Текст книги "Вардананк"

Автор книги: Дереник Демирчян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 54 страниц)

При жизни своей супруги Вахтанг был очень дружен с Арамаидой, а Михрнерсэ считался со своей сестрой и был очень привязан к ней: именно Арамаида несколько лет тому назад спасла от смерти Вараздухт, которую преследовал рассвирепевший Варазваган.

Вахтанга и Арсена у ворот дома дожидалась мать Хориши. Арсен подошел к ней, обнял и поцеловал ей руку. Вошли в дом.

– Ах, терзают они вас! – промолвила госпожа.

– Да, терзают! – подтвердил Арсен.

– Арамаида говорит, что нахараров собираются через два дня бросить под ноги слонам, – грустно сказала госпожа.

– Но за что? – спросил Вахтанг, замерев от ужаса.

– За то, что они не сразу выполнили приказ повелителя.

Арсен оцепенел. Ему стало стыдно за себя, за то, что он не в тюрьме. Теперь, при этом страшном известии, он был охвачен одной мыслью: как спасти заключенных?!

Вахтанг удалился к себе. Госпожа усадила Арсена рядом с собой и стала расспрашивать его о пережитом: она очень беспокоилась за Арсена, которого любила почти как мать.

– Где же Хориша и Ормиздухг? – спросил Арсен.

– У себя, – улыбнулась господа. – Ведь у нас гостит Вараздухт– дочь сестры Варазвагана Она хотела тебя повидать.

– Зачем?

– Ей бы хотелось, чтоб ты помог ей спастись из когтей Варазвагана. Он не разрешает ей вернуться в Сюпик, хочет погубить бедную девушку! Подозревает, что она участвует в каких-то кознях против него!.. Подожди, я пойду приведу ее. Поговори с ней, – сказала госпожа с лукавой улыбкой заговорщицы.

Она быстро поднялась и вышла.

Тотчас же в покой скользнула Хориша. Она пополнела, стала еще прекраснее, в глазах появилось более сознательное выражение. Упав в объятия Арсена, она разрыдалась.

– Почему ты плачешь, Хориша? – спросил Арсен.

– Мне все сказали, я знаю о решении царя! – Хориша еще крепче прильнула к его груди. – Если тебя тронут, я пойду рядом с тобой, – скажу, что и я христианка!..

Вошла госпожа в сопровождении Вараздухт; она глазами делала знаки Хорише удалиться, но Хориша медлила.

– Они – земляки! – сказала тогда госпожа. – У них есть, вероятно, что сказать друг другу! – И обратилась к Вараздухт:– Не стесняйся, князь свой человек у нас и поймет тебя! Говори смело, он тебе не откажет.

Вараздухт, не двигаясь с места, поникла головой. Госпожа вышла и увела с собой Хоришу. Арсен внимательно присматривался к Вараздухт, – чем-то она была ему неприятна, несмотря на всю свою красоту.

– Говори же, я слушаю тебя! – сказал Арсен. Вараздухт подошла и села на ковер.

– Князь, у меня просьба к тебе, – начала она, ЁОДЯ пальцем по вышивке на своей одежде и не подымая головы, – Молю тебя, поговори с госпожой, пусть она мне устроит прием у Арамаиды. Не скрою от тебя: я хочу себя спасти. Я буду жаловаться на Варазвагана…

– Почему? Разве он не родственник тебе? – с изумлением спросил Арсен.

– Он жаждет погубить меня. Догадался, что я помогаю нахарарам, что это я передаю им вести в тюрьму через помощника тюремщика. Вчера он был у Михрнерсэ и сообщил, что нахарары решили не отрекаться и принять мученический венец. Михрнерсэ намерен завтра бросить их под ноги слонам.

– Хорошо, допустим, что отречение Варазвагана притворно. Какой же смысл Михрнерсэ удалить его?

Вараздухт смутилась. В начале этого свидания она составила себе не очень высокое представление об уме Арсена, хотя и знала, что именно такие простодушные люди, как он, способны иной раз ставить опасные ловушки другим. Сохраняя хладнокровие, она ответила:

– Он мешает Васаку в его усилиях обратить армян в огнепоклонничество исключительно для того, чтобы самому занять его место. Сам он не сильнее Васака. В Армении все считаются с Васаком и любят его, а Варазвагана проклинают…

– А Васак действительно имеет такие помыслы? – поразился Арсен.

