Текст книги "Проект Каин. Адам (СИ)"
Автор книги: Даниил Берг
Жанр:
Постапокалипсис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)
– Давай, Макс, – Аня с тревогой смотрела на них. Она протянула руку. – Нам надо ехать отсюда. Мне здесь не нравится.
Максим посмотрел на нее, потом снова обернулся к сержанту. Вдруг ему показалось, что он услышал чей-то смешок. Макс бросил быстрый взгляд на угол дома прямо напротив него, но ничего не увидел кроме густой тени. Впрочем, ему стало неуютно, ощущение, что за ним наблюдают, усилилось.
– Мне надо в Челябинск, сержант. К матери. Понимаете?
– Я все понимаю сынок, – он кивнул на кузов. – Забирайся в машину, и мы поедем. Кстати, тебе вдвойне повезло – наша база на востоке, около Лососево. Считай, докину тебя до трассы – а там дуй куда хочешь.
Сержант подмигнул ему в темноте. Максим молчал, раздумывая.
– Макс?
Он не обратил на нее внимания.
– Сержант, вы обещаете, что высадите нас, не доезжая до базы?
Военный несколько секунд смотрел на него, а потом сказал:
– Черт с тобой, парень. Не знаю, чего я с вами вожусь – мог бы убраться отсюда сразу же и не убалтывать тебя, как какую-то девку, – он сплюнул в темноту. – Высажу я вас, если еще будет такое желание. Перед поворотом к части высажу. Доволен?
Максим кивнул, схватился за края кузова и рывком влез в него. Сержант покачал головой, словно бы недоумевая, какого, действительно, лешего, он стоял тут и спорил, снова сплюнул и рысцой помчался к открытой двери грузовика, из которой уже выглядывал Николай. Не очень-то деликатно оттолкнув его в сторону, сержант забрался в кабину, погонял мотор вхолостую и осторожно, неторопливо стал отъезжать от стены. Завершив эту кропотливую операцию, он по возможности быстро развернул машину и, включив фару (именно фару: вторая оказалась разбита вдребезги), поехал прочь от места, где произошла стычка.
8.
Самарин наблюдал за сценой, разыгравшейся у кузова грузовика, скрывшись в тени дома неподалеку.
Невысокий, но крепкий с виду паренек – тот самый, которого спасла симпатичная девчонка – спорил о чем-то с коренастым лысым мужиком. Андрей с любопытством прислушался, но разобрать ничего не мог. Надо было подобраться поближе и он, скрипя сердцем, гусиным шагом прошлепал вдоль стены, и замер на самой границе тени.
Андрей с любопытством прислушивался к тому, как сержант убеждает парня садиться в машину (Самарин понял, что того зовут Максим – во всяком случае, именно так позвала его девушка, выглянув из кузова). Макс явно не желал никуда ехать. «Что ж, криво ухмыльнувшись, – подумал Андрей, – паренек-то не дурак, не хочет связываться с вояками».
Неожиданно Самарин выпрямился и чуть ли не хлопнул себя по лбу. Как же он мог так опростоволоситься?! Он судорожно стал шарить по карманам. Твою мать, да что ж он такой дуралей – он же оставил все в магазине, черт бы его побрал! Андрей беззвучно застонал, по-прежнему глядя на то, как перепираются те двое. Ради чего, спрашивается, было затевать всю эту возню с видеокамерой и съемкой, если он забыл диск с записью в магазине?! Парень даже привстал, намереваясь рвануть за оставленным диском, но потом передумал.
«Какого хрена будет толку от диска, если ты все равно ничего с ним не сможешь сделать? – холодно подумал он. – Или, быть может, ты хочешь выйти к ним и попросить сержанта, чтобы он передал эту запись начальству?»
Андрей покачал головой, сам удивляясь своей глупости. Что ж, действительно, соображать он стал похуже, чем до того Происшествия. Стоило бы ему сейчас выйти к ним, и – с вероятностью 99,99 % – его бы пристрелили. Или дали бы по лбу лыжной палкой.
