Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)

Это был короткий миг достигнутого сверхчеловеческим усилием возврата сознания. Анаит знаком попросила Артака нагнуться. Артак стал на колени рядом с ее ложем, но Анаит беспокойно смотрела то на него, то на пол.

– Не надо на коленях… Сядь!

Артак взял подушку и присел рядом. Он провел рукой по лицу Анаит, наклонился и поцеловал ее. Но жар опять охватил больную и унес ее в забытье. Начался новый приступ боли, и Анаит вновь стала бредить. Артака сжигало желание хотя бы чем-нибудь облегчить ее страдания. Когда же он увидел, что Анаят делает над собой усилия, чтобы скрыть свои страдания, он понял, что надо откинуть в сторону стремление к личному блаженству – нужно уметь помочь страждущему существу прежде всего как человеку вообще, хотя это и было самое любимое существо. Нужно спасти жизнь Анаит как человека вообще и затем уже – как жизнь любимой им Анаит… Но как этого добиться?..

Югабер спала. Артак разбудил ее. Югабер исяугачно вскочила и с виноватой улыбкой подошла к ложу.

– Но что делает княгиня Шушаник? Где она?.. – с волнением спросил Артак, как будто госпожа Щушаник могла разрешить юпрос о жизни и смерти Анаит.

– Княгиня Шушаник у Старшей госпожи, князь! Ведь та нездорова, – объяснила Югабер. Артак упал духом.

– Что же будет с Анаит?

– Господь милостив, кчязь!.. – попыталась подбодрить его Югабер.

– А чем зачята госпожа Десгрик? – спросил Артак.

– Она в поле – подбирает раненых. С нею и ориорд Астхик…

Только сейчас заметил Артак, что Астхик все это время не было видно. Он был изумлен: она оставила родную сестру и ушла подбирать других раненых; супруга Спарапета оставила его престарелую мать и тоже ушла в поле… Как переменились все, посвятив себя защите отчизны! Не переменился лишь он одни: вот сн пришел предъявлять требования своей возлюбленной, как будто судьба раненых бойцов не касается его! Он подумал сб этом – и ему стало стыдно, хотя в этой новой связи между людьми ему почудилась некая суровость, жуткое, холоднее отчуждение.

В келыо вошли две престарелые крестьянки. Они смиренно приветствовали Артака и, перекрестившись, подошли к Анаит. Артака удивила свобода, с какой они вошли, удивило и то, что Югабер не запретила им входить, а, наоборот, приняла кх появление как нечто обычное.

Старухи, просто и не стесняясь, оглядели Артака и вздохнули:

– Да будет ей земля пухом…

– За святую землю жизнь отдала!.. За родину!.. Не замечая душевного состояния Артака, спи покачали головами и почти в один голос произнесли.

– Блаженна подвижница!..

Перекрестившись еще раз, они вышли.

Артаку хотелсь бежать за ними, бить их, кричать, раздирать себе грудь. Но он взял себя в руки. «За святую землю жизнь отдала!..» – звучали в его ушах слова крестьянок. Какое-то суровое спокойствие слышалось в этих слсвах. Земля, которая, по словам этих старух, должна была поглотить Анаит, была ласковой, родной, живой землей. Она растворила бы в себе Анаит, но вернула бы Артаку его возлюбленную в виде нежных синеглазых цветов…

Сердце у Артака сжалось, он незаметно вытер мокрые глаза.

Анаит застонала. Югабер дала ей напиться и мокрым платком освежила пылающий лоб. Артак вышел, сам не понимая, куда. Быть может, пойти искать помощи…

На паперти были уложены в ряд раненые. Добровольно взявшиеся ухаживать за ними женщины и бойцы обмывали и перевязывали им раны.

Уже совсем рассвело. Артак решился пойти в келью Старшей госпожи в надежде найти княгиню Шушаник. Подойдя к двери, он услышал пронзительный голос Старшей госпожи:

– Подвижники к земле тянутся… На землю уложите их, чтоб у них сердце успокоилось!

Из кельи вышли служанки и поспешно направились к церкви и к лагерю. Артак знал: слова Старшей госпожи – это приказание, которое нужно выполнить.

