Текст книги "Проект Каин. Адам (СИ)"

Автор книги: Даниил Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Глава пятая

1.

Воскресенье, 27 сентября 2013 года стало переломной точкой в распространении эпидемии по южно-уральскому региону. На территории Горецка уже было заражено около полутора тысяч человек. Казалось бы, не такое уж это и большое число, если учесть, что в самом городе проживало триста тысяч, а во всей области – более миллиона. Но если вдуматься в эту цифру, то становилось понятным, что аналогов ей в истории человечества еще не было. Из полутора тысяч более 90 % были заражены только за последний день. Клетки их тел еще только готовились к воспроизводству вируса и дальнейшего распространения заразы. Конечно, даже тысяча с лишним человек казалась каплей в море, но если прибавить к этому диких и домашних животных, которые так же стали жертвами «Каина», то общее число жертв приближалось к десятку тысяч тел-вирусоносителей.

Правительство пыталось предотвратить распространение вируса, но нужные шаги были сделаны слишком поздно. Первые зараженные уже появились в соседних областях, неся с собой не только приветы друзьям и родным, но и семена болезни. «Каин» готовился собрать ужасный урожай с провинившихся людей. Если все-таки существовал Бог, то он, наверное, смеялся до колик, наблюдая за тем, как маленький вирус, названный в честь первого братоубийцы, готовился уничтожить человечество.

Инкубационный период вируса, как потом смогут (весьма недолго) утверждать врачи, варьировался от 4-х до 48-и часов. Все зависело от количества попавшей в кровь заразы, от общего состояния иммунной системы организма, и тэдэ и тэпэ. Но хотя бы это, (в отличие от всего остального) врачи могли установить точно: еще бы, за несколько коротких дней они получили кучу материала для исследования, вот только вскоре заниматься этим уже было не кому. Но не в этом суть.

Как гласит теория вероятности, если у вас есть стогранный кубик, и вы делаете сто бросков, то большинство из них будет где-то в районе пятидесяти.

Вот и 27 сентября оказалось для самых ранних зараженных той самой «пятидесяткой», когда вместо одного, двух случаев явного проявления вируса началась первая вспышка активного распространения болезни. Одним из происшествий было нападение несчастного Васьки на Игоря Чугаева. Но только одним из сотни.

Карнавал начинался, аттракционы открывались.

2.

Он сидел на скамейке в парке, тяжелое дыхание судорожными всхлипами вырывалось из груди, под дрожащими веками метались белки глаз. Легкий ветерок гонял опавшую листву, в наступающих сумерках напоминающую в своем мельтешении крупный снег.

Мужчина, то ли спавший, то ли впавший в забытье вдруг застонал, а потом громко чихнул. Он открыл глаза и непонимающе осмотрелся, в нечетком свете разгорающихся уличных фонарей блеснули его глаза. Мужчина опять чихнул, а потом провел рукой по губам, вытирая их; снова огляделся. Он не мог вспомнить, как попал сюда и что это вообще за место. Да чего уж там, он не мог вспомнить даже собственного имени.

« Я умираю», – пронеслась в уставшем мозгу мысль и тут же затихла, поглощенная странным равномерным жужжанием. Как будто где-то совсем рядом рой пчел засунули в хрустальный графин. Легкий, серебряный звон и жужжание, от которого начинала болеть голова.

«Наверное, они в моей голове. Это и есть графин. Бедный мой графин», – промелькнула еще одна невнятная мысль. Мужчина притронулся рукой к влажному лбу и почувствовал жар. Черт, похоже, он заболел. Надо немедленно собираться домой, выпить аспирина или чая с малиновым вареньем и тотчас забираться под одеяло. Это должно помочь, мама его всегда так учила.

Мужчина попытался встать, но правый бок и затылок пронзила острая боль, так что он смог только застонать и без сил откинуться на спинку скамейки. Пошел легкий дождик, принесший небольшое облегчение и, мужчина почувствовал прилив сил. Холодные капли немного прочистили мозги, помогли собраться с мыслями. Осторожно, сморщившись, Олег ( меня так зовут, промелькнула мысль) прикоснулся к огромной шишке на затылке. Похоже, он порядочно хрястнулся об асфальт, пока добирался сюда.