Самарин хмыкнул – на самом деле ему было вовсе не смешно. Надо что-то решать с той записью. В конце-то концов, ради того, чтобы передать диск военным он его и записывал! А вот о том, какего передать – не подумал. Парень лихорадочно соображал, что теперь делать. До магазина метров пятьдесят, но он сомневался, что успеет до того, как они уедут. Да и что толку, даже если диск будет у него? Кинуть его, как «фрисби», в сержанта? Он представил, как сержант подпрыгивает, наподобие собаки и ловит диск зубами. Андрей хихикнул, но тотчас закрыл рот себе рукой, и все-таки Максим посмотрел в ту сторону, будто что-то услышал.
– Мне надо в Челябинск, сержант. К матери. Понимаете? – донесся до него голоса Максима, снова повернувшегося к сержанту. Андрей прислушался.
Сержант стоял спиной к Самарину, но он почему-то знал, что военный начинает злиться.
– Не шутил бы ты с ним, Макс, – пробормотал себе под нос Андрей машинально, сам не осознавая, что и зачем говорит.
– Я все понимаю сынок. Забирайся в машину, и мы поедем. Кстати, тебе вдвойне повезло – наша база на востоке, около Лососево. Считай, докину тебя до трассы – а там дуй куда хочешь.
Словно подтверждая свои слова, сержант махнул рукой, но Андрей уже не смотрел на них: он и так услышал все, что ему было надо. «Спасибо, Максимка, дай бог тебе здоровья, не хворай», – подумал он, вставая.
Медленно, стараясь не шуметь, он пошел в сторону оставленной в магазине камеры. Теперь можно было особо не торопиться: где находится ближайшая база военных, он знал. Лососево. Небольшой поселок километрах в пятнадцати-семнадцати от города, рядом с элеватором. Он даже припомнил, что слышал об этой части раньше, хотя и не был в этом уверен – с мозгами в этом смысле у него в последние дни стало совсем худо, то, что было до Происшествиязабывалось, как будто память превратилась в нечто написанное карандашом на листе бумаги, и сейчас кто-то методично стирал все написанное неким мистическим ластиком.
Взревел мотор грузовика, забренчали упавшие на асфальт кусочки стекла из фары. Андрей посмотрел через плечо в ту сторону и пожелал им удачи. «Жалко, что я не могу пойти с ними», – с неожиданной горечью подумал он, рука его непроизвольно сжала рукоять пистолета. Он вынул его из кармана и с жадностью взглянул на оружие. В одиночестве не было ничего хорошего. Хотя у него, конечно, есть лекарство от одиночества. Но сначала надо сделать то, что задумал.
Он тряхнул головой, натянул на голову капюшон куртки и пошел к магазину. Надо поспать перед тем, как он пойдет искать эту чертову часть, чтобы передать военным свое послание, записанное на диск. Остается только надеется, что оно им пригодится.
«Ну, – подумал он, – во всяком случае, я хоть очищу свою совесть».
9.
Они тряслись по дороге на приличной скорости вот уже десять минут. Максим иногда отдергивал брезентовый полог и выглядывал в темноту: ничего, кроме пролетающих мимо домов и асфальта видно не было, и Макс не знал, то ли радоваться этому, то ли огорчаться. Ему надоели эти мрачные здания, стоявшие вдоль дороги. Ни в одном окне не горел свет. Дома были пусты и безмолвны, как мертвец, закутанный в саван. Макс опустил прошнурованный брезент и тот сухо зашелестел, возвращаясь на место.
Аня сидела на одном из ящиков, которыми были заставлен кузов грузовика. Напротив примостился солдатик, этот, как его… Клементьев. Максим с любопытством взглянул на него, но тот не обращал ни на кого внимания – он был слишком занят поддерживанием своего приятеля. Автомат стоял на полу, сжатый между колен и Максим лениво подумал, что если, не дай Бог, «Калашников» выстрелит, то этот «рёва» останется без своего хозяйства, и это еще в лучшем случае. В худшем ему просто снесет скальп вместе с большей частью черепа.
Паренек в военной форме посмотрел на него, и в тусклом свете слабой лампочки, освещавшей кузов, Макс увидел, что он смущен, но одновременно и зол. «Наверное, из-за того, что мы видели, как он ревел», – мелькнула мысль. Максим растянул губы в улыбке, парнишка настороженно уставился на него исподлобья.
– Я Максим, – Макс улыбнулся еще усердней.