Чувство странного одиночества охватило Артака. Люди заботятся обо всех раненых всех убитых, и только он один поглощен заботой об одной-единственной раненой… Он почувствовал укоры совести и, будучи не в силах вернуться к Анаит, пошел к раненым и убитым.

У церковной ограды родные готовились предать земле гело умершего в церкви юноши. Отец все так же молча сидел рядом с усопшим; мать стояла на коленях, держа руку на сердце убитого сына, и не сводила глаз с его лица.

Крестьянки раздели убитого, не стесняясь его наготы, принесли воды, обмыли рану, обмыли тело и начали совещаться, где похоронить.

Мать, не отнимая руки, предложила:

– Может, под оградой?

Отец бросил взгляд на ограду и спокойно подтвердил:

– Под оградой.

– Позови священника…

Старик пошел за священником. Мать поднялась и скрестила руки на груди.

Пришел священник.

– Преставился уже? – просто спросил он и начал быстро читать короткую молитву.

Мать слушала молча, оставаясь неподвижной. Когда молитва была прочтена, родители поцеловали погибшего подвижника, понесли тело к ограде, вырыли под нею могилу найденным на паперти заступом, опустили в нее тело и молча удалились.

Ар гак внимательно наблюдал за ними. Их простое отношение к смерти как бы успокаивало его Они предали земле тело своего сына так, как если б вручали другу на хранение драгоценный клад, – другу, которому безгранично верят и который по первому требованию вернет обратно то, что было отдано ему на хранение.

«Как спокойны крестьяне!..» – кетькнуло в голове у Артака. Он почувствовал умиротворение, душа его наполнилась грустью. «Они умеот умирать – думал Артак. – Они жертвуют собой без шума и без притязаний. Они бесстрашны и мужественны… И они победят!»

Гонцы сообщили, что идут нахарары. Из церкви выступили католикос, Езник Кохпаци и Егишэ. Сопровождаемый Гевондом, азарапетом, Нершапухом, Шмавоном и Зохраком, прибыл Вардан. Атом и Хорен остались в лагере охранять порядок.

Зохрак сообщил Артаку, что, согласно полученным известиям, выступивший из Зарехавана персидский полк с полдороги вернулся обратно, не решаясь один на один встретиться с силами Вардана. Но Вардан сам решил послать Атома в Зарехаван разгромить персов, и Атом выступает немедленно.

Подвижников решено было хоронить внутри церковной ограды. Увидев нахараров, крестьяне стали стекаться к церкви. Пришла с поля и госпожа Дестрик. Широко распахнулась дверь в келье Старшей госпожи, и княгиня Шушаник вместе с прислужницей вывели мать Спарапета.

Убитые лежали на паперти. Старшая госпожа склонилась над ними в глубоком благоговении. Вардан, нахарары и священнослужители стали у открытых мсгил. Народ в почтительном молчании окружил нахараров, гордясь их подвижничеством, благодарный своему Спарапету, который пришел хоронить простых крестьян.

Вардан думал о том, что берет на свою душу бремя ответственности за эги жертвы, что жертвы будут и тогда, когда он поднимет на борьбу весь народ. Но может ли он взять на себя ответственность, правое ли дело он защищает? Пусть об этом судит совесть народа!..

Артак смотрел на Астхик, и ему казалось непонятным ее поведение. Несмотря на всю свою грусть, она вся преображалась, когда глядела в ту сторону, где стоял Зохрак. Как прекрасен был этот юноша со сверкающими, слегка выпуклыми глазами. Вот он встретился глазами с Асгхик, потом взглянул на ее доспехи и улыбнулся. Астхик также с улыбкой опустила взор на свой меч и короткий кинжал. Этим молодым существам чужды были ложь и притворство…

Но когда Астхик, заглядывавшая далеко вперед, снова обернулась в сторону Зохрака, тот уже не смотрел на нее.

Егишэ прочел заупокойную молитву, затем, обведя присутствующих просветленным взглядом, произнес надгрсбпсе слово, которое закончил так:

– Через смерть обретя непобедимость и в подвижничестве найдя добродетель, они победили тирана. Уподобимся же и мы воинству, чистому духом, чтоб удостоиться свободы!.. Умерших начали опускать в мигллъ;

Старшая госпожа дрожащей рукой взяла горсть земли, сила на трупы подвижников и воскликнула:

– Прахом вы были и в прах обратились! Идите, светочи отчизны, откройте путь для нас!..

