Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
– Так и было задумано! – И с этими словами толкнул ногой дверь.
Наше появление вызвало легкий ропот недовольства, но, поскольку мы, не мешкая, прошмыгнули в уголок, где и затаились за свободным столиком, скоро на нас перестали обращать внимание. Видя, что здесь частичное самообслуживание, повременив, я отправился к стойке. Около нее, возле автомата с колой стоял полицейский кибер старой модели. Мое внимание привлекло то, что у него был оторван палец на левой руке, да и вообще он имел довольно потрепанный вид.
– Что желаете? (Это бармен).
– Хозяин, две большие пива и восемь горячих сосисок с хлебом, томатами, лучком и немного горчицы... Ржаной, пожалуйста.
Бармен кивнул и дружелюбно усмехнулся:
– Это все Петька-железный зуб...
– Не понимаю вас.
– Вы видите, что у нашего цербера откусан палец... Был у нас тут дуралей – Петька-железный зуб... У него челюсти искусственные... Титан. Так вот он поспорил... Держите. – Хозяин протянул мне поднос с заказом. – Поспорил, значит, что за ящик баночного глокнера откусит киберу палец. Откусил. Теперь на химозе месяц мается. Ну не дуралей ли?
Я неопределенно кивнул, не вникая в болтовню бармена и, лавируя средь столиков, добрался до канонерщика.
– Какое милое сборище педерастов! – сообщил Скорпион, забрызгав скатерть содержимым укушенного им помидора.
– Ну и почему тебя это так восхищает?
Тут на импровизированную сцену выбежал слабо одетый молодой человек с саксофоном в руках. Джаз-банд зашелся лихим мотивчиком, и солист запел смачный, похабный шлягер, лихо крутя бедрами, чем вызывал аплодисменты публики. Песня была глупой, но в то же время не лишена очарования из-за той же своей неприкрытости. Мне запомнился только припев, состоящий, впрочем, всего из двух строчек:
"Я иду тебе навстречу,
Я тебя загомосечу...".
После этого номера, которому скорее шло название «стриптиз», пивнуха, по крайней мере галерка, завыла и застучала ногами. Кибер у автомата напрягся. Скорпион крутился на стуле, будто налим на сковородке.
– Ну что, что ты вертишься? – осведомился я ленивым голосом.
– Ты погляди на это сборище приблатненных мерзавцев!– который раз излишне громко возмутился он. – Никакой поэзии в душе.
Я усмехнулся:
– А ты прочитай им лекцию на тему нравственности.
– Чего лыбишься... – Обиделся Скорпион. – Вот возьму и прочитаю.
Он встал и направился в сторону оркестра, сопровождаемый пристальными взглядами уже потихоньку недовольно ворчавшей голыдьбы. Я хотел было схватить его за пояс и посадить на место, но промахнулся. Мой канонерщик минуты две шептался с музыкантами. Из зала раздался пьяный выкрик:
– Музыку давай! Шо там мямлите с этим говном!
Скорпион резко обернулся:
– Будет музыка!
Он вспрыгнул на сцену и настроился на волну динамиков.
– А сейчас я хочу проветрить ваши зеленые от плесени мозги блатной классикой.
Одна часть кабака одобрительно зашумела, но из самой глубины, из-за громадной, в два обхвата колонны лифта кто-то истошно завопил.
– Убью суку экспедиционную!
Тут же хозяин перемахнул через стойку, а за ним поспешил официант и полицейский кибер с оторванным пальцем. Послышалась негромкая возня и несколько шлепков, которые потонули в аккордах протяжно затянувшего печальный мотив оркестра.
Рвался на свободу я
За семью замками.
Навсегда останется
В сердце моем камень.
И от жизни сытой
Меня ж вы не удержите.
Разве только бритвой
Горло перережете.
Не бандит, поймите,
Влип я по-случайности.
Не лишайте жизни
Из-за моей отчайности.
Дайте шанс исправиться –
Прочту все книжки умные...
Только в путь отправиться б,
Ночью мне безлунною.
Не пускайте по следу
Вы лихой погони.
Тут не сгинул со свету,
Поживу и доле.
Ну, а коли словите,
Вашу мать, фортуну:
Больше не загоните,
Не отдамся МУРу.
