Текст книги "Вардананк"
Автор книги: Дереник Демирчян
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)
– Из чего это видно?
– Разведчики пробираются на запад. И потом, Спарапет, неспокойно в Атрпатакане: они прослышали, что гунны или уже ворвались, или собираются ворваться.
– Хорошо! – задумчиво вымолвил Вардан.
– Так!.. Значит, самое позднее – через месяц война?! – не выдержал Артак.
– Да, – просто подтвердил Вардан.
– А из Византии и из страны гуннов нет никаких вестей?
– Помощь подоспеет вовремя… Если только они уже выступили! – подсчитал Атом.
– То есть как?.. Значит, может случиться, что она и не подоспеет, а война начнется? – смутился Артак.
– Война – это не родная мать, чтобы терпеливо дожидаться, пока ребенок наиграется и вернется домой! – усмехнулся Вардан и приказал: – Вызовите сепуха Арандзара!
Бородатый сепух Арандзар вытянулся перед Варданом.
– Возьмешь отряд из пограничного полка, отправишься в Хэр и Зареванд. Будешь следить за продвижениями Нюсалавурта и сообщать мне.
– Слушаю, Спарапет! – проговорил сепух. Наступил час прощания. Монахи стали в стороне. Мовсес Хоренаци выступил вперед и протянул руку Вардану:
– Полный тягчайших испытаний путь предстоит тебе в борьбе за свободу духа и отчизны… И чем более велико мужество твое, тем больше надежда твоя! Иди. Пусть не притупится меч твой, и да спасет господь страну Армянскую!
Вардан приложился к руке Мовсеса Хоренаци и, простившись с монахами, выступил в путь, окруженный свитой и только что присоединившимися к его отряду воинами.
Вардан ехал, и грусть омрачала его взгляд. Все, что он слышал и что узнал от мудрейших мужей страны Армянской, не могло успокоить его смятенный дух. А бедствие уже подступило вплотную…
Полученные вести повергли в ужас собравшихся в Арташате нахараров и священнослужителей. Они совершенно правильно поняли, что гибель в первую очередь грозит их власти, а то и самой жизни. Наступал час решительной борьбы. Властно заговорил инстинкт самосохранения.
Набат возвестил народу, что огромное персидское войско идет на страну и передвигается быстро и безостановочно. Народ, словно впервые узнавший, что персы могут ворваться, высыпал на площадь и столпился у храма. Мрачные монахи собрались гурьбой на паперти, во главе с отцом Антоном, и были похожи на тревожное сновидение.
– Настал последний час! День судный! Конец мира! Исповедуйтесь, кайтесь, молитесь о спасении! – вопили монахи, вселяя слепой страх.
Послышались слова молитвы, люди били себя в грудь, стонали, громко плакали дети.
Под звуки набата и крики народа нахарары вместе с католикосом и духовенством собрались во дворце. Слово взял Вардан:
– Государи, говорить сейчас долго не приходится. Не берусь укорять вас за допущенные ошибки. Быть может, больше всех вас ошибался я сам. Быть может, я должен был выносить суровые решения и заставлять и вас и врагов наших подчиняться им… Но не сделал я этого. А теперь я говорю: готовьтесь к борьбе не на жьзнь, а на смерть! Или мы уничтожим Азкерта, или Азкерт ункчтожит нас… Другого выхода нет!
– Весь ужас в этом!.. – с отчаянием выговорил Шмавон.
Наступило тяжкое, тревожное молчание.
Поднялся Аршавир и торжественно, убежденно заявил:
– Правду истинную ты сказал, Спарапет! Да будет впредь так, как ты скажешь. Да будет по твоей воле.
– По воле страны Армянской! – поправил Вардан. – Она бдет сражаться!
– Весь ужас в этом!.. – повторил Шмавон.
Вновь воцарилось гнетущее молчание.
Вардана не радовала готовность его приверженцев слепо повиноваться и не огорчала подавленность остальных. Ему лишь не хотелось бы оставаться одному в час испытаний, как не хотелось бы слышать нареканий и сомнений.