Олег криво усмехнулся и почувствовал, что зубы непривычно болят. Сплюнул на ладонь и в свете фонаря без особого удивления увидел, что слюна была красной от крови. Похоже, ударился при падении лицом. Десна и губы наверняка разбиты, хотя он ничего и не чувствовал. Наверное, шок. Олег равнодушно отшвырнул плевок в сторону.

Мерными, убаюкивающими волнами возвращалась слабость, укачивая, унося в гудящую пучину бреда. Он что-то забормотал, глаза закрылись. Ему виделось, что он на берегу Черного моря: большое, горячее солнце припекает, слизывает с кожи зимнюю белизну, а в паре метров от него шумит море, накатывая на берег и снова отступая. Такая теплая, мягкая вода – он сейчас встанет и обязательно войдет в нее, она укроет его от этого немилосердно жарящего южного солнца, спасет от жары. Олег поднялся, стряхнул с плавок забавно, у меня такие же были в детстве, с якоремпесок, и направился, с каждым шагов увязая в раскаленном песке, к воде, ласково шелестящей неподалеку. Где-то невдалеке жужжали пчелы. Олег испуганно обернулся: он всегда боялся пчел, с того самого момента, как однажды его укусила огромная пчела (на самом деле это был шмель, но для ребенка разницы никакой). Звук нарастал, приближался, заглушая даже шум волн. Неожиданно до обоняния Олега донеслась такая невообразимая вонь, будто где-то рядом прорвало канализацию. Он согнулся пополам, зажимая нос, и увидел – скорее даже почувствовал – огромное облако насекомых, приближающееся к нему; облако, закрывающее солнце. Запах тухлятины, от которого заслезились глаза, приближался вместе с мерным гулом множества маленьких крылышек. Только это были не пчелы, о нет, это были…

– …Мухи, мухи!

Олег застонал и открыл воспаленные глаза. Он непонимающе огляделся: только что собирался искупаться, а теперь стоял в каком-то парке прямо посреди бетонированной дорожки, полностью одетый. Его бросило в озноб, он задрожал всем телом, вспоминая фрагменты своего бреда: полуденное июльское солнце, море и мухи, туча мух, которых он сначала принял за пчел. Мухи и омерзительное зловоние, словно они только что оторвались от какой-то падали для того, чтобы немного перекусить несчастным маленьким мальчиком…

Мужчина вздрогнул, услышав приближающееся гудение. Звук шел откуда-то из-за поворота. В изъеденном болезнью и жаром мозгу тотчас возник образ тысяч мух, летящих они пришли за мной пришли чтобы обглодать мои косточки и унести то что останется на потомк нему. Он застонал и заковылял к скамейке, надеясь спрятаться за ней от вездесущих насекомых. Перед внутренним взором всплывали образы один страшнее другого. Тучи мух нападают на него, впиваясь своими хоботками в кожу, и пьют, пьют, пока он не иссыхает настолько, что…

Совсем рядом раздалось слабое треньканье, а следом, словно по сигналу, затаившегося за скамейкой Олега настигла волна смрада. Невероятный, сводящий с ума запах, настолько густой, что его, казалось, можно было резать ножом на кусочки. Мужчина заткнул нос и вытаращил глаза, стараясь дышать как можно реже и не понимая, что может издавать такое жуткое зловоние. Жужжание нарастало и Олег, едва соображающий от серебряного звона, вибрирующего в самом центре мозга, застонал и затрясся от ужаса и озноба. Они приближались, они хотели забрать его с собой, мамочка, мамочка, что же мне?.. Его безумный, блуждающий взгляд остановился на толстой сухой ветке, закатившейся под лавочку.

Одной рукой – второй он по-прежнему зажимал нос – Олег дотянулся до ветки и схватил ее, как утопающий хватается за кинутую веревку. Сухое шершавое дерево удобно легло в ладонь. Выпученными глазами посмотрел в сторону поворота, из-за которого раздавалось приближающееся жужжание (точнее, шуршание, но его воспаленное сознание не видело разницы). И волны отвратительного запаха, запаха гниющего мяса и протухшей крови шли из сгущающихся сумерек.