Пусть же стаи воронья
Клюют кости белые:
Помните, не вор был я,
А честный фраер беглый.
Скорпион допел жалостливым голосом последние слова, и кабак, тонущий в дыме дешевых сигарет, грохнул в ладоши. Этот шум разбудил лысого громилу, сидевшего за соседним столиком в самом углу, около горшка с потерявшим большую половину листьев фикусом. Опухшими глазами он оглядывал собравшихся, и когда его взор дошел до меня, на лице забулдыги скорчилась презрительная гримаса, и он плюнул под корень растения. Я сделал вид, что ничего не заметил.
Скорпион же исполнил еще что-то "на бис" и, по-видимому, иссяк. Канонерщика усадили за свой стол молодые астралы, занявшие наиболее освещенную и чистую часть пивнухи. Скорпион принялся молоть им всякую чепуху, то и дело отталкивая локтем назойливого и очумевшего от пива и внезапного влечения педераста, который уже непрочно стоял на ногах и все норовил полусогнувшись, под сдавленные смешки своих товарищей, обнять моего дружка сзади. Наконец, после очередной его попытки сомкнуть свои пылкие объятия, гомик явно переполнил чашу терпения Скорпиона. Мой канонерщик резко развернулся на вращающемся стуле и вмазал открытой ладонью в лоб пристававшего, при этом сказав нарочито капризным голосом:
– О-отстань про-отивный!
Мотнувший головой педераст отлетел прямо в руки проворному киберу, который тут же, повинуясь жесту бармена, выволок его на улицу.
Посмеиваясь, я наблюдал эту комедию, разыгранную в традициях немого кино, попивая местный «Дункль» и вальяжно откинувшись на спинку кресла. Тут я заметил, как на наш столик легла неровная тень человека, который в нерешительности стоял за моей спиной. Не оборачиваясь, я указал на Скорпионово место:
– Садитесь, если хотите пива.
Незнакомец – приличного, даже несколько аристократичного вида молодой человек – вежливо поблагодарил и опустился напротив. Пригубив стакан, он начал расспрашивать меня о местах, где я бывал. Рассказывая ему о том о сем, я ломал голову, что же он здесь вообще делает и чего хочет конкретно от меня. Молодой человек тем временем незаметно перевел беседу в русло критики властей и, в частности, полиции. Я несколько оживился – он затронул интересную для меня тему.
Мой сосед вдруг замолк, наполнил стакан, но теперь уже соком ананаса и стал медленно потягивать напиток. При этом перстенек на его безымянном пальце пускал искорки в мою сторону, преломляя свет через искусно ограненный изумрудик. Меня увлекла эта игра цветовой гаммы. Незнакомец заметил мой взгляд и вытянул свой перст, положив ладонь на столешницу:
– Забавная вещичка, не правда ли?
Я согласно кивнул головой.
– Хотите приобрести такой же?
В ответ на это предложение я поставил свой стакан возле остатков паштета и погрозил соседу, сказав с улыбкой:
– А вы хитрый лис. Теперь-то я понял, что вы за персона. Но с контрабандой связываться не желаю из-за соображений морали и устава.
Он тоже на мой манер слегка откинулся на своем кресле и тихо засмеялся:
– Наивные ребята. Деньги валяются у вас под ногами, а вы не желаете нагнуться и взять их!
Знакомая фраза. По-моему, мне доводилось уже слышать ее от своего канонерщика. Незнакомец же продолжал:
– Вы всего-навсего возьмете с собой коробку с семенами овощей...
– И... – протянул я, когда он выжидающе затих. – Не думаю, что полкило семян укропа...
– Моркови...
– Ну, пусть моркови... Является единственным ее содержимым.
Молодой человек еще пару минут помолчал, видно, решая, стоит ли мне довериться, а потом добавил всего два слова:
– Эрццанская травка.
Я был еще более краток:
– Нет!
– Жаль.
Улыбка на его лице сложилась, аристократическая личность поднялась со своего места и направилась к стойке бара, многозначительно посмотрев по пути на лысого, который продолжал грязнить фикус в углу.
