Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 54 страниц)

Дереник Демирчян
ВАРДАНАНК

КНИГА ПЕРВАЯ

Над долиной Тарона хмурилась ночь. Все утопало во мраке. Лишь вдали, над волнообразными уступами гор, в россыпи лихорчдочно мерцавших звезд торжественно светлело небо.

В воздухе тянуло прохладой ранней весны.

Как мрачное видение маячил во тьме аштишатский монастырь. Казалось, ничто не в силах смутить его величавый покой. Холодный ветерок зябко посвистывал между ветвями деревьев, обнаженные вершины которых тянулись к небу.

Но молчаливый покой монастыря был кажущимся. Из-за стен внезапно вырвался багровый луч, заскользил по сумрачным стенам и деревьям. Свет приближался, дрожа и колеблясь. Ржаво скрипнули ворота, распахнулась и, высоко подняв факел, из них в л тел коренастый монах с вьющейся остроконечной бородкой. Он посторонился и, освещая дорогу, пропустил в ворота пожилого, высокого роста воина.

Опустив глаза, воин прошел мимо расступившихся перед ним монахов и молча остановился, видимо, кого-то нетерпеливо ожидая. Поправив свой узкий тугой пояс, на котором висел меч в ножнах с золотой насечкой, он взглянул на небо. Изогнутый орлиный нос придавал горделивую суровость резко очерченному лицу воина, тонкий рубец прорезал сверху донизу правую щеку.

Опаленное солнцем обветренное лицо с короткой седой бородой свидетельствовало о жизни, проведенной в битвах и походах, вдали от домашнего очага. Чем-то старозаветным веяло от этого крепкого человека, какой-то огромной духовной мощью. Лишь печать грусти – черта людей, перенесших много испытаний, – да пепельно-серые кудри, падавшие на плечи, слегка смягчали суровый облик этого мужа. Он производил впечатление человека молчаливого, словно чем-то постоянно озабоченного, привыкшего мыслить и действовать, человека, который, приняв решение, будет защищать его с оружием в руках. Железные мускулы и вся его осанка говорили о необычайной жизненной энергии, не сломленной годами.

Монахи, разделившись на два ряда, выстроились по обе стороны от него, скрестив руки на груди. Лишь один из них-юноша с одухотворенным лицом и мечтательными глазами, по-видимому, мирянин, еще не принявший пострига, но проживавший в монастыре, – близко подошел к воину.

– До рассвета далеко еще, Спарапет, – почтительно промолвил он. – Ты бы отдохнул, прежде чем пуститься в путь.

Воин молча взглянул на него и с жестом нетерпения повернулся в сторону монастырского двора.

– Поторопись, Арцви! – донесся оттуда чей-то голос.

Немного погодя послышался конский топот. Монахи быстро расступились, и молодой воин вывел двух скакунов.

Пожилой воин спокойно подошел к одному из них, собрал поводья и вставил ногу в стремя. Телохранитель помог ему вскочить в седло.

Молодой мирянин, с тревогой следивший за пожилым воином, тоскливо спросил:

– И долго будет длиться это испытание?

– Долго, – как бы про себя промолвил воин, с горькой усмешкой опуская взор. Помолчав, оь многозначительно прибавил:

– Ты ведь и сам воин, должен понимать.

Затем, поправившись в седле, он взглянул на монаха, который светил ему. Тот быстро подошел.

– Значит, вы отправитесь вдвоем в Арташат завтра же?

– Конечно! Непременно – отозвался тот, многозначительно глядя прямо в глаза воину.

– Там есть бесстрашные опровергатели лжеучения огнепоклонников, но… Впрочем, увидимся, поговорим.

Воин не закончил свою мысль, но, как бы что-то вспомнив, вновь оглядел монахов и продолжал:

– Нужно сразу покончить со всем этим, не время теперь мудрствовать!

Монахи подошли ближе. Воин обратился к ним:

– Надеюсь, вы хорошо уразумели, что решено нами? Повторяю вновь: не вступать в прения о вере ни между собой, ни с царем персов! Не время мудрствовать. Тем паче следует прекратить имущественные споры и всякие пререкания с нахарарами о первенстве. Откажитесь от распрей, проповедуйте единение. Ведь бедствие надвигается на час, и неслыханное бедствие!