– Да будет так! – промолвил Вардан.

– Аминь!.. – отозвались нахарары.

Вардан тоже бросил горсть земли. Его примеру последовали остальные нахарары.

В церковном дворе вырос печальный ряд свежих могильных холмов.

Артак подошел к госпоже Дестрик и Астхик. Одежды их были покрыты пылью и пятнами крови, усталость сквозила в их глазах.

– Привет вам!.. – произнес он с трудом.

– Привет, князь! – многозначительно глядя на него, ответила госпожа Дестрик. – Как наша раненая?

– Тяжко ей, госпожа…

Астхик вздрогнула и бегом бросилась к келье.

– Неспокойно в полках, князь, как бы не случилось чего!.. – озабоченно проговорила госпожа Дестрик, быть может этим желая намекнуть Артаку, что он не должен забывать свои обязанности.

– Что делать нам со Старшей госпожой и с ориорд Анаит? – спросил Артак, стараясь не показать, как его задел этот намек.

– Как только они будут в состоянии выдержать дальний путь, я увезу их домой, – ответила госпожа Дестрик.

– А есть наделда на исцеление, княгиня?..

– Господу одному ведомо… Ведо столько погибло за отчизну!.. Пусть будет и паша жертва…

Артак поник головой.

Старшая госпожа, сломленная душевными переживаниями, совершенно обессилела; ее увели в келью. Вардан, сопровождаемый остальными нахарарами, последовал за нею. Но и здесь, в этой замкнутой семейной обстановке, все родные казались охладевшими друг к другу, чужими. Отчужденно глядела на мужа госпожа Дестрик, как-то иначе выглядели все остальные… Неужели родные продолжают негодовать на него, подозревать, чуждаться его, не хотят простить?.. Так глядели они на него и при первой встрече, в церкви. Но почему не радуются они теперь, почему не согрелось их сердце, когда недоразумение рассеялось? Или, может быть, с трудом забывается однажды запавшее в душу сомнение? Ему причиняло боль отношение жены, хотя он и понимал, как сильно пострадала ее гордость. С сердечной болью подошел он к ложу Старшей госпожи и стал на колени.

Старшая госпожа с любовью перекрестила сперва его, затем и остальных нахараров, которые подошаи к ней со смущением и стыдом. Старшую госпожу лихорадило, она слегка заговаривалась. Но какая-то внутренняя сила боролась в ней с болезнью, – жив был ее дух, пылкий и воинствующий.

– Если умру я, положи со мной горсть земли из могилы подвижников! – печально и задумчиво сказала она.

– Свята воля твоя, мать!.. – ответил Вардан, целуя ей руку.

– Зачем умирать тебе, Мать-госпожа? – обратился к ней азарапет. – Еще увидишь страну Армянскую освобожденной!

– Увидела сына – значит и страну Армянскую увидела свободной! – горячо воскликнула та.

Вардан с нахарарами вышел на паперть.

Артак задержался, чтоб обменяться хотя бы взглядом с княгиней Шушаник, узнать от нее что-нибудь новое об Анаит. Он уже не мог владеть собой. Приказ Вардана не отлучаться выводил молодого князя из себя. Хотелось также выяснить, почему так холодны к нему госпожа Дестрик и княгиня Шушаник.

Нахарары спускались по ступенькам, когда княгиня Шушаник выбежала вслед за ними и, нагнав Артака, незаметно вложила ему в руки небольшую рукопись.

– Что это? – с изумлением спросил Артак.

– Она составила и разрисовала…

«Она!..» – с дрожью в сердце подумал Артак, но тотчас насторожился, почувствовав что-то недоговоренное и тревожное в словах княгини Шушаник.

– Составила и разрисовала, но,..

– Но что? – беспокойно повторил Артак. Княгиня Шушаник махнула рукой:

– После об этом, после! Сам видишь, князь, что происходит…

– Но каково ее состояние, княгиня? Ведь она одна! Может быть, умирает… Я пойду к ней!

– Нет, нет, князь, не надо! – решительно заявила госпожа Шушаник и быстро скрылась за дверью.

Артак оглянулся: Вардан и нахарары стояли и ждали его.

