Текст книги "Проект Каин. Адам (СИ)"

Автор книги: Даниил Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

Глава двадцать девятая

1.

Обожженный рывком распахнул дверь и вошел в дом. Он равнодушно взглянул на труп дикого, лежащий в коридоре; чьи-то ноги в драных ботинках торчали справа, из гостиной. Некоторое время смотрел на них, на лице не отражалось никаких эмоций: ни удивления, ни любопытства, ни злости, ничего. Слева от входной двери слышались какие-то звуки, не то мычание, не то чавканье голодной коровы, жующей сочную весеннюю траву.

(Они ушли.)

Обожженный взглянул на стоящего за его спиной Шарфа. Кивнул, ничего не говоря. Все было ясно и так. Он бросил еще один взгляд на тело и пошел на кухню. Шарф и Очки последовали за ним вместе с двумя зараженными, которые сжимали в руках автоматы, подобранные в разоренной военной части.

Они сидели на кухне, большинство прямо на полу и жрали. Нет, они не кушали, не утоляли голод, они именно жрали: иначе назвать эту оргию было нельзя. На полу валялись разбитые банки, из которых дикиедоставали оливки, горошек, куски жирного мяса, варенье прямо руками, не обращая внимания на порезы. Неподалеку от разоренного холодильника распластались остатки вчерашнего торта с явственным следом чьего-то грязного ботинка прямо посередине. Впрочем, это не мешало одному из оборванцев периодически отрываться от поедания сырой, судя по хрусту, картошки, и запускать руку в месиво на полу, сочащееся малиновым вареньем, словно кровью. Обожженный некоторое время смотрел на это, и вдруг по кухне словно пронесся порыв ледяного ветра. Дикиеперестали жевать и посмотрели на стоящих в дверях с любопытством и ожиданием. Косматый мужчина, сидящий за столом и пожиравший палку колбасы, поднял голову и взглянул на мрачного Обожженного.

(Вы упустили их.)

Мужчина выплюнул кусок сервелата на стол, склонил голову на бок, на его губах появилась легкая улыбка.

(И что? Мы нашли еду. Как ты и обещал. И спасибо тебе, конечно же.)

Женщина – та самая, что с удовольствием уплетала гнилое мясо не далее как несколько часов назад – хихикнула диковатым смехом, продолжая пережевывать маслины. На ее изуродованном лице читалась хитрость вперемешку с ехидным превосходством.

(Мы договаривались, что вы поймаете тех, кто был здесь. Потом – еда.)

Мужчина в милицейской форме ухмыльнулся.

(Мы не умеем бегать быстрее автобуса. К тому же я не заметил, чтобы твои люди смогли как-то их задержать. Видимо, стрелки они еще те.)

Женщина опять хихикнула. Обожженный бросил на нее взгляд и смех тотчас прервался. Она беспокойно заерзала на табуретке и неуверенно взглянула на своего главного, своего Пастуха.

(Собирайтесь. Я знаю, куда они едут. С ними был похожий на нас, я почуял его. Мы должны их догнать, времени очень мало.)

Лохматый мужик нахмурился, его рука словно бы невзначай погладила рукоять топора, прислоненного к столу.

(Нам вроде как и здесь не плохо. Еды много. Тепло.)

За его спиной согласно забормотали остальные, он осклабился еще шире.

(Поэтому мы останемся, пожалуй. Нет, спасибо за предложение, но я…)

Движение Аниного отца было настолько быстрым, что никто толком ничего не уловил. Он развернулся вполоборота, выхватил у одного из ошеломленных зараженных из рук автомат и выстрелил от бедра, почти не целясь. По комнате прошелестел изумленный шепоток, все замерли, не в силах понять, что произошло. Бородатый мужик вытаращился на дымящийся ствол автомата.

(Что ты…)

Женщина, сидевшая рядом с ним, булькнула невнятно, из ее рта и того, что оставалось от носа, хлынула кровь, и она вдруг упала лицом вперед, судорожным движением руки сбив банку маслин. Маленькие зеленоватые плоды раскатились по столу и попадали на пол в абсолютной тишине. На спине женщины расплывалось кровавое пятно.

(Вставайте. Пожрете по дороге. Не заставляйте меня повторять.)