И он не то с упреком, не то с недоверием оглядел монахов, в глазах которых читалась глубокая печаль.

– Прощаюсь с вами в надежде…

– Господь – прибежище наше и надежда! -отозвались монахи.

Один из них, согбенный старец с лицом цвета меди, дрожащими устами прошептал начало молитвы: «Направь, о господи, стопы мои…»

Остальные монахи осенили себя крестным знамением.

– Ну, в путь, – вымолвил воин и обратился к монахам:– Пребывайте с миром!

– Путь добрый! – отозвались монахи в один голос.

Воин отдал поводья. Конь его заплясал на месте, грызя удила, затем рванулся вперед. Всадник осадил его и пустил шагом. Телохранитель Арцви следовал за своим господином.

При свете факела монахи молча провожали всадников глазами. Багровый свет еще некоторое время озарял лица монахов я сумрачные стены монастыря.

Всадники ехали по каменистой тропе. Прихотливо извиваясь, она спускалась в равнину. На востоке появились зеленоватые отсветы. Близился рассвет. Звезды побледнели. Неясные очертания стали проступато из мрака, когда всадники достигли долины.

Пожилого воина не покидало тяжелое раздумье. Следовавший за ним Арцви с трудом сдерживал своего коня, рвавшегося вперед. Скакун плясал, тряс гривой и поводил горящими глазами, с трудом смиряясь под рукой опытного всадника, не позволявшего ему вырваться вперед.

Погруженный в свои тревожные мысли, пожилой воин неосторожно тронул своего коня шпорой. Тот взвился на дыбы и помчался вихрем. Конь Арцви, казалось, только этого и ждал, бешено рванувшись, он тоже помчался. Удержать его было невозможно. Он обогнал переднего скакуна. Тот в свою очередь, подобрался, и кони помчались, по ровному лугу, стремясь обогнать друг друга.

Бешеная скачка, соответствовала душевному состоянию пожилого воина. Ему хотелось рассеять угнетавшие его думы, поскорее добраться до места назначения и освободиться от тревоги. Что до Арцви, то он наслаждался душевно и физически скачкой. Исполинской силой веяло от этого ладно скроенного, плотного, но гибкого юноши. Лицо его было исчерчено рубцами– следами ран, полученных в боевых схватках. Проницательные глаза не покидала добродушная усмешка.

Скачка, возможно, длилась бы еще долго, но Пожилой воин осадил своего скакуна. Тот рванулся было, но всадник так натянул поводья железной рукой, что конь захрапел и замедлил бег. Труднее оказалось обуздать скакуна телохранителя. Кружась на месте или взвиваясь на дыбы, разгорячившийся конь старался сбросить седока. Но в конце концов унялся и он, и оба коня пошли некрупной иноходью.

На лугу справа показались какие-то всадники. Заметив воина и его спутника, они, стремясь сократить дорогу, поднялись на холм и рысью пустились наперерез.

Впереди ехала группа женщин, девушек и юношей во главе с немолодой уже, высокой и худощавой женщиной. Что-то орлиное в ее лице напоминало лицо пожилого воина. Перевитые лентами густые косы были закреплены на лбу и на затылке, одежда высоко подобрана шелковым поясом. Рядом с нею ехала красивая девушка лет двадцати.

Все они были вооружены копьями, мечами и луками. У подножия холма они пустили коней вскачь. Рядом с сильными конями бежали, высунув языки, гончие. Группа возвращалась с охоты. Притороченные к седлам две кабаньих туши подбрасывало во время скачки.

Охотники были забрызганы грязью и покрыты густым слоем пыли. Но осанка и одежда выдавали их знатное происхождение. В те суровые, патриархальные времена даже в семьях нахараров считалось совершенно естественным, чтобы женщина носила оружие. Не только в крестьянских, но и в княжеских семьях женщины умели обращаться с оружием, привыкнув с детства принимать участие не только в опасной охоте на диких зверей, но и в стычках с персидскими войсками, стоявшими в нескольких крепостях Армении и часто совершавшими набеги на мирное население.

