Текст книги "Судьба — солдатская"

Автор книги: Борис Орлов (2)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Миллер, облюбовав молодую ель, сбил тесаком с нижней части ствола сучья. Притягивал к нему Чеботарева. Притягивал со спокойствием палача и умением мастера, постигшего тайны своего ремесла. Некоторые, посматривая на Карла, посмеивались. Предвкушали, как будет мучиться, умирая, Чеботарев. С безучастными лицами оставались, пожалуй, только два человека – сам Чеботарев да Зоммер. Но это… с виду.

Когда стали уходить, к Чеботареву подошел Лютц.

Карл втыкал в рот Петру кляп из мха. Ударил его ладонью по лицу. Этого показалось мало, и он, подняв хворостину, стал хлестать ею по его телу. Уходившему с эсэсовцами Зоммеру слышались эти удары, и у него возникло ощущение, что избивают не Петра, а его, и от этого тело мелко-мелко вздрагивало.

Фасбиндер, обернувшись, похвалил Карла и сердито окликнул Лютца.

– Я глядел: крепко ли… – оправдывался Ганс Лютц, подойдя к нему.

Фасбиндер приказал ему идти не отставая.

Сам шел последним. Плетущийся перед ним Зоммер, к ужасу своему, вдруг понял, что Чеботареву помочь сейчас ничем нельзя, а ведь для этого стоило бы лишь… разрезать веревку. Фасбиндер, как бы догадываясь, о чем он думает, пошел рядом. И когда стали выходить из лесу, спросил весело:

– Что вас угнетает, Зоммер? Просьбу вашу я… выполнил, должны радоваться. Мне хотелось этого битюга привезти в Псков, но, – и он развел руками, – долг рыцарства!.. А может, вы боитесь, что ваш бывший сослуживец убежит оттуда? Не убежит. Я даже охрану не стал ставить: в таком глухом лесу и искать станешь – не найдешь его. Да и Миллер хорошо его обработал.

– Я думаю, – чтобы что-то сказать в ответ, выдавил Зоммер из пересохшего горла, – провидение действительно существует.

Он смотрел себе под ноги и мысленно просил прощения у однополчан. Ему все виделся убитый Григорий и прикрученный к ели Петр, в спину которому впиваются острые комельки, оставшиеся от обрубленных Миллером веток. Когда поднял лицо, то первое, что бросилось в глаза, – была стена леса, а над нею серое, низкое-низкое небо.

В деревне Фасбиндер выговорил старосте, что он плохо следит за порядком, не знает, что делается вокруг. Приказал подобрать из крестьян полицаев. Распорядился, кивнув на площадь:

– Толпу эту… держать, – и подошел к распахнутой в амбар двери.

– Насиделись? – спокойно сказал он, обращаясь к заложникам. – Я готов ждать еще. – И Фасбиндер усмехнулся.

Из амбара уставились на него непримиримые, осуждающие глаза.

Фасбиндер отошел. Вернувшись в свою избу, приказал Миллеру готовить ужин с «весельем». И часам к шести в избе опять началось то же – теперь пили за успех. Зоммер, у которого не выходил из памяти Чеботарев, старался быть спокойным, сначала пил как все, а потом начал хитрить: одну рюмку не допьет, другую опрокинет, третью…

Девушек Фасбиндер приводить не разрешил. Поэтому, нахлеставшись коньяку и до отвала наевшись, унтерштурмфюреры ушли. «Девчат промышлять», – смекнул Зоммер и стал думать, как же ему выбраться незаметно из деревни, чтобы отвязать Чеботарева. Фасбиндер время от времени подозрительно на него поглядывал. Наконец сказал по-русски, еле выговаривая слова:

– Вы не расстраивайтесь, Зоммер… Эти красные… не мы бы их, так они… нас.

Зоммер, притворяясь пьяным, сунулся к столу, запихнул в рот кусок жареной баранины, не дожевав, выплюнул, подражая унтеру-толстяку, на стол. Обхватив голову руками, проговорил, невнятно произнося русские слова:

– А я знаю это… сам… Меня… они… – и, оттолкнувшись от стола, направился к выходу. Слышал, как Фасбиндер говорил Миллеру, чтобы тот следил за ним, Зоммером.

Выйдя из избы, Зоммер нарочно, будто запнувшись, упал с крыльца. Подоспевший Миллер поднял его. Посмеивался – тоже был пьяный:

– Так напиваться… нельзя, герр Зоммер. Это немцу… неприлично.