Бородач перевел взгляд белесых глаз на Обожженного, потом на автомат.

(Пожалуйста.)

И отец Ани оскалился в отвратительной улыбке.

2.

(И что дальше?)

Обожженный взглянул на Шарфа, задавшего этот вопрос. Они стояли на улице, глядя, как вокруг бородача собираются его ублюдки. Со свинцово-серого неба сыпал снег, все сильней и сильней.

(Дальше?)

(Да, что дальше?)

Обожженный поднял голову и посмотрел на небо, сыплющее на землю свои замершие слезы. Закрыл глаза, не торопясь с ответом. Спустя несколько минут он посмотрел на Шарфа и ухмыльнулся.

(А дальше мы побежим.)

3.

Вепрев дернулся от ощутимого толчка в плечо. Он открыл глаза, инстинктивно отклоняясь в сторону и поднимая сжатую в кулак руку, готовый ударить того, кто угрожал ему. И едва не ударил, только каким-то чудом сдержавшись, хотя первая мысль, которая пришла в тяжелую со сна голову была – врежь ему, а потом скажи, что нечаянно, спросонья. Остановило капитана то, что этот псих, ухмыляющийся как сатир, скорее всего в ответ достанет пистолет и выстрелит ему в лоб.

– С пробуждением, капитан, – Малышев улыбался открыто и дружелюбно, только нездоровый блеск глаз говорил о каком-то странном, мрачном веселье. – Мы скоро будем в Челябинске. Каково, а?

Вепрев кивнул, приходя в себя, потянулся, поморщившись от хруста выпрямляющихся позвонков. «Вот уж не думал, что смогу уснуть», – мелькнула мысль. Хотя чего удивительного? Организм требовал свое. Может, оно и к лучшему – он чувствовал себя на удивление отдохнувшим.

– Хорошо поспали, капитан? – полковник с искренним любопытством смотрел на моргающего Евгения.

– Да, спасибо, товарищ полковник, – Вепрев спохватился и поспешно добавил: – Извините, что я вот так…

– Ничего, ерунда, со всяким может быть, верно? – Малышев махнул рукой, опять повторяй жест капитана. Евгений Вепрев дал себе зарок, что раз и навсегда отучится от этой привычки.

– Солдат, сколько до города?

Пилот кашлянул и доложил едва заметно подрагивающим голосом:

– Оценочное время прибытия – тридцать пять минут, – он замолчал, потом неуверенно добавил. – Погода ухудшается, товарищ полковник.

– Хм-м… – Малышев вроде бы в задумчивости пожевал губами, но Евгений видел, что тот странный блеск никуда не исчез, а стал еще заметней. – И что ты предлагаешь, парень? Садиться и переждать этот легкий снежок?

«Господи, соври ему, не говори, что нам надо остановиться», – подумал Вепрев. Он видел блеск глаз самозваного полковника, а этот пилот нет. Черт.

– Никак нет, товарищ полковник. Я просто предлагаю чуть-чуть снизиться, на всякий случай… возможно, мы даже сможем увеличить скорость.

Вепрев едва заметно выдохнул, полковник засмеялся:

– Отлично, солдат. Выполняй.

– Так точно, товарищ полковник!

Вертолет качнуло, и он плавно пошел вниз, борясь с порывистым ветром, который все крепчал. Где-то под ними продолжала ползти вперед колонна из пяти машин и двух бронетранспортеров.

– Вам неинтересно знать, что я задумал?

Вепрев вздрогнул и посмотрел на улыбающегося Малышева. Потом, кое-как справившись с собой, Евгений по возможности невозмутимо пожал плечами и ответил:

– Я думал, что когда придет время, вы мне сами все скажете.

– Да, точно, – Константин хохотнул, и Вепрева внутренне передернуло: в смехе звенели странные серебряные нотки.

– Можно сказать, что время пришло, – Малышев зачем-то взглянул на часы. – В общем, наша задача добраться до тех, кто в городе и… м-м… разобраться в причинах, почему они напали на нас.

– И как же мы это сможем сделать?

Малышев как-то странно взглянул на него.

– Как-нибудь сможем. Если у нас не получится, то тогда мы разберемсяс ними.

