Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)

– Сейчас, сейчас. А как Старшая мать? Спит уже?

– Пойди к ней. Почти не спит она, – отозвалась княпшя.

Зохрак быстро пошел в опочивальню бабушки. Все последовали за ним. Увидев его, Старшая госпожа крикнула и, дрожа, обняла его.

– Умереть мне за тебя! Прибыл, дитятко!.. – говорила она с плачем.

– Не плачь, Старшая мать! – засмеялся Зохрак. – Пусть плачут матери наших врагов!

– Воин… внучек мой… воин! Умереть мне за тебя, за меч, за оружие твое!

Старшая госпожа не выпускала Зохрака из объятий. Так мягко, как только было возможно для его стальных пальцев, юноша потряс ее за плечо и спросил:

– Ну, а здоровье твое как, здоровье?

– Ой, тише, ягненок кой, ты мне плечо раздавил, – кряхтя от боли и одновременно смеясь, сказала Старшая госпожа.

– Смотри же не вздумай умирать, Старшая мать, до нашей победы! Я приеду, сатв тюзеорсию тебя – с гусанами, с песнями, с плясками!

– Да, ягненок мой! Да, внучек!.. Ах, дождаться б, чтобы ты вернулся, сам опустил меня в родную землю. Тогда смогла бы я уснуть спокойно… – И она с тоской оглядела всех – Сладостна земля родная…

Взор ее упал «а молодых девушек.

– Анаит, дитя мое… и ты… Подойдите ко мне, подойдите! Поцелую вас, цветочки мои!..

Анаит и Астхик подошли. Старшая госпожа поцеловала их и внимательно оглядела.

– Еще не познали жизни… А ну, взгляните-ка мне в глаза… Старшая госпожа глубоко заглянула в глаза Анаит и Астхик, заглянула и в глаза Зохраку.

– Нет, живы подвижники мои: Вардан мой, Артак, Нершапух мой, Гадишо…

Она перевела взгляд на сноху и на Шушанкк:

– Все они – мои дети. Привел бы господь увидеть их всех вокруг себя, страну – спокойной, народ родной – смеющимся!.. Но злобен насильник, гибелью грозит стране!.. Ради этого и пошел на подвижничество сын мой, чтоб добиться мира для страны и народа. Да воздаст господь всем чужим странам, потом уж и стране Армянской!.. Ну, теперь оставьте меня.

Поцеловав руку Старшей госпоже, все вышли.

– Опора нашего дома – Старшая мать!.. – задумчиво проговорил Зохрак, оживление которого пропало после слов Старшей госпожи.

Он последовал за матерью, чтоб переодеться. Княгиня Шушаник увела Анаит и Астхик к себе.

Полное отсутствие вестей от уехавших в Персию нахараров вызывало все большее и большее беспокойство. Могло случиться, что они томятся в заключении или преданы казни… Не было исключено, что Азкерт уже выслал против Армении войска и они приближаются…

Тревога душила католикоса. Он разослал срочных гонцов к оставшимся в стране нахарарам с требованием безотлагательно явиться в Арташат на совещание.

«Если же не прибудете – знайте, что неминуемая гибель настала страны Армянской…»

Арташат переживал томительные, тоскливые дни. Обычно шумная столица умолкла, как бы замкнулась в себе. На улицах замерло движение. Оцепенелую тишину нарушали своим ляагом и стуком лишь кузнецы да паяльщики и лудильщики, но и они намного раньше обычного закрывали свои мастерские и собирались в узеньком тупичке в конце ремесленного ряда.

На городских стенах, враждебно поглядывая друг на друга, сновали у башенок персидские и армянские воины. Присматривался к персам крепостной воевода, недоверчиво покачивая головой. Горожане также смотрели на персидских воинов со жгучей ненавистью, бормоча проклятия при встречах с ними.

В ожидании вестей толпы бездомных крестьян и монахов, бежавших из родных мест от насилий персидских сборщиков, тесными группами бродили по городу и его окрестностям, сея тревогу и тоску.

От садов и скал расползались вечерние тени. Тоскливый день доживал последние часы. Вдруг у городских ворог закопошились люди: на взмыленных конях подскакал Атом Гнуни со своим телохранителем.