Тут Скорпион отвязался, наконец, от шумной компании астралов и плюхнулся в креслице, которое занимал недавно молодой человек. Мой канонерщик жадно потянулся за пивом.
– Довольно, – выдохнул Скорпион, утолив жажду. Газы напитка заставили его благородно рыгнуть. – Потопали отсюда. Уже поздно и спать охота... – сообщил он мне после данной вынужденной паузы.
Я набрал в легкие воздух, отодвинул в сторону пустую бутылку, провел кредиткой по счету, собрался с силами и поднялся, шумно отодвинув задом кресло:
– Давно пора.
И в то мгновение, когда я уже сделал шаг из-за стола, что–то тяжелое повалило меня с ног.
Это была кадка с фикусом. Лысый ублюдок оказался здоровым малым – нас разделяло не меньше пяти метров, а цветок вместе с землей весил не меньше четырех пудов. Чтобы прийти в себя, вскочить и активизировать скафандр, мне понадобилось полсекунды. Но Скорпион на миг раньше уже полоснул обидчика своим лучевым клинком, хотя и без толку. Лысый тип экранировался, превратившись в темный провал вселенной, черный кокон. Кабак замер. Было слышно, как сопит кто–то, заснув за пойлом. Все понимали, что мы, должно быть, взбешены, а силовое поле продержится еще секунд десять, не больше. Зная характер канонерщика, я строго сказал ему по внутреннему селектору, что как только этот мерзавец разэкранируется, стукнем его пару раз, и этим ограничимся. Скорпион ничего не ответил, тяжело дыша в микрофон от злости. Вот пелена стала светлеть и с треском и искрами разошлась. Обидчика на месте не оказалось.
Сволочь – он смотался через потайной люк. Сорок дюжих глоток загоготали в один голос. Тут же появился подозрительно отсутствовавший полицейский кибер и замер посреди зала, не в силах проанализировать, что происходит. Скорпион в бессильной злобе разрубил клинком столик. Кибер двинулся на него, желая восстановить порядок и арестовать нарушителя, но он явно переоценил свои синтетические силы. Канонерщик от души, с разворота, с быстротой молнии так вмазал бедняге по головной капсуле, что робот по пояс провалился прямо в автоматически открывшуюся нишу мусоросборника. Это еще больше усугубило общий хохот, доведя его до состояния истерических рыданий. Я же понимал, что все может окончиться плачевно, поэтому буквально вытолкал взведенного до крайности товарища наружу.
– Мистер! Мистер! Ну что же вы так быстро уходите! – Я не сразу понял, что обращаются ко мне.
В прихожей, вернее, в тамбуре между внешними и внутренними дверями стоял улыбающийся коротышка и чесал рукой свою морщинистую физиономию. Он выпихнул из-под себя металлический сейфик:
– Вот товар.
Затем похлопал себя по карману:
– Здесь две штуки...
Скорпион в бешенстве поднял его по стенке и почти что придавил к потолку:
– Я придушу эту "голубую" скотину... – послышалось в моем динамике его зловещий шепот.
– Отпусти. Она просто обозналась...
– Ты так думаешь? – Канонерщик немного ослабил хватку и сказал через внешний динамик:
– Как тебя зовут? Ну!
Коротышка с помятой физиономией был еле живой от ужаса:
– Гу... Гу– у...
– Как! – заорал Скорпион, тряхнув несчастного.
– Гуго! – завопила его жертва и выпала из разжатой руки канонерщика.
– Хорошо. Я запомню.
Светало. Мой тезка сероватым камнем висел на фоне фиолетового неба. Открыв забрало, я вздохнул еще свежий, колкий и непривычно разреженный воздух. Скорпион бормотал много нехороших слов и пинал камешки рассыпающегося песчаника.
– Ну, чего ты уставился на это хреново небо! – обратился он ко мне крайне нелюбезно.
Я потянулся, развел в сторону руки и зевнул:
– А что ты, собственно, бесишься. В конце концов, фикусом запустили в меня.
Канонерщик раздавил очередной комок грязи и буркнул:
– И то верно... Но я бы никогда не позволил так себя унизить.
– Вот как? Ну что бы ты сделал? Распорол бы этому мерзавцу брюхо?