Всадники постепенно замедлили скачку и перешли на шаг. Окинув их испытующим взглядом, пожилой воин сурово спросил:

– Почему вы возвращаетесь так рано?

– Мы спешили, чтобы попасть на сегодняшние военные игры, отец, – ответила немолодая женщина, видимо, чего-то не договаривая.

– Гм!.. – горько и невесело усмехнулся воин, еще не связывая преждевременное возвращение охотников с тревожившими его вестями. Он задержал на миг восхищенный взгляд на девушке: ее дикая красота, прекрасная посадка, придававшая ей воинственный вид и свидетельствовавшая о том, что она не настолько хрупка, чтобы испугаться боя, смягчили мрачное настроение старого воина.

– Кто убил кабанов? – спросил он. – Не ты ли?

– Все вместе, отец Спарапет, – просто и свободно отозвалась девушка. – Первой пронзила его копьем я, когда он на меня накинулся, но потом все подоспели и прикончили его.

– Ты устал, отец? – озабоченно спросила пожилая женщина.

– Нет, – коротко ответил тот, видимо, вновь возвращаясь к своим мрачным мыслям и показывая, что беседовать он не расположен.

Однако охотники производили странное впечатление. Все они были покрыты грязью и пылью гораздо больше, чем обычно бывает во время охоты. На плече у девушки виднелась запекшаяся кровь, щека была расцарапана. Юноши имели потрепанный вид; у некоторых были привязаны к седлам переломанные копья, а в руках они держали копья и мечи персидского образца. Все это не могло ускользнуть от внимания воина. Он придержал коня и обратился к дочери:

– Что у вас там произошло?

– Разбойники ночью напали!.. – смущенно отозвалась та.

– Откуда?

– Воины из персидских гарнизонов, отец… Человек девять-десять… Видно, ехали на разбой в Зарехаван. Хотели увезти ее, – кивнула она головой в сторону девушки. – Двоих мы убили, остальные ускакали. Молодые наши славно бились..

Пожилой воин вновь окинул всех испытующим взглядом и задержался на юношах, которые, застеснявшись и покраснев, низко опустили головы.

– Не успела я остановить ее, как она тоже кинулась на одного из нападавших и едва не поплатилась: копье только слегка задело ей плечо.

Девушка от сильного смущения не знала, куда смотреть. Но пожилой воин неоусидгнно прекратил расспросы и, мрачно покачав головой, пришпорил коня.

Все ехали молча.

Казалось, пожилой воин удовлетворил свое любопытство. Больше он не заговаривал нч с кем. Дочь в молчании ехала рядом: чувствуя, что отец чем-то озабочен, она не пыталась заговаривать с ним.

Некоторое время они ехали рядом, но воину хотелось остаться одному.

– Поезжайте вперед!

Дочь поняла его желание и пришпорила своего коня. Остальные последовали за нею, подюкяя утомленных коней. Лишь теперь ста та заметна окровавленная повязка на затылке одного из юношей.

«Недурно поработали!» – ухмыльнулся про себя воин.

Всадники свернули к холму, на склонах которого стоял замок. Взмыленные и еще не успокоившиеся кони стали шагом подниматься вверх по склону.

Старший воин пробормотал что-то. Арцви взглянул сначала на него, затем на замок. Там царило необычное оживление. У ворот стояли нерасседланные кони, а немного в стороне – большая группа явно взбудораженных спешившихся всадников, державших коней на поводу.

Со стороны замка во весь опор мчался всадник. Старший воин выпрямился в седле и нетерпеливо всматривался в него, словно сам себя спрашивая: «Еще что-нибудь новое?!»

Всадник круто осадил коня:

– Прибыли азарапет с князьями Арцруни, Рштуни и Мокским, государь Спарапет!

– Давно прибыли? – спросил воин.

– Только что, государь.

Воин показал на беспорядочную толпу всадников:

– А сепухи почему прервали занятия?

– Они узнали о событиях!

