Текст книги "Вардананк"
Автор книги: Дереник Демирчян
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 54 страниц)
Супруга Гадишо Хорхоруни почтительно и радушно приняла в своем замке Старшую госпожу с ее спутницами, направлявшимися в Тарон. Столица Хорхоруника, расположенная на побережье Бзьунийи ого моря, в ознаменование прибытия гостей приняла праздничный вид.
Княгиня Ашхен Хорхоруни обратилась к гостям с просьбой провести с нею первые осенние месяцы. Cупруга Спарапета решила поскорее добраться домой, чтоб сделать запасы на зиму, поскольку в Огакане ожидалось большое скопление народа. Но у княгини Ашхен был особый довод:
– Давайте повенчаем моего Артака с ориорд Анаит, тогда не стану вас удерживать.
Госпожу Дестрнк не сразу удалось уговорить:
– Намерение у тебя доброе, госпожа Ашхен. Но ведь война… Время ли сейчас?
– Война войной!.. – настаивала княгиня Ашхен. – Справим свадьбу, пусть молодые порадуются.
– Но не сегодня-завтра князя Артака призовут на войну, госпожа Ашхен! – пробовала возражать супруга Спарапета.
– Так пусть не останется у него тоски на сердце перед выступлением! – настаивала на своем госпожа Ашхен.
– И отца Анаит нет здесь. Как же можно без него? Да он нас всех на шампуры нанижет! – вмешалась княгиня Шушаник.
– Отца вызовем! – нашлась и тут госпожа Ашхен. – Ведь он в Ахтамаре, рукой подать.
И госпожа Ашхен поведала о последнем чудачестве отца Анаит: считая свой воинский долг выполненным, Гедеон заявил, что теперь он намерен поступить в монастырь и показать всем, как нужно поддерживать святую веру. Всем были известны странности сепуха Гедеона, поэтому рассказ госпожи Ашхен вместо сочувствия вызвал общий смех.
Матримониальные планы княгини Ашхен встретили одобрение и у матери Гадишо. С легкой улыбкой на круглом, как луна, лице она заявила:
– Да, да, обвенчайте их! Узнав об этом, и сам Гадишо, возможно, приедет домой!
Госпожа Ашхен принялась за приготовления к свадьбе с таким увлечением, что сумела поднять настроение гостей.
Госпожу Дестрик эти приготопления не радовали. Зная отношения Гадишо и Артака Рштуни, она всячески старалась оттянуть свадьбу. Но княгиня Шушаник привела матери другой довод:
– Пусто между нашими семьями будет единение: жены нахараров должны держать нашу сторону и не допустят измены мужей. Кто знает, ведь все бывает на свете…
– Спарапет на войну собирается. Не подобает сейчас свадьбы праздновать, Шушаник! – возражала госпожа Дестрик.
– Поздно возражать сейчас, мать.
– Не знаю, дочь моя. Пусть тогда Мать-госпожа даст разрешение…
Обратились к Старшей госпоже, и она спокойно сказала:
– Жизнь требует своего, дети мои. Если разразится война, неужели не должна наступить весна, не должна родить земля? Обвенчайте их, ко благу это.
Госпожа Ашхен спешно разослала приглашения семьям нахараров Арцруника, Могка, Рштуника – пожаловать на свадьбу Артака и Анаит. Особое посольство было направлено в Ахтамар за Гедеоном, а также к матери Артака в Могк.
– А уж уломать Гедеона я берусь сама! – заверила госпожа Ашхен.
Все приглашенные изъявили согласие прибыть: среди приморских нахараров супруга Гадишо пользовалась доброй славой за свой приветливый и веселый нрав. В Хорхоруник прибыли все, за исключением нахарара Рштуни, который не стал утруждать себя даже ответом на приглашение.
– Хорош! – покачав головой, заметила госпожа Ашхен. – А все-таки я заставлю приехать и его!
Сам Артак и не подозревал об этих приготовлениях. Он поехал в Тарон по заданию Спарапета и ждал лишь вести о дне отьезда Старшей госпожи и княгини Дестрик, чтоб проводить их в Огакан.
Когда гости съехались, госпожа Ашхен вторично послала гонца к Артаку Рштуни с просьбой пожаловать вместе с супругой на свадебное торжество.
Трогательна была встреча с матерью Артака Мокац – приветливой женщиной с добрым лицом, похожим на сморщенное яблоко, и с постоянно улыбающимися тонкими губами.
