Текст книги "Порочный круг"
Автор книги: Дмитрий Сошкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
Резко развернувшись к своему пульту, я буквально вдавил клавишу "прием":
– Продолжайте преследование... Продолжайте преследование...
И все. Никаких разъяснений. Никаких конкретных указаний. Постепенно дикая злоба овладевала мной. Заскрипев зубами, я медленно поднялся со своего сидения. Даже мои операторы инстинктивно втянули головы в плечи.
– Дай мне канал обратной связи, – приказал я Паку.
– Готово, мистер.
Подняв глаза к потолку, я принялся чеканить слова:
– Вам хочется в ванной пиво попить. Вам хочется женщин прекрасных любить. Вам хочется просто красиво пожить. Но вы не хотите за это платить... Ну что ж, мы не вправе вас в чем-то винить. Живите...
Спасибо за то, что вы создали нас. Спасибо за то, что вы кормите нас. Спасибо за то, что вы поите нас. Мы выполним самый безумный приказ. Пускай мы при этом погибнем за вас. Живите...
Нам хочется просто побыть в тишине. Нам хочется просто забыть о войне. Нам хочется истину спрятать в вине. Но мы вам покорны, послушны вполне. Пусть выпадет даже сгореть нам в огне. Живите...
Но я вас хочу попросить об одном. Когда зябкий сумрак стоит за окном, когда предаетесь порокам тайком, когда вам приснится трехглавый дракон, когда принимаете новый закон, когда вы услышите раненых стон, когда призовут вас на Армагеддон – живите... Живите.
Пак посмотрел на меня осуждающе, мол, стоило ли так изощряться? В ответ я показал ему пальцем на монитор, давая понять, что не желаю сейчас выслушивать его мнение, а хочу, чтобы меня оставили в покое. Мне действительно надо было подумать о том, как долго может продолжаться эта бессмысленная гонка, и что таиться там, у жерла монополя. Запасов нам хватит года на два активной жизнедеятельности. Киберы же могут продержаться сотни лет. Мы тоже способны лечь в анабиоз, но, сдается мне, что это преследование вряд ли когда-нибудь завершится. Скорее наши корабли рассыплются в металлическую пыль, а тела наши превратятся в ледяной прах, чем будет новое сражение. Я хотел уже обнародовать свой вердикт, как вдруг Рак с грохотом отодвинул кресло, едва сохранив равновесие.
– Цель в десяти! – воскликнул он.
Оставшихся десять секунд моему экипажу было более чем достаточно, чтобы открыть огонь по новому противнику – невесть откуда взявшемуся эсминцу киберов. Мы уже не страховались и очертя голову бросились на врага. Киберы, очевидно, не ожидали такого развития событий, поэтому в первые мгновения их огонь был более хаотичным, чем обычно. Тем временем линкор противника, получивший мощного союзника, снял защитный экран и ринулся в сторону гипотетической точки, где должна была быть, по моим расчетам, горловина монополя. Он, однако, тоже успевал постреливать по нам. Одновременно от эсминца отчалили канонерка и абордажные снаряды. Похоже, наше положение, еще недавно казавшееся мне более чем стабильным, теперь было воистину критическим.
– Весь огонь на линкор! – заорал я микрофон. – Весь огонь!
В этот же миг наш корабль буквально затрещал по швам. Пушки эсминца разворотили напрочь носовые отсеки, уничтожив четыре основные башни с расчетами и трех ремонтников, неизвестно как оказавшихся там. Но в этот же миг фантасмагорическим бутоном просыпающейся смерти полыхнул линкор киберов, увлекая в демонический котел разбушевавшегося ядерного взрыва и атаковавших нас канонерку, и абордажные снаряды.
Да, мы, несомненно, проиграли это неравное сражение, но то же самое можно было сказать и о киберах. Энергетическая установка, продуцирующая защитный экран, не пострадала, и мой агонизирующий корабль был надежно укрыт непробиваемым покрывалом. Эсминец не верил в такой исход битвы. Мне показалось, что он с остервенением, именно с остервенением, крутился вокруг нас, поливая без толку огнем. В этот момент я обнаружил, что наш линкор потерял управление. Все мои попытки изменить траекторию были тщетны. Мы были защищены от пушек врага, но в то же время неслись в объятия не менее грозной неизвестности – пространственного монополя – и еще не ясно, что было страшнее. Туг и эсминец, очевидно, убедившись, что мы полностью потеряли способность к маневру, успокоился и лег на параллельный курс.