Воин въехал в ворота замка сопровождаемый своим телохранителем. Во дворе толпились сепухи и о чем-то жарко спорили. Увидав воина и его спутника, они тотчас замолчали и почтительно склонились перед ними Сепухи ждали, что он расскажет им о полученных вестях, но воин, спешившись, лишь окинул их быстрым взглядом и с мягким упреком спросил:

– Почему вы прервали занятия? Идите. Я сам вызову вас. Сепухи разошлись и воин вошел в замок. Встретивший его на пороге дворецкий с глубоким поклоном сообщил:

– Гости в приемной, государь. Ждут.

Воин прошел в зал. Один из сидевших в приемной четырех нахараров был Ваан Аматуни, последний азарапет аршакидской Армении, лишенный своей наследственной должности персом Деншапухом присланным в Армению для проведения подушной переписи Это был полный старик с одутловатым благообразным лицом, большими выпуклыми карими глазами спокойно глядевшими из-под крутых черных бровей Около него сидел мокский нахарар Артак– статный юноша с умными и печальными пазами и угольно-черными бровями. Лицо его было окаймлено легким пухом первой бородки.

Рядом с ними небрежно развалился на подушках заплывший жиром Артак Рштуни -человек с вялым лицом и ленивым взглядом. Четвертый бы. высокий и полный, широкий в кости мужчина лет пятидесяти, с военной выправкой – глава рода Арцруни, Нершапух, На его изрытом оспой, но пухлом и румяном лице сверкали синие глаза.

Новоприбывший остановился на пороге и осенил себя крестом. Гости встали и, по одному подходя к нему, горячо его облобызали. Царившее до его прихода молчание и трогательная встреча свидетельствовали о том, что все охвачены необычайным волнением, все встревожены каким-то надвигавшимся грозным событием.

Воин снял шлем, передал его дворецкому и вручил ему же свой меч. Расступившиеся перед ним нахарары с глубоким почтением проводили его к особому сиденью в глубине зала, рядом с очагом, и заняли свои места, лишь когда он сел. Все молча ждали, когда он заговорит.

– Получили, конечно, известие… – начал он спокойно и сдержанно. – Указ царя царей обращен и к святейшему отцу и к нам. Надо или дать ответ на каждый пункт указа, или явиться ко двору царя царей. Копию указа переслал мне святейший отец. Я получил ее в Аштишате. Как угнали вы о нем?

– Гонец твой сообщил мне. А князья пожаловали на военные игры, – объяснил азарапет.

Вновь наступило молчание. Князья обменялись взглядами, все хотели высказаться, но не знали, с чего начать и кому говорить первым.

– Недобрым пахнет… – пробормотал азарапет. Он заглянул в глаза воину и покачал головой – Каков же будет наш ответ? Чем кончится поездка в Тизбон?.. Недобрым пахнет!

– Да, недобрым, – подтвердил тот.

Нершапух Арцруни, которою ни физический, ни душевный склад не предрасполагали к долготерпению и сдержанности, с болезненной усмешкой обратился к новоприбывшему:

– Государь Мамиконян, ужели нам надо спокойно, по доброй воле, самим предаться на милость царя царей?! Да ведь…

Он, очевидно, хотел добавить нечто более резкое и определенное; его заросшие рыжеватой щетиной рябые щеки вспыхнули, точно их обдали кипятком; он тяжело перевел дыхание и умолк,, не досказав своей мысли до конца. Бормоча что-то невнятное, он гневно оглянулся на нахараров, как бы ожидая отклика на свой вопрос.

Сдвинув угольно-черные брови и не поднимая на него глаз, как бы размышляя вслух, задумчиво заговорил Артак Мокац. Его слегка женственный голое звучал спокойно и мягко:

– Я, государи, в недоумении и сомнении. Действительно, каков должен быть ответ наш и на какой ответ даст свое согласие марзпан?.. Мы знаем свой долг. Но ведь перед владыкой арийцев за нашу страну непосредственно отвечает марзпан! Разлад возникнет между нами Вот что тяжело…

Князь Мамиконян искоса кинул на говорившего быстрый взгляд. Все замолчали.

