Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

Чем дальше продвигался караван, тем неприветливее становилась местность. Справа протянула к путникам свои огромные серые лапы великая Иранская пустыня. Припав жадной, ненасытной пастью к возделанным областям, она неустанно вгрызалась в них, обгладывая их и пожирая Временами взвивался и кружился в бешеной пляске песчаный смерч, дыша, палящим зноем.

Тоска давила Вардана. Сколько раз проходил он по этой дороге в Апар, спеша на войну с кушанами за Азкерта или его предшественника.. Но тогда была у него какая-то цель: служа персам, он, по крайней мере, чувствовал, что защищает государство, и платой за его службу бы па предоставленная его родине относительная независимость… Что же дала ему добросовестная служба по охране Персии от ее врагов?.. Вот она, награда – утомительная, дальняя и унизительная поездка на суд. За что? За то, что он защищает свою родину, ее свободу?

Вот там, впереди всех, едет он – марзпан страны Армянской, ревностный слуга Азкерта; тот, который не захочет поступиться ни одним из своих золотых украшений ради освобождения отчизны… О чем он думает, что предпримет при дворе? Неужто ради блага отчизны не должен он пожертвовать званием марзпана? Но кто знает?..

Весеннее солнце жгло. Зной вызывал жажду, нагонял сонливость. Гадишо, проехав вперед, беседовал с Васаком, остальные нахарары дремали в седлах. Вардан, устремив взор в безотрадную пустыню, думал о прсдсюящих испытаниях. Иногда взгляд его падал на Бабика и Нерсика. Не спрашивая никого, он все же догадывался, что Васак везет сыновей либо на службу при персидском дворе, либо для того, чтоб дать им воспитание в Персии.

– Если б Спарапет заговорил с тобой, что бы ты ему сказал? – спросил Нерсик своего брата.

– Я бы спросил: откуда у него шрам на лице? В каком сражении получил он эту рану?

– И какой большой шрам, ты только взгляни!

Бабик обернулся и глазами встретился с Варданом. Юноша сурово и пристально глядел на Спарапета, как бы желая заверить его. Не думай, что я не смогу сражаться! Я не уступлю твоим всадникам, если дело дойдет до боя, так и знай!..»

Вардан давно заметил, что братья так внимательно разглядывали его. Ничьего о них не зная, он превратно понял взгляд Бабика и, с неудовольствием отвернувшись, перевел взор на Нерсика, который со смущенной улыбкой опустил глаза.

«Младший более привлекателен, чем старший», – подумал Вардан и вспомнил о своем сыне.

С течением времени Вардан привык к мальчикам и к их пристальным взглядам. Узнав, что их везут в Персию на службу, он Чувствовал к ним жалость.

Васак и Гадишо, всесторонне обсудив положение и учтя возможности, какие могли ожидать их при персидском дворе, изыскивали способы выйти сухими из воды.

– Может ли царь предписать силой провести отречение от веры? -задал как-то вопрос Васак.

– Так он и поступит! – усмехнувшись, подтвердил Гадишо с полной и твердой уверенностью.

Васак оглянулся. Вардан беседовал с нахарарами, и как будто тревожно: не был ли он также озабочен грядущим л не изыскивал ли он пути к спасению?

– Отречение от веры произойдет непременно! – сказал Васак и испытующе взглянул на Гадишо. – Ты на это согласился. Согласится и Гют и, возможно, еще двое-трое из князей в армянской коннице… Найдутся согласные и у нас в стране. Но эти, эти!.. Этот таронец! Этот упрямый старый черт!

Васак подразумевал Ваана Аматуни. Гадишо улыбнулся.

– Теперь уж не имеет значения, кто будет противиться отречению. Отныне мы уже не кахарары страны Армянской, поскольку у нас нет ни отчизны, ни народа… Мы вернем их себе лишь ценой нашего отречения…

– Нет, мы еще представляем собой известную цельность! – возразил Васак. – Мы должны послужить примером для народа, так как что нашему слову армяне скорей пойдут на отречение, чем по принуждению персов. И значение свое мы можем еще более поднять, если будем разумны. Все этому благоприятствует…

– Я ожидаю раскола, – заявил Гадишо.

