Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 54 страниц)

– Меня больше тревожит это порождение волка и лисицы… – задумчиво произнес Гадишо. – Он пустил в ход Варазвагана… Смотри, мол, старайся, че то – вот, кто тебя сменит… И вгдь он не задумается оклеветать тебя и отстранить после того, как полностью использует! Ясно, марзпаном намечен Варазваган…

– Не Варазваган! – громко откликнулся Васак. – Варазваган – волк, стремящийся подражать лисе. Не удастся ему это! Михрнерсэ нуждается в умном предателе…

– И этот умный предатель – ты?

– Он и считает меня умным, но… предателем. – Васак умолк. Ему не давала покоя мысль о судьбе сыновей. – Бабик бежал… А Нерсик?

– Наверно, чучело из него сделал этот «мудрейший из персов» и набил соломой. Говорил же я! – грубо откликнулся Гадишо. – А где его ум?

Выдержка изменила Васаку.

– А где ум у этого взбесившегося таронца? А у этого народа, готовящего самоубийственную войну? Нет у них ума, и меня они тоже сведут с ума!

Гадишо воскликнул:

– А не пора ли отказаться от всего этого и не примешивать пустяков к великому делу?

Васак взглянул на него с изумлением: никогда еще не видел его марзпан таким взволнованным, таким озлобленным.

– Примешивать пустяки?

– Ну да, пустяки, не имеющие значения мелочи!

– А именно?

– А хотя бы сыновья, жена, кровопролитие, народ – уж и не знаю, что еще! Когда же ты приступишь к беспощадной расправе? Начиная с собственной семьи, с родичей своих, с близких, с армян и персов в равней мере? И до конца, до последнего человека, пока не дойдешь до бессловесно покорного, до слепого исполнения твоей воли? Запустил ты болезнь, марзпан, позволил ей распространиться!

Васак слушал молча, словно впервые понимая, чего ему не хватает.

– Какая разница, принесешь ты жертвы в конце или в начале, – все разно Молох требует жертв? Ты стремишься стать царем, а не умеешь втаствовать над самим собой! Царь истребляет, душит, уничтожает, царь все топчет ногами, все – совесть, честь, гордость, жалость! А ты? Царь предает и продает свою страну, свой народ! Да, государь марзпан! Да, государь и повелитель! И я говорю тебе это, ибо знаю, что и ты можешь все это сделать, но не хочешь! Не хочешь щедро проливать кровь, а ее нужно лить потоками!

В беспросветной тьме, казалось, сверкнула молния и осветила бездонную пропасть… Васак молчал.

Гадишо выглядел странно спокойным. Он также не нарушал молчания и вскоре уснул.

Васак задумался над его словами. Гадишо говорил грубо, злобно, но говорил он правду. Васак почувствовал, что действительно медлил, действительно щадил противников, не проливал крови потоками. А дело требовало именно потоков крови. Слишком чувствительным оказался он в отношении сыновей. Ведь, к сожалению, история не считается ни с детьми, ни с родными, ни с народом, ни с честью, ока ничего не признает.

На следующий день Васак и Гадишо были приглашены к Михрнерсэ.

– Я взял Варазвагана с собой, чтобы за время моего отсутствия повелитель не вздумал назначить его марзпаном Армении, – заявил Михрнерсэ. – И желательно мне, чтобы никогда не встала перед нами такая необходимость. – Он окинул Васака испытующим взглядом. – Но пробил час, государь марзпан! Нюсалавурт идет с большой армией, но немалыми будут, несомненно, и силы Вардана. Предстоит кровопролитие… А нам прежде всего надобно овладеть страной! И вот тебе на выбор: или убеди Вардана подчиниться нам, или же вместе с нами иди уничтожать народ армянский.

– Или одно, или другое!.. Конец и лжи и правде, азарапет! – решительно произнес Васак.

– В таком случае – к делу! Мы с тобой выезжаем в Сюник… Ознакомлюсь с делами на месте. Выедем в ближайшие два-три дня.

Васак встал. Лицо его подергивалось. Михрнерсэ пристально взглянул на него и спокойно сказал:

– У государственного мужа детей нет. Насколько мне известно, ты замыслил сесть на царский трон? А у трона ступенек нет. На трон поднимаются по трупам детей, родителей, народов… Не очень сладко на троне!