«Я им покажу, я не дамся просто так», – Олег покрепче сжал свою дубинку и приготовился. – «Пусть попробуют, я их всех разгоню к херам собачьим».

Он замер, не замечая, что дрожит: темный, сгорбленный силуэт гоблина, притаившегося за лавочкой. Звук нарастал, приближался вместе со смрадом, и от этих двух ингредиентов у Олега градом катились горячие слезы. В голове метрономом билась только одна мысль:

Я им покажу, просто так они меня не возьмут. Я им покажу, просто так они меня не возьмут. Я им…

Он уже с трудом различал что-либо из-за лившихся слез, и когда два черных силуэта быстро вылетели из-за поворота, мужчина с диким, первобытным ревом выскочил из-за скамейки и ударил бесформенную, воняющую тучу мух, надвигающуюся на него. Удар был настолько хорош – двумя руками, от плеча! – что Олег увидел, как сгусток насекомых буквально порвало пополам: одна его часть отлетела назад, а вторая, нижняя, словно ничего и не замечая, по инерции пронеслась вперед и только потом упала. Олег завопил от радости. Алая волна бреда и ярости к этим гнилостным созданиям окатила его, и он начал бить вопящие и пищащие комки темноты. Мужчина отшвырнул толстую ветку в сторону и накинулся на тучи мух, которые видел перед собой. Ему было без разницы: он кусал, рвал ногтями, пинал и махал руками, охваченный ненавистью к этим отвратительным, проклятым Богом созданиям.

Спустя пять минут, когда все было закончено, Олег, обессиленный, упал на скамейку, почти сразу же провалившись в забытье. Он показал им, он разогнал их как самый настоящий герой. И теперь от них не шел этот отвратительный запах, он избавился от него… Голова упала на грудь, и мужчина засопел, пуская кровавые слюни на грязную рубашку.

У его ног бесформенными силуэтами лежало два маленьких комочка, а рядом, на боку, застыли дорогие детские велосипеды «Трэк Джет», залитые казавшейся черной в свете фонарей кровью.

3.

Женька Левин чертыхнулся и недовольно посмотрел на влажное пятно, растекавшееся у ног. Он поставил исходящий паром стальной 20-ти литровый бидон на землю, и ногой, обутой в старый резиновый сапог, спихнул в сторону серую кашицу. Вздохнул – надо потом не забыть окатить дорожку водой из шланга – подхватил бидон, в котором плескалась заваренная бодяга, и, держа его на вытянутой руке, зашагал к приземистому свинарнику.

Его жена лежала в кровати, с высокой температурой и резями в желудке. Похоже, чем-то траванулась на работе, по крайней мере, она была в этом убеждена. Ей даже пришлось брать больничный: обычно, даже с температурой под сорок она продолжала работать, не желая пропускать ни одного дня. Ведь, как известно, за дни, проведенные дома, много денег не получишь. Но сейчас ей было действительно худо, Женька видел это. К тому же ее постоянно рвало, а уж это не в какие ворота не лезло, дамы и господа. Мужчина усмехнулся, представляя, как его жена, работавшая в супермаркете уборщицей, будет блевать на пол, а потом сама же убирать собою наделанное. Да, так можно будет работать до второго пришествия, это точно!

Женька подошел к свинарнику, осторожно поставил бидон у ног, принюхался и поморщился: черт, как же он ненавидел эту вонь! Была б его воля, давно бы перерезал всех свиней и завел бы какую-нибудь другую живность, не такую ароматную. Он вздохнул, прекрасно зная, что никогда такого не сделает. Достал сигареты, прикурил: аромат табака хоть как-то отгонял это невозможное амбре. Свиньи нетерпеливо хрюкали за дверью, требуя вкусной наваристой похлебки из отрубей. Женька взглянул на часы. Мда, полшестого, и так задержался на полчаса. Надо было идти, все равно никто за него этого не сделает.