– И я также… И это еще более возвысит наших сторонников! – сказал Васак, злобно сверкнув глазами.

Гадишо неприятно поразил этот блеск в глазах Васака: ему почудилось коварство, безудержное стремление к власти и готовность ради этого предать всех – в том числе и его самого, Гадишо Васак очень скоро укрепил в нем это подозрение – Наш вес подымется еще более по сравнению с Деншапухом и прочей-мелочью, поднимется также и от сопоставления с этими «подвижниками»! Азкерт предоставит нам еще большие полномочия, еще большую власть. Ты полагаешь, что этот низов ухудшает наше положение? Нет! Сейчас мы можем предпринимать самые смелые шаги, стремиться к самым дерзновенным целям Час настал… Верен ли ты слову своему?

– Верен! – ответил Гадишо, угадавший по торжественному тону Васака, что тот хочет приоткрыть ему дверь в свой душевный мир. – Говори…

– Слушай же: высшая власть, о которой мы однажды говорили на Айраратской равнине, ныне сама дается нам в руки! Если есть у нас разум, если мы созрели, если в груди у нас бестрепетное сердце государственных мужей – то вот он, день наш! Итак, за дело – Как же следует нам поступить?

– Дадим согласие на отречение – и я и ты. И еще до того, как Азкерт прикажет!

– Но что скажут нахарары?

– Мы тайно это сделаем, через Михрнерсэ… Гадишо усмехнулся:

– Какую же цену будет иметь такое отречение? Не понимаю…

– Большую цену! – отозвался Васак. – Спарапет будет сопротивляться Азкерту. Жаль, что он не успел еще распорядиться о слиянии полков в государственное войско! Понимаешь, князь, кто подготовлял мятеж в стране? А Михрнерсэ войны не хочет. Ему куда выгоднее мирное отречение армян, проведенное нашими же руками… Да, мы еще представляем большую ценность, не сомневайся в этом!..

– Ну что ж, поживем – увидим…

Бабик сделал знак брату прислушаться: говорил Спарапст, он, видимо, доканчивал какую-то фразу… Нерсик услышал:

– Не сделаем этого мы – так сделает народ! Это дело народа, не властелинов… Его совершат общегосударственное войско и народное ополчение…

– Но без нас народу не справиться! – возразил Ваан Аматуни.

– Эх, азарапет! – рассмеялся Вардан. – Когда человек готов идти на смерть, ему все будет удаваться! Самая большая помеха – это страх смерти. Не отчаивайся! Атом Гнуни к остальные – способные полководцы.

– Дай бог! Дай бог! – проговорил старик азарапет, качая головой. Взгляд его случайно пал на мальчиков.

– Куда это везет он детей?

Вардан с улыбкой взглянул на азарапста. Бабик ждал, что он скажет хотя бы слово о них, но Вардан промолчал.

– Очень уж он озабочен!… – проговорил азарапет, намекая на Васака. – Боится за свое звание, иначе так не волновался бы. А жизнь он всегда сумеет как-нибудь спасти.

– Жажда власти и приведет его к гибели!.. – заметил Вардан.

Когда караван приблизился к Нершапуху, Васак выслал вперед гонца известить Михрнерсэ о прибытии марзпана и армянских нахараров. Он готовился обставить свой въезд в Нюшапух, ко дворцу Азкерта, большой пышностью. Издавна узаконено было обычаем, что по прибытии армянской конницы во главе с нахарарами в столицу персов или в какую-либо иную царскую резиденцию царь высылал им навстречу именитого военачальника и справлялся о благоденствии и благополучии страны Армянской. Приветствие приносилось от имени страны Персидской и самого даря, и повелитель лично присутствовал при торжественном прохождении армянской конницы.

А перед каждой войной персидский царь всегда объявлял благодарность армянской коннице за прибытие в Персию и прославлял ее перед придворными сановниками и вельможами, припоминая деяния предков прибывших армянских воинов и поименно называя отличившихся храбрецов.

Васак ждал без малейшей тени сомнения, что такой же прием ожидает их и на сей раз. Он был уверен, что Гют и Кодак уже подготовили почву и что, хотя бы из внимания лично к нему, Михрнерсэ не откажет в достойном и приличествующем приеме, если даже и не пожелает выказать приветливости в отношении остальных нахараров.

