Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц)

– Я начинаю бояться, что и это единение нахараров и духовенства не даст нам спасения!

Нахарары с тревогой и изумлением обернулись к нему.

– Тогда о какой же войне может идти речь? – с насмешкой заметил Манэч.

– Войну не мы затеваем, а Азкерт! – резко оборвал Вардан.

– Но разве война так уж неизбежна? Что представляем мы собой рядом с могущественными арийцами? – опять поднял голос Манэч. – Да и не готовы мы к войне, если б даже и пожелали воевать!..

– На весь народ гроза надвигается, о какой готовности может тут идти речь? – укоризненно возразил Вардан. – И князь, и простолюдин…

– Вот тут-то и таится корень зла – в этом простолюдине, в этом звере, которого вы выпустили из клетки! – не сдержал себя Гют, которого, очевидно, все еще угнетало пережитое им оскорбление.

– Совершенно правильно!.. – холодно и пренебрежительно произнес Гадишо. – Не так опасен Азкерт, как наш внутренний враг – простолюдин! Но теперь уже поздно, – добавил он со злобой. – Уже вырвался на волю этот зловещий поток! Теперь он все унесет…

– Да, унесет!.. – повторил с усмешкой и Вардан.

Вновь наступило тяжелое молчание. Вардан нарушил его:

– Так вот, государи, владетели страны Армянской! Тут удивляться нечему! Вы все медлите встать на защиту ваших исконных владений, а простой народ уже поднялся, чтобы защищать самого себя.

На лицах нахараров читались удивление и обида. Артак Рштуни не смог сдержать себя и с яростью, к которой приметалась ненависть, спросил:

– А кто позволит простому народу подняться? Как он посмеет?

Сухо и сумрачно Вардан отчеканил:

– Простой народ – это войско… Простой народ вас кормит и поит… Простой народ – это страна!..

– Простой народ – это войско?.. Но хозяин войска – я! Я погоню его – оно двинется, не погоню – оно не дерзнет!

– Государь Рштуни, ты народ в пропасть не погонишь… Не знаете вы народ! А у него есть своя воля!.. – с горькой насмешкой укорил Вардан. Затем он с угрозой повторил:– Народ восстанет!.. Не смирится он с бесчеловечными поборами, с угрозой уничтожения! Он ни перед чем не отступит…

– Он восстанет против своих владык?! – крикнул взбешенный Гют. – Тогда следует обуздать его хотя бы силой оружия!

«Мне и самому не по душе, что простолюдин вышел из повиновения… – подумал Вардан. – Но это уже не в наших силах! Простолюдина с самого начала в борьбу втянул сам враг…»

Но вдруг Вардан вспылил:

– Ты это кого обуздать собираешься, и зачем?! Кто же пойдет в бой в этот грозный час? Я и ты? И только? Это будет война простолюдина, и вести ее будет он сам! Да! – с горечью продолжал Вардан немного спустя:– Восстанет народ! И восстанет яростно, дико, как некая стихийная сила… Он все будет сокрушать! И, быть может, будет сокрушен и сам… Мы обязаны возглавить все народное ополчение. Если спасение возможно, то спасет нас только народ! Если же погибнет он, то погибнем и мы… Простолюдин должен сражаться! Персы уничтожили нашу государственность. Теперь они хотят уничтожить и нахарарский строй и духовенство, и для этого тянутся лапами к основе нашей – к народу. К нашему последнему оплоту… Поэтому теперь, когда простолюдин поднялся на войну, наш долг – повести его на эту войну! В противном случае, предупреждаю, он нас поведет, если не ведет уже…

– Правда истинная! – подхватили Артак, Атом, Аршавир и несколько других нахараров. Но Нершапух молчал, не поднимая сумрачного взора.

– Простой народ – это страна, и страною мы живы! – с облегчением заговорил католикос. – Значит, будем уповать на простолюдина, и да спасет господь страну Армянскую!..

– Аминь! – откликнулись духовные пастыри, осеняя себя крестным знамением.

Католикос встал. Он умиротворенно перекрестил нахараров и простился с ними. За ним последовало все духовенство.