Обнадеживал ли он, укорял ли, насмехался ли – Васак так и не понял. Быть может, все это было в его словах…

– Государственный муж стремится всего достигнуть. В этом и честь его и его гибель… Если тебе по силам, то имеешь право! Васак молчал – Тот, друюй, – бежал… – снова заговорил Михрнерсэ, не то со злобой, не то испытующе глядя на него, – уГнжал из моего дворца. Но в действительности от кого бежал он – от повелителя! А этого так оставить нельзя. Надеюсь, ты понял меня.

Васак не отвечал.

– Надо позаботиться также о том, чтобы Вардан не получил помощи от своих союзников… Как нам стало известно, иверы и агваны собираются помочь ему. Помешать какому-либо делу легче всего в последнюю минуту. Действуй! Ты уверяешь, что послал уже людей в Византию и в страну гуннов? Пошли теперь в Иверию, Агванк и к армянским князьям в Византии!

– Понимаю, – через силу выговорил Васак. – Я уже послал.

В эту минуту он так сильно ненавидел Михрнерсэ, что если бы не задуманное им великое дело, он с радостью рассек бы пополам конусообразную голову злобного старика.

Через два дня Михрнерсэ, Пероз, Вахтанг и Варазваган вместе с Васаком и Гадишо выехали в Сюник.

Васак много думал в дороге о том, что говорил ему Михрнерсэ, вспоминались и укоры Гадишо. Он переоценивал заново свои поступки, снова взвешивал свои сомнения и переживания. Поставленный перед беспощадным выбором, он чувствовал себя как бы зажатым в тисках: или – или… Или порабощение, или кровь… На выбор! Ни дети, ни родные, ни народ никакой цены не имеют. Чего-нибудь стоит только цель.

«Или одно, или другое! – беспокойно думал Васак. – Конец теперь и лжи и правде…»

Весенним утром на тигровой шкуре, разостланной у обрыва скалы, сидели княгиня Парандзем и Дзвик. Они смотрели на дорогу, которая то скрывалась за уступами скал, то, снова показываясь, тянулась из ущелья к замку.

Черные одежды и черное покрывало делали измученное лицо Парандзем еще бледнее.

– Вчера проезжал мимо замка всадник. Говорил, будто Спарапет большое войско собрал, – рассказывала Дзвик.

Парандзем не слушала. Мысли ее летели туда, по ту сторону гор. Дзвик умолкла. В сияющей синеве неба проплывали с запада белые тучка, Парандзем устремила глаза на них.

– Посмотри, сколько туч носится по небу. И ни одной оттуда!

– Ничего, тут нет, – сами приедут! – отозвалась Дзвик.

– Кэк бы не вышло наоборот!..

Дзвик встрепенулась. Она закрыла глаза, снова широко раскрыла их и вдруг, точно безумная, сорвалась с места:

– Говорила я! Говорила я!..

По горной тропе поднимались Вараздухт и Бабкк в сопровождении вооруженного всадника. Они подъехали незамеченными почти вплотную, покуда внимание Парандзем и Дзвик было поглощено созерцанием облаков.

Язык отнялся у Парандзем, она вскочила и кинулась к Бабику.

Бабик быстро побежал навстречу матери и бросился в ее объятия. Парандзем покрывала поцелуями голову сына. Грустно глядела на них обоих Вараздухт. Дзвик побледнела и одними глазами молча спросила, где второй мальчик. Та отвела взгляд.

– А Нерсик? – воскликнула княгиня Парандзем, расширившимися от тревоги глазами глядя на Бабика и на Вараздухт.

– Он там! Он остался, мать, – ответил Бабик.

– Как это остался? Почему?

– Не смог бежать…

– Есть кто-либо из персов в замке, княгиня? Марзпан здесь? – спросила Вараздухт.

– Нет его. Но есть персидские вельможи. Почему ты спрашиваешь?

Вараздухт объяснила, что Бабик бежал из дворца Михрнерсэ. Если персы узнают, что он у отца, они донесут азарапету арийцев.

– Что ж нам делать? – с тревогой спросила Дзвик.

– Как что? – вспыхнул Бабик. – Пусть они за себя боятся в моем доме! Я – воин Спарапета!..

