Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)
– Потише дуй-то! Смотри: льешь по всему пульту.
Мальчик ойкнул и дальше действовал осторожнее.
После трапезы мое настроение поднялось. А Жан, наоборот, стал печальнее. Я благодушно спросил его, развалившись в кресле и похлопав паренька по плечу:
– Что, дружок, пригорюнился?
– Все-таки мы ввязались в бой.
– Ну что поделать, не я же первый начал.
– Да, это верно...
– Что случилось-то, в конце концов? – Я выпрямился и подвинулся поближе к Жану.
– Мне страшно. Я чувствую, что умру.
– Погибнешь – тебя воскресят.
– Знаешь, но в этот раз у меня какое-то странное ощущение...
Наблюдал я за мальчиком, и мне в голову закралась одна интересная мысль. Я вплотную пересел к нему и сказал полушепотом:
– А ты, случайно, не пишешь стихов?
Жан покраснел и удивленно воззрился на меня:
– Как ты узнал? Тебе кто-то сказал?
– Никто, – я беззвучно рассмеялся, – просто ты – вылитый я в молодости.
Мальчик смущенно заулыбался:
– Я бы мог прочитать несколько, но они все такие... Ну печальные, невеселые что ли.
– Наша жизнь такая, тут уж никуда не деться,– вздохнул я.
– К тому же рифма страдает.
– Не надо заранее ругать то, что еще никто не слышал.
Жан задумался:
– Я тебе расскажу стих, который написал после боев на подступах к Вольфу 359. Наш корвет здорово раздолбали, и, чтобы спасти хоть оставшийся в живых экипаж, командир совершил аварийную посадку на третью планету – мир водяного льда и скал из переливающегося лабрадора. Перед входом в плотные слои атмосферы по нам еще раз попали, и мы были вынуждены катапультироваться. Уцелело семь человек. На этой планете было десять мегаполисов. До ближайшего нам предстояло топать две недели. К сожалению, всем было не до нас – на планету высадились три дивизии киберов и шли тяжелые бои. Мы оказались брошенными и забытыми. На пятый день пути мы напоролись на отряд противника. В общем, в живых остался я один. Жан сделал паузу, прочистил горло и прочитал стихотворение.
Мы шли, не ведая дороги.
Мы шли в туманной маете.
И горы, словно белые остроги,
Нас запирали в жуткой тишине,
Не раз огнем нас накрывало,
И может быть, меня спасли
Снежинки – белым покрывалом
По влажным ранам у зари.
Со стоном плазма грызла камни:
В долине догорал жестокий бой.
Мои друзья все там пропали,
Один остался я живой.
Ручей молитвою журчащей
Меня, быть может, спас тогда.
Я помню: командир лежит хрипящий,
И с грязью смешана вода...
Я полз разбитый в котловине,
Казалось мне, что красной теплоте
Меня гиганты белые душили,
И забывался вновь в коротком сне.
С холодным хрустом грыз я льдинки,
И может быть, меня спасли
Снежинки, белые снежинки
Бинтами раны облепив.
Два дня я брел по перевалу,
Я шел по призрачной пыли.
Мне горло снегом забивало,
И мгла покрыла все вдали.
Зачем теперь себя винить мне?
Один, случайно уцелел...
Стояло солнце алое в зените
И кровью снег лоснящийся потел.
Жан слегка охрипшим от волнения голосом закончил декламировать последнее четверостишье и посмотрел на меня, желая узнать оценку произведения. Я провел ладонью по его шлему:
– Совсем неплохо для начала. Во всяком случае, ты удачно передал настроение.
Мальчик счастливо улыбнулся:
– Фобос, а ты можешь для меня что-нибудь спеть?
Я притащил гитару, поудобнее устроился на сиденье, провел по струнам и слегка подстроил инструмент. Затем сказал несколько вступительных фраз:
– Раз уж ты начал печальную тему, то я хочу спеть про ностальгию:
Холодно, холодно, холодно нам
В этой промозглой пустыне.
Что загрустил, боевой капитан?
Что тебе вспомнилось ныне?
Теплое, теплое солнце...
Тонущий в зелени край...