* * *
Нам остался всего час до того момента, как на матрицы бытия перестанет поступать сигнал. Это звучало совершеннейшим абсурдом – нас убеждали, что таких ситуаций не бывает, но физика – упрямая вещь. Надо было что-то предпринять. И тут я задумался над поведением киберов. Они ведь, суки, с самого начала преследовали определенную цель. Конечно! Ну идиот же я, что сразу не догадался! Это легкое повреждение линкора противника нанес ему не кто иной, как эсминец, который гонится теперь за нами. Вернее сказать, вовсе не гонится, а пасет. Выходит, направление к жерлу монополя устраивает врага не случайно! Все так и было задумано, хотя (тут я злобно усмехнулся) скорее всего гораздо с меньшими потерями. Нас не хотят уничтожить. Нас хотят взять тепленькими и живыми. Не знаю, зачем им это нужно – раньше они никогда не брали пленных – убивали всех без исключения. Не знаю также, причем тут монополь, но, клянусь, теперь я раскусил этих подонков. Они чуть было не провели меня, но теперь все – баста!
– Пак! – пожалуй слишком громко обратился я к оператору. – Есть возможность громко хлопнуть дверью.
– Давно пора... – отозвался мальчишка, потуже затянув портупею с бластером и расправив плечи. – Осталось всего пятьдесят минут.
Я машинально кивнул, но тут же спохватился:
– Что ты сказал?
Пак молча усмехнулся. Несколько мгновений глядя на его лицо, я тоже встал и жестом вывел его за собой в коридор, провожаемый недоуменными взглядами Жана и Рака.
– Так ты все знал! – спросил я Пака, схватив его за локоть. – Но от кого?
– Не трудно было догадаться...
Боже мой. Трудно было даже представить, чем все закончилось, расскажи Пак кому-нибудь о грозящей нам участи. В этот момент вновь мной овладело трепетное чувство любви к этому существу с раскосыми глазенками. Но теперь и в самом деле момент не для сантиментов:
– Значит... Ты понимаешь, что все вы должны погибнуть, обязательно погибнуть – слышишь – в течение ближайшего получаса!
– Мы постараемся, мистер...
Киберы были опять слишком самонадеянны. Они свято верили в собственную непогрешимость. Ну что ж – эти исчадия дорого заплатят за все. Пак собрал всех, кто остался на ногах (по счастливой случайности, у нас были только легко раненные и убитые, это облегчило задачу) – восемь стрелков и шесть штурмовиков. Он прихватил с собой Рака, и они заняли места в абордажных снарядах. На моем лице в это время блуждала почти сумасшедшая мстительная улыбка. Я прекрасно понимал, что киберы не успеют ответить на молниеносную атаку.
Итак. Мы сняли защитный экран. Киберы, похоже, просто опешили. Они никогда не могут предугадать совершенно безумных поступков. А потом принялись слегка кромсать нас, но легонько, как бы подгоняя вперед, и это еще больше убедило меня в собственной правоте. Через пяток минут они получат свое. Пусть подойдут поближе. А пока я приказал не отходившему от меня ни на шаг Жану взять черный ящик, который помещался на центральном посту или на главном артиллерийском мониторе, что на верхней палубе, и бежать сломя голову к катеру, который Арик, должно быть, уже приготовил к побегу.
Ага! Абордажные снаряды стартовали, и одновременно открыли автоматический огонь две пушки линкора. Киберы среагировали почти молниеносно, но это "почти" погубило их. Мой кораблик получил еще одну порцию зарядов, окончательно уничтожившую последние стреляющие стволы верхней палубы, однако, сам эсминец получил-таки две пиявки в свое титановое брюхо. Я представил себе, как Паки его мальчишки, опьяненные близостью развязки, крушат все на своем пути.