– Иду, иду, не вопите! – заорал он и навалился на разбухшую от тепла и влаги дверь. Аромат навоза ударил по обонянию, опять заставив поморщиться. Нет, все-таки не его это, совсем не его. Он глубоко затянулся сигаретой, стараясь перебить вонь. Не очень-то и помогло. Вздохнув, затащил бидон внутрь и закрыл дверь.

– Привет, хрюшки.

«Хрюшки» ответили дружным хрюканьем. Две яркие лампы освещали загон, разделенный толстыми перегородками. В одном отделении вместе с поросятами лежала свиноматка, еще в одном – самом большом – толклись в нетерпении четыре годовалых свиньи, и в последнем, в самом дальнем от двери закутке расположился боров, Борька. Оригинальное имя, но чего еще ожидать от женщины, подумал Женька. Вздохнул, подхватил бидон и поплелся к кормушке, в которой уже лежал сухой комбикорм.

Женька крякнул, поднимая бидон, и стал выливать дымящуюся кашицу в деревянное корыто. Свиньи захрюкали, почувствовав запах еды. Господи, ну и вонища! Даже струйка дыма от сигареты не глушила запах, а больше заставляла слезиться глаза. Блин, одевать в следующий раз респиратор, что ли? Или хотя бы обматывать лицо какой-нибудь мокрой тряпкой. Может, пропитать самогонкой? Мужчина усмехнулся, переходя к следующему загону: если он пропитает тряпку самогоном, то, вероятней всего, свалится пьяным еще до того, как дойдет до свинарника. Нет, это, конечно, ничего, но вот бидон в таком случае…

Два годовалых поросенка из четырех лежали на боку в самом углу загона. В ярком свете лампочек Женька видел, как вздымаются их бока, но чтобы эти вечные обжоры не пришли на запах еды… Что-то он не мог такого припомнить, сколько не напрягал свою, не важную, в общем-то, память.

– Эй, что еще за хрень? Что случилось?

Его питомцы хрюкнули, ожидая жратвы.

– Ну-ка, в сторону, рыла… – он открыл засов и протиснулся внутрь. Свиньи послушно разошлись, наблюдая за человеком тупыми, заплывшими глазенками. На секунду Алексею стало неуютно, и он толкнул ногой одно из животных, которое возмущенно хрюкнуло, но все же сочло за благо убраться подальше. Женька подошел к лежащим, и присел на корточки.

– Что это с вами, приятели? Жрать не хотите?

Бока свиней тяжело поднимались и опускались. Женька схватил одного из них за грязное ухо и, сморщившись, приподнял морду от пола.

– Твою мать! – он выпустил ухо, и голова свиньи глухо ударилась о пол.

Не сознавая, что делает, Женька обтер руку о штаны. Все свиное рыло было залито кровью, как будто какой-то придурок со всей мочи ударил по пяточку несчастной животине. От души причем ударил. Свинья всхрапнула, из ноздрей потекла свежая кровь. Женька в недоумении уставился на эту картину. Что, черт возьми, это вообще значило? Какая-то ерунда…

Неожиданно за его спиной раздался глухой удар, от которого Женька подпрыгнул на месте. На какое-то дурацкое мгновение ему представился здоровый мужик, стоящий за спиной с занесенным над головой молотком, готовый ударить по башке ничего не подозревающему ему, Женьке Левину. Ударить совсем как хрюшку. Женька резко развернулся, чуть не упав в навоз, и вскочил на ноги. За спиной никого не было, если только не считать двух свиней, жавшихся к деревянным бортам загородки. Их глаза ярко поблескивали в свете ламп.

– Что… – начал мужчина, но тут снова раздался глухой удар. Противоположная от него загородка затряслась, с нее посыпались щепки. Похоже, Борька был не в духе… Но теперь хотя бы понятно, что это был за звук.

Женька тяжело вздохнул, стараясь унять дрожь в коленях.

– Эй, Борька, ты чего творишь? Жрать хочешь? Сейчас принесу, подожди немного, – он где-то слышал, что запах крови может разозлить свиней. А злить такого кабанчика вовсе не хотелось. Женька оглянулся на двух тяжело дышавших животин и поморщился: надо было вытаскивать их отсюда… Блин, и чего с ними делать? Жалко Маришка болеет – она у них спец по…

Снова раздался мощный удар, от которого, казалось, затряслись стены. С потолка посыпалась пыль.