Атом остановил коня перед дворцом, в котором после отъезда нахараров в Персию временно поселился католикос. Служитель проводил Атома в покои. Католикос грустно сидел на коврике, разостланном на полу. Увидев молодого нахарара, он поднялся ему навстречу и радостно его приветствовал.

Атом, слегка покраснев, приложился к руке католикоса. Служитель разложил подушки для нахарара.

С тревогой глядя на Атома, католикос сказал:

– Никаких вестей!.. Страшусь я и опасаюсь: нет у меня надежды на благое завершение дела…

– Видно, плохо оно там обернулось, – задумчиво отозвался Атом.

Католикос с горечью воскликнул:

– Горе стране, против которой выступают ею же избранные сыны! Князья Мамиконян, Арцруни, азарапет, Артак…

– Не оплакивай их преждевременно, святейший отец! Пусть раньше вернутся! Еще посмотрим, какой вери они держатся… – с насмешкой проговорил молодой нахарар.

– Да сподобит меня господь умереть раньше, чем это сбудется! Да сподобит господь! – с горячностью воскликнул каголикос.

– Пока весть эта не подтвердилась, святейший отец. Я послал лазутчиков разведать. Да и зачем нам умирать? Мы еще сражаться должны. И не сомневайся: не останемся мы в долгу перед страной Армянской! Но… – он с досадой опустил взор, – нет известий! Да и я опаздываю!

– С чем ты опаздываешь? – спросил католикос с грустью и надеждой в голосе.

Словно говоря сам с собэй, Атом негромко вымолвил:

– Надо же организовать сопротивление… Не позволим мы им привести в страну вражеские войска!

Католикос в отчаянии ударил руками по коленям:

– И подымется у тебя рука против них?

– Я воин, святейший отец! Щадить я не имею права Католикос задумался, затем испытующе взглянул на Атома:

– А сможешь ли ты пойти с теми, кто остался верен?.. Разве вы готовы?

– Длл воина не может быть вопроса о готовности, святейший отец: на него идут войной – значит, он должен войну эту принять!

Горькие мысли овладели и молодым нахараром.

– Подозрения и сомнения грызут мне сердце! – признался он. – Неужели Спарапет и Артак Мокац могли поступиться своей совестью? Если да, то будет бой! И бой яе на жизнь, а на смерть!

Отрадно было глядеть на этого стройного, как тополь, молодого воина. Прекрасное лицо под шлемом с золотой насечкой горело вдохновением, рука сжимала осыпанную драгоценными камениями рукоятку меча. В глазах искрилась несгибаемая воля, решимость бороться к победить.

С улицы послышался шум большой толпы. Атом подошел к окну. Торопливыми шагами, почти бегом, ко дворцу приближались Гевонд, Езник Кохпаци и Егишэ. Их сопровождали всадники, по-видимому, прибывшие издалека: они были оборванны, имели усталый вид. Со всех сторон валила толпа. И вдруг пронзительный крик прорезал воздух:

– Весть злсзещая!.. Весть зловещая!..

Атом выбежал па террасу. За ним последовал католикос Гевонд бросился им навстречу:

– Святейший отеи, узнай страшную весть!.. Грядет сатана!..

Хриплый вопль пронесся над площадью:

– Горе потомкам Гайка!.. Горе потомкам Гайка!..

Из толпы вырвался обросший человек, весь в пыли, лохмотья его длинной рясы волочились за ш«м по земле.

Простирая вперед исхудалые руки, он вновь издал горестный вопль и, упав на колени, посыпал себе голову пеплом. Затем, обращаясь к Атому и католикосу, он привстал и вновь выкрикнул:

– Горе потомкам Гайка!.. Горе потомкам Гайка!..

Не отводя от него глаз, дрожа, католикос сурово повелел:

– Возвести нам весть зловещую!..

Вестник вновь упал на колени, рыдая обратился к католикосу и к народу:

– Слушайте, слушайте, святейший отец и народ армянский!.. Слушайте страшную весть! Отреклись от веры предков наших, заделались сынами сатаны Спарапет наш, марзпан, азарапет, владетель Арцрупи, владетель Рштуни и другие! Все! Все!.. – скорбно выкрикнул вестник и разорвал на себе ворот рубахи.