Но нарекания и сомнения не заставили себя ждать…
– Погодите!.. – вдруг злобно прозвучал голос сидевшего поодаль нахмурившегося Нершапуха. – Погодите! Значит, весь народ должен пойти на смерть? Значит, это война на уничтожение? Не понимаю!.. – И он обратился к нахарарам, ища у них одобрения;– Почему необходимо уничтожение? Кто на это согласен?
– Я! – отрезал Вардан. – Я согласен! Это решение я принял, сидя в темнице Азкерта Именно он поставил нас перед выбором: или стать персами, или быть уничтоженными. И я решил быть воином родины и сопротивляться!
Злоба душила Нершапуха.
– Война на уничтожение! Арийская держава-или страна Армянская? Бой насмерть, весь народ на войну! Да это бред! Самоубийственное решение!
Никто не отозвался на его слова.
– Предположим, что уничтожена будет арийская держава, – продолжал Нершапух. – Это было бы хорошо. А если она не будет уничтожена? Значит, должна погибнуть страна Армянская? Не понимаю я этого!
– Когда уничтожен будет враг, тогда поймешь! – повысил голос выведенный из терпения Вардан.
– У нас на это нет сил! – с яростью откликнулся Нершапух.
– Об этом враг не спрашивает Он заставит, – силы найдутся. Должны найтись! Нельзя уступать Азкерту, не можем мы не воевать. Нет у нас иного спасения, кроме победы, – значит, мы должны победить!
– Бог тебе судья! – сердито сказал Нершапух, крестясь, и стал то вытаскивать меч, то вгонять его обратно в ножны. – Уничтожить! И кого?! Азкерта!
– И на что надеетесь вы, поднимаясь против могущественной арийской державы? На наше войско? – Он горько усмехнулся. – Вы полководцы и должны знать, возможно ли справиться с арийской державой? Или вы надеетесь на ваши нахарарские полки? Помяните мое слово, вы уже побеждены заранее с вашими дедовскими методами ведения войны. Азкерт раздавит вас!
– Чего же ты хочешь? – подойдя близко к Нершапуху, спросил Вардан. – Если ты не раздавишь Азкерта, ты сам будешь раздавлен. И тогда не помогут тебе ни твое нахарарство, ни духовенство!
– Зачем же мы Поднялись? – крикнул Нершапух.
– Значит, не надо было подыматься? – сверкнув глазами, спросил Вардан. – Не известно разве тебе и другим, что мы для того и поднялись, чтобы раздавить Азкерта?
– Опять: мы – Азкерта!.. Опять: мы – Азкерта!.. У Нершапуха дрожали руки.
– Именно так! Имей это в виду! – кричал Вардан.
– Ты требуешь немыслимого, Спарапет! – кричал Нершапух.
– Немыслимого? Ну да, немыслимого!
– Вы втягиваете нас в опасную игру…
– Всю страну Армянскую!
– Государь Мамиконян, – с укором заговорил католикос, – сомнениями наполняешь ты души наши… Если нахарары и духовенство не в силах спасти положение, то кто же еще может спасти нас?
– Народ! Если спасение возможно, то спасет нас именно он. Иначе на что надеяться? Весь народ необходимо поднять на борьбу, если мы хотим победить! Весь народ должен записаться в воины свободы.
– Весь народ?
– Что иное можешь ты предложить? Нахарарские полки? Или ты предпочтешь отказаться от войны? Быть может, откажетесь и вы, государи?
– Да как мы можем?! – вышел из себя Нершапух – Дело не в этом. Дело в том, можем ли мы развязать войну, не имея союзников и в расчете только на этот твой народ?
– То есть как это, не имея союзников? – в свою очередь вспылил Вардан. – А разве с нами не будут наши друзья иверы и ьгваны, которым грозит та же опасность, что и нам? Кроме того, мы договорились и с гуннами!
– Что ж это, язычники будут спасать христианство? – нахмурился католикос. – Ты обращаешься за помощью к язычникам?
– А хотя бы и к властителю преисподней! Хотя бы ко всем дьяволам и злым духам ада! – вспылил Вардан. – Хотя бы к волкам и гиенам! Надо страну спасать, поймите! Вопрос идет о жизни! Сам сатана мне друг, если он – враг Азкерту!
И Вардан с оскорбленным видом повернулся к нахарарам:
– В конце концов, кто я здесь, государи нахарары? Не вы ли избрали меня Спарапетом страны Армянской?!
