Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 54 страниц)

«Стать вероотступником? – думал он. – Скорее издохну, но не отступлюсь! Поклонюсь тысяче огней, чтоб остаться живым, но от веры не отступлюсь…»

Он взглянул на огонь, который трепетал в жертвеннике, и вдруг, подхлестнутый какой-то мыслью, подбежал к нему, приподнялся и помочился. Огонь зашипел и сник. Кодак вернулся в постель. Покой снизошел на него, и он заснул.

Когда утром Гют взглянул на Кодака, тот еще спал. При дневном свете отчетливо видны были следы побоев на его лице. Гют почувствовал жалость к Кодаку и обиду за него. Возмущало не столько самое избиение дерзкого старика, сколько то, что его унижали как армянина.

Вошел хозяин и спросил, что изволит нахарар заказать себе на завтрак. Гют еще не успел произнести и слова, как хозяин, обратив внимание на жертвенник, в ужасе воскликнул:

– Кто погасил священный огонь?

– Разве он потух? – равнодушно спросил Гют. Хозяин растерянно смотрел на жертвенник.

Проснулся Кодак.

– Кто погасил священный огонь? – обратился к нему хозяин.

Кодак взглянул и ответил:

– Скажи мне, как же это сам священный огонь дозволил, чтоб его погасили?

Хозяин побоялся поднимать шум и, осмотрев золу, заявил:

– Не подложили дров; огонь сам погас. Он вышел, чтобы вновь принестй огня.

– Кто же потушил огонь? – заинтересовался Гют.

– Я! – ответил Кодак.

– Почему?

– Я армянин и христианин: Не место их священнбму огню в моих покоях!

– Как же ты его дотушил?

Кодак рассказал…

Гют хотел рассердиться, но не удержался и расхохотался.

– Что же это за божество, которое можно погасить мочой? – философствовал Кодак.

Гют вновь стал серьезен.

– А если бы узнали?

– Что же, убили бы нас.

Гют взглянул на неукротимого старика и махнул рукой. А тот объяснил:

– Ведь армяне могут таить месть тысячу лет, но отметить они должны! Сильно он меня оскорбил, князь.

– Что же, теперь ты успокоился? – не удержался от улыбки Гют.

– Нет, не утолил еще всей жажды мести.

– Сдержи себя и не позволяй себе больше таких безумств! – строго сказал Гют. – Ты государственный деятель или тушитель огня?

– Это не мешает государственным делам, князь. Где надо действовать словом, а где – иными способами!.. Не смейся надо мной, князь. Уж так получилось…

Хозяин принес огонь и снова возжег жертвенник.

– Как же это он потух? Все-таки я не понимаю, – качая головой, бормотал хозяин.

– Огонь тухнет от ветра, от песка, от воды, – с серьезным видом разъяснил Кодак.

Гют сурово взглянул на него:

– Ты замолчишь или нет?

– Я молчу, молчу! О чем же говорить? Но я не боюсь смерти, я посвятил себя ей.

Хозяин спросил, какие будут дальнейшие распоряжения князя.

– Принеси завтрак и узнай, проснулся ли Хосров. Кодак оделся, пошел умываться и, вернувшись, уселся на своем ложе.

– Они избили меня, но я поступил не как царь Аршак Второй!

Гют, предвкушал развлечение, не мешал ему разглагольствовать.

– Ты спросишь – как? Но ведь заключив Аршака в Башню забвения, Шапух Второй велел посыпать половину пола в его темнице землей Армении и половину – землей Персии. Стоя на земле родины, царь Аршак, воспрянув духом, издевался над персом; на земле же персидской он впадал в уныние и смирялся. Я же боролся и тогда, когда стоял на персидской земле!..

– Быть тебе вскоре царем армянским! – пошутил Пот.

– Смеешься надо мной, князь? Но я не уронил чести армянина!

Хозяин принес обильный завтрак. Кодак, забыв свои обиды, быстро подсел к подносу.

– Хосров встал и ждет тебя, князь, – сообщил хозяин.

– Скажи ему, чтоб он явился ко мне! – приказал Гют.

– Слушаю!

Хозяин вышел и быстро вернулся:

– Не хочет идти, господин! – доложил он испуганно.

– Ступай и от моего имени прикажи ему прийти! – сверкнул на него глазами Гют.