Толпа глухо застонала, послышались рыдания женщин. Католикос окаменел. Побледневший Атом злобно сверкнул глазами. Тяжелое молчание обрушилось на всех.

Внезапно с главной дозорной башни донеслись пронзительные ликующие звуки. Это персидские войска узнали об отступничестве нахараров, и трубач возвещал торжество Зрадашта… Зловещим был этот звук, словно возвещавший день страшного суда. Католикос осенил крестным знамением толпу, поднял руки и воззвал:

– Остались мы – и остался дух предков наашх. Да будет же он нам опорой!

Повелев Гевонду и его спутникам следовать за ним, католикос сделал знак рукой вестнику; тот встал и, не отрчхая пепла со своей головы, поднялся по лестнице, ведущей в покои.

Опустившись на подушки, католикос обратился к нему:

– Так говоришь, отреклись все?..

– Все, святейший отец! Все!.. Поклонились солнцу, побратались с Азкертом и вельможами арийскими и идут сюда с жрецами и персидским войском…

Католикос поник головой. Затем в порыве отчаяния он воскликнул:

– Иди сюда, садись рядом со мной! Плачь и скорби вместе со мной днем и ночью!.. Садитесь и вы кругом! Будем стенать о стране Армянской, подобно совам в ночи…

Гевонд, Езник и Егишэ, поникнув головами, сели рядом с католикосом. Вестник сел на пол перед католикосом, который, взяв горсть пепла с его головы, осыпал себя и начал бить себя в грудь.

– Соберитесь все вокруг меня, – зарыдал он, – плачьте о гибели страны Армянской!..

Вскоре и снаружи начали доноситься сгоны и причитания. Послышался громкий плач женщин, к нему присоединились горестные вопли мужчин:

– Горе нам! Горе! Пропали мы!..

– До коих же пор будем мы терпеть все это? Все обернулись в сторону, откуда раздался этот грубый выкрик.

– Не пойму я, к чему все это карканье? – говорил Аракэл. – Наступает бедствие – значит, нужно встать и бороться с ним, а не причитать!

– Бороться будут князья наши, Аракэл, ты не отчаивайся! – откликнулся кто-то в толпе.

– Будут ли князья бороться, или не будут – кровь-то проливать будем мы. Беда валится на нашу голову, нам и нужно самим о себе подумать. У волка шея толста оттого, что он сам себе пищу промышляет, на других не надеется… Ну, кто вверен присяге – за мной…

– Все! Мы все!

За ним хлынула вся толпа.

Аракэл решительно двинулся к покоям католикоса.

Во тьме слышались стоны, плач, протесты, проклятья, рыдания и причитания женщин. Толпа дошла до входа в покои католикоса и ворвалась внутрь. И это никому не показалось странным: в минуту бедствия люди забыли о различии между великими и малыми мира сего.

Аракэл еще сохранял выжидательное молчание, как бы желая узнать, что намерены сказать или совершить власть нгущие. Но толпа глухо рокотала, проявляла все нараставшее нетерпение.

Задумавшийся Атом стряхнул с себя оцепенение и неприязненно спросил:

– Чего вам здесь надо? Ответ последовал не сразу.

– Ну, говорите же, чего вы хотите? -нетерпеливо повторил Атом, обращаясь к стоявшему впереди всех Аракэлу, который пристально и злобно глядел на него.

Атом перевел взгляд на остальных: перед ним стояли люди с взволнованными, искаженными тревогой и страхом лицами. Поняв, что ничего он от них не добьется ни расспросами, ни если даже прогонит их из дворца, – он почувствовал, что в нем вскипает гнев. Неслыханная дерзость этих крестьян оскорбляла не только княжеское достоинство, но и самолюбие отважного воина. Однако не успел он заговорить, как Аракэл вновь грубо крикнул:

– Как же это получается, князь? Так нам и дожидаться, чтоб изменники наши объединились с нашими врагами, пришли и уничтожили нас?

– Дальше?.. – раздраженно бросил Атом.

– Я тебя спрашиваю, князь: намерены вы послать войско против них или не намерены?

– Да ты… ты!.. – Атом был так возмущен, что не смог закончить начатой фразы.

– Оставь хитрить, князь! – со спокойным пренебрежением прервал его Аракэл. – Если наши нахарары отступились от нас, то скажи нам прямо, и мы сумеем судить их и расправиться с ними.