– Мы! Наш Спарапет – это ты!
– А если я Спарапет ваш и если я настоящий Спарапет, то как же могу я выйти на войну, не заручившись союзниками, не взвесив силы? И могу ли я не готовиться, если враг подступает, а союзники не подоспели? Могу ли я уступить страну врагу? Я жду помощи союзников, не перестал ждать. Пошлю вновь к ним гонцов – поторопить. Верю, подоспеют наши друзья. Но дальше ждать их здесь я не могу. Если я не выступлю тотчас же, если я не остановлю врага на границе, если он войдет в страну, – война кончена, еще не будучи начата. Промедление смерти подобно! И неужели вы захотите, чтобы я стоял здесь и ждал прибытия союзников, с тем чтобы дать бой врагу в самом сердце страны?!
– Опасно это! – воскликнул Нершапух. – Не можем мы дать бой в сердце страны! Бой надо дать на границе…
Вардана тронула эта непосредственность старого воина. Он смягчился.
– Государи, сама судьба навязывает нам эту войну. Необходимо объявить в опасности всю страну Армянскую, призвать на войну против тирании персов весь народ! Часть его – увы! – погибнет, но, погибнув, спасет страну…
Не отводя глаз от Вардана, все молча внимали его беспощадной правде.
– Но какой ужас!.. – хватаясь за голову, говорил Нершапух. – Подступает такое страшное бедствие, и оказывается, что не может принести спасения никто, кроме простолюдина!
– Только на пего надежда, на простой народ. И он вышел уже в бой против тирана! – твердо говорил Вардан. – И мы тоже должны принять участие в этой войне простолюдина! На него вся наша надежда, хотим мы этого или не хотим. Государи, иного выхода нет: я должен двигаться к границе. Если я останусь один, то лучше, чтобы это случилось на границе. Оттуда я смогу с боями отходить, выматывать силы врага. Если же я останусь один здесь, я сам буду разгромлен. Повторяю, иного выхода нет, я должен выступить!
Тяжело было согласиться с этим, но ничего другого не оставалось.
– Да, простой народ!.. Иной надежды не остается! – вздохнул Аршавир.
Зловещим ощущением одиночества повеяло от этих слов. Страшная правда раскрылась перед нахарарами во всей своей наготе, когда они поняли, что могут рассчитывать лишь на простой народ. И, подгоняемые слепым страхом смерти и столь же сильным инстинктом самосохранения, они всей душой прильнули к этому своему последнему оплоту.
Аршавир встал и, дождавшись, пока все умолкли, сказал с подчеркнутой торжественностью:
– Обстоятельства вынуждают нас призвать на войну всю страну Армянскую. Призовем же ее, ибо только это спасет нас от окончательного уничтожения!
– Это необходимо! – откликнулся Шмавон. Артак, избегавший выступать не только в торжественных случаях, но и в будничной обстановке, изменил своему обыкновению:
– Война по всей стране Армянской уже объявлена. И объявил ее сам народ! Я так представляю себе мысль Спарапета: кто бы ни пришел нам на помощь, – народная война неминуема…
– Теперь выслушайте меня!.. – сказал Вардан. – Что бы ни делал наш народ, какие силы он бы ни собрал, к чьей помощи ни обратился бы, он вступает в неравный, до ужаса неравный бой! Отступать он не может, некуда ему отступать. Он вынужден принять эту навязанную войну и должен бороться до последнего… Сила армянского народа – в воинах, добровольно давших обет, это страшная сила людей, решившихся бороться до конца. Сопротивление насмерть! Сопротивление в бою и во время отхода, и в поле и дома, – сопротивление, не знающее предела и пощады! Изматывать, утомлять, подтачивать силы врага по всей стране Армянской!
– Лишь в этом спасение…
– Правда истинная! – послышались голоса нахараров.
У всех просветлели лица, все с облегчением взглянули друг на друга и каждый впервые увидел в другом товарища, родного человека…
– Хорошо! – заявил, вставая с места, и Нершапух. -Хорошо! Пусть будет так! Моя совесть чиста. Я соглашаюсь со Спарапетом. Чувствую, мы погибнем… Но и я воин. Пришла война – значит, нужно воевать! Я не из тех, кто бежит и укрывается! Да будет ваша воля! Жизни мне не жаль – отдаю ее вам, отчизне нашей!