– Боже упаси! Я должна так говорить только для того, чтоб уломать Михрнерсэ. Я должна разоблачить Варазвагана, должна раскрыть, что он расхищал казну и навез большие богатства к себе в дом. Это истинная правда!.. Я расскажу, что его отречение притворно!

Арсен почти дал убедить себя.

Он обратился к Вахтангу и госпоже с просьбой ввести Вараздухт к Арамаиде, и как можно скорей, так как дело это касается жизни и смерти армянских нахараров. Его просьба была уважена, и Вараздухт предстала перед Арамаидой.

Это была высокого роста, худощавая пожилая женщина. Ее умные острые глаза изобличали ум и проницательность. Она пристально взглянула на Вараздухт, державшуюся скромно, даже смиренно. Когда та склонилась к ее руке, Арамаида мягко оттолкнула ее и спросила, морща лоб:

– Подожди-ка! Не ты ли это была у меня несколько лет назад?

– Я, госпожа, – подтвердила Вараздухт.

– Тебя преследовал Варазваган? Он хотел погубить тебя?

– Он этого и сейчас добивается, госпожа! – сказала Вараздухт.

Арамаида встала и, взяв с собой Вараздухт, повела ее прямо к брату.

Сидя на своей подушке и отливая из кубка шербет, Михрнерсэ был поглощен изучением какой-то рукописи, которая, как видно, сильно занимала его. Когда вошли обе женщины, он поднял голову, приветствуя их улыбкой, более похожей на свирепую гримасу.

– Входите! Подойди! – обратился он к Вараздухт. Вараздухт не решилась подойти ближе. Тогда Арамаида взяла ее за руку, повела за собой, сана села рядом с Михрнерсэ и передала ему просьбу Вараздухт.

– Почему же хочет он погубить тебя? – спросил Михрнерсэ.

– Он подозревает приверженца Васака в каждом, кто прибыл из Сюника, и добивается его гибели. Но ведь я – дочь его сестры! Как у меня подымется рука на кровного родственника, сколь бы ни был Васак полезен персидскому правительству?!

– Садись рядом со мной, дочь моя! Расскажи, как действовал Васак в Армении.

– Васак продвигал дело с отречением от веры и добился хороших результатов. Несколько князей уже тайно отреклись. Сам-то он давно уже огнепоклонник, но опасается Вардана и потому не открывается Зная об этом, Варазваган боится потерять свой вес в глазах азарапета Персии и стремится погубить Васака. Впрочем, это их личные дела, меня пусть они оставят в покое.

Михрнерсэ нахмурился. Вараздухт почувствовала, что ей удалось заставить его думать о Васаке, но, чтоб замести следи, она стала рассказывать о Варазвагане, о совершенных им насилиях, о его темном прошлом, о его хищениях и корыстолюбии.

– Хорошо, довольно, можешь удалиться, дочь моя! – сказал Михрнерсэ холодно, но с видом человека в чем-то убедившегося.

«Дочь моя!» – это обращение Вараздухт запомнила…

Склонившись перед Михрнерсэ, она уже собралась уходить, когда вошел Вахтанг.

– Что делают нахарары? Вероятно, ты имеешь тайные сведения? – уставился на него Михрнерсэ.

– Они решили принять мученический венец. А казнь… Ты ведь знаешь армян: для них смерти не существует, если они решили идти на подвиг!

– Что говорит Спарапет Вардан?

– Как раз Спарапет Вардан и призывает их к подвижничеству. По моему разумению, государь, следовало бы их судьбу смягчить.

– Завтра же выпускаю на них слонов!.. – негромко, в глубоком раздумье, сказал Михрнерсэ.

– Но ведь Васак и некоторые другие отступились уже, государь!

– Так пусть они заявят об этом… – Михрнерсэ не закончил начатой фразы.

Арамаида и Вахтанг встали. Они оба почувствовали, что ветер подул в другую сторону.

Жизнь заключенных в тюрьме становилась все более и более невыносимой. Сырость, насекомые, тяжелый воздух, унизительное положение и мысли о родине, которой грозит опасность, терзали и подтачивали их силы.