– Осторожней, бога ради, Бабик! – с испугом остановила его Дзвик.

Страх и восхищение боролись в сердце Парандзем. Она не знала, как заглушить в себе чувство материнской любви и целиком отдаться той гордости, которая проснулась в ее душе, когда она услышала, что сын ее говорит подобающим защитнику родины языком. Ей не терпелось спросить у Вараздухт, кто помог бежать Бабику, но она не пожелала унизить себя, создавая некое подобие близости между собой и любовницей своего супруга.

В воротах замка показался Кодак, он направлялся к Парандзем. Приблизившись, он заметил Вараздухт и Бабика, и в его маленьких и живых глазках мелькнуло изумление.

– Поздравляю, княгиня! В добрый час пожаловал молодой князь! – обратился он к Парандзем. Не обращая внимания на ее мелчание, он продолжал: – Сбежал, видно, наш князек? Ты по могла? – спросил он Вараздухт.

– Если ты спрашиваешь, чтобы предать ее, то знай: она мне помогла, и сама тоже хочет отправиться к Спарапету! – заявил Бабик.

– Бабик! – с тревогой остановила его Парандзем. Кодак сделал вид, что ни о чем не догадывается.

– Да что ты, князь, какое предательство? Не дай бог узнают – ведь тотчас же отправят тебя обратно к Михрнерсэ, да и ориорд Вараздухт тоже…

– А с ними и князя Кодака! – дополнила Вараздухт, сверкнув на него рысьими глазами.

– Ну да, ну да!.. – схитрил Кодак.

Парандзем мучила мысль, как ей поступить. Спрятать Бабика? Это она могла сделать. Жизнью своей пожертвовала бы, но сделала бы. Однако дело было не в том, чтобы спрятать сына. В защитники родины вступают не для того, чтобы прятаться и спасать свою жизнь, а для того, чтобы доказать святость своего обета перед миром и людьми, для того, чтобы бороться и побеждать! Это Парандзем знала. Знал, вероятно, и Бабик.

– Пойдем! – сказала она сыну и спокойно оглянулась на Вараздухт, давая ей понять, что приглашение относится и к ней.

Впереди шли Парандзем и Бабик, за ними – Дзвик, затем Вараздухт с Кодаком.

Возвращение сына перевернуло княгине Парандзем всю душу. Его внезапный приезд, его заявление о том, что он – воин Спарапета, то, что спутницей его была Вараздухт и что о них стало известно Кодаку, – все совершилось с такой головокружительней быстротой, что Парандзем даже при желании не смогла бы скрыть появление Бабиха. В тот день персидские вельможи отсутствовали: они отправились в одну из пограничных крепостей Сюника, куда подтягивались бежавшие из Айрарата и Зарехавана персидские отряды. Но Деншапух, могпэты Михр и Ормизд, Дарех и Арташир могли вернуться завтра же… И, наконец, каждый день ожидалось возвращение и самого Васака из Пайтакарана.

Княгиня повела Бабика в свои покои и вновь принялась настойчиво расспрашивать:

– Что это ты говоришь, что Нерсик остался? Почему должен был остаться в Персии?

– Ну, остался!.. Не смог бежать! – не находя более убедительных объяснений, пробормотал Бабик.

Он обнял мать, прижался головой к ее груди.

– Не мог? Нет, нет! – с ужасом вскрикнула Парандзем. – Нет!..

Бабик отвернулся.

Парандзем упала без чувств. Дзвик подбежала, подхватила ее, начала растирать ей руки и виски, потребовала воды. Бабик цетовал руки матери. Парандьем очнулась, повела глазами, как бы ища кого-то.

– Кого ты ищешь, княгиня? – спросила Дзвик.

– Позови ориорд.

Когда Дзвик вышла, Бабик склонился к матери.

– Это она спасла меня, мать… Она обманула сестру Михрнерсэ. Она сказала ей, что получено распоряжение отца убедить меня согласиться на отречение от веры и что она якобы должна поговорить со мной наедине. Она повела меня в сад и…

Вошла Вараздухт.

– Ты спасла моего сына. Благодарю тебя…

– Я ведь христианка, княгиня! – тихо сказала Вараздухт.

– Бабик – защитник родины! – произнесла в ответ Парандзем.