Нахарары встревоженно и сумрачно молчали. Вардан почувствовал, что сомнение вновь прокрадывается в их сердца. Он прямо, без обиняков сказал:

– Вы все еще во власти сомнения, государи? Оно не покинет вас, пока вы не увидите твердой надежды и залога успеха!.. Так слушайте: мы посылаем воззвание о помощи в Иверию, в Агванк, в Византию и к армянским князьям областей, отошедших к византийцам…

– Это необходимо! На это наша единственная надежда! – почти крикнул Нершапух, тяжело переводя дыхание.

– Несомненно… Истинная правда!.. – оживились нахарары.

– Мы обратимся к ним! – продолжал Вардан. – Это необходимо! У нас тогда будет выбор: примкнуть к той или иной стороне или пойти против нее…

Бросив при этих словах взгляд на Гюта, Гадишо и некоторых других нахараров, Вардан с возмущением заметил недовольство на их лицах. Он порывисто встал и нанес прямой удар:

– Но разве имеем мы право забывать слова императора, направленные персидскому царю: «Пока армяне будут жить в своей стране, покоя у нас не будет. Я пошлю моих армян во Фракию, а ты повели отогнать своих на восток!..» И чтоб после этого они стали помогать нам?! Если даже и помогут, то только из вражды друг к другу. Но чтоб они помогли нам стать на ноги?.. Не надейтесь на это! Мираж это и самообман. Мы обратимся к иверам и агванам, вместе с нами страдающим от тирании Азкерта. Вот они-то придут!

– Придут! – отозвались нахарары.

– Завтра же пошлем посольство к иверам и агванам!

– Непременно!.. Обязательно!.. Непременно!.. – подхватили нахарары.

– Но одновременно с этим, государи, повелите составить общегосударственное войско из ваших полков! – добавил Вардан.

– Обязательно! – согласились нахарары.

Было решено просить помощи у Иверии, у агван и у армянских князей отошедших к Византии областей, – просить их тайно готовиться и подоспеть с помощью, когда достоверно станет известно, что война неизбежна. В Византию решено было отправить особое посольство и на продолжительное время, поручив ему непременно убедить эту примирившуюся с Персией державу в необходимости помочь армянам.

– Каждое посольство будем отправлять в надлежащее время! – предложил Вардан.

Нахарары выразили согласие. Видно было, что они успокоились.

– Но одновременно не упускайте из виду народ, учитывайте его силу! – вновь предупредил Вардан. – Я уверен, что в конце концов нам придется рассчитывать только на него… Не притесняйте его. Будьте справедливы и благожелательны к нему… Облегчите налоги, вооружите его…

– Правильно! Правильно!.. – вновь послышались голоса среди нахараров.

– Будьте благожелательны и к духовенству! – увещевал Вардан.

Напряжение заметно разрядилось. Гют и Артак Рштуни сдали позиции, поняв молчаливый знак Гадишо. Аршавир Аршаруни, Артак Мокац и Атом Гнуни переговаривались в радостном возбуждении. Гют, Гадишо и нахарар Рштуни тоже старались выказать удовлетворение. Примирение и соглашение казались достигнутыми. Разговорился даже Вардан.

– Государь Мамиконян, недаром ты духовного происхождения: болеешь душой за духовенство! – шутливо обратился к Вардану Артак Рштуни.

– Не называй меня Мамиконяном, зови меня Спарапет – и будет правильно! – с полуулыбкой отозвался Вардан. – Мне нужны военные силы. Я обязан победить. Иначе ты первый станешь меня порицать, государь Рштуни! Кто мне поможет, тот и друг мне, будь он хоть дьявол из преисподней! – промолвил он и добавил:– Война требует объединения сил. Война против общего врага объединяет даже бывших противников. На войне не отказываются ни от каких сил, которые можно использовать. Не будем скрывать – нахарары ненавидят духовенство. Но ведь война не дело приязни или же неприязни. Война вещь суровая, она требует подсчета сил. А духовенство сегодня сила, значит, с ним надо объединиться, хотя величайшей нашей надеждой остается все же народ. Он сам, по своей воле поднялся против тирана; тут уже не принуждение, тут вольная стихия, необузданная сила… А я буду рад и ничтожной мошке, которая присоединится к нам и увеличит наши силы! Надо победить! А победить без единения у нас нет никакой возможности.