– Истинно так! Господь правый! – отозвались со всех сторон.

Атом сознавал нравственную силу, вдохновляющую этого простого воина, присягнувшего защищать родину, но был ошеломлен: не так велико было чувство возмущения, как изумление неслыханной дерзостью простолюдина. Сузив глаза, Атом шагнул вперед: ясно было, что он собирается проучить Аракэл?.. Но католикос, лучше него понимавший, что именно вызвало вспышку ярости крестьянина, предостерегающим движением поднят руку:

– Именем бога, отойди, князь!.. Тут дело совсем в ином… Атому остался непонятен смысл этих слов, но, уважая сан католикоса, он остановился, весь дрожа от негодований. Католикос обратился к Аракэлу и к толпе:

– По какому праву восстаете вы против господ ваших, миряне? Изгнали вы страх из сердец ваших? За всех ответ дал Аракэл:

– Святейший отец, выслушай нас: враг, подлинный враг идет на нас! Да и близкие наши тоже оборотились врагами и тоже идут на нас… Нахарары, разъехавшиеся по уделам своим, оставили страну в огне. Какой уж теперь страх! Какое теперь право? Кто теперь господин и кто слуга, коли смерть стоит перед всеми Теперь стереть надо все эти различия с лица земли!

– Сами мы теперь и господа и слуги отчизны нашей! Наша теперь страна Армянская! – послышались голоса из толпы. Атом шагнул к Аракэлу и окинул его суровым взглядом:

– Ты посвятил себя смерти, присягнул воевать за народ – и этим бахвалишься, забыв о всякой пристойности!

Не опуская упорного, недоброго взгляда, Аракэл с глухой угрозой бросил:

– Весь народ присягал защищать отчизну!

Атом так и не успел ничего ответить этому преступившему всякие границы крестьянину: снаружи донесся оглушающий гул толпы, и с воплем вбежал служитель:

– Князь!..

Перед дворцом что-то происходило. Атом поспешил к выходу. Какой-то всадник с разъяренным, налитым кровью лицом, яростно орудуя плетью, расчищал себе дорогу ко дворцу. Это был один из высокопоставленных сановников – письмоводитель Васака. О нем ходили слухи, что он уже отрекся от веры предков. Толпа глухо зашумела:

– Почему он избивает нас, чего он хочет?..

– Разойдитесь, псы мятежные! Кто позволил вам здесь толпиться? – орал всадник.

Выбежавшие из покоев католикоса Аракэл и его спутники с беспокойством смотрели на происходящее.

– Уразумейте, вы, порождение свиней! Раз отреклись первейшие лица страны, значит, отреклась вся страна! Против кого же вы собрались? Разойдитесь!..

– Так ты тоже отрекся от веры?.. – прервал его, дрожа, дед Абраам.

– Отрекся охотно и с радостью! – вызывающе ответил тот, и плеть опустилась на плечи деда Абраама.

Аракэл сбежал с лестницы, подскочил к всаднику, железными пальцами вцепился ему в плечо, стащил с коня и с дергающимся от бешенства лицом крикнул:

– Кончайте с собакой!..

Толпа зарычала, в сброшенного наземь отступника полетели камни. Испуганный конь ускакал, сбив несколько человек по дороге. Избиваемого камнями заслонили люди, творившие самосуд. Пыль стояла столбом, слышались отрывистые восклицания, глухое бухание камней, причитания женщин – и все покрывал гул общей ярости. Все кончилось так быстро, что, пока Атом и католикос опомнились, на площади уже лежал растерзанный труп, почти не видный из-под груды камней.

Лишь сейчас, впервые за всю свою жизнь, Атом воочию увидел, что такое ярость простолюдина, впервые убедился, что когда простолюдин выйдет из повиновения, он не остановится ни перед насилием, ни перед убийством, уже не тая накопившейся в нем горечи и яростной ненависти к власть имущим; что, однажды поднявшись, он снесет с пути и уничтожит все и всех!.. «Так вот на что они способны, если только…» – мелькнуло в голове Атома. Ему не терпелось обуздать толпу, одернуть грубого и дерзкого Аракэла. С дрожью омерзения взглянул он на труп побитого камнями, и лишь самообладание воина помогло ему сдержать себя.