– Да! Да! Да! – истерично выкрикнул Скорпион и поморщился – очевидно, скафандр вколол ему дозу успокаивающего.
Я покачал головой и направился в сторону нашего приюта. Канонерщик поплелся за мной.
– Слушай, Фобос, – тихо сказал он немного погодя.– Иногда я охвачен дикой злобой на этот мир и уже не могу остановиться...
– Ты исключение... Сколько я перевидал ребят, но такого характера, как твой, не встречал, поэтому я и люблю тебя, паршивца.
Скорпион с досадой цокнул языком:
– Все это из-за крови, которая запачкала нас обоих.
– Забудь...
Я остановился. Город закончился. Среди невысоких, поросших земным саксаулом барханов была еле заметна тропинка, ведущая напрямик к уже светившемуся отдельными окнами постоялому двору.
– Те люди сами искали смерти, – я обнял канонерщика за плечи, – и тут уж ничего не поделать. Забудь. Это тебе только приснилось.
Он стряхнул мои руки и поежился, хотя не мог чувствовать холода в заботливом нутре скафандра:
– Черта с два... Я спать хочу. Пошли быстрее.
Поднявшись на свой этаж, я услышал осторожную возню в конце коридора. Было такое впечатление, будто кто-то пытается подобрать отмычку к замку. Осторожно приблизившись к месту шума, я увидел согнувшегося у двери человека в громадном черном халате... Постойте... Да это же ряса! Меня охватило крайнее удивление. «Священник? Здесь? Да что ему тут делать?» Он, тем временем, мельком взглянул на меня и опять принялся шуровать ключом в замочной скважине:
– Вот окаянная! Не хочет открываться, понимаете ли!
Я улыбнулся:
– Разрешите?
Священник оценивающе оглядел меня:
– Вы солдат?
– Офицер.
– Ну, тогда попробуйте.
Я поковырялся в замке и вытащил из его отверстия кусочек пластика:
– Вот это вам и мешало.
Затем вставил ключ, и дверь широко раскрылась. Я показал рукой:
– Прошу вас.
– Премного благодарен. Не зайдете ли?
Я переступил порог. Комната как комната, лишь в углу распятье и образок.
– Вы православный священник?
– Да, сын мой...
– С чего это вы взяли, что я ваш сын?
– Ну не стоит обижаться. Все мы дети божьи.
Мои уста вновь сомкнулись в иронической ухмылке:
– Скорее всего, мы, я имею в виду экспедиционников, дети, дьявола.
Он поспешно перекрестился.
– Не говорите так! – И взяв меня за руку, усадил на кушетку напротив себя:
– Давайте попьем чайку.
Я не возражал.
– Вы ошибаетесь, молодой человек, – продолжил он, наливая мне в чашку, – я же вижу: в душе вашей смятение и страх перед будущим, перед смертью плоти...
– Отнюдь. Мы бессмертны...
– Ах, да... но не до бесконечности же! Мне трудно понять, как все это происходит, но это обман... Вам тяжело говорить на эту тему?
Я молчал, ибо, что мне надо было ответить? Лучше уж я бы не заходил к этому старику. Сейчас потекут наставления «на путь истинный». А что он видел в своей жизни, кроме затхлой кельи? Хорошо бороться со злом теоретически, а грязную работу по его непосредственному уничтожению всегда оставляют грешникам вроде нас. И бессмысленно терзать нашу и без того сдвинутую психику богословскими поучениями – не для нас это. Не верим мы этому...
Священник открыл книгу:
– Вот, послушайте:
«Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи господином неба и земли, не в рукотворных храмах живет. И не требует служения рук человеческих, как бы имеющих в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все; от одной крови он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога! Не ощутят ли его, не найдут ли, хотя Он и не далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем, как некоторые из ваших стихотворцев говорили: «мы его род». Итак, мы, будучи родом Божьим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого...»
Война всегда грех... Вы читали Библию?
– Нет, не довелось... Но представляю в общих чертах, о чем там идет речь.
– Печально... Вы слышали историю о Каине и Авеле?
– Один из двух братьев прихлопнул другого? Припоминаю... Забавно.
– Все мы творения божьи, а значит, братья. У вас поднимется рука на брата?