– Молодцы! – вопил я во весь голос в пустой капитанской рубке, совершая безумный танец. – Распотрошите его нутро! Ну же! Распотрошите его к чертям собачьим!
Эсминец совершенно перестал палить по нам – все его силы были брошены на уничтожение моих стрелков, проникших в отсеки. Стало ясно, что киберы были совершенно не готовы к нашей атаке и пребывали в кратковременном замешательстве. Штурмовикам Пака удалось завязать приличную заваруху в нутре корабля противника, и я радовался тому, что все идет как по маслу. Пак должен был сдержать слово и сделать все, чтобы последний его боец погиб не позднее, чем через двадцать минут – именно столько времени матрица в ЦПУ останется способной принять сигнал о смерти. Последний раз оглядывая рубку, я отогнал от себя желание взорвать оборудование, чтобы сюда не вступил враг: ее компьютерными сетями можно управлять и на расстоянии из катера, а это поможет нам смыться. По последней действующей телепортационной трассе, чье функционирование в изрядно потрепанном линкоре казалось чудом, я очутился на катерной палубе. Увидев меня, Арик быстро заговорил:
– Фобос, я осмотрел вторую полусферу, она в порядке, но оказалось, что она не сможет...
– Где Жан!!! – заорал я, перебив его и оглядываясь по сторонам.
Арик запнулся, испуганный моим воплем, затем пробормотал:
– 3-здесь никого н-не было, мистер...
– Я послал его за "черным ящиком", а затем приказал со всего духу бежать сюда.
– Но, мистер! По верхней палубе велся такой огонь, что когда вы убрали поле, несколько зарядов эсминца буквально мгновенно все там разнесли. Наверно, да скорее всего Жан погиб.
Телепортировавшись обратно в рубку, я бросился к детектору жизни. После того как я набрал личный код Жана, загорелся оранжевый огонек – тяжело ранен, но живой. "Вот бля... – промелькнуло у меня в голове, – они не должны его захватить". Я перескочил назад к Арику. Когда я выходил из рамки, она погасла. "Еще бы две секунды задержки – и мне был бы песец", – как-то машинально и без эмоций подумал я. Последний телепортационный канал вышел из строя. "Ну ладно, хорошо еще, что верхняя и катерные палубы близко расположены друг к другу".
Мы побежали на верхнюю палубу. В самом начале коридора я заметил, что вдалеке, метрах в двадцати от нас, через пробитый потолок висело вниз головой тело стрелка. Вдруг мне показалось, что его голова дернулась. "Ну елы-палы! Что, еще один недобитый?!" Подбежав к этому месту, я потянул стрелка за руки вниз. На верхнем ярусе что-то треснуло, и тело упало на пол коридора спиной вверх. Никаких повреждений на скафандре с этой стороны не было. Я очистил от пыли спрятанный за выступом ранца датчик физсостояния. Мертв. "Что за черт? Он же целый!" – пробормотал я, но, перевернув тело на спину, понял, что это правда. Несколько пробоин разрывали весь живот стрелка. Казалось, что он решил сделать себе харакири. Все органы брюшной полости превратились в обугленную массу. Убедившись, что передо мной труп, я ринулся дальше. В моей голове в такт шагам пульсировала фраза: "Как добить Жана? Как добить Жана..." Я не мог ничего придумать: свое оружие я отдал Паку, а ни на катерной палубе, ни по пути мне не попадалось ничего подходящего. "Открыть забрало скафандра, чтобы Жан умер от вакуума? Нет. Этот панцирь ни за что не уговоришь убить своего хозяина. Что же делать?" Я повернулся к еле поспевавшему за мной Арику:
– Думай! Как убить Жана.
Он споткнулся и еле удержал равновесие:
– Убить?! Но зачем? Перетащим его потихоньку на верхнюю катерную палубу и будем готовиться к последнему бою.
Я посмотрел на часы. Через пятнадцать минут киберы добьют отряд Пака.
– Только этот бой будет для нас троих действительно последним, – ответил я Арику, с трудом пролезая через завал и отпихнув ногой пустой ящик.