Служитель со смиренным поклоном отвел полог, и в шатер вошел, впереди своих приверженцев, Васак.

– Давайте кончим!.. – произнес он настойчиво и требовательно.

– Что мы должны кончать? – нахмурился Вардан. – Я теперь повстанец. Я восстал против державы арийской и намерен поднять против нее всю страну. Я не дикарь неразумный: знаю, против кого иду войной. Я обращусь ко всем. Кто за родину, за народ – тот пойдет со мной, с нами. Кто против страны – пойдет против нас… Выбирайте же!

– Мы уже выбрали! – заявил Васак. – Мы также повстанцы. Но мы требуем выполнения наших условий.

– Ну что ж, требуйте! – не без насмешки отозвался Вардан. – Значит, приступаем, государи? – обратился он ко всем. – Немедленно идем громить персов, засевших в Зарехаване. Боем будешь рукоьодить ты, государь Гнуни! Выступишь немедленно. Желаю успеха тебе!

– Во имя Господа! – отозвался Атом, просветлевший от предвкушения предстоящил боев. Он поспешил в лагерь.

Беседа на клеилась. Один за другим нахарары разошлись по своим шатрам, чтоб приготовиться к возвращению в Айрарат. Артак Рштуни заявил, что желает раньше съездить к себе на родину, в Рштуник. Он был зол на сепуха, командовавшего рштунийским полком, за то, что тот согласился выделить отряд в распоряжение Атома. Но еще более гневался он на своего тестя Гедеона, который, как ему донеслч, содействовал Атому. Ему не терпелось поскорее наказать Гедеона, чтоб утолить злобу и успокоиться.

Васак распорядился привести к нему сепуха, командовавшего сюнийским отрядом. Об этом сообщили Вардану, и он разрешил освободить сепуха. Сюнийца привели к Васаку.

– Тяжелая у тебя рана? – спросил Васак.

– В душе у меня рана, князь! – с горечью ответил сепух.

– Терпи! – сказал Васак, окидывая сепуха пристальным, испытующим взглядом. – Иди займись своим делом… Сепух ошепомленно смотрел на него.

– Вновь будешь командовав моим полком!.. Сепух не сводил с него изумленного взгляда.

– И поведешь полк против персов! – закончил Васак.

– Куда прикажешь – хоть в огонь, хоть в воду! – грубовато ответил сепух.

Васак через дворецкого передал Вардану просьбу освободить сепуха из заключения и восстановить его в звании командира сю нийского полка. Вардан не возражал.

Чтоб предупредить подобное же ходатайство со стороны Артака Рштуни, он приказал освободить и восстановить в должности и командира рштунийского полка.

Не возражал Вардан и против намерения Артака Рштуни побывать в Рштунике перед выездом в Айрарат.

Атом пустился в путь на Зарехаван. Вардан же вызвал к себе Артака Мокац и выразил пожелание, чтоб тот отправился к Бзнунийскому морю и на месте проследил за всем тем, что будет происходить в Рштунике и Хорхорунике Он приказал Артаку подготовить все для набора и военной подготовки народного ополчения и лично руководить этим делом. Одновременно он попросил Артака сопровождать с особым охранным отрядом Старшую госпожу и остальных женщин, возвращавшихся домой в замок Огакан.

Артак с понятной радостью принял эти поручения, хотя его глубоко интересовали и предстоящие события в Айрарате и повстанческое движение в центре страны.

Вестей от Атома Вардану пришлось ждать недолго. Уже на следующий день к полудню гонец доложил, что засевшие в Зарехаване персидские отряды разгромлены и рассеяны. Послав Атому приказ идти на соединение с ним, Вардан простился со Старшей госпожой и другими родными и, распорядившись доставить больных в Огакан, выступил из Ангха в направлении Aйрарата.

Дороги опустели, местность, только что служившая ареной бурных событий, обезлюдела.

