Текст книги "Танго с Бабочкой"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

Труди закрыла глаза, крепко прижалась к нему и подумала: «Вот оно. Я нашла реального мужчину. Я больше не нуждаюсь в „Бабочке“»…

49

Когда сенатор прошел сквозь ворота для прибывающих международного аэропорта Лос-Анджелеса, он был немедленно окружен телекамерами и репортерами.

– Каковы шансы Дэнни Маккея теперь, сенатор? – спрашивали все.

Старик улыбнулся под своей ковбойской шляпой и сказал:

– Я верю в своего зятя. Вы, парни, знаете, что Дэнни Маккей является служителем Бога. Мы уладим это в ближайшее время, чтобы продолжить дело по введению его в кабинет президента в Белом доме! – Он сел в лимузин и уехал, улыбаясь и приветственно махая рукой.

Но, оставшись один в гостиничном номере с Дэнни, старик закричал:

– Что здесь, черт возьми, происходит?!

Дэнни не выглядел, как обычно, симпатичным и уверенным в себе. Уже прошло три дня со времени появления первой новости в печати, и вместо того чтобы затихнуть и стабилизироваться ситуация все больше накалялась. Он не спал прошлые две ночи, и это было видно по нему.

– Черт меня побери, если я знаю, сэр. Я готов поклясться, что за всем этим стоят демократы.

– Не обвиняй проклятых демократов, мой мальчик! Я хочу знать, как тебя угораздило оказаться владельцем публичных домов и кинотеатров, демонстрирующих порнофильмы! А теперь еще и трущобы, господи боже мой!

Газетами был усыпан весь гостиничный номер. На первой странице каждой из них помещалась статья, содержащая последнюю грязь о Дэнни Маккее: вместе с «Королевскими фермами», его частной компанией, он приобрел целый квартал трущоб в центре Лос-Анджелеса. Газетные фотографии обветшалых, находящихся в аварийном состоянии арендуемых квартир сопровождались рассказом о сутенерах, шлюхах и наркоманах, живущих в загаженных крысами и тараканами зданиях.

– Я говорю вам, сэр, – сказал устало Дэнни. – Я просто не мог ездить по всей стране и исследовать каждую малюсенькую компанию, куда я делал инвестиции. Я купил «Королевские фермы» у Беверли Хайленд. Вы осведомлены о ее репутации, сэр, она не могла знать об этих вещах. И она, конечно, не передала бы компанию мне, если бы знала.

Старик достал сигару, медленно развернул обертку, отрезал кончик и неторопливо прикурил ее.

– Тебе ужасно повезло: я приехал, чтобы спасти тебя, сынок, – сказал он после нескольких первых затяжек. – Мы еще можем успеть спасти твою задницу до съезда. Ты идешь сегодня вечером на телевидение и сообщаешь Америке, что ничего не знал обо всем этом зле, что тебе очень жаль, что ты оказался частью этого, что ты намерен немедленно предпринять меры по поводу всего этого. Мы должны сделать тебя чистым, как свежевыпавший снег, до грядущих выходных.

Дэнни закрыл глаза и кивнул. Он не любил своего тестя, но тот был могущественным человеком. Его неожиданный приезд к запутавшемуся зятю был воспринят партией как добрый знак. Дэнни все еще имел сторонников, хотя и они уже нервничали. Сегодня вечером на телевидении он собирался дать лучшее представление: попросить у страны прощения. И не сомневался, что его простят.

Лейтенант О’Мэлли у же в сотый раз пожалел, что ему поручили это дело. Это была неблагодарная работа, и от этого начала обостряться его язва.

И теперь с новым развитием событий – эта вторая фотография в отличие от той, которая была найдена в борделе, была вне сомнения подлинной – дело только запутывалось.

Женщина сказала, что пришла в полицию, потому что считает, что Дэнни Маккей должен быть наказан. И сидела теперь там, в приемной, держа в руке пластиковый стаканчик с кофе, – увядшая, высохшая жена фермера из Техаса, жившая одинокой вдовьей жизнью и, без сомнения, надеявшаяся испытать возбуждение от сообщения своей истории.

О Дэнни Маккее и Боннере Первисе.

Иисус!

Детектив пошел в мужской туалет, где тщательно вымыл лицо, почистил ногти и расчесал волосы, чтобы они лежали ровно и блестели. Под давлением сверху он собирался отложить дело о борделе в долгий ящик, но теперь эта женщина бросила ему на колени «часовую бомбу».