Ваан Аматуни водил глазами по комнате. Он задерживал взгляд то на очаге, в котором тлели головни, то на охотничьих трофеях, украшавших стену, то на распластанной на полу тигровой шкур, то на светильниках, в круглых чашах которых чернели плавающие в масле фитили, то на полке в глубокой стенной нише, где сверкали золотом и драгоценными камнями пергаментные фолианты в переплетах из слоновой кости. Он смотрел – и ничего не видел.

– О чем ты задумался? – очнувшись, обратился он к Спарапету. – Что должно случиться, того не миновать. Избежать этого мы не можем, не так ли? Стало быть, надо ответить на письмо или отправиться в Тизбон.

Несмотря на преклонный возраст, Аматуни сохранил свой живой ум и энергию. Его слова как бы таили в себе упрек собеседникам.

Но они не вывели Вардана Мамиконяна из сосредоточенного раздумья.

– Ответим или нет, хватит у нас сил или нет – одно ясно, – вскипел вдруг неуравновешенный нахарар Арцруни, – никто из нас не согласится принять веру Зрадашта!

– Никто, конечно, государь Арцруни! – слегка повысил голос Артак Мокац. – Но ты мне вот что скажи: какое решение примет марзпан? Вот основной вопрос…

Вардан встрепенулся.

– Да, это основной вопрос! – загорелся он. – Тут-то и найдет коса на камень! О, Азкерт знал, какой выбрать час!.. Еще бы– человек победил греков, победил гуннов… Против него ни одной сильной державы. Перед ним лишь мы. Вот когда он нам станет коленом на грудь!

– Да, государь Арцруни, ты прав: хотим мы этого или нет – но быть большому кровопролитию! Без этого не обойдется… – задумчиво проговорил мокский нахарар. – Но какое решение примет марзпан? Какую позицию займут нахарары? Здесь требуется единодушие. Будем ли мы единодушны?

Артак Рштуни, который с застывшим взглядом молча внимал ему, как бы не в силах осознать все значение происходившего, наконец заговорил:

– Зачем нам утруждать себя? Пусть Азкерту ответит католикос: он разжирел за наш счет и рвется к власти… Зачем нахарарам вмешиваться в споры о вероучениях?

Вардан Мамиконян опустил сверкавшие гневом глаза. Остальные нахарары напряженно ждали.

– Их прижали к стене! – продолжал Артак Рштуни. – Они будут бороться за свое дело да еще постараются и нас втянуть в эту борьбу. Но неужели духовенство желает добиться победы ценой нашей крови, чтобы потом захватить новые владения и всю власть? Зачем нам проливать кровь за духовенство? Нам сейчас не хватает крови и для самих себя…

– Государь Рштуни, не время сейчас спорить и идти против духовенства! – со сдержанным укором остановил его Вардан Мамиконян. – Ответ Азкерту – это дело не только духовенства… И Спарапет поспешил положить конец неприятному спору.

– Кончим на этом, государи мои. Объединим духовенство и нахараров и общими силами дадим ответ Азкерту. Настало тревожное время для страны…

Вардан говорил уверенно и просто, без оттенка повелительности, но в его голосе звучала металлическая твердость вождя, диктующего свою волю.

Слова Артака Рштуни открыли ему тайного противника, которого необходимо было обязательно убедить, но позднее. «Он не один, будут и другие противники…» – с горечью подумал Вардан, но, сдержав себя, решительно обратился к нахарарам:

– Необходимо выехать в Арташат немедленно!

– Необходимо! – подтвердил азарапет. – И да будет нам прибежищем господь!

Он со вздохом поднялся с места и подошел к окну. Встали и остальные нахарары.

Вардан с нахарарами только вышел из зала, как перед ним появилась престарелая женщина с худым, изможденным лицом и порывистыми движениями. Это была его мать. Она была взволнована и дрожала всем телом. Высоко вскинув сухие, как ветви терновника, руки, она бросилась к сыну и глухим низким голосом выкрикнула:

– Смертельная опасность грозит отчизне! Судьба возлагает защиту на тебя, сын мой…

Вардан поцеловал ее дрожащую руку.

– Успокойся, мать, успокойся! – прошептал он с улыбкой, одновременно и скорбной и ласковой.

Старуха прошла вперед, направляясь с нахарарами и Варданом к каменкой террасе замка. Во дворе толпились обитатели замка, кое-кто из сепухов, не занятых на военных упражнениях, и другие воины.