Васак несколько раз обращался к Вардану и остальным князьям, предлагая обсудить положение, поискать какой-либо выход. Но Вардан неизменно заявлял каждый раз, что иного выхода, кроме вероотступничества, нет, – а на этот путь он не станет.

В тот вечер, когда Вараздухт посетила Михрниерсэ, заключенные пережили большую тревогу: главный тюремщик непрерывно сновал взад и вперед, он то останавливался и впивался в них взглядом, то удалялся, не сказав ни слова; так же поступал и его помощник. И вот, воспользовавшись минутой, когда старший тюремщик вышел, помощник задержался, отстал и вновь вернулся к заключенным. Он, очевидно, хотел что-то сообщить им, но опасался быть замеченным.

– Подойди-ка сюда, приятель! – подозвал его Вардан. Тот подошел.

– Что случилось? – спросил Вардан. – Почему вы непрерывно снуете взад и вперед?

– Ничего нет, князь! – отвечал тюремщик, не отводя от него взгляда.

– Уж не казнить ли нас собираются? – не то в шутку, не то серьезно настаивал Вардан.

– Да, князь, завтра собираются выпустить на вас слонов… Повелитель разгневан тем, что вы медлите с отречением.

– Хорошо, можешь идти! – сказал Вардан, покачав головой. – Значит, они все еще надеются…

Помощник вышел было, но сейчас же вернулся.

– Имей снисхождение, князь! – сказал он. – Я хочу сказать тебе еще кое-что. Вы – одновременно и князья и заключенные. Сегодня вы еще живы, а завтра вас растопчут слоны. Что такое отречение?.. Кто полезет к вам в душу узнавать – искренне ваше отречение или притворно? Изъявите покорность и уезжайте к себе на родину молиться вашему богу! Не в первый раз это будет, да и не в последний…

Вардан свирепо сверкнул на тюремщика глазами. Тот попятился и выбежал вон. Все молчали. По всей видимости, были среди присутствовавших и такие, которые разделяли взгляды тюремщика… Васак заметил, какая воцарилась многозначительная тишина, и оценил ее как признак перелома.

Было за полночь, когда помощник тюремщика явился снова. Он осторожно приблизился к Ваану Аматуни и сообщил ему, что пришел князь Арсен с одним персидским вельможей; он поручил сообщить нахарарам, что казнь назначена на завтра. Пусть нахарары спешат с решением…

В темноте тюремщик приблизил губы к уху Аматуни и шепнул ему:

– Во имя любви к Христу, спасите души ваши! Аматуни удивился:

– Кто же ты сам?

– Я христианин… верую и исповедую веру истинную…

– Иди сообщи им, что мы думаем над этим! Тюремщик вышел.

Приближался рассвет. Приближался грозный день. Нужно было спешить… Аматуни сказал:

– Князья, роковой час наступает! Не было бы беды, если бы погибли только мы. Но ведь погибнет и страна… Решим, что делать!

Во тьме совещались также Васак и его сторонники. Жестокая ясность положения давала им возможность действовать более открыто. Гадишо, Гют Вахевуни, Артак Рштуни и Манэч Апахуни говорили друг другу:

– Ночь проходит. Какое же мы вынесем решение? К этой группе подошел и бдэшх Ашуша вместе с князем Ваганом.

– Князья! -заговорил он решительным тоном. – Надо решать!

– Каково же твое решение, государь бдэшх? – спросил Васак.

– Притворное отречение! Ведь все равно, рано или поздно, придется пойти на это. Опасно упускать удобный час…

– Гм… Ты думаешь, это убедит его? – задумался Васак.

– Убедит. Должно убедить!

Ашуша направился к Вардану. За ним потянулись и сторонники Васака.

Отблеск священного огня, горевшего на атрушане в тюремном дворе, проникал к заключенным через узкую щель в стене, выхватывая из тьмы лица собравшихся вокруг Вардана нахараров. Вардан печально улыбнулся Ашуше.

– Ты хочешь предложить мне согласиться на отречение? – негромко спросил он.

– Ты уловил мою мысль, Спарапет, – кивнул Ашуша. – Да, на отречение, но… притворное!

– И ты надеешься на успех?

