Текст книги "Проект Каин. Адам (СИ)"

Автор книги: Даниил Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Маринка была давней страстью Михаила, о чем знали все, включая и предмет обожания.

– Мечтать не вредно.

– Вот чего ты такой, Валентиныч? Нет, чтобы посочувствовать коллеге… Вместо этого сидит и издевается.

Мишка демонстративно вздернул круглую голову и чинно прошел к рабочему месту, уселся за стол и стал перекладывать с места на место какие-то бумажки. Сергей, улыбаясь, наблюдал за ним: он прекрасно знал, что сейчас тот бросит делать занятой вид и заговорит о том, что его волновало в данный момент.

Словно подслушав его мысли, Михаил прекратил возиться с документами и повернулся к Сергею:

– Слушай, может коньяку сходим возьмем? Или водку пить будем?

Сергей засмеялся. Про головную боль он уже и думать забыл.

2.

Сергей был не совсем прав, проблемы у Васьки были, хотя, конечно, и не такие сложные. С другой стороны, они были более насущными: пес очень хотел есть.

Васька заглянул в полумрак цеха, осторожно принюхался. Пахло как обычно: краской, горячим машинным маслом от станков, пластиковыми опилками и сыростью. Все как всегда. Васька еще немного постоял на пороге цеха, а потом проскользнул внутрь, всей шкурой ощущая мягкую теплоту помещения. Он снова набрал полную грудь воздуха, впитывая в себя такие знакомые ароматы, зажмурился от удовольствия и даже чихнул. Теперь помимо краски и масла он уловил и вкусный запах колбасы.

Собака повиляла хвостом и потрусила по песчаному полу к источнику запаха. Он больше двух лет захаживал сюда за едой, поэтому привык и к громкому лязгу работающих станков, и к едким запахам (даже к сигаретному дыму, сильнее которого он ненавидел только вонь горелой резины). Мужчины, занятые своим делом, почти не обращали внимания на пробегавшего мимо пса: все к нему привыкли, как и он привык к тому, что его называют странным именем Васька. Старый подслеповатый сторож в пьяном угаре перепутал тогда еще щенка с котенком, и стал подзывать его, клича Васькой. «Васька» и подошел, но вовсе не в ответ на имя, а попросту привлеченный запахом древней сосиски, которой алкаш закусывал самогонку. Только на утро проспавшийся сторож понял свою ошибку, но довольная псина, пригревшаяся в каморке возле печки, вовсе и не возражала против переименования. Тот старик – никто сейчас и имени то его не вспомнил бы – уже пару лет как помер, а Васька так Васькой и остался.

Пес снова потянул носом теплый воздух, желая удостовериться, что запах никуда не исчез. Не исчез, напротив, стал сильней. Васька склонил голову, в желудке заурчало: сегодня в соседнем цехе, где Люди делали что-то из дерева (там пахло гораздо лучше, чем здесь, стружками и смолой), ему почти ничего не досталось, так, пара кусочков сыра и полпластика колбасы, поэтому аппетит был просто волчий.

Васька потрусил в сторону вкусных запахов, заранее облизываясь. Он быстро сообразил, что сюда приходить надо не тогда, когда все Люди работают на своих шумящих машинах, а в вполне определенное время: днем и вечером, после того, как большинство гудящих штук в цехе замолкает. Лучше всего вечером, чуть попозже. Люди тогда более добрые и голоса у них становятся веселыми, хоть и усталыми.

В другом конце цеха раздался смех, и Васька навострил уши, стараясь уловить настроение Людей. Кажется, все хорошо. Иногда, если он появлялся несколько позже, чем обычно, Люди тоже смеялись, но уже как-то по-другому. Особенно один, от которого всегда пахло злостью (похожей для носа Васьки на багровую ленту, тянувшуюся изо рта мужчины) и ненавистью (темно-фиолетовое, почти черное облако, появляющееся из легких Человека с каждым выдохом). Его Васька не любил больше всего, именно этот Человек однажды забавы ради прижег бычок еще тлеющей сигареты о левую лапу пса. Правда, он получил «втык» от других людей, но Ваське от этого легче не стало. Тогда он пару недель вообще не появлялся, боясь Человека и того, что тот еще может сделать.