– Не понял...
– Вот что я тебе скажу, мой католикос. Через пятнадцать минут дефект вакуума, создаваемый монополем, достигнет такой напряженности, что прервется телепатическая связь с матрицами нашего сознания в ЦПУ. Поэтому, если мы погибнем позже этого срока, сигнал о нашей кончине туда не дойдет. А это означает, что компьютеры фабрики регенерации никогда не дадут добро на восстановление наших тел. Матрицы забудут, а через триста-пятьсот лет могут и вообще выбросить, посчитав дефектными. То есть мы имеем все шансы кануть в небытие. Да и те, которые гибнут сейчас на эсминце, в своей новой жизни будут страдать провалом памяти. Неужели ты, парень, шарящий в физике, не додумался до этого?
Говоря так, я приблизился к нужному месту и сразу увидел среди оплавленных обломков лежащего неподвижно Жана. У него не было предплечья левой руки. "Черного ящика" около раненого не оказалось. Краем глаза я наблюдали за Ариком. Он воспринял мое известие внешне спокойно, но по учащенному дыханию в моем динамике я чувствовал, насколько глубоко был потрясен механик. Связавшись с Жаном, я несколько раз позвал его, но безрезультатно: слышалось только его хрипение. "Придется тащить его на себе", – думал я о Жане, понимая, что от ошеломленного Арика помощи уже не дождешься. Однако я подбодрил его:
– Ничего, Арик. Я все рассчитал – мы выберемся. Эх, жаль, что нам мешает этот идиотский монополь. В другом месте я бы нашел способ взорвать наш линкорчик, а заодно и этот обнаглевший эсминец киберов: мне нравилось громко хлопать дверью.
– Если размагнитить хранилище позитронов... – забормотал что-то в ответ механик, но я его не расслышал, так как, перелезая через встреченный нами еще по дороге сюда завал сильно стукнул Жана об стенку коридора, и он громко и неожиданно застонал. "Ш-ш, тише, – шептал я не столько Жану, сколько сам себе, – уже сейчас, уже близко..."
Наконец мы добрались до полусфер катера. Усадив Жана в пилотское кресло четвертого номера, я нажал кнопку подлокотника, и раненый скрылся внутри машины. Затем я сам сел на место первого пилота и только хотел въехать в полусферу, как заметил, что Арик стоит рядом и не двигается. Спокойным голосом и с шутливой интонацией я сказал:
– Чего ты стоишь, святой отец. А ну марш в свою полусферу! У нас осталось всего четыре минуты.
Механик стоял в какой-то нерешительной позе, видно хотел мне еще что-то сказать, но времени было в обрез, и я заорал:
– Да бегом же, едрить твою... На тот свет захотел?! Видно, он только теперь вышел из заторможенного состояния, сдвинулся с места и спокойным, но не понравившимся мне по интонации голосом промолвил:
– Прощайте, мистер.
– Не дури! – и я, не дожидаясь его дальнейших действий, занял место в половинке катера..
Так как, по моим расчетам, киберы еще минуты две-три будут полностью заняты добиванием остатков штурмовиков Пака, я решил не синхронизироваться с Ариком и стартовал отдельно, не следя за действиями второй полусферы. Через минуту полета я решил объединиться с половинкой, ведомой механиком, но, взглянув на приборы, изумился: по их показаниям следовало, что ее в космосе не было. Я покричал в микрофон, но Арик не отзывался.
Мысли в бешеной пляске закружились в моей голове: "Почему нет Арика? Его подбили на старте? Исключено! Я все выверял: мы должны были отчалить в тот момент, когда от пушек эсминца нас закрывал корпус линкора". Катер заметно тряхнуло. Несколько экранов зашлись полосами. По невидимым проводкам корпуса побежали различимые змейки коротких замыканий. Я предоставил моей полусфере самой разбираться с противником: когда ты имеешь только одну цель – поскорее смыться отсюда – автоматика все сделает в лучшем свете. Чертыхаясь на Арика, я в бешеном темпе работал руками – выводил компьютер моего скафандра через дисплеи катера на командирскую рубку линкора, чтобы по телесети узнать: стартовал ли Арик. Цель достигалась не так быстро, как хотелось бы. Мои руки била нервная дрожь и ощущалось неприятное дрожание коленок. Фармацевтия скафандра осталась безучастной к этому приступу страха, так как резервуар с антистрессантом был уничтожен.