Фотография была подлинной. Она сказала, что сама сделала снимок в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, когда через ее город ехал автобус с проповедником и она вызвалась приютить двух человек из членов группы в своем собственном доме. «Из христианского милосердия», как сказала она, она приняла молодого Дэнни и Боннера и была «вознаграждена» проклятием самого Сатаны.

– То, что делали мальчики, было неестественно, – сказала она О’Мэлли. – И я застала их за этим, тут же в спальне.

Снимок, казалось, был достаточно невинным: два улыбающихся молодых человека сидели голыми в оловянной бадье на каком-то заднем дворе, явно пытаясь охладиться и лодырничая. В руках у них было пиво, и они обнимали друг друга за плечи. Просто пара мальчиков, весело проводящих время.

Но снимок переставал казаться столь же невинным, когда сопровождался историей этой женщины, наблюдавшей гомосексуальный половой акт. Это полностью изменяло картину. Это также меняло и все остальное.

Потому что О’Мэлли знал, что, как только это всплывет, люди начнут спрашивать себя: если Дэнни Маккей однажды совершал неприличные действия с другим мужчиной, то почему он не мог владеть борделем, порнографическим журналом и всем остальным?

Фотография и доказательства женщины могли уничтожить его.

У лейтенанта О’Мэлли была проблема. Просто он любил Дэнни Маккея и хотел голосовать за него в ноябре. Но он также был человеком совести. Он не мог проигнорировать женщину и эту фотографию.

В номере Маккея в отеле «Сенчури Плаза» кипела бурная деятельность. В то время как его личный гример готовил его к выступлению перед телекамерами, помощники и советники Дэнни подсказывали ему слова его торопливо написанной речи. В стороне стоял сенатор с мрачным выражением лица, в то время как его дочь Анжелика парила позади него.

Дэнни чувствовал себя хорошо. Виски «Джек Дэниелс» наполнил его силой, точно так же, как в старые добрые дни, и речь была чертовски хороша. Америка будет умолять его стать президентом, когда он закончит выступление сегодня вечером. В речи содержался даже тонкий намек на то, что имя великого Джона Кеннеди тоже пятналось хулителями.

Один из секретарей Дэнни подошел и сказал:

– Сэр, пришел детектив О’Мэлли. Он говорит, что хочет поговорить с вами.

Дэнни махнул рукой.

– Позже. После моего выступления.

– Как ты думаешь, чего он хочет? – спросил Боннер.

– Он, вероятно, продает билеты на полицейский бал!

Но когда прибежал другой секретарь и сказал Дэнни, что мисс Хайленд на телефоне, Дэнни вскочил, сдернул полотенце, висевшее у него вокруг шеи, и помчался в спальню, чтобы ответить на ее звонок. Из всех его финансовых покровителей Беверли Хайленд была наиболее важной. Ее молчание в эти последние три дня убивало его. Беря трубку, он молился теперь, чтобы она сказала что-нибудь хорошее.

Его мольбы были услышаны.

Мало того, что она полагала, что он был невиновным во всех этих ужасных вещах, она еще собиралась сделать публичное заявление завтра утром и сказать, что продолжит поддержку его кандидатуры.

– Я нисколько не опасаюсь, преподобный, – сказала она в своей спокойной манере, – что это все пройдет, и причем скоро, очень скоро, и вы получите свое справедливое вознаграждение.

50

Линда Маркус прислонилась к каркасу стеклянной раздвижной двери, наблюдая, как последние лучи тихоокеанского заката раскрашивают западное небо в персиково-оранжевые полосы. Запах океана был горячим и соленым. Наступил июнь, и Малибу пробуждался к летней жизни: внизу, недалеко от ее дома, на пляже, люди резвились в прибое; тут же жарили стейки; подростки бросали летающие тарелки, играли в волейбол и поспешно и тайно занимались сексом среди дюн. Позади нее комментатор говорил по радио: «Еще два человека заявили, что они знали Дэнни Маккея в его молодые годы, когда он был проповедником в Техасе, один из них когда-то управлял домом терпимости в Сан-Антонио. Госпожа Хейзел Кортленд подписала под присягой заявление, что Дэнни Маккей и Боннер Первис когда-то снабжали девочками ее заведение. Второй человек – отставной пастор от Остина, штат Техас, который предоставлял Маккею свою церковь для проведения религиозных собраний. Преподобный Вайт заявил, что в то время, в 1955–1956 годах, Дэнни Маккей работал у человека по имени Билли Боб Магдален, который однажды загадочно исчез и никогда больше не появлялся. Мистера Маккея допрашивала полиция по поводу этого исчезновения».