Зоммер оттолкнул его и, шатаясь, пошел на улицу. Возле плетня сел прямо на землю. Миллер снова поднял его, стал ругаться. Говорил, что немцев-колонистов в России русские испортили – привили им свои дурные привычки. Зоммер прошел еще немного и, подгибая ноги, растянулся на лужайке перед избой, которую отвели ему, Карлу Миллеру и Гансу Лютцу.

– Продрыхнешься – встанешь, – зло проговорил уставший его поднимать Миллер и ушел в избу.

Зоммер так пролежал минут десять. Потом, трудно поднявшись, шатающейся походкой направился к избе. В комнате он свалился прямо на Миллера, который уже засыпал на кровати. Тот стал ругаться. Столкнув Зоммера на пол, сказал:

– Проспись на досках, а потом постелешь.

С другой кровати Лютц сердито оборвал Миллера:

– Не мешай, ты!.. Только сон пришел.

Ближе к полуночи, когда стало совсем темно, Зоммер тихо поднялся. Карл спал, раскинув руки и издавая жуткий храп. Лютца не было. Чтобы не натолкнуться на него, Зоммер осторожно прокрался в сени, вышел на крыльцо. Ганса не было и там. Тогда, пригибаясь, прячась за тополя вдоль прясел, Зоммер выбрался в поле, пересек его и по опушке побежал к дому учетчика. Оттуда, свернув на тропу, помчался через делянку к болоту.

Сильно билось сердце. Хмель прошел совсем. Чем ближе оставалось до ели, тем короче, вкрадчивей делался его шаг. Останавливался. Чтобы не сбиться с тропинки, до рези в глазах всматривался в обступавшие его черные чащобы. Прислушивался к лесному безмолвию.

Зоммер не думал, как встретит его Чеботарев. Думал об одном только: найти бы да отвязать. Решил: «Все объясню – поймет». И в нем появилось вдруг желание уйти с Петром, а там что будет. Стало казаться, что и Соня поймет его правильно.

Когда впереди, чуть проступая в лесном мраке, показалась знакомая ель, Зоммер остановился, замирая на месте, – возле ели стоял человек в немецкой форме, а Чеботарева… не было.

Зоммер присел. Осторожно раздвигая сучья с большими колючими лапами, приглядывался к человеку. Почти не дышал… А тот постоял у ели, поднял конец веревки, посмотрел на нее и, бросив веревку под ноги, не спеша направился в сторону Зоммера. Он прошел почти рядом. Зоммер узнал в нем Ганса Лютца. Первое, что у него появилось в мыслях, – это броситься на эсэсовца и задушить его, как пытался задушить Закобуня его, Зоммера. Но тут же Федор подумал о другом: «А почему Ганс пришел сюда? Не ради же того, чтобы увидеть, как Чеботарев умирает. Да и риск ведь это. А потом, кто отвязал Петра? Где он сейчас?..» Зоммер уже напружинился, чтобы сзади прыгнуть на гитлеровца, как услышал его раздумчивый, с нотками удивления тихий голос:

– Неужели… Зоммер?

Уходил Ганс медленно. Когда его тень исчезла, слилась с охваченными мраком деревьями, Зоммер поднялся. Подошел к ели. Петра тут не было. Зоммер огляделся и тихо позвал:

– Петр! Это я, Федор. Откликнись.

Лес молчал. Только непрерывный гуд исходил от вьющихся тучей комаров. Даже не разнеслось эхо, застряв в чаще леса.

Зоммер постоял еще, потом обошел вокруг ели, походил поодаль и, убедившись, что Чеботарева нигде здесь нет, вдруг повернулся к деревне и пустился напролом через чащу. «Надо опередить Лютца. Этот гитлеровец следит за мной», – билась в нем мысль. Через поле бежал пригибаясь. Возле избы упал под прясла на траву. Мучил вопрос: что же с Чеботаревым? Минут через десять увидел, как через огород к дому подходит, оглядываясь и чуть горбившись, Ганс Лютц. Зоммера стали одолевать те же вопросы, что и там, около ели, когда мимо него проходил этот немец. Появившийся на крыльце Карл Миллер спрашивал Лютца:

– Где переводчик?

– А я что, бегаю за ним? – ворчливо ответил Лютц и, увидав Зоммера, добавил: – Ты слепой. Вон он где. Видишь? – И выругался на Карла: – Болван!