Наша беседа слишком затянулась. Я заерзал на кушетке, все больше понимая бестолковость положения: «Подумаешь, помог открыть дверь...» А вслух сказал:
– Вы попробуйте поговорить на эту тему с киберами. Может, и заставите их покаяться.
– Не стоит смеяться над словом божьим. Это греховно...
Резко выпрямившись, я приблизился к его лицу. Наши взгляды встретились, и я заметил интонации страха, промелькнувшие в глазах священника.
– Кстати, раз уж мы завели речь об Авеле и Каине...– сказал я, – вы слышали о таком поэте, Сергей Онежский?
Он, очевидно, думал о другом и не разобрал смысл моего вопроса:
– Что, простите?
Я не стал повторяться, а начал монотонно читать строфы:
– Увы, мне Авелем не стать. Моя вина, а не чужая. Но, коль ступил на землю тать, то я его уничтожаю. Таков уж мир, и я таков. То не убийство, а отмщение. Из омута иных веков, дай бог, придет ко мне прощенье.
Не думал и не ведал я, что кровь врага бывает сладкой. И мрачный клекот воронья я слушал музыкой украдкой. Он мне не брат и не родня, и облик, человеку чуждый. За что вы прокляли меня? Я сделан так, как было нужно!
Я знаю: грех и грешен я. «Ты Каин!» Не ропщите более! Не я, он сам убил себя! Моей рукой, моею волей. А вы, вы жаждали того, а нынче каетесь притворно. Посмертно обелив его и прокляв все, что непокорно.
Да! Пусть мне Авелем не быть, но коли в этом преступленье, чем жертвою невинной слыть, не лучше ль выиграть сраженье?
Читал я это, не поднимая головы, задумчиво глядя на чаинки, оставшиеся на дне моей пустой чашки:
– Но, может, вы и правы, но... Извините, не верю я в его царство. Слишком много зла вокруг, чтобы он был. Не чувствовал я его руки, не было у меня откровения.
– Всему свое время. Думайте о боге – и он придет к вам.
Поднявшись и поблагодарив священника, я направил стопы свои к выходу, но на пороге обернулся:
– Как зовут вас, отче?
– Игумен Петр, сын мой. Найдешь меня на Весте. Я чувствую, мы встретимся с вами еще не раз.
Пожав плечами, я прошептал:
– Сомневаюсь... Зачем? К чему? Все и так уже ясно...
* * *
На следующее утро мы положили канонерку курсом на Каллисто, где уже отстроился, вернее, отремонтировался, наш линкор. После бурных деньков в Спирит-Сити Скорпион все время валялся в своей каюте и предавался . Когда я в который раз сделал ему замечание, он сел на койке и спросил:
– А у тебя гитара с собой?
– Все мои вещи на Каллисто... А зачем тебе гитара?
– Жаль. – Он закрыл глаза и опять повалился на койку.– Я запомнил такую чудную песенку, но, боюсь, что на стапелях совсем забегаюсь и забуду ее.
– Хм. Ну-ка спой. Опять похабщина?
– От звонка до звонка я свой срок отмотал.
Так трубите ж своды фанфары!
Не увижу я больше тот холодный централ
И не лягу на жесткие нары...
Что оставлено здесь? Десять лучших годов.
Десять зим, десять лет. Точно с даты рожденья.
Мне промозглый барак заменил отчий кров,
Но настал хмурый день моего воскресенья.
Только холодно как-то на груди у меня:
Я не знаю, как встретят на воле.
В тех местах, где когда-то я крепил якоря,
Нынче ветер, только ветер да чистое поле.
Ну и пусть, ну и пусть позабыла родня.
Ну и пусть никому я не нужен.
Видно, ждет меня только мать-сырая земля.
Я умру на вокзале: нищий, гол и простужен.
Вдалеке слышен мне преисподней гудок,
Это зона поет отходную.
И я зла не держу – мой закончился срок.
Эй! Коллега! Налей-ка штрафную...
Видит бог. Видит бог! Я по-глупости сел!
Только нету в душе сожаленья:
Все, кто были со мною, получили расстрел.
Я один, я один заслужил снисхождения.
На руках моих кровь, но пощады себе
Не просил я... Идите вы к черту!