Линда слушала вполуха. Когда четыре дня назад просочились новости о том, что секретное заведение над «Фанелли» тем или иным образом связано с «Пасторствами Благой вести», она поняла, почему получила уведомление, сообщающее ей, что «Бабочка» закрывается, и деньги, уплаченные за членство.

«Куда же направится теперь ее компаньон в маске?» – гадала она.

– Кто ты? – спросила она в ту памятную ночь, когда он освободил ее от так долго мучившего заклятья. – Как тебя зовут и почему ты работаешь здесь?

Но он только улыбнулся и приложил кончик пальца к ее губам. А потом она поняла, что на самом деле не хочет знать ни его имени, ни кто он вне стен «Бабочки». Она запомнит его как фантастического любовника, который сломал ее оковы.

Он сказал ей:

– Неприятие, которое, тебе казалось, ты видишь в мужчинах, было на самом деле у тебя в голове. Ты вообразила, что они испытывали отвращение от твоих шрамов. Мужчин отпугивал не твой физический недостаток, а твоя внезапная холодность к ним. Это была их защитная реакция. И я сомневаюсь, что они отстранялись от тебя; вероятно, ты отталкивала их, как делала это со мной.

Он был прав. И Линда ушла из «Бабочки», чувствуя смесь страха и вновь обретенной храбрости. Она не знала, что ее тело способно к такой реакции. И теперь она хотела, подобно ребенку, который только научился ходить, попробовать сделать это самой.

Теплый бриз подул с океана, и Линда обняла себя руками. Она хотела кричать о своей радости; побежать на пляж и рассказать всем, насколько она счастлива.

Вчера вечером… Вчера вечером!

Она отвернулась от открытой веранды и пошла на кухню, где на столе все еще лежали остатки вчерашнего ужина. Помимо всего прочего он принес пиццу, и они ели ее и на ужин и на завтрак сегодня утром. Теперь приближался вечер, и им нужно будет снова поесть. Линда посмотрела вокруг. Что бы приготовить? Что ему понравится?

Она услышала шум воды в душе.

Он проснулся.

И внезапно ей не захотелось готовить, или есть, или делать еще что-то. Кроме как заниматься любовью.

Она увидела свое отражение в полированном стекле духовки: тридцативосьмилетняя женщина с горящими глазами и пылающими щеками, одетая лишь в купальный халат.

«Бабочка». Было ли это на самом деле? На самом ли деле имели место ее интерлюдии с Казановой, Зорро и офицером Конфедерации? Действительно ли она была в тех невероятных комнатах фантазии? Если бы только она знала, кого благодарить.

Но она не знала, кто управлял клубом «Бабочка», разве что, возможно, Дэнни Маккей, как сообщалось в газетах. Но она сомневалась, что он имел какое-либо отношение к осуществлению фантазии. Линде не удалось узнать ни имени ее компаньона, ни его личности, ничего, кроме того, что он работал в «Бабочке». Только Алексис, ее подруга-педиатр, сумела получить кое-какую информацию.

Компаньон Алексис влюбился в нее. Он сказал ей, кто он и открыл ей свои чувства. И теперь они жили вместе в хижине на каньоне Бенедикт. Его зовут Чарли, и он сообщил Алексис, что директор провела с ним собеседование, наняла его на работу и сказала ему, что делать. Кроме этого, «Бабочка» была такой же тайной и для него, и для других компаньонов, и для членов клуба.

Чарли сначала хотел пойти в редакцию какой-нибудь газеты со своей историей, но потом передумал. Он не мог предоставить никакой конкретной информации для полиции, а огласка сослужила бы ему плохую службу. В конце концов, он был уважаемый человек в обществе – компьютерный программист, – и ему нужно было беречь свою репутацию.

Линда подозревала, что настоящая тайна «Бабочки» никогда, вероятно, не будет раскрыта.