Немцы ушли в избу. Зоммер перевернулся на спину. В небе, в просветах между облаками, ярко горели звезды. Думая то о Чеботареве, то о Лютце, он уснул. Во сне видел, как гитлеровцы вели Петра к ели… Обливаясь холодным потом, Зоммер проснулся. Сразу вспомнился Лютц. Рассуждал, снова засыпая: «А вдруг он… коммунист. Вдруг его послали к этим головорезам товарищи. Ведь не мог же Гитлер уничтожить в Германии все передовое, честное. П р а в д а, сколько бы ее ни преследовали, как свет, как день, идет по земле… И только она дает возможность не умереть в человеке  Д о б р у».

Он проснулся перед завтраком. Поднялся – освеженный, даже окрепший духом.

Из деревни уезжали после завтрака, когда дождались двух солдат, которых Фасбиндер посылал посмотреть, что с Чеботаревым. Доложив, что «большевик сдох», солдаты полезли в кузов. «Испугались и не дошли», – радостный, подумал Зоммер, а Лютц сказал Фасбиндеру:

– Удивительно действенная форма казни!.. И без излишних церемоний.

Проспавшийся Фасбиндер был уже недоволен, что поступил с красноармейцем так («В Псков надо было отвезти – утер бы нос всем»), но проговорил вслед за Гансом: «С чертами гуманности даже», – и отдал распоряжение распустить вконец изнуренную толпу.

Зоммер приглядывался то к Лютцу, то к старосте. Старался понять, кто же отвязал Петра. Лютц вел себя, как явный фашист. В словах его было много цинизма. Зоммер ломал голову над тем: друг он или враг? И как открытие, вдруг пришло: «Был бы враг – еще ночью доложил бы, что Чеботарев исчез, а уж сейчас, когда солдаты врали, и подавно – через это выслужился бы».

Староста беспрестанно вился возле Фасбиндера и упрашивал барона выпустить из амбара заложников.

– А то после вашего уезду, – настойчиво просил он, – в порядке мести могут и меня. Выпустите. Я сам допытаюсь, кто тут шалит… доложу. Вот вам крест! – и истово перекрестился.

– Правильно, – стараясь говорить без заинтересованности, поддержал его Зоммер. – Это укрепит в деревне положение старосты. – И вдруг его осенило: «Не предатель он. Он и отвязал, а Лютц… Лютц тоже друг – из антифашистов, наверно, или… коммунист».

Фасбиндер после слов Зоммера задумался. Удовлетворенный смертью красноармейцев, интерес к казни крестьян он уже потерял. На него пристально, с усмешкой на губах глядел Лютц. Говорил:

– Пожалуй, переводчик прав. Нам надо быть гибче.

Фасбиндер, помявшись с ноги на ногу и посмотрев на часового возле амбара, ответил Лютцу:

– Ты, Ганс, далеко пойдешь. У тебя ум как у меня. Я тоже сторонник разных мер… в зависимости от обстановки. – И приказал унтеру-толстяку: – Снимите часового, а заложников… пусть катятся ко всем чертям!

Фасбиндер полез в свою машину – опять посадил с собой Зоммера и Карла Миллера, – и она поползла по набухшей от дождя глинистой, затекшей лужами дороге.

Зоммер посматривал через стекло на лес и чувствовал, как к нему приходит успокоение. Мысленно говорил Соне: «Ну, отрапортовать тебе есть о чем…» Над минутным решением уйти вместе с Петром уже посмеивался. Считал – это выглядело бы предательством по отношению к Соне и их планам… Старался припомнить все поступки Лютца, вспомнил, как он угрожал ему на площади перед толпой. Проклятый вопрос: «Кто же Лютц: друг или враг?» – теперь не преследовал его. Он ломал голову уже над другим: как ближе сойтись с этим немцем.

В Стругах Красных, на полпути к Пскову, Фасбиндер получил новый приказ, и они поехали обратно. И гоняли по округе несколько дней. Зоммер не знал, какова цель этой езды, похожей на метание загнанного в клетку зверя. Только видел, что всюду Фасбиндер и его подчиненные стремились установить свой, новый порядок: сменяли нерадивых старост, а где их не было еще, назначали; создавали агентуру для шпионажа за населением, посвящали слабохарактерных и всякий сброд в полицаев и, наконец, просто пили…

2

Отряд Морозова обосновался за Плюссой, у речки Яни. Вздувшаяся от прошедших дождей, речка кое-где вышла из берегов, и непролазные леса и болота, по которым она петляла, стали совсем непроходимыми.