В этот миг Атом заметил смотревшего на него со злорадством начальника персидского отряда, окруженного персидскими воинами. Немного дальше стоял воевода крепости Аветик с армянскими воинами. Атом с яростью почувствовал, как падает в глазах всех его княжеское достоинство, его авторитет военачальника. Он почувствовал ненависть к простолюдину, попиравшему его власть, установленные законы и порядки. В состоянии глубокого душевного смятения он услышал громкий голос Аракэла:

– Вот так и всех сотрем с лица земли!.. После вероотступничества нет ни князя, ни простолюдина, ни господина, ни слуги!

– Не-ет! Не-ет!.. – яростно подхватила толпа, совсем обезумевшая после убийства отступника.

Атом почувствовал, как кровь бросилась ему в голову: это было уже нестерпимым оскорблением для его самолюбия. Рука его рванулась к мечу. Но католикос взмолился:

– Во имя всевышнего, князь, сдержи себя, не время сейчас!.. Не проливай крови безвинных!

Атом не мог успокоиться. Еще более задело его то, что Аракэл поднялся по ступенькам и властно потребовал у католикоса:

– Издай повеление: кто отречется – да погибнет! Повели нам стереть их с лица земли!

Католикос смутился:

– Ты требуешь, сын мой, чтоб я превратил в развалины страну Армянскую!

Атом не успел вмешаться; в сплошной гул слились голоса:

– Отрекшиеся от родины – смерть!..

– Куда они идут? Зачем ведут врагов с собой?

– Мало их было, теперь хотят новых насильников на шею нам посадить!

– Будь они прокляты!..

– В преисподнюю их, пропади они пропадом!

– Сокрушите их, не то мы сами!..

– Не позволим ногой ступить на нашу землю! В порошок сотрем!..

Кипела людская масса, поправшая ьсе старые порядки и законы и обретшая сама себя.

– Святой отец! – настойчиво повторил Аракэл. – Наши нахарары изменили нам. Больше они для нас не существуют. Мы дала клятву защищать страну, и мы будем противостоять врагу. Издай повеление: уничтожать изменников и врагов-малых и великих. Пусть убивают отступников: господин – слугу, слуга – господина, каждый из нас – отца, мать, сына, жену, брата!.. Установи кару! Не то мы сами ее установим, и тогда горе предателям!

Атом разрывался от ярости и от обуревавших его сомнений. Его сжигало страстное желание изрубить, уничтожить этих обезумевших, забывших всяксе закокопочитание людей, но, с другой стороны, его волю сковывало подчинение католикоса и духовенства воле народа. Он с обядой и раздражением смотрел, как Гевонд и Езник, а за ними и Егишэ подошли к католикосу и обратились к нему:

– Разошли воззвание, владыка!.. Прав простолюдин! – настаивал Гевонд.

Воцарилось молчание. Все ждали. Переживая сильную внутреннюю борьбу, католикос заговорил, как бы обдумывая свое решение:

– Подорвано единение наше!.. Преданные вере – отреклась! Простолюдин восстал!.. В преддверии гибели стоим мы всем миром, и нет уже ни князя, ни простолюдина, ни мужа, ни жены, ни старших, ни малых, ни б"?"км и ни чужих…

– Издай попеление! Встань сам и иди к народу, подними его на бой с изменниками! – сурово требовал Саак.

– Господин – на слугу! Слуга – на господина! – словно молотом бил Аракэл.

– Господин – на слугу!. Слуга – на господина! – глухо прогремела толпа.

– Издай повеление, святой отец! Иди подними народ! – раздались со всех сторон голоса толпы, уже беспрепятственно заполнявшей дворцовые покои.

Католикос вздохнул, перекрестился. После короткой внутренней борьбы он как бы обрел успокоение, просветлел яйцом и взволнованно обратился к народу и духовенству:

– Да будет так, как молвил крестьянин: «Господин – на слугу, слуга – на господина!..» Глас народа – глас божий! Провозглашаю войну всенародную в защиту отчизны! Сам посвящаю себя ей, покидаю престол свой – иду поднимать народ на бой с предателями!

– Посвящаю себя защите отчизны и я! – выкрикнул Гевонд.

– И я!.. И я! – отозвались Езиик и Егишэ.