– Где же сынок мой?.. – спросила она, войдя в зал.
– В Тарон уехал княгиня. За ним послали гонца, чтоб соизволил пожаловать!
– А домой не должен он заехать? – огорчилась старушка. – Нужно бы повидаться перед войной.
– Не о войне идет речь, госпожа, – на свадьбу приглашаем мы князя Артака – засмеялась госпожа Ашхен.
Мать Артака была ошеломлена, когда супруга Гадишо сообщила о своем неожиданном плане.
– Княгиня Хорхоруни… У нахарара Мокского есть свой дом, есть родители!.. – мягко укорила она госпожу Ашхен.
– Сейчас дом нахарара Мокского – здесь, а родительница его – я! – смеясь, возразила госпожа Ашхен. – Мою Олимпию бери себе, а Артака беру я! Не согласна, княгиня?
Все рассмеялись.
– Ну конечно, Олимпия для меня – что родное дитя, но… Неужели дом нахараров Мокских должен был навязать свои хлопоты владетелям Хорхоруника?! Пощади мою честь, княгиня…
– Ив дом нахараров Могка явимся мы, госпожа, не беспокойся! Явимся все – от мала до велика! -добродушно убеждала ее госпожа Ашхен.
– А кто же нареченная? Можно мне узнать хотя бы это? – несколько обиженно спрашивала княгиня Могка.
– Она дочь сепуха Гедеона Рштуни. Сейчас она на берегу моря с Олимпией.
Мать Артака расстроилась: как, ее сын, кахарар, берет в жены дочь простого сепуха?! Она сочла неудобным сказать что-либо в присутствии Старшей госпожи рода Мамиконянов, тем более что нужно было дождаться приезда Артака для выяснения всех подробностей. Однако она не смогла скрыть своей обиды.
– Но все-таки более подобало бы, чтобы свадьба нахарара Мокского происходила в его родном доме! – сказала она. Старшая госпожа махнула рукой:
– Дом домом остается, княгиня! На родине ты везде дома. Твоему Артаку счастье улыбнулось под этой кровлей. А со счастьем не спорят, дочь моя!..
– Раз велит Старшая госпожа, мы обязаны повиноваться! – спокойно, примиренно произнесла супруга Нершапуха Арцруни. – Не прекословь, соглашайся!
– Да будет по слову твоему! – склонив голову перед Старшей госпожой, сказала мать Артака.
Готовясь к свадьбе, супруга Гадишо поставила на ноги весь замок: главный повар отправился на пастбища отбирать откормленных бычков и баранов; хранитель погребов распечатал карасы с выдержанным вином; из села были вызваны замковые гусаны.
К вечеру того же дня госпожа Ашхен повела гостей на морской берег. Изъявила желание пойти к морю и Старшая госпожа. На береговой гальке разостлали ковры, набросали подушек и уселись, – всего на шаг от линии прибоя. Дети бегали по берегу под наблюдением служанок и, набрав полные горсти обкатанных водой камешков, метали их в набегавшие на берег волны. Некоторые кормили хлебом чаек, которые с визгом отнимали добычу друг у друга.
– Вот и твоя будущая невестка, княгиня! – сказала вдруг супруга Гадишо. Анаит приближалась к ним, сопровождаемая Астхик, Олимпией и дочерью Нершапуха Арцруни – Шамунэ. Они шли, взявшись за руки, в венках из осенних цветов. Анаит все еще выглядела немного бледной. Когда девушки подошли ближе, супруга Гадишо шепнула на ухо матери Артака:
– Угадай, которая…
Мать Артака внимательно оглядела девушек и остановилась на Анаит. В умных глазах девушки еще лежала печать недавно пережитой болезни.
– Почему она так бледна? – спросила шепотом княгиня Мокац.
– Была ранена в битве при Ангхе… Подвижница она…
– Подвижница?.. Да за нее душу бы отдать! – умилилась княгиня. Осенив себя крестом, она встала с места, подошла к Анаит и поцеловала ее в глаза. Затем, отирая слезы, взяла Анаит за руку и усадила рядом с собой. Остальные девушки смущенно остановились в стороне.
– А вы почему стоите? – обратилась к ним госпожа Ашхен. – Идите садитесь рядом с Анаит!
Девушки застенчиво подошли и сели.
Мягкий и теплый осенний вечер тихо угасал над морем. Кое-где беспокойная волна еще всплескивала серебряным крылом, спеша поскорее добраться до берега.