Скоро ли, скоро ль вернемся
В этот покинутый рай?
Здесь, в бесконечном пространстве,
Бродит клыкастая смерть.
Здесь мы рискуем остаться и —
Не успеть, не успеть
К теплому, теплому солнцу,
В зелени тонущий край...
Каждый десятый вернется
В этот оставленный рай.
Как только замер звук последнего аккорда, сзади раздался громкий, протяжный собачий вой. От неожиданности мы с Жаном вздрогнули. Из-за блока вычислительной системы показался Скорпион. Я выдохнул:
– Напугал, балбес! Почему подкрадываешься к нам, как воришка?
– Батюшки, мой командир, рановато же ты принялся распевать заупокойные мотивчики.
Он так смешно закатил глаза и сложил на груди руки, изображая, по всей видимости, примерного в его понимании покойника, что Жан не выдержал и прыснул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Я тоже не мог всерьез сердиться на бесцеремонного, но в то же время бесшабашного, неунывающего канонерщика. Скорпион одним своим видом мог поднять настроение и развеять тоску.
Раз уж встретились два командира, то, естественно, начался разбор боя и выяснение наших и "ихних" .потерь. Я безжалостно посадил вздыхающего Жана за компьютер, желая выяснить обстановку. На линкоре погибло три стрелка и пять пилотов катеров. Скорпион же недосчитался шести стрелков. Его катер погиб с экипажем. (Вола мы уже давно похоронили и больше никто о нем не вспоминал). Раненых, потерявших боеспособность, у нас было трое, а на канонерке – пятеро. Линкор обладал шестьюдесятью тремя, а корабль Скорпиона лишь тридцатью пятью процентами исходной боеспособности. Положение киберов было гораздо хуже. Они не имели никаких шансов на победу, если бы вздумали продолжать борьбу.
На центральном посту появился Арик. Механик перенесся с причальной палубы, где ремонтировались две уцелевшие полусферы катеров. Его скафандр был вымыт, но я на всякий случай достал дозиметр и проверил радиационный фон. От Арика прибор нащелкал пять килобеккерелей на килограмм, а когда я повернулся к Скорпиону, радиоактивность перевалила за отметку тридцать килобеккерелей. Я начал возмущаться, дескать, притащил грязь на мой корабль, но командир канонерки только пожимал плечами и даже не стал оправдываться.
Арик, видимо, тоже проголодался, так как украдкой поглядывал на Скорпиона, который заграбастал себе пакет с оставшимися тремя булочками. Вернее, на данный момент – двумя, так как одна уже находилась в состоянии поедания. Я отнял у неуспевшего среагировать на мой выпад канонерщика припасы и дал их Арику, налив ему также уже остывший какао в стаканчик Жана. Ремонтник ел быстро, но умудрялся вставить кое-где словечко.
Скорпион перешел от технических аспектов атаки к описанию своего гениального командования канонеркой в этот критический момент боя. Для наглядности его левая ладонь изображала собственный корабль, а правая рука – линкор киберов. Он принялся размахивать и переплетать конечности, показывая, как он заходил на укорачивавшуюся цель. Мне пришлось остановить представление, выразив опасение, что Скорпион, пожалуй, рискует вывернуть себе суставы, пытаясь передать все тонкости атаки. Тот махнул рукой и обратился к Арику, единственному из собравшихся, кто с вниманием слушал его излияние:
– Мой талант здесь не ценят. А что ты думаешь по этому поводу, штопальщик катеров?
Арик сидел с усталым выражением лица. Он поставил чашку на панель:
– Как будто землю рассекают и дробят нас; сыплются кости наши в челюсти преисподней.
Скорпион вытянул губы трубочкой, загудел и покачал головой:
– Вот какой ты у нас серьезный... – Он заулыбался.– Твоими изречениями можно даже кибера напугать.
Никто не поддержал юмор командира канонерки. На центральном посту установилась тишина.
И тут случилось не пойми что. В моей голове болью отозвался вопль оператора, кажется Кима:
– Шухер! Абордаж!
За те несколько секунд, пока я переносился в рубку, нас тряхнуло и корабль забился мелкой дрожью.