Нахарары еще долго слушали Спарапета, постепенно проникаясь новыми мыслями, пробуждаемыми неотвратимостью войны Васак покинул собрание в большом смятении. Он чувствовал, что ему противостоит какая-то могучая сила, и с ней еще будет великая борьба.

Он счел унизительным для себя говорить о мятежном поведении народа, о стычках между толпой и его воинами, но, спускаясь по лестнице дворца, мысленно вернулся к этим событиям.

– Все сошло с пути, все смешалось… – пробормотал он.

Всю дорогу он был озабочен.

Он видел, что ему предстоит опасная и трудная двойная борьба: внешняя – против интриг и злобы персидских сановников, и внутренняя – против нахараров.

Но о борьбе за иное, великое дело он не осмеливался еще и думать. Мысль давно копошилась у него в мозгу. Но теперь, когда надвинулось смутное время, потребность всесторонне обдумать эту борьбу делалась все более и более острой. И Васак решил больше не заниматься посланием к персидскому царю, а спокойно и серьезно обдумать именно это великое дело.

«Пора! Пора!.. – думал он. – Иначе будет поздно!..»

Неподалеку от своего дворца он заметил персидских воинов, выстроившихся перед воротами. Васак сделал знак рукой, и тотчас один из всадников его охраны пришпорил коня, поскакал к воротам и вернулся обратно:

– Государь, Деншапух там с Хосровом, могпэтом Ормиздом, Вехмихром и другими сановниками!

Васак нахмурился. У него задергалась щека. Наступал час жесточайшего испытания, – сейчас потребуется все его самообладание…

Когда Васак вошел в приемные покои дворца, гости почтительно поднялись и приветствовали его безмолвно и с достоинством.

– Я собирался уж сам просить вас пожаловать!.. – спокойно обратился к ним Васак, с медлительной торжественностью опускаясь в кресло. – Рад вашему приходу. Трудные дни настали…

Васак вздохнул и посмотрел на Деншапуха. Тот ответил ему ласковым взглядом. Очевидно, он был доволен. События в храме, содержание ответного послания, народные волнения – все это было весьма по душе Деншапуху. Постепенно набиралось все больше и больше материала, необходимого для того, чтоб опорочить Васака в глазах персидского двора… Близился час падения марзпана.

– Ответное послание готово? – ехидно спросил Хосров.

– Нахарары составили его. Я отправился туда, чтоб прочесть его и взять для передачи вам. Вот оно! – И Васак протянул пергаментный свиток.

Хосров поспешно поднялся, подошел и принял его. Деншапух злобным взглядом впился в пергамент, выжидая, чтоб Хосров прочел послание вслух.

– Читать?, – обратился Хосров к Деншапуху.

– Желаешь – читай… – отозвался тот.

Хосров приступил к чтению. И сразу руки у него стали дрожать. Глотая горькую слюну, могпэт что-то бормотал невнятное. Внезапно Хосров сорвался с места и воскликнул:

– Проклятие Ариману!

Потрясая в воздухе рукой, он швырнул пергамент на пол. Васак устремил на него суровый взгляд и, не повышая голоса, приказал:

– Сам, своею же рукой подними!.. Немедленно! Безмозглая голова…

Хосров, оробев, поднял пергамент.

– То, что написано царю, – царю и принадлежит, а не твоей, ничтожной особе… Вытри пергамент!

Хосров присмирел окончательно и краем широкого своего рукава старательно вытер пергамент, который, конечно, никак не мог испачкаться, упав на чистый ковер.

Деншапух помрачнел, почувствовав, что Васак вновь сумел выпутаться из опасного положения.

– Читай дальше! – приказал Васак.

Хосров продолжал чтение. Теперь уже могпэт забормотал и закашлял. В его безжизненных, мутных глазах внезапно вспыхнула искра – искра ярости. Раза два он сделал движение, как бы желая заговорить, но Васак так сурово глядел на него, что Ормизд затаил дыхание. Деншапух, однако, был спокоен. Он приписывал суровый тон Васака озлоблению проигравшего дела человека, не сомневаясь в неминуемом и скором его падении. И в предвкушении этого радостного события он исподтишка, со злорадством следил за растерянностью попавшего в капкан волка…

Когда Хосров окончил чтение и, дрожа от ярости и возмущения, взглянул на Деншапуха, тот с улыбкой спросил Васака:

– Почему нет здесь твоей подписи?