– Пусть выведут из пристани «Шамирам», – приказала госпожа Ашхен.
– Да, да, да!.. – радостно кричали дети, хлопая в ладоши.
– Из-за холма, позади которого лежал залив, выскользнул убранный коврами корабль. Описав полукруг, он повернулся носом к берегу, где сидели княгини, и остановился прямо против них. Кудрявый смуглый моряк спрыгнул на берег и, склонившись перед княгиней Ашхен, пригласил подняться на борт. Спустили сходни, и ловкие моряки, поддерживая гостей под руку, помогли им подняться на корабль. На палубе был раскинут ковер, ышитые подушки служили сидениями. На носу находилось изображение женской головы с косами. Это и была «Шамирам».
Гости расположились на корме. Позади них стал кормчий – крепкий моряк с обнаженной грудью и густыми усами; на носу расселись мускулистые, загорелые молодые "ребцы. Между ними и гостями устроились гусаны.
Кормчий перекрестился и обратился к гостям:
– Да минет вас беда на море, госпожи!
– Бог в помощь! – отозвались те и тоже перекрестились.
– Ну, благослови, господь! Налега-а-й!.. – скомандовал кормчий гребцам.
Корабль дрогнул, качнулся и выскользнул на морской простор.
Волны шумели вокруг «Шамирам», летевшей в голубую даль. Дети с развевающимися на выбритых головках хохолками столпились вокруг Старшей госпожи.
– Расскажи нам что-нибудь, Мать-госпожа! – упрашивали они, обнимая ее.
– Что же мне рассказать вам, птенчики мои?.. Перезабыла я все.
– Нет, нет, не забыла!.. Расскажи! – не отставали малыши. Старшая госпожа сдалась:
– Ну вот… взгляните на это синее море: это ведь сестричка пятерых братьев, А кто же эти пять братьев? Вон, видите? – показала она на берега Тарона:– Вот это – Мамгун. Рядом с ним – Рштун. Вон тот, что немного отодвинулся назад, – Могк. Рядом с ним… – тут Старшая госпожа остановилась, произнесла «кш» и ладонью стряхнула с платья залетевшие водяные брызги:
– Кш, не брызгай на меня, море! Дети залились веселым смехом:
– Кш, кш, море!
– Да, вот так!.. – продолжала Старшая госпожа. – А рядом с Могком, ближе к нам, – Арцрун. А там, где мы сидели, – там Хорхор. Что же делает море, сестрица пятерых братьев? Оно выбрало место как раз посредине пятерых своих братьев – всех ласкает, всех уговаривает: «Смотрите не ссорьтесь!..»
– И хорошо делает: нельзя братьям ссориться! – подхватили дети.
– Так… Значит, потому и находится море посредине пятерых братьев – и этого приласкает и того приголубит, чтоб дружно они жили. И говорит братьям сестрица-море: «А если вы очень хотите воевать – то воюйте с Немрутом, который вон как нахмурился – сердится на вас!..»
– Вот та гора, Мать-госпожа? – заинтересовались дети.
– Ну да. Наш Гайк-прародитель сразился с Немрутом-Бэлом и победил его. Но, умирая, Немрут-Бэл сказал: «Я умру, но дух мой останется жить в этой горе, чтоб помнили вы меня, глядя на эту гору…» Эта гора и есть Немрут. Видите, как он нахмурился, как косо и злобно глядит на нас?
– Это он там? – переспросили дети, опасливо поглядывая на гору Немрут – Он самый – дух Немрут-Бэла. И пока он там, не переведутся враги у армян… Поняли, птенчики мои?
Незаметно подобравшись поближе, хотя и сохраняя почтительное расстояние, слуги и служанки тоже слушали рассказ матери Спарапета, стараясь не упустить ни слова.
– Эх, Мать-госпожа, – вздохнула жена Нершапуха Арцруни, – когда же переведутся враги у народа армянского?!
– Когда ветры, песчинка за песчинкой, развеют всю гору Немрута! – объяснила та.
– И до тех пор все воевать придется нам, Старшая госпожа? – с горечью спросила жена Гадишо, – Не выдержим ведь, пропадем!
– А вы думаете – легко душу сохранить? – печально проговорила Старшая госпожа. – Думаете, у Вардана моего есть покой, есть отдых? Ослепнуть мне!.. Всегда в боях, всегда в походах,. Э-э, да будет свята воля народа!..