Васька пошел на голоса, больше не принюхиваясь. Теперь бояться было нечего. Даже если тот Злой Человек и был там, то он явно не один, а другие пса в обиду не дадут, это Васька знал. К тому же, знал он и кое-что еще: плохому Человеку жить оставалось не больше нескольких месяцев. В последние недели от него явственно (конечно же, для носа собаки) стал исходить густой и неприятный черный запах. Так пахли остатки пищи на свалке и мертвые крысы. Тот Человек каким-то образом заполучил в себя то, от чего умирают, это Васька знал точно. А что именно это было – какая разница? Не то чтобы Васька этому как-то особо радовался, но даже его простой ум понимал, что теперь можно будет заходить к Этим Людям почаще, а значит и получать больше еды, что было весьма даже не плохо.

Голоса становились громче, и теперь Васька отчетливо ощущал запахи Людей. Их было шестеро. Первым он ощутил запах Злого Человека. Не то чтобы его запах был сильней; например, запах одного из тех, кто почти постоянно оставался здесь вечером (как и сегодня) был почти невыносим: смесь застарелого пота, лука и почему-то приторно-сладкой воды, которой обычно пахла Женщина, подметавшая пол в цехе. Просто запах Злого Человека Васька старался уловить в первую очередь. Ну, так, для своей же безопасности.

Помимо этих двоих в комнате, где висела одежда Людей, и стоял большой стол, был еще тот, кого все называли Рыжий. Рыжий был неплохим Человеком, хотя Ваське от него редко чего перепадало. Но, по крайней мере, он не жегся вонючими дымными палочками об лапы, что уже делало его в глазах собаки достойным уважения.

Васька подошел поближе к двери, остановился, снова принюхался (просто на всякий случай) и завилял хвостом, узнав знакомый запах: Старик. Старик был хорошим, и хотя он, похоже, постоянно болел, но умирать явно не собирался, не то что Злой Человек. От Старика всегда можно было ожидать ласки или доброго слова, если уж у того не было при себе ничего вкусненького.

Два последних запаха Васька тоже узнал. Одним был Серый, как иногда его называли Люди. От него и вправду шел иногда какой-то блеклый, едва уловимый запах. Нет, в основном он пах как и все Люди: едой, табаком и сотней всяческих других ароматов, но бывало что этот неуловимый, какой-то даже не серый, а бесцветныйзапах пробивался через все остальные, заставляя прикорнувшего Ваську поднимать с лап голову и пристально смотреть на Человека. Этот запах был не неприятен… Просто Васька знал, что такой аромат мог перерасти в тот темный густой шлейф, говорящий о скорой смерти Человека, а пес этого вовсе не хотел.

Последним был самый любимый Человек Васьки. Он всегда пах очень вкусно, и был под стать аромату: добродушный и веселый. Пес не часто улавливал его запах среди остальных – только намек на то, что недавно этот Человек здесь проходил – но когда Васька видел его, то всегда радовался. Чем-то он напоминал Старика, но был даже лучше того, по крайней мере, по шкале, выстроенной Васькой.

Пес завилял хвостом и сунул морду в дверной проем. Все верно, шестеро сидели за большим столом, что-то оживленно обсуждали и… Да! Со стола до Васьки долетели запахи колбасы, сыра, копченой рыбы и всяких других вкусностей. Собака облизнулась и потрусила к столу.

– …ему объясняю, что не сделать эту дурацкую дверь до завтра по тому чертежу, что он притащил! Там он такого наворотил!.. Ты бы увидел – сразу же меня подальше послал бы!

Васька с обожанием посмотрел на говорящего Человека. Его собеседник – Рыжий – усмехнулся и ответил:

– Я тебя и так могу послать, Мишка. Авансом.

– Дурак ты. Я тебе же совсем не про то говорю!

– Отстань от человека со своей работой, – улыбающийся Старик подошел к спорящим. – Давай, Сань, наливай, что ли, по третьей?

