Текст книги "По ту сторону тени"

Автор книги: Брент Уикс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)

7

Лантано Гаруваши, с обнаженным мечом на коленях, восседал прямо посреди дороги, по которой шел Кайлар. Рядом с ним, словно огромная гора, возвышалась мощная фигура Фейра Коузата. Они перекрыли узкую тропинку вдоль южной границы леса Темного Охотника. Заметив Кайлара, Фейр решил предупредить Гаруваши и что-то зашептал ему на ухо.

Меч Гаруваши не перепутаешь ни с одним другим оружием. Эфес такой длинный, что его можно держать одной или двумя руками, по желанию владельца. Меч сделан из чистого митрила, на котором золотом выгравированы старинные руны на древнем кьюрском языке. На слегка изогнутом клинке красуется голова дракона, взор которого устремлен на острие. Стоило Кайлару подойти поближе, и дракон выдохнул огненное облако. Языки пламени бежали по клинку, и Кьюр'келестос становился прозрачным и чистым, как стекло. Кайлар подходил все ближе, и огонь распространялся дальше и дальше. Через ка'кари Кайлар увидел Кьюр'келестос в облаках магии.

Именно тогда он понял, что меч явился из другой эпохи. Его сотворила исполненная красоты магия, в которой Кайлар ничего не понимал. Он только чувствовал игривость, великолепие, высокомерие, надменность и любовь. Кайлар знал, что имеет обыкновение впутываться в дела, которые ему не по силам. Именно к ним относится похищение меча у Лантано Гаруваши.

– Сбрось с себя сумрак, Кайлар, или я тебе помогу справиться с этим.

Подойдя на пятнадцать шагов, Кайлар убрал сумрачные тени.

– Значит, маги меня видят, когда для остальных я – невидимка? Черт побери, нечто подобное я подозревал!

Фейр грустно усмехнулся.

– Только один из десяти мужчин и девять из десяти женщин. Я вижу тебя только на расстоянии тридцати шагов. А вот Дориан заметил бы тебя за полмили, даже сквозь стену деревьев. Но я забылся, прости. Баронет Кайлар Стерн Сенарийский, ученик мокрушника Дарзо Блинта, позволь представить тебе непобедимого полководца Лантано Гаруваши из Эну, избранника меча Кьюр'келестос.

Кайлар хлопнул левой рукой по культе правой руки и поклонился на кьюрский манер.

– Великий полководец, о твоей доблести и воинском искусстве ходят легенды.

Гаруваши поднялся и вложил Кьюр'келестос в ножны.

– О тебе, ночной ангел, тоже сложено немало легенд. – Он скривил рот в улыбке и отвесил поклон.

На горизонте уже начало светлеть, однако лес еще был окутан мраком. В воздухе пахло дождем и приближающейся зимой, и Кайлар вдруг подумал, что эти запахи могут стать последними, которые ему доведется ощутить в мире живых. Душу заполнило отчаяние, но, пересилив себя, он улыбнулся.

– Нам нужно решить один вопрос, – обратился он к Гаруваши. – Вернее, несколько вопросов.

– И каких же? – поинтересовался полководец.

«Я могу превратиться в невидимку и сразиться с тобой. Мне даже нет нужды убивать Фейра первым. Но ни один из вас не заслуживает такой смерти».

– Ты владеешь мечом, который нужен мне, – сказал Кайлар вслух.

– А разве ты потерял свой? – удивился Фейр.

Гаруваши сделал жест, приказывая ему замолчать.

– Прости меня, ночной ангел, – обратился он к Кайлару. – Ведь ты не левша, и по движениям я вижу, что ты лишился правой руки совсем недавно. Если ты бросаешь мне вызов, потому что ищешь смерти, я его принимаю. Только сначала объясни, зачем ты так поступаешь?

«Потому что я заключил сделку с Волком».

Всего несколько часов спустя Кайлар нашел записку от Дарзо, которая заканчивалась словами: «Никогда не заключай сделок с Волком».

«Наверное, поэтому я вызываю тебя на бой. Только победить не могу».

«Если я не надумаю протянуть тебе руку помощи», – прозвучал в голове Кайлара голосок ка'кари.