– Чего же хотят от нас враги наши, Старшая госпожа? – задала вопрос мать Артака.
– Душу хотят отнять у нас.. А что мы – без души?..
Дети, не понявшие ни слова из этой беседы, вновь принялись упрашивать Старшую госпожу рассказать им еще что-нибудь. Один из малышей показал пальцем на нос корабля:
– А это что за женщина там, Мать-госпожа?
– Это Шамирам, птенчик мой: она уронила свои бусы в море, хочет их отыскать…
– А кто эта Шамирам, Мать госпожа? Какие это бусы? – встрепенулись дети. – Расскажи нам, Мать-госпожа!
– Рассказы об этом – на дне моря, птенчики мои. Прислушайтесь-ка – море рассказывает…
Перегнувшись за борт корабля, дети начали прислушиваться.
– Не хочет рассказать, Мать-госпожа! – пожаловались они.
– У Шамирам на шее было ожерелье из заколдованных бус, и оно помогало ей побеждать храбрых юношей-воинов, – начала Старшая госпожа. – И вот добрый старец Алкун похитил ожерелье, когда Шамирам купалась, и, держа его в руке, побежал к морю. Шамчрам сплела пращу из своих кос, метнула камень ему вслед, но не попала в Алкуна. Алкун бросил заколдованные бусы в море и спас храбрых юношей от колдовства Шамирам…
– Вот сейчас гусаны расскажут нам обо всем этом, – вмешалась супруга Гадишо и повернулась к гусанам, уже приготовившим свои инструменты.
Анаит, которая до этого задумчиво полулежала на подушках, встала и принялась смотреть вдаль.
– Кого ты высматриваешь там, Анаит? – лукаво спросила супруга Гадишо – Хочу разглядеть край моря, госпожа Ашхен, – простодушно объяснила Анаит.
Вслед за нею поднялась и дочь Гадишо Олимпия, сероглазая красавица с рыжеватыми кудрями, рассыпавшимися по плечам. Две прелестные девушки, обнявшись и склонив головы друг к другу, смотрели вдаль, тихо о чем-то переговариваясь.
Кормчий, который сосредоточенно правил рулем, уже давно не сводил своего острого взгляда с юго-западного края горизонта Неожиданно раздалась его команда:
– Сто-ой!..
Гребцы замерли, подняв весла.
– В чем дело, Бартух? – спросила госпожа Ашхен.
– Корабль, княгиня! – объяснил кормчий.
Его голос выдавал тревогу. И действительно, одинокому кораблю с женщинами и детьми не столь уж безопасно было находиться в открытом море, вдали от города: охраны не взяли, не собираясь отдаляться от берега.
– Наш! – наконец, объявил кормчий и спокойно вернулся к кормилу.
Далекая точка все росла и росла. Наконец, корабль подплыл совсем близко. Велика была всеобщая радость, когда с него раздался голос Артака:
– Привет всем!..
– Привет князю Артаку! – послышалось в ответ.
– Князь Артак! Артак!.. – подняли крик дети, хлопая в ладоши.
Мать Артака вскочила с места, точно собиралась прямо по морю побежать к сыну.
– Не вставай, мать! – окликнул ее весело Артак. – На берегу встретимся, не убегу я!
Взгляд Артака искал и нашел Анаит. Oни глядели друг на друга как бы во сне, – таким сказочным казалось все в закатных лучах солнца.
С Артаком были его телохранитель и несколько воинов по его приказу оба корабля поплыли рядом.
Берег был уже довольно далеко. На западе плыли облака. Солнце переливало золотой сплав из своего горна в море. Клочья пены, разрываясь, как бусы рассыпались по поверхности моря. Между ними сверкали пляшущими огоньками волны. Весь корабль с нарядными княгинями, слугами, моряками и гусанами, казалось, был охвачен пожаром.
Приземистый и упитанный старший гусан стал настраивать свой бамбирн. Один из его товарищей достал похожий на лук струнный инструмент, а другой – маленький барабан. Гусаны пе реглянулись и заиграли. Артак приказал своему кормчему подплыть ближе, чтобы слышать гусанов.
Мелодия сплеталась с рокотом волн и плеском весел. Плыла мелодия, покачивались корабли. Старший гусан воодушевился, встал с места и, возвысив голос, начал песню о Шамирам. От его звучного голоса, казалось, присмирели волны, не смея мешать ему разговаривать с морем.