Нельзя было понять, что она хочет сказать этими словами.

Но только такой ответ и могла она дать молодой женщине, которую связывали с ее супругом неясные дела и близость которой с Васаком не была тайной для Парандзем. Хотелось бы, чтобы спасительницей сына была не эта женщина, но чувство матери вынуждало с благодарностью принять такой драгоценный дар, как жизнь сына.

– Он защитник родины! – настойчиво повторила Парандзем и с ужасом спросила: – Но Нерсик?! Скажи! Скажи мне все, что произошло!..

– Княгиня! – взмолилась Дзвик.

– Скажи все, что было, слышишь?! – крикнула Парандзем, взглянув прямо в лицо Вараздухт.

– Ну, что я могу сказать? Что я знаю? – сквозь слезы ответила та.

Бабик громко разрыдался. Парандзем взглянула на Вараздухт – и вдруг все поняла.

– Кожу с живого сняли! – простонала она. – Кожу сняли!.. Кожу сняли с моего Нерсика…

Она словно окаменела, застыла. Глаза ее были устремлены в одну точку.

– Ну что ж! Так и должно было случиться! – прошептала, словно смирившись, Парандзем. – Мои дети погибли уже в тот день, когда их увезли к тем зверям.

– Княгиня, надо спрятать Бабика! – обратилась к ней Дзвик.

– О нет!.. Никогда! Пусть прячется его отец, ставший предателем!.. Проводи ориорд Вараздухт в ее покои, Дзвик…

Через несколько дней вернулся из Пайтакарана Васак. Тотчас же был отправлен гонец за Деншапухом и остальными персидскими вельможами.

Прибытие высокопоставленных гостей перевернуло всю жизнь в замке. С трудом удалось их разместить, тем более что в их числе были и нахарары – приверженцы Васака, которые приехали в резиденцию сюнийского владетеля из своих полков.

Этот приезд сторонников Васака задумал Михрперсэ: он хотел лично и, как он сам выразился, «на месте познакомиться с делами». Он также имел в виду собрать наиболее подробные сведения о войске Вардана и объединить его противников.

Васак придавал большое значение своей беседе с Михрнерсэ в Пайтакаране, полной знаменательных намеков; решение же созвать у него в замке на совещание столько высокопоставленных лиц он рассматривал как проявление большого доверия к нему.

Васак был во власти глубокого волнения. Точно удар обуом по голове подействовала на него весть о казни Нерсика и бегсве Бабика. Обижало его и тревожило и то обстоятельство, что его кровного врага, Варазвагана, прислали в Пайтакаран и оказывают ему столь большое внимание. Деншапух и остальные персидские вельможи не упускали ни одного случая очернить и оговорить его, Васака, а Пероз источал яд… И Васак невочъно задавал себе вопрос: чем же является он сам в глазах Михрнерсэ – государственным деятелем с определенным весом и значением или же чем-то вроде тряпки, которую небрежно отбрасывают в сторону?

А Бабика он обязан сам передать Азкерту тотчас же по обнаружении…

Гостей приняли с большой торжественностью и поместили в покоях, обставленных с самой изысканной роскошью. Замок принял праздничный вид, безрадостные будни сменились шумными пиршествами. Действительно, съезд представлял собой благоприятный повод для организации празднеств. Когда еще азарапет арийцев и самые высокопоставленные вельможи персидского двора могли бы пожаловать в гости к нахарару Сюни? Следовало бы почтить высоких посетителей пышными пирами с музыкой и танцами, если бы не буря, которая уже погромыхивала вдали, надвигаясь с каждым днем все ближе.

Васак гостеприимно заботился о гостях и одновременно напряженно следил за каждым шагом своих противников, чтобы предупредить и обезвредить их козни. Подобного напряжения и тревоги он не переживал за всю свою жизнь.

А Гадишо внимательно следил за Васаком, сознавал всю сложность его переживаний, всю трагичность его положения и не раз предостерегал его:

– Судьба твоя разрешится сейчас или никогда…

– Да, да… Надо покончить с сумасбродством! – говорил Васак.

Он чувствовал себя брошенным в бушующем море: или плы ви, или иди на дно… И он решил плыть.