Тот испугался и вышел неуверенной походкой. Ворвался Хосров и кинулся прямо к Гюту:

– Это ты мне приказываешь явиться? Ты?..

В ту же минуту Гют дал ему оплеуху. Хосров открыл рот, чтоб завопить, но получил вторую оплеуху, затем третью, четвертую…

Хосров испугался; он хотел было позвать на помощь, но Гют схватил его за ворот.

– Если пикнешь – убью как собаку! Будешь знать, как бить моих людей, да еще в моем присутствии!..

– Ну что, почувствовал армянскую силу? – подбежал к нему Кодак. Он тоже хотел ударить Хосрова, но Гют отбросил его в сторону и приказал Хосрову:

– Ступай распорядись насчет коней, пока я кончу завтракать!

Хосров выбежал из покоев. Он был так напуган, что сейчас же бросился исполнять приказание Гюта. У него мелькнула мысль сбежать, опередить Гюта, но он побоялся, что тот его догонит. И, как всегда бывает в подобных случаях, он испугался больше, чем нужно было, и подчинился.

Предутренние облака уже разошлись, и в просвете между ними выглянуло солнце. Гют приказал подавать коней. После всего, что произошло, Кодак решил не оставлять хозяину своего запасного коня.

Когда они, выйдя на балкон, собирались спуститься вниз, показался Вшнасп. Он с интересом оглядел Гюта, который сдержанно приветствовал его. Вшнасп ответил на привет и многозначительно сказал:

– Перенес беспокойство, князь?..

– Да, пришлось прибить это животное! Он пристойно вел себя в пути; не знаю уж, что с ним случилось в этом караван-сарае, – дерзнул поднять руку на одного из людей марзпана… Ну, пребывай с миром! – И, обращаясь к Хосрову, сказал повелительным тоном: – Ступай вперед!

Хосров вышел. Вшнасп, не знавший, как ему отнестись к словам Гюта, смог лишь пробормотать:

– Иди с миром!..

Посольство выехало.

Кодак удовлетворенно молчал. Он был рад, что Гют выка зал свой нрав. Хорошо зная Персию, Кодак знал также, как трус ливы персидские чиновники перед людьми сильными.

Немного спустя он обратился с вопросом к Хосрову:

– Доберемся в два дня, как полагаешь?

– В полтора доедем, – ответил Хосров с наружным смире! нием, хотя и было ясно, что он затаил месть.

«Псам кину тебя на съедение! Подожди только!» – повторял в уме Кодак. Покачиваясь в седле, он, чтоб разозлить Хосрова стал громко напевать какой-то церковный мотив.

Вдали, влево от дороги, что-то чернело. Было похоже на ка раван, но очень многолюдный.

Гют стал вглядываться.

– Да это войско, государь! -высказал догадку телохранител!

Действительно, вскоре стало видно, что это идет войско. О пахи устало поднимали глаза на Гюта, отдавая ему честь. Гю остановился, чтоб пропустить их.

– Куда вы направляетесь? – спросил он.

– В Апар, господин, – ответил тот. – На войну с кушанами.

Воины были молоды, но медлительны в движениях. Их помятые лица свидетельствовали одновременно и о распущенности их нравов и о бесконечных трудных походах. Они были обожжены солнцем и обветренны, черны и грязны, покрыты потом и пылью. Тяжело ступая и раскачиваясь на ходу, они тоскливыми и грустными глазами оглядывали путников.

– Спят на ходу, – заметил Кодак. – Нет в них живости наших воинов.

– Но бьются они неплохо, – возразил Гют. Кодак с особенным интересом изучал всадников и, как сын смотрителя конюшни, глазами знатока рассматривал коней.

– Бабки у коней толсты, но кони не выносливы, как наши! Гют глядел задумчиво и невесело.

– Дело не в этом, – они сильны численностью своей! Этим они покоряют весь мир.

Войска прошли. Кодак стал излагать свои соображения. Гют не препятствовал ему, потому что они говорили по-армянски, да и беседа как бы скрашивала дорогу.

– Все это – признак войны. Азкерт теперь будет решать быстро и без снисхождения? – говорил Кодак.

Гюту была известна сообразительность старика в подобных делах, и он задумался над словами Кодака. Не станет он слушать объяснений. Будет расправа, и суровая! – продолжал Кодак. – С ним у нас ничего не выйдет. Наша надежда – Михрнерсэ.