Вепрев похолодел, но не удивился. Чего-то такого он, в общем-то, и ожидал.

– Откуда вы можете знать, что они вообще там… товарищ полковник?

Малышев прищелкнул пальцами так громко, что звук вышел похожим на пистолетный выстрел. Вертолет качнуло, полковник недовольно посмотрел на напряженную спину пилота.

– Я просто знаю, дружище, просто знаю. Для вас этого должно быть вполне достаточно.

Евгений кивнул, не доверяя своему голосу. Малышев несколько секунд смотрел на него, потом тоже кивнул, словно удовлетворившись увиденным. Неожиданно его лицо исказила гримаса, и он оглушительно чихнул. Вертолет снова качнуло, но на этот раз едва заметно.

– Вот же черт, не хватало еще простыть. Никогда не любил «вертушки», – доверительно сообщил Малышев, доставая платок из нагрудного кармана. Он трубно высморкался, Вепрев наблюдал за этой пантомимой со смесью отвращения и удивления. Малышев аккуратно свернул платок, сунул его обратно и широко улыбнулся. – Если что, я же всегда могу положиться на вас, правда, дружище?

Вепрев снова кивнул, по-прежнему не доверяя самому себе.

– Отлично! Я в вас не сомневаюсь ни минуты! Кроме того, на кого мне еще рассчитывать, верно?

– Товарищ полковник, – голос пилота звучал неуверенно.

– Что?

– Кажется… – пилот сглотнул, – кажется, мы добрались до цели, товарищ полковник.

Перед носом вертолета, в нескольких десятках километрах от них вставал мертвый город, возносящий свои высотки к серому небу.

4.

Он видел, как она обняла Сергея, когда он подошел и сел рядом с ней. Обняла, а потом поцеловала. Для Макса это было подобие удара Майка Тайсона под дых. Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица, мозг беззвучно завопил, дергаясь в агонии. Его руки сжались на подлокотнике кресла, впиваясь в них, словно они были сделаны не из пластика, а из мягкой глины.

Как она могла? Как она могла? Почему?

Эта мысль билась в его мозгу с силой пули, разрывающей ткани. Он склонился вперед, словно от боли в животе, едва слышно застонал. Макс слышал, как его мать что-то спрашивает, положив на плечо руку, он слышал тревогу в ее голосе, но не мог ничего ответить. Просто не мог, горло сжало, будто какой-то невидимый душитель решил поиграть с ним.

– Мам… со мной… все в порядке, – прохрипел он. – Сейчас пройдет.

Мать с тревогой смотрела на сына, не понимая, что произошло. Но вот он выпрямился, с трудом улыбнулся бледными губами, вытер их, словно попробовал что-то горькое.

– Все в порядке, мам. Все в порядке, да.

Она кивнула, встревоженная, но уже чуть успокоившаяся. Она всегда верила своему единственному сыну. У нее, в конце концов, не было причин не верить. Он улыбнулся ей чуть более уверенно, она улыбнулась в ответ, не зная, какая ярость бушует в сознании Макса. Ярость и горькая обида.

5.

Город выглядел покинутым и мертвым, на улицах не было людей – вообще никого, ни единого движения. Пустой, тихий, никому не нужный, Челябинск лежал, засыпаемый снегом. Они смотрели из окон медленно движущегося автобуса на брошенные машины, разбитые витрины магазинов, перевернутые тумбы и лавочки, редкие тела людей, ощущая, как страх заползает в душу вместе с запахом сырого подвала, исходящего от мостовой. И каждый из них чувствовал подспудную вибрацию сокрытой силы, наполнявшей улицы. Как будто кто-то наблюдал за ними, спрятавшись за слепыми окнами домов, в тенях узких проулков, в вихрящемся снежном танце. Сам город, казалось, замер, ожидая, что же будет дальше.

Автобус продолжал ползти по улицам, огибая редкие машины и кучи хлама. Почему-то Николай подумал, что они приближаются к точке, откуда не будет возврата. Ольга – уже пришедшая в себя – испуганно заплакала, прижавшись к мертвенно-бледному Антону. Мишка судорожными движениями тер виски, ощущая словно бы накатывавшую с улиц тяжесть, которая вызывала ноющую головную боль. Вячеслав Степаныч, он же Сержант, держался лучше остальных, но и его загорелое лицо было мрачно, взгляд перебегал с одного на другое, словно военный пытался выследить спрятавшихся от него людей. Они все были напряжены, даже Самарин, согнувшись, вглядывался в лобовое стекло автобуса, стараясь увидеть что там, впереди.