– Не буду скрывать– сильно надеюсь! Вардан помедлил с ответом.

– Решиться на притворное отречение, а персов уверять, что мы отрекаемся искренне, – значит почитать их за детей несмышленых! Отречься притворно и позволить убедить наш народ, что мы отреклись искренне, – значит предать наш народ.

– Грозен час, государь Мамиконян. Сообщи свое решение! – молвил Васак.

– А ты сам что-нибудь решил? – спросил Вардан.

– Я жду решения остальных.

Общее молчание длилось долго. Никто не решался ни заговорить, ни даже пошевелиться.

Наконец, Нершапух повернулся к Ваану Аматуни:

– Что же нам делать, азарапет? Смерти я не боюсь, но родина…

– Никто здесь смерти не боится! – громко ответил азарапет. – Страшно только за родину…

– Что ты хочешь сказать? – встрепенувшись, резко спросил Вардан.

– То, что мое слово будет едино с твоим! – спокойно ответил азарапет.

– Отречение – вопрос не совести, князья! – заговорил Вардан – Совесть свободна, она свои дела уладит. Наше отречение – вопрос государственный. Притворство, ложь– говорите вы? Но притворство притворством и останется! То, что будет обманом здесь, будет обманом и там! Никто и нигде не должен знать истину. Да, только так Другого выхода нет!

– Другого выхода нет! – откликнулся Нершапух Арцруни. – Мы пленники. Нас долго держать в заточении не будут, не дадут нам выиграть время. Завтра – конец. А что будет с родиной?

– Но, по крайней мере, на родине сейчас царит единение! – нахмурился Вардан. – Единение менаду ее верными защитниками и теми, кого они считают своими вождями! А весть о нашем отречении вызовет разлад, раскол и смятение, и растерявшаяся страна погибнет в неравной войне. Как же нам показаться на родине с этим притворным отречением и скрывать его притворность? Кому можем мы объяснить, кого мы уверим, что мы не предатели? Все смешается, все будет нам во вред и врагу на пользу! А всдь мы клялись народу ничего не уступать…

Слово взял бдэшх Ашуша.

– Ты прав, Спарапет! Прав во всем! – сказал он. – Но ведь если мы останемся в живых – это тоже победа. Остаться в живых сегодня, значит быть победителем завтра!

– Убивать нас не станут! -отмахнулся Вардан. – Если бы он хотел нас уничтожить, он бы сделал это вчера. Час безумия упущен… Теперь же наше дело в руках Михрнерсэ. А у него ясная голова на плечах. Да и с кушанами дела идут не так, чтобы можно было нас тронуть сейчас, не из тех мы, кого можно проглотить безнаказанно. Это ему ведомо! Он притворно поверит нашему притворному отречению и отправит нас домой с настоящими жрецами и настоящим войском… Вот тогда разразится настоящее бедствие, когда придет жрецы и войска!

– Значит, и ты сознаешь, государь Мэмиконян, что они растопчут страну! – выступил Васак. – Нет выхода иного… Согласимся на отречение!.. На притворное отречение!

– Да, да! Для виду… – подхватили Гадишо, Гют, Артак Рштуни и Манэч.

– Согласимся притворно.. А когда, с божьей помощью, доберемся до родины – откинем прочь всякий обман. Да и время выиграем!..

– А вы как решили? – обратился Вардан к своим сторонникам.

Первым выступил Нершапух:

– Государь Мамиконян, ми думаем согласиться на притворное отречение. Но если ты полагаешь, что среди нас есть изменники, – знай, мы пойдем за тобой в огонь и в воду! Решай сам…

– Необходимо согласиться, Спарапет!.. – сказал свое слово и Аматуни. – Необходимо во имя спасения страны! Многое делается во имя родины такого, на что не решится никто ради своей личной выгоды. На нас смотрит народ, от нас ждет он спасения. Нам надо остаться в живых, чтобы спасти его!

– Но что же ты предлагаешь нам во имя спасения родины? – поднял голос и Васак. Вардан вспыхнул:

– Что?.. Ты думаешь, я остановлюсь перед любым способом спасения родины?! Много мы перенесли бурь – и много раз находили путь к спасению. Что же, пусть падет и этот грех на мою голову – не на вашу. Я согласен. Но с одним условием: клянитесь все, что на родине вы все вместе со мной заявите во всеуслышанье всю истину!..