– Чем же лучше Михрнерсэ? – спросил Гют.

– Указ составлен по его повелению. Ведь это он писал, увещевал, а в конце и требовал или ответить по пунктам, или явитьсяко двору. Пока соберется суд, мы выиграем время…

Соображение это показалось правильным, и Гют согласился с ним.

– Главное – сперва увидеться с Михрнерсэ, заручиться его покровительством, – заключил Кодак. – Но если дело дойдет до царя царей – мы пропали. Война с кушанами, вероятно, разъярила его.

Они ехали позади войска.

Гют приказал обогнать. Пришлось отъехать довольно далеко, пока, опередив колонну, они смогли поскакать вперед.

Князь Артак Мокский и нахарар Рштуни выехали довольно поздно. Артак торопил нахарара, но тот под предлогом нездоровья и усталости все оттягивал отъезд.

Дорога шла через горные перевалы и плоскогорья. Гора, за нею другая, затем третья – и в некий день завершится для Артака этот долгий путь. Он не разговаривал, он мечтал.

Замкнулся в себе и нахарар Рщтуни, сторонившийся Артака, так что оба были довольны.

Бдительность Артака усыпляло одно обстоятельство: это было его отношение ко всему, что имело отношение к Анаит. Он прощал нахарару Рштуни его грубость, пренебрежительные интонации и недружелюбие, так как считал его человеком близким, родным. Артак не мог отделять враждебные друг другу явления: Анаит – от нахарара Рштуни, свою любовь – от войны, от дела сопротивления и ответного послания персидскому царю. Чувство любви захватило его, затуманивало его мысли, усыпляло его. Нахарар Рштуни, много передумавший в Арташате и ехавший домой с совершенно иными намерениями, чем Артак, глядел на своего непрошеного спутника с чувством неприязни. Он решил избавиться от Артака при первой возможности, тем более что, согласно решению Васака и его приверженцев, должен был внедрить у себя дома культ поклонения огню. Ему было поручено вносить всюду, где это было возможно, раздоры и силой подавлять сопротивление персам.

Артак со страстью отдавался волновавшим его думам. Война казалась ему чем-то отвлеченным, каким-то тяжелым кошмаром, и только Рштуник был реальностью. Артак слышал уже благоуханное, дыхание этой страны – влажное, слегка соленое. Оно влекло, манило его.

И вот внезапно, точно из-под земли, показалось светло-голубое, как небо, Бзнунийское море.

Артак вздохнул, его глаза увлажнились: он стосковался по морю. Вспомнились сказки старой няни, мечты детства…

Долго ехали они – день, два… Синяя даль наверху, синяя даль внизу опьяняли Артака. Проехали Арцруник и, наконец, вот он – Рштунинский край!

Было уже темно, когда они подъехали к замку князя Рштуни. Сумрачно и негостеприимно глядел на них похожий на скалу замок. Ни один луч света не золотил его темных стен.

Басом залаял сторожевой пес, что-то метнулось у ворот, какие-то тени кинулись к неистово лаявшему псу.

– Кто там?

– Отворите князю! – отозвался один из телохранителей.

Сторожа придержали пса, одни из них забежал вперед и приказал открыть ворота. Со стесненным сердцем оглядел Артак двор. Тьма, тишина – ни малейшего проблеска жизни. Не ужели ее нет здесь?.. Но ведь она, может быть, и не здесь, а в доме отца. Как он не подумал об этом?

Они спешились. На террасе показались какие-то женшдны, они подошли ближе.

– Князь! – послышался шепот одной.

– И князь Артак с ним! – добавила другая.

Принесли светильники. Мрак, ревниво охранявший от Артака неведомые тайны, отступил. Артак огляделся: народу было много, но Анаит не было. Ясно, ее нет в замке.

– Соблаговоли пожаловать в покои! – пригласил нахарар Рштуни.

Артак последовал за ним с тяжелым сердцем. И тач как не было той, от которой он ждал ответа на мучивший его вопрос, он напряг слух, надеясь хоть что-нибудь – хотя бы одно слово – услышать о ней. Но так и не услышал ничего. И понимая, что расспрашивать невозможно, он впал в уныние и даже не заметил, как все поднялись по лестнице и вошли во внутренние покои.