«Что-то ты развеселился», – мысленно обратился он к ка'кари.

Гаруваши молча смотрел на обрубок правой руки Кайлара, а Фейр не скрывал волнения.

Кайлар перевел взгляд вправо и увидел, что на месте обрубка пробивается иссиня-черный металл, который постепенно принимает форму человеческой руки. Он попробовал сжать пальцы в кулак – получилось!

«Решил надо мной подшутить?» – спросил Кайлар у ка'кари.

«Я же не злодей. Между прочим, Джорсин Алкестес не любит, когда его убитые враги оживают. Если ты погибнешь от этого меча, то уже не воскреснешь и останешься навеки покойником».

«Забавно, а вот Волк не сказал об этом ни слова».

Кайлар пошевелил черными пальцами. Да, он их чувствует, но рука почему-то кажется слишком легкой. Конечно же, она внутри пустая, а натянутая кожа тоньше пергамента.

«Эй, раз уж ты решил творить чудеса…» – снова заговорил он с ка'кари.

«Нет, и не проси».

«Ты даже меня не выслушал!»

«Иди сражайся».

Кайлару показалось, что ка'кари вращает глазами. И как ему только удается? Ведь и глаз-то никаких нет!

«Можешь сделать эту штуку чуть тяжелее?»

«Нет».

«Но почему?»

«Я не могу менять свой размер, – откликнулся ка'кари со вздохом. – Послушай, ведь я уже защитил покровом твою кожу, превратил тебя в невидимку, подарил синее пламя и новую руку. Имей совесть!»

«Значит, с моей стороны будет наглостью, если я попрошу, чтобы ты превратился в кинжал и поразил моего врага?»

Ка'кари замолчал и принялся обиженно пыхтеть. Кайлар ухмыльнулся и вдруг понял, что скалит зубы прямо в лицо Лантано Гаруваши, в волосы которого вплетены шестьдесят три смерти, а в глазах отражаются целых восемьдесят две.

– Тебе требуется время на подготовку? – поинтересовался Гаруваши, приподнимая бровь.

– Я готов, – заявил Кайлар, выхватывая из ножен меч.

– Послушай, Кайлар, – обратился к нему Фейр, – что ты собираешься сделать с волшебным мечом?

– Хочу спрятать его в надежном месте.

– Значит, ты собираешься унести его в лес? – Глаза Фейра расширились.

– Пожалуй, туда я его и зашвырну.

– Прекрасная мысль, – заметил Фейр.

– Мысль сама по себе интересная, но далеко не самая удачная, – возразил Гаруваши и в следующее мгновение очутился рядом с Кайл аром.

Мечи скрестились, вызванивая дробное стаккато, предвещающее смерть одного из противников. Кайлар сделал вид, что не решается на ответный удар. Имея дело с таким блистательным мастером, как Лантано Гаруваши, иного выхода нет. Нужно дважды показать свою слабость, чтобы на третий раз захлопнуть ловушку.

Когда Кайлар в первый раз промедлил с ответным ударом, меч Гаруваши скользнул в пустоту и задел ребра. Этим ударом Гаруваши мог покончить с Кайларом, но отскочил назад, опасаясь подвоха.

Кайлар попятился, и Гаруваши позволил ему перегруппироваться. В глазах военачальника читалось неприкрытое разочарование. С того момента, как они скрестили мечи, не прошло и пяти секунд.

Кайлар подумал, что противник слишком уж быстр, и это вызывает подозрение. Он поднес ка'кари к глазам и застыл в изумлении.

– Ты даже не принадлежишь к числу тех, кто наделен талантом!– воскликнул он.

– Лантано Гаруваши магия не нужна! – отрезал полководец. «А вот Кайлару Стерну нужна, да еще как!»

Кайлар ощутил знакомую дрожь, отголосок прошлого. Это страх смерти. Если бы противник держал в руках алитэрский палаш, Кайлар мог бы сокрушить Гаруваши одной силой своего таланта.Но против элегантного кьюрского клинка талантпрактически бессилен.

– Продолжим, – предложил он Гаруваши.