Младшие гусаны начали вступление к песне:
Бусы ожерелья Шамирам,
Заколдованного ожерелья Шамирам,
В глубине моря сияли,
По морю сияние разливали!..
Старший гусан запел:
Ожерелье пламенное на груди пламенной,
Привораживают буш, любовью низанные,
Смельчаков без числа сжигают огнем
Заколдованные бусы Шамирам.
Гусаны повторили припев:
Бусы ожерелья Шамирам,
Заколдованного ожерелья Шамирам!..
Артак перехватил слова песни:
Прелесть лика – точно солнца луч,
Груди – точно две луны,
Ни оружием, ни войском нельзя было
Противиться чарам ее.
Женские голоса с первого корабля подхватили припев:
Бусы ожерелья Щамирам,
Заколдованного ожерелья Шамирам!
Старший гусан продолжал:
Лишь добрый старец Алкун
Отнял у колдуньи талисман,
Кинул в море ожерелье -
Заколдованные бусы Шамирам!.
Гусаны загремели припев:
Бусы ожерелья Шамирам,
Заколдованного ожрелья Шамирам,
В глубинах моря сияли,
По морю сияние разливали!..
Умолкла песня. Но еще качались волны, покачивались на волнах корабли, и на поверхности моря тысячами нитей тянулись и рассыпались пенные бусы Шамирам… Царило молчание, полное покоя, убаюкивающее…
Внезапно раздался голос Старшей госпожи:
В муках рождения – небо и земля,
В муках рождения – и пурпурное море…
Казалось, это ветер неожиданно запел в снастях – так странно и непривычно прозвучал ее голос. Все с полуулыбкой молча внимали этой древней песне. Даже дети слушали внимательно и благоговейно. Когда песня умолкла, супруга Гадишо промолвила:
– Да не омрачит никакое горе закат твоей жизни, Мать-госпожа!
Остальные повторили ее благопожелание.
– Светлого века и вам, дети мои! – ответила Старшая госпожа. – Да расцветет семя Ваагна, да будут дети ваши драконо-борцами!
– Мать-госпожа, а кто же был Ваагн? – опять пристали к ней дети.
Старшая госпожа принуждена была рассказать им предание о Ваагне.
– Мы тоже будем драконоборцами! – воскликнули дети. Старшая госпожа вдруг опечалилась.
– Ах, опасный дракон стал у нашего попога, не сегодня-завтра ворвется он к нам в дом… Когда же вырастете вы, птенчики мои?..
– Скоро, очень скоро! Завтра! Ты помоги нам вырасти, Мать-госпожа!..
Все рассмеялись.
Долго еще плыли корабли. Положив головы на подушки или на колени старшим, уснули дети. Их прикрыли расшитыми золотом покрывалами.
Ночь пряла свою нить. Берега хмуро чернели вдали, тени скал опрокинулись в море. В восточной стороне, по ту сторону гор, свершалось что-то таинственное. Казалось, там проходит факельное шествие и свет факелов отражают небеса. Отблеск этот все усиливался, и внезапно над горой вспыхнул тонкий серп месяца, заливая серебряным сиянием поверхность моря.
Печальное очарование луны разлилось по морю. Очертания гор растаяли в тусклом полумраке, и сном стало казаться все – волны, корабль, берега и горы…
Давно умолкла песня, но шепот волн, казалось, повторял это пленительное предание.
– Хорошо поступил старик прародитель, отняв ожерелье Шамирам! – проговорила Анаит. – Не то сгорели бы все смельчаки юноши.
– Но ведь они сгорели бы от любви! – мечтательно возразила дочь Гадишо.
– Что ты говоришь, Олимпия? Кто же защищал бы отчизну?
– Да сама Шамирам! – проговорила Олимпия. – Она заколдовала бы все вражеское войско! Разве не жаль тебе заколдованных бус, которые бросили в море?..
Анаит мечтательно следила за посеребренными луной волнами, вызывая в воображении образ Артака и их любовь, которая давала им силы жить и бороться.