– Александр, – враждебно ответил солдат.
– Очень приятно, Саша. Слушай, а куда это вы ездили? Сержант говорил, что на какое-то задание.
– Вот у него и спросишь… Максим, – он снова повернулся к своему приятелю.
Макс и Аня быстро переглянулись. Все понятно, что уж там. Максим откинулся на брезентовую стенку и прикрыл глаза. Хорошо хоть, горло больше не болело, спасибо и за маленькие радости.
– А что в ящиках? – вдруг спросила Аня.
Максим приоткрыл один глаз и быстро глянул на девушку. Чего это она, интересно?
Клементьев нехотя повернулся к ней. По лицу было видно, что отвечать ему не хочется, но вместе с тем, он был в какой-то мере благодарен ей ну… и смущен, пожалуй.
– Там… это… консервы, – выдавил он, в конце концов, и покраснел.
– Консервы? – на лице Ани читалось непонимание.
– Ну да. Какие-то рыбные и овощные. Я не знаю, сержант выбирал.
Он снова отвернулся, красный как лампасы генерала.
– За этим вы ездили? За консервами? – в голосе Ани Максиму послышалась напряженность.
Солдатик вроде бы тоже уловил ее и неуверенно кивнул, не решаясь заговорить.
– Ясно, – Аня тоже откинулась спиной на брезентовый полог и повторила: – Ясно.
Чего это она? Макс мысленно пожал плечами. Ну, консервы и консервы, хрен с ними, что она, консервы не видала. Может, ее поразило такое количество? Так это, понятно, все в часть…
Его прошиб холодный пот, Максим выпрямился, уставившись на солдата. Он взглянул на Аню и увидел, как она горько усмехнулась и едва заметно покачала головой, давая ему знак молчать.
Максим буквально заставил себя сидеть спокойно и расслабиться. Он с ненавистью посмотрел на Клементьева, хотя, в общем-то, понимал, что тот ни в чем не виноват. Максим со злостью пнул ближайший ящик, который и не подумал сдвинуться от удара. «Надеюсь, вы ими подавитесь, суки», – зло подумал он.
Ради этих проклятых банок было убито больше десятка человек.
10.
КОМУ: ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ШИРОКОВ В.Г.
ОТ: ПОЛКОВНИК МАСЛОВ Л.С.
ТЕМА: КАИН. ГОРЕЦК.
СИТУАЦИЯ БЛИЗКА К КРИТИЧЕСКОЙ.
КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС НЕ СОБЛЮДАЕТСЯ, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО 95 % НАСЕЛЕНИЯ ЛИБО ИНФИЦИРОВАННЫ, ЛИБО МЕРТВЫ. НА ТЕРРИТОРИИ ЧАСТИ СФОРМИРОВАН ВРЕМЕННЫЙ ЛАГЕРЬ БЕЖЕНЦЕВ.
ЗАФИКСИРОВАНЫ ПЕРЕБОИ В ПОДАЧЕ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ. НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ЛЮДИ ОБЕСПЕЧЕНЫ ПРОДОВОЛЬСТВИЕМ НА 2 МЕСЯЦА. НЕОБХОДИМА СРОЧНАЯ ЭВАКУАЦИЯ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ С ТЕРРИТОРИИ ЧАСТИ.
ПРОСЬБА ПРИСЛАТЬ В Г.ГОРЕЦК ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВОЕНИЗИРОВАННЫЕ ФОРМИРОВАНИЯ.
закодировано 091012 №1306-19.
Глава восемнадцатая
1.
Одинцову опять снился тот же сон про свой старый дом.
Он шел по дорожке, чувствуя нарастающее напряжение в груди. Снова вспыхнуло отраженным светом железо на крыше выглядывающего из-за угла дома дяди Миши. Ветерок шелестел в ветках яблонь, разнося вокруг приятный запах, но Сергей знал, что с минуты на минуту аромат сменится кислой вонью. Он захотел остановиться, прекратить движение по этому уголку мира, который, как он теперь знал, уже давным-давно умер, но это было не в его силах. Одинцов продолжал плавно не то идти, не то плыть к дому своих родителей, который, казалось, вырастал из земли как мрачный склеп. Старый бревенчатый дом сверху вниз взирал на приближающегося к нему человека, он ожидал, когда же Сергей вступит в его зыбкую тень, раскинувшуюся на земле, несмотря на полуденное солнце. И когда это произойдет, то снова скрипнет дверь и, мягко шлепая босыми и совершенно мертвыминогами по бетону, к нему выйдет…
2.