Город ждал их, неотвратимый и мрачный, и, кажется, дождался.

6.

Они добрались до Северного Автовокзала около одиннадцати часов.

– Все, приехали, – Самарин выдохнул, хлопнул водителя по плечу.

Пассажиры тревожно зашевелились, привставая со своих мест. Все видели четыре автобуса, терпеливо ожидавших прямо напротив того, на котором приехали они. Самарин, словно почувствовав их волнение, обернулся и сказал:

– Нет, нет, вы сидите. Я сейчас.

Дверь с шипением открылась, впуская в салон клубы холодного воздуха и снега, Андрей натянул на голову капюшон куртки и спрыгнул на асфальт. Дверь тотчас встала на место, все дружно выдохнули, не зная, радоваться им или огорчаться. Тревога становилась все ощутимей, она пропитывала воздух своим тяжелым ароматом.

– Как думаешь, что происходит? – тихо спросила Аня у Сергея.

– Не знаю, – он покачал головой, наблюдая за тем, как Самарин бежит к группке людей, стоявшей неподалеку от тех четырех автобусов. Андрей стал что-то говорить высокому человеку в длинном плаще с капюшоном, махнул в их сторону. Сергей оглядел салон, не замечая злого взгляда Макса.

– Не знаю, но мне это что-то не очень нравится.

7.

(Привет.)

Самарин кивнул Пастуху, ожидавшему его прибытия.

(Ты чуть не опоздал.)

(Я знаю. Там были… непредвиденные обстоятельства.)

(О чем ты?)

Самарин сосредоточился, стараясь как можно короче передать информацию о нападении зараженных на дом, где скрывались люди. Пастух нахмурился.

(Это странно. Там никого не должно было быть.)

Самарин с любопытством посмотрел на него.

(Я думал, это кто-то из вас.)

(Нет. Мы все здесь.)

Он не врал. Тогда кто же это мог быть? Вот еще один вопрос, на который, пожалуй, нет ответа. Самарин качнул головой, отбрасывая лишние мысли в сторону. Потом, потом он будет думать об этом – он тоже чувствовал напряженность, повисшую в воздухе. Время стремительно уходило, утекало, как вода в песок., а сделать надо было еще очень многое. Андрей нетерпеливо махнул в сторону урчавшего позади автобуса.

(Как бы то ни было, мы здесь.)

(Они согласны ехать?)

(У них нет выбора. Да, они согласны.)

Пастух кивнул.

(Хорошо. Мы выведем их из города. Обеспечим безопасность. Дальше уже не наша забота.)

(Я знаю. Я постараюсь сделать все, что смогу.)

(Главное, доставь их до места назначения, помоги им. Ты знаешь, почему мы это делаем.)

(Знаю. Если бы не знал или если бы вы мне врали – я бы не стал помогать.)

Пастух едва заметно улыбнулся.

(Все мы хотим искупить грехи прошлого, правда ведь, Андрей?)

Самарин вздрогнул и пристально посмотрел в эти невозмутимые белесые глаза. Мужчина кивнул, подтверждая невысказанную парнем мысль.

(Просто сделай так, чтобы дальше было все хорошо. Мы ведь тоже люди, хоть и отличаемся от них. Мы сможем обезопасить их от диких хотя бы здесь. Дальше – не наша забота, хотя мы искренне надеемся на хороший конец.)

(Вы понимаете, что они могут не оценить этот жест, когда все закончится? Они ведь могут… начать охоту на таких, как вы.)

(Мы все понимаем. Время – вот единственное что нам всем сейчас надо. Время лечит.)

Самарин кивнул. Он это понял на собственном опыте.

(Вот и отлично. Ты хороший парень… не смотря на все, что сделал.)

Он задержал на поникшем Самарине взгляд, потом кивнул.

(Вам пора выдвигаться.)