– Киберы проникли в линкор! – С этими словами встретивший меня Дев заблокировал тяжелой плитой с бойницами выход из рубки.
– Штурмовики?
– Они заперли их в отсеках наверху. Один с ядерным зарядом. Может нас побеспокоить.
На меня напал редкий приступ бешенства. Развернувшись, я что есть силы ударил Кима кулаком в шлем:
– Сука! Как ты смел прозевать!
Ким отлетел под панель управления и, прикрыв голову руками, заверещал:
– Они двигались в десять раз быстрее максимально возможной скорости! Я не виноват!!!
Мне хотелось еще раз пнуть его ногой, но тут до меня дошел смысл сказанного. Я поднял глаза и обвел взглядом остальных операторов. Вполне может быть, что, кроме гневного недоумения, мой взор был несколько растерянным и даже испуганным. Побледневший Дев только кивнул в ответ, подтверждая сказанное его товарищем. Ошеломленный, я плюхнулся в кресло, но тут же собрался с мыслями. Буквально через минуту звякнул зуммер селектора:
– Мистер! – крикнул через помехи штурмовик. – Мы прозевали мелких киберов... Слишком большая плотность огня...
Я был уверен, что противник не станет использовать термоядерную бомбу, пока не убедится, что не в состоянии овладеть кораблем. Киберы так же, как и мы, испытывали нехватку сырья, поэтому считали верхом расточительства распылять в огне взрыва громадную массу металла и редких элементов. Из нашего линкора можно собрать пять канонерок, поэтому, кроме военного аспекта, абордаж преследовал чисто экономические цели.
Компьютер показал, что, судя по интенсивности огня, вокруг центрального поста разгорелась жаркая битва. Кроме того, две единицы противника прорвались в нашу сторону. Дев и Рак начали отстреливается из бойниц. Через несколько секунд один из нападавших был уничтожен огнем автоматических бластеров. Но эти огневые точки вскорости были подавлены вторым, более мощным кибером. На какое-то время наступила тишина. Через скрытую телекамеру я обозревал поле битвы. Вот он, затаился... Похожий на кивсяка, с гибким членистым телом и множеством коротких манипуляторов, снабженных бластерами.
– Мистер! Он делает что-то с проводкой! – Это был голос Змея. Он до сих пор не издал ни звука, следя за ситуацией вне корабля, поэтому, не участвуя в отражении атаки, был совсем забыт мною. Выругавшись, я приказал обесточить все световоды и открыл беглый огонь по копошащемуся где-то в коридоре противнику.
"Не что это такое?! О, черт побери!" Прочная переборка, отделявшая рубку от коридора, повинуясь лживому приказу кибера, вдруг поползла в сторону, открывая доступ.
– Блокируй! – завопил я, и Рак, не найдя ничего более приемлемого, засунул в одну бойницу бластер. Это затормозило открывание створки, но кибер уже засек лазейку для смертельной атаки и со злорадством (не знаю, есть ли у них эмоции, но я представил себе состояние атакующего организма робота именно этим понятием) прильнул к левой стене и через щель принялся крошить оборудование помещения. Дев закружился и отпрыгнул в сторону – его шлем был разбит. "Что делать? Чем прикрыть?" – Эти мысли пронеслись в моем мозгу не дольше, чем за несколько сотых секунды. А затем я правой рукой схватился за ранец спрятавшегося за продырявленное во многих местах кресло Кима, и одним неимоверным по мощи усилием заткнул телом своего оператора щель между косяком и остановившейся переборкой, подперев для прочности его плечом. Высунув свой бластер под мышку оператору, я в упор расстрелял совершенно нагло ринувшегося вперед кибера.
Эфир наполнился леденящим душу воплем заживо зажаренного Кима.
Атаковавший захлебнулся огнем, и мне удалось, отбросив останки своего еще недавно живого щита, прыгнуть в коридор, сокрушая врага лучевым клинком. В этот момент мир поплыл у меня перед глазами и рассыпался на странные, мутные образы, а в ушах стучала пульсация артерий.