Так уж было угодно проститутке-судьбе,
Чтобы я, чтобы я ему срезал аорту.
Все. Песец. Хватит ныть. Я совсем захмелел.
Первача опустела бутылка.
Ах, зачем гады, гниды мне не дали расстрел?
Почему, почему мне положена пытка?
* * *
Наконец настал день начала! Сегодня в четыре часа вечера по Гринвичу я имел честь лицезреть наш линкор, нашу плавучую цитадель. А до этого была радостная встреча на Каллисто. У турникета космопорта меня, Скорпиона, Жана и Шуру встретил счастливо улыбавшийся Рысь. Мальчишек вместе с канонеркой мы отправили на орбиту, а сами сели в сияющий эмалью мобиль, сгорая от желания поскорее увидеть живьем наш корабль.
– Трэс фациунт коллегиум, – доверительно сообщил нам Рысь, когда мы лавировали между громадными заводскими ангарами.
– Да что он все время болтает на латыни! – шутливо возмутился Скорпион. – Если он будет и во время боя лопотать незнамо что, можно заранее бронировать места на регенерацию.
Я успокоил Скорпиона:
– Он сказал всего-навсего что-то вроде «Трое составляют коллегию».
Рысь утвердительно закивал головой. Скорпион ловко схватил его двумя пальцами за ухо:
– А ты мог сказать по-человечески: давайте сообразим на троих...
– Командир! – Теперь возмутился Рысь. – Чего он извращает мои мысли. И к тому же распускает руки...
Но я уже не реагировал на их забавы. Купол пластика медленно раскрылся, и мы увидели его. Матово-серая громадина тридцать метров высотой и не менее ста метров длиной.
– Конструкция не ахти, но надежен! – Это были слова сухонькой старушки, которая по очереди протягивала нам ладошку и представлялась как госпожа Занкль – главный инженер по эксплуатации.
Мы поднялись на катерную палубу, откуда начали осмотр. Линкор был снабжен телепортационной системой, но я решил лично пройтись по его внутренностям. Отсеки были отполированы до блеска, и пластмасса сияла на сглаженных углах. По ходу дела я выяснил, какова надежность антиинерционной системы. Только при ее наличии корабль обладает фантастической маневренностью и может на чудовищной скорости менять траекторию как угодно, без опасения превратиться в облако пыли.
– Все соответствует стандартам, – продолжала свой монолог госпожа Занкль. – Здесь вся документация. – Она протянула мне дискету.
На центральном посту кто-то мурлыкал песенку без слов. Я заглянул поверх шкафчика вычислительной системы. За компьютером сидел Козер. Он оторвался от монитора и, увидев нашу компанию, расцвел в улыбке:
– Я уже по вас соскучился. Фобос, смотри, что я приобрел. – Козер вскочил и потянул меня к монитору, тыкая пальцем в какую-то точку на электронной схеме. – Вот это синхронизатор орудийных башен последней модели. Быстрота действия несколько пикосекунд!
Башни нашего линкора должны следить за всеми передвижениями противника и менять свою позицию сотни раз в секунду. Естественно, никакое механическое сочленение не может обеспечить такую быстроту и суперточность, поэтому орудия лепились к линкору на магните, малейшее изменение полярности которого мгновенно разворачивало их.
– Ваш бригадир ремонтников – это шарлатан от электроники! – прервала мои мысли госпожа Занкль. – Наши электронные цепи только чудом совместились с этим прибором. Вам грозит катастрофа!
Козер хотел было возразить, но она решительно повысила голос:
– Не стоит, мистер Козер! Господин Фобос должен знать мое мнение! Мой девиз: чем больше сложность, тем меньше надежность!
Я пожал плечами:
– У меня пока нет оснований не доверять своему ремонтнику.
Госпожа Занкль слегка обиделась, но не стала пререкаться. Козер же шепнул мне на ухо:
– Благодарю, мой командир. Эта старушенция пилила меня две недели. Она закатывала глаза и кудахтала надо мной: «Что вы творите! Это неслыханно! Прекратите нарушения проекта!» Но я был неприступен...
– Ты лучше мне вот что скажи. На этот блок ушли все выделенные мною средства?