Поединок возобновился. Гаруваши действовал осторожно и даже временами отступал, желая выяснить, на что способен противник. Ничего подозрительного он не обнаружил, и Кайлар это ясно видел. Совсем скоро Кайлар выдохнется и от отчаяния совершит какую-нибудь глупость. Гаруваши ждет от него именно этого. Скольких отчаявшихся соперников повидал он на своем веку, победив в шестидесяти трех поединках! Наверняка предшественники Кайлара, которым удалось уцелеть после первых ударов клинков, испытывали то же противное сосущее чувство под ложечкой, что и Кайлар. Зачем себя обманывать? Клинки снова завели свою звонкую песню.

Что-то изменилось в лице Гаруваши. Кайлар пока не понимал, что он собирается сделать, но ему стало ясно, что уловка удалась. Полководец думает, что реально оценил силы противника. Что ж, пора заканчивать.

Вдруг послышались удары, отбивающие ритм. Кайлар дождался, когда Гаруваши пойдет в атаку. Какие у него длинные, неестественно быстрые руки! Какая легкость и уверенность в каждом движении!

– Ты его чувствуешь? – спросил Гаруваши, передумав нападать. – Чувствуешь этот ритм?

– Иногда, – пробормотал Кайлар, не отрывая глаз от груди Гаруваши, стремясь не упустить ни одного пульсирующего биения. – Однажды я услышал его, это было похоже на музыку.

– Много людей погибло в тот день? – снова обратился к нему Гаруваши.

Кайлар пожал плечами и промолчал.

– Тридцать горцев, четыре колдуна и халидорский принц, – ответил вместо него Фейр.

Лантано Гаруваши лишь улыбнулся. Осведомленность Фейра его нисколько не удивила.

– И все же сегодня ты сражаешься как-то тупо, словно совсем задеревенел. А знаешь почему? В тот день ты видел смерть так же близко, как и сегодня.

«Нет, неправда. Но тогда я этого не знал».

– Сегодня, – продолжил свою мысль Гаруваши, – ты боишься. И из-за этого ты становишься недальновидным, теряешь способность предугадать действия противника. Все мышцы напряжены, а движения становятся медленными. Если так пойдет и дальше, смерть легко тебя одолеет. Сражайся, чтобы победить, а не проиграть, Кайлар Стерн!

Добрый совет, данный от души человеком, который собирается тебя убить, привел Кайлара в полное замешательство.

– Вот, смотри, – сказал Гаруваши, поднимая Кьюр'келестос, и Кайлар увидел, что лезвие меча затупилось. – Я увижу, когда ты будешь готов.

Фейр прислонился к дереву и стал тихонько насвистывать.

Гаруваши снова пошел в атаку, и через считаные секунды тупой клинок прошелся Кайлару по ребрам. Еще несколько секунд был слышен яростный звон мечей, а потом тупое лезвие задело предплечье и пронзило плечо. Даже сейчас, под градом ударов, Кайлар вспоминал жестокий и беспощадный спарринг с учителем Дарзо. Страх отступил. Вроде ничего не изменилось, но Кайлар стал более выносливым, сильным и быстрым, а также более опытным, чем год назад. И тогда он победил Дарзо. Всего один раз в жизни. Застилавшая глаза пелена исчезла, и сердце колотилось не так бешено, а его удары уже не отдавались молоточками в висках.

– Вот оно! Наконец! – воскликнул Гаруваши.

Кьюр'келестос снова стал острее бритвы, и поединок возобновился.

Кайлар чувствовал присутствие Фейра. Мастер клинка сидел на земле, скрестив ноги, его челюсть отвисла, и он время от времени бормотал не то молитвы, не то заклинания.

Противники стали двигаться быстрее, и в душе у Кайлара наступил покой. Вдруг он понял, что улыбается. Какое безумие! Нет, все так и есть, и губы Гаруваши тоже скривились в усмешке. Здесь чувствовалось присутствие красоты, чего-то драгоценного и очень редкого. Каждый мужчина хотел бы иметь возможность сражаться. Осуществить это на деле могли немногие, и лишь один способен выиграть сражение раз в сто лет. Кайлар не думал, что когда-нибудь встретит мастера, который может сравняться искусством с Дарзо Блинтом, но Лантано Гаруваши, пожалуй, даже превосходит его скоростью и размахом удара.