Недалеко от города он остановился, подождал, пока подъехали все нахарары, и обратился к Вардану:

– Переждем здесь, пока вернется гонец.

– На сей раз нас не пожелают принять по старому обыкновению, – возразил Вардан. – Мы для них теперь не нахарары, а простые люди без звания и значения!

Едва сдерживая раздражение, Васак молча отвернулся. Вар дан понял это и повторил:

– В приглашении царя было сказано: «От рода Сгони – по имени Васак; от рода Мамиконян – по имени Вардан…» И точно так же о других. Они уже лишили нас звания нахараров и перечисляют только по родам…

– И только из-за этого мы должны таить злобу против повелителя? – ядовито спросил Васак.

– Прости, государь марзпан, но я не питаю никакой надежды на то, что нам удастся добиться достойного приема у царя персов. И это безотносительно к тому, таим мы злобу или нет.

– Наше поведение вынудит Михрнерсэ сказать нам подобающие почести! – упорствовал Васак.

– Блаженны верующие!.. Будем ждать хотя бы целый месяц! – усмехнулся Вардан, сходя с коня. Его примеру последовали другие нахарары. Спарапет уселся на придорожный камень, передав поводья Арцви.

Васак спешился не сразу – он считал это ниже своего достоинства. Но гонец сильно запаздывал, и Васак приказал слугам приготовить место, где он мог бы отдохнуть.

В некотором отдалении от дороги слуги быстро разостлали на земле роскошный ковер и разложили подушки. Васак уселся и пригласил сесть всех князей. Азарапет и Гадишо первыми приняли приглашение, за ними последовали другие нахарары, за исключением Спарапета и Артака Мокац.

– Государь Мамиконян, государь Мокац, пожалуйте! – пригласил их Васак, указывая на подушки рядом с собой.

– Благодарствую, государь марзпан! – отказался Спарапет. – Мне и здесь спокойно.

Гонец все не появлялся. До дворца Михрнерсэ было недалеко, и ему давно пора было вернуться.

Вардан терпеливо выжидал, однако без малейшей надежды на то, что почетный прием состоится. Васака, которому уже становилось ясно, что пророчество Спарапета оправдывается, снедали нетерпение и беспокойство. Время шло, а гонца все не было.

– Почему опаздывает гонец?

– Ждет гостеприимства!.. – рассмеялся Артак.

– По-видимому! – усмехнулся себе в усы Спарапет.

Прямо перед ними шумел город. У стен копошились люди, всадннки въезжали в городские ворота и выезжали из них, – но никто не направлялся в их сторону…

– Едем, государь марзпан! – сказал азарапет с ядовитой усмешкой. – Едем! Встречать нас никто не будет!

– Будем ждать гонца! – с глухой яростью вымолвил Васак. Но вот на взмыленном коне прискакал гонец.

– Почему так долго, ослиная башка?! – накинулся на него В аса к.

Гонец не смутился; отирая рукавом пот, он ответил:

– От дверей Михрнерсэ меня прогнали, государь марзпан!..

– Ты что, не объявил, кто прибыл?! – вспыхнув, оборвал его Васак.

– В том-то и горе, что объявил, государь марзпан, да только меня и слушать не захотели. Говорят – знаем, кто прибыл, убирайся назад!

– Кто это сказал?

– Сперва стража у ворот… Я стал добиваться, чтоб сообщили распорядителю приемов. Он вышел и говорит: Михрнерсэ не велел встречать, пусть сами входят в город…»

Вардан вскочил на своего скакуна и с яростью в голосе воскликнул:

– Вставайте, государи нахарары! Чем больше мы будем гнаться за почетом, тем больше натерпимся унижений!..

Нахарары поднялись. Поднялся и Васак. Он был сломлен.

– И на что нам нужны почет и гостеприимство персов? – с гневом и горечью продолжал Вардан. – На свадьбу приехали мы или на сватовство? Нас вызвали, чтобы судить, а не для того, чтобы оказывать нам почести.

– Но существует же благопристойность! – возразил Васак.

– Для зверя она не существует. Зверю нужно, чтобы ему совали пищу!