– Возможно, что эта помесь волка с лисицей будет отстаивать тебя. Он ведь должен доказать своим врагам, что не ошибался в тебе! И в этом – твое спасение. Только будь решительней…

– Быть решительным – значит уничтожить страну Армянскую!.. – ответил Васак.

– Уничтожь!..

– К этому идет. Уничтожим, чтобы создать ее вновь! Но разве это не странно?! «У государственного мужа нет народа…» – вспомнил Васак. – Можно с ума сойти!

– Нужно будет – и сойдем!

– Да, нужно..

Один-единственный раз решился Васак зайти к Парандзем – спросить о ее здоровье. Но встретив суровые, полные отчаяния глаза и молчание, он вернулся к себе. Ни один из них не сказал ни слова ни о Бабике, ни о Нерсике.

Михрнерез выразил желание осмотреть войска Васака. Лагерь был разбит неподалеку от замка, на плато. Сепух Арташир провел полки перед персидскими вельможами: скакали хорошо вооруженные и обученные конники на прославленных армянских скакунах, стремительно проходили полки крепких, мускулистых пехотинцев.

Михрнерсэ разглядывал воинов затуманившимися глазами, о чем-то злобно задумавшись. Пероз шипел на ухо Вахтангу:

– Ты погляди только: и оружие есть, и прекрасные наездники, и лучники… А как они обучены строю!..

– Нюсалавурт может не скупиться на потери! – смеясь, заметил Деншапух.

– Ну, а как Вардан?

– Разобьет их.

– Не так-то легко это будет! – усмехнулся Дарех.

Михрнерсэ выразил свое удовлетворение состоянием войск. Однако, когда возвращались в замок, он предложил Васаку отправить послание Вардану с советом воздержаться от военных действий.

– Страха перед войной у нас нет. Страшное – это кровь… Кто ответит за нее? Я бы не желал, чтобы отвечать пришлось тебе…

Васака сильно задели эти слова. Мысль о том, что в конце концов отвечать за все будет только он один, ужаснула его. «Сами затеяли войну, бросились в нее всеми своими силами, а ответственным отят сделать меня, Васака…» – Как зловещее предчувствие, как похоронный звон, преследовала его эта мысль.

Он стал раздражительным, нервы напряглись до крайней степени, глаза налились кровью от постоянно сдерживаемого бешенства: ведь он видел себя окруженным личными заклятыми врагами, которые прибыли в сюниккий замок только для того, чтобы добиться падения его владельца. Да! «Или одно, или другое, или порабощение, или уничтожение!» И перед этим роковым выбором Васак должен поставить весь народ. Сам он свой выбор сделал… Но сколько еще мучительного сопротивления должен он подавить в себе самом?

Когда все вернулись в замок и собрались в зале, Михрнерсэ повторил свой совет -обратиться со специальным посланием к Вардану, а к союзникам его направить посольства, чтобы расстроить дело оказания ему какой бы то ни было помощи.

В своих письмах к правителям Иверии и Агванка Васак советовал воздержаться пока от посылки Вардану подкреплений, поскольку Азксрт согласился предоставить свободу вероисповедания всем христианам; что же касается Вардана, то хотя он и собирается двинуть войска к границе, но там будет заключен мирный договор с персами, и Вардан будет воевать с кушанами на стороне персов. Поэтому совершенно излишним было бы отправлять иверские и агванские полки ему в помощь. Одновременно Васак давал понять, что намерен помириться с Варданом.

Армянским князьям областей, захваченных Византией, Васак отправил особое письмо через князя Дхдзника. В письме повторялось, что якобы Азкерт предоставил армянам свободу вероисповедания, но Вардан не желает и слышать о мире, решив восстать против персов..

Через срочных гонцов, в числе которых был рштунийский священник Зангак, Васак отправил в Арташат следующее письмо:

«Спарапету, князю дома Мамиконян, от марзпача и князя дома Сюни – привет.

Да будет ведомо тебе, что подступает к стране войско арийское и близок день великого кровопролития. Азкерт склоняется к мысли о предоставлении свободы вероисповедания, если только ты смиришься и перестанешь готовиться к войне. Склонись же к примирению и покорности, устрани опасность войны, спаси страну Армянскую!

Васак, марзпан страны Армянской».