Через грохот сердец, слышен стук башмаков. Значит, скоро конец, изо всех уголков окаянной души рвется радостный клич: "Поспеши! Поспеши! Там свистит смерти бич!" Он по лицам нас хлещет и бьет по ногам, но мы рады платить по кровавым долгам. И захлебываясь красной жижей своей, хором вопль предсмертный: "Скорее! Скорей!" Лучше самых надежных и прочных оков наши жилы застрянут в суставах врагов. Ведь для этого были на свет рождены, мы, презревшие смерть, биомасса войны. Их стиралась броня и компьютер горел, но они продирались сквозь месиво тел. Только замер последний в пределах стены... Не успели – и значит мы все спасены! Только некому радостно руки поднять. В коридорах, отсеках легла наша рать. Опустевшим вернется на базу линкор. Тем, кто нас посылал, молчаливый укор. Но в тупой, бесконечной и злой пустоте нету места, конечно, безумный мечте. Нету места для детской наивности. Нету времени для справедливости.
Сознание вернулось ко мне, когда рядом никого уже не было. С трудом поднявшись, я пошел в рубку, где тут же неизбежно заснул, в изнеможении привалившись спиной к стене.
Мое забытье длилось от силы четверть часа. Еще полупроснувшийся, я, пошатываясь, добрался пешком до центрального поста. У входа в компьютерный центр меня о чем-то спросил Жан, но я, как помнится, не ответил ему. Мне навстречу вышли Арик и еще несколько пораненных ремонтников. Вблизи порога лежал убитый штурмовик, приваленный нашим же боевым кибером с разодранным панцирем и еще медленно шевелящимися членами. А немного поодаль я заметил фигуру Козера. Он распластался в той неестественной позе, которая не оставляла сомнения, что перед вами мертвый человек. Сокрушенно покачав головой, я двинулся назад в командирскую рубку, чтобы взять ситуацию под контроль. И вдруг вдогонку, среди общего приглушенного хора голосов, раздававшихся в динамике скафандра, неестественно громко и четко донесся молитвенный речитатив Арика:
– Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами приткнуться и падут.
Все, кто слышал это, замерли от неожиданности, затихли, то ли пораженные вдруг охватившим их запоздалым страхом, то ли просто от беспросветной усталости.
Захватчиков локализовали в трех отсеках верхней палубы. Даже если они и взорвут ядерный заряд, мы не потеряем целиком маневренность. Конечно, импульс будет ужасный, но гамма-кванты вряд ли полностью пробьют многослойную защиту, так что экипаж получит терпимую дозу.
Сквозь навалившуюся дремоту я не сразу увидел, что по коридору в мою сторону идет Скорпион. Канонерщик отпихнул ногой искореженные остатки боевого кибера и вошел в рубку. Он оглядел бедлам и покачал головой. Я тоже посмотрел по сторонам. Действительно: все кресла и столик деформированы и с мясом выдраны из пола; посередине припаялся к пластиковому паркету продырявленный и поваленный набок шкаф; а у самого порога лежало то, что еще совсем недавно было Кимом, и от этого нечто вился легкий пар, смешанный с дымом. Одна из боковых панелей была открыта, и я мог видеть часть технической ниши, откуда лился красный мерцающий свет.
Скорпион сел на поваленный шкаф:
– Мне надо поговорить.
– Я уже догадался...
Однако канонерщик в ответ на мой насмешливый тон остался серьезным:
– Дело приобретает крутой оборот.
Если даже Скорпиону изменяет его бесконечная веселость, значит случилось действительно нечто потрясающее. Слегка заволновавшись, я громко спросил:
– Да что стряслось-то? Ну, потрепали нас, но ведь киберы теперь совсем беззащитны.
Мне почудилось, что Скорпион издал тихую усмешку:
– А ну-ка, мой командир, взгляни-ка на монитор хронального поля. Надеюсь, он у тебя цел?