Васака покоробила неуважительная речь Спарапета по адресу персидского двора, но не время было возражать; он подав»ч свое недовольство и вновь обратился к гонцу:

– Но почему ты так задержался?

– Государь марзпан, когда мне отказали в приеме во дворце Михрнерсэ, я поскакал к нашей коннице – сообщить о нашем прибытии, сказав себе: «Как бы ни сделали чего с князьями ни ними!..»

– Неплохо придумал… – промолвил азарапет.

– Лишнее все это… Не надобно нам никакого приема! – раздраженно повторил Вардан. – Мы приехали спорить, а не любезничать!

Лицо у Васака дрогуло, мускулы напряглись. Он искоса с ненавистью взглянул на Спарапета и сделал судорожное движение горлом, как бы глотая что-то.

Первый раз в жизни Васак Сюни столкнулся с такой унизительной неожиданностью: он не знал, где ему искать пристанище.

«Разве раньше так принимали армянских нахараров при персидском дворе?!» – с горечью подумал он.

Но гонец Васака поступил неглупо, обратившись к армянскому конному полку. Результатом было то, что армянские князья – командиры конницы – во главе с князем Гарегином Срвантцяном выехали со всей конницей навстречу прибывшим. Это было очень смелым шагом со стороны князя Гарегина: находясь в подчинении у Мушкана Нюсалавурта, он самовольно, не спросив разрешения, выводил свою конницу для встречи армянских нахараров…

И вот, выйдя из городских ворот, армянская конница под развевающимся армянским стягом помчалась к стоянке нахараров.

Как ни противился Спарапет всякому приему, а тем более торжественному, но тут сердце у него дрогнуло. Не в силах сдержать свое волнение, старый конник натянул поводья. Скакун его взвился на дыбы и, завидев мчащихся коней, стал играть, как бы прося, чтобы его пустили вскачь.

Васак сел на коня. За ним последовали остальные нахарары, и все двинулись навстречу армянской коннице. Нахарары увидели крепких, хорошо сложенных, сильных воинов, которые казались несравненно более подвижными и живыми, чем пожелтевшие от болотной лихорадки персидские воины; беспокойные, горячие кони выделялись сухим, стальным сложением.

Еще немного, и обе группы остановились одна перед другой.

– Добро пожаловать! – возгласил князь Гарегнн Срвантцян, выхватывая из ножон и высоко поднимая свой меч. С обеих сторон обнажили мечи.

– Привет вам! – произнес Васак.

– Привет! Привет!.. – воскликнул Спарапег.

Выехавший вперед князь Гарегин обнял Васака и с благоговением склонился к руке Вардана, который обнял его и с волнением поцеловал. Обнялись к остальные.

Вардан с любовью оглядывал всадников. Тысячи сияющих армянских лиц светились радостной упыбкой.

– Спарапег!.. Спарапет!.. – восторженно кричали кониккн, окружал Вардана.

Это было очень не по душе Васаку, но поток чувств оказался сильней всякой дисциплины. Князь Гарегин с извиняющей и ласковой улыбкой взглянул на всадников и опустил глаза.

– Здоровы ли, молодцы? – спрашивал Вардан всадников.

– Лишь бы ты был здоров, Спарапет, а мы здоровы! – отозвался красивый высокий воин, смущенно краснея.

– Мне-то что сделается, я всегда должен быть здоров!.. – пошутил Вардан, при виде войска всегда забывавший все свои печали и заботы. – Потерь нет? – обратился он затем к князю Гaрeгину.

– Никаких, Спарапет, все здоровы!

– Главное – здоровье, все остальное – пустяки! – с улыбкой и отозвался Вардан.

Наступило короткое молчание. Но всадники не могли без волнения смотреть на Спарапета, у многих глаза уже были полны слез.

– Спарапет… Бесценный наш Спарапет!..

– Не взяла нас смерть, довелось-таки свидеться!

Вардан очнулся от завладевших им мыслей и чувств. Он обратился к Гарегину:

– Ну, командуй!

Гарегин громко отдал команду:

– Полк, стройся!..

Конница выстроилась. Васак проследовал вперед. За ним следовали нахарары, за нахарарами – войско. Шествие замыкали слуги. Войдя в город и пересекши его, все направились к стоянке персидских войск.