Спустя несколько дней Старшая госпожа заявила, что может пуститься в дорогу. Но Анаит не поправлялась, и Старшая госпожа распорядилась отложить отъезд. По-видимому, выжидать пришлось бы долго, да и неизвестно было, чем завершится это ожидание. Монахиня не подавала никаких надежд на исцеление… Анаит, у которой бывали моменты просветления сознания, заявила, что она в состоянии ехать. Решено было сделать попытку, Артак распорядился привести запряженные буйволами арбы: установили на них шатры и, уложив больных, пустились в дорогу. Первые дни Анаит крепилась, но на полдороге положение ее настолько ухудшилось, что пришлось остановиться в какой-то деревушке и перенести ее в хижину, расположенную у речки, чуть повыше мельницы.

Узнав, кто их гости, хозяева приняли их очень тепло. Это были родители юноши, похороненного у церковной ограды. Артак едва припомнил их – так смятенны и рассеянны были его мысли. Хозяин хижины был сельским мельником. Кроме убитого сына, у него было еще двое: старший, высокий, длинноусый, хмурый на вид парень, работал на мельнице; младший, едва вышедший из отроческого возраста, смотрел за скотом. Дома суетилась слоенная старушка -мать мельника. На пороге мельницы дремал его престарелый отец.

Спокойным выглядело мирное село; казалось, оно никак не откликается на волнения, охватившие всю страну. Обратившись лицом к бледному, словно мраморному Бзнунийскому морю, оно выглядело погруженным в глубокую думу.

Под лучами солнца золотились поля и обнаженные горы. То спокойно, то задумчиво, то весело плеща, текла небольшая речушка.

В Огакан послали служителей за княжеской колесницей. Артак поместился в соседней хижине.

Состояние Анаит стало угрожающим. Монахиня, которая сопровождала ее, по всей видимости, не знала, как ее лечить. Надвигалась тягостная ночь. Астхик, не отходившая от сестры, истаяла так же, как и она. Жизнерадостная девушка, только что познавшая любовь, надломилась, сникла…

Госпожа Дестрик, остановившаяся вместе со Старшей госпожой в другой хижине, зашла взглянуть на Анаит и стала шептаться с княгиней Шушаник. Анаит все слабела. Возникало опасение, что она не переживет эту ночь.

Госпожа Дестрик решила как-нибудь подготовить Артака к неминуемой печальной развязке Артак впал в полное отчаяние. Жалким утешением могло быть то, что теперь его свободно допускали к Анаит.

Была глухая ночь. Поля и горы как бы задумались во мраке Мельница глухо грохотала. Артак подошел к хижине Анаит. Перед дверью стояла Астхик. Лртак услышал рыдания. Он испуганно схватил ее за руку.

– Астхик!.. – еле выговорил он. Астхик разрыдалась еще громче.

– Сказала что-нибудь монахиня?.. – настаивал Артак.

– Она потеряла надежду… – сквозь рыдания едва выговорила Астхик.

– Но что же делать?

– Не знаю!.. Не знаю… Уходит Анаит, князь!..

Сердце застыло в груди у Артака. Он вошел в хижину. Княгиня Шушаник держала руку Анаит. Она ждала чего-то… У Аиаит остекленели глаза и заострились черты. Трудно было сказать – жива ли она… Как видно, нет более никакой надежды, если монахиня лишь читает молитвы, если княгиня Шушаник ждет конца, а госпожа Дестрик пришла как бы только для того, чтоб засвидетельствовать смерть… Артак как бы состарился в одну минуту, с тоской подумал и о своей смерти: хорошо было бы, если б она скорее пришла и положила конец этому мучительному существованию!

Терпеть дольше не стало сил, в отчаянии он вышел из хижины В темноте показались две фигуры, медленно приближавшиеся со стороны мельницы. Одна прихрамывала. Когда они подошли ближе, Артак узнал мать мельника. Ее молодая спутница держала в руках какой-то сверток.

Старуха кряхтела, с трудем переводила дух. Дойдя до двери хижины, она остановилась и глубоко вздохнула.

– Что скажешь, мать? – мягко и рассеянно выговорил Артак.

Хотя одиночество и беспомощнсгть душили его, но он не искал никого, с кем мог бы обменяться хотя бы словом Т м не ме нее этот нечаянно вырвавшийся у него вопрос слегка облегчил его тяжелое душевное состояние.

– Задержалась я, сынок! Пока отыскала да пока сварила!.. Ведь руки-ноги почти не действуют у меня… Уфф…

– Что ж это ты варила?

– Да травы лечебные. Тяжело очень бедняжке ориорд, мучается она очень.