Атом стоял в оцепенении. Молодой воин, хорошо знающий военное дело, не знал, как понимать то, что происходит на его глазах, и как надлежит поступить ему самому. Совершалось нечто неслыханное и невиданное, опрокидывавшее все прежние представления о порядке, законе и власти! Старшие нахарары страны отреклись от веры, объединились с врагом, шли походом на отчизну; остальные нахарары разъединены, общсгосударственвое войско все еще не создано, католикос не противится расшатыванию власти; народ, разрушив все преграды, стоявшие между простолюдином и нахараром, попрал власть и восстал, чтоб стать господином своей судьбы.

Все это больно задевало Атома. Но одновременно он чувствовал и невольное восхищение бесстрашием Аракэла и его товарищей. В душе его росло уважение человека отважного к смелым людям. Это чувство возросло еще болпше, кот да Атом заметал, что начальник персидского отряда, отдав спешные распоряжения своим подчиненным, увел отряд к башням городской стены, очевидно намереваясь подготовиться к нападеиию. Атом взял себя в руки и спокойно вошел в дворцовые покои, как если б ничего не произошло. Вошел и католикос.

Атом понемногу приходил в себя. Он вспомнил распоряжения и приказы Вардана относительно обороны страны, мысли Спарапета о прелом народе, об отношении военачальника к войску, его завет: «Надейтесь на народ…» И юноша-воин почувствовал, чго до сих пор он недооценивал простой народ. Ведь только на жетании и умении народа бороться зиждилась последняя надежда страны. Атом понял, что единственная сила, которая способна сопротивляться и готова подняться для сопротивления, – это народные массы. Как воин, он оценил это и решил примириться, претерпеть – «пока, на время!.». Понял он и то, что если станет противиться народу, то нанесет своему княжескому достоинству и чести еще больший урон, – ибо не время теперь думать о своем княжеском самолюбии. Страна стояла перед смертельной опсаностью, и он обязан отвечать перед этой страной и перед своей совестью. В нем заговорил храбрый воин и патриот. Он остановился посреди покоя и просто, но с властным оттенком в голосе, заявил:

– Слушайте, пастыри духовные, и вы, братья сельчане!.. Не считайте, что мы, воины, станем попустительствовать изменникам родной страны. И мы не окажем пощады ни владетелю Мамиконяну, ни Аматуни, ни Арцруни и никому-либо иному – будь то мирянин или лицо духовное! Нет пощады отступникам!

– Не будет им пощады! Сотрем с лица земли! – отозвались присутствующие.

– А ты не отчаивайся, святой отец! Страна защитит себя! – обратился Атом к католикосу. – Будь в этом уверен! – Дай бог! На бога уповаю! – откликнулся католикос.

– Будь уверен! – повторил Атом и обратился к своему оруженосцу, статному юноше: – Гайк, вызови ко мне крепостного воеводу!

Гайк вышел из дворца. На площади кипела толпа еще более многолюдная, грозная и взволнованная. Большими группами стояли среди нее персидские воины. Гайк махнул рукой крепостному воеводе, которого окружали воины-армяне.

– Скажи князю, чтоб дозволил он! – крикнул Гайку один из них.

– Да, да, чтоб позволил их прикончить! – подхватил другой, указывая на персов.

– Тише, тише! – быстро обернулся к ним крепостной воевода, направившийся было ко дворцу. – А ну-ка, отойдите назад!.. Вместе с Гайком он поднялся во дворец и вошел в покои.

– Немедленно займешь все башни и входы. Оба конца моста через Аракс будешь охранять сильными отрядами, чтоб персидские войска не захватили мост. Я распоряжусь – тебе пошлют вспомогательные силы. Все будешь делать под предлогом защиты персов от народного бунта, А при первом же сигнале уничтожишь весь персидский отряд!

– Будет исполнено, князь! – с радостью отозвался воевода – Не сдерживай ярость народа! Предоставь ей разгореться…

– Я и себя самого с трудом сдерживаю, князь! Очень уж глубока обида…

– Держи себя в руках! За столицу ты отвечаешь головой, – знаешь ведь…

– Так, князь!

– Поддерживай связь со мной. Отряд свой собери и расставь сейчас же. Начальнику персидского отряда передай мое распоряжение: немедленно вывести вокнол из города. В случае отказа– уничтожь на месте! Иди!