Кайлар успел нырнуть за молодое деревце, которое Гаруваши в следующую секунду разрубил надвое. Пока полководец отталкивал в сторону рухнувшее деревце, Кайлар предавался своим мыслям. Против Лантано Гаруваши у него был лишь один козырь, не считая способности превращаться в невидимку.

«Нет, не вздумай этим воспользоваться! Это нечестно!» – заволновался ка'кари.

У Лантано Гаруваши отсутствовал опыт сражения с противниками, превосходящими его в мастерстве. Кайлар изучал стиль Гаруваши во всех деталях, что самому полководцу никогда не приходило в голову. Просто не было нужды. Гаруваши всегда действовал открыто, без утайки, полагаясь только на свою сверхъестественную скорость, силу, непревзойденную длину замаха, до совершенства отточенную технику и маневренность. Он всегда был настроен на победу. И вот теперь что-то пошло не так!

Кайлар стал выполнять глубокий выпад, придуманный лордом Амбером, как вдруг изменил направление и, изогнувшись, успел отразить последний удар. Кьюр'келестос просвистел всего в миллиметре от щеки, а его собственный меч рассек плечо Гаруваши. Полководец, не обращая внимания на рану, пошел в контратаку. Кайлар вскинул руку и, не осознавая, что делает, направил ка'кари вверх по режущей кромке.

Вспыхнул ослепительный белый свет и тут же рассыпался на тысячи искр, как будто рука Кайлара превратилась в огромный кремень, столкнувшийся со сталью Кьюр'келестоса. Рука обгорела.

Воины отпрянули друг от друга, и Кайлар понял, что вложи Гаруваши чуть больше силы в удар, и ка'кари перестал бы существовать.

«Пожалуйста, никогда больше так не делай», – прошептал ка'кари.

– Кто тебя научил?

Лицо Гаруваши налилось кровью. Полководец ждал ответа.

– Я…

От смущения Кайлар не находил нужных слов. Нанесенная Кьюр'келестосом рана на левой руке сильно кровоточила.

– Он говорит о проделанной тобой комбинации, – пояснил Фейр. Его глаза расширились от удивления. – Этот прием называется поворотом Гаруваши, и никому не по силам его повторить.

Кайлар снова принял боевую стойку. Страх ушел, а на его место пришло сознание собственного бессилия. Все старания ни к чему не привели. Он применил против полководца все искусство, которым владел, и лишь слегка его оцарапал.

– Никто меня не учил, – ответил он. – Просто по ходу поединка я понял, что нужно сделать именно так.

Гневное выражение исчезло с лица Лантано Гаруваши. Он был человеком внезапно нахлынувших страстей, непредсказуемым, неукротимым и очень опасным. Полководец вынул белый носовой платок, с благоговением вытер Небесный меч, очищая его от крови Кайлара, а потом вложил в ножны.

– Я не стану убивать тебя сегодня, досточтимый Кайлар, и да пребудет в мире твой клинок. Через десять лет ты достигнешь расцвета сил, и вот тогда мы встретимся в Эну и сразимся перед королевским двором. Такие мастера, как мы, заслуживают чести биться в присутствии менестрелей, прекрасных дев и менее искусных воинов. Если ты одержишь победу, можешь взять все, что мне принадлежит, в том числе и священный меч. А если удача улыбнется мне, ты ничего не теряешь, а лишь приобретаешь десять лет жизни и славы. Согласен? Десять лет все будут ждать этого события, о нем сложат легенды, которые станут передавать из поколения в поколение тысячу лет.

Действительно, через десять лет Кайлар будет находиться в расцвете сил, но Гаруваши не сказал, что к тому времени его лучшие годы останутся далеко позади. Сколько ему будет лет, сорок пять? Возможно, тогда Кайлар сравняется с ним в скорости, а у Гаруваши останется непревзойденная длина удара, и они оба наберутся еще больше опыта. И все же время играет на руку Кайлару, а не Гаруваши, и полководец делает ему бесценный подарок. Имеет ли для Волка значение, что Кайлар промедлит еще десять лет? Черт возьми, если Кайлар не свернет себе шею, то, возможно, и не встретится с Волком еще десять лет. С другой стороны, если он примет смерть от волшебного меча, то вообще уже никогда с ним не увидится.