Дыхание моря становилось сырым и прохладным. На берегу замелькали факелы: это замковые слуги встречали запоздавший корабль. Все сошли на берег и направились к замку. Повидавшись с матерью, Артак ушел в отведенный ему покой. Он очень неловко. ко чувствовал себя в этом замке, владелец которого совершил предательство. Хотя теперь Гадишо как будто и искупил свою вину, но Артак все же не мог спокойно и уверенно говорить с его сепухами. И действительно, в замке Хорхоруни создалось странное положение: часть сепухов продолжала хранить преданность своему нахарару, занимая выжидательную, или, скорее, даже враждебную позицию в отношении мероприятий Артака. Эни всячески старались скрыть от Артака подлинные сведения о боевом составе и снаряжении хорхорунийского полка. Но среди них были и сторонники князя Хорена а следовательно, и Спарапета. Эти тайно оказывали Артаку всяческое содействие, остерегаясь, однако, проявлять свое доброжелательство открыто. Сам же молодой нахарар держался так, как если б имел дело с преданными соратниками, не показывая и виду, что замечает настороженность одних и расположение других. Он вел себя в замке Хорхоруни как гость, как попутчик матери и супруги Спарапета.
Дружеская обстановка, еозчанная хозяйкой замка, заставляла на время забыть о военных делах и княжеских неурядицах и возбуждапа жечание установить мирные, родственные взаимоотношения.
Артаку сообщили о решении отпраздновать его свадьбу. Он был поражен и смущен: брак представлялся ему самому делом еще очень отдаленным и даже не совсем реальным. Ему не верилось, что его любовь к Анаит, претерпевшая столько тяжких испытаний, может так быстро и легко получить счастливое завершение. Он был поглощен военными приготовлениями, объезжал владения нахараров, подсчитывал численность отрядов, их снаряжение, их боевую готовность и вс всех этих трудах искал возможность забыться.
Сообщение о свадьбе вызвало у него робость, гильно и сладостно сжалось у него сердце. Будучи не в силах побороть свое волнение, он вышел из зала и поднялся на башню. Широкая грудь моря раскрылась переп, ним. Полная луна царила на небесах и властвовала над землей.
«Но что представпяет собой война, кому она приносит радость?.. – думал Артак, постоянно возвращавшийся к своим мыслям. – Пусть бы вовсе не было ее, чтобы люди могли свободно дышать».
Пройдя к парапету башни, он присел. Было еще не поздно, не все в замке спали. Артаку послышался какой-то шорох внизу на лестнице. Не успел он подойти, как по каменным ступенькам, сдерживая смех, поднялось несколько девушек. Среди них были Олимпия, Анаит, Астхик и дочери других нахараров.
– Князь Артак, – обратилась к нему Олимпия, – когда же кончится эта война?
– Она еще только начинается, ориорд! – засмеялся Артак.
– Как грустно слышать!.. Мы хотели проехать по морю…
– Это вы можете сделать и теперь, ориорд! – ответил Артак. – Море никуда еше не сбежало.
– Да ведь говорят, что скоро придут персы!..
– Не допустим, ориорд.
– Разве в силах мы победить персов, князь? – не без насмешки спросила Олимпия.
– Иного выхода, кроме сопротивления персам, у нас нет, ориорд.
– Но как это сделать, князь? – спросила Шамунэ, дочь Нершапуха, застенчиво отводя черные виноградинки глаз.
– Нужно вооружиться всем – мужчинам и женщинам, старым и малым, крестьянам и князьям. Всем, кто жив, здоров, кто дышит!.. Персы идут на нас, чтоб предать уничтожению все в стране, – самый дух наш. Поэтому и мы должны напрячь все наши силы, до самого крайнего предела – и воевать!
– Они хотят все уничтожить?.. – со страхом переспросила Шамунэ, которая не совсем поняла Артака, но, угадывая что-то ужасное, упала духом. – И ничего, ничего не оставят?
– Ничего! Ничего! – сурово подчеркнул Артак. – Ни этого моря, ни этого неба, ни земли. И ничего живого на ней! Все умолкли.
– А если мы станем персами, князь, – не все ли равно?.. Разве не останутся такими же и это море, к небо, и зсмпя, И жизнь? – неожиданно задала вопрос Олимпия.
– Ах! – почти в один голос, с ужасом воскликнули девушки.
– Ну да, конечно! Разве перс не способен смотр сто на все это, радоваться всему этому? Нет, что ли, у персов ни моря, ни неба, ни жизни?..
– Что ты говоришь, Олимпия? – с укоризной воскликнула Шамунэ. Она в известной мере разделяла мнение Олимпии, но ей было неловко перед Артаком, который слыл человеком глубоко образованным.
– Я же не говорю: «Сделаемся персами!» – продолжала отстаивать свою мысль Олимпия. – Я говорю: «Если б мы стали персами». Разве страна не осталась бы той же страной?