– Клянемся! – в один голос откликнулись все.

– Клянемся! – подтвердил и Васак. – Вернувшись в Армению, мы будем снова открыто исповедовать христианскую веру. Согласись же, Спарапет!..

– Вот это меня затрудняло. И только это может заставить меня согласиться!

– Клянемся господом богом и священной родиной нашей! – провозгласил Ваан Аматуни.

– Клянемся! – подхватили нахарары.

Через тюремного служителя Аматуни вызвал главного тюремщика. Тот явился немедленно и радостно оглядел заключенных Азарапет поручил ему поставить Михрнерсэ в известность о принятом нахарарами решении.

Все население Нюшапуха собралось на поле, прилегающем к лагерю, – посмотреть казнь армянских нахараров. Уже готовили слонов, возбуждая их вином и дымом ладана. Они злобно рыли ногами землю и подбрасывали вверх свои хоботы.

Воины армянской конницы не помнили себя от бешенства. Лишь Нерсик и Бабик были спокойны и радостны: значит, их отец тоже был в числе защитников родины!.. Эта мысль воодушевляла их. Вместе с армянскими воинами они пошли на поле – проститься со своим отцом и другими нахарарами. Тяжелым должно было быть зрелище, но они старались сохранить твердость духа, как подобало детям защитника отчизны.

Толпа зарычала. Это было знаком того, что приближались осужденные. Армянские воины сбились в одну кучу. Вот показались нахарары… Но слонов все еще не выпускали из загона. Изумлению толпы не было границ, когда появились нахарары: верхом на скакунах они проследовали к стоянке армянской конницы, и там со всеми почестями их пригласили спешиться. Нахарары были не умыты и не одеты, но все же не были похожи на только что вышедших из тюрьмы заключенных. Васак, Гадишо, Рштуни, Гют и Манэч держались спокойно, еле скрывая свою радость. Надломленными и печальными выглядели Артак, Нершапух, Ваан Аматуни и Шмавон. А Вардан, вероятно, за всю свою жизнь не выглядел столь смятенным, да и не имел никогда к тому подобных причин… Привьмный к опасностям, всегда неизменно свободный внутренне, он первый раз в жизни совершил насилие над своей совестью; первый раз он обманывал себя и других, кривил душой и лукавил Он испытывал такие острые укоры совестч, такой стыд, что готов был провалиться сквозь землю, лишь бы никого не видеть, – в особенности своих воинов, которые ел огрели на него с напряженным изумлением.

Толпа глядела в сторону загона, удивляясь, почему запаздывают слоны. Окликали сторожей, но никто не отзывался. Заподозрив, что казнь нахараров отменена, толпа стала готовиться побить осужденных камнями. Армянские воины бросились к себе в лагерь за оружием и скакунами и с угрожающим видом вернулись. Атмосфера накалялась. Еле уловимый знак, одно какое-нибудь слово – и избиение началось бы.

Положение спас главный тюремщик, ехавший во главе стражи. Он придержал коня и закричал:

– Окажите почести нахарарам: они признали учение маздаизма!

– Признали?! -зарычала толпа.

– Закон маздаизма!.. – еще громче крикнул тюремщик. – Почтите же их!..

Люди отбросили прочь приготовленные камни и с шумом бросились целовать нахарарам руки, осыпать поцелуями поводья и гривы их коней. Нахарары старались как-нибудь избавиться от этих ггоздравлений, но тщетно.

К Вардану подбежал Аршам, впился в него испытующим взглядом и заметил в глазах Спарапета неизъяснимо глубокую тоску. Вардан видел, как армянские воины, убитые стыдом и скорбно, прижались друг к другу, как бы оцепенев от горя, и смотрели на него глазами, полными упрека и отчужденности. Он мысленно молился, чтобы не навлечь опасности на себя или на них.

Бабик и Нерсик стояли, крепко держась за руки, и следили глазами за Васаком. Тот спокойно взглянул на сыновей и кивком приказал им пойти в лагерь.

Когда в лагерь прибыли нахарары, ни один воин не подошел к ним. Только служители приняли коней и откинули пологи шатров.