– Скажи, если бы я что-то тебе пообещал, что бы ты предпочел: получить обещанное немедленно или ждать десять лет?

– Если поединок состоится сейчас, ты умрешь, а через десять лет у тебя появится шанс уцелеть.

Всего месяц назад Кайлар преследовал лишь одну цель: убедить Элену, что в восемнадцать лет уже пора расстаться с девственностью. Потом убили Джарла, который вез новость о том, что Логан Джайр угодил в ловушку и сидит в темнице собственного дворца. Клятва верности, принесенная живым и мертвым, поставила перед ним две новые цели, из-за которых пришлось пожертвовать первой. Несмотря на обещание всегда быть рядом, Элену пришлось оставить и идти на выручку Логану Джайру, а также отомстить за смерть Джарла, убив кьюрского короля-бога. За это пришлось заплатить немалую цену: Кайлар потерял руку, магические узы связали его с прекрасным созданием по имени Ви Совари, которое приносит одно несчастье. В довершение ко всему он дал клятву похитить меч Гаруваши.

Сейчас Кайларом владело лишь одно желание – убедиться, что его жертвы не пропали даром, а потом загладить вину перед Эленой.

Девушка вправе наказать его за неверность. Он ясно представил, как Элена с грустью в голосе говорит: «Клятва, которую сдерживаешь, только когда это удобно, и клятвой не считается».

– Я не могу отложить поединок, – обратился он к Гаруваши. – Прости.

– Дело чести? – пожал плечами Гаруваши. – Понимаю. Значит…

– Смотрите! – воскликнул Фейр, стремительно вскакивая с места.

Кайлар повернулся и увидел в десяти шагах от себя разверзшуюся в воздухе дыру, в которой полыхало пламя. А в лесу смеялся длинноносый, лопоухий вюрдмайстер.

8

– Давай сюда мочу. Ты не такой, как все, Недомерок, – заявил Хоппер, высокий, худой седоволосый старик евнух, обучавший Дориана, то есть Недомерка.

Евнух протянул ему ночной горшок.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Недомерок.

– Два горшка с дерьмом. – Хоппер протянул еще два ночных горшка, и Недомерок разделил мочу поровну и разлил по горшкам, а потом покрутил каждый в воздухе и вылил содержимое в огромный чан, стоявший на подставке, сплетенной из ивовых прутьев. – Одна порция мочи на каждые два горшка с дерьмом. Остальная моча расходится быстро. Горшки легкие. Если обнаружишь рвоту или понос, ополосни двумя порциями мочи. Никому неохота нюхать эту дрянь целый день.

Дориан решил, что так и не дождется ответа на свой вопрос, но, опустошив все горшки в глиняные чаны, которых сегодня оказалось шесть, что означало для Недомерка еще одну дополнительную ходку, Хоппер, немного помедлив, проговорил:

– Даже и не знаю. Посмотри, как прямо ты держишь спину, когда сидишь.

Выругавшись про себя, Дориан покорно ссутулился. Опять забыл, как нужно держаться в его положении. Тридцать два года он сидел прямо, с гордо поднятой головой, как и положено сыну короля, – сейчас эта привычка может сослужить дурную службу.

Конечно, Хоппер общается с ним больше остальных, но если старый евнух заметил его прямую спину, что произойдет, когда необычная осанка раба привлечет внимание Зурги, одного из надсмотрщиков, какого-нибудь майстера или этелинга? Из-за внешности, характерной для племени фейри, все старались держаться от него подальше. На Недомерка взваливали самую тяжелую и грязную работу и регулярно били за якобы совершенные проступки. Редко выдавалась ночь, когда от побоев не ныло все тело.

– Смотри сам не обмочись. Опять кто-то нарыгал. В толк не возьму, где это девицы умудряются раздобыть вина. – Хоппер поднял по очереди обутые в сандалии ноги и пошевелил большими пальцами. Кроме них, других пальцев на ступнях не осталось. Как-то раз его застигли за весьма неблаговидным занятием. Хоппер решил обучить танцам скучающих обитательниц гарема и отделался так легко только потому, что нравился Зурге, а во время танца он не прикасался к женщинам и не заводил с ними разговора. По словам самого Хоппера, других евнухов убивали и за куда менее серьезные провинности. – Прошло двадцать два года с тех пор, как меня некстати потянуло в танцы. Все это время я выношу ночные горшки и буду коротать с ними век до самой смерти. А теперь помоги мне разделаться с пустыми горшками. Надеюсь, ты помнишь процесс?