Морозов был доволен местом.

Выделив две пары бойцов, он послал их разведать, что делается в деревушках поблизости.

Фортэ разжигал костер, чтобы приготовить настоящий, как он сказал Вале, обед. Валя чистила картошку. Нога выше зажившей раны неприятно ныла. Это напомнило о Залесье, о Петре, нагнало тоску.

Печатник пренебрежительно поглядывал на Фортэ и нахваливал Валю за умение готовить, хотя готовил Фортэ, а она только помогала – плохой из нее кашевар был: чему-чему, а этому мать не учила ее. Спиридон Ильич, отхлебывая из миски, посмеивался над комиссаром:

– И спорить было незачем. Пока разбирались бы, что там, в городе, нас бы и нащупали… Да какие там и места для нас? Не развернешься. То ли тут! Немец прет по дорогам… фронт-то ближе. Вот как оседлаем дорогу Ляды – Заянье, вот тогда фашисты попляшут камаринского!.. Тут надежно. Осмотримся, может, еще получше место найдем. На зиму лагеря два-три оборудовать надо… так, чтоб с продуктами и прочим.

После обеда всяк принялся за свое дело. Валя примкнула к Анохину, который с несколькими бойцами строил шалаши. Работа спорилась, и Валя, войдя в азарт, не заметила, как прошло добрых четыре часа.

Вернулись разведчики с запада. Объяснили, что прошли до самых деревень. Осмотрелись основательно. Места действительно глухие, а крестьяне сидят по домам, видно. В поле у деревень никого. На дороге Ляды – Заянье видели колонну немецких автомашин. Уверяли, что «промыслы» на этой дороге будут удачнее, чем возле Пскова.

Морозова беспокоил участок к востоку от лагеря. С запада между деревнями и Яней лежали леса и болота, к востоку же от Ляд шла заросшая лесом высокая гряда почти до речки. Разведчиков, которые ушли к этой гряде, ждали до позднего вечера. Не дождались и послали навстречу им Печатника с бойцом. И они ушли по единственной тропе, ведущей туда вдоль Яни. Теперь ждали уж их возвращения. Волновались. Фортэ нет-нет да и присаживался к мешку со шрифтом, который на этот раз Печатник почему-то не спрятал, а вручил ему на хранение. Перебирал литеры. Большие глаза его наполнились глубокой печалью и смотрели на них неподвижно.

Валя ушла за росшую недалеко от костра старую осину и засмотрелась на мертвенно-застывшую речку. Густой хвойный лес, подступавший прямо к берегу, отражаясь, чернил воду. Будто среди зелени змеилась застывшая смоляная лента.

Вернувшись к шалашам, Валя посмотрела на отца, который стоял с комиссаром перед пятью бойцами.

– Охрана в эту ночь должна быть усиленной, – говорил Морозов. – До полуночи будете нести ее вы с комиссаром во главе. Потом вас сменим мы. И чтобы у меня не спать!

С оставшимися в лагере он начал мастерить переход через речку: подпилив, свалили на русло старую мохнатую ель, доставшую вершиной до того берега. Потом нарубили кольев и вбили их вдоль ствола. К кольям прикрутили жидкими таловыми прутьями жердины. Когда верхние ветки на стволе ели обрубили, получился неплохой, с поручнями мостик. Правда, с той стороны речки место было топкое, но на топь набросали осинника и еловых лап.

Мост был готов уже к темноте. Валя с отцом залезли в шалаш.

– Спи, – сказал он и лег, прижавшись к стенке.

Валя раздеваться не стала. Долго лежала на спине. Лениво перебирала прошлое. Вспомнила, как шла в отряд: пока не увидела отца, все не верилось, что парень ведет ее к нему. Память вырвала ту ночь, когда Петр приезжал в Псков за семьями командиров, встречу с Сутиным. Зябко поежившись, Валя осторожно, чтобы не разбудить отца, выползла из шалаша. Осмотрелась. В стороне, у осины, стоял постовой. У входа в соседний шалаш сидел, сгорбившись, Фортэ.

– Вы бы легли, – сказала ему Валя.

Он повернул к ней лицо. Долго смотрел на нее. Проговорил:

– Вы сами спите. Я высплюсь. Я привык, – и вдруг поднялся.