Рыжий взял бутылку с водой и разлил ее по рюмкам. В который раз Васька подумал, что Люди странные существа. Например, эта их любовь к резко пахнущей воде, постоянно ведь ее пьют. Только неясно, почему так морщатся, будто она им и не нравится, а все равно пьют. Странные, одно слово.

Старик выпил водку, крякнул, потянулся за соленым огурчиком и только сейчас заметил пса. Васька махнул хвостом, приветствуя Человека.

– О, Рыжий, гляди, еще один поздравляющий! – воскликнул дед и засмеялся. Васька снова помахал хвостом и облизнулся.

– Здорово, псина, – Рыжий посмотрел на, казалось, ухмыляющегося пса. – Как жизнь?

Васька вильнул хвостом. Не плохо, мол, весьма не плохо, но может быть и лучше. Он с надеждой посмотрел на Старика, который увлеченно и аппетитно хрумкал огурчиком, слушая спорящих Людей.

– Колбаски хочешь?

Пес, услышав знакомое слово, утвердительно замахал хвостом. Еще бы не хотеть! С превеликой, так сказать, радостью. Он облизнулся, уже предвкушая угощение. Нет, все-таки Рыжий тоже хороший Человек, это точно!

– Слушай, Игорь, передай колбасы, а? – Сашка указал на нарезанную «докторскую».

– Да ладно, чего там! – Игорь – Плохой Человек – ухмыльнулся и снял с бутерброда надкусанный кусок колбасы. – Держи, псина.

Он кинул колбасу и Васька, не задумываясь, ловко поймал ее на лету, даже не подозревая подвоха. Поймал и тут же, жевнув пару раз, проглотил. Первые пару секунд он даже не понял, что произошло, а потом небо и горло обожгло чем-то острым, в нос ударил омерзительный резкий запах. Васька взвизгнул и бухнулся на пол, пытаясь лапами вытащить из себя этот отвратительную жгущую вонь и не менее отвратительный вкус. Из глаз собаки хлынули слезы.

Рыжий вскочил на ноги и кинулся к ржущему Игорю.

– Сука, ты что сделал?!

Он схватил Игоря за грудки и рванул на себя. Тот продолжал смеяться, не отводя взгляда от подвывающего Васьки. Старик подбежал к псу и, гладя его, начал нашептывать что-то ласковое. Собака почти не слушала, воя и стараясь уползти подальше. Теперь этот неприятный огонь перекинулся и на желудок. Васька продолжал выть, царапая лапами морду.

– Гандон! Что ты сделал?

– Ни… ничего, – сквозь смех прохрипел пьяный Игорь. – Дал колбаски, как ты и просил… Я ж не знал, что он не лю… не любит с… с горчицей!

Он снова заржал, довольный своей выходкой, Рыжий же посмотрел на баночку с острой домашней горчицей и выругался. Пес продолжал подвывать, стараясь уползти отсюда. Старик обернулся и беспомощно посмотрел на замерших людей.

– Ну-ка, отойди, – необычно сосредоточенный Михаил подошел к скулящему Ваське с бутылкой воды. Почти не глядя, он сунул ее в руки Старика, а сам присел рядом с псом. Тот поднял на него слезящиеся глаза и умоляюще заскулил, прося избавить от злой боли.

– Тише, парень, тише, – он погладил собаку по голове. – Сейчас.

Свердлов сложил ладони ковшиком и не глядя протянул их в сторону старика.

– Давай.

Старик быстро открутил пробку и налил в подставленную «лодочку» воды, пролив несколько капель на пол.

Мишка осторожно сунул руки под морду псу.

– Пей.

Васька послушно ткнулся в ладони и стал шумно лакать воду.

– Мишка, держи, – Старик протянул глубокую тарелку, наполненную водой.

Мишка кивнул и поставил тарелку на пол. Пес тотчас стал жадно пить, чувствуя, как с каждым глотком жгучий огонь от куска колбасы, который кинул Плохой Человек, слабеет. Он вылакал всю тарелку и, тяжело отдуваясь, умоляюще посмотрел на Мишку. Тот кивнул и снова налил такой сладкой и вкусной воды. Пес благодарно махнул хвостом и снова начал лакать.