Наконец, секунд через тридцать мне удалось получить картинку. Вторая полусфера катера действительно не стартовала, хотя внешне выглядела нормальной. "Где же этот хренов евангелист?!" – в бешенстве подумал я.
Арик нашелся по каналу технической связи в двигательном отсеке. Он последовательно отключал систему блокировки силовых установок хранилища антивещества, медленно подбираясь к основной шине. В это время я уже отошел довольно далеко от линкора, к тому же по мне стреляли, поэтому в изображении было много помех. Увеличив громкость динамика шлемы, я услышал шепот механика:
– Господи, Боже спасения моего! Днем вопию и ночью пред Тобою. Да внидет пред лице Твое молитва моя; приклони ухо Твое к молению моему, ибо душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя приблизилась к преисподней.
Ненормальный фанатик! Я хотел включить обратную связь и заорать на него, но моментально сообразил, что уже поздно – Арик не успеет ничего, абсолютно ничего сделать для своего спасения. "Зачем? Зачем он остался?" – носилось в моих мозгах. И вдруг меня охватила радость: "Он же хочет взорвать линкор и эсминец! Я спасен!" Я ликовал. "Но....он же сам погибнет, ПО-НАСТОЯЩЕМУ!" У меня перехватило дыхание: "Ведь на матрицу уже не поступит сигнал о его физической смерти, и Арик обречен на вечное пребывание в небытие..." Чувство трепетного ужаса перед смертью, чувство, незнакомое мне доселе, охватило мое сознание. Поглощенный им, я, завороженный, следил за действиями механика, не смея пошевелить окаменевшим телом и, как сквозь вату, слышал его голос:
– Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал как человек без силы, между мертвыми брошенный, – как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки твоей отринуты.
Немного успокоившись, я понял, что Арик рассчитал все правильно: эсминец не станет преследовать меня – ведь они рассчитывают захватить его – беззащитного человека взять проще, чем отчаянно отстреливающегося в катере. Киберы всегда шли по пути наименьших потерь, не изменят они себе и сейчас... "А вдруг роботы захватят его раньше, чем он успеет взорвать линкор?!" – В висках застучала кровь, новая волна страха захлестнула меня. В подтверждение моих опасений на экране с картинкой командирской рубки довольно быстро мелькнул силуэт кибера, и с жуткой вспышкой погасли все мониторы, поддерживавшие оптическую связь с кораблем. Штурмовой отряд противника уничтожил телекоммуникации, рыская в поисках Арика. Я лихорадочно прикинул, что, учитывая слабое сопротивление автоматических бластеров в отсеках линкора, киберы найдут его через три минуты. Слава богу, акустическая связь почти не пострадала, и, повинуясь животному инстинкту, я крикнул:
– Арик! Они уже на линкоре! Быстрее!
Но он продолжал свой монолог, не слыша или делая вид, что не слышит меня:
– Ты положил меня в ров преисподней, во мрак, в бездну...
Вдруг его дыхание стало хриплым и прерывистым. Я, покрываясь холодным потом, представил, как он держит плазменный резак над оголенной основной шиной энергопровода. Стоит сделать одно резкое движение рукой...
– Отяготела на мне ярость Твоя, и всеми волнами твоими...
Датчик хронального поля сошел с ума – линкор взорвался. Но, так как я находился от него на приличной дистанции, световые волны запаздывали, и как голос из дверей ада, донесся крик уже погибшего полторы секунды назад Арика:
– Ты поразил меня!
Мощное электромагнитное поле догнало и подхватило нашу полусферу. Завертело, закружило ее в дикой пляске петляющей траектории, играя шнурами холодной плазмы на обрывках наружного такелажа, разгоняя машину до скорости, которую немыслимо было достичь с помощью двигателя катера. Антиинерционники не могли полностью спасти меня от перегрузок, которые накатывались тяжелым волнами. Сознание мое мутилось, и я, оглушенный недавней психической травмой, впал в глубокое и беспросветное забытье.