– Страна-то осталась бы, ориорд Олимпия, – задумчиво ответил Артак. – Но что бы ты сделала, если бы из этого дома, из города, сел, моря, всей нашей страны ушли все родные, близкие, весь народ, все живое – словом, все? Если б, уходя, взяли с собой селения, монастыри, могилы твоих прадедов, вырвали у тебя из памяти все старое, прежнее, самое воспоминание о предках твоих? Отняли бы все, все это – иначе говоря, душу твою?.. Оставили бы у пустынного моря, на пустынной земле, под пустынными небесами. Что бы ты сделала?..
– Господь упаси нас, князь! Какую ты ужасную вещь сказал!.. – испуганно воскликнула Шамунэ.
– Ну что ж, была бы у нас персидская душа, – упорствовала Олимпия, очевидно, унаследовавшая настойчивый нрав отца.
– Подумай, что ты говоришь, Олимпия! – вновь остановила ее Шамунэ.
– Что же я такого говорю? Разве душа перса – не душа?
Артак быстро повернулся к Олимпии и внимательно оглядел ее. В серых глазах девушки ему почудилось что-то коварное. Он не мог предполагать, что найдет в ней такого опасного противника. Олимпия опровергала все его аргументы, опрокидывала логику его высказываний, ожидая его ответа с еле заметной насмешливой улыбкой.
– И у перса есть, конечно, душа, есть своя отчизна, своя жизнь, – ответил Артак. – Но если из моего тела выкачают кровь и перельют чужую – мое тело ведь погибнет… А зачем ему погибать?
– Но персы могущественны! Они принуждают нас. Что же нам делать?
– Но ведь Атилла – могущественнее персов!.. И, наверное, найдется на свете еще кто-нибудь посильнее Атиллы.
– Лиса съедает курицу, волк – лисицу, лев – волка. А в конце концов торжествует все-таки жизнь. Что бы ни случилось – жизни конца нет… Вот я и спрашиваю: какой вред для жизни от всего этого?
Приведенный Олимпией пример рассмешил всех. Спор перешел в мирную беседу. Артак рассказывал девушкам случаи из своей жизни в Александрии, Византии, Сирии, описал Александрийскую академию, где мудрецы-философы беседуют со своими учениками о вселенной.
Девушкам не совсем было доступно содержание этих бесед, но они с удовольствием внимали рассказам о незнакомой жизни под далеким солнечным небом. Лишь Олимпия догадывалась, к чему клонит Артак.
– Когда же будут академии и у нас, чтоб и мы могли получать образование? – с грустью проговорила Шамунэ.
– Вот разобьем персов и тоже откроем у себя такие академии! – заявила Астхик.
– Академии есть и у нас, ориорд! – возразил Артак. – Но они за монастырскими стенами. И философы, предающиеся размышлениям о природе человека и вселенной, у нас тоже есть!
– Кто же они, князь? – с любопытством спросили девушки.
– Мовсес Хоренаци, Езник Кохпаци… Это большие философы, они получили образование в Александрии, в Византии и Сирии. Мовсес Хоренаци только что закончил последние главы своего труда о деяниях великих мужей армянского народа. Все княжеские дома уже спешат приобрести свитки этого труда. А Езник Кохпаци исследует тайны вселенной и природы.
Артак говорил с волнением и страстью, которые не всем были понятны. Он как будто осуждал то, что в стране Армянской процветают письменность, науки, поэзия, искусство. Но Олимпия поняла: Артак страшился, что всему этому грозит гибель со стороны персов.
Артак заметил, что его воодушевление передалось и девушкам, хотя ему и не удалось разбить софизмы Олимпии. Он сознавал, что в нем сильно лишь чувство любви к родине, но формулировать его, защищать его он еще не умел. Он умолк и задумался.
Пока юноша-нахарар и молодые княжны спорили о сущности души и страны, родины и жизни, природа вращала колесо этой жизни на бездонном небе, на поверхности земли и на морях, наполняя души живущих острой тоской по любзи и по ее радостям. Рассказывая о своих путешествиях, Артак иногда встречался взглядом с Анаит и читал в ее глазах такую любовь, на которую только способна живая душа и молодая кровь. Хотя он и не обращался к ней непосредственно, но чувствовал, что она понимает его, – понимает не разумом, а сердцем. Артаку казалось, что и в этот миг, как всегда, Анаит смотрит туда же, куда смотрит он сам, что она чувствует то же, что и он, что она всегда и везде душою с ним. И это, именно это, так глубоко и связывало его с Анаит – родство душ.