– А зачем это нужно? – ответил вопросом на вопрос Васак. – Если нет подписей всех нахараров, следовательно, послание составлено не всеми.

– И кто же не принимал участия в составлении послания?

– Все выяснится на совете!.. – неопределенно ответил Васак, не желая открывать Деншапуху имена своих сторонников: ведь Деншапуху ничего не стоило через своих людей опорочить их, подкопаться и под них…

Но поскольку перс продолжал выжидательно смотреть на Васака, тот нарочито подчеркнуто и многозначительно заявил:

– Не принимал участия… я!

– Почему же? – с насмешливой улыбкой осведомился Деншапух.

– Потому что я – доверенное лицо царя царей!.. – стремясь уколоть Деншапуха, напомнил ему Васак Сюни. Деншапух ядовито усмехнулся себе в усы.

– А ты-то сам разве не армянин?

– Армянин и по крови и душой! Деншапух задумался над новым вопросом!

– Что же ты намерен делать теперь?

– Исполнить повеление моего царя.

Деншапух умолк. Однако Васак продолжал упорно сверлить его взглядом.

– Это отрадно!.. – внезапно вставил Деншапух. – Отрадно, что ты лично не принимал участия в составлении ответа… Хотя бы и для вида… Ты ведь армянин!.. Конечно, трудно тебе… Ты не хотел к тому же оскорбить царя царей…

Васак спокойно ждал, чтоб Деншапух излил весь накопившийся яд.

– Но вот жаль: не сумел ты обуздать ваших князей… Уж очень они дерзки, разнузданны. И не страшатся кровопролития…

Сдерживая раздражение и внешне сохраняя полное спокойствие, Васак подтвердил:

– Да, они дерзки и не страшатся кровопролития – это верно!

– Этого тебе скрыть не удастся Гляди, до чего довели людей злые мысли: они смеют противостоять царю царей, словно имеют дело с каким-нибудь сборщиком налогов!..

– Такими они раньше не были! – возразил Васак. – Они были смиренны и покорны!.. И я уверен, что они гораздо легче приняли бы учение маздаизма, если б не насилия, учиненные за последний год в селах и монастырях… Твои люди – истинные враги царя царей, а не сборщики! Они избивают, грабят, присваивают себе отнятое добро и не доставляют собранных податей по принадлежности!

– Кто тебе сказал? – прервал его уязвленный Деншапух.

– Великий азарапет Михрнерсэ – могущественный военачальник Ирана и не Ирана!.. – раздельно выговаривая каждый слог, громко ответил Васак.

То был весьма удачный удар. Стало быть, на бессовестность Деншапуха указывал сам великий Михрнерсэ?! Однако ведь именно Михрнерсэ и предписывал проводить все эти мероприятия неуклонно, хотя и крайне осторожно. Но Деншапух зарвался, переступил все границы дозволенного…

Однако он не намерен был уступать: он чувствовал себя сильным.

– Отпусти нас, государь марзпан! – сказал он, вставая.

– Доброго вам пути! – отозвался Васак.

Вехмихр, который внимал беседе безмолвно, покачал головой и произнес:

– И вся эта смута должна была произойти именно в дни моего азарапетства! Прискорбно…

Хосров свернул пергамент.

Персы откланялись и вышли.

«Началось!..» – сказал сам себе Васак и распорядился позвать Кодака: он намеревался поручить ему сопровождать Хосрова в качестве гонца с ответным посланием. Это было знаком уважения к Михрнерсэ.

Кодак вошел, бледный, с повязкой на голове. Васак взглянул на него и нахмурился.

– Ну, как здравствуешь? – спросил он насмешливо.

– Сам изволишь видеть, государь!.. – сдавленным, едва слышным голосом отозвался Кодак. – Внутри у меня что-то надорвалось…

– Вот поедешь – живо поправишься!

– Куда, государь? – встревожился Кодак.