Из леса, откуда ждали разведчиков, вышли… пятеро. Печатник с Эстонцем несли что-то на самодельных носилках, а остальные следовали за ними. Часовой, распознав в людях своих, пошел к ним навстречу.

Самодельные носилки поставили перед шалашом Морозова. На них лежал человек. Валя испуганно приглядывалась к прикрытому травой телу.

Партизаны повылезали из шалашей. Поднявшийся Спиридон Ильич сказал дочери:

– А ну, Валь, ты ведь у нас того… медицина вроде бы. Взгляни.

Боец из разведки говорил:

– Идем по тропе и видим в траве-то… Подошли. Стонет чуток, а сознания нету…

Валя нагнулась над носилками. Подняла с лица траву… Заглушив слова бойца, она дико вскрикнула и, припав к голове Чеботарева, по-бабьи зарыдала. Только один Спиридон Ильич и понял, что выкрикнула она: «Пе-еть!» Присев над Петром и так застыв, он слушал, как этот крик, отдаляясь, эхом катится по ночному незнакомому лесу.

Глава десятая

1

Со своим отрядом обер-штурмфюрер барон Генрих фон Фасбиндер колесил в междуречье Люта – Черная – Яня несколько дней, и только потом он выбрался наконец, устав от бесконечной тряски по проселкам, на дорогу Заянье – Ляды, ведущую к Стругам Красным, откуда стало рукой подать до Пскова.

Время было полуденное. Барону захотелось вдруг пображничать на лоне природы. Сняв черные очки – в глаза било солнце, – он обернулся и высказал свое желание ехавшим с ним Карлу и Зоммеру. Карл любил поесть и обрадовался.

У какой-то деревушки Фасбиндер приказал остановиться и запастись продуктами. Солдаты бросились к избам. Зоммер, подражая им, побежал тоже. Охватило чувство стыда: ведь надо было даже не просто грабить, а грабить ко всему еще и своих, советских людей. Думал, как быть. Решил притвориться не знающим русского языка. «Пусть принимают за гитлеровца, чем краснеть», – пронеслось у него в голове.

Пробежав через деревню, Зоммер остановился перед крайней избой. Пройдя через калитку, огляделся. Перебарывая стыд, хотел было выйти из-за угла к крыльцу, как услышал голос Ганса Лютца, донесшийся из комнаты. Немец говорил, обращаясь к кому-то:

– Ми… кушайт. Курка… яйко.

В ответ донесся тяжелый вздох и удаляющееся ворчание старушечьего голоса:

– Кол бы вам в глотку, а не курку с яйком. – И громко: – Да не суй мне свои марки! Смотреть на них не хочу. – И опять ворчание: – Скорей бы уж потурили вас с земли нашей!

В ответ Ганс вдруг тихо проговорил на ломаном русском языке:

– Не сказывайте со мной так.

Поглядывая на резной наличник окна, Зоммер ждал, что немец сделает с хозяйкой. Увидал, как из окна высунулся до половины ствол автомата. Понял: Ганс смотрит, нет ли поблизости гитлеровцев. Чтобы немец его не увидел, юркнул за угол. Слышал, как тот сказал:

– Я есть Рот-Фронт. Ми и мои товарищ желайт гибэл гитлеризмю. Ми ваш друг, товарищ. Ми ждем моумен помогайт вам.

Откуда-то из глубины комнаты послышался в ответ на эти его слова голос хозяйки, и не такой, как прежде, а смягченный, с нотками материнского выговора:

– «Ждем момент». Не давали бы Гитлеру власть в руки, так ждать бы не пришлось…

Зоммер ошалел от того, что услышал. Ему и не верилось сейчас, что Ганс – свой, и верилось. Хотелось броситься к крыльцу, вбежать в дом, объясниться. Но вместо этого Зоммер почему-то выглянул из-за венца и, увидав, что автомат больше не торчит, решил уйти отсюда. Из глубины комнаты доносился удаляющийся цокот Гансовых подков. И под этот цокот Зоммер выскочил через калитку на улицу, а там, перебежав к противоположной избе, выпросил у хозяев на огороде курицу – надо было с чем-то предстать перед Фасбиндером. Держа в руке теплую тушку птицы, побежал к машинам. Из головы не выходил Ганс Лютц. Размышлял: «Это уже не провокация. Он же меня не видел! Надо с ним поговорить начистоту, прямо. Не откроется – прижать, заставить объяснить, кто он». Возле машин Зоммер поглядел на похваляющихся «уловом» солдат, на Лютца, который под смех Карла выбрасывал из пилотки на траву разбившиеся яйца. Прекратив смех, Карл потряс перед носом Лютца двумя курицами и гусаком со свернутыми шеями, стыдил его. Тот оправдывался:

– Неповоротливый я, – а глаза его при этом смотрели на Миллера с издевкой и плутовато. – Мы в Гамбурге все в магазине покупали. Где нам до тебя, бауэра!