Мне пришлось повернуться к оставшимся в живых экранам. Техника не подвела – компьютер держался молодцом, и через несколько секунд я увидел картинку напряженности силовых линий. Было отчего испугаться, но сказывалось действие введенных антистресантов, так что я относительно спокойно констатировал:
– Прямо по курсу показатель растет до чудовищных величин. Вот черт! – Я стукнул кулаком по приборной доске. – Так из-за этого мы и прозевали абордажный снаряд. – И тут же, опять развернувшись к Скорпиону, я недоуменно поинтересовался. – Но... Все-таки, что же это?!
Мой коллега сидел, не меняя позы:
– Ты помнишь, как мы весело проводили время на Плутоне?
– Чего-чего? Постой... – Меня осенила догадка. – Дьявол! Неужели монополь?
Скорпион кивнул и встал с места:
– А теперь представь себе, что будет с записями на матрицах бытия, если тут такие помехи?
Я замер как вкопанный и еще раз чертыхнулся. Затем поспешил опустить пальцы на клавиатуру, говоря скорее сам себе:
– Так. Надо рассчитать максимально допустимую напряженность хронального поля.
После нескольких минуток быстрой работы, мне удалось заставить бортовые мозги выдать нужную информацию. Я сообщил стоящему сзади Скорпиону, что через пять часов матрицы бытия отключатся от нашего сознания. Канонерщик лично поглазел на монитор и произнес:
– То есть что нам угрожает? – А затем сам же ответил на свой вопрос. – Нас просто никогда не воскресят, так как не будут считать погибшими.
Последняя фраза застыла в пустоте. "Это значит... Смерть? – стучались мои мысли в стенку безысходности.– Это полная гибель? Не может быть! Мы же гарантированно бессмертны... Но факты, факты..."
Я обхватил перчатками шлем скафандра:
– О, химмельхерргот!
И в этот миг еле заметная тень метнулась из технологической ниши к выходу из рубки. Скорпион молниеносным выпадом схватил беглеца за ранец скафандра и повалил себе под ноги. Им оказался Змей. Он, очевидно, занимался ремонтом оборудования и, несомненно, оставаясь незамеченным, слышал весь разговор.
– Я прибью его! – распалился Скорпион, прижав Змея коленкой к поваленному шкафу.
Мне стоило усилий оттолкнуть канонерщика:
– Не глупи.
Подняв Змея, я поставил его напротив себя и попросил Скорпиона пока убраться. Он проворчал, подобрал выбитый бластер и вышел.
– Вот что, парень, – обратился я к Змею, – не пугайся. Я прошу тебя, будь благоразумным, нельзя сеять панику. Все будет нормально.
Оператор упрямо молчал, Я расценил это как согласие и отпустил мальчишку. В то же мгновение он бросил меня на обломки аппаратуры и выскочил в коридор. Сильно разозленный таким безрассудством, я в два прыжка догнал споткнувшегося Змея, сбил его грудью и прижал к полу всем телом. Мальчишка извивался и пытался лягнуть меня ногой, но мои пальцы цепко держались за скобы у плинтуса, и я без проблем сдерживал натиск оператора.
– Пусти! Придурок чертов! – закричал Змей детским фальцетом.
– А куда ты так рвешься? – с долей злобной иронии осведомился я, подавив очередной приступ его брыканий.
– Мы вышибем этих киберов до входа в опасную зону и уберемся отсюда.
– Не свисти! Я сразу тебя раскусил. Ты специально подставляешь себя, чтобы быстренько погибнуть и оставить нас дальше расхлебывать эту кашу.
Змей перестал сопротивляться, и я немного ослабил хватку. : Оператор выпалил скороговоркой:
– Какого рожна мы тут маемся? Давайте дадим киберам убить себя и дело с концом.
– Вот как? А приказ уничтожить вражеский корабль? Змей перевернулся на спину:
– Лично мне наплевать на этот приказ! – Неожиданно его голос задрожал.
– Н-надоело все это. П-понял? На-до-е-ло... Я не хочу прикрывать собой з-задницы этих здоровых мужиков на кольцах. Я хочу быть как остальные дети...
– Идиот! – прервал я его. – Уясни себе четко – ты психически не ребенок и никогда не сможешь забыть, кто ты есть на самом деле.