– Эй, эй! Тише, приятель, – Алексею не понравилось, как дрожал голос. Наверное, будет самым разумным убраться отсюда пода…

Хряк снова всем весом налетел на перегородку и, к ужасу Алексея, одна из досок с сухим треском лопнула. На мгновение в образовавшуюся щель сунулся пятак хряка… пятак размером с кулак взрослого мужика. Втянул ноздрями воздух, исчез и сразу же за этим последовал еще один удар.

Он что там, с ума сошел?! Пожалуй, убраться отсюда было самой лучшей идеей. Интересно, свиньи болеют бешенством? Женька не знал, да и знать не хотел. Он подхватил заметно полегчавший бидон и направился к выходу из загона, поминутно скользя в слое свиного навоза. Раздался еще один могучий удар, Женька подпрыгнул от страха и чуть не растянулся в вязкой жиже. Из-за перегородки раздавалось тяжелое дыхание кабана. Кажется, он отошел к самой дальней стене для того, чтобы как следует разбежаться. На секунду все звуки затихли, и Женька отчетливо услышал хрипение разъяренного животного. А следом – тяжелые шлепки копыт по жидкой грязи свинарника.

– Ты что удумал, Бо…

Хлипкая перегородка разлетелась фонтаном щепок, когда Борька пробил своим двухсоткилограммовым телом доски. Женька закричал и сделал шаг назад, поднимая одну руку, чтобы защититься от брызг навоза и щепок, летящих прямо в глаза. Туша кабана вломилась в загон, но, к счастью, по инерции его занесло в сторону. Лапы разъехались и он с жутким грохотом, как Голиаф, сраженный Давидом, грохнулся на пол, разбрызгивая вокруг себя комки навоза вперемешку с опилками. Хряк тут же стал подниматься, не сводя тупых, налитых кровью глаз с замершего с открытым ртом мужчину. Евгений стоял и смотрел на огромного борова, не в силах оторвать взгляда от кровоточащего рыла и медленных, словно нарочито неторопливых движений животного. Борька громко рыкнул – звук, совсем не похожий на те, которые издают свиньи – и, наконец, поднялся в полный рост.

Женька завопил и, размахнувшись, кинул бидоном прямо в морду свиньи. Железная чушка, перевернувшись в воздухе, с грохотом ударилась между глаз Борьки, выплескивая горячее содержимое ему на рыло. Кабан завизжал, затряс башкой и заметался на месте, стараясь стряхнуть с себя жгущую мерзость. Женька, понимая, что это его единственный шанс убраться отсюда живым и не покалеченным, рванул к выходу из свинарника, громко вопя. Он слышал, как кабан за его спиной яростно рыкнул и пол затрясся, когда Борька побежал вслед за своей жертвой. Но у него был шанс, был, слава Богу, что он был в относительно хорошей форме. Он успеет, успеет, успеет…

Женька всем телом врезался в тяжелую дверь и только тогда сообразил, что она открывается не наружу, а внутрь. Они сделали это для того, чтобы не выпускать случайно выбравшихся из загона свиней в огород. А сейчас, о Боже, он забыл, забыл про это!.. Мужчина схватился за ручку скользкими от пота руками и попытался открыть дверь. Медленно, словно нехотя, она заскрипела на давно не смазываемых петлях. Он просунул вторую руку, желая рывком открыть непослушную дверь.

Именно в этот момент два с половиной центнера мяса и сала врезались в него со спины, ломая ребра и позвоночник, закрывая приоткрытую дверь, которая ребром буквально перерубила просунутую руку пополам. Оторванная конечность упала снаружи свинарника, пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно еще пытались что-то нащупать. Мощные клыки кабана вонзились в поясницу Алексея, но он, к счастью, уже этого не чувствовал: первый же милосердный и смертельный удар переломил его позвоночник сразу в трех местах. Поэтому ему было без разницы, когда кабан, превратив тело в кашу, начал жадно пожирать сочащиеся кровью остатки.

Новый день вступал в свои права.

4.