* * *
Две недели мы мчались в пустоте космоса. Большую часть этого времени я проводил во сне: таким образом организм экономил запасы пищи и кислорода. Траектория движения нашего аппарата должна была пройти около кольца станции телепортации плюс-минус тридцать тысяч километров, поэтому я не сомневался, что нас обнаружат. В редкие часы бодрствования мною производилась коррекция направления полета, а затем я просто вслушивался в молчание бесконечности. Мой бедный раненый Жан был пока еще живой. По крайней мере, до меня изредка доносились его постанывания и тихий плач.
Моя голова заполнялась воспоминаниями, некоторые из которых воплощались в ярких, красочных снах. Эти грезы имели умиротворяющий характер. Вероятно, с их помощью мозг ограждал себя от недавних потрясений. Я размышлял о судьбе, о жизни, о смерти и пришел к определенной мировоззренческой концепции. В моей душе вызрело желание исповедаться, и я твердо решил обязательно отправиться на Весту – побеседовать с игуменом Петром, тем более, что он сам мне предлагал свое наставничество. "Может быть, это и есть переоценка своего места в жизни, которую предсказал мне лизистейский оракул? – думал я. – Похоже... Весьма похоже..."
Нас заметил и подобрал грузовой корабль службы транспортной безопасности, специально посланный на поиск в Район, прилегающий к зоне боевых действий. Как только я вылез из полусферы, моим первым желанием было увидеть Жана. Мальчик был мертвецки бледный, страшно похудевший и пребывал в глубокой коме. Однако, осмотревшие его в реанимационной палате медики заверили меня, что через недельку он уже более-менее придет в себя, а через четыре месяца у Жана отрастят новую конечность. За разговором мне почудилось, что окружающие настороженно анализируют мое поведение, вероятно, получив определенные инструкции на этот счет. Так оно и оказалось. Мне даже не дали привести себя в порядок: сменить амуницию и помыться, а сразу попросили пройти на центральный пост и рассказать там всю историю гибели линкора. В принципе, это вполне понятно – я не сохранил черный ящик, а значит, должен был изложить ситуацию своими словами в виде отчета. Но такая спешка раздражала меня.
Я прибыл на центральный пост корабля. Меня ожидали три человека. У порога встречал мужчина в строгом черном комбинезоне, оказавшийся агентом ЦПУ. "Не поленился прилететь в такую тьмутаракань", – отметил я про себя. Кроме него, в помещении находились приятной наружности женщина небольшого роста и пожилой седой толстячок с бегающими глазками. Оба этих субъекта были облачены в голубые шерстяные костюмы с пушистым ворсом. Заметив, что я разглядываю их, толстячок улыбнулся:
– Здравствуйте. Я Эрик Ньютон, а это моя коллега Диана Леди.
"Вот это имена, – мелькнуло у меня в голове, – как у артистов бродячего шапито".
Толстячок тем временем сделал шаг мне навстречу, всеми своими жестами показывая свою искреннюю доброжелательность:
– Мы псих...
– Ологи, – с поспешностью закончил его фразу агент из ЦПУ.
"Черта с два, – сразу сообразил я. – Не психологи, а психиатры. Наверное, Скорпион наболтал им кучу лишнего, и командование решило, что у меня крыша поехала",
Оба медика принялись наперебой любезничать, выуживая из меня сведения и, по-видимому, записывая все сказанное на диктофон. После нескольких минут такой беседы я почувствовала себя жутко тоскливо.
– Послушайте, – промолвил я, – оставьте-ка меня в покое. Я потом все вам объясню, а сейчас не стоит бередить мою душу.
– Не говори глупостей! – громко произнес агент в черном. – Кому-кому, а тебе не стоит ссылаться на душу.