Повинуясь его безмолвной команде, люди, вооруженные автоматами, жестами стали показывать сбившейся испуганной кучке людей на автобус. Те довольно быстро поняли, чего от них хотят и, подхватив узелки с вещами, чуть ли не бегом кинулись к открывшимся дверям.

8.

Пастух смотрел на то, как они забираются в автобус, торопливо, но без намека на панику. Они, конечно, не понимали, для чего все это делается, но объяснять… объяснять слишком долго, а времени нет. Самарин знал – но ему и положено. Он ведь тоже был Пастухом, только выбрал себе старыхлюдей для опеки. Они же заботятся о новых. И о старых, конечно, потому что все они, в конце концов, были одним и тем же. Многие из тех, кто сейчас считает себя здоровым, очень скоро присоединятся к ним. В роли ли Пастухов или людей,как они называли обычных больных – без разницы. Главное они будут вместе.

Пастух меланхолично качнул головой, глядя на отъезжающие со стоянки автобусы. Здесь еще нечего было бояться, но дальше… Дальше о них позаботятся. Сейчас самое главное, чтобы они покинули город, в котором для становилось все более и более опасно. Дикиедичали – Пастух хмыкнул – с поражающей скоростью. Отсутствие еды, тепла и хоть какой-то организации сказывалось на их отношении ко всем остальным, способным обеспечивать себя минимальными благами, необходимыми для выживания. У них такого не было – у нас было. А это порождало гнев. Гнев, направленный пока что на обычных людей, но, как он думал, вскоре могло достаться и им, Пастухам. Тогда они тоже уйдут. Но пока будут помогать, чем смогут. И сколько смогут.

Пастух вздрогнул и посмотрел на серое небо. Затянутое облаками, оно зависло над городом, сыпля снегом. Что-то было не так. Пастух задумчиво провел рукой по лицу, не в силах понять неожиданную тревогу, охватившую его. Что-то случилось? Или должно случиться? Тишина впервые показалась ему неприятной и какой-то напряженной. Что-то двигалось сюда, а значит надо торопиться, торопиться, чтобы не опоздать…

Пастух покачал головой, ощущая смутное беспокойство, и посмотрел вслед последнему исчезающему за поворотом автобусу. Мигнули красные тормозные огоньки, потом погасли, и автобус повернул направо, углубляясь в лабиринт улочек, который должен был вывести беженцев за границу мертвого города. Некоторое время мужчина стоял в одиночестве, не обращая внимания на падающий снег, и боролся с желанием приказать им остановиться. Подождать. Отдохнуть и решить, как быть дальше.

Пастух – в бывшем водитель такси – покачал головой и пошел в сторону автовокзала. Спустя пять минут, после того как он скрылся в своем убежище, над покинутой всеми стоянкой промелькнули силуэты двух вертолетов, сопровождаемые тяжелым плюханьем винтов.

9.

Когда все вновь прибывшие расселись по местам, и автобус тронулся, Николай почувствовал укол беспокойства. Он не мог понять, что не так, но чувство было сильным… чересчур сильным. Это было даже не легкое предчувствие, а полномасштабное и неприятное ощущение надвигающейся беды. Он огляделся, не в силах понять, что с ним, и встретился взглядом с Самариным. Тот внимательно смотрел на взволнованного Николая и вдруг покачал головой, словно отвечая на не высказанный вопрос. «Он тоже чувствует, – понял Николай, – но не знает, что это. Просто чувствует».

Николай Гладышев некоторое время смотрел на Андрея, потом отвел взгляд. Что-то было не так, они оказались вовлечены в эту свистопляску помимо своей воли. Все это походило на сумасшедший аттракцион, когда ты уже не можешь понять, где верх, а где низ, а единственное, что делаешь по своей воле – вопишь, но не от удовольствия, а от растерянности и страха. Сейчас у него было именно такое чувство. Он сгорбился на своем месте, рассматривая руки и пытаясь убедить самого себя не паниковать, успокоится, не волноваться, все будет хорошо. Николай поднял небольшой рюкзачок, раскрыл и вынул то, что всегда его, почему-то, успокаивало – маленькую «цепторовскую» сковороду, подобранную, казалось, сотню лет назад в той брошенной шашлычке. Он поворачивал блестящую поверхность то так, то этак, ловя неяркий свет и посылая бледные солнечные зайчики себе на лицо. Это помогало ему, как ни странно, сосредоточиться. Гладышев задумчиво глядел на блестящую поверхность, краем сознания ощущая, что входит в странное состояние транса, самогипноза.

