву забвенья замолкший кружил хоровод. И холодом оцепененья мне пальцы сводило, но вот последним рывковым движеньем я выдрал ладони свои... А те – продолжали круженье над холмиком свежей земли. Расторгнув смертельные узы и бросив друзей мертвецов, я брел сквозь кустарник кургузый, сквозь строй неподвижных бойцов; А вместо луны надо мною погибшего друга лицо. И звезды по стылому морю гоняют земное яйцо.
Мы вынуждены были задержаться в системе Барнарда. Нам необходимо было завербовать нового канонерщика вместо погибшего Рыси. Чтобы с толком использовать время, я получил разрешение на учебные стрельбы и разнес в пыль несколько небольших астероидов на дальних орбитах. Это подняло боевой дух экипажа – отличившиеся стрелки ходили гоголем – но я продолжал находиться в состоянии душевной депрессии, хотя внешне и держался как ни в чем не бывало. Лишь по вечерам, когда пустели коридоры и команда сидела по каютам, я бродил по линкору, иногда заглядывая в первый попавшийся отсек и беседовал с мальчишками, просто из необходимости с кем-нибудь пообщаться. Вот и сейчас, улыбаясь неизвестно чему, я приоткрыл дверь в каюту Жана и Пака. Общий свет был потушен и лишь у изголовья кровати направленным конусом горел ночник. Жан был один. Он лежал спиной ко мне и читал книжку. Оператор не заметил моего появления, и когда я тихо присел рядом, он вздрогнул:
– Ох! Вы напугали меня, мистер.
Я потрепал его шевелюру и потянулся за книгой:
– Ну-ка... Что это мы почитываем?
Жан с легким сопротивлением отдал мне том.
– Ничего не понимаю... – Я посмотрел название и полистал страницы, задерживаясь на голограммах.