Фасбиндер приказал ехать дальше. Остановились у речки на открытом месте – возле пустовавшего домика с сараем и поленницами дров.

Солдаты развели костры, чтобы потом, когда прогреется земля и нагорят угли, закопать в них обмазанных глиной и выпотрошенных, но неощипанных кур, гусей. Этому научил их тут же Фасбиндер, понимавший толк в охоте и в том, как проще и вкуснее приготовить в поле из дичи пищу. Будто русские казаки, сказал он, так готовили в походах еду.

Зоммер твердо решил поговорить с Лютцем. Помогая Карлу и шоферу хозяйничать у костра, он не сводил глаз с Ганса. Тот с солдатами разводил огонь. Делал все старательно и четко. Когда дрова запылали, Лютц пошел к реке. Зоммер, показав Карлу запачканные кровью и землей руки, бросился вслед за Лютцем, который уже скрылся за кустами у воды. К кустам подходил неторопливой, валкой походкой. Раздвинув кусты, огляделся и нагнулся над мывшим лицо Лютцем.

– Ты о чем говорил со старухой в избе? – тихо сказал Зоммер немцу по-русски. – Отвечай! – И добавил для пущего веса: – Зачем ночью к красноармейцу в лес бегал?

Лютц привстал. Посмотрел на кусты, на берег вдоль них. Его смуглое лицо покрылось бледностью. Молчал. А Зоммер глядел ему в глаза с каким-то необычным торжеством, превосходством и ждал ответа.

– Не сказывайт со мной на русски, – проговорил наконец вместо ответа Ганс. И по-немецки: – Никому не известно, что я знаю русский… плохо, правда. – И добавил, все еще никак не придя в себя: – Я догадывался, кто ты.

Зоммер снова огляделся. Сказал по-немецки:

– Вот что, или… дружба, или… обоим нам – смерть от рук этих палачей, – и кивнул на берег, за кусты. – Понял?.. Кто ты? Коммунист?

– Понял, понял, – прошептал еще не поборовший в себе растерянность Лютц, а на вопрос, кто он такой, так и не ответил.

Ганс помолчал. Поглядев на тот берег речки, протянул Зоммеру руку. Проницательные глаза его впились в глаза Зоммеру, который в ответ тоже протягивал руку.

– За дружбу, – потрясая руку Зоммера, проговорил Лютц и как-то необычно тепло, мягко добавил по-русски: – Товарищ.

Зоммер с речки возвращался немного позже. Пройдя вдоль бережка, он вышел из-за кустов и поднялся в горку. Никак не мог погасить блуждающую по лицу улыбку. Карл, разгребавший угли, чтобы достать прожаренную дичь, заметил в нем это новое и подозрительно спросил:

– Ты что? Улыбаешься, говорю, что?

– А ты сходи на речку, умойся и узнаешь, – нашелся Зоммер.

Миллер недовольно засопел простуженным носом. Проговорил:

– Я утром мылся. Как приедем в Псков, помоюсь.

Ночевали километрах в трех от этого места, в небольшой деревушке.

Зоммер до полуночи, лежа на спине, строил планы борьбы с гитлеровцами, размышлял, как лучше приобщить к делу Лютца, задавался вопросом: один он здесь или у него есть товарищи по борьбе? Решил: не посоветовавшись с Соней, действий никаких по отношению к Лютцу не предпринимать.

Рано утром Зоммер вышел из дома набрать в огороде луку и огурцов – хозяев не было, убежали, видно. У грядки сидел Ганс Лютц и задумчиво смотрел на лес.

– Доброе утро, дорогой товарищ, – присаживаясь возле него, тихо проговорил Зоммер.

– Доброе утро, товарищ, – обрадованно ответил тот. Зоммер шарил в ботве и спрашивал:

– Скажи, много вас, антифашистов?