Когда они повернули на центральную улицу и вокруг него раздались приглушенные крики отвращения и ужаса, он не обратил на это внимания, по-прежнему как зачарованный вертя в руках сковороду.

10.

Мишка смотрел в окно на проносящиеся мимо пустые улицы. Он ощущал странное тревожащее чувство, смешанное с горечью. Город был мертв, пуст, но в то же время была в нем напряженность, словно он жадно смотрел на человека и чего-то ждал. Ждал того, что в скором времени должно было случиться. Была в этих брошенных домах какая-то… предопределенность, что ли.

Неожиданно он подумал, что, по сути, они едут по огромному кладбищу, кладбищу всего человечества. Он вздрогнул, пытаясь отмахнуться от этой мысли, выкинуть ее из своего сознания, но следом за ней пришел еще более ужасный образ, от которого лоб покрылся испариной, а руки задрожали. Если это было кладбище, то они сейчас находились в странном подобии синего металлического гроба, катившего по пустым улицам. Огромного гроба, как раз под стать этому гигантскому месту упокоения человеческой гордости. Мишка помотал головой, ощущая, как щупальца ужаса шевелятся в грудной клетке, ледяными нитями сжимая сердце. Он уже потянулся рукой к аляповато раскрашенной ромашками шторке, желая задернуть ее, когда автобус выкатился на одну из широких улиц города. Его рука замерла, потом безвольно упала, воздух вышел из легких одним протяжным выдохом. Он не мог поверить тому, что видел, но оно было. Это выглядело как картина какого-нибудь сумасшедшего художника, решившего создать извращенную эпитафию всему умершему человечеству на своем снежно-белом холсте.

Он смотрел в окно, чувствуя отвращение и дикий страх, но не в силах оторваться от гротескной картины, открывающейся перед ним.

«В конце концов, – пронеслась испуганная и бессвязная мысль, – они пришли для того, чтобы мы их видели, поэтому нельзя быть невежливым и отвернуться».

11.

Онистояли вдоль всей улицы на обочинах, некоторые прямо на проезжей части и глядели пустыми белыми глазами на медленно двигающиеся мимо них автобусы. Их были тысячи, десятки тысяч, они пришли со всего города, чтобы посмотреть на тех, кого так ненавидели.

Орды людей – нет, уже не людей – стояли, не шевелясь, и смотрели. Их одинаковые белесые глаза придавали всем лицам – мужским и женским, старым и молодым, красивым и уродливым – дикую, неприятную схожесть. Словно все они были рождены от одного и того же… существа. В каком-то извращенном смысле так и было: каждый из них представлял собой наглядное пособие болезни, вызванной вирусом «Каин». Зараженные безмолвно стояли на улицах, одетые в лохмотья, которые трепыхались на ветру словно натянутые на ужасные вешалки. Они стояли и смотрели, и от этого становились еще ужасней: словно толпы восковых фигур наблюдали нарисованными глазами за медленно движущейся колонной. Восковых фигур или мертвецов. Многие были одеты явно не по сезону – некоторые полуобнажены – но их, казалось, не смущал ни холодный ветер, ни мелкий снег. Они просто смотрелии… словно ждали чего-то. Аня видела, как одна женщина, чью голую грудь едва прикрывала рваная футболку, покачнулась и осела на землю, теряя сознание то ли от холода, то ли от усталости или голода, но ей никто и не вздумал помогать: все продолжали стоять на местах, глядя на замедляющие движение автобусы. Девушке казалось, что она видит только тысячи глаз, наблюдавших за ней с терпеливостью охотника на опасную дичь. Белые, без зрачков глаза, буравящие кожу своим мертвенным пристальным вниманием. Они ждали. И смотрели.

12.

– Твою мать, – прошептал водитель – обычный человек – глядя на зараженных. Они заполняли все свободное место, оставляя только узкий проезд для автобусов.