– Будем воевать! – вспыхнув, прервал его Артак. – Не бараны же мы, чтобы безропотно идти мяснику под нож.
– Истинная правда! – уже дружнее откликнулись нахарары.
Грозная опасность, ставшая еще более ощутимой и страшной после выступления Вардана, внушала страх, но одновременно породила и новое, непонятное, неожиданное воодушевление, страстное желание добиться победы во что бы то ни стало. Вынудив всех взглянуть смерти прямо в глаза, Вардан как бы заставил их свыкнуться с мыслью о ней, и смерть стала меньше пугать их, они стали считать, что ее можно укротить.
Словно тяжкое бремя свалилось у вгех с души, кончились неопределенность, нерешительность, сомнения Прояснилась атмосфера. Нахарары ожили.
– Государи! – с воодушевлением воскликнул Татул. – Пусть наш сегодняшний жаркий спор будет началом нашего примирения! Будем дружны и единодушны, чтобы выжить. А если предстоит нам смерть, – умрем!
– А если мы и не выживем, – будут жить после нас другие поколения! – дополнил Хорен.
– Будет жить страна родная! – подхватил Шмавон.
Развязались языки у всех. Заговорили молчальники, сомневавшиеся, предававшиеся отчаянию: они как бы вновь вернулись к жизни.
Улыбался даже Нершапух. Он молча встал, подошел к Вардану и, схватив его руку, крепко ее потряс.
– Не знаю, раздавим ли мы арийскую державу, но знаю одно: я готов умереть за наше дело. Будь здоров, Спарапет! Сказал свое слово и Татул:
– Государи, слишком много занимались мы предателями, позволяли им ослаблять нас междоусобицами л грязнить наши души… Хватит! Покончим с этим, надо действовать!
– Да, дорого обошелся нам внутренний враг, дорого! – вздохнул католикос.
– Итак, решаем! – несколько торжественно и взволнованно произнес Вардан. – Объявляем отечественную войну!
– Быть по сему! – в один голос подтвердили нахарары и священники.
– Тогда идем к народу и войску. Объявим всем! – предложил Вардан, вставая.
Нахарары последовали за ним.
Когда все они покинули дворец и пешком прошли по улицам, народ и духовенство повалили за ними гурьбой.
– Исповедуйтесь!.. Молитесь!.. – исступленно, усиливая тревогу, выкрикивали бродившие среди войска и населения монахи.
Народ все прибывал, все чаще слышались воинственные выкрики, заглушавшие причитания монахов. Над этим смутным гулом поднялся голос Егишэ:
– Народ армянский, встань на защиту свободы родной страны! Иначе ждет тебя ярмо рабства!.. Поднимись против тирана!..
Как только нахарары появились в лагере, со всех сторон начали к ним стекаться народ и войска.
– Да будет вам ведомо, что персидское войско уже показалось на границе и приближается, – громко заговорил Вардан. – Вскоре мы должны будем выступить против персов. Готовьтесь!
Тысячи глаз были устремлены на Вардана. Толпа словно окаменела. Война становилась реальностью.
– Войско пойдет в обычном походном порядке! – продолжал Вардан. – Но пусть знают все те, кто решил сражаться во имя отчизны, что они должны подчиняться самой строгой воинской дисциплине. Соблюдайте порядок и строй!
Строгий приказ Вардана, по-видимому, кое-кого напугал и среди воинов народного ополчения. Но из рядов спокойно выступил Аракэл.
– Это будет война за родную страну, и мы дали обет собой пожертвовать, но страну спасти. Видишь, Спарапет, враг сам нашу руку поднял. Выходит так, что бремя войны опять ложится на простой народ. У князей и священников дыхания не хватит, а здесь выдержит тот, у кого дыхание долгое. А врагу мы дышать не дадим. Мы жизни не пожалеем, а страну спасем! С тем и идем, чтобы победить его. Это уж знай твердо, наверняка!
– Истинно! – послышались голоса из народа.
– Истинно! Идем, чтобы победить! – воскликнул радостно Вардан. – Поднимем всю страну Армянскую, поведем ее на отечественную войну!