Обычно немногословный и даже неприветливый, нахарар Рштуни проявил приличествующую случаю любезность и приказал оказывать гостю услуги и заботу. Нахарар даже стал шутить. Но Артак точно ничего не слышал; он равнодушно умылся и прошел в покои, куда был подан ужин.

– Эх, устали мы! – сказал нахарар Рштуни. – Пора и отдохнуть!

Беседа не занимала Артака. Его терзали сомнения. Каменное молчание, невозможность услышать хотя бы что-нибудь, относящееся к Анаит, действовали на него удручающе. Из перешептываний и переглядываний некоторых слуг он заключил даже что С Анаит стряслось несчастье. Артак настолько растерялся, что не смог учесть простого, но важного обстоятельства: никто ничего от него не скрывал, – хотя бы потому, что никто не знал его заветной тайны.

Но почему же все молчат?..

Но вот, наконец, заговорили.

– Поправилась госпожа? – спросил нахарар Рштуни.

– Поправилась, государь, – ответил дворецкий.

– Очень хорошо! А мать моя?

– Благодарение богу, здорова и Старшая госпожа.

– Из домашних никто не болеет?

– Никто, государь… – чуть замялся дворецкий. «Значит, ее нет здесь!» – подумал Артак, и эта мысль обожгла его.

– Что с тобой, князь? Почему ты приуныл? – справился нахарар Рштуни.

– Устал, – объяснил Артак.

– Поди ложись, отдохни!

Да, Артаку не терпелось уединиться, чтобы вдали от чужих глаз свободно пережить свои муки, ходить из угла в угол, быть может, найти кого-нибудь, кого можно было бы расспросить.,.

Дворецкий проводил его в высокую комнату в боковой башне. В очаге горел слабый огонь. Из узкого окна можно было видеть бездонную пропасть, на дне которой бурлил бешеный горный поток. Ветер врывался в окно, принося с собой свежесть леса и реки. Лес нашептывал свою сказку. Казалось, среди его могучих деревьев кружится мать лесов и пляшут дриады.

Артак глядел на эту красоту, и сердце щемило еще больше.

Становилось все темней и тише. Двор потонул во мраке. Лишь время от времени слышалась сонная перекличка стражи, да пес то заливался лаем, то вновь умолкал.

Артак взглянул на звезды – до рассвета было еще далеко. Он лег, укрылся с головой меховым покрывалом, закрыл глаза и попытался мысленно воспроизвести образ Анаит. Но это ему не удавалось. Перед ним возникала желтая лента пыльной дороги, каменные громады гор, высокая трава, мох на скалах, водопады, простор Бзнунийского моря… Иногда возникало и глядело на него, затем искажалось и таяло лицо какой-то девушки. Но она была и незнакома, и совершенно не похожа на Анаит… Все, все представало перед его глазами, не было лишь ее! Словно и не встречал он ее никогда и не было ее на свете.

Мучительная ночь словно остановила свое течение, словно окаменела, не кончалась. Как будто решив более не просыпаться, спали и замок, и люди, и деревья, и пропасть. …Величественный, широко раскинувшийся храм как бы благословлял народ, призывая к благоговейному молчанию заполнявшее его людское море. И вот, точно поднятий народной массой, Вардан Мамиконян простер руку и воззвал:

– Страшная весть, народ армянский! Арийское войско наводнило равнину Айраратскую… Вперед! Поднимайтесь все навстречу неприятелю!..

Народ загремел и двинулся Артак очнулся; кругом не было никого. В окно билась летучая мышь, – она покружила под сырым, гладко вытесанным каменным сводом и вновь выскользнула за окно Спала страна Рштуни.

Артак подошел к двери, приоткрьш ее. На скамье, присло нившись к холодному камню стены, дремал слуга.

Артак оглядел двор. Ни малейшего признака жизни. Тусклая полоса света вырывалась из соседнего помещения, чья-то тень мелькнула на стене напротив и растаяла, В покое, который, по видимому, находился рядом с опочивальней Артака, не спали, и там находился не один человек… Кто же там? Узнать не был» возможности…

Артак не решился спуститься по внутренней каменной лест нице. Он снова лег, устремив взор в потолок. Вдруг он вздрогнул – в окно ворвался ветерок и донес гул бегущей внизу рек» Тьма еще более сгустилась. Артак вздохнул.