– Одной порцией чистой воды ополаскиваем десять горшков из-под мочи или четыре из-под дерьма.

– Ишь какой сообразительный! Помоги ополоснуть первые сорок штук, а потом можешь их уносить.

Они работали в полном молчании. Дориан так и не напал на след женщины, которая станет его женой. В Цитадели имелось два не сообщающихся между собой гарема, а несколько женщин вообще содержались отдельно. Недомерка приставили к обычному гарему.

Здесь жило более сотни жен и наложниц Гэрота Урсуула. Женами считали женщин, родивших сыновей, а наложницами – тех, которые родили девочек или вообще остались бесплодными, что рассматривалось как одно и то же. Если учесть, что Гэроту Урсуулу было около шестидесяти лет, его женщины поражали молодостью. О том, какая участь постигла старших жен, никто не упоминал.

Дориан испытывал странное чувство, находясь в гареме отца. Он наблюдал за неизвестной, очень личной стороной жизни человека, который во многом способствовал формированию его характера. Подобно большинству халидорцев, король отдавал предпочтение упитанным женщинам с пышными бедрами и ягодицами. У жителей севера пользовалась популярностью пословица: «Мужчине нужны лошади и невесты, на которых можно ездить верхом». Большинство публичных женщин были халидорками, но в гареме короля собрались девушки всех национальностей, за исключением фейри. Все они были красивы, с большими глазами и пухлыми чувственными губами, и, по словам Хоппера, король предпочитал делить с ними ложе, как только они созреют.

Жизнь в гареме имела мало общего с историями, которые рассказывают южане. Жизнь, полная роскоши и страшной скуки.

Каждый день, вынося горшки из комнат наложниц, Недомерок украдкой поглядывал на женщин. Первое, что бросалось в глаза, – они всегда были полностью одеты. Короля-бога в городе не было, и стремительно приближалась зима. Женщины знали, что их услуги в ближайшее время не потребуются, и некоторые перестали даже причесываться и переодеваться после сна. И все же они опасались общественного порицания, которое служило сдерживающей силой и не давало совсем опуститься.

– Раньше они сидели там всю зиму полуобнаженные, раскрашенные, как шлюхи, ежились от холода возле камина и дрожали, словно выброшенные на снег щенки, – рассказывал Хоппер. – Сейчас, как только мы узнаем о прибытии короля-бога, сразу подаем им сигнал. Подожди, сам увидишь, как они забегают. В жизни не встречал такой резвости. А если одну из них потребуют к его величеству и назовут по имени, все остальные бросаются к ней и окружают плотным кольцом. Клянусь кровью Хали, минут пять ее совсем не видно, а когда девушка выходит из круга, можно подумать, что перед вами предстала сама богиня. Конечно, они ненавидят друг друга, плетут интриги и сплетничают, но когда король-бог призывает одну из них, девушки всеми силами стараются помочь друг другу. Одно дело – злословить и собирать сплетни… – Хоппер опасливо оглянулся и заговорил шепотом: – И совсем другое – стать причиной того, что кто-нибудь из девушек попадет в руки этелингов.

Внутри у Дориана все сжалось. Итак, им известно о развлечениях этелингов. А как же иначе? Он помнил, как королевских отпрысков обучали сдирать кожу с дерзкой наложницы. Дориану, как первому из клана, досталось лицо. Никогда не забыть чувства гордости, которое он пережил, предъявляя наставнику Нефу Даде совсем не поврежденное лицо, на котором сохранились даже веки и ресницы. Десятилетний Дориан надел его, как маску, и пришел на ужин, где они шутили и смеялись вместе с другими отпрысками короля-бога, а Неф смотрел на них и ободряюще улыбался. Господи, спаси и помилуй! Ему доводилось совершать и более страшные вещи.