Из эфира радиоканала «Эхо Горецка», 102,3 FM, 15:46.

«…Наверное, многие из вас слышали об эпидемии дизентерии, которая распространяется по городу. Насколько нам стало известно, на данный момент в больницы города с жалобами на плохое самочувствие уже обратилось больше сотни горожан. Похоже, это не просто небольшая вспышка болезни, поэтому советуем нашим радиослушателям внимательней относится к тому, что вы употребляете в пищу, а особенно пьете. Мы рекомендуем прекратить – если вы все еще это делаете – использовать в качестве питья водопроводную воду. В крайнем случае, если выбора у вас нет, очень рекомендуется предварительно кипятить ее. Поверьте, лучше потратить несколько лишних минут на дезинфекцию воды, чем проваляться месяц в больнице!

Так что, друзья, будьте предельно внимательны и передайте своим друзьям и родным наши советы, а так же, если мы не успели их уберечь, пожелания скорейшего выздоровления.

А сейчас мы послушаем последний летний хит Рикки Мартина. Надеюсь, он напомнит вам о теплых летних деньках, проведенных подальше от работы и…»

Сообщение о перемещении войсковых подразделений на границах города и в окружающих поселках не вышло в эфир, так как редактор радиостанции не посчитал «учения придурков в форме» сколько-нибудь интересным для постоянных слушателей. Между тем войска по приказу Президента продолжали охватывать город в плотное кольцо, готовясь ввести Горецк в полную блокаду.

5.

В Ракушино, одном из поселков Горецкской области, взорвался частный дом под номером пятнадцать. Свидетели утверждали, что перед этим из дома доносились громкие крики, грохот падающих вещей и звон бьющейся посуды. Соседи почти сразу же позвонили в полицию, резонно полагая, что житель «пятнашки» Василий Головин опять пришел домой пьяный «в дупель» и начал избивать свою жену. Слава богу, как потом говорили некоторые, что дети – восьмилетний Саша и десятилетняя Света – были в этот момент у бабушки, на другом конце поселка.

Как бы то ни было, высланный патруль полиции не успел проехать и полпути до места трагедии, как дом взлетел на воздух, разбрызгивая вокруг горящие остатки мебели, материи и, предположительно, кусков тел хозяев. Кто-то выдвинул версию о самопроизвольном взрыве газового баллона, с чем, в принципе, трудно было не согласиться. Больше в тот день происшествий замечено не было.

6.

Двое неизвестных средь белого дня напали на группу мужчин, возвращающихся с воскресной рыбалки домой. В результате один из потерпевших скончался, еще трое были найдены со следами ударов и, почему-то, укусов. Пострадавших доставили в ближайший травмпункт, где им оказали первую помощь. Свидетелей, к сожалению, не оказалось, так что найти виновных «по горячим следам» не представлялось возможным.

7.

Преподаватель, дававший факультативные уроки по математике ученикам десятых и одиннадцатых классов, по пути на занятия подвергся нападению на задворках школы. Три старшеклассника напали на него без всякой видимой причины и, нанеся многочисленные ушибы, скрылись с места преступления, оставив немолодого уже человека истекать кровью во дворе школы. Впрочем, раны были не опасны, поэтому спустя полчаса преподаватель смог самостоятельно встать на ноги и отправиться домой, к жене, дабы немного отлежаться. Он намеревался пойти в школу в понедельник, с самого утра, и доложить директору о произошедшем, но, к несчастью, иммунная система его организма была сильно ослаблена курением и хроническим бронхитом. Уже этой же ночью он напал на жену, заразив ее вирусом «Каин».

8.

– Эй, глянь, какая цыпочка, – Ахмет локтем толкнул Зураба в бок. Тот заворчал, затянулся «косячком», выглянул в окно. Ахмет нетерпеливо заерзал на сиденье, ожидая реакции старшего брата.

– Ну да, ничего так, – кивнул старший и снова затянулся. Ахмет захохотал.