– Для раны?..

– А для чего же?.. Не дать же ей, упаси господи… Уфф! – отдуваясь, проговорила старуха и шагнула к двери. – Ну, идем Цогик!

Артак вошел вслед за ними. Старуха подошла к Анаит, стала на колени и, положив сверток на пол, взяла в свои руки руки Анаит. Она долго держала их, не то прислушиваясь, не то желая в чем-то разобраться. Затем, кряхтя, уверенно и деловито раскрыла рану, наложила принесенную мазь и присела у ложа на корточки.

– А теперь беги, Цогик, принеси! Уже вскипело, наверно… Ее спутница поспешно выбежала. Старуха, позевывая, задумчиво поглядывала на Анаит. Прибежала Цогик, держа в руках горшочек с жидкостью, от которой поднимался пар. Это было приготовленное старухой целебное питье.

Старуха принялась растирать руки Анаит, глазами приказал Цогик растирать ноги раненой. Артак вышел, чтоб не мешать им. Ночь продолжала наматывать свою пряжу. Небеса задумались над покоящейся в глубоком сне землей. Сколько жизни было во вселенной Артак спустился к мельнице. От тепловатой пыли, которая пахла пшеницей, у него на минуту перехватило дыхание. Грохотали жернова Мельник ходил от одного жернова к другому, присматривая за их работой Артак подошел к нему. Мельник выпрямился и застыл перед ним, скрестив руки на груди. Артак присел у едва тлевшего очага.

– Не ты ли потерял сына в бою под Ангхом? – спросил Артак – Да, государь, похоронили мы там нашего Тонакана, – спокойно подтвердил мельник.

– Помощник убыл у тебя…

– Господь пополнит убыль.. Что же поделаешь, смерть людям на роду написана. Вот и второй мой хочет вступить в полк к князю Атому…

– А ты позволишь?

– Пусть идет себе Родина зовет, что я могу сказать? Трудно, конечно, с работой справляться, народ кормить… Мы ведь – как мыши полевые: роем, скребем, снуем взад-вперед. Вдруг оглянешься, а жизнь уже катится под гору…

Медленно и тягуче описывал мельник крестьянское житье-бытье, отягченное повседневными заботами о насущном хлебе. Артак слушал, стараясь вникнуть в эту не знакомую ему жизнь. С беспечностью баловня жизни он всегда смотрел сверху вниз на тех, кого обременяли жизненные тяготы, и не чувствовал жалости к ним, хотя понимал всю безрадостность их судьбы. Даже и сейчас его слегка раздражали их земные заботы. Что они в сравнении с заботами более возвышенными и прекрасными!

Артак вспомнил свои заботы об Анаит. Он вздрогнул, все остальные мысли вылетели у него из головы. Острая боль кольнула его сердце. Что будет с Анаит?..

Жернова своим грохотом вытесняли, однако, все мысли. Вода пенилась, стремительно низвергаясь. Жернова кружились, приплясывая, размалывалось зерно, несущее сытую жизнь и довольство.

Опять всплыла мысль об Анаит… Почему бы не жить и ей, если живут вот эта вода, хлеб, люди, даже вон те пауки, затянувшие паутиной весь потолок?..

В сопровождении Цогик вошла старая мать мельника и, кряхтя, села.

– Ну как, полегчало? – спросил мельник.

– Задремала! – просто и тепло отозвалась старуха. Артак встрепенулся:

– Значит, спасена она, матушка?!

– А как же, сынок? Ведь я ее целебным снадобьем наплела! Теперь уж на поправку пойдет!.. Уфф!.. Слушай, что я тебе скажу… – обратилась она к сыну, – поди-ка, набери мне у плотины хаварцила.

Мельник вышел.

– Матушка, скажи мне правду, будет она жить?! – с дрожью в голосе спросил Артак.

– Для каждого, кто умирает, земля припрятала жизнь про запас. Нужно только найти ее… Ну а земля – она ведь большая! Вот и мечешься, ищешь жизнь… Найдешь – твое счастье! Не нашел– земля себе возьмет. Так оно на свете бывает один смеется, а другому свет не мил… Живи живущий!.. Уфф…

Эта старуха, выглядевшая сама больной и беспрерывно кряхтевшая, казалась Артаку источником, дарующим жизнь и здоровье. Он точно и сам ожил.