Что он делает здесь, в этом гиблом месте? Как только народ все терпит? Как можно поклоняться богине, которой страдания людей приносят наслаждение? Дориан иногда и сам начинал верить, что каждая страна имеет вождей, которых заслуживает. Как это характеризует Халидор с его насквозь прогнившим племенным строем и местными предрассудками, который держится только на страхе, испытываемом перед людьми, провозгласившими себя королями-богами? А как это характеризует самого Дориана? Это его страна, его народ и культура, которые должны были принадлежать ему по праву первородства. Ему, Дориану Урсуулу, удалось выжить, уничтожив по очереди всех соперников. Он натравливал сводных братьев друг на друга, пока не остался в одиночестве. Дориан исполнил уурдтан, священный обряд коронования, и подтвердил свое право называться королевским сыном и наследником. Все вокруг могло принадлежать ему, но Дориан ни секунды не жалел о потере.

Дориан любил в Халидоре многое: музыку, танцы, гостеприимство бедноты, мужчин, которые от души смеются и плачут, не скрывая чувств, и причитающих женщин, когда они оплакивают покойников. В таких случаях южане хранят молчание, как будто им все безразлично. Он любил картины, изображающие животных, татуировки, которые живущие на равнинах племена наносят синей краской из дикой вайды, и холодных, голубоглазых девушек с молочно-белой кожей и неистовым темпераментом. Дориану многое нравилось в соплеменниках, однако порой ему казалось, что мир станет гораздо лучше, если их всех поглотит морская пучина.

Сколько первенцев, надрывающихся от плача, оставили у погребального костра Хали голубоглазые женщины, принося новорожденных сыновей в жертву, чтобы домашний скот не болел и давал приплод? Сколько чувствительных мужчин в надежде собрать богатый урожай сажали своих престарелых отцов в гробы, сплетенные из ивовых прутьев, и смотрели, как они тонут в болоте? Совершая убийство, они рыдают, но продолжают убивать и дальше. Когда умирает мужчина, закон чести требует, чтобы его жена, если ее не захочет взять глава клана, взошла на погребальный костер супруга. Дориан стал свидетелем, как четырнадцатилетняя девочка не выдержала; в решающий момент мужество ей изменило. Она была замужем меньше месяца за стариком, которого никогда не видела до свадьбы. Отец избил ее до крови и сам швырнул в костер, проклиная за позор, который дочь навлекла на его голову.

– Эй, – окликнул его Хоппер, – ты начал думать! Перестань. Здесь это не нужно. Работай больше и ни о чем не думай. Понял? – Недомерок послушно кивнул. – Тогда давай привяжем тебе эту штуку на спину, и берись за дело.

Вместе они принялись прилаживать сплетенную из ивовых прутьев корзину Недомерку на спину. К корзине были приделаны ремни, которые перекидывались через плечи и закреплялись вокруг бедер, чтобы они выдержали немалую тяжесть заполненного нечистотами глиняного чана. Хоппер пообещал подготовить еще один чан, когда Недомерок вернется после первой ходки.

Он медленно тащился по холодным и темным базальтовым коридорам, которые освещались всего несколькими факелами, чтобы рабы не столкнулись друг с другом.

– Мне надоело колотить беззубых рабов, – послышался впереди чей-то голос. Группа людей стояла на пересечении двух коридоров. – Я слышал, в Тигриную башню привезли новую девушку. Говорят, она – красавица.

– Тави, ты же знаешь, башню запрещено так называть! – ответил другой голос.

Бертольд Урсуул, прадед Дориана, совсем рехнулся, решив, что вознесется на небеса, если построит высоченную башню и украсит ее исключительно шкурами гаранских саблезубых тигров. Безумное желание отца не вызвало восторга у Гэрота Урсуула, и он приказал называть это сооружение Бертольдовой башней, и никак иначе.

Дориан остановился. На перекрестке горел факел, и проскользнуть незамеченным или повернуть назад было невозможно. Этелинги, которых Дориан сразу же узнал, так как никто больше не мог позволить себе такой надменный тон, шли прямо на него. Избежать встречи с королевскими отпрысками не представлялось возможным.

И тут Дориана осенило: ведь окружающие видят в нем всего лишь раба-евнуха. Вобрав голову в плечи, он стал молиться, чтобы этелинги прошли мимо. Хорошо бы превратиться в невидимку!