«Такова отчизна, – думал Артак. – Такова и жизнь. – И вдруг он задал себе вопрос:– Жизнь?.. Но почему жизнь?»
Мысль эта тотчас улетела от него. Он так и не смог схватить, удержать ее Он оставил попытки разобраться в ней, хотя чувствовал, что перед ним на мгновение открылся новый мир, чтоб тотчас исчезнуть снова.
В эгу минуту по лестнице поднялся Зохрак, еще весь в дорожной пыли.
– Князь Зохрак вернулся!
С радостными криками девушки побежали ему навстречу.
Зохрак с улыбкой приветствовал их.
Окинув девушек взглядом, Зохрак заметил, что Астхик не сводит с него глаз. Он не придал этому особого значения, но у него мелькнула мысль что Астхик не так красива, как Анаит, Олимпия или Шамунэ.
Астхик перехватила взгляд Зохрака и правильно объяснила себе его значение. Со смирением отвергнутой и примирившейся со своей участью девушки она думала о том, что сама себя обрекла на муки неразделенной любви и должна безропотно нести ее бремя Она бы не могла сказать – почему, но считала себя недостойной любви Зохрака. Это самоунижение угнетало ее, она пала духом. Девушке казалось, что ей остается в жизни только одно: издали смотреть на любимого человека, выжидать случая оказать ему услугу и умереть, так и не открыв ему своей тайны. Когда же взгляд ее случайно встречался с безразличным взглядом Зохрака, она смотрела на него глазами раненой лани, как бы моля о пощаде.
Артака заинтересовала Олимпия, ему понравилась смелость ее суждений «У изменника – и такая дочь… Жаль» – одумал он.
Заметив, что Аптак задумался, а Зохрак многозначительно поглядывает на него, видно, желая что-то сообщить ему наедине, девушки пожелали молодым князьям доброй ночи и удалились.
Когда юноши остались одни, Артак спросил «то нового в Арташате. Зохрак сообщил весьма неутешительнье вести о поведении сторонников Васака. По-видимому, и положение Атома было довольно шатким.
В свою очередь Артак рассказал о своих делах, посетовал на то, что присутствие Артака Рштуни сильно мешает объединению военных сил нахарагюв Бзнунийского побережья.
Зохрак устало потянулся.
– Ну, я пойду спать! У меня с дороги все кости болят! Спокойной ночи!
Артак остался один. Он глядел на Бзнунийгкое море, которое казалось удивительно мирным и задумавшимся, затем перевел взгляд на луну, холодно озиравшую землю, точно не замечая на ней ни страстей, ни жизни, ни смерти.
Мысли Артака умчались вдаль, к воспоминаниям раннего детства. Из тумана выплыл трепетный и нереальный, как сон, образ покойной бабушки. Вот в неясном полумраке сидит она на подушке в зале, опустив голову, и говорит сама с собой. Артак вспомнил, что говорили о бабушке: «Она разговаривает с предками…» Считалось, что тени предков бродят по замку и прячутся в уголках. Артак чувствовал их присутствие в родовом замке, который казался ему древним и вечным, как сама жизнь. Артак зспомнил, что как-то раз пошел он с бабушкой на кладбище. Боковую стенку одной из могил размыло дождем Артак с любопытством рассматривал осевшую глину; бабушка сказала, что с этой глиной смешался прах его дедов, и рассказала ему об их подвигах. «Осторожнее ступай по этой земле – это прах твоих предков!» – сказала бабушка. Артак подумал, что глина – это мертвые предки, и почувствовал страх перед землей. И после этого, где бы он ни был, при взгляде на землю ему всегда казалось, что в ней живут неумирающие предки. В земле ему чудилась непрерывающаяся нить жизни, тянущаяся к неизвестному, бесконечному началу. Не похожа была на окружающих бабушка Артака, и именно поэтому внук был так привязан к ней. Сколько раз поднимался он с нею на крышу замка! Она любила смотреть оттуда на ущелья и горные долины. Глядя на горы, бабушка рассказывала, на каком склоне и на какой вершине вели бои их предки. Вдали, в туманной синеве, чернели монастыри и замки. Бабушка рассказывала Артаку, что там хранятся потемневшие от времени книги с описаниями подвигов его предков. Артака снедало желание увидеть эти книги, и каждая потемневшая от древности книга казалась ему историей деяний его предков.