Мишка поднялся на ноги и посмотрел на все еще хихикающего Игоря, только что смеявшегося так, что по заросшим щетиной щекам текли слезы. Сергей замер за его спиной, тревожно поглядывая на коллегу, но Мишка почти не видел друга. Перед глазами стоял только этот выродок, который искренне радовался только что сделанной ни в чем не повинной животине гадости.

– Сука ты все-таки.

Игорь перестал смеяться и зло посмотрел на маленького Михаила.

– Что ты сказал, толстячок?

– Сука, – повторил тот, сжимая руки в кулаки. Сергей тревожно переводил взгляд с одного на другого. – Самая настоящая сука. Зачем ты это сделал?

Игорь медленно поднялся, его лицо наливалось кровью.

– А ты не ох…ел ли, жирный? Давно не получал по роже?

– Заткни поддувало, урод, – Рыжий толкнул вставшего Игоря, и тот снова упал на скамейку. Игорь зло и недоуменно посмотрел на Сашку, лицо исказила гримаса неприкрытой ненависти, он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Посмотрел на остальных и, наконец, медленно поднялся, расправил мятую рубашку. Все молча наблюдали за ним.

– Что ж, ладно, – прохрипел он сдавленным от злости голосом. Посмотрел на них и повторил, – Ладно.

Ни сказав больше ни слова, пошел к выходу из комнатушки, по пути сильно толкнув плечом замершего Мишку. Свердлов покачнулся и отступил на шаг в сторону, по его лицу крупными каплями катился пот, который он не решался вытереть.

Игорь вышел, громко хлопнув дверью.

– Вот же придурок, – с чувством сказал Валентин, до этого молча сидевший в уголке и с интересом наблюдавший за представлением. Он взял со стола очередной пучок зеленого лука и стал жевать.

– Именно что придурок, – Рыжий сел и разлил по рюмкам водку. – Давайте мужики, выпьем. Мишка, ты как?

Михаил снова присел возле пса и гладил его по голове. Тот преданно смотрел в ответ, хвост коротко постукивал по полу.

– Я пропущу Сашка, пейте без меня.

Рыжий хотел что-то сказать, но, пожав плечами, протянул свою рюмку к остальным.

– Давайте, за Ваську, чтобы ему больше такой колбасы не попадалось, – сказал он с улыбкой и «чокнулся» с остальными.

3.

Васька лежал на полу и млел, ощущая ласковые поглаживания Хорошего Человека. Во рту до сих пор оставался какой-то неприятный кисловатый привкус, но того отвратительного жгучего зловония больше не было. Вскоре Михаил вернулся за стол, и незамысловатый праздник пошел своим чередом. Пес оставался с ними, с благодарностью принимая щедрые подачки со стола. Ловить на лету даже самые вкусные кусочки он больше не пытался, а дожидался, пока они шлепнутся на пол и – предварительно тщательно их обнюхав – съедал.

Впрочем, это уже не имело никакого значения. Находившийся в водопроводной воде – а до этого в Викторе Коржове, тело которого так до сих пор и не нашли – вирус уже проник в клетки, совершая ту работу, на которую и был запрограммирован. Вирулентность его была настолько высока, что даже тех нескольких частиц, проникнувших через воду в тело собаки, было более чем достаточно для того, чтобы свалить слона, что уж говорить о бедном псе. Вирус, получив в свое распоряжение целую органическую фабрику, начал перестраивать цепочки ДНК, заставляя до этого здоровые клетки производить тысячи и сотни тысяч единиц своего потомства, Своих дорогих деточек, можно сказать… И каждый из этих «новорожденных» нес в себе закодированную в информацию о том, как заражать новые клетки… и желательно не только в организме измученного бродячего пса.

А Васька, буквально за час ставший смертельно опасным для всех вокруг, лежал на выщербленном бетонном полу, умиротворенный, наблюдая за тем, как развеселившиеся Люди играют в карты. Во рту был неприятный кислый привкус, но он весьма хорошо перебивался вкусной колбасой и сыром, кусочки которых ему то и дело перепадали. Можно сказать, он был доволен жизнью, этот несчастный пес, чей организм уже производил такое количество вирусных тел, которого хватило бы для заражения всего города.

Грядущие выходные обещали быть особенно интересными.