В моей голове тем временем все вертелось: "Взорвать корабль... Это идея. Как просто: мы выполним приказ и избежим каверз монополя. Нет! Скомандовал я себе резко. – Это значит идти по пути наименьшего сопротивления. Я не должен поддаваться соблазну. Мы будем биться до конца".
Задумавшись, я на секунду потерял контроль над Змеем, и тот, воспользовавшись этим, вырвался из моих объятий.
– Стой! – крикнул я и в отчаянном прыжке умудрился схватить его за щиколотку. Однако оператор другой ногой отбил мою руку:
– Да пошел ты на хрен!
Змей исчез за поворотом коридора.
– Ладно, – прошипел я, – пусть будет по-твоему.
Оставшись один, я принялся лихорадочно просчитывать возможные варианты. Как не крути, но самым лучшим решением было плюнуть на все и делать ноги. К сожалению, это оптимальное действие было не приемлемо – мы обязаны выполнить приказ. (Хотя эта аксиома все больше и больше не нравилась мне своей тупой категоричностью).
Через четверть часа в рубку заглянул измочаленный Жан. Я довольно благодушно поприветствовал его и спросил, как делишки.
– Змей погиб. – Ответил полусонный оператор. – Он вел себя как полоумный и подставил еще двоих штурмовиков. Змей и меня хотел уговорить бросится на штурм, но я не стал слушать его бред. Тогда он послал вперед наших пауков и ворвался в отсеки. Киберы засуетились и не смогли толково сопротивляться. Одного прикончили, остальных выбросили в пустоту вместе с помещением, где они находились. Они взорвали-таки термояд, но только тогда, когда уже очутились за бортом в доброй сотне километров от нас, поэтому ничего особенно не повредили.
Точно-точно, я вспомнил – приборы показали сильный электромагнитный импульс, но я настолько был поглощен раздумьями, что не обратил на него особого внимания, посчитав помехами на линии.
Пора было анализировать потери. Во время уничтожения абордажной команды противника погибло восемь человек и оставшиеся два боевых кибера нашего линкора; четверо ребят получили серьезные ранения. Печальный итог: боеспособными остались тридцать один человек из пятидесяти четырех. Энергопотенциал линкора упал до сорока двух процентов.
Воспользовавшись тем, что с канонерки доложили о наладившемся телепортационном канале, я вызвал к себе Скорпиона, и когда он возник в рубке, предложил прогуляться до центрального поста. По пути я высказал свои идеи:
– Надо увести часть команды.
Скорпион кивнул, но затем добавил:
– Может, все-таки смотаемся все вместе?
Я покачал головой:
– Нет-нет. Так негоже. Значит, берешь к себе на борт Дева за оператора и десять человек. Потом благополучно отчаливаешь в сторону кольца. Сорок семь миллионов километров ты пройдешь за неделю.
Возвратившись на рабочее место, я отдал приказ появившемуся Раку подобрать десять кандидатур для отправки, исключая тяжело раненных. Последних было семь человек. Скорпион все равно не мог взять их на канонерку, так как не имел возможности возиться с ними. С другой стороны, мне следовало как можно меньше оставлять людей на корабле, ведь в таком случае снижался шанс, что кто-нибудь погибнет в пределах мертвой зоны монополя, где прервется связь с матрицами бытия. Решение этой дилеммы я знал, но оно вызывало у меня головную боль. Нужно было уничтожить раненых. Кроме моральной стороны, дело имело и нежелательный финансовый оборот. Палачу придется платить за воскрешение из своего кармана. Конечно, ввиду сложившихся ситуаций, сумму могли и скостить, но рисковать не каждому охота. Убивать нужно будет не тратя зарядов, лучевыми клинками. На себя я мог взять не более трех мальчишек, в противном случае мой бюджет трещал по швам. Необходимо найти как минимум еще двух исполнителей. Одна кандидатура у меня имелась – Пак.