– Верно! Правильно! Верно! – откликались со всех сторон.
– Так тому и быть, как ты сказал, Спарапет. Вот тебе только еще одно слово: пусть не предадут нас князья, не надругаются над кровью нашей! Не то – слушай слово вокна родины – не пощадим мы предателя и изменника! Сотрем, уничтожим, как было решено!
– Так решили мы все! – с гневом оборвал его Вардан.
– Ну, раз все решили, пусть все и знают! Нершапух помрачнел даже больше, чем во время спора с Варданом. Его передергивало.
– Поглядите только, до чего дошла наглость простолюдина!.. – бормотал он в ярости. Он рванулся было к Аракэлу, и Шмавон едва успел его удержать.
– Оставь, князь, неужели ты не видишь, какие времена настали, как дерзко поднял голову простолюдин?.. Погоди, не тронь его: он свою голову спасет, а вместе со своей и нашу…
Нершапух пересилил себя, смолчал.
Сопровождаемый нахарарами, Вардан обошел весь лагерь, осмотрел все, дал наказы сепухаи и войсковым старшинам, распорядился привести в боевой порядок полки и отряды ополчения. Тревога, вызванная смотром, перекинулась из города в окрестные села. Крестьяне стекались к лагерю и напряженно смотрели, что там происходит.
Вардан, имея по правую руку Атома Гнуни, обходил войска и молча обдумывал предстоящие действия. Старый военачальник, прекрасно знакомый не только с армянской, но и с персидской и с византийской науками ведения войны, – он хорошо понимал, что надвигающаяся война будет стоять вне обычных законов стратегии, что это будет война на полное уничтожение…
Но чем дальше Вардан шел, чем глубже проникал он в народную душу, тем крепче в его душе пускал корни росток надежды.
– Скажи, Спарапет, ты шутил, говоря, что мы будем участвовать в войне простого народа? – спросил Атом.
– Нет, князь, не шутил! Я простой человек, мне не по силам двигать горы. Мне никто не давал большого общегосударственного войска, чтобы я мог сражаться по правилам не знаю уж какой стратегии – византийской, персидской или армянской. Не будем скрывать – нахарарство боится этой войны. Духовенство заботится о своих духовных делах, оно спасает души. Но духовные пастыри могут делать это и удалившись в любую пустыню или пещеру и даже в том случае, если погибнет вся страна… А простой народ будет сражаться. И он спасет страну, ибо сам он и есть эта страна. Не поддавайся отчаянию!
– Я и не поддаюсь, Спарапет.
– Да, не поддавайся отчаянию никогда! – с волнением повторил Вардан, словно подбадривая не только Атома, но и себя самого. – слушай меня! – и он положил рук на плечо Атому. – Сколько бы ни было у нас союзников, какие бы надежды ни возлагали мы на них, прежде всего и больше всего должны мы надеяться на народное ополчение! Конечно, я всеми силами буду добиваться помощи со стороны. Если даже эта помощь будет величиной с муху, я с радостью приму и ее Но будем твердо помнить: нам необходимо войско, которое ни при каких обсюятельствах не уступит страны врагу, которое будет стоять за нее насмерть, защищать ее до последней капли крови. Вот такое войско и есть войско народа! Самый верный, самый преданный, не знающий измены друг – это наша собственная кровь!..
Искры, вспыхнувшие в Арташатском лагере, разожгли пламя сопротивления, и оно охватило всю страну Народ притекал отовсюду, чтобы вступит!, в ряды ополчения Нахарары же и духовенство с тревогой и страхом обращали взоры к Византии и стране гуннов. Но там все словно окаменело, и нахарары с духовенством поневоле стали держаться ближе к народу. У некоторых просыпались и подлинно патриотические чувства.
Снявшиеся с родных мест народные массы день и ночь текли в Арташат. Люди требовали, чтобы их приняли в народное ополчение. Большинство было вооружено плохо или вовсе не имело оружия, но их решимость, их готовность бороться не вызывали сомнений. Было ясно, что народ взял в свои руки право распоряжаться своей судьбой Это внушало уверенность прежде всего нахарарам, а среди них в первую голову Нершапуху, который до этого всегда противодействовал Вардану. Предателей не было, оставались верные присяге нахарары, преданное войско и преданный народ.