– А почему это не стоит! – Я повернулся к нему, и мои пальцы помимо воли сжались в кулаки. – Я что, по-вашему, бездушный кибер? Запомни, фискал поганый, мы тоже люди, так как созданы из живой человеческой плоти. – Я сделал шаг в его сторону. – Или ты сомневаешься в этом?
– Соблюдай субординацию! – возопил представитель ЦПУ истеричным голосом и моментально выхватил из кобуры генератор силового поля. – Ты не смеешь с нами так разговаривать!
Я замер: "Бесполезно срывать злость на этом недоумке. Психиатры только и ждут от меня какой-нибудь агрессии, чтобы упрятать далеко и надолго".
В этот кульминационный этап конфликта женщина маленького роста подарила мне лучезарную улыбку, от которой по моему телу пробежала дрожь успокоения, и предложила:
– Вы слишком переволновались. Не желаете ли сначала отдохнуть, привести себя, так сказать, в порядок.
– Вы жутко догадливы, – ответил я уже не так злобно и направился к двери.
Когда за моей спиной переборка практически придвинулась на свое место, я быстро повернулся и сунул в оставшуюся узенькую щель краешек перчатки скафандра. Так как корабль не находился в состоянии боевой готовности или же аварии, механизм принудительной герметизация внутренних помещений был инактивирован, поэтому у меня не возникало опасений остаться без пальцев. Так оно и было: дверь, натолкнувшись на преграду, просто остановилась, не доехав буквально полсантиметра до замка. Находившиеся на центральном посту люди не заметили этой уловки, и я мог подслушать, о чем они беседуют.
– Итак, – произнес агент ЦПУ мрачным голосом, – что вы думаете об этом экземпляре?
Я подавил в себе желание ворваться в помещение и прикончить мерзавца, говорившего обо мне, как об испортившейся вещи.
Агенту ответила женщина:
– Ничего страшного. Простое состояние , которое часто наблюдается как реакция на перевозбуждение. У этого несчастного офицера, по-видимому, во время боя был уничтожен резервуар скафандра с психосоматиками, поэтому и не осуществлялась психологическая коррекция. Пара сеансов гипноза приведет его в порядок.
В разговор вмешался толстячок:
– Вы настроены слишком благодушно, Диана. Пациент находится скорее на переходном этапе между дистимией и , а значит требует к себе пристального внимания.
Я узнал все, что хотел, поэтому осторожно высвободил кисть руки. Дверь с чуть слышным щелчком закрылась.
Придя в отведенную мне каюту-люкс с ванной, я, размышляя о своей судьбе, автоматическими движениями включил воду, отрегулировал ее температуру и принялся раздеваться, снимая предварительно тщательно дезактивированный скафандр. Когда эта операция подходила к своему завершению, мне показалось, что в пробитом кармане правой штанины лежит нечто объемистое. Повозившись с заклинившей застежкой, я извлек на свет божий слегка подпаленную по уголкам книгу. В первое мгновение я стоял в полнейшем недоумении, а затем с замирающим сердцем узнал Новый завет, отобранный мною у погибшего Арика. В моей голове опять воскресли картины последних минут существования линкора, и я трясущимися пальцами швырнул книгу в угол. Однако тут же опомнился и поднял ее. Из одного места торчала помятая длинная закладка, на которой было нацарапано еле разборчивыми каракулями, по-моему, латинское изречение.
– , – с трудом прочитал я и открыл отмеченное место.
Фигурная скобка заключала в себе целый абзац, а справа от нее поперек текста было написано: "Таковы они все: что, Корвус, что Март, да и Фобос не лучше". Отрывок же гласил:, "Ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении: воинов, говорю одному: "пойди", и идет; и другому: "приди", и приходит; и слуге моему: "сделай то", и делает".
Я покачал головой. На моих глазах навернулись слезы. "Милый, наивный Арик. Ну что же я мог поделать. Никогда раньше не одолевали меня мысли о самопожертвовании ради спасения другого. Я не знал страха смерти, а значит, и не ведал цены жизни... Прости меня, если, конечно, ты еще можешь это сделать..."