На обширном поле, словно лес, раскинулась стоянка. На огромном пространстве разместилось стотысячное войско Азкерта, кипя от непрестанного движения людей. Под лучами солнца сверкали оружие и сбруя. Между разноцветными шатрами толпились воины, то заходя, то выходя из них.

Стан был разбит на несколько частей – по роду оружия. В одной его части была расположена тяжеловооруженная щитоносная и панцирная пехота, подобно черной туче обложившая поле во всю ширину, от подошвы гор до края поля. За пехотой расположены были отряды в десятки тысяч конников; развевающиеся гривы коней трепало порывами ветра. Поодаль был отгорожен загон для исполинских боевых слонов, у некоторых на спинах были укреплены башенки, откуда защищенные стрелки поражали неприятеля.

Вокруг слонов сновали воины «полка бессмертных» – той десятитысячной воинской части, которая неизменно сохраняла свою численность как в мирное время, так и во время войны, немедленно пополняя понесенные потери, за что и носила название «матьян гунд» – то есть «полк бессмертных». В промежутках между различными частями стана, под ковровыми навесами, кишел лагерный рынок, где индусские, персидские, греческие, армянские и сирийские купцы и поставщики продовольствия продавали войску всякого рода снедь и вооружение. Там же находились кузнецы, сапожники, шорники, портные и другие ремесленники, обслуживавшие войска.

В глубине небольшой рощи стоял огромный шатер, верней – несколько шатров конусообразной и пирамидальной формы, соединявшихся между собой Они были обтянуты тонким шелком бирюзового, розового и зеленого цвета.

Это и была походная ставка Азкерта. Длившаяся уже много лет война с кушанами нередко заставляла его покидать раскаленный Тизбон, перекочевывать в страну Апар и жить там среди своих войск – в этом необычном шатре, форма которого была заимствована у тех же кушанов.

От расположенного неподалеку шатра Мушкана Нюсалавурта какой-то сепух прискакал к армянской коннице. Подъехав к Гарегину Срвантцяну, он крикнул:

– Полководец спрашивает, почему ты без приказа вывел конницу?

Гарегин даже не ответил ему. Вардан холодно взглянул на сепуха и просто сказал:

– Исчезни.

Сепух, смутившись, хотел что-то возразить, но, узнав Вардана, потупил голову и медленно отъехал.

Армянская конница, следуя за нахарарами, проехала к своей стоянке. Князья спешились и вошли в шатры.

Васак уединился в отведенном ему шатре и немедленно послал телохранителя с гонцом в город – разыскать Гюта и Кодака. Чтоб не возбуждать подозрений, Гадишо се перешел к нему, а остался с Варданом.

Перед Варданом стояли шесть юношей – ккязья из армянской конницы. Среди них обращал на себя внимание своей горделивой осанкой, юношески свежим лицом, острым взглядом и тесно сжатыми губами князь Гарегин Срзантцян. Стоявший рядом с ним бледный и задумчивый юноша, Нерсэ Каджберуни, не сводил с Вардана грустных глаз. Третий, также хорошо известный Вардану, был вечно улыбающийся и беспечный князь Арсен Энцайни.

– Ну, как вы тут живете? Как проводите время? – спросил Вардан.

– Эх, тянем лямку! – ответил князь Гарегин с горечью и насмешкой.

– Обогащаем богатого! – вздохнул Арсен, морща синеглазое живое лицо, и переменил тему:– А что делается у нас на родине, Спарапет? Как там? Помнят ли еще о нас?..

– На родине неладно. Вы уже осведомлены об указе царя и о нашем ответе… Нас вызвали на суд. Князья насторожились – Мы слыхали об этом, но подробностей не знаем. В чем дело? – спросил Арсен.

Вардан рассказал. Князья выслушали его и с беспокойством лереглянулись.

– Да чего же война!.. – воскликнул Арсен.

– Почему война, государь Энцайни? – не согласился Гадишо. – Еще может открыться дверь к примирению…

– Нет, указ составлен так, что примирение становится невозможным! – возразил Арсен. – Нам не миновать войны… Как твое мнение, государь Срвантцян?