Он несколько удивился, когда я попросил его уединиться для личной беседы. Мне стоило большого труда подбирать слова, чтобы обрисовать Паку сложившуюся ситуацию. Однако на половине моего рассказа оператор заявил, что ему все понятно и не лучше ли перейти к сути. На мое предложение убить раненых он отреагировал долгим молчанием. Я не торопил его. Пак устало опустился на лежащий в коридоре ящик:
– Вы правы. Может, они когда-нибудь и простят нас. Хотя, не думаю: такое не забывается. Они будут презирать и ненавидеть нас в новой жизни. Послушайте, мистер, мы же превращаемся в зверенышей. Вам никогда не приходила в голову такая мысль?
Со вторым палачом было сложнее. Взвесив все за и против, я решил поговорить с Рене. Не зря же ведь покойный Серый называл его машиной вроде мясорубки. Мой диалог с пилотом закончился неожиданно. Рене со злостью пнул ногой табуретку, отчего у нее отлетела ножка (дело было в его каюте):
– Вы совсем очумели! Я убивал и буду убивать только киберов, но никогда не подниму руку на человека.
– Дурак! Ты хочешь, чтобы они умерли насовсем?
Рене отвернулся. Я продолжил:
– Выбрось из головы свой юношеский максимализм! Тоже мне нашелся поборник принципов! Постой-ка... Да ты ведь просто жадный. Конечно. Как только прикинул, во что может обойтись убийство двух стрелков – сразу занервничал.
Рене выхватил лучевой клинок:
– Сейчас вот прикончу тебя и пробью своим катером линкор киберов. Мне уже осточертела эта баталия.
Отойдя к двери, я на всякий случай тоже вытащил мазер:
– Ладно, у меня есть предложение. Десять мальчишек возьмет к себе Скорпион и отправится до кольца. Тебе все равно здесь нечего оставаться. Хочешь заменить кого-нибудь?
– Честно?
– Вполне. Ты достаточно потрудился и можешь уматывать отсюда с чистой совестью, которой у тебя, впрочем, нет.
Рене вновь стал флегматичным и спрятал оружие.
Тяжело раненных можно разделить на две группы. Первую составляют ребята с оторванными конечностями. Как правило, они часа через два приходили в сознание сами по себе. Труднее было с теми, у кого были сильно повреждены внутренности. Их возможно спасти только в стационаре. Скафандр как мог поддерживал их жизнедеятельность, и такие раненые валялись в глубоком забытье.
На абордажной палубе около семи пострадавших дежурил Арик. Мы с Паком обошли этот импровизированный госпиталь. Пятеро уже очнулись, а двое оставались недвижимыми. Я остановился возле левого крайнего и поинтересовался:
– Ну, орлы, кто желает быстрой и безболезненной смерти? Трое подняли руки, а в моем динамике послышался голос четвертого:
– Я тоже... не прочь... но вот рук нету... разве только... ногу поднять...
Один умирать не захотел. Я тихо велел Арику сторожить его.
Четверо по моему приказу перенеслись на катерную палубу, Туда же я отправил и двух без сознания, пошутив, что молчание – тоже знак согласия. Оставив Пака снаружи у входа, я шагнул к катерам. Сказать в лицо мальчишкам, что собираюсь убить их, я не мог. Пришлось придумать, мол: есть некое задание, при выполнении коего они и сложат свои буйные головы. Это им понравилось. Затем я посмотрел на два бесчувственных тела и стал говорить ребятам:
– Вот ваши товарищи. Они уже одной ногой на фабрике регенерации. Неужели вы не пожертвуете парой тыщенок и не прикончите их? Вы облегчите их участь. Я бы сам сделал это, но не могу, так как помог таким образом уже троим. – После заминки я добавил. – Вот что, ребята: я сейчас выйду. Вы сами решите этот вопрос и позовете меня.
За дверью поджидавший Пак спросил, что случилось. Я ответил, дескать все о'кей. Наконец, переборка отодвинулась, и шатающийся безрукий мрачным голосом сообщил, что все сделано. Оба их товарища мертвы. Я убедился в этом и тут же, незаметно вынув клинок, резко повернувшись, поразил безрукому голову, а вторым выпадом проткнул и без того поврежденную грудь другого раненого. Он задергался в короткой агонии и затих. Пак тоже не зевал. Мы проверили у всех датчики физсостояния – жизнь покинула их.
– Как мерзко... – только и промолвил оператор, уходя от меня прочь.