Все ждали ответа на это письмо. Бывали минуты, когда Васак начина ч надеяться, но, вспоминая характер Вардача, немедленно подавлял в себе проблески надежды. И действительно, Вардан прислал устный ответ, в котором выставлял единственное условие: чтобы персидское войско вернулось в Персию, а персидский двор прислал посла для заключения мира.

Этот ответ, полный пренебрежения, чуть не свел с ума Пероза.

– Да у них нет не только государства, порядка и силы! У них нет рассудка и предусмотрительности!.. Уничтожить их – и конец!

«Да, уничтожить!» – окончательно решил в глубине души и Васак.

Он ожесточился. Как будто выпали из сердца сыновья, забылись личные невзгоды. Он унесся мыслью в грядущее, в будущую страну Армянскую, решив не щадить ничего и никого – ни сыновей, ни себя, ни народ; ценой хотя бы и большой крови, но достичь своей цели: создать государство, хотя бы половине страны пришлось погибнуть… Его терзало страстное желание испепелить, развеять по ветру прах расположившихся в его замке персидских вельмож. И в первую очередь – Михрнерсэ, а затем уже Пероза с Деншапухом А у ворот замка повесить Варазвагана и с ним вместе всех, всех остальных, которые змеиным клубком вьются вокруг него!.. Набить сеном их шкуры, расставить чучела в зале, сесть за стол пиршества и поднимать чашу с вином перед каждым из этих набитых трухой чучел!

Замок переживал лихорадочные дни. События словно спешили к своему завершению.

Михрнерсэ держался так, точно находился у себя, в своем пайтакарансхом дворце. Он назначал дни приема, заставлял посетителей часами ждать, во все вмешивался, всем распоряжался.

Но что-то странное чудилось Васаку в его поведении. До слуха Васака то и дело доходили бросаемые вскользь намеки на необходимость «восстановления царства», заявления о том, что «единственную силу в этой стране представляет марзпан Васак»… Но вместе с тем Михрнерсэ продолжал подчеркнуто внимательно относиться и к Варазвагану, который чему-то молча и многозначительно улыбался. Что все это означало?.. Что означало постоянное молчание Деншапуха, Дареха, Арташира и могпэтов и постоянное их присутствие при встречах Васака с Михрнерсэ?

Мрачно молчал Михрнерсэ. Перед ним полукругом расселись персидские вельможи и армянские чахарары: только что вынесли решение воевать.

Через несколько дней предстояло выступить на соединение с Нюсалавуртом. Уже прибыли вести о том, что он двигается к Хэру и Зареванду – пограничным городам страны Армянской.

– Мы все тут воины! – заговорил Михрнерсэ. – Все служим одному делу, все кы единодушны. Не должно быть никакой неприязни и недоверия среди нас. Очистимся душой! Слово мое относится к Перозу. Его огорчает, что от него прячут здесь сына марзпана. Да очистится совесть его!

Персы рассмеялись. С затаенной злобой рассмеялся и лязгнул зубами Пероз, ядовитым злорадством засветился взгляд Деншапуха. Михрнерсэ ласково улыбался Васаку.

– Ну конечно, это понятно: ведь ты отец… Может быть, и я поступил бы так же. – Он рассмеялся тонкими и злыми губами, открывая беззубый рот.

Васак смотрел на него, растерянный, покрасневший.

– Я ничего об этом не знаю…

– Да, да, он здесь вместе с Вараздухт! Проказник сбежал! Но напрасно! Повелитель, вероятно, оказал бы ему милость. Впрочем, мы еще сможем умилостивить повелителя! Ну, вот и все, князь Пероз! – Михрнерсэ повел глазами в сторону Пероза Васака бросило в дрожь. Но он опомнился. Он вызвал Врама и приказал немедленно найти и привести Бабика. Все происходило точно во сне, в кошмаре…

– А я думал, что государю марзпану известно! – насмешливо сказал Пероз.

– Да нет же! Ну, как мог он знать и покрывать того, кто осмелился бежать от повелителя? Ах, проказник! – вновь ехидно рассмеялся Михрнерсэ.

Продолжалось обсуждение будущих действий. Васдк был в страшном смятении, его охватила мучительная тоска по сыну, горе, гнев и жгучая ненависть к персам, которые, как хищники, обступили вырвавшуюся на волю дичь. Если б не его положение, его решение, его дело!