Вардан поспешил войти в шатер, чтобы не чувствовать устремленных на него глаз, которые жгли его. Он не в силах был перенести и взгляды товарищей своих. Артак внимательно следил за Варданом, очевидно, желая заговорить с ним, но Вардан именно его и избегал, пожалуй, больше, чем остальных. Нершапух что-то шептал про себя. Шмавон выглядел разъяренным, – этот молчаливый и необщительный человек, который до сих пор не принимал активного участия ни в каком решении, стал уже тяготиться вынужденным отречением. Войдя к Вардану, он мрачно сел рядом с ним. Немного спустя вошли, следом за азарапетом, Нершапух и Артак Мокац.

– Напрасно мы отрекались, нужно было отказаться, – пусть бы нас растоптали насмерть слоны!.. С каким лицом покажемся мы теперь нашим родным и народу? – проговорил Шмавон.

– Эх, оставим гордыню! Много мудрых и отважных людей знал я, которые не сумели избегнуть западни, – со вздохом отозвался Вардан. -Попались и мы. Вероятно, сделали какую-нибудь ошибку, загордились… Нелегкая вещь – родина! Не всякий достоин иметь родину.

Вардан говорил со жгучей горечью. Нахарары слушали его безмолвно, в душе соглашаясь с ним и желая дать ему возможность облегчить наболевшее сердце.

– Когда же будет конец этим терзаниям? – удрученно воскликнул Вардан. – Когда же мы выберемся отсюда к себе домой?!

– Ты скажи мне, Спарапет, что они задумали? – обратился к Вардану Артак, намекая на приверженцев Васака.

– Не знаю, что задумали, но условие остается условием: немедленно по прибытии на родину мы заявляем о ложности нашего отречения– резко сказал Вардан.

Появившийся в этот момент гонец известил Васака, что Михрнерсэ приглашает его к себе во дворец и просит пожаловать с сыновьями. Обрадованный Васак предложил гонцу подождать, пока он оденется так поворот судьбы! – с насмешкой заметил азарапет.

– Рьбка нырнула в воду… – сказал Нершапух. – Из-под слоновыx ног он поднимается к новым почестям в сане марзпана!…

Вместе с гонцом прибыла группа военачальников и пышно разодетых дворцовых служителей. Все ждали Васака у его шатра. Васак одевался, приказав одеваться также Бабику и Нерсику.

– А нам зачем ехать? – недовольно возразил Бабик.

– Быстрее, быстрее! Сейчас не время расспрашивать! – торопил Васак.

– Мы же не отрекались, зачем же Михрнерсэ принимать нас? – упорствовал и Нерсик, с опаской поглядывая на отца. Васак сверкнул глазами:

– Быстрее, говорю вам, одевайтесь!

Бабик мрачно покорился, его примеру последовал и Нерсик, и вскоре все трое были готовы. Васак вышел из шатра, у которого его ждали Гадишо, Гют, Рштуни и Манэч. Они уже не скрывали своей близости к Васаку и враждебность к приверженцам Вардана. Решение об отречении было им очень на руку. Отречение было притворное – стало быть, они «притворялись»… Что же было предосудительного в том, что они «притворялись» очень умело и перед всеми?.. Они имели на это право. Тем более, что и сам Вардан должен был понять и признать, что, если подать повод к подозрению, – все дело будет в опасности. И сам Вардан обязан притворяться столь же «умело»…

Стоя у входа в свой шатер, Вардан следил за отъездом Васака. Это, конечно, не было столь уж важным событием: подразумевалось само собой, что отрекшийся от веры марзпан должен был вновь удостоиться почестей и быть приближенным к Михрнерсэ белее, чем все остальные; ведь Михрнерсэ поверил в искренность отречения Со всех сторон все, все благоприятствовало Васаку и его единомышленникам. Вардан вынужден был молчать… Пусть лишь до прибытия на родину, но как далеко было еще до родины. И чего только не могли натворить Васак со своими сообщниками до прибытия на родину!..

Васак простился с нахарарами, сияя от радости; чтобы придать еще более торжественный вид своему выезду, он ехал медленно Когда он скрылся из вида, Аршам, следивший за ним с группой воинов, заметил:

– Радуется! Едет получать цену за свое отречение!