Мать Вардана осенила себя крестным знамением и перекрестила всех, сто находился во дворе.

Она вся преобразилась. Казалось, она не видела окружавших ее людей. Глаза ее, пылавшие под серебристыми бровями, были устремлены в таинственные дали, где в этот миг совершались кровавые злодеяния.

– Шапух восстал из могилы, он идет искоренить народ армянский… Восстаньте против сатаны, защитите отчизну! Клянитесь в этом! – выкрикивала она.

– Клянемся, мать! – отозвался за всех Ваан Аматуни. Весь двор замер в молчании. Чудилось, что из могилы восстал кто-то из предков рода Мамиконянов и явился принять клятву собравшихся в том, что никто не изменит священному делу родины.

В это простое, будничное утро все были охвачены высоким вдохновенным порывом. Собравшиеся даже не представляли себе, какое новое, необычайное событие встревожило в этот день обитателей замка; им даже не объяснили, что именно произошло. Однако внезапный ночной отъезд Спарапета, озабоченные лица нахараров и неопределенные слухи встревожили всех. Мысли невольно обращались к персидскому царю, от которого обычно исходили все бедствия армян. Но в чем же состояло бедствие на сей раз?.. Обитателей замка угнетало необычайное волнение матери Вардана, ее полные ярости слова, суровое молчание самого Вардана.

Старая госпожа дрожащим, взволнованным голосом сказала Вардану:

– Отзови сына из Греции, пусть вернется, чтобы стать воином отчизны, довольно ему учиться!..

– Зохрак и сам не останется в Греции, – мягко и ласково сказал Вардан. – Будь спокойна…

Служанки взяли ее под руки и увели.

Покой и мир покинули замок. Обитатели его тревожно ждали великих испытаний.

Вардан в сопровождении нахараров вышел из замка и направился к площади. Как раз в это время там происходило учение всадников. Сепухи – все молодежь, – забыв о необычайных событиях в замке, были увлечены своей военной игрой; воины попарно, группами или в одиночку стремительно носились по площади, поражая мишени стрелами и пронзая копьями воображаемых врагов. Некоторые бросались с мечами друг на друга, прикрывая головы щитами. Площадь гремела от гула молодых голосов и конского топота.

Внезапно пронзительный крик прорезал воздух и перекрыл общий шум. Все смолкло на площади, затем послышались отдельные голоса: «Что это, что случилось?..» Всадники погнали коней к фехтовальщикам. Разделившись на две группы по пять человек в каждой, всадники бились друг с другом. Игра всех опьянила, По лицам уже струилась кровь. Начав бой как учебную игру, они увлеклись ею и в состоянии опьянения и самозабвения наносили друг другу тяжелые удары. Это было видно по их ярости. Они уже не придерживались никаких правил. Их мечи с лязгом ударяли по щитам, высекая искры. Слышалось бешеное ржание разъяренны; скакунов. Всадники же с налитыми кровью глазами, с грозным рычанием налетали друг на друга, сверкая мечами в воздухе.

– Отбой! Отбой!.. – восклицали вокруг них сепухи, размахивая мечами и тесня сражающихся своими скакунами.

– Но те ничего, казалось, не сознавали.

– Нахарары, нахарары здесь! Прекратите… – снова послышались восклицания. Все было напрасно.

Но вот один из сражавшихся свалился с коня, товарищи окружили его.

В это мгновение на сепухов соколом налетел Арцви. Он сидел безоружный на своем неоседланном скакуне. Одним бешеным скачком он перескочил через огромный ров, на что никакой благоразумный наездник не решился бы даже в случае крайней необходимости, и столь же бешено врезался в самую гущу состязавшихся.

Арцви был похож на дьявола. На искаженном лице его глаза сверкали, как ножи.

Участники игры в последний раз рассекли воздух мечами и расступились.

– Щенки бешеные!.. – крикнул Арцви, который в раздражении готов был и сам схватиться с кем-нибудь.

Сепухи гневно корили сражавшихся.

Вардан и нахарары подошли к раненому, которого с трудом сдерживали пять воинов. Он рвался расплатиться со своим обидчиком.