Совещание затягивалось, а Врак все не появлялся. Васака снедала глубокая тревога. Если Поимка и привод Бабика возлагали на Васака мучительные обязательства, то и исчезновение его явилось бы не меньшем бедствием: могли бы заподозрить, что его спрятал сам Васак, что сам Васак помог ему бежать…

Уже была ночь, когда Врам вернулся с двумя воинами. Они ввели связанного Бабика и развязали его. У Васака потемнело в глазах, ему страстно хотелось броситься к сыну, обнять его… Но он пересилил себя, – нельзя было поставить все под удар.

Михрнерсэ с кривой улыбкой оглядел Бабика:

– Не остался дома, сын мой? Нашалил?

– Мой дом здесь! – грубо ответил Бабик. – Я вернулся домой.

– Ты должен был дождаться разрешения повелителя. Ведь мы все повинуемся его воле, – поучал Михрнерсэ.

– Мне он не повелитель! – спокойно осветил Бабик.

– Еабик! – простонал Васак.

– Да чего они хотят от меня. Я вернулся к себе домой, я не хочу жить в Персии!

– Но ты же заложник! – подчеркнул Васак; это был удар по Михрнерсэ.

– Я не хочу быть заложником! Нерсик тоже был заложником. А что они с ним сделали? Кожу с него содрали, сеном набили! Васак почернел от боли – Мы все – слуги повелителя, сын марзпана! – более строго заметил Михрнерсэ. – Воля повелителя священна для нас!

– Не поминай имени пса! – крикнул Бабик. – Не признаю я твоего повелите пя!

Васак рванулся к Бабику:

– Да ты… ты… ты!..

– Я теперь защитник родины, я воин Спарапета! Не боюсь я ни тебя, ни их. Плюю и на них и на их Азкерта!

– А-а!.. Это Ариман!. Ариман говорит в нем!.. – возопил в ужасе могпэт Ормизд – Грешен я… грешен. – простонал Михрнерсэ и с яростью обернулся к Васаку: – Ну отвечай!

Васак движением руки приказал Враму увести Бабика и покончить с ним. В эту минуту ярость, горе, укоры совести и страх за себя смешались в Васаке со сложными государственными соображениями. Васак был близок к тому, чтоб пронзить себе грудь мечом.

Врам увел Бабика.

Персы твердили слова молитвы, чтобы оградить себя от зла, которое вырвалось из преисподней и возникло перед ними. Они хрипло и испуганно переговаривались, бросая злобные взгляды на Васака: смерти Бабика им было мало…

Васак ждал, что в замке послышатся причитания и плач. Но донеслись лишь заглушенные голоса, и все быстро умолкло. Он понял, что Бабика уже нет…

Михрнерсэ повернулся к персидским вельможам:

– Угодно было вам видеть верность? Вот она! – он указал рукой на Васака. – У вас самих есть дети, вы поймете отца…

Васак, окаменев, смотрел в одну точку. Казалось, вот-вот он проснется, и тогда окажется, что все виденное было только сном…

Бабика похоронили не сразу. Васак приказал перенести тело к нему, в его покои. Поздней ночью, когда персы уснули, он вошел к себе.

Бабика уложили на ковер. Над ним горела семисвечная лампада. Лицо было прикрыто тонкой вышитой тканью, ковер усыпан собранными в долине скромными цветами, У изголовья сидел на низком стуле Зангак и читал молитвы. В ногах у Бабика стояла на коленях Дзвик, бессильно уронившая руки на пол.

Когда вошел Васак, Дзвнк поднялась и придвинула маленький стул. Васак сел рядом с телом сына и застыл в неподвижности. Вошли замковые слуги и служанки, приложились к покрывалу на теле Бабика, перекрестились и молча вышли.

Васак снял покрывало с лица Бабика. Лицо было бледно. Полоска белых зубов блестела между полуоткрытыми губами. Глаза были закрыты, Бабик словно улыбайся. Он выглядел таким спокойным, как если бы спал обычным сном Но было что-то страшное, что-то угнетающее в нем, застывшее, не меняющееся выражение – печать вечного покоя Васак хотел поцеловать сына, но не смог. Он боялся всполошить весь замок безумным криком. Он сидел неподвижно, впившись взглядом в лицо Бабика.