Он то закрывал, то вновь открывал глаза, тщетно пытаяс заснуть, но это никак ему не удавалось Внезапно он заметил, чт свод, выложенный камнями, напоминающими сталактиты, сд лался виден более ясно.

– Светает! – прошептал Артак; сердце у него замерло.

Он вскочил и выглянул в окно. Постепенно приобретала очертания пропасть, хотя фата предрассветного тумана еще скрывала и ее, и застывшие в вековой неподвижности скалы, и взьерошенную гриву реки, стремительно мчащейся от одного порога к другому. Взлетала вверх серебряная водяная пыль, осыпая верхушки сосен и елей, которые росли у обрыва. Всю ночь напролет бились воды, прокладывая себе путь к извечной цели – к Бзнунийскому морю.

Наступил рассвет. Кончились ночные муки Артака. Ясный день сулил ему надежду. Артак примирился с мыслью, что Анаит не в замке. Но ведь можно было направиться к ней домой! Он убеждал самого себя, что нужно иметь терпение. Может быть, потребуется день, два, – все равно, он решил при первой же возможности выехать на поиски Анаит. Но как объяснить свой отъезд, какой предлог придумать?..

Однако, несмотря на все трудности, Артак чувствовал, что к нему вернулась бодрость: он во что бы то ни стало узнает, куда исчезло существо, ставшее причиной стольких его терзаний.

Дворецкий пригласил Артака завтракать, он воспользовался случаем:

– Кто находится в замке?

– Много народу, государь. О ком ты спрашиваешь? – ответил вопросом дворецкий.

– Есть ли гости?

– Нет, государь.

– А родственники и близкие нахарара?

– Есть, государь.

– Кто?

– Тесть и теща князя…

– Одни? – с волнением переспросил Артак.

– С ними и одна из дочерей.

– Которая?..

– Астхик. Вероятно, владетель Мокский знает ее?

– Нет, не знаю! – глухим голосом ответил Артак. – Но разве у тестя нахарара одна незамужняя дочь?

– Нет, две…

– Где же другая?

– Она… не знаю, государь… Вероятно, дома… Не знаю.

– Как это ты не знаешь?

– Что мне сказать, государь? Считай, что я человек бестолковый, но я не знаю, как сказать…

– Странно! – едва сдержал свой гнев Артак.

– Изволь пожаловать, государь, нахарар ждет! – вновь повторил дворецкий свое приглашение.

Артаку хотелось бежать из этого неприветливого замка, упорно хранившего какую-то тайну, бежать в горы, кричать, стенать… Но приличие вынуждало его принять приглашение.

Предшествуемый дворецким, он направился в зал» где за столом ожидал его нахарар Рштуни.

Солнце повсюду рассыпало свои золотые стрелы: сверкала золотая и серебряная посуда, сверкало вино в чащах. Аромат яств возбуждал аппетит.

– Прошла твоя усталость? – спросил князь Рштуни, пристально всматриваясь Артаку в лицо.

– Нет, не прошла.

– Пройдет! Благоволи отведать! – пригласил нахарар, жадно накидываясь на еду.

Артак с трудом заставил себя есть. Его мучила смутная тревога, раздражал этот зал, люди, даже это светлое и радостное утро, Какая может быть радость, когда нет Анаит, и неизвестно, где она!

За завтраком никого из посторонних не было. Это еще более усугубляло мучения Артака. Он боялся расспрашивать нахарара, а тот не заговаривал ни о замке, ни о семейных делах.

Артаку чудилось что-то непонятное в том, что дворецкий ночью сказал об обитателях замка князю, а утром – ему самому. Какая-то тайна была вокруг Анаит…

– Спустимся в ущелье – предложил Рштуни. – Разомнемся немного после дороги!

Артак согласился. Он надеялся, что если даже никто им не повстречается вне замка, то в проходах и на террасах он заметит кого-нибудь, уловит какой-нибудь знак…

Дворецкий доложил, что скакуны готовы. Нахарар встал, потянулся и направился к двери. Артак последовал за ним, напрягая все свои силы и внимание. Внезапно дверь соседнего с его помещением покоя открылась и – о, счастливое мгновение! – Анаит… Артак рванулся к глядевшей на него девушке, сделал шаг -и остановился, сраженный обманувшим его сходством. То была Астхик… Артак не был знаком с ней. Он прошел мимо нее, замедляя шаг, чтоб услышать хотя бы одно слово. Ни звука…

Нахарар обернулся, сурово взглянул на девушку. Та исчезла за дверью. Они спустились во двор, никого больше не встретив. По террасе пробегали лишь слуги.