– Тебе обязаны будем мать, если выздоровеет наша больная!

– Ну а как же, сынок, ведь грех не помочь! Ведь у нее любовь в сердце, у девушки, – отозвалась старуха.

Цогик печально улыбнулась, покачала головой.

Старуха долго молчала, не двигаясь, опустив задумчивые глаза. Затем она заговорила, как бы рассуждая сама с собой.

– Ведь если каждого больного за умирающего считать, куда это годится? Да ты сперва в поле выйди, у земли выспроси, что у нее для больных припрятано – жизнь или же смерть?!.. Земля тебе и скажет! А то – рядышком присела, смерти, видишь ли, дожидается!..

Артака душили слезы радости.

– Теперь поправится она, правда?.. – переспросил он со сладостной надеждой.

– Здоровье, князь, мало-помалу придет!.. Кровь заиграть должна. На это нужно время. Крови не прикажешь!.. – рассмеялась старуха.

Вернулся мельник, передал матери связку собранных им корней хаварцила. Старуха раздула полупотухший огонь в очаге и начала варить траву в особом горшочке.

«Это ее жизнь кипит в котелке!..» – думал в радостном умилении Артак, не отводя глаз от старухи. В колеблющихся бликах масляного светильника, который держала в руке Цогик, эта старая женщина со своим резкоочерченным добрым лицом и проницательными глазами как бы олицетворяла землю, дарительницу жизни. Артак почувствовал горячую любовь к этой крестьянке, любовь и благоговение.

«Она – народ… Сила таится в этом народе. Кто знает, какие отдаленные его предки нашли тайны земли, овладели ее мудростью. Вот она – дочь простого народа, но в ее руках ключ от сокровищницы жизни! Сейчас только на нее моя надежда, только на ее помощь я уповаю!» – думал Артак.

Старуха готовила варево терпеливо, медленно и уверенно, как нечто давно ей известное и немудрое, – подобно самой природе, которая и отнимает и дарует просто и легко, без лишнего шума.

Артака удивляло, что в этой семье никто не говорил о погибшем сыне. Боли не чувствовали эти люди или не находили слов для ее выражения? Может быть, она уже и не волновала их? Сколько дают они другим – хлеб, пропитание, жизнь, даже сына… Но или не сознают они цены отдаваемого, или скрывают свои чувства… Выносливы они, созданы из иного, более стойкого материала!

«Народ!..» – сказал самому себе Артак.

Новые мысли и чувства овладевали им, хотя он еще плохо в них разбирался, будучи поглощен любовью к Анаит.

Поставив светильник на выступ в стене около старухи, Цогик принялась пересыпать муку в мешки и оттаскивать их в сторону. Она работала с охотой, усердно. Подметая пол, Цогик заботливо собрала в мешочек все рассыпанные зернышки. Когда работы больше не осталось, она вытащила из щели в стене спицы с начатым носком и проворно приняласо за вязание.

Отвар поспел. Старуха сняла с огня и отставила в сторону, чтоб остудить. Через некоторое время она взяла котелок и обратилась к Цогик:

– А тесто уж завтра замесим, дочка. Хлеба нам хватит пока. Иди отдохни! – и сама пошла к Анаит.

Подступал камавотн – пятый час утра. У двери мельницы бодрствовал телохранитель Артака. Чуть в стороне, скрестив руки на груди, стоял мельник. Цогик, согрев на очаге воду, принялась замешивать тесто, несмотря на запрет старухи. Но в промежутках она успевала подставлять мешки, пересыпать в них муку, почистить посуду, перевязать ослабевшие прутья веника, подлмть масла в светильник. Она ни минуты не оставалась без дела.

Прислонившись к стене, Артак следил за нею, думая: Ка они любят работать… Неужели они ни о чем не думают? Или им не о чем думать?!..»

– Днем и ночью – все за работой… Когда же отдыхаете вы, брат-крестьянин? – неожиданно спросил он мельника – Да разве работа позволяет нам передохнуть, князь? – отозвался мельник. – Работы уйма, а работников не хватает. Не поспеваем…

– Да ты присядь, – перебил его Артак, только сейчас обратив внимание на то, что мельник все время стоит перед ним.