– В Персию. Будешь сопровождать Хосрова. Для почета.

– В Тизбон придется ехать?

– Если поспеете – в Тизбон. Опоздаете – в Нюшапух.

– Государь, болен я…

– Если очень болен – умрешь. А выживешь – доставишь мне крайне нужные сведения. И, помимо этого, постараешься в пути уверить Хосрова…

– Относительно тебя?

– Правильно ты смекнул: в безупречности моего поведения, в непричастности моей к составлению ответного послания. Свали всю вину за этот ответ и за восстание на Мамиконяна с нахарарами и на Деншапуха, чтоб только они и попали в пасть этому взбесившемуся барсу… Важное я даю тебе поручение, и награда будет соответственная.

Кодак колебался. Но непреодолимая страсть к интригам, владевшая им, как пьяницей владеет страсть к вину, заставляла его согласиться. Тем не менее, желая набить себе цену, он стал отнекиваться и притворяться, что колеблется.

– Государь, себя я не жалею. Душа моя рвется! Но ведь болен я…

– Не подохнешь! – сурово оборвал его Васак. – Поправишься! А вернешься с удачей– князем сделаю!

– Я не себе славы ищу, государь! Я твою славу своей почитаю… Лишь бы силы мне позволили!.. – напустил на себя смирение Кодак. – Да вот сил нет у меня…

Однако, заметив морщины гнева на лице Васака и спеша предотвратить грозу, он тут же заявил:

– Поеду уж, государь! Не беда, если и умру в дороге! Лишь бы помочь твоему делу… Вот только очень уж круто повернули персы…

– Армяне – хочешь ты сказать!

– Нет, государь мой, именно они – персы! И всякая беда, какая может с тобой приключиться, придет только от них, – пусть отсохнет мой язык. Услуги хитрого старика, преследовавшего, конечно, лишь чисто личные, корыстные цели, были все же крайне необходимы Васаку, хотя алчность Кодака и была ему противна. Кодак верно служил марзпану, нередко подвергая опасности собственную жизнь, но делал это, будучи убежден, что Васак его не оставит, вызволит из беды, и дело, в конце концов увенчавшись успехом, принесет ему выгоду и возможность возвеличения. Васак прекрасно понимал, что алчный и вероломный старик не пожертвует ни одним своим волоском, если будет уверен в близкой гибели или падении своего господина. Горько было сознавать это Васаку; он чувствовал себя одиноким во всем мире…

– Так, говоришь, персы?.. – в горьком раздумье протянул он. Кодак вздохнул наполовину искренне:

– Да ведь это персы торопили с ответом! Они знали, что, подстегивая нахараров, вызовут возмущение и вина за все падет на тебя! Если бы дан был срок, послание было бы написано в духе покорности…

Это было отчасти справедливо. Васак лишний раз убедился, что Кодак верно понял сущность событий. Он и позавидовал и порадовался подобной проницательности старика, рассчитывая, что тому, быть может, удастся в пути или в особенности при дворе уладить его дела.

– Выедешь завтра же!.. Да! С тобой поедет Гют Вахевуни.

– Гют Вахевуни?!

– Да. Для почета.

– Понятно.

– Осторожнее с ним! Лишнего не болтай!

– Государь, не впервые мне!

– Ну, иди, приготовься!

Кодак поднялся и, кряхтя, скорее, для придания себе значительности, чем от действительного недомогания, вышел.

– Лиса… – пробормотал вслед ему Васак и направился в сад.

Дворецкий, приготовившийся сопровождать его, не отводил взора от его уст, ожидая приказаний. Ему не пришлось ждать слишком долго.

– Возьмешь гонца и пойдешь к Хосрову. Предупреди его, что спутником ему я назначаю князя Вахевуни, а советником – Кодака.

– Будут еще приказания?

– К подаркам добавишь меч, усыпанный самоцветами, золотой сосуд для омовений и отборные яства. Слугам выдай шелковые плащи, золота и припасов на дорогу.

– А скакунов каких?

– Из сюнийских конюшен.

– Будет исполнено! – отозвался дворецкий, следуя за Васаком.

Васак махнул рукой. Дворецкий удалился, и Васак спустился в сад. День был ясный. Солнце приятно пригревало.