…– Вера, – сказал он, открыл глаза и невидящим взглядом уставился на расцвеченный слабым светом фонарей потолок. Сердце гулко колотилось в груди.
Он протянул руку, взял с прикроватной тумбочки пластиковый стакан, в несколько глотков осушил его, снова откинулся на промокшую от пота подушку. По телу пробегала нервная дрожь.
Сергей сел на кровати, вытер лоб. Свет из-за окна косо падал в комнату, отчего в ней получался чуть ли не интимный полумрак. И вместе с тем было в нем что-то мрачное, неприятное, будто это были лучи прожекторов с танков, которые медленно курсируют по улицам захваченного города и направляют плотные потоки рукотворного света в окна, чтобы увидеть, живет ли здесь кто-нибудь или нет. Кто-нибудь, кого следовало бы схватить и, возможно, сожрать. Сергей покачал головой, встал, натянул штаны и задумчиво уставился на свои ступни.
Третью неделю он находился в Санатории, и до сих пор ничего не изменилось. Никаких новостей, никаких событий, ничего. У него брали анализы, приносили еду, он срал, спал, ел и апатия все сильней охватывала его, подчиняла и убаюкивала размеренным бегом времени. Иногда его это пугало. Но чаще было безразлично. А вот этопугало, на самом деле, еще больше.
Сергей потянулся, встал, взглянул на часы: без четверти пять. Самое лучшее время для сна, только вот еще бы эти сны отличались разнообразием. Лучше уж он поспит днем, все равно больше делать нечего. Да и сны в послеобеденную дрему почему-то не снились, что он только приветствовал.
Одинцов подошел к окну. Как всегда, все то же самое: пустырь, столбы вдоль стены с яркими лампами на них, краешек ворот с огромной красной звездой на каждой створке, караулка и замерший около нее солдат с автоматом на плече. Вдоль стены прогуливались патрули, и Сергею в который раз стало любопытно: от чего это их с таким усердием охраняют? Или охраняют от них? В том смысле, чтобы они не вылезли из уютного Санатория и не натворили дел там, снаружи? Обе версии имели право на жизнь, и Одинцов не знал, какая из них лучше. С одной стороны либо он представлял опасность для мира, либо мир с некоторых пор стал опасен для всех, кто находился здесь. Неплохо было бы найти третий вариант – эти были малопривлекательными, как не крути.
Мужчина подпер голову рукой и стал смотреть в окно, ни о чем особом не думая, спя наяву. Он уже привык проводить так часы до рассвета, сидя на стуле и уставившись в окно. Слишком уж часто в последнее время снился этот проклятый сон про Веру, слишком часто, чтобы он мог спокойно ложиться ночью спать. Что это было – какое-то предостережение? Он не верил в это. Скорее полагал, что его мозг, в отсутствии новой информации зациклился на картине из прошлого (которого, конечно же, не было на самом деле). Вроде он где-то читал что-то подобное или слышал: если слишком долго не давать мозгу пищу для размышлений, то он начинает сам себя «переваривать». Отдает каннибализмом, но какой-то смысл в этом был: он бы сейчас многое отдал за то, чтобы посмотреть телевизор или прочитать газету.
Ему не нравилось то, что он видел. Дело даже не в том, что их грубо и бесцеремонно засунули сюда и не давали никакой информации, как будто они не были гражданами своей страны, а какими-то изгоями или заключенными террористами; Сергей прекрасно понимал – их в какой-то степени хотят защитить. Чтобы там не говорили про нашу армию и правительство, но люди и там и там тупыми отнюдь не были, это-то он знал. И если их заперли здесь, ничего не говоря и ничего не объясняя, значит, на это была какая-то причина. Их кормили, за ними наблюдали и – что больше всего убеждало Сергея в том, что о них в какой-то мере заботятся – брали анализы. То есть, они что-то искали, что-то, что могло помочь с эпидемией «сибирской язвы» (конечно, никакая это была не сибирская язва). Хотя возникала и другая мысль: если они до сих пор сидят здесь взаперти, значит, дела снаружи так и не поправились. А если это так, то, продолжая рассуждать логически, можно сделать вывод, что тамстало только хуже. Сергей видел, как привозят гражданских на грузовиках, бронетранспортерах, а один раз даже на вертолете. Привозят постоянно. Всех их поселяли в других корпусах Санатория – слава Богу, места еще хватало. Впрочем, он предполагал, что вскоре это изменится и, например, к нему кого-нибудь подселят. И хорошо если только одного человека; очень уж большим был поток беженцев.