– Нас? – Ганс будто даже удивился такому вопросу. Улыбнувшись горько в лицо Зоммеру, он ответил: – Нас мало, очень мало… большинство в концентрационных лагерях или… Многие погибли. – И он печально посмотрел на тучи, которые, закрыв поднимающееся солнце, наползали на небо. – Гитлер одурачил бюргера, наобещав ему на востоке земли и богатства. Внушил, что сейчас на планете главный вопрос – это вопрос жизненного пространства. Раньше, мол, короли гнали народ на войну ради того, чтобы пограбить другой народ, получить с него контрибуцию или еще там что в этом роде да и уйти восвояси. А теперь, мол, не то время. Теперь-де народам становится все теснее на своих, традиционных землях. Вспомните, демагогически заявляет Гитлер, чем кончилась первая мировая война и из-за чего она началась?! Там-де были уже все признаки такого подхода к проблеме перенаселения, а сейчас…

Ганс Лютц смолк. Зоммеру показалось, что этот немец видел уже будущее и искал в нем, будущем, подтверждения мыслям, которые он не высказывает, но от которых отправляется, собираясь что-то сказать. И Зоммером овладело трепетное чувство родства с этим человеком. Он, Зоммер, много передумавший за последнее время о своем месте среди немецкого народа, ставший ненавидеть этот народ целиком, вдруг снова начал понимать, что немец немцу – рознь. Ему захотелось сказать об этом Лютцу, но тот опередил его.

– Гитлер прямо провозгласил, основой своей политики захват русских земель, – сказал Ганс, неторопливо складывая в пилотку огурцы, – а придал этому видимость борьбы с большевизмом. Немецкую нацию он объявил по неграмотности расой, а себя – ее провидением. Но угар его идей, подогревающий еще сейчас Германию, скоро пройдет – бремя войны, ее тяжесть, огромные людские потери ведь ложатся на плечи ее народа. А это как раз и является ахиллесовой пятой гитлеризма и тех милитаристских сил, которым угоден этот режим… – Ганс увидел, что на крыльцо выходит Фасбиндер, и, поднявшись, пошел к дому, в котором ночевал.

Зоммер, оставшись один, рылся в огуречной грядке и думал: «Хоть бы сказал, кто он. Коммунист? Социал-демократ?.. Не понять». Но с лица не сходила радость.

Весть об эсэсовцах, которые ехали к Лядам и остановились на ночевку в деревушке, в отряд принес Анохин, уходивший искать лекарку, чтобы поставить на ноги Чеботарева.

Морозов, с комиссаром отряда Вылегжаниным, посовещавшись, взяли с десяток бойцов и вышли на вечерней зорьке из лагеря. Впереди шел Анохин, знавший эти места лучше их.

Километрах в трех от деревушки, где отдыхал с отрядом Фасбиндер, они облюбовали удобное для засады место и залегли.

– Если фашисты и вправду едут к Лядам, то другого пути им нет. Дорога тут одна, – сказал Морозов Вылегжанину, когда они выбрали место для пулемета и расположили автоматчиков.

А небо уже светлело. Вылегжанин предложил Морозову:

– Давай-ка ты с одной стороны дороги будь, а я с другой. Что не так, своими группами и уходить будем. Мало ли что может случиться. Гитлеровцев, по словам Мужика, там много. Собаки у них есть будто.

Договорились, когда открывать огонь.

Морозов остался возле пулеметчика. Вылегжанин ушел на ту сторону дороги.

Все замерло.

Фасбиндер приказал выезжать из деревушки, когда плотно позавтракали. Садясь в легковую машину, он говорил Зоммеру:

– Из этой поездки я возвращаюсь, как из увлекательного путешествия!

Зоммер промолчал, а Карл Миллер пожалел, что так быстро возвращаются. По такой погоде, мол, только и разъезжать.

Машина Фасбиндера пошла за грузовиками. Было видно, как радуются, трясясь в кузовах, солдаты. Многих из них ждали в Пскове письма с родины – от матерей, которые у каждого одинаково ласковые и в материнской непосредственности своей далекие от политики; от невест, любящих женихов с регалиями и окруженных почетом; от жен, которым подавай обновы и деньги, а до того, как добывают их, им нет и дела… Это так, посмеиваясь, болтал по дороге Карл Миллер. А минуты через две после его болтовни, когда дорогу с обеих сторон плотной стеной охватили дремучие ели с подлеском и кустами, по машинам ударили обжигающие очереди из автоматов и пулемета, били винтовки.