Сев на коней, выехали из замка, по каменистой тропе спустились в ущелье и стали подниматься по противоположному склону горы.

– В замке есть больные? – вдруг спросил Артак.

– Нет никаких больных! – буркнул нахарар; затем с раздражением, причины которого Артак не понял, он заговорил громко и недовольным тоном: – С чего бы тут болеть?.. Пищи мало? Или спины у них болят от работы? У меня в Рштунике воздух не позволяет болеть!

Артак отчасти был согласен с этим.

– Но ведь, может случиться, что кто-нибудь вдруг и заболеет. Что ты тогда будешь делать? – спросил он.

– Что я сделаю? – вскипел иахарар. – Выброшу из замка! Замок не богадельня!

Так стали выявляться странности в характере рштунийского нахарара. Конечно, хорошо, чтобы никто не болел, – это было у нахарара похвальное желание, но не удивительно ли, что он вообще запрещал болеть? Требование упрямого князя могло привести лишь к тому, что при нем не смели бы упоминать о больных.

Артак и нахарар ехали по ущелью Кони разгорячились и начали покрываться потом. Прогулка на лоне природы несколько подняла настроение Артака. Заметив, что прояснилось лицо и у нахарара, он ошибочно принял это за проявление дружелюбия. Любовь, заставлявшая трепетать его сердце, украшала и возвышала в его глазах и природу и человека Он с улыбкой обратился к нахарару Рштуни:

– Родные княгини часто гостят у тебя в замке?

– Часто, – кратко ответил нахарар своим густым басом и взглянул искоса на Артака.

– Всей семьей?

– Всей, – подтвердил Рштуни, уже заинтересовавшийся, куда заведут эти расспросы.

Они проехали дальше. Артак переменил позиции.

– Далеко до их замка?

– У них замка нет. Мой тесть простой сепух. То обстоятельство, что Рштуни вдруг ответил ему уже не так кратко и резко, ободрило Артака. Он продолжал расспросы:

– Та девушка, котороя гостила в замке Огакан, также бывает с родными?

– Всегда.

– А теперь она здесь, в замке?

– Да, здесь, – ответил нахарар, с интересом разглядывая Артака. Ему хотелось спросить, почему это так интересует его гостя, но он сдержался и с некоторым лукавством, которого не был лишен, хотя и напускал на себя простодушие, стал ждать, чтоб Артак хоть немного поведал о своей тайне.

– Но она не показалась. Может быть, она отлучилась куда-нибудь? – спросил Артак; сердце у него замирало.

– Не знаю, – ответил нахарар и погнал коня. Артак последовал за ним. И так как он умолк, Рштуни, переждав немного, сам спросил:

– У тебя к ней дело?

– Нет, я просто так спросил, потому что не вижу ее в замке… Что за человек твой тесть?

– Кошку видал? Смешай уксус с перцем, свари в нем кошку и съешь с когтями, – вот и будет мой тесть!

– Такой строгий? – рассмеялся Артак.

– Крапива! Супругу мою мне пришлось вырвать у него ценой тысячи уловок. И когда, получив его согласие, я уже шел с нею в церковь, он вдруг взял свое согласие обратно!

– Причина?

– Быть может, кто-нибудь и знал причину, но не он. В последнюю минуту, вероятно, ему втемяшилось в голову: «нет»! Настоящий самодур. А уж упрям, как верблюд!..

– Значит, вырвать у него девушку – это воинский подвиг?

– Мука. Пытка! Знаешь, зачем он приехал ко мне?

– Зачем?

– Чтобы следить за дочерью – моей княгиней: как бы она не стала беседовать со мной, улыбаться мне, заниматься мной!

– А кем же ей заниматься?

– Господь его ведает. Если он не найдет человека, которому мог бы прекословить, он начинает противоречить самому себе: сперва скажет «да», потом «нет» – и кончено!..

– Да, трудно у него просить дочь…

– Легче постричь яйцо, чем вырвать один волосок у моего тестя!.. Да, крепкий это орешек!