Одинцов водил пальцем по пыли на подоконнике, думая о том, что он называет их всех не иначе как беженцы. Символично, если бы только это не было правдой. Похоже, что они былибеженцами, сбежавшими из зоны бедствия под названием Горецк. Точнее, даже не сбежавшие, а спасенные. Интересно, что же все-таки там происходит, в городе? Вот что его волновало больше всего, вот что он хотел знать.
«А как же Вера? Разве ты не хочешь знать, что с ней?» – спросил тихий голос у него в голове.
Сергей замер, прекратив рисовать в пыли завитушки. Хотел ли он знать что-то о своей бывшей жене? О той, с которой прожил столько лет, которую знал так, как не могли знать даже ее мать с отцом? Хотелли он?
Он вздохнул, резким движением стер все то, что нарисовал, положил голову на сложенные перед собой на подоконнике руки. Он не хотел, но не потому, что ему это было безразлично… Вовсе нет. Он и так знал, что с ней. Не мог знать, конечно, но знал. Может быть, виной тому были повторяющиеся сны, может предчувствие, но он просто знал. Она уже никогда не сможет обнять его, или… или родить ребенка ему или кому-нибудь еще.
Сергей плотнее уткнулся в изгиб руки, словно стараясь укрыться от неприятных мыслей.
3.
Евгений Вепрев прислонился лбом к прохладному боку старого чайника, стоявшего на колченогом столе. Спать хотелось ужас как, к тому же голова просто разламывалась от боли.
Сколько он интересно спал за последние трое суток? Часов десять? Хорошо если столько, хотя он в этом сильно сомневался. Майор устроил ему и его парням веселенькую недельку, чего уж там… Хотя Евгений и знал, что Малышев ничего не устраивал, просто дела шли из рук вон плохо, а Вепрев, хотел он того или нет, стал как бы заместителем майора. Черти его побери.
Капитан открыл глаза, с явной неохотой оторвался от чайника и откинулся на жесткую спинку жалобно скрипнувшего стула. Потер воспалившиеся, покрасневшие глаза, под которые какая-то садистская душонка насыпала по полкило песка. Господи, как спать-то охота! Ладно, он как-нибудь продержится, не в первой. Хорошо хоть, его парни могут немного вздремнуть: они сейчас сопели за стенкой, уже – Вепрев взглянул на часы – третий час пошел. Если что, он перехватит часок во время патрулирования, парни прикроют, сами все понимают. Тоже умотались дай Бог, все эти ночные дозоры, постоянные патрулирования, незапланированные выезды… Хорошо сейчас им под одеялом, отдыхать…
Вепрев встряхнулся, широко открыл глаза. Надо же, чуть не задремал, мать его! Он со злостью ударил кулаком по столу, от чего тот загудел и покачнулся. Десантник вскочил на ноги, прошелся несколько раз из угла в угол, махая руками, словно стараясь прогнать сонливость, кружившую вокруг.
Наконец, он снова сел за стол, включил чайник, который тотчас уютно забулькал. Капитан с тоской посмотрел на пакетики чая «Липтон», который запахом напоминал несвежие портянки нерадивого рядового. От чего бы он сейчас не отказался, так это от большой чашки крепкого кофе. И хрен с ним, можно даже растворимой гадости, какого-нибудь «Нескафе», или другой отравы, но лишь бы с большим содержанием кофеина. А то он скоро ссать будет «Липтоном». Вепрев подумал о большой кружке свежесваренного кофе, который ему иногда готовила одна из его подружек, оставшаяся в Перми. Не то чтобы она как-то особо мастерски умела его делать, но он бы сейчас отдал этот дурацкий автомат за такую кружку, поданную в мягкую постель. И за то, чтобы Маринка сама «подалась» бы под одеяло после того, как он выпьет эту кружку.