Козер сделал вид, что его привлекло нечто в мешанине световодов основной шины. Я похлопал его сзади по плечу:
– Может быть, мы соизволим ответить?
Он сделал паузу, а потом вздохнул:
– Откровенно говоря – да.
– Я же вам говорила – он авантюрист! – опять встряла госпожа Занкль, которая, конечно же, подслушивала весь диалог, сохраняя при этом, однако, отсутствующий вид.
Не говоря ни слова в ответ, я усмехнулся, слегка качнув головой, и повел всю компанию дальше.
Через одну переборку я споткнулся о ящик бластерных зарядов. Госпожа Занкль предложила убрать «эту пустую коробку». Я усомнился, что она действительно пустая. Услышав это, госпожа Занкль побледнела и поспешно ретировалась за наши спины.
Грозным голосом я осведомился, мол, откуда это, ведь боеприпасы мы должны были получить только на Хароне. Не дожидаясь ответа, я посмотрел на инвентарный номер, а затем поднял глаза на Рысь:
– Ну и как ты собираешься объяснить вот это?
– А что? Неужели мой? – Канонерщик был внешне крайне удивлен.
– Представь себе...
Подал голос Скорпион:
– Бардак у вас тут!
Но я его осек и опять посмотрел на Рысь. Он принялся юлить:
– Непостижимо... Нет, правда, как на духу, командир. Ну, осталось у меня кое-что в заначке... Но откуда он здесь? Черт побери, я ведь и раньше видел этот ящик, но думал, что он, так сказать, рэс нуллиус, то есть ничейный.
– И тебе в голову не приходило... – начал я, но не закончил, поскольку и так было видно, что не приходило.
Рысь казался совсем обескураженным и пролепетал:
– .
– Вот тебе и кво, вот тебе и ква! – сказал я уже полушутя. – Забирай скорее эти обоймы и не попадайся мне на глаза до конца дня.
Когда ушел Рысь, а за ним Скорпион, сославшись на неотложные дела, и я остался наедине с госпожой Занкль, она предъявила мне очередные претензии:
– Ваш экипаж безответственен.
– Ну и что? Это просто .
Госпожа Занкль не знала латыни, поэтому обиделась вконец и покинула меня на пороге командирской рубки.
В этом святилище собрались все мои операторы, кроме, конечно, Жана. Я оглядел сборище. Мне, как старому знакомому, кивнул Пак. Здесь, по сравнению со своими коллегами, он выглядел еще более значительным. Прямо-таки патриарх операторского дела, и было видно, что он изо всех сил пытается
держать свой имидж. Рядом с Паком, прямо на клавиатуре дисплея восседал худой мальчишка. Он тоже смахивал на китайца и имел несколько дурашливый вид. Заметив, что мой тяжелый взор замер на нем, мальчишка вскочил, вытянулся и выпалил скороговоркой:
– Оператор Ким, мистер!
– Очень хорошо, оператор Ким, но, надеюсь, ты не будешь сидеть попой на клавиатуре во время полета.
Уши Кима покраснели. Видно, он знал об этой своей дурной привычке, с которой он, может быть, даже и пытался бороться, но, скорее всего, безуспешно:
– Ну что вы, мистер! Это сейчас эта кастрюля не булькает, а когда мы поплывем, я буду курсировать в фарватере устава.
«Так, – отметил я про себя, – паренек к тому же любит жаргон. Придется серьезно воспитывать».
По левую руку от Пака стоял высокий, хрупкого телосложения мальчишка. Весь вид этого существа наводил на мысль, что он не жилец на этом мире. Существо представилось как Дев. Я побеседовал с ним и понял, что, несмотря на внешнюю миловидность и беззащитность, по его манере держаться, можно сделать вывод, что он вовсе не из робкого десятка. Его ответы были взвешены и лаконичны, а голос неожиданно строгим. В нем чувствовалась внутренняя дисциплина.
Следующим, с кем я познакомился, был Змей. Угрюмый взгляд недоверчивых глаз из-под выступающих бровей, остро очерченные скулы, кудрявые белокурые волосы и широкий лоб не оставляли сомнений, что перед вами упрямец. На мои вопросы слышалось только: «Да... Нет... Понятно, мистер».