– Пустите! – рычал он. – Дайте мне убить его!

– Манук, нахарары тут… Манук, молчи! – понизив голос, увещевали раненого окружившие его воины.

– Позовите-ка сюда этих «храбрецов»! – распорядился Вардан.

Окружив обоих участников схватки, воины подвели их к Вардану. Они тяжело дышали, злобно косясь друг на друга. Высеченными из камня казались их широкие груди и могучие мускулистые руки. Один другого красивей и стройней, они являли собой чудесно подобранную группу безрассудно отважных бойцов.

– Ранили тебя? – спокойно обратился Вардан к воину.

Придерживая рукой раненое плечо, тот потупил голову.

Вардан оглядел воинов. Все молча ждали его решения: он был известен своей строгостью. Однако на сей раз Спарапет молча приглядывался к ним. Узнавая каждого, он заговорил, не повышая голоса.

– Ищете битвы и найти не можете? Если так уж сильно чешутся у вас руки, то знайте: найдется дело! И скоро!

Опустив головы, воины молчали. Вардан, сдерживая улыбку, обернулся к раненому:

– Если ранен, значит и виновен, приятель! Что сказать тебе еще? Иди. Свое наказание ты уже получил. Раненый тяжело вздохнул.

– Постой, да ты не Манук ли?

– Манук, Манук, государь! – в один голос подтвердили сепухи и воины.

– Это ты отвел меч, занесенный на меня кушаном?..

– Он, он самый, государь! – подтвердили сепухи.

Вардан с доброй улыбкой глядел на воина: во время войны персов с кушанами Манук спас жизнь Спарапету, неожиданно окруженному врагами во время одной из схваток. Сейчас, весь красный и готовый провалиться сквозь землю от стыда, Манук только молча, с жалким видом оглядывался по сторонам.

– Если можешь идти один, ступай, – пусть тебе перевяжут Руку.

Манук повернулся, бормоча еле слышно:

– Рану того, кто меня сегодня ранил, перевязывать уже не придется!

Вардан, рассмеявшись, опустил руку ему на плечо, ласково потрепал и слегка подтолкнул, как бы давая ему понять, что надо уйти.

Манук удалялся, все ускоряя шаг.

– Бесценный боец! – шепнул как бы самому себе Вардан.

Здесь, среди воинов, в кругу этих беззаботных и удалых юношей, Спарапет на миг забыл гнетущую его заботу. Он был рад, что попал сюда. Да, в них, в этих юношах, – и сила, и надежда, и жизнь, и радость! Старый полководец, проведший всю жизнь в седле, под открытым небом, в дружном кругу соратников, впервые за это утро, после короткого общения с бойцами, почувствовал некоторое облегчение. К нему вернулась надежда, что минет и эта буря, настанут лучшие дни…

Разумеется, как полководец и политик, он ясно представлял себе, какая надвигается буря. Но вера в лучшее, обыкновенная, простая человеческая надежда все же воодушевляла его. Здесь, в кругу молодых бойцов, ему даже казалось, что, быть может, горькая чаша минует его… Но нет, эту чашу ему придется испить до дна, до последней капли! Горькое чувство вновь овладело им, он повернулся к сепухам:

– Вывести по очереди отряды и возобновить занятия!

– Будет исполнено! – отозвались сепухи.

– Приступайте!

Сепухи разошлись. Вардан обратился к нахарарам:

– События развернутся не скоро, но могут нагрянуть внезапно, как потоп. Встряхнитесь, князья, подготовьте ваши полки!

Нахарар Арцруни обернулся к Вардану, пытливо вгляделся в него, словно видя его в первый раз и только теперь догадываясь, в чем дело:

– Государь Мамиконян, ты и впрямь ждешь войны? Вардан изумленно взглянул на него:

– А много ли случалось споров между нами и персами, которые не кончались бы войней?.. Я – Спарапет. Если нагрянет беда, ответ держать – и за вас и за себя – придется мне…

Нахарар Арцруни призадумался, как бы соображая, но прозрение пришло не сразу.