«Так… Только персы, а не армяне?! – с горечью подумал Васак. – Нет, и армяне также! Да, я одинок!.. Меня не любит никто. Нахарары холодны ко мне, иные прямо враждебны; народ непокорен; персидский азарапет Михрнерсэ и продаст и купит всякого, сам Азкерт – необузданный деспот… Что же может изменить это положение?..»

Васак все более и более чувствовал потребность отдаться той заветной, затаенной мысли, которая давно влекла его.

«В корне, в корне надо изменить все это… Надо осуществить то, что задумано!..»

Он прошел через лужайку в виноградник. Увядшие красно-желтые листья рассыпались по земле, как пестрые заплаты. Вдоль глинобитной ограды, на сухом дне арыка лежали мелкие разноцветные камешки, которые занесло сюда поздней весной или летом. Кое-где на сухой прошлогодней траве еще валялись сморщенные и сгнившие яблоки и орехи. Прямо напротив грозно высился Большой Масис. В его бездонных недрах сидит на цепи Артавазд…

Вдали, в глубине долины, тянулся к небесам столб голубого дыма. Из города доносился глухой стук кузнечных молотов и мирный лай псов.

Все вокруг дышало миром… Васак постепенно подпадал под обаяние этой мирной гармонии и опять возвращался к своей мечте.

Придут, придут иные дни! И придут они благодаря ему, Васаку Сюни… Армения подпадет под его власть. Тогда он растопчет всех этих Деншапухов, уничтожит Варазваганов, враждебных кахараров и этих одержимых монахов!.. Страна окрепнет, и тогда останется перед Азкертом он один, неоспоримый марзпан, а затем и царь. Сольются ли в конце концов армяне с персами?.. Едва ли!.. Но важно не это… Страна будет сильной, она подымет голову, и тогда уж ни перс, ни византиец не осмелятся притязать на нее. А что творится теперь? Народ ему не подчиняется, нахарары его не слушают, Варазваган и ему подобные не перестают под него подкапываться!.. Все жаждут его гибели… Все – армяне, персы, Варазваган, Михрнерсэ! Он и жене своей ненавистен, и детям…

Нет, нет – надо смести все препятствия и осуществить свою мечту, надо неуклонно идти к этой великой цели! И это возможно. Нужны лишь ум, терпение, труд, упорство и неумолимость…

Вдали показался Гадишо Хорхоруни в сопровождении дворецкого.

– В добрый час пожаловал, князь! – приветствовал его Васак.

– Но с безрадостным сердцем!.. – возразил Гадишо, спокойно глядя своими умными глазами на Васака.

– Сердце наше вмещает и грусть и радость. Оставим же грусть и предадимся радости!

Васак кинул взгляд на дворецкого, и тот поспешно направился ко дворцу.

Гадишо рассказал о намерении нахараров предложить оборонительный союз Византии, Иверии, агванам и князьям отошедших к Византии армянских областей. Васак призадумался было, но потом сказал:

– Постараемся помешать заключению этого союза…

– Ты прав. Помешать всегда легче, – подумав, согласился Гадишо.

Немного спустя слуги под наблюдением дворецкого поднесли на большом подносе, покрытом расшитой золотом скатертью, изысканные яства и вино. Нахарары уселись на невысоких скамеечках, и Васак разлил вино. Дворецкий и слуги отошли на почтительное расстояние.

– Наши Аршакиды мне вспомнились… Утерянная независимость наша! – молвил Васак. – Бесценный клад мы потеряли, князь!

– Всегда кажется бесценным то, что потеряно! – полушутливо возразил Гадишо.

– Да, как например, здоровье, молодость, возлюбленная… Бери чашу, пью за твое долголетие!

Они осушили чаши, молча поглядели друг другу в глаза и тотчас отвели взоры, умолкли. Молчание не мешало им, они и без слов понимали друг друга.

– Говоришь – армянское царство?.. – повторил с кривой улыбкой Гадишо, задумчиво глядя вдаль. – Да, оно потеряно! И ничего ты тут не поделаешь.

Васак посмотрел ему в глаза и негромко сказал:

– Оно вернется. Это – истина, как истинна эта земля, эти небеса, поля, наш Масис!