Черные, с виду сонные глаза Зураба сузились в две щелочки, когда он оценивающе пригляделся к молодой девушке, качающейся походкой идущей по обочине трассы. Да, вполне себе ничего, можно позабавиться. Внутри него стал разгораться темный огонь похоти, вызванный «дурью» и злостью непонятно на кого. Он перегнулся через переднее сиденье «Паджеро» и похлопал сидящего за рулем по плечу.

– Притормози, Ренат.

Не оборачиваясь, водитель кивнул. Он тоже увидел поддатую, судя по всему, русскую девку, идущую по дороге в сторону города. Зураб заметил в зеркальце заднего вида, как блеснули в черной бороде зубы Рената, оскаленные в улыбке. Похоже, что он тоже был не прочь повеселиться.

Автомобиль сбавил скорость, и медленно покатил следом за девушкой. Она по-прежнему шла, покачиваясь и не обращая внимания на черный джип. Зураб огляделся: впереди и позади до самого горизонта дорога была чиста. Он кивнул внимательно наблюдавшему за ним в зеркальце заднего вида Ренату, и тот послушно прибавил скорость ровно настолько, чтобы джип поравнялся с девушкой.

Ахмет опустил стекло и, щерясь в благодушной, как он думал, улыбке, заговорил:

– Эй, красавица, здравствуй! Садись, подвезем тебя.

Девушка дернулась на голос, посмотрела на ухмыляющуюся бородатую рожу кавказца без всякого интереса и пошла дальше, по-прежнему слегка покачиваясь. Легкий ветерок трепал ее длинные, пшеничного цвета волосы. Зурабу всегда нравились такие волосы, точнее, нравилось наматывать их на руку. Он почувствовал, как пониже живота у него зашевелилось.

– Слушай, Наташа, – за это Ахмет тотчас получил подзатыльник от старшего брата. – Я хотел сказать, девушка, не стесняйся, садись, подвезем тебя. Много за дорогу не возьмем, обещаю!

Он заржал, довольный собственным остроумием. Зураб облизнул пересохшие губы и снова осмотрелся. Дорога по-прежнему оставалась пустынной, лишь где-то вдалеке, в паре километров от них поблескивало на солнце ветровое стекло приближающегося автомобиля. Что ж, самое время.

– Давай.

Джип резко затормозил и Ахмет с Ренатом синхронно выскочили из машины и накинулись на девушку. Один сразу же закрыл ей рот ладонью, Ахмет заломил руки, и они потащили ее к распахнутой дверце.

Младший снова нервно заржал:

– Ну что же ты, сейчас проедемся с ветерком, обещаю, заодно и развлечемся в дороге. Скучно не будет, поверь!

– Быстро, быстро, – Зураб насторожено смотрел на приближающуюся машину.

Они запихнули ее на заднее сиденье, Ахмет запрыгнул следом, все еще смеясь, и захлопнул дверцу. Ренат заскочил на водительское место, завел двигатель, и джип рванул с места. В этот момент мимо них пронесся крытый военный грузовик, старший и младший братья проводили его взглядами. Ахмет по-прежнему зажимал рот девушке, хотя она, похоже, от страха лишилась дара речи, только поблескивали в темноте глаза.

– Езжай куда-нибудь в лесок, Ренат, – бросил старший и достал из кармана нож. Щелкнул механизм и у носа девушки появился длинный язык блестящего металла.

– Давай ты не будешь кричать, ладно? – промурлыкал Зураб. Он слегка поворачивал нож так, чтобы свет свободно стекал по лезвию. Его черные, как у зверя, глаза, не отрывались от апатично застывшего лица девушки. Похоже было, что она и впрямь или «обдолбанная» или пьяная. Вообще никакой видимой реакции. Зураб почувствовал мимолетный укол раздражения, но он тут же был сметен волной разгоравшейся похоти, член стоял в полной боевой готовности. Что ж, пожалуй, он первый ее и попробует, по старшинству.

– Не кричи, не сопротивляйся и все будут живы, да? – он протянул руку, свободную от ножа, и резким движением разорвал платье.