Вошла Парандзем. Медленно подошла, села на поданный стул, начала смотреть на сына.

Васак жаждал услышать хоть бы одно слово, хоть чей-нибудь голос: ему страстно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заговорил с ним. Но Парандзем молчала Хотя бы вчглянула она на него… Но Парандзем не глядела в его сторону. Нечеловечески тяжело было в этот миг заговорить, заставить говорить с ним. Все было давно покончено между Васаком и Парандзем. Все умерло еще до смерти Бабика.

Васак встал, еще раз взглянул на сына. Еще раз сердце ему стиснула скорбь при виде этой мертвой неподвижности. И он вышел, как если бы он был пришелец из потустороннего мира, спустился во двор и поскакал в лагерь.

В замке стояла могильная тишина.

Поздно ночью тело Бабика перенесли в часовню, чтобы похоронить в родовой усыпальнице. Он лежал на носилках в богатом убранстве, весь усыпанный цветами, рядом с ним положили меч, На погребении присутствовали все обитатели замка, начиная с Парандзем и кончая последним конюшенным служителем. Молитвы читал замковый священник. Пришел и Кодак с Перозом-Вшнаспом-Тизбони. На кладбище собрались и сельские жители. Заупокойная служба кончилась, когда тело Бабика опускали в могилу. Послышались громкие рыдания Плакали женщины, плакали мужчины, и громче всех плакал Пероз-Вшнасп-Тизбони.

Не плакала только одна Парандзем. Она стояла спокойно и молча, не отводя пристального взгляда от лица Бабика. Лишь один раз нагнулась она и кинула горсть земли на тело сына. Могилу засыпали. Пероз-Вшнасп-Тизбони сам носил камни, обложил могилу, сам украсил цветами могильный холм.

Все молча разошлись, осталось лишь несколько человек. Парандзем долго стояла у холмика, молча глядела на него.Потом повернулась и так же молча направилась к замку. Ее покои наполнились женами сепухов к служанками, которые свободно входили к ней.

– От мира были, за мир умерли… – промолвила старая служанка и, осенив себя крестом, вышла.

Рано утром на следующий день в замке поднялась суматоха. Из лагерей пришли полки, выстроились на площади перед замком. Все оделись и сели за завтрак. Впереди был долгий путь через горные перевалы. А в это время сепух Аргашир, заместитель самого нахарара в сюнийском полку, ведавший общим надзором за порядком и во всех прочих полках приверженцев Васака, выравнивал строй и плеткой подгонял воинов, недостаточно быстро выполнявших команду.

Обитатели замка вместе с собравшимися крестьянами из окрестных сел, стоя в стороне, молча и неприязненно следили за приготовлениями к походу. Хмурые воины не глядели в их сторону, боясь их недобрых и укоризненных взглядов. На лицах самих воинов тоже было написано недовольство. Отъезжающие вышли из ворот в дсргжном платов и вооружении Лишь на Васаке и Михрнерсэ бьпи легкие и нарядные одеяния. Они поднялись на возвышение около ворот, сг:едя за прохождением полков. В глазах Михрнерсэ мелькнуло выражение завистливой злобы, он пожевал губами, глстнул горькую слюну. С той же завистью глядели на войска Псроз, Дарех, Арташир, Деншапух. Их не успокаивало даже то, что эти полки должны служить их делу.

Васак бросил взгляд на обитателей замка. Он искал глазами Парандзем, с которой так и не обменялся ни одним словом. Ему хотелось хотя бы взглядом проститься с нею. Он чувствовал, чго между ним и женой порвались все связи.

Но порваны были все связи также между ним и этим человеческим множеством, которое неподвижной стеной выстроилось по обе стороны от ворот и хранит каменное молчание. В глазах крестьян поблескивав! иногда искра глубокой ненависти и гнева и говорит, что эти люди готовы уничтожить и Михрнерсэ с его вельможами, и Васака с его сообщниками-предателями. Внимание Васака привлек престарелый крестьянин, губы которого беззвучно шевелились, шепча слова проклятия и ненависти. Взгляд Васака скрестился со взглядом старика, и Васак отвел глаза.