– Говорю все, что пожелаю, – огрызнулся Тави, подходя к перекрестку одновременно с Недоноском.

Раб остановился и отступил в сторону, стараясь не поднимать глаз. Тави представлял собой классический образец этелинга: красивый, несмотря на хищный ястребиный нос, лощеный и роскошно одетый. Мальчишке не больше пятнадцати лет, а он уже привык повелевать и живет в предвкушении огромной власти, которую намерен получить. Это чувство окутывает юнца подобно смрадному облаку. Недомерок с первого взгляда оценил его по достоинству. Именно Тави станет первым в клане, и именно его Дориан постарался бы уничтожить раньше остальных. Однако излишняя самонадеянность может сыграть с Тави злую шутку. Он слишком дерзок и обожает хвастаться. Такому не уцелеть, когда начнется уурдтан, во время которого прореживаются ряды этелингов.

– И буду спать с тем, с кем захочу! – заявил Тави и остановился, оглядываясь по сторонам.

Похоже, этелинги заблудились. Недомерок в страхе застыл на месте. Свернуть было некуда, и встреча с королевскими отпрысками становилась неизбежной.

– Кроме того, гаремы тщательно охраняются, – продолжил свою мысль Тави, – а башню сторожат два урода, которые стоят внизу, да глухонемой евнух, приставленный к девушке.

– Он убьет тебя, – откликнулся второй этелинг, которому очень не нравилось вести подобные разговоры в присутствии раба.

– А кто ему скажет? Девушка? Тогда придется убить и ее! Черт побери, где мы?! Бродим здесь уже минут десять, и все коридоры выглядят абсолютно одинаково.

– Я же говорил, что надо идти другим путем, – заметил второй этелинг.

– Заткнись, Ривик! Эй, ты! – обратился Тави к Недомерку, который исправно вздрогнул, как и положено рабу. – Во имя Хали, как же от тебя воняет! Как пройти на кухню?

Недомерок неохотно показал на коридор, откуда появились этелинги.

Ривик злорадно засмеялся.

– Далеко? – спросил Тави.

Раб по имени Недомерок нашелся бы что ответить, но Дориан не сдержался и сказал:

– В десяти минутах ходьбы.

Ривик захохотал еще громче. Тави наотмашь ударил Недомерка.

– Как тебя звать, недомерок?

– Милорд, ничтожный раб так и зовется Недомерком.

– Ух ты! – взревел Ривик. – Нам попался живой раб!

– Ему недолго таким оставаться, – заверил Тави.

– Если вздумаешь его убить, я все расскажу, – предупредил Ривик.

– Расскажешь? – недоверчиво переспросил Тави, и его лицо исказила презрительная гримаса, по которой Дориан понял, что дни Ривика в качестве закадычного друга сочтены.

– Он меня рассмешил, – сказал Ривик. – Пойдем, мы и так опоздали на урок. Ты же знаешь, что Дрэф не упустит случая обратить это против нас.

– Хорошо, подожди секунду.

На коже Тави ожил и заиграл вир, и он начал нараспев говорить заклинания.

– Тави! – предостерег Ривик.

– Не бойся, я не собираюсь его убивать.

Облако магии образовалось в нескольких дюймах от груди Недомерка. В следующее мгновение он почувствовал удар, который отбросил его к стене, словно тряпичную куклу. Ивовые прутья не выдержали, и глиняный чан рухнул на пол, разлетевшись на куски и окатив раба и стену потоком человеческих нечистот.

– Нужно не забыть эту шутку, когда снова станет скучно! – хохотал Ривик. – Клянусь грудью Хали, как же здесь воняет! Представляешь, если разбить такой вот чан в комнате у Дрэфа?

Этелинги двинулись дальше, а Недомерок остался лежать на полу, ловя ртом воздух и вытирая с лица зловонную жижу. Прошло минут пять, и вдруг он стремительно вскочил на ноги. Из-за страха, а вернее, попытки его изобразить он упустил самое важное. Новой наложницей могла быть только одна женщина. Его будущая жена находится в Бертольдовой башне, и ей грозит смертельная опасность.