4.

…Даже по официальным данным Роспотребнадзора, показатели заболеваемости острыми кишечными инфекциями с января по сентябрь этого года выросли по сравнению с годом прошлым на 16 %. Только к сентябрю 2007 года было зарегистрировано 69 300 заболевших, а в августе заболели около 3000 человек. Осенью медики отмечали и сезонную вспышку заболеваний дифтерией, с августа по сентябрь число подхвативших инфекцию возросло вдвое – носителями инфекции стали шесть тысяч человек. Но главной напастью стали желудочно-кишечные болезни. Самые распространенные из них – сальмонеллез и дизентерия. Кроме того, постоянно фиксировались вспышки заболеваемости гепатитом «A» и серозным менингитом.

Эпидемиологи констатируют, что уровень работы санитарных служб в России очень низок: «Не реже, чем каждые две недели, по стране фиксируется очередная эпидемия, – жалуется „НИ“ бывший президент РАМН, врач-эпидемиолог Валентин Покровский. – Это показатель низкого качества работы санитарных служб в целом. Половина водопроводных коммуникаций давно пришла в негодность, в некоторые обветшалые трубы попадают канализационные отходы». По словам Валентина Покровского, вспышки заболеваний попадают под пристальное внимание чиновников, только когда ситуация с больными уже накалена до предела и появляются первые жертвы эпидемий, то есть отсутствует профилактическая работа. «В число виновных можно записать и коммунальные службы»…

Вырезка из публикации с сайта zdorovje.ru.

Глава вторая

1.

Анна закрыла за собой входную дверь, и устало прислонилась к косяку. К горлу опять подкатил комок слез, слез недоумения и обиды. В сознании назойливо крутился один и тот же риторический вопрос: почему ей так не везет? Ответа на него не было. С одинаковой степенью вероятности можно было предположить как то, что во всем виновата она сама, так и то, что просто луна сегодня не в той фазе своего цикла. Впрочем, вздохнула она, получалось, что вся ее жизнь прошла не в той фазе. Ей хотелось только одного: встать под душ минимум на полчаса и смыть с себя… Что именно хотелось смыть, она и сама не знала, но идея была неплохая, хоть она и сомневалась, что душ поможет.

Девушка прошла в комнату и, привычно нащупав на стене выключатель, щелкнула им. Свет от встроенных в навесной потолок ламп залил помещение, разгоняя предвечерний сумрак. Аня бросила сумочку на диван и огляделась, словно видела квартиру впервые. Что, неужели ей это все было когда-то нужно? Все эти дорогие побрякушки, турецкий ковер, шмотки в шкафу, набор фарфоровых такс… Она криво улыбнулась, сама не осознавая, какой горькой и одновременно злой и усталой вышла эта улыбка. В голову опять полезли воспоминания о произошедшем сегодня. Какое право он вообще имел… Нет, стоп, ни к чему хорошему это не приведет. Либо разозлится, либо разревется, а сил не было ни на то, ни на другое.

Девушка прошла на сверкающую белым кафелем кухню. Достала из шкафа банку кофе, невидящим взглядом посмотрела на этикетку. Может выпить кофе? Нет, не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Почему у нее все так не складно получается? Если бы не испорченный гамбургер, то она бы никогда не услышала тех слов Андрея. С одной стороны ей, можно сказать, повезло… Только почему тогда она чувствовала себя так паршиво?

Аня со злостью стукнула кофейной банкой об стол. Не стоит юлить подружка, ты прекрасно знаешь, почему злишься. Правда ведь? Ты всегда делала все по-своему, не слушая никого, ты всегда была уверена, что знаешь все лучше других. Ну, так как ты себя чувствуешь теперь, а?

– Заткнись, – прошипела Анна. На глаза навернулись слезы, и она сама не знала, были ли это слезы обиды или злости.

Конечно, я заткнусь, нет проблем. Кстати, можем считать, что урок пошел тебе на пользу? Хотя я сомневаюсь в этом. Достаточно вспомнить одного молодого человека из не столь далекого прошлого. Ситуация была не аналогичная, но очень и очень похожая, не находишь? Только виноват тогда был не только…

– Хватит!