Она была без лифчика и одна небольшая грудь с темным соском выглядывала из прорехи. Ахмет уставился на нее и снова захихикал, только теперь не нервно, а возбужденно; он стал двигать тазом, натирая свой член о тело девушки. Зураб осторожно провел пальцем по груди, потом ущипнул сосок, не спуская при этом взгляда с лица русской. И снова его кольнуло какое-то смутное ощущение беспокойства: ни малейшей реакции, абсолютно апатичное, равнодушное лицо. Как будто она не понимала, что ее сейчас будут насиловать три здоровых мужика, а потом, скорее всего, убьют и бросят тело в лесу. Она безучастно, немигающим взглядом пялилась куда-то за плечо Зураба. Может, умственно отсталая? Что ж, тем лучше для них и хуже для нее.

– Держи ее, брат, – бросил он и ножом взрезал платье девушки.

Две льняных половинки свободно съехали по телу вниз, на сиденье, обнажая загорелую и чистую девичью кожу. Зураб снова облизал губы: да, этим русским кое в чем можно было позавидовать. Вон какие красивые суки у них вырастают. А они, воины Аллаха, будут насиловать их дочерей и матерей, русские все равно никогда не возражают, ни мужчины, ни женщины.

Зураб тяжело задышал, приспустил штаны, доставая свой короткий, но толстый детородный орган, и навалился на нее сверху, пытаясь всунуть член в смазливую русскую сучку. Он поднес нож к самому носу девушки и повторил, на всякий случай:

– Будешь орать, я тебя порежу вот этим, а потом все равно трахну, поняла, сука?

Он ожидал, конечно, хоть какой-то реакции, но не был готов к тому, что вместо слов девушка вдруг змеей кинулась вперед и укусила его за руку. Нож сразу же выпал, а Зураб заорал, одновременно отталкивая ее от себя. Его член как по мановению волшебной палочки сжался в несчастный, испуганный отросток.

– ЧТО?! Эй Зураб, что?.. – девушка развернулась на звук голоса и укусила Ахмета за нижнюю губу, вырывая приличный кусок. Ошеломленный Зураб увидел, что вместо того, чтобы выплюнуть часть губы, она проглотила ее. Ахмет заорал и попытался отстраниться от сумасшедшей фурии, в которую превратилась эта сука. Аллах, а он-то подумал, что она под наркотой! Твою мать! Зураб нырнул под сиденье, пытаясь нащупать упавший нож, и ему на руку тотчас наступила маленькая ножка в туфельке на каблуке. Мужик завопил и попытался выдернуть руку, одновременно отпихивая в сторону сумасшедшую суку.

– Мое лифо, она укушила мия за лифо!.. – Ахмет старался вжаться в дверцу машины, с его обезображенной физиономии потоками текла кровь. Зураб мельком увидел нижние зубы брата, которые теперь, когда их не прикрывала губа, казались невероятно, гротескно длинными. А эта сучка, между тем, явно нацелилась на глаза Зураба – в ее же глазах не было и намека на апатию, которую он видел до этого. О нет, это были глаза дикого зверя, готового рвать на части и убивать.

– РЕНАТ, ТОРМОЗИ! ТОРМОЗИ, Б…ДЬ!! – заорал старший, и водитель послушно ударил по тормозам.

Джип чуть-чуть занесло, девушка повалилась вперед, ее согнутые на манер когтей пальцы чуть-чуть разминулись с выпученными глазами Зураба, разодрав правую щеку в кровь. А потом он двумя руками, сцепленными в замок, со всей силы ударил по незащищенной шее суки, еще раз, и еще, пока она, наконец, не прекратила дрыгаться.

Зураб замер, по-прежнему со спущенными штанами, не в силах поверить в то, что только что произошло. Рядом жалобно поскуливал Ахмет, прижимая руки к порванной губе.

По щеке теплыми струйками текла кровь, уже зараженная вирусом, хотя он, этого, конечно же, не знал. Чернобородый Ренат обернулся к ним и что-то орал, но Зураб не слышал его, он глядел на голую спину девушки у себя на коленях. Он только что убил какую-то сучку, а до этого она откусила пол-лица младшему брату и чуть не вырвала глаза ему самому. А ведь он ее собирался трахнуть…

Зураб, этот бесстрашный воин Аллаха, изящно вытянул шею вперед, и его вырвало прямо на спинку переднего сиденья джипа.