– Они идут за нами, если тебе интересно, – сказал Самарин.

Водитель взглянул в зеркало заднего вида и тяжело сглотнул. Действительно, дикие, мимо которых они проехали, замыкались в толпу, и медленно шли следом.

– Какого черта они делают, как думаешь? – водитель старался, чтобы вопрос звучал спокойно, но у него не получилось: голос дрогнул и вопрос вышел скорее жалобным.

– Понятия не имею, – Самарин пристально смотрел в боковое окно на диких. – Но если тебя волнует, нападут ли они, то ответ – нет.

– Нет?

– Нет. Не решатся. Нас пока еще ведутвперед.

Они несколько минут молчали, как и все глядя на толпы диких за окнами. Самарин нервно кусал губу – ему не нравилось такое огромное число зараженных… и притом так близко. Ему-то они, конечно, ничего не сделают, но остальные… Он покачал головой, не спуская взгляда с одинаковых лиц за стеклом.

– Эй, что они делают?

Самарин пристально посмотрел на водителя: он чувствовал запах паники, исходящий от человека. Это было не кстати, хоть и вполне объяснимо.

– О чем ты, приятель? – спокойно спросил Андрей.

– Гляди, они останавливаются!

Подтверждая его слова ехавший впереди автобус моргнул красными глазами стоп-сигналов и замер на месте, выдыхая облачка отработанного топлива в холодный воздух. В салоне послышался ропот людей, но Андрею не надо было оборачиваться, чтобы знать, как они обеспокоены и испуганы. Удушливые волны страха накатывали из-за спины, заставляя кружиться голову. Это было плохо, очень плохо – если он чувствовал запах то те, на улице, и подавно. А для них подобное все равно, что красная тряпка для быка. Он взглянул налево и увидел, что дикиеподбираются ближе к автобусам, их лица по-прежнему бесстрастны, но вместе с тем появилось что-то новое, неприятное. Выражение голода, вот что это было, спустя секунду сообразил Самарин. Он почувствовал шевеление липкого страха где-то в животе, но усилием воли подавил его.

– Что происходит? Почему мы остановились?

Самарин бросил короткий взгляд на подошедшего Сергея и ответил:

– Полагаю, что-то там впереди не дает нам двигаться дальше.

– Что-то? Или кто-то?

Самарин нехотя пожал плечами, не зная, что на это можно ответить.

– Гляди, они выходят! – в голосе водителя слышалось изумление.

Двери стоявшего перед ними автобуса открылись и на мостовую, всего в каких-то трех метрах от диких, спрыгнули несколько человек с автоматами наперевес. Толпа зараженных как-то разочарованно выдохнула и подалась назад, стараясь держаться подальше от этих четверых. Сергей заметил еще несколько подобных фигур, выходящих из других автобусов. Все они были вооружены и все одинаково действовали на диких: те просто отступали в сторону, словно их что-то отталкивало прочь.

– Что происходит? – Сергей нахмурившись смотрел на то, как вооруженные люди перестраиваются в подобие редкой цепи вдоль бортов автобусов. Они не поднимали оружия, они просто становились рядом с машинами, и этого оказывалось вполне достаточно, чтобы вокруг них образовывалось пустое пространство. – Что это значит?

– Если бы я знал, – ответил Самарин. Но он, кажется, начинал понимать.

Один из тех вооруженных людей подошел к их автобусу и крутанул рукой, показывая, чтобы ему открыли. Зашипела пневматика, дверь откатилась в сторону, человек быстро поднялся по ступенькам и Самарин без особого удивления увидел, что это один из тех, Пастухов. Его белые глаза холодно поблескивали над шарфом, намотанным вокруг лица.

– Самарин? – голос человека был глух и как-то бесцветен.

Андрей кивнул.

(Пошли со мной. Нужна помощь, дикие волнуются.)

Самарин снова кивнул, чувствуя, как страх внутри превращается во что-то другое, более сильное.

– Я выхожу, – Андрей посмотрел на водителя и Сергея, потом повернулся к гостю. – У тебя есть еще оружие?

– Возьми мое, – он протянул Калашников. – Мне оно не нужно по большому счету.

Андрей взял автомат, передернул затвор, проверяя механизм, потом протянул его остолбеневшему Одинцову.