Крепостной воевода удалился, очень довольный приказом Атома.

Атом повернулся к Аракзлу:

– А ты и твои товарищи будьте готовы и ждите приказа! Помни: сражаться – еще не значит доказать храбрость. Храбрость доказывается победой в бою! Грозен час испытаний!

– Мы в бой идем не храбрость показывать, князь! – покачал головой Аракэл. – Да будет ведомо всем – нахарару и простолюдину, – что не видать от нас пощады изменнику, кто бы он ни был! Не отдадим мы страны родной, кто бы на нее ни посягал!

– И правильно! Но чтоб не было опрометчивых, необдуманных действий! Понятно? – подчеркнул Атом.

Из слов молодого нахарара Аракэл заключил, что перед ним человек, преданный родине. Но недоверие рассеялось не полностью, – Аракэл все еще поглядывал на Атома косо. Зато другие почувствовали, что между ними и этим воинственным нахараром заключен негласный договор: всем было ясно, что Атом также возмущен нахарарами-отступниками.

– Идите же, собирайте оружие и группами расположитесь по селам и садам, поблизости от государственного войска. Но, повторяю, сами в бон не ввязывайтесь!

– Это уж видно будет на месте, князь!.. – отрезал Аракэл.

– Без приказа не начинайте! Иначе мы все проиграем… Надо действовать сообща, поймите это. Ну, идите! Товарищи Аракэла ушли из дворца.

– Будет бой – не станем ждать приказа!.. – упрямо пробормотал Аракэл, уходя.

Задумавшись о том, возможно ли выполнение наказов, оставленных Спарапетом, Атом сидел, забыв обо всем окружающем. Он с нетерпением ждал гонцов, которые должны были явиться к нему, чтобы получить указания и немедленно выступить в путь.

Потребовав от служителя пергамент, перо и чернила, Атом разложил листы пергамента на высоком аналое и принялся за составление послания. Вошли гонцы.

– Немедленно отправитесь к нахарарам! – писал и одновременно наставлял гонцов Атом. – В дополнение к моим посланиям передайте устно все, что произошли. Как только персидские войска вместе с вероотступниками подойдут к нашим границам, отряды нахараров немедленно должны двинуться к Айрарату!

Помолчав, он продолжал:

– От моего имени настоятельно просите нахараров установить непрерывную связь со мной. Скажите, что я остаюсь в Арташате, пока не выяснится положение, после чего выеду к Бзнунийскому морю.

Закончив краткие послания, он запечатал их своей печатью и позвал старшего из гонцов, который не отрывал от него настороженного взгляда, точно имел дело с врагом. Но Атом, как видно, хорошо знал его, – он отозвал его в сторону, чтобы вполголоса сказать ему:

– Возможно, что нахарары Гадишо Хорхоруни и Артак Рштуни тайно послали гонцов в свои отряды Передашь нахарарам, что я сам отправляюсь к Бзнунийскому морю, чтоб возглавить дело объединения общегосударственного войска. Еще до того, как отступники доберутся до места, я соберу их отряды и приведу в Багреванд. Понял?

– Понял! – не отводя взгляда от лица Атома, подтвердил гонец.

Атом позвал остальных:

– Вручите эти послания нахарарам, получите ответы и доставьте мне, где бы я ни находился. Езжайте немедленно!

Гонцы выбежали из покоя.

Была поздняя ночь. Толпа все еще нетерпеливо и беспокойно шумела на площади, выражая недовольство бездействием дворца и требуя, чтоб католикос предпринял что-нибудь.

– Владыка, дело не терпит отлагательств! – обратился к католикосу Гевонд. – Выступи, выполни долг свой перед страной!

Католикос долго сидел задумавшись – то ли молясь в душе, то ли обдумывая какое-то решение. Присутствующие ждали в напряженном молчании. Но вот он снял с себя обувь, взял патриарший посох и со скорбью промолвил:

– Истинное слово – скорбящий я отныне! Нет у меня больше ни пристанища, ни покоя. Иду я, чтоб обойти всю страну Армянскую. Пусть следуют моему примеру все, кто ей предан! В путь!..