– Не положено нам, князь… – смущенно произнес мел! чнк – Садись, говорю тебе, садись! – мягко, но властно повторил Артак.

Мельник присел на корточки, положив руки на колени.

Вошла Астхик, мельник снова поднялся на ноги. Артак движением руки заставил его снова сесть.

Астхик казалась спокойной и довольной. Артака это очень обрадовало. Присев у очага, девушка улыбнулась Артаку. Поняв ее, он тоже улыбнулся.

– Точно ножом отрезало! – сообщила Астхик.

– Спасибо матушке!.. – отозвался Артак. Груда углей осыпалась, на мгновение ярко вспыхнула, зчтм погасла.

– Э-э!.. – покачал головой мельник. – К войне это!.. А война прожорлива, ее не насытишь…

Озабоченность, словно тень, неотлучно сопровождала мельника. Его мысли постоянно были заняты мелкими житейскими заботами. Он внимательно следил за жерновами, за тем, как работает Цогик, прислушивался к шуму мельничных валов и воды в желобах, всегда готовый устранить все, что могло помешать работе.

– Цогик! – окликнул он девушку. – Подмети-ка под жерновом, зерно просыпалось!

Девущка заботливо, до последнего зернышка, подобрала просыпавшуюся горсточку пшеницы.

– Так, говоришь, война будет? – переспросил Артак; его настроение сильно поднялось после радостной вести, которую сообщила ему Астхик. – Что ж ты будешь делать, брат крестьянин?

– Буду хлеб постувлять, князь Как бы сильно ни звенели мечи, победу обеспечивает хлеб Вы оружием бейтесь, а мы хлебом будем биться! – ответил мельник. Морщины прорезали его лицо, в глазах заискрился лукавый смешок – А по силам ли будет накормить хлебом столько войска? – спросил Артак улыбаясь.

– Земля даст!

– А если не даст, не уродит?

– Э-э, князь, да вот тебе, к примеру, моя мельница. Подмети, все собери, унеси… А все равно – сколько бы ни унес, в подполье, по углам, в щелях зерно останется! И я же не один – народ есть, мир: доставят, прокормят! Только тому, кто работает, хлеба не хватает, а так-то хлеба много! – негромко закончил мельник.

Артак слышал эти слова, но их смысл не дошел до него, – юноша слишком был поглощен личным счастьем.

Цогик встала и, проходя мимо Астхик и Артака, окинула их пристальным взглядом. Когда она скрылась за дверью, мельник грустно покачал головой – Рану разбередили у бедняжки…

Он рассказал, что они удочерили и вырастили оставшуюся сироткой Цогик. Она была обручена с их погибшим сыном Тонаканом и вот теперь осталась одинокой.

– Не став женой, осталась вдовой! – со вздохом закончил мельник.

Астхик сильно взволновал его рассказ.

– Но что же с нею будет, отец?.. – с сочувствием спросила она.

– То, что должно быть, ориорд! – со вздохом отозвался мельник. – Погорюет, погорюет, да и примирится… Разве у меня, у матери его, у бабки нет сердца? Но уж если пришла смерть, от нее не открестишься…

Старик опустил голову. Астхик казалось, что сейчас он заплачет. Но тот поднял голову и лукаво взглянул на Астхик:

– Ведь у вас, у молодых, все как у пташек небесных: то попискиваете, то попрыгиваете! Прошло – позабыто… Э-эх-эх!..

Артак улыбнулся. Астхик весело и дружелюбно разглядывала мельника. Он казался ей мудрым и добрым, как сама природа. Даже горе и смерть принимал он спокойно и терпеливо.

Цогик вернулась и снова взялась за свое вязание. Пожелав доброй ночи мельнику и Цогик, Артак с Астхик ушли. Перекликались первые петухи. Ночь уже кончала наматывать свою синюю пряжу.

Астхик вошла в хижину и тотчас выбежала обратно:

– Спит она князь! – радостно сообщила она.

– Ну, спокойной ночи!

– Доброй ночи, князь!

Артак пошел к себе, лег, но заснуть не смог Он снова встал, вышел из хижины и начал ходить по двору, один со своим счастьем, и, наконец, присел на камень перед хижиной Анаит.