Фасбиндер, распахнув дверцу, с проворством хищника выбросился на ходу в канаву. Вслед за ним кинулись Карл и Зоммер, а шофер уже не успел: открыв дверцу, он вынес наружу ногу и… свалился в дорожную колею.

Эсэсовцев охватила паника. Фасбиндер, уткнувшись лицом в канаву, держал в подергивающейся руке парабеллум. Немного придя в себя, он приподнял лицо и не своим голосом закричал унтеру-толстяку, чтобы тот открывал огонь из пулемета, укрепленного за кабиной грузовика. Но унтер в это время, как и сам обер-штурмфюрер, продолжал лежать в канаве у дороги, а солдаты его, как горох, сыпались с кузова, забыв не только о пулемете, а и о своем оружии.

Визжала подстреленная собака, нагоняя страх на других овчарок. Под кузовом, прижавшись к спущенному колесу, придерживал рукой рану в животе солдат и плакал…

Лютц был во второй машине. Спрыгнув, он оказался перед Зоммером и Карлом. Стрелял бесприцельно по лесу. И не он один стрелял – стреляли многие… Когда Фасбиндер приказал изменившимся до хрипоты голосом: «Вперед!» – более храбрые вскочили и, немного пробежав, попадали.

А автоматы все хлестали по эсэсовцам, по собакам на поводках, связанных вместе, по колесам… Возле головной машины взорвались две гранаты.

Карл Миллер, понукаемый командой, ринулся вперед. И тут Ганс, оказавшись позади гитлеровцев, полоснул – это очень хорошо видел Зоммер – по Карлу Миллеру из автомата. Карл даже не оглянулся на выстрелы. Голова его мягко припала к земле и больше не подымалась. Зоммеру стало даже холодно. «Смелый. С риском», – одобрительно думал он о Гансе и радовался, что встречу эсэсовцам устроили недурно: долго будут помнить.

Партизаны прекратили стрельбу так же неожиданно, как начали. О их преследовании не могло быть и речи.

Горела машина Фасбиндера. У второго грузовика были пробиты скаты, а у первого изрешечен мотор.

Выставив на опушке секреты из наиболее смелых солдат и придав им собаководов с оставшимися в живых собаками, барон фон Фасбиндер начал подсчитывать потери. Разгоряченный, с налитыми кровью глазами, он долго бестолково бегал и искал долговязого унтерштурмфюрера, не замечая, что тот на виду под мотором первой машины лежит с раздробленным черепом.

Кое-как подняли «на ноги» один грузовик. Оставив у аккуратно сложенных трупов охрану из семи солдат и собаковода с двумя собаками, набились в кузов и поехали к Лядам. Зоммер, сидевший на правом борту, посматривал на ощетинившихся оружием эсэсовцев и думал: «Зачем же к убитым ставить солдат? Кому они нужны, эти мертвые бандиты!» Скосил глаза на Лютца, сидевшего на скамейке рядом. Машину то и дело подбрасывало, и автомат Лютца, зажатый между ног, время от времени вздрагивал, будто живой. «И нас тоже, Ганс, могут убить партизаны», – подумал Зоммер.

Солдаты, затаив страх, жались друг к другу. Как на геенну огненную, посматривали на мелькающие рядом с дорогой черные, совсем не такие, как на родине, леса.

2

В Лядах Фасбиндер добился, чтобы на место происшествия немедленно послали похоронную команду. Пока устраивали раненых, созвонился с Псковом. Доложил сухо обо всем, что случилось. Перезвонив, связался со штурмбанфюрером. Тот просил сразу же, как вернется в город, заехать к нему с Зоммером.

– Эта невеста вашего переводчика не кто иная, как большевичка и бандитка, – услышал барон его сдержанный голос. – Жду вас… с переводчиком… этим. – И трубка смолкла.

Фасбиндер растерянно водворил трубку на место и загадочно посмотрел на Зоммера. «Дорогой, а не вы ли подстроили нам эту штуку с засадой?» – первое, что мелькнуло в его сознании. Пока шел к машине, думал, стараясь припомнить во всех подробностях поведение Зоммера. И не пришел ни к какому выводу. Одно стало ему ясно: если даже Зоммер и не связан с Соней ничем, то от него надо освободиться. У машины долго смотрел на Зоммера. Тот старался выдержать его взгляд и выдержал, но душу заполнило тревожное предчувствие. И это от Фасбиндера не ускользнуло.