Голос в голове замолчал. Анна обхватила плечи руками, словно в комнате похолодало. Ее в самом деле бил легкий озноб, но не от температуры, а от злости и беспомощности. Этот новый голос был абсолютно прав, отчего она начинала злиться еще больше.

Интересно, у всех есть такие голоса? Скорее всего, да, решила девушка, возвращаясь из кухни в комнату. Сняла блузку и, не глядя, бросила ее рядом со своей безумно дорогой, но абсолютно не нравившейся ей сумочкой. В каждом человеке сидит с полдесятка других, наверное для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким. «К тому же, – подумала она, – иногда только сам себе и можешь сказать самую нелицеприятную правду». А чтобы не заниматься самоедством, наше сознание говорит с нами голосами тех, кого мы знаем… хотя и не обязательно любим. Взять, к примеру, голос, только что объяснявший ей вещи, которые она прекрасно понимаоа сама (хотя и не хотела признаваться в этом). Что ж, у нее всегда был близкий человек, который с садистским удовольствием готов был указать на все недостатки и ошибки. Пусть голос был бесплотен, она все равно без труда узнала его.

– Спасибо, мам, ты всегда готова меня поддержать, – пробормотала Аня и снова поежилась, словно от сквозняка.

Анна пошла в ванную комнату, надеясь смыть водой усталость и ощущение того, что ее оплевали. Оплевали? Нет, не совсем верно, скорее дали под дых и вываляли в отбросах. Даже не в отбросах, с жутковатой усмешкой поправила она себя, а в сперме этого лживого ублюдка. Он всегда любил кончать ей на лицо или грудь, и сейчас у нее было такое чувство, будто результат всех его оргазмов на протяжении последних двух лет подсыхает и стягивает ее кожу. Она передернулась от отвращения, почувствовав, что пустой желудок снова сжался в комок и рванулся к горлу. Девушка подскочила к раковине и склонилась над ней, ожидая, что сейчас ее вывернет наизнанку. Желудок болезненно дернулся, она склонилась еще ниже, но ничего не произошло. Тошнота медленно отступила.

Аня подняла глаза и взглянула на себя в зеркало. Бледная, с синюшными кругами под глазами сейчас она явно не походила на Королеву-Выпускного-Бала-2008 Горецкской средней образовательной школы №42. Скорее уж на больную гриппом тридцатилетнюю бабу. Она слабо улыбнулась своему отражению, включила воду и смыла с лица тонкую пленку липкого пота. Интересно, почему, когда мутит, пот, выступающий на лице, не похож ни на один другой? Какой-то клейкий, как свежая паутина и похожий на… Аня мотнула головой и сунула голову под кран, стараясь не думать об этом и боясь, что ее снова затошнит. Желудок дернулся, словно напоминая, мол, вот он я, тут, а потом вернулся на место. Девушка сделала несколько глотков воды и снова посмотрела на себя. Да, сейчас лучше. Конечно, лицо было все еще иссиня-белым, но хоть взгляд был не такой измученный и затравленный. Красавица, блин.

Она вздохнула, подошла к ванной, заткнула дно пробкой и открыла краны. Со звонким плеском ударяясь о бортик, вода стала заполнять ванну, над которой тотчас заклубился легкий пар. Ей всегда нравился этот успокаивающий звук падающей воды: он напоминал ей о квартире, где она прожила вместе с родителями с самого рождения… почти двадцать лет. Там у них и ванная комната была не в пример больше и сама ванна была старая, с потрескавшейся эмалью. Аня любила забираться в нее сразу же и наблюдать за тем, как льется из крана вода, ощущая приятное обволакивающее тепло наполняющейся ванны. Она могла так сидеть и полчаса и час, сжимая в руке позабытого пупса, сосредоточенно наблюдая за струей, отвлекаясь только на то, чтобы по мере надобности выдергивать пробку из сливного отверстия на дне. Иногда она так и сидела, пока отец – после двенадцати или тринадцати лет мать – не начинали стучать в дверь и, заходя, спрашивать, не утонула ли она. Мама всегда говорила это с легким неудовольствием, тогда как отец, казалось, подшучивал над ней. При этом он подмигивал и заговорщически улыбался…

Анна вздрогнула и мотнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Прошло больше трех лет, как она не видела ни отца, ни мать. Да, три с половиной года. Она уехала из города почти сразу после окончания школы, даже и не пытаясь поступить в местный университет, как того хотела мать, истово верующая в силу высшего образования. Хотя, надо признаться в этом хотя бы самой себе, она может и попыталась бы, если бы мамочка не повела себя как отъявленная стерва, узнав, что ее лапочка-дочка беременна от мужика старше на пятнадцать лет.