Значение и авторитет Вардана возрастали. Его приказам повиновались все, нахарары переуступили ему все свои права. Он часто задумывался над этим. Он видел, как по его слову приходят в движение огромные массы, как принимают воинский облик неподготовленные люди, как формируются боевые полки.
Перейдя мост через Аракс, явились в лагерь бежавшие от Гадишо крестьянин-хорхоруниец Самзл и шут Хохоб.
– Без нас на свадьбу собрались? Не годится так! – со смехом сказал Самэл, нисколько не смущенный тем, что очутился среди незнакомых людей, – Он объяснял: – Крестьяне мы, хорхоры, – вы слыхали, верно. От князя-предателя бежали.
Крестьяне неприязненно поглядывали на странную фигуру шута, который, уныло ссутулившись, сидел на камне.
Самэл сказал ему;
– Чтоб тебе ни дна, ни покрышки, Хохоб! Из княжеского шута ты вдруг стал воином! Как это получилось? А?
Хохоб криво улыбнулся и беззлобно взглянул на Самэла. Он был в угнетенном состоянии. Решив пойти воевать за родину, он совершенно отказался от своего шутовства, хотел забыть его.
– Ладно уж, присядьте к нам, ешьте с нами! – радушно пригласил обоих пришельцев Погос. Он задумчиво смотрел вдаль.
– Хороша жизнь, вы только поглядите… Эй ты, бог зелени и синевы, как ты славно разукрасил землю – Добрая весна! – вздохнул Ованес-Карапет. – Да только пользы от нее нет: так и осталась земля невозделанной…
– Так, говоришь, осталась? – грустно переспросил Езрас.
– Разве нет? Ведь земля-то вроде скита, она подкормки требует. А семена солнца просят, воды. Таков уж порядок у земли, она свое требует! А где все это взять?
– Если б не война, начали бы уже пахоту! – вмешался Махкос.
– Что-о? – грозно уставясь на Махкоса, взревел Вараж с таким выражением, словно мир вот-вот провалится в преисподнюю. – Это теперь-то время пахоты?!
– Ну, если не теперь, то дней через десять. Вараж схватил его за плечо и стал трясти.
– Голова-то у тебя на месте или нет? Как это через десять дней?
– Самое время. А ты сам что-нибудь в пахоте понимаешь?
– Это я не понимаю?
– Именно ты!
Они сцепились. Еле удалось их разнять. Вараж дрожал от злобы:
– Из крестьян, а в земле ничего не понимает! Да разве это человек?..
Широко раскинулся город Пайтакаран, Глинобитные домишки лепились друг к другу бесконечными рядами, утопая в грязи. Уже расцвели фруктовые деревья в садах, наступила жаркая пора. Над городом висела густая завеса пыли, пара и дыма атрушанов. Исхудалые, измученные желтой лихорадкой люди бессильно слонялись или сидели перед домами, уставившись в одну точку затуманенным взглядом. Лениво и равнодушно лаяли псы. В застоявшихся лужах темными глыбами лежали буйволы.
Аракс катил свои желтые воды на южной окраине города, и желтые воды несла Кура, протекавшая на северной окраине.
В восточной части города возвышалась старинная крепость. У ее окованных железом ворот сошли с коней Васак и Гадишо и прошли к азарапету Персии.
Михрнерсэ говорил о создавшемся положении, рассказал о безмерной ярости Азкерта, об огромной армии, которая двигалась к границам Армении, о поражении, которое нанес персидским войскам Вардан, тем самым облегчивший гуннам возможность нанести удар арийской державе; рассказал он и о том, как изменнически бежала армянская конница и перешла на сторону кушанов…
Васак слушал его, поглядывая то на Пероза, то на Варазвагана. Он не мог понять, как это случилось, что такие заклятые враги, как Пероз и Михрнерсэ, были посланы сюда для совместной деятельности во время войны… Не понимал он и того, почему оказался вместе с ними и личный его враг и соперник – Варазваган…
Михрнерсэ говорил, стремясь сохранить мирный, дружеский тон. Но временами в его мутном взгляде, в глубине затененных глаз вдруг вспыхивал холодный блеск, подобный сверканию кинжала.