Гарегин, не отвечая, внимательно присматривался к Гадишо, которого знал понаслышке в Армении, но никогда еще с ним не встречался. У Гадишо была плохая слава, – говорили, что он надменен и себялюбив…

Высказанная им готовность искать примирения с персами тяжело подействовала на Вардана. Спарапет вышел из шатра, чтоб немного побыть одному, но его тотчас окружили воины. Многие из них не раз сражались рядом с Варданом и были ему лично известны.

– Ну, молодцы!.. – обратился к ним Вардан. – Хорошо вам здесь?

– Какое там хорошо!.. – отозвался одни из воинов. – Далеко от родины, далеко от семьи…

– И служишь не своим, а чужим!.. – добавил второй.

– Притесняют нас сильно, Спарапет, – вмешался третий, проталкиваясь поближе к Вардану. – Ведь прижмешь их – так и дух вон.. А туда же – смеются над нами, бранью осыпают, оскорбляют!

Опустив голову, Вардан с грустью слушал эти жалобы. Сколько таких воинов пало в песках Марвирота, чтоб спасти от смерти Этих самых персов, ныне насмехающихся над ними!

Вардан шел по лагерю, окруженный воинами. Он крепко любил свою конницу, любил конников, любил беседовать с ними. Это было его старинной привычкой. Но сегодня он чувствовал особую потребность в общении с ними: ему хотелось развеять свою тревогу, забыть, что он вызван сюда издалека для того, чтобы идти под суд за стремление сохранить свободу своей совести.

В шатре князя Срвантцяна завязалась беседа. Гадишо рассказывал о событиях в Армении. Князья из армянской конницы доверчиво расспрашивали его, и Гадишо поведал им о составлении ответною послания, о народных восстаниях на Айраратской равнине, об унижении нахараров. Он рисовал народное движение, сгущая краски, представляя его как дело безответственное, опасное и безумное.

Князья слушали его, затаив дыхание и со смущением. Один лишь Гарегин Срвантцян отнесся к рассказу Гадишо с подозрением и неприязнью. Он никак не мог уяснить себе: что собственно было неправильного в действиях нахараров и народа? Что же еще остается делать народу, если его вынуждают отказаться от независимости?

– А где Спарапет? – спросил Арсен Энцайни, выглянув наружу.

– Ты не знаешь разве Спарапета? Как увидит свою конницу, непременно должен пойти к воинам, поговорить с ними! – улыбнулся грустный Нерсэ Каджберуни.

– Но ведь устал он с дороги! Позовем его, пусть приляжет, отдохнет!

– Только среди своих воинов он и отдыхает! – засмеялся Шмавон Андзеваци.

– Что говорит Спарапет – в состоянии мы воевать? – с любопытством спросил Арсен.

– Он избрал путь восстания – восстания без войска, без помощи соседей, в одиночку! – проговорил Гадишо, искоса взглянув на Гарегина Срвантияна, недоверчивое молчание и отчужденный вид которого беспокоили его.

Но Гадишо знал, что стоявший перед ним человек занимает видное положение среди князей конницы и пользуется у них большим влиянием. Почувствовав его затаенную неприязнь, Гадишо решил переменить тему, обратить все в шутку.

– Будущее подобно неразрезанному арбузу! – сказал он – Посмотрим, что принесут нам события: воину или мир…

– И война и мир зависят от нас самих!.. – отозвался Гарегин с едва уловимым пренебрежением.

– Как это от нас? – повернулся к нему Гадишо. – У нас ведь нет такой силы, как у персов. Нашу судьбу решаем не мы.

– Значит, если мы отречемся от родины – будет мир, не отречемся – быть воине? Как просто! – уже с нескрываемой насмешкой произнес Гарегин.

Гадишо понял, что больше нельзя таиться и вилять, надо нанести меткий ответный удар.

– Вопрос о том, соглашаться ли нам на отречение, или не соглашаться, надо решать всем народом! Еще посмотрим, все ли будут согласны отречься и все ли решат сопротивляться…

– Вот это правильно!.. – согласился Гарегин.

– Да, в этом-то и все дело!

Гадишо и Гарегин оглядели друг друга с зарождающейся ненавистью.