Здравствуй, мама, точнее, не пройдет и года, бабушка. Что? Нет, это не шутка, я и вправду беременна. А отец ребенка, узнав об этом, тотчас смылся в неизвестном направлении, предоставив все расхлебывать семнадцатилетней девочке, которую и лишил невинности на заднем сиденье своего старого «Вольво». Нет, бабушка, говорю же, это не шутка, все так и было. А ваша дочка просто доверчивая дура, которая влюбилась в сладкоголосого ублюдка, вдохновенно вравшего о том, что уйдет от жены и они с этой малолетней дурочкой – то бишь мной – будут жить долго и счастливо и умрут в один день.

«По-моему скромному мнению, стервой была вовсе не она, а ты, —произнес новый голос в ее сознании. Голос с интонациями матери.  – Но, конечно же, ты этого не признаешь, твоя гордость этого не позволит. Или мне будет позволено сказать прямо – гордыня?»

Аня поморщилась и потрогала воду в ванне. Чуть-чуть добавила горячей воды, потом холодной, почти не чувствуя температуры, вся сосредоточившись на воспоминаниях, встающих перед ее внутренним взором.

2.

Конечно, все было не так. Началось с того, что она зашла вечером в общую комнату и замерла в нерешительности на пороге, переводя взгляд с отца на мать.

Папа сидел, закинув ногу на ногу в кресле перед телевизором, и листал газету. Аня с любовью посмотрела на то, как он небрежно болтает в воздухе старым тапком, висящем на пальцах ноги. Его недавно появившаяся лысина поблескивала в свете ламп.

Мать устроилась на диване и что-то обсуждала по телефону с одной из своих многочисленных подруг. Трубка прижата к плечу, при этом она успевала что-то вязать на спицах, которые двигались с завораживающей быстротой. Аня замерла на пороге, не зная, что сказать. Точнее, не зная какэто сделать. Наверное, она бы так и простояла в растерянности и нерешительности, а потом бы ушла в свою комнату, не произнеся ни слова, но отец словно почувствовал ее присутствие ( а почему бы собственно и нет, думала она после), поднял глаза, посмотрел на дочь и спросил:

– Что случилось, Аня?

Тогда она просто ответила:

– Я беременна, пап.

Он медленно и аккуратно отложил газету и пристально посмотрел на нее. Долгим, изучающим взглядом, словно стараясь понять, не шутит ли она. Она помнила, как чувствовала себя очень неуютно под этим странным, не мигающим холодным взглядом. Ей хотелось разреветься и броситься отцу на шею, чтобы он утешил ее, но, собрав волю в кулак, она осталась на месте.

– Валентина, положи трубку, – сказал отец спокойным голосом. При этом он продолжал смотреть на дочь.

– Валентина!

– Чего? – мать оторвалась от вязания и непонимающе посмотрела на отца, потом перевела взгляд на Аню. – Что случилось?

Отец едва заметно кивнул, и Аня повторила, хотя теперь ей это далось гораздо тяжелей, чем в первый раз.

– Мам, я беременна.

Мать несколько долгих секунд таращилась на девушку, потом бросила в трубку что-то вроде «я перезвоню позже», положила ее на телефон и снова уставилась на свою дочь, словно не веря, что та все еще стоит перед ней. Аня тяжело сглотнула неожиданно появившийся в горле комок; воздух показался каким-то сухим и неприятным, словно в старой-старой кладовой. Валентина открыла рот, закрыла, снова открыла и, наконец, выдавила из себя:

– Что ты сказала?