– Ну, первый удар придется принять мне: ведь мой Васпуракан – ворота из Персии. Поэтому я и спросил.., Артак Мокац рассмеялся:

– Удары-то все мы примем. И первый и последний!

Вардан ласково взглянул на красивого юношу и положил руку ему на плечо. Он и ранее очень любил этого находчивого, умного и скромного молодого нахарара. Но в час, когда на отчизну надвигалось новое бедствие, Вардану особенно по душе пришелся этот ответ.

Настроение его поднялось.

– Помоги нам бог! – воскликнул он, с облегчением переводя дух, и, оглядывая широко раскинувшуюся равнину Тарона, тихо добавил:– Жаль, нарушили наш покой…

Равнина Тарона начинала дымиться. Туман подбирал свои лохмотья и, влача их за собой, отходил к западу. Весна уже открывала свой праздник. Сильнее начинало пригревать солнце. Воздух был нежен, чист, сердцу хотелось мечтать, оно гнало прочь мысли о нависшей опасности.

На шелковой лазури неба обозначились стремительно приближающиеся черные стрелы. С кликами «курлы-курлы» они проплыли над головами нахараров.

На вершине заброшенной башни аист уже приводил в порядок свое хозяйство.

Ничто, ничто не предвещало войны…

Нахарары покинули площадь. Но еще долгое время продолжали доноситься издали возгласы молодых бойцов и громкий топот их коней.

Вардан пригласил нахараров вновь вернуться в замок. Немного спустя они все уже сидели за столами в трапезной.

Полуденное солнце лишь слегка смягчало прохладу ранней весны. По горному перевалу ехал вооруженный отряд человек в тридцать, с двумя всадниками во главе. О том, что это персы, можно было догадаться издали по удлиненным, похожим на кувшины, головным уборам, по длинным плоским мечам, которые висели на поясах, туго стягивавших короткие кафтаны. На свинцово-серые морщинистые лица большинства воинов уже наложила свою печать преждевременная старость; белки их глаз пожелтели от болотной лихорадки. Один из ехавших впереди – чернобородый человек лет пятидесяти, плотно закутавшийся в грубо вытканную мешкообразную накидку из верблюжьей шерсти, – сидел съежившись. Второй – еще молодой военный, желтолицый, с наглыми глазами, в глубине которых постоянно играла злая усмешка, – накинул широкий кафтан поверх своих доспехов. Он часто заслонял глаза ладонью, как бы высматривая что-то вдали.

– Говорил: «Прижмешь эти монастыри, да так, Чтоб духу их не осталось», – рассказывал первый всадник. – И, поверишь ли, столько дани, сколько я при этом Деншапухе собрал, и за двадцать лет не выколотишь!

– Море неисчерпаемое, а не страна! – откликнулся военачальник.

– Какое там море?! Ведь мы выжимаем именно так, как повелел Деншапух. А какого моря хватило бы на это? Прежде-то выколачивали только из крестьян. А теперь, когда мы принялись и за монастыри, да и крестьян поприжали, ты погляди только, что получится…

Военачальник хихикнул и, зевнув, пришпорил коня.

– Но ведь это Сюник! Это владения марзпана! Как же это Деншапух не щадит его? – задал он вопрос.

– Если хочешь знать, именно Сюник-то и велел он прижать! Говорил: «Выжги, вытопчи все. Так, мол, повелел Азкерт…» Ну, я и жгу! Мне-то что? Я сборщик дани!

– Угу! – вдруг оживился военачальник, блеснул глазами. – Вот он, монастырь, показался уже! А где же деревня, а?

– Деревня рядом, за утесом.

Впереди показались двое верховых. Они ехали в том же направлении, но не спеша, и персы вскоре догнали их.

На одном невысоком бойком старике с хитрыми, подвижными маленькими глазками была богатая одежда персидского покроя. Его сопровождал простой воин-армянин.

– Ты перс? – задал ему вопрос сборщик дани.

– Немножко, – ответил старик не то в шутку, не то серьезно, с полнейшим спокойствием разглядывая персов.

Сборщик с полуулыбкой ждал, чтоб он объяснил свои слова.

– Много жил в Персии, – докончил старик – Куда едешь?

– К марзпану.