Нахарар Рштуни, человек обычно ленивый и немногословный, не был лишен юмора. Он и сейчас стал подтрунивать над своим тестем.

Артак испытывал к нему все большее и большее расположение.

Чувствуя, что напал на слабую струнку нахарара, он вдруг придержал коня и сказал:

– А ты знаешь, ведь один из наших нахараров заглядывается на Анаит!

– Кто?

– Кажется, Атом Гнуни.

– Гм!.. – хмыкнул себе под нос Рштуни, мысленно добавив: «Кто другого дураком считает, часто сам остается в дураках». Он разгадал Артака, но не показал вида.

– Значит, Атом вскоре заявится со сватовством?

– Вероятно. Но как ему быть с твоим тестем?

– Тестя он должен взять в качестве приданого: в иглах недостатка ощущать не будет.

– Что ж, и заберет! Если нравится невеста, понравится и тесть.

– Противный человек даже и в пасху противен! – со смехом заметил Рштуни.

На этом беседа кончилась, но Рштуни задумался: значит, Артак заехал к нему ради Анаит.., И этот его противник надеется взять в жены девушку из его замка?.. «Да ты ее не увидишь, как ушей своих», – решил он и, вновь помрачнев, умолк.

Прогулка длилась недолго. По возвращении в замок Артак стал искать Анаит. Для него все еще было тайной: почему она не показывалась?

День он провел в обществе нахарара, который говорил мало, иногда неприязненно оглядывая Артака. За обеденным столом, кроме них, сидели два немногословных и сдержанных сепуха, которые держались по отношению к Артаку т,ак же, как их князь: они говорили мало и окидывали его подозрительными взглядами. Когда же Артак заговорил о войне за родину, о том, что должны быть готовы все, они отвечали вежливо, но в неопределенных выражениях.

Но кто же были эти люди, удостоившиеся чести стать сотрапезниками князя Рштуни? Одно было ясно: они пришли по приглашению нахарара. Из-под густых бровей сепухи часто обменивались заговорщическими взглядами, и было очевидно, что, прибыв по срочному и важному делу, они терпелиро выжидают конца трапезы.

Нахарар многозначительно посмотрел на дворецкого, который сократил церемониал обслуживания и подал сладкие блюда.

– Выпьем, князь, за ясное солнце! – поднял чашу за здоровье Артака нахарар, чтобы завершить обед любезностью. Подняли чаши и остальные, как велел обычай.

Обед был кончен. Артак выразил желание подняться к себе. Нахарар с радостью отпустил его. Дворецкий проводил Артака и уже собирался оставить его, когда Артак внезапно спросил:

– Скажи мне, ориорд Анаит здесь, в замке? Точно молния поразила дворецкого. Он смотрел на Артака и молчал.

– Не знаешь? – переспросил Артак.

– Не знаю, государь! – отозвался тот, обрадовавшись, что Артак сам подсказывает ему ответ.

– Неужели она не приезжала в замок?

– Нет.

– А князь знает, что ориорд здесь, или не знает? Дворецкий использовал этот вопрос:

– Не знает, государь.

– Хорошо, можешь идти.

Артака как будто ударили обухом по голове. Он был ошеломлен. Что же это, нахарар говорил, не зная наверняка? И если дворецкий не знает, в замке Анаит или нет, – то кто же может это знать? И кого еще расспрашивать после этого?

Спускался вечер. Солнце окрасило в кровавый цвет суровые стены замка. Где-то поблизости мычало стадо. В потемневшем ущелье засветился, как светлячок, небольшой костер. В глубокой дали терялась таинственная зеленоватая гладь Бзнунийского моря.

Слуга зажег светильник. Покой озарился красноватым светом. Тоска легла Артаку на сердце. Опять надвигалась ночь… Когда она кончится?..

Замолкли голоса в замке и вокруг него. Артак перенесся мысленно в замок Огакан. Он представил себе покои княгини Шушаник, сидящую перед ней на подушке Анаит. Она существовала, дышала, она внимала ему, говорила с ним, согласилась с ним обручиться… Где же она? Она была жемчужиной – и упала в море? Она была дымом – и рассеялась? Вот он здесь уже вторую ночь и не может узнать, хотя бы, жива ли она.

Ему хотелось плакать.