– Держи. Мне оно тоже ни к чему. Особенно по большому счету. Толку от него все равно много не будет, а вам… вам может пригодиться.

– Я бы не стал этого делать, – в голосе зараженного слышалось раздражение. Он холодно смотрел на Самарина.

– Я знаю, что ты бы не стал, – он криво ухмыльнулся. – Пошли, чем дольше мы стоим, тем… Пошли.

Зараженный кивнул, развернулся и быстро спустился по ступенькам вниз. Дикие, уже успевшие подобраться поближе, отшатнулись от него как от огня.

– Заводи двигатель, – сказал Андрей и тоже спустился по ступенькам на мостовую. Шипение и мягкое чмоканье двери за спиной показалось ему неприятно громким. Он натянул на голову капюшон, защищая лицо от ветра и посмотрел на терпеливо глядящих на него диких.

– Здрасьте, мальчики и девочки. Ну что, прогуляемся? – пробормотал Андрей.

И пошел рядом с медленно покатившимся вперед автобусом. Дикиепропускали машины мимо себя, отталкиваемые присутствием тех, кого им нельзя было трогать ни в коем случае, и смыкались за колонной. В воздухе не было ни единого звука кроме призрачного шарканья множества ног по асфальту. Самарин поплотнее закутался в куртку, гадая, ощущает ли он холод только из-за ухудшающейся погоды, или это следствие чего-то еще.

Колонна продолжала медленно двигаться вперед, окруженная со всех сторон огромной толпой зараженных, терпеливо шагающих следом.

13.

Аня прижалась к Сергею, не в силах больше смотреть на то, что происходило снаружи. Это было настолько же ужасно, насколько и отвратительно. И еще запах. Этот невероятный запах, липнущий к ней, заполнявший, казалось, каждую пору тела. Ее тошнило от кислой невообразимой вони, накатывавшей со всех сторон. Ихзапах. Тех тысяч, что стояли на тротуарах, забивали перекрестки и смотрели, просто смотрели своими белесыми, лишенными всего человеческого глазами. Но она знала, что будь их воля – они бы перевернули автобусы и выковыряли всех людей, как нетерпеливый ребенок выковыривает сардинки из банки. Они бы растерзали всех и каждого. Разорвали на куски. Она судорожно сглотнула и слабым голосом сказала:

– Сереж. Сереж, пожалуйста, задерни штору. Я… я больше не могу.

Бледный Сергей послушно задернул штору, избавляя их от этого зрелища.

– И обними меня.

Его не надо было просить дважды, она спрятала лицо у него на груди и беззвучно заплакала.

Максим, сидящий почти в самом конце салона, хмуро посмотрел на них, его руки стиснулись в кулаки с такой силой, что побелели кончики пальцев.

– Это еще что такое?

Сергей обернулся и вопросительно посмотрел на Мишку. Тот сидел прямой, как шпала и прислушивался к чему-то. Он заметил, что Одинцов повернулся к нему и спросил:

– Серый, слышишь?

Тот качнул головой, чувствуя непонятную даже для самого себя тревогу.

– Прислушайся, мне кажется это вертолет, или еще что-то… – на лице Михаила было написано болезненное возбуждение. – Не знаю, но…

На секунду все, казалось, замерло, и Сергей действительно услышал далекое шлепанье вертолетных винтов. Он даже привстал со своего места, пораженный до глубины души, и в этот момент море зараженных заволновалось, они поднимали головы и смотрели вверх, на небо, сыпавшее им в лицо снегом.

– Там что-то происходит, – медленно сказал Михаил, вставая со своего кресла. – Мне кажется, нам лучше остановится и узнать.

Звук приближающегося вертолета нарастал, он был где-то совсем рядом, может, за ближайшим зданием.

– Я не… – начал Сергей.

Именно в этот момент словно волна агонии прошлась по диким, а следом появилась и ее причина.

Из-за ближайшего девятиэтажного здания вынырнули два военных вертолета, на полминуты зависли в нескольких сотнях метров от едва ползущих автобусов (и в паре десятков над головами глядящих вверх зараженных), а потом резко наклонились мордами вниз, устремляясь к автобусной колонне.