– Мечты, мечты, – пробормотал он себе под нос. Чайник щелкнул, выключаясь. Евгений достал пакетик чая, бросил в кружку, налил кипятка.
– Чем богаты, то и пьем, – с этими словами он посмотрел на медленно коричневевшую воду, лицо само собой скривилось, когда от кружки волнами стал подниматься слабый аромат рыбьей чешуи. Никакого сравнения с зеленым чаем Малышева. Хотя с другой стороны, нафиг он не нужен, этот зеленый чай вместе с самим Малышевым.
Вепрев криво ухмыльнулся и стал мелкими глотками пить. Мысли его помимо воли вернулись к Малышеву и тому, как он пришел к майору взбешенный из-за отданного приказа. Приказа стрелять по гражданским. Первый приказ в карьере капитана ВС РФ Евгения Николаевича Вепрева, которого он ослушался вполне сознательно.
4.
Кипя от злости, Вепрев чуть не снес дверь с петель, когда ворвался в кабинет Малышева. Тот сидел за старым, советских времен столом, за спиной висела фотография президента. На столе расположилось три телефонных аппарата, один без наборного диска, рация, небольшой ноутбук, выглядевший, по меньшей мере, неуместно на фоне всего остального. Экран компьютера мягко светился, отбрасывая голубой отсвет на очки майора, замершие на крупном носу. Он спокойно посмотрел на десантника, оторвав взгляд от какого-то листочка, который до этого изучал. В глазах Константина Малышева ничего нельзя было прочитать – они были такими же непроницаемыми, как и обычно, словно зыбкая поверхность болота, под которым скрывалась бездонная топь.
– Капитан! Проходите, – произнес он, как будто Вепрев не стоял уже на пороге, исподлобья глядя на него. – Чаю?
– Зачем вы отдали такой приказ?
Малышев чуть склонил голову на бок, словно не совсем понимая, о чем говорит гигант в форме десантных войск. Улыбка майора стала шире.
– Да не стойте вы на пороге, проходите, поговорим.
Не ответив, капитан шагнул вперед, развернулся, чтобы закрыть дверь. В этот самый улыбка Малышева притухла, а в сощурившихся глазах вспыхнул безумный огонек, похожий на тот, с которого иногда разгораются степные пожары. Но до того как капитан повернулся, чтобы подойти к стулу перед столом Малышева, улыбка вернулась на его лицо, огонек погас, а если точнее, то спрятался туда, где он и был до этого. Не смотря на то, что этот бугай ослышался прямого приказа – его, Малышева, приказа! – он все еще был нужен. Пока что. А потом – посмотрим.
Евгений уселся на стул и мрачно посмотрел на улыбающегося, как крокодил, Малышева. Тот же с любопытством наблюдал за тем, как едва заметно трепещут крылья носа у Вепрева.
«Чистый бык! – с восторгом подумал майор. – Грех будет выкинуть такой экземпляр. В данный момент, вот что я хочу сказать».
– Капитан, у меня бумага, подписанная Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами, что для меня – да и для вас – должно быть расценено как распоряжение самого Госпо…
– Это были гражданские… товарищ майор, – перебил его Вепрев.
Малышев ничем не выдал своего неудовольствия, только улыбка стала еще на сантиметр шире.
– Капитан, я вас прекрасно слышал, не надо повторять одно и то же каждый раз. В приказе №313 даны четкие указания по усмирению толпы любыми методами. Любыми. Понимаете?
– Это вовсе не значит, что необходимо стрелять по обычным горожанам. Они, в конце концов, ничего не сделали.
– Вы, кажется, не совсем понимаете, с чем мы имеем дело, капитан, – вздохнул Малышев. Он на мгновение прикоснулся ко лбу, поморщился, словно от приступа головной боли.
– Ну так объясните мне, черт побери!
Малышев откинулся назад, заложил за голову сцепленные руки. На его тонких губах по-прежнему играла легкая улыбка, словно бы все, что сейчас происходило, доставляло ему удовольствие. В каком-то смысле и доставляло.
– Я не думаю, что стоит повышать голос на вышестоящего офицера, а, капитан?