Все духовные пастыри в знак скорби тоже разулись, взяли в руки посохи и последовали за католикосом. Оборванный вестник, принесший черную весть, прошел вперед. Беспримерное шествие возглавляли католикос, пастыри и вестник, рвавший на себе одежду в знак скорби. За ними двинулась толпа. Католикос часто останавливался на улицах, собирал народ и взывал к нему:

– Подымайся, народ армянский! Настал для тебя день жизни или смерти!

Пылали факелы, и в их кровавом свете было видно устрашающе огромное, кипящее и бурлящее скопление народа.

Из одного дома вышла женщина со щитом в руке, препоясанная мечом. За нею выбежал супруг и протянул ей ребенка. Жена передала ребенка обратно и затерялась в толпе. Тогда муж выхватил из-за двери копье и с ребенком на руках присоединился к шествию. Выходили из домов и другие женщины, тоже с оружием в руках. Среди них были Дешхо и Магтах.

Католикос обходил жилища, вызывая хозяев:

– Оставьте дома ваши! Выходите, присоединяйтесь к нам Население высыпало из домов, охваченное страхом. Люди сознавали, что потрясены основы государства, что исчезли все прежние мерила вещей.

– Пусть слуги предводительствуют своими господами в этой войне за веру! – взывал католикос. – И пусть все будут равны в час опасности!

Он направился за черту города.

– Куда ты ведешь нас, святейший отец? – спросил его некяй болезненного вида пастырь.

– Против отступников, отрекшихся от нас!

Блаюдаря умелым и обдуманным мероприятиям крепостного воеводы все башни и все подступы к городским стенам, а также оба конца моста через Аракс были заняты армянскими отрядами.

Атом призвал к себе воеводу.

– Я уезжаю, защиту города передаю тебе.

– Отвечаю головой за безопасность города, князь! – заверил тот.

Атом, сопровождаемый телохранителем, выехал за городские ворота и быстро скрылся в ночном мраке. Почти немедленно вслед за ним покину»: Арташат и католикос во главе огромной толпы священников и верующих.

Часть горожан, смешавшись с крестьянами-беженцами, тоже вышла из города ч собралась на обычном месте -под городской стеной.

– Как же им теперь быть? – заговорил Езрас. – Нахарары и церковники пошли всю страну подымать на ноги.

– Пусть идут, пусть делают что могут! – ответил Аракэл. – Пусть наши силы растут!

– Нахарары они не об одном, о десяти делах сразу думают!.. – заметил кто-то.

– У нас-то дело одно, а не два или три! – отрезал Аракэл и возвысил голос: – Будут вместе с нами-будем действовать сообща? Не будут – сделаем и сами, без них!..

– Будут, Аракэл! Вопрос жизни! Как же иначе? Ведь выхода у них нет!.. – со стоном отозвался Езрас. -Вот только Спарапет.. Хорошо, если бы он был… Ведь он полководец! А без полководца, как мы сможем. Не сможем!..

– Да, был у нас полководец, да изменил! – злобно возразил Аракэл.

– Вот именно… – горько подтвердил Саак.

– Об этом я и говорю: как же нам сражаться, народу од» ному, без войска?..

– А мы по-своему сражаться будем! – оборвал Аракэл.

– Не сможем мы без полководца, Аракэл! Нужно, чтобы нам показали, как воевать. Войско к этому привыкло… А у нас что получится?

– Войдем в бой – и научимся биться!

Аракэл понимал то, что оставалось недосказанным: крестьянам был нужен вожак.

– Ну, идем! – крикнул он и, повернув в сторону Эчмиадзина, решительно двинулся вперед. Крестьяне пошли за ним.

Длинной цепью тянулся караван армянских нахараров-отступников вместе с колонной жрецов и персидских войск, направляясь в Армению через пески персидского плоскогорья. Впереди этого шествия, чем-то напоминавшего похоронную процессию, шли войска, в середине – нахарары, шествие замыкали жрецы. Войска прокладывали путь отрекшимся от своей веры армянски» нахарарам и персидским жрецам, которие должны были силой навязать огнепоклонничество целому народу… Ведь теперь все они были «персами» и направлялись в страну армян, чтоб покончить со всем, что было в ней армянского, – с религией, языком, нравами, бытом, семейным укладом. Поручение, данное могпэту Михру, касалось также и нахараров.