На абордажной палубе я застал одного Арика и чуть было не взбесился:
– Где последний раненый? – кричал я, тряся механика.
– Нельзя убивать того, кто не хочет смерти.
– Поди ж ты! Начитался Библии! Мне лучше знать, что я делаю. Ты не сможешь спрятать кого-либо в корабле. Я всегда найду нужного человека.
Арик опустил голову:
– Действительно, что я могу сделать... Предоставьте мертвым погребать своих мертвецов...
– Что? Как ты мне надоел со своими цитатами! Ух! Беглец нашелся у себя в каюте. Я остановился на пороге. Мальчишка лежал на койке, повернувшись к стене. У него не было кистей обеих рук.
– Почему ты ушел с абордажной палубы? – был мой вопрос.
– Арик сказал, что вы убиваете всех тяжело раненных.
– Это правда. Я вынужден. Поверь мне, выхода нет.
Он заплакал, а я сел рядом.
– Глупыш. Это совсем не страшно. Давай, ты просто закроешь глаза, а откроешь их на фабрике регенерации в сверкающем хрустальном саркофаге. Боятся нечего.
– Хрустальный саркофаг... Скажите проще – стеклянный гроб. А вдруг не открою? А вдруг меня забудут?
– Такого не бывает...
– Но мне страшно. – Он сел. – Умоляю вас, мистер, ну, пожалуйста, не убивайте меня. Я так хотел вернуться после этого рейса на Землю. Поймите – там мои друзья. Они нормальные, не искусственными. Мне было так здорово с теми ребятами. Если вы прикончите меня, то воскрешение будет не раньше, чем через три года. За это время они вырастут. Я не хочу терять друзей.
– Но ты в любом случае взрослеешь в пять раз медленнее.
Мальчишка разрыдался:
– Оставьте меня живым, оставьте...
Я впрыснул ему успокоительного:
– Ладно, ладно, малыш, договорились. Тебя возьмут на канонерку.
Через несколько минут Скорпион уведет свое утлое суденышко в опасный путь домой. Нет, я знаю – он доберется нормально. Но вот встретимся ли мы когда-нибудь? Не останемся ли мы, кто не покинул линкор, вечными заложниками хрональной бездны монополя? И что за сила заставляет мой рассудок посылать корабль вперед, в эту разинутую пасть? Что за трепетное чувство растет в моей груди?
Киберы удирали по градиенту дефекта вакуума. Мы последовали за ними, как обезумевшая гончая, почуявшая раненую дичь и ни за что на свете не желающая упустить ее. Впрочем, размышляя о создавшемся положении, я становился все более и более мрачным. Ощутив такую перемену в моем настроении, ребята в командирской рубке затихли. Я оглядел троицу операторов. Пак и Рак несли дежурство, а свободный от вахты Жан; пытался хоть немного восстановить поврежденное оборудование. Собственно говоря, это занятие имело только психологическую подоплеку – управляемость кораблем снизилась лишь на несколько процентов. Просто Жан, как мне показалось, решил никуда не отлучаться от меня. Он старательно вычищал оплавленные внутренности компьютера, шмыгая носом и время от времени залезая отверткой под забрало скафандра, чтобы почесать висок или скулу.
Час назад я послал донесение на кольцо, господину директору. В нем была высказана просьба прекратить преследование, так как линкор киберов и без того основательно поврежден и не способен нанести хоть маломальский урон. Теперь я ожидал ответа. Конечно, я был уверен, что со мной согласятся. Прошло еще минут сорок. Напряженность хронального поля росла. Рак изредка показывал мне на детектор и покачивал головой, мол, смотри, что творится, но я лишь отмахивался, дескать, и без тебя вижу.
– Ну что же они там молчат, черт бы их всех там побрал! Я не выдержал и так стукнул по подлокотнику кулаком, что,. все кресло завибрировало. Пак отвлекся от экранов мониторов:
– Наверняка они раздумывают, мистер...
– А что тут раздумывать? Мы можем гнаться за этим линкором тысячелетие и ровным счетом ничего не добиться!
Рак поднял руку.
– Сообщение, мистер!