Вепрев глубоко вздохнул, медленно выдохнул, расслабляясь.
– Я… извините, майор. Просто… – он махнул рукой своим привычным жестом, на этот раз выражая сомнение и усталость.
Малышев кивнул, в его глазах и на лице промелькнуло сочувствие.
– Все понимаю. Забыли.
После небольшой паузы, Евгений сказал:
– Товарищ майор, понимаю, я нарушил приказ, – Малышев оторвался от листка, который читал и с явным любопытством посмотрел на капитана, – но я говорил вам, что не буду стрелять в гражданских, если только…
– Если только это не будет угрожать вам или вашим людям, – закончил за него Малышев. – Я помню. Я же сказал, забыли об этом. Быльем поросло, смоем все это в сортир, договорились? Признаюсь, я тоже не подумал, отдавая вам такой приказ. Mea culpa, признаю, я ведь прекрасно знаю, как вы относитесь к… м-м… таким неоднозначным мерам по отношению к штатским. Не надо думать, будто я бесчувственная скотина, которая только и думает о том, чтобы положить как можно больше людей себе в угоду. То, что было в Чинау… Я не собираюсь оправдываться, но это были вынужденные меры, хотя меня от этого воротило не меньше вашего. Мне они до сих пор снятся.
Малышев покачал головой, словно бы расстроено, исподтишка наблюдая, как на лице Вепрева проступает изумление. Хороший ход, очень хороший. Кажется, сработало, но надо бы дожать, как говорил его покойный папаша.
– К тому же, что ни говори, там могли быть«духи», и – хотя это не умоляет того, что мысделали – это в какой-то мере оправдывает нас, согласитесь? – он дождался неуверенного кивка капитана и продолжил: – А тут была совершенно иная ситуация: это все-таки россияне, как не крути. Не уверен, что я бы и сам открыл огонь по этим людям, окажись на вашем месте. Так что вину тут можно возложить только на меня, на мою глупость. Забыли?
Он сказал это все на одном дыхании, а потом замолчал, якобы смущенный, но при этом не переставая наблюдать за тем, как отреагирует капитан. Вепрев задумался, а потом кивнул, уже более уверенно. Ноздри перестали раздуваться, как у разъяренного быка.
Малышев удовлетворенно хмыкнул.
– Так все-таки, как насчет чашки свежего чая? Будете?
5.
– Расскажите, что вы видели там, на улице, – спросил Малышев, как только они сделали по нескольку первых глотков ароматного напитка. – Я понял, это была толпа людей, которая, судя по всему, собиралась на вас напасть?
Вепрев сделал еще глоток, отставил кружку и обстоятельно, чуть ли не поминутно рассказал о произошедшем. Сейчас, когда он успокоился и выслушал майора, ему стало как-то проще относиться к этому человеку с акульей улыбкой на лице. Казалось, майор был искренен, и лишь на какое-то мгновение капитану почудилось, что это только маска, которую хитрожопый сукин сын натянул для того, чтобы успокоить его, Вепрева. Впрочем, мысль мелькнула и исчезла: он сосредоточился на том, чтобы как можно детально рассказать о том, что произошло.
Малышев слушал молча, с легкой улыбкой на лице и искренней заинтересованностью, не перебивая. Когда десантник рассказал о том, как отдал приказ вертолетному стрелку открыть огонь по земле перед приближающимися гражданскими, одобрительно хмыкнул и кивнул, хотя на месте этого самоуверенного амбала он бы не раздумывая расстрелял из пулеметов все это стадо.
Вепрев закончил свой рассказ, умолчав только о том, как он разозлился на майора. Ему было немного стыдно. В комнате повисла тишина, изредка нарушаемая писком ноутбука. Пока Евгений пил чай, Малышев думал, обрабатывал все то, что рассказал капитан.
– Забавно, – сказал он наконец.
Вепрев изогнул бровь, не понимая, что тут может быть забавного. Малышев кашлянул, отпил чая, потом пристально посмотрел на собеседника.
– Я уже говорил, Евгений, вся ситуация вызвана препаратом, разработанным для военных нужд.
– Да, «Каин». И вы упоминали, что эпидемия в городе вызвана именно им. Во всяком случае, я так понял.