Голос бы такой же безжизненный, как и воздух в комнате. Аня вздрогнула, но все-таки нашла в себе силы ответить:

– У меня скоро будет ребенок, мам. Я только сегодня об этом узнала и решила сразу же сказать вам.

Это было не совсем правдой – о своем интересномположении она узнала неделю назад, но только сейчас нашла в себе силы поговорить с родителями. Хотя теперь, глядя на наливающееся кровью лицо матери, она не была уверена, что вообщестоило им что-то говорить.

Валентина так же аккуратно, как отец газету, отложила вязание в сторону. Почему-то у девушки мелькнула мысль, что скоро ей придется вязать – как это называется? Пинетки? Манишки? Волна неуместного смеха нахлынула на Аню, и она едва сдержалась, чтобы не захихикать. Она понимала, что это первые признаки приближающейся истерики, но легче от этого не стало.

– Ты беременна, – сказала мать. Она почему-то посмотрела на свои руки и после долгой паузы повторила: – Ты беременна.

– Да, мама.

Та посмотрела на нее диким взглядом и почти простонала:

– Да, мама? Да, мама?

– Валентина, успокойся… – начал отец, но она перебила его.

– Успокойся?! Она приходит домой и говорит, что залетела, едва успев окончить школу, а ты говоришь – успокойся?!

Аня с ужасом смотрела, как на шее матери вздулись толстые веревки вен. Ее вытаращенные глаза перескакивали с отца на дочь, словно она не знала, в кого вцепиться первым. Такой свою мать она никогда не видела, и видеть не хотела.

Наконец взгляд сфокусировался на дочери.

– Кто это был? Один из твоих дружков-кобельков?

Аня поморщилась от этого выражения, но все-таки ответила:

– Нет мам, ты… вы оба его не знаете.

– И где же твой приятель сейчас?

– Он… в общем он… – она замолчала, не зная, как продолжить, но мать вполне справилась сама.

– Бросил тебя, да? – она засмеялась резким истеричным смехом. – Засадил пару раз и смылся? Ну и что он тебе обещал? Выйти замуж? Или просто давал денег, как проститутке за ее работу?

– Валентина! Что ты несешь?! – отец соскочил с кресла, позабытая газета мягко спланировала на пол. Его глаза испуганно поблескивали за стеклами очков.

Она резко повернулась к нему и зашипела:

– А ты вообще не смей лезть в наш разговор! Смотри, что ты воспитал!..

– Я воспитал? То есть ты тут совершенно не при чем? А хотя пусть и так. Я горжусь своей девочкой, и если ты не понимаешь «почему», то…

– Гордишься кем? Вот этой молоденькой шлюшкой?

– Не смей меня так называть, – прошептала Аня.

Мать повернулась к ней:

– Что?

– Я говорю, не смей называть меня так, – тихо повторила дочь.

Валентина несколько долгих секунд смотрела на нее, а потом расхохоталась своим новым омерзительным смехом.

– А как мне тебя называть? Проституткой? Вавилонской блудницей? Ты приходишь к нам в дом и говоришь, что понесла от какого-то неизвестного кобеля как… как кошка, которая притаскивает своих котят на порог. И чего ты ждешь? Надеешься, что я всплесну руками и восхвалю Господа за это счастье! Да я бы тебя…

– Ты бы меня что? – устало спросила Аня. – Задушила бы своими руками, как эту самую кошку? Или просто утопила бы в унитазе?

Ее голос с каждой фразой все повышался и повышался. Она шагнула к матери, та невольно сделала шаг назад и плюхнулась на диван, не отводя взгляда от дочери.

– Так давай, сделай это! Вот она я, стою перед тобой и никуда не собираюсь! Возьми свои спицы и выколи мне глаза, если тебе от этого станет легче! На, возьми!

Валентина посмотрела на протянутые дочерью спицы с болтающимся на них недовязанным шарфом. Перевела взгляд на Анну, ее лицо исказилось, и неожиданно она разрыдалась. Дочь с ужасом смотрела на мать и не знала, что делать, как прекратить этот поток слез. Она растерянно посмотрела на свои руки, до сих пор сжимавшие спицы, пальцы разжались, и они с глухим звоном упали на пол.