Последним в компании оказался обыкновенный кареглазый и темноволосый мальчишка. Он был настолько обыкновенным, что, закрой я глаза, не смог бы представить себе четко его лица – оно было лишено какой-нибудь особенной черты. Звали его Рак.
– Ты хорошо водишь вездеход? – обратился я к нему.
– Умею, мистер... А, вот почему вы взяли меня в экипаж. Видели гонки на Луне? Теперь понятно, а то я не мог сообразить, с какой стати мною заинтересовался незнакомый офицер.
Покинув рубку, я отправился осматривать свою каюту. Она располагалась в . Как и следовало ожидать, мои вещи были свалены небрежной кучей около порога. Ругаясь про себя на неаккуратных почтовых служак, я потратил уйму времени на растаскивание и распаковку контейнеров. Мне нравился уют, который создается изобилием мелких безделушек и вещей отнюдь не первой необходимости, к которым относились старые книжонки, всякого рода статуэтки божков и, самое главное, красивые голограммы природы. Этими реалистичными пейзажами я обклеивал голые стены каюты, облицованные болотно-зеленым пластиком в мелкий пупырышек. Расставив все, как мне хочется, я отошел к двери и оглядел свое будущее жилище.
– Неплохо, – произнес я вслух и набрал на селекторе код Козера. – Здесь Фобос!
– Как дела, командир?
– О'кей. Слушай! Я дам тебе сто долларов, на которые постарайся купить семян быстрорастущего хмеля...
Козер издал сдавленный звук, вероятно, изумленный моими словами, а потом переспросил:
– Хмеля?
– Да-да. Быстрорастущего хмеля, который мы посадим на аэропонику. Для этого используем отходы и вентиляционные поры.
– Но... Мы рискуем превратить нутро корабля в джунгли!
– Отлично! Я люблю зелень, и мы получаем много кислорода.
– Но... При разгерметизации они же все сдохнут. Или мы не будем воевать?
– Хватит пререканий. Сделай, что я сказал.
– Хорошо, мистер.
Теперь все ценные указания были розданы, и я мог с умиротворением прилечь на мягкую койку, застеленную цветастым шерстяным покрывалом. Некоторое время просто не двигался, закрыв глаза. Передо мной проплывали видения прошлого. Они были туманны и казались далекими-далекими, словно из другой жизни. Молчаливая, израненная громада крепости Вольфа. Отдельные группки оставшихся в живых, отупело бредущие по последнему рубежу, еще не веря в свое существование. И мой эсминец, агонизирующий калека, набитый ранеными, вернее, бывшими ранеными, а теперь уже мертвыми. Мы не успели их вывезти тогда, попав под огонь доброй половины эскадры. Но как мы сражались! Какое остервенение овладело моими мальчишками. И мы победили, пусть даже Пирровой победой. Был идиотский приказ «ни шагу назад». Нельзя было ни перегруппироваться, ни подтянуть резервы. Даже самый последний стрелок понимал неизбежность катастрофы... Я же видел эти детские лица, полные отчаянья и страха. Но они шли под плазму, поскольку в их, мозгу еще не атрофировался центр послушания... Неужели мне еще раз придется пережить это?
Немного приподнявшись на своем ложе и протянув руку, я схватил за гриф гитару, стоявшую в изголовье. Подложив под спину подушку, я сыграл несколько аккордов. Туг звякнул сигнал над входом. Ко мне зашел Рысь:
– Я вижу, ты уже освоился?
– Вроде того.
Канонерщик присел около меня на краешек койки и оценивающе осмотрел каюту:
– Ничего, роскошно.
– Да, брось ты...
Махнув рукой, я перебрал струны.
– Ну, изобрази что-нибудь этакое... – Рысь вычертил руками в воздухе неопределенную фигуру, в которой можно было узнать очертания женского тела.
– Хочешь цыганочку собственного сочинения? Канонерщик хмыкнул и пожал плечами, мол, «мне все равно». Мои пальцы занялись привычной работой:
– Та-та-та-там-там. Та-тата-там-там.
Та, тара-татам-там.
То ли сон то, то ли нет, среди чиста поля
Стоит дуб под тыщу лет и не древца боле.
А на дубе том сидит птица – вещий ворон.