– Каким же образом?

– Увидим!.. Об этом я и думаю… Если мы захотим, оно вернется!

– Не знаю я человека, который мог бы что-либо создать в этой стране.

Васак бросил пытливый взгляд на Гадишо и умолк. Его огорчило, что такой рассудительный человек, как Гадишо, потерял надежду.

«Все они – маленькие люди в конце концов…» – подумал он безрадостно, вновь наполняя чаши вином.

– Что ж, выпьем, если так.

Они выпили. Гадишо с горькой улыбкой покачал головой.

– Нет человека! – сказал он. – Нужного человека нет!

– Говоришь, нет?.. – переспросил Васак.

«Есть он, этот человек!» – ответил он сам себе и, стиснув зу бы, впился глазами в собеседника.

Гадишо поднялся и сделал несколько шагов к ограде. Вла дения Васака лежали на небольшой возвышенности, и городски» стены не закрывали горизонта, позволяя видеть всю Айраратскук равнину.

Волнения в столице и селениях Айраратской равнины нашл! отклик и в остальных городах и селах Армении. Слухи, все боле и более волнующие и невероятные, стали доходить до самых отдаленных уголков и горных областей страны. Народ встрепенул ся, сбросил с себя оцепенение. Призыв к защите родины застави; многих задуматься над вопросами свободы, совести, национал! кого самосознания. И народ почувствовал, что в общем, близко: всем деле он представляет собой одно целое. И это движение а мопознания разлилось по всей стране, докатилось до самых о даленных, самых глухих ее уголков.

Народ настороженно ждал, как развернутся события. Среди нахараров наблюдалось необычное оживление.

– Мы попали в течение, и оно унесет нас, хотим мы этого или не хотим… – так однажды сказал Аршавир Аршаруни, когда после отправки ответного послания некоторые из нахараров стали задумываться над вопросом, что будет дальше…

Гадишо Хорхоруни через своих сторонников установил наблюдение за нахарарами, отвергшими требование Азкерта, и стал разрабатывать меры противодействия их начинанию. Однако он совершенно прекратил всякие споры с ними, тем более что в накалившейся обстановке это сделалось прямо-таки опасным; затем он с большей осмотрительностью стал навещать Васака, совершенно замкнувшегося в себе и надевшего маску непроницаемости. Они оба понимали, что поднявшееся движение остановить невозможно и что только тогда, когда оно развернется полностью, можно будет оценить, насколько оно разрушительно.

Сам Вардан, обуреваемый тревогой, окончательно склонился в пользу решительных действий. Ему стало совершенно ясно, что ответное послание царю персидскому вызовет крайне серьезные последствия: поднявшаяся буря не может утихнуть внезапно, она должна разрастись и с яростным гулом пронесется вскоре по всей Армении. Против могущественной державы арийцев встала маленькая страна, и ей предстояло вступить с врагом в роковой поединок, чреватый всякими случайностями и грозными последствиями. Обстановка настоятельно требовала немедленного действия, борьбы, воодушевления…

И Вардан приступил к подготовке войска.

Неизвестно было, когда именно события развернутся. Но нужно было быть готовым во всякую минуту.

Нершапуха Арцруни охватило беспокойство и жажда деятельности. Он часто призывал к себе Атома Гнуни и Артака Мокац, давая им распоряжения. Стало заметно, что нахарары ищут поддержки друг у друга. …На востоке, за покрытыми лесом холмами, начало светать. В бывшем дворце Аршакидов Вардан размеренно ходил взад-вперед по залу, изредка кидая взор в сторону занавеса, скрывавшего дверь: по-видимому, он ждал кого-то.

Он подошел к мраморному столику, на котором лежали свитки пергамента, развернул, перечел – и снова положил на стол.

Дворецкий ввел крепкого на вид старого сепуха, и тот смиренно склонился перед Спарапетом. Вардан ответил на поклон и пригласил вошедшего присесть на мраморную скамью, стоявшую в нескольких шагах от стола. Вошедший твердой поступью подошел, но не сел. Он был высок ростом, седина уже посеребрила его черные волосы. У него было привлекательное энергичное лицо, из-под черных бровей глядели умные глаза.