– А Спарапет приуныл!.. – заметил один из воинов.

– Совершил смертельный грех, конечно, должен приуныть! – отвернувшись, с возмущением пробормотал Аршам.

– И Спарапет от нас отступился! – простонал кто-то.

Воины разошлись.

Целый день все были глубоко подавлены. Вардан лежа а у себя в шатре, ни с кем не разговаривая. Принесли обед, но он и не дотронулся до еды. Казалось, он перенес тяжелую болезнь – за один день он так осунулся и пожелтел, точно болел месяцами. Никогда в жизни не чувствовал он такой горечи. И самым тяжелым было то, что он вынужден таиться, притворяться перед своими воинами.

К вечеру пришли маги и стали устанавливать атрушан в головной части лагеря армянской конницы. Полюбоваться зрелищем пришли также воины из персидского лагеря. Персы весело заговаривали с армянскими воинами, но те не отвечали им ни слова и глядели на них холодно. Один из магов подошел к княжеским шатрам и хотел было войти к Вардану, но Артак преградил ему путь:

– Нельзя!

Маг повернул обратно. Объясняя такой прием непривычкой к огнепоклонству, он не придал ему значения.

Вскоре послышалась молитва магов: они приучали лагерь…

– Начали! Первый урок дают – горько пошутил Вардан, обращаясь к вошедшему Артаку.

Артак с болью взглянул на Вардана, на его искаженное и измученное лицо и стал у его изголовья. Он также терзался и чувствовал себя униженным.

– Спарапет, случалось ли тебе попасть в величайшую опасность, из которой не было надежды спастись – проговорил он – Как поступал ты в такой момент?

– Тогда я был господином себе: я сражался и вызволял себя! – отвечал Вардан – Но там шел бой А это – шутовство.

– Будем на родине – освободимся от греха лжи! Лишь бы не сочли нас за изменников! Не то ослабеет страна. А в вопросах войны вера места не имеет – Мы загрязнили совесть наших воинов, душу наших братьев, – с горечью возразит Вардан. – Душу к этому приучить нельзя…

– Поедем на родину и кровью смоем грех! Пусть другие после нас живут с чистой совестью… А что скажешь о марзпане, Спарапет? – переменил разговор Артак.

– Здесь марзпан виляет; я испытаю его там, дома. И если он отрекся на самом деле – горе ему!..

Прибывший от Васака гонец привез известие о том, что Азкерт и Михрнерсэ решили пышно и торжественно отметить отречение нахараров и принятие ими учения Зрадашта.

Был установлен следующий порядок: рано утром нахарары с армянской конницей должны ждать в полной готовности; как только наступит час «зари», они должны предстать перед могпэтан-могпэтом на большом поле персидского лагеря, где совершится их первое поклонение солнцу вместе со всем персидским войском, с повелителем персов и персидскими вельможами. Затем они примут участие в большом совете в палатах Азкерта.

Вардана точно ударили обухом по голове. Но он сдержался и с горечью вымолвил:

– Ну что ж, если мы согласились быть шутами, мы должны и вести себя, как шуты…

Пышно разодетая группа всадников явилась вместе с магами и придворными вельможаги в лагерь армянской конницы, чтобы сопровождать нахараров на поле, где должен был состояться обряд поклонения солнцу. Обширное поле ходило ходуном – так его запрудили воины, кони и слоны. Пыль стояла столбом. Наконец, солнце чуть позолотило облака.

Армянская конница во главе с Варданом и Васаком расположилась между двумя крылами персидского войска.

Сотни барабанщиков и трубачей, трубя в трубы и ударяя в барабаны, вышли из-за шатров и гурьбой направились к полю. За ними следовал Азкерт со своей огромной свитой, в которую входили Михрнерсэ с придворными, могпэтан-могпэт и полководец Мушкан Нюсалавурт. Войска прогремели приветствие, похожее на гул урагана в лесу. Когда шествие приблизилось, все войско склонило свое оружие и знамена в честь Азкерта, ехавшего мерным шагом на могучем коне. На царе была осыпанная бриллиантами корона и вытканный золотом, украшенный драгоценными камнями плащ. На Михрнесрэ также был нарядный красный плащ с роскошно вышитой золотою каймой. За Азкертом ехали придворные в праздничных одеяниях и островерхих шапках. Азкерт остановился на площади перед армянскими нахарарами. По одну его сторону стоял Михрнерсэ, по другую – могпэтан-могпэт, окруженный именитыми магами. Армянским нахарарам, стоявшим между рядами персидских войск, предложили выйти и подойти к свите Азкерта. Новообращенным воздавались почести.