Молча и с грустью наблюдал за ними, не вмешиваясь в спор, Нершапух Арцруни, которому постепенно становился ясен облик Гадишо, хотя он и не мог еще сказать наверняка – пойдет ли Гадишо с восставшими, или против них.

Вардан, беседуя с конниками, обошел уже весь лагерь и сидел в одном из шатров. Конники, которым не хватило места, тесно окружили шатер, стараясь уловить хотя бы обрывки беседы.

– Спарапет, я все не решайся спросить – заговорил сотник Аршам – Зачем вы приехали? Верно ли, что Азкерт велит нам перейти в его веру?

– Верно! – подтвердил Вардан.

Аршам с растерянной улыбкой ждал, что Вардан объяснит, какой же был дан ответ на это требование царя. Но Вардан молчал, устало и грустно опустив голову.

– Государь Спарапет, как же мы можем отречься от веры? Ведь это значит сделаться персами!

– Да, сделаться персами!.. – с горечью подтвердил Вардан.

Воины переглядывались, не понимая: мирится ли со всем этим сам Вардан, согласен ли он принять веру персов, или нет. Аршам понурил голову.

Наступило тяжелое молчание. Аршам все не переставал ждать, что Вардан еще что-нибудь скажет. И вот Вардан выпрямился и взглянул воинам в глаза.

– Знаете что, дети мои? – просто заговорил он. – Азкерт домогается отказа нашего не от веры, – он добивается, чтоб мы от родины нашей отступились. Вот чего ему не терпится добиться! Наша независимость колет ему глаза. Дело тут не в вере, деле в родине нашей!..

– Э-э! Кто же это от своей родины отступается? – с возмущением откликнулся Аршам.

Гул одобрения пробежал среди воинов.

– Вот так! – заключил Вардан, – Вера – предлог. Отдадим веру – потеряем вместе с нею и все остальное…

– Теперь понятно!.. – пробормотал Аршам. Но у Вардана уже закрывались глаза от усталости. В шатер протиснулись воины с кувшинами воды.

– Не будет умываться? – спросил шепотом один.

Аршам рукой сделал им знак удалиться.

Вардан уже спал. Его укрыли походным платой.

– А ну, выходите! – распорядился Аршам.

Бойцы потихоньку удалились. Вышел и Аршам. Арцви, устроив скакунов, уже явился стеречь своего Спарапета к сел у входа в шатер.

Аршам вполголоса спросил его:

– Значит, решил он не подчиняться Азкерту?..

– Подчиняться?! Не знаете вы Спарапега, что ли! -также вполголоса и укоризненно сказал Арцви, немного отходя в сторону от шатра.

Воины тотчас же тесно окружили его.

– Что же он намерен предпринять? – иосьшалиеь вопросы.

– Он уж найдет, что предпринять! -рассмеялся Арцви.

– Дать отпор! Восстать!.. – вспылил один из воинов. – Мало царю Азкерту, что каждый оставил свой дом, семью, родину, пришел сюда, на эту чужбину, проливать за персов кровь? Чего еше он хочет от нас?! Зверь атакий!

– Назвал зверем – и конец? -отозвался другой воин.

– Да разве похож он на зверя? – подхватил еще один. – Зверь благодарность чувствует… Один охотник льву рану залечил, так лев его потом и не тронул!

– Жизнь отдадим, а не отречемся! – воскликнул первый беец.

– Правильно! – подхватили остальные. – Стоять за веру – значит стоять за родину!

– Вот дурные люди! – заговорил Аршам. – В зной сгорай за них, в холод мерзни за них, в бою погибай за них – и все только для того, чтоб они родину твою не трогали! Даже родины нам оставить не хотят? Благодарности нет у них, у безбожников!..

– Народ весь на ноги подымается!.. – произнес Арцви. – Все решили защищать родину!..

– Что тут решать? – воскликнул Аршам. – Да я родного сына своими руками убью, если он изменником окажется!.. – Затем он строго приказал: – А ну, расходитесь!.. Посмотрим, что нам завтрашний день принесет…

Бойцы разошлись.

Пришли слуги, чтоб отвести Вардана в приготовленный ему шатер. Аршам объяснил им, что Спарапет уже спит у воинов. Это означало, что беспокоить его нельзя, – привычка Вардана была хорошо известна. Посланные удалились.