Васака тревожила участь сыновей. Но он боялся спросить о них.
– Много было неудач!.. – говорил Михрнерсэ. – И, конечно, их можно было бы избежать. Но ты оказался добросердечен. Конечно, это соплеменники твои ты не мог не щадить их. Но теперь, когда бой идет не на жизнь, а на смерть, надо, чтобы ты прямо сказал твоему повелителю, с кем же ты, наконец…
– Горестно мне, государь азарапет, если до сих пор тебе еще не ясно, с кем я!.. – оскорбленным тоном ответил Васак.
– Ну, ничего, перейдем к делу, тогда все и выяснится, – продолжал Михрнерсэ. – Что у гебя готово, чтобы помочь нам?
– Все готово, если только угодно будет это признать представителю арийской державы, – колко ответил Васак.
Пероз потемнел, переглянулся с Вахтангом. Варазваган с ядовитой улыбкой опустил глаза. Михрнерсэ стиснул зубы.
– Повелитель арийцев всегда и щедро вознаграждает за каждую услугу, государь марзпан! – проговорил Пероз.
– Доказательство – мой сан марзпана Армении! – прервал его Васак. – Никто в этом не сомневается.
И Васак начал отчитываться перед Михрнерсэ.
Азарапет арийцев слушал молча, его усталое лицо ничего не выражало. Однако его явно бесило, что в беседу то и дело вмешивается Пероз, который становился все смелее:
– Как же это случилось, что князь дома Мамиконянов взял власть в свои руки и ныне собирается выступить против нас?
– Случилось точно так, как было бы, если бы на вас напала Византия и ты, князь, выступил бы против нее! – резко ответил Васак.
– Так!.. – Пероз не сразу нашелся, что ответить. – Но ты, государь марзпан, мог бы покончить эта дело, подкупив нахарара Мамиконяна, – сказал он, подумав. – Повелитель приказал бы возместив тебе затраченную сумму.
Васак пристально взглянул на Пероза и четко ответил:
– Нахарар Мамиконяы восстал против Персии. Но он не презренный негодяй – Если это так, почему же ты не с ним?
– Потому что он – не со мной!
– Но тогда ч чему ты стремишься?
– А это я объясню там и тогда, когда будут судить очень многих, а меня спросят, как свидетеля! Теперь же оставим это, перейдем к делу…
И Васак сообщил Михрнерсэ, что собравшиеся в Сюнике нахарары готовы присоединиться со своими полками к Нюсалавурту.
Михрнерсз ожил:
– Вот это дело!.. – Чтоб уколоть Пероза, он добавил: -На смотр вы все выйдете с вашими нахарарскими знаменами!
– Это наше неоспоримое право, – спокойно ответил Васак, еще сильней задев этим Пероза.
Все здесь прекрасно понимали, почему Михрнерсэ так спокойно сносит пренебрежительные ответы Васака Перозу. Пероз готов был кусать себе руки от обиды и бешенства.
– Hо ты не тревожься, государь марзпан! – попробовал нанести ответный удар Пероз. – Повелитель незлопамятен: хоть и много выдвигается лучших кандидатов на пост марзпана, но повелитель не отбирает обратно того, что даровал…
– Меня не тревожат перемены в моей судьбе, князь. Я боюсь отвечать лишь перед своей совестью.
Эти препирательства и нравились и не нравились Михрнерсэ: конечно, Васак своими смелыми ответами ставил Пероза в унизительное положение, но вместе с тем Васак позволял себе дерзко говорить с персидским вельможей. Поэтому Михрнерсэ решил внести точность.
– Мы говорим о государственных обязанностях, государь марзпан! – напомнил он.
– Государству мы все обязаны служить в равной степени усердно! – склонив голову, признал Васак. – И сам высокородный князь не в меньшей степени, чем я…
– А высокородный князь отклоняется от дела, – послышался грубый низкий голос Гадишо. -Мы прибыли сюда по делам войны, к времзни у нас мало.
– Да, да, времени у нас мало! – засуетившись, согласился Михрнерсэ и неожиданно обратился к Варазвагану: – Каково твое мнение об использовании армянских полков?