Азкерт и его свита спешились Хрипло, с сатанинской силой, прозвучала витая труба..

Восток все более светлел. На вершине юры что-то сверкнуло, и, наконец, показалось огненное солнце. Все войско вместе с Азкертом и тысячами людей пало ниц.

Могпэтан-могпэт выбежал вперед и, простирая руки к солнцу, воззвал:

– «Я сущий, я есмь Мазда!» Преклонимся же перед Агурамаздой – праведным повелителем истины. Поклонимся Амшасбанде – хранителю и дарителю благ!.. Поклонение водам, деревьям, животворному духу природы! Поклонение Агурамазце, кем сотворен дух этот! Поклонение Зрадашту, Кава Виштаспу, Фрашошдре и Джамаспе и всем древним жрецам огня!..

Все замерло, оцепенело. За целый час молитвы не дрогнул, казалось, ни один листок. Вардан чувствовал себя в каком-то кошмаре. Лежа ничком, он дрожал всем телом. Артак и Нершапух держались, на всякий случай, рядом с ним, с обеих сторон, Могпэтан-могпэт закончил молитву, подал знак, по которому все встали, и запел высоким гнусавым голосом какую-то мелодию, к которой присоединили свои голоса тысячи магов. Мелодия росла, ширилась, и вот она понеслась по всему лагерю. Это был гимн солнцу. В такт мелодии войско потрясало копьями, мечами, щитами и знаменами, воздевая их к небу.

Мелодия тянулась, повторялась, умолкала… Толпа перевела дух. Азкерт вложил меч в ножны; повернувшись, он оглядел армянских нахараров с их конницей, в знак удовлетворения кивнул головой и, сев на коня, повернул к полю.

Придворные последовали за ним, держась полукругом. Азкерт оглянулся и что-то приказал. Ближайший к нему вельможа, подъехав к Васаку, с почтительным поклоном сказал ему:

– Царь царей приказал вам сегодня вечером пожаловать в его палаты Теперь же состоится торжественный смотр войскам в вашу честь. Не расходитесь.

– Признательны повелителю, – ответил Васак, сияя от радости.

Придворный погнал коня назад к царской свите. Васак обратился к нахарарам:

– Это великая честь, государи мои!

Он с трудом сдерживал свое ликование. Уловив это, Вардан неприязненно взглянул на него. Васак заметил свой промах, но не придал этому значения. Он был весь поглощен перспективой ожидающих его великих успехов; ему казалось, что начинается осуществление его мечтаний и сегодня заложен первый камень…

Он бросил на нахараров взгляд повелителя и повернул коняв сторону Михрнерсэ. За ним последовала его свита.

– Уже окружает себя царской пышностью! – заметил азарапет.

Расслышавший его слова Гадишо отозвался:

– Но ведь он царского происхождения!

– Ты подтверждаешь сказанное мною, князь Хорхоруни!

В этот момент от свиты Азкерта отделился Мушкан Нюсалавурт, пустил коня на середину площади и, подняв мясистую руку, выкрикнул могучим голосом:

– Торжественным шагом, впер-е-ед!

Вновь зазвучали трубы, загрохотали барабаны, и правое крыло персидских войск, оторвавшись от дальнего края поля, стало, разворачиваясь, проходить мимо Азкерта. Двигалась щитоносная, вооруженная копьями и луками пехота. Она приближалась, мерно покачиваясь, заставляя дрожать землю. Проходили воины с пепельно-серыми, желтыми, черными и смуглыми лицами, закаленные в кровопролитных сражениях. Вид у них был свирепый – они славились бесчинствами, резней мирного населения и ограблением захваченных городов.

Долго длилось прохождение пехоты. За ней следовали отряды разноплеменных всадников, похожие на разбойничьи шайки. Это были бешеные наездники, готовые растоптать все живое под копытами своих коней.