Спустилась темнота. Лагерь затих.

Васак не спал. Он ждал, когда придут Гют и Кодак. Земля горела у него под ногами. Ему нанесли глубочайшее унижение: его не встречали, он принужден жить в шатре наравне с другими нахарарами! Он, которого всегда принимали с почетом в палатах и дворцах, с которым так часто совещался Михрнерсэ! Он, желанный и чтимый гость властелинов, должен терпеть подобное унижение!.. И по чьей вине?.. По вине нескольких недальновидных безумцев, вообразивших, что они могут противостоять великой персидской державе!..

Васаку не терпелось как можно скорее выбраться из этого лагеря, уйти от нахараров и хотя бы на один час раньше других поставить в известность персидский двор, что он согласен на отречение.

В шатер вошел Гадишо.

– Не спишь, государь марзпан? – с усмешкой спросил он.

– Жду наших… Хочу узнать, что им удалось сделать. Нехорошо, что мы все вместе здесь остановились… Надо бы увидеться с персидскими вельможами. Возможно, нас вызовет и сам Михрнерсэ… А здесь это неудобно…

– Хочешь перебраться отсюда?

– Обязательно, и без промедления.

Долго ходил по шатру Васак, пока улеглось его раздражение; но что ему предпринять, он не знал. Один лишь Кодак мог бы ему помочь, если только не последовало еще приказания явиться на суд.

Но ведь такое приказание могло прийти раньше, чем явится Кодак! Надо спешить, чтобы предотвратить беду… Нет, вся надежда на Кодака, вся надежда!

Но разве этим исчерпывались все унижения? Что только не ожидало его!.. Горькое чувство овладевало Васаком. Что ему делать? Что предпринять?.. Он как будто лишь сейчас осознал полностью, чем грозил вызов в Персию. Васак укорял, осуждал себя за то, что поддался слабости, не выказал нужной решительности, не был достаточно суров и безжалостен. Он как будто только теперь понял, что у него есть враги не только среди армян, но и среди персов, что враждебные ему силы все растут и растут… Нужно приложить величайшие усилия, нужно напрячь последние силы, найти новые методы борьбы, наметить новые цели. Этого, конечно, не достичь за одну ночь; потребуется много времени, чтобы все обдумать и найти выход…

На следующее утро нахарары собрались в шатре Гарегина Срвантцяна. Они ждали гонца от Азкерта, или хотя бы от Михрнерсэ, с приглашением явиться на прием, если не на суд. Но гонец не появлялся Персидский двор хранил убийственное молчание.

Невозможно было предположить, чтобы персидские власти не заметили или не были осведомлены о прибытии нахараров. Наоборот, они все заметили и все знали, и сейчас следили за каждым шагом нахараров, но намеренно хранили мертвое молчание, чтоб глубже оскорбить и унизить армян.

– Но мы не считаем себя униженными!.. – говорил Вардан – Пусть себе молчат! Будем сидеть здесь хоть целую вечность!

Нахарары соглашались с ним.

– Посмотрим, у кого раньше иссякнет терпение!.. – добавил Вардан.

Подчеркнутое пренебрежение длилось несколько дней. В лагере не показался ни один сановник, ни один гонец. Зловещее молчание царило и при дворе, и в войсках, и во дворце Михрнерсэ.

Лагерь армянской конницы сохранял достоинство. Вардан с полным самообладанием обсуждал положение с нахарарами и князьями – командирами конницы, беседовал с бойцами, ничем не выдавая снедавшей его тревоги. Не за себя тревожился он, – он думал о том, что гроза может разразиться преждевременно: ее предвестники уже налицо…

Арсен вернулся в лагерь после посещения Вахтанга, который сообщил ему, что виделся с сестрой Михрнерсэ, Арамаидой, и говорил с самим Михрнерсэ. Тот отказался принять армянских нахараров, поскольку Азкерт еще не вызывал их к себе. Но Вахтанг сообщил очень важное известие: Михрнерсэ сказал ему, что хотя Азкерт и грозится казнить всех нахараров или отправить их в ссылку, но он, Михрнерсэ, ищет способа предотвратить подобный исход, придав делу форму судебного разбирательства.