– Если бы государь марзпан сделал попытку предотвратить войну, он оказал бы этим неоценимую услугу повелителю, – заявил Варазсаган. – Это вполне возможно…
Васак даже не повернул головы в его сторону.
– То есть как это возможно, когда вся страна Армянская поднялась против персов?! – резко сказал Гадишо.
– А что значит «поднялась»?! – вспылил Пероз. – Что она представляет собой? Государство, новую Византию, страну гуннов? Это мы снисходим до того, что разговариваем с ней, а ведь с рабами…
– Стой, князь! – прервал его Гадишо. – Можешь сказать о народе армянском, что он безумен, нерасчетлив, не знает своей выгоды, но никогда не называй его рабом! Глубокое почтение, которое мы питаем к повелителю арийцев и к его мудрому азарапету, исходит не из чувств раба, а из благородного чувства собственного достоинства! И наконец, – повысил голос Гадишо, – перейдем все-таки к делу, ради которого мы прибыли!
Михрнерсэ понравился и этот ответ, нанесший новый удар Перозу. Михрнерсэ перешел к делу. Было решено, что он отправится в Сюник, чтобы на месте ознакомиться с силами, которыми располагает Васак, и определить форму их участия в войне.
Когда было обсуждено положение в Армении, уточнена численность войск Вардана и войск Васака, Михрнерсэ отпустил Васака и Гадишо. Им отвели покои во дворце.
– Вечером в дворцовом саду к аим подошли Вахтанг и Пероз.
– Самое дорогое для отца – его дети! – с мягкой улыбкой заговорил Вахтанг. – Думаю, что я не мог бы ничем порадовать тебя более, чем вестью о том, что твой старший бежал…
Васак почувствовал, что бледнеет.
– А другой? – спросил он внешне безразлично. – Надеюсь, что он оказался умнее?
Вахтанг пристально взглянул на Васака и промолчал.
– Зачем молчать, князь? – заговорил Пероз. – Мы все, так же как и сам государь марзпан, склоняемся перед волей повелителя…
Васак задрожал:
– Да, конечно. Но довольно! Ни слова больше…
– Мы все воины царя царей! – повторил Пероз.
– Да. Я сказал, довольно! – резко оборвал его Васак и нечеловеческим напряжением воли сдержал свое волнение. – Весна в этом году наступила очень рано, – обратился он к Вахтангу.
– Да, рано, – отозвался Вахтанг и переменил тему.
– Добралась армянская конница до дому?
– Добралась, – ответил Гадишо.
– Сильно потрепали ее в стране кушанов?
– Нет. Большая часть вернулась без потерь и входит сейчас в войска Вардана! – подчеркнул Гадишо.
– А как поживает князь Арсен Энцайни?
– Готовится к войне вместе с Варданом.
Пероз молчал, весь почернев от злобы. Вахтанг отвел глаза, усмехнулся.
До поздней ночи не мог Пероз успокоиться. Он рычал от бешенства, изливая свое раздражение перед Вахтангом, который тоже не спал.
– Мне не надо, чтобы у них было большое войско, чтобы они были сильны, чтобы они были большим народом!.. Не надо, чтобы они помогали нам охотно и любили нас! Но эта гордость, это неистребимое чувство превосходства над нами! Эта дерзость, эти притязания! Вот что невыносимо, вот что душит меня! Что у них есть, чем они велики, что лежит в основе этой их гордости? Я хочу доказать этому армянину Арсену, что он раб, заставить его признать, что он ничто, что все они благоденствуют лишь по нашей доброте, что они живут только благодаря тому, что мы им бросаем крохи, а большего они не стоят Доказать это ему, и тогда мне больше нечего делать в стране Армянской! – воскликнул Вахтанг. – Лишь бы не убили его в бою и чтобы он попал в плен и достался мне…
Не спали в своих покоях Васак и Гадишо.
– Если бы не бы по этого недоверия, этой неприязни между мной и сторонниками Вардана, если бы он был рядом со мною в борьбе против персов, я бы показал этому бешенному быку, что гордость Вардана – это и моя гордость! Знаю, Вардан ведет страну к гибели! Вардан не хочет вместе со мной возродить наше царство. Но Вардан из одного со мной племени! А ты погляди, на кого замахивается тот убогий дикарь с душой обезьяны…