Прошло трое суток моего пребывания на подобравшем нашу полусферу корабле. За это время меня особо не беспокоили, с условием, что я изложу в письменной форме всю цепочку событий, разыгравшихся с момента расхождения линкора и канонерки Скорпиона. Я довольно подробно расписал историю с монополем и попыткой захвата пленных, предпринятой киберами. Агент ЦПУ, познакомившись с моим отчетом, видимо, остался довольным. По крайней мере он больше не изъявлял желания встретиться со мной. Психиатры, в свою очередь, пытались меня лечить, но, как мне показалось, они делали это просто спасаясь от скуки, неизбежной при избытке свободного времени, нежели чем ведомые реальной необходимостью оказать медицинскую помощь. Я не сопротивлялся, но перед каждым сеансом гипноза был охвачен волной иронии, дескать "от судьбы не вылечили еще ни одного человека". Миссис Диана Леди в ответ на данные мои замечания каждый раз ласково улыбалась:
– Мы врачуем не от судьбы, а от последствий ее перипетий.
После такого отпора я просто был вынужден игриво поднимать обе руки вверх, мол, "убедили, сдаюсь", и безропотно переносил все процедуры.
Насколько я понимал в навигации, мы направлялись в систему Росса 128. Это меня обрадовало. Очень не хотелось опять возвращаться на Неман, или даже, чего доброго, вновь увидеть голубые степи, с которыми было связано столько еще совсем свежих переживаний. Да и тамошние власти наверняка опять придумают повод для официальной беседы со мной. Ведь со временем всплывает великое множество новых фактов...
Честно говоря, я по началу так и решил: корабль движется в сторону Росса 128 именно по причине нежелания командования ворошить прошлое, которое неизбежно вылезло бы на поверхность, окажись моя персона снова в окрестностях первой планеты Росса 154. Однако вскоре я убедился, что такие мысли – исключительно плод моего самомнения, так как в сущности до меня тут никому не было никакого дела. Просто транспортник выполнял очередной челночный рейс между двумя звездами.
Я уже упоминал ранее, что телепортационная трасса между Россом 154 и Россом 128 была еще недостроенной, поэтому наш корабль должен был пройти определенное расстояние за счет тяги собственных двигателей, уложившись приблизительно в двадцать суток. За это время я контактировал только с Дианой, да, изредка, с Эриком. Делишки Жана были гораздо хуже, чем предполагалось вначале. Организм мальчика поразила сильнейшая автотоксикация, и врачи очень осторожно выводили его из состояния беспамятства.
На пятые сутки моя целительница объявила, что я уже вполне поправился. Однако после этого наши отношения не прерывались. Ей было приятно поболтать со мной, а я испытывал наслаждение от ее улыбок и случайных прикосновений ласковых, добрых рук. Из-за этого я подолгу засиживался в каюте Дианы.
Ее комната граничила с жилищем Эрика, который давно уже перестал интересоваться своим пациентом, то есть мною. Оба помещения соединялись аварийным люком, который, впрочем, был закрыт на кодированный замок.
Однажды Диана разговорилась о своем коллеге и поделилась со мной некоторыми сомнениями по поводу толстячка Эрика. Оказалось, что он вообще не является штатным психиатром экспедиционного корпуса, а был взят агентом ЦПУ в последний момент откуда-то со стороны. Это было весьма странно, поскольку такая консервативная область медицины, как психиатрия, вообще-то, славилась своей клановостью. Раздумья над этим вопросом заняли мою праздную на данный момент голову. Я спрашивал себя: "Что может дать Эрику путешествие под эгидой специальной миссии ЦПУ?" Ответ был до банальности очевиден: "Отсутствие придирчивого таможенного контроля". Такого рода льготы всяким там секретным агентам и их консультантам являлись, по сути дела, глупым анахронизмом, так как данной публики было хоть пруд пруди, а не все из них отличались строгостью нравов. Значит, Эрик хочет протащить на Росс 128 нечто контрабандное", – такого было мое умозаключение. Подогреваемое вынужденным бездельем любопытство все время подначивало меня разоблачить толстенького хитреца Эрика. В моей буйной головушке вызревал коварный план проникновения в тайну пожилого психиатра.