– Им, им, – кивнул майор. Он встал, потянулся. – Этот вирус и есть наша самая большая проблема и забота. Он уже появился во многих городах. И не только у нас, но и в Европе и в Китае. Кажется, я говорил и об этом?
Вепрев пожал плечами: говорил или нет, какая разница? Он в общих чертах знал ситуацию, а кто именно его просветил, или он додумался до этого сам – сейчас не важно. Гораздо больше его интересовало то, что собирался рассказать старый лис.
– Не понимаю только одного…
– Зачем я завел об это речь? – поинтересовался майор. – Это напрямую связано с тем, что вы… хм… отказались выполнять приказ.
Вепрев выпрямился на стуле.
– Не понял, товарищ майор.
– Те, по кому вы отказались стрелять, судя по всему, заражены этим самым Каином… А, к черту! Нечего ходить вокруг да около: они и есть инфицированные и наша самая большая проблема.
Евгений непонимающе махнул рукой.
– О чем вы, черт побери? При чем тут та толпа психов и вирус?
– Я же вам объяснял: препарат был предназначен для армии, и использоваться он должен был для вполне определенных целей: усиливать способности солдат к ведению боевых действий. Знаю, все это звучит как строчки из какого-нибудь дешевого фантастического романа, но, будь я проклят, если могу объяснить как-то иначе!
Малышев уселся за стол, сцепил перед собой руки. Вепрев подумал, что впервые майор выглядит так, будто содрал все маски. Злой, ничего не понимающий и от этого злящийся еще больше человек.
После минутной паузы майор заговорил:
– Я многого не понимаю сам, но они, наши умники, говорят, что зараженные вирусом либо умирают, либо… да, либо в какой-то мере сходят с ума. Подозреваю, что именно с этими, последними, вы и столкнулись. Я уже давно раздумывал о том, что это все взаимосвязано, а не далее как вчера у нас появился и отчет, подтверждающий мою догадку… Не знаю, что было бы лучше – если бы они дохли, как мухи или становились теми, кем становятся.
Вепрев сидел ошарашенный. В это невозможно было поверить. Это не могло быть правдой… или могло?
– Они нападают на всех? – несмотря на легкий шок, который он испытал от слов майора, «соображалка» у капитана по-прежнему работала. – Нападают на всех, до кого могут добраться?
– Нет, конечно. Своих не трогают. В смысле, таких же зараженных, как и они.
Капитан кивнул: до этого он мог бы дойти и сам. В конце концов, целая толпа шла на него и они не собирались драться между собой, решая, кому достанется самый вкусный кусочек.
– Иногда возникает чувство, что те, кто работают с вирусом, сами толком ничего не могут понять: они только пишут свои бумажки, набивая их кучей маловразумительных для обычного человека слов, словно стараются, чтобы никто не понял, о чем идет речь, – Малышев пожал плечами: – Может и вправду стараются. Хотя речь сейчас не о том.
– А о чем же?
Майор задумался, а потом медленно начал говорить, тщательно подбирая слова:
– У нас у всех большие проблемы, солдат, думаю, ты это понял. Проблемы не только здесь, в Горецке – на самом деле это все мелочи, не стоящие внимания (он не заметил, как скривилось лицо Вепрева при сравнении города с «мелочью»), проблема гораздо шире и объемней, чем мы себе представляли. В Екатеринбурге, Челябинске, Тюмени, Перми, Новосибирске тоже обнаружен «Каин». Мы не можем остановить его, во всяком случае, пока не можем. Это просто не в наших силах, хотя каждый из нас делает все возможное.
Он бросил быстрый взгляд на капитана, но тот ничего не заметил, погруженный в какие-то мысли. Малышев продолжил:
– Это даже не проблема нашей страны, это касается всего мира: достаточно посмотреть новости, чтобы понять, как все обеспокоены. Конечно, многого не говорят – на то они и политики – но я подозреваю, что вирус успел добраться до Штатов. В каком-то смысле это облегчение. В противном случае, кому-то бы пришлось позаботиться о том, чтобы они, наши вечные соперники и поборники демократии по всему миру, получили бы свою долю от общего пирога. И, думается мне, кусочек был бы побольше, чем кто-либо в силах проглотить.