Вардан сказал сепуху, что назначил его послом в Иверию, и стал обьяснять, какую возлагает на него миссию. Сообщив некоторые сведения о положении в Иверии, Вардан закончил:

– Узнаешь, как они приняли указ Азкерта, что намереваются делать и что уже сделали. Разузнаешь поточнее о взаимоотношениях бдэшха Ашуша и царя. Царь Иверии – наш единомышленник и друг мне. Но следует узнать, как сильно сопротивление бдэшха его намерению восстать против Азкерта. Разведаешь, единодушны ли в этом вопросе иверские князья. Если тебя спросят, заявишь и царю и бдэшху, что армяне решили сопротивляться. Насчет же марзпана скажешь, что он решил подчиниться решению нахараров, духовенства и народа, то есть защищать родину.

– Исполню твое приказание, Спарапет! – негромко и спокойно отозвался сепух, бросая взгляд на послания, которые Вардан держал в руке.

– Сперва заедешь в Мцхету, к царю, – продолжал Вардан. – Не бойся оказать ему предпочтение, как бы своевластны ни были иверийские князья и как бы ни стремился бдэшх подчинить себе всю страну! Помни, что царь страстно ненавидит Азкерта и, конечно, пожелает сам возглавить восстание! А он – прирожденный полководец, смелый и умный!

– Будет исполнено, государь. Вардан задумался.

– Я уверен, что Иверия будет на нашей стороне. Ведь наше дело – это также их дело! -как бы говоря сам с собой, пробормотал он. – То, что будет с нами, будет и с ними… Да! – словно припомнив что-то, он нахмурился:– Посмотришь там, не мутит ли мой зять – князь Вазген… Не интригует ли против царя?

– Тяжело мне будет в Цуртаве!.. – отозвался сепух.

– Тяжело, и очень!.. Отец у него – бдэшх, вот и рассчитай. Да, тяжело. Но Ашуша – человек разумный. Разберется! Оказывая почести ему и царю, старайся не задевать самолюбия бдэшха. Но все это, конечно, не важно. Ты только постарайся убедить бдэшха…

– Слушаю. Постараюсь убедить!.. – кивнул сепух.

– Сам ты видел, какой ценой нам удалось достигнуть здесь единения… Но окончательно ли это? – вздохнул Вардан.

– Немало затруднений будет и в Иверии… – помолчав, продолжал он. – За спиной у них – Ворота Аланов, удобный проход для гуннов… Узнаешь, что там говорят об этом. Эта крайне важно! Иверы не так боятся нашествия гуннов через Морскую за ставу, как через Ворота Аланов. Вот об этом разузнай получше – Исполню, как велишь! – кивнул задумавшийся сепух-посол.

Не отводя умных глаз от лица Вардана, он старался проник нуть в смысл его наказов. Вардан не хотел раскрывать перед се пухом (как не открывал и перед нахарарами) одолевавшие его сомнения и подлинные свои мысли. У него зародилось подозрение, что Васак может изменить обету и пойти по своему особому, может быть, и враждебному пути. Но он не решался говорить об этом вслух, чтоб не создавать паники среди тех нахараров, которые еще не решили достаточно твердо вступить с врагом в открытый бой. Вардан решил ждать, пока события назреют еще больше и нахарары примирятся с мыслью о неизбежности борьбы: он не придавал слишком большого значения их «окончательному решению».

Точно так же рассматривал Вардан и события в Иверии. Ожидаемая от иверов помощь была ценна по нескольким соображениям. Прежде всего, Иверия лежала на дороге к Воротам Аланов, через которые могли прорваться на юг варварские полчища гуннов. Кроме того, Иверия могла на севере стать опорным пунктом для тех персидских войск, которые напали бы на Армению через Агванк… А иверы могли бы закрыть этот путь для персов, иверы могли бы перебить стоявший в Тбилиси персидский гарнизон, составить общий фронт с армянами против персов. И, наконец, участие Иверии в сопротивлении персам имело еще и крупное моральное значение для Армении… Все это диктовало величайшую осторожность в переговорах с Иверией, тем более, что Вардан знал: Васак не станет сидеть сложа руки, Васак также действует.