– Нет, не придет, не придет, не придет она! Нет ее! – проговорил он и ударил но столу. Раздался какой-то странный звук. Он прислушался. Нет, это не он, это кто-то другой ударил по чему-то твердому. Он вслушался внимательней. Нет, ему показалось! Но вот опять… Уже отчетливо послышася тихий стук в дверь. Он подошел к двери, открыл ее. На обычном месте спал слуга. Артак вгляделся пристальней и вдруг заметил у колонны какую-то тень. Она быстро скользнула, приблизилась.

– Это ты стучала? – спросил Артак.

– Я, князь…

– Говори!

– Следуй за мной…

Артак тихо прикрыл дверь и пошел за тенью. Он дрожал. У него пересохло во рту, сжимало в горле. Тень нашла его руку и остановила его. Мягко и нежно было ее прикосновение.

– Осторожнее, князь!.. Умоляю… – шепнула тень.

– Она здесь? – дрогнул Артак.

– Здесь, князь!.. Но осторожнее. Следуй за мной…

Быстро открыв дверь, тень ввела Артака внутрь незнакомого покоя и так же быстро, прикрыла ее. Артак огляделся и увидел Анаит. Она сидела, одетая, на своем ложе, глядя на Артака испуганными, широко открытыми глазами, как бы о чем-то умоляя. Так глядели они друг на друга долго-долго, словно завороженные.

Наконец, Артак подошел поближе и шепнул:

– Что случилось е тобой, Анаит?..

Анаит молчала. Вдруг губы ее дрогнули, она прижалась лицом к подушке и разрыдалась.

Астхик вышла из комнаты и притворила за собой дверь.

– Говори, Анаит! Скажи хоть одно слово… – склонившись над ней, шептал Артак.

Но слезы Анаит продолжали литься, как весенний ливень, они облегчали ей сердце. Артак дал ей выплакаться.

– Ну, говори теперь, Анаит! Успокойся! – попросил, наконец, Артак.

Анаит отыскала его руку, сжала и привлекла к своей груди.

Артак задрожал и опустился на колени. Его рука затрепетала в шелковистой теплоте; он не знал – его ли сердце билось так, или сердце Анаит… А она стискивала руку Артака, как бы что-то рассказывая, как бы молча жалуясь на что-то. Вот она приподнялась, села, взглянула на Артака и печально улыбнулась.

Артак присел на ее ложе.

– Ты больна, Анаит?

Анаит отрицательно покачала головой и вздохнула.

– Но почему ты так исхудала?

Анаит впилась глазами в Артака, но глядела на него отчужденным взглядом, как будто не узнавая его. Она смотрела долго, мучительно долго, и вдруг упала в его объятия. Тоска, восторг, любовь слились в едином вздохе, и с этим вздохом Анаит потеряла сознание.

Артак привстал и потряс руку Анаит:

– Но ты болела…

Анаит устало прикрыла глаза.

– Зачем же было болеть? Ведь я сказал, что вернусь! Ведь я не мог пропасть. Видишь, вот я приехал…

– Как мне было знать?.. Тяжело мне было! – прошептала Анаит.

Артак обнял ее, они умолкли. Артак с болью приглядывался к ней. Она истаяла за время его отсутствия, но муки сделали ее еще прекраснее. Благородное лицо девушки казалось одухотворенным. Зрелость сквозила во всем ее облике, в ее движениях, во взгляде.

Артак и Анаит, беседовавшие друг с другом только однажды, чувствовали себя как давние и близкие друзья. Они могли бы рассказать друг о друге тысячу вещей, как если б постоянно жили вместе, не разлучаясь…

– Анаит, я хочу поговорить с твоим отцом…

Дверь распахнулась, и в покой испуганно вбежала Астхик:

– Отец!..

Анаит затрепетала. Артак вскочил, выскользнул за дверь. Он едва добрался к себе, как на лестнице, которую освещал слуга, показался отец Анаит. Артак присмотрелся – какое суровое, жесткое лицо!

Мечта развеялась, но на руках своих, на устах, на лице Артак еще чувствовал нежное прикосновение любимого существа. Он подошел к окну и выглянул: ущелье, лес, скалы – все, что прошлой ночью казалось ему враждебным, сейчас представлялось милым, родным, теплым; даже опочивальня с ее холодными сводами. Артак лег, закрыл глаза и вскоре заснул.