Она слышала звук шагов по полу гостиной. А затем он оказался на кухне и подошел к ней сзади, скользнув руками вокруг ее талии.

– Доброе утро, мой друг, – прошептал он. – Или сейчас вечер? Я потерял счет времени.

Линда обернулась и посмотрела на Хосе. Его волосы все еще были влажными после душа. Она обвила руками его шею и поцеловала.

– Знаешь, что случается, когда я приглашаю женщину выпить? – спросил он. – Я влюбляюсь.

– Это правда?

Он стал серьезным.

– Я действительно имею это в виду, мой друг. Когда я смотрю на тебя и вспоминаю, какой ты была вчера вечером, я думаю, что мне не стоит больше ходить на вечеринки.

Линда положила голову ему на плечо и почувствовала душевное спокойствие.

51

Крошечная бабочка мерцала в меркнущем солнечном свете июня и отбрасывала разноцветные и золотые тени. Она, казалось, затрепетала в открытой ладони Кармен, а затем замерла.

– Мне она больше не понадобится, – тихо сказала Беверли. – Я хочу, чтобы она была у тебя.

Кармен пристально поглядела на изящный браслет с бабочкой глазами, полными слез. Было что-то завершающее в этом последнем жесте. Она поклялась, что не будет плакать, когда наступит этот момент, но теперь не могла сдержаться.

– Я буду скучать по тебе, amiga, – прошептала она.

– Я знаю. И я буду скучать по тебе. – «Бабочка» отвернулась от Кармен и посмотрела на других собравшихся в комнате.

Мэгги с вьющимися рыжими волосами, выбившимися из узла, безмолвно сидела с красными глазами. Энн Хастингс разделила кресло, предназначенное для двоих, с Роем Мэдисоном, оба были тихи и серьезны. А Джонас Бьюкенен стоял подобно стражу у закрытой двери. Только Боб Маннинг отсутствовал. Он был в автомобиле, ожидающем Беверли.

В атмосфере огромного особняка, который когда-то принадлежал звезде немого кино, ощущалось своего рода предвкушение. Наполненные пылью лучи полуденного солнца струились сквозь ромбовидные стекла окон и окутывали молчаливых обитателей потусторонним светом. Беверли Хайленд стояла, подобно привидению, в центре круга друзей, высокая и стройная. Ее платиновые волосы были аккуратно собраны в высокую прическу, брюки сливочного цвета и белая шелковая блузка подчеркивали ее бледность. Она постояла еще несколько минут со своими друзьями. Все, что должно было быть сделано, было сделано; все было готово и выполнено.

Ей оставалось только пойти в отель «Сенчури Плаза», где ее ожидал Дэнни Маккей.

– Пора, – сказала она наконец, и ее друзья оживились.

Они проводили ее к белому «роллс-ройсу» и один за другим обняли ее.

Беверли остановилась, чтобы посмотреть на них: Кармен, которая когда-то была Кармелитой, Энн, которая была одинокой и несчастной, Мэгги, которая была молодой вдовой с двумя младенцами, когда Беверли нашла ее, и Джонас, чернокожий экс-полицейский, который нашел ее мать и почти нашел ее сестру и теперь смотрел на нее влажными глазами. Затем она села в машину, и Боб Маннинг закрыл за ней дверцу. Беверли ничего не делала и ничего не говорила, пока автомобиль прокладывал свой путь по дороге вдоль каньона Беверли к Хиллз-авеню. Но потом ей пришлось кое-что сделать – последнее, после чего она отправится прямо в отель.

Подняв трубку автомобильного телефона, она набрала номер, который знала наизусть, и попросила детектива О’Мэлли.

День для лейтенанта начался ужасно, и теперь, к концу второй половины дня, все только ухудшилось. Почему это дело Дэнни Маккея должно было случиться в его округе? О’Мэлли посмотрел на толстое досье на своем столе и покачал головой. Какая неразбериха! Эта женщина с техасской фермы со своей фотографией, несомненно, что-то затеяла. С тех пор как была напечатана фотография в газетах, казалось О’Мэлли, стали появляться различные личности. Выглядело это так, будто половина населения штата Техас знала Дэнни Маккея в его юные годы и была в курсе его грязных дел. Они говорили с любым, кто готов был слушать. За прошедшие два дня газеты по всей стране растиражировали истории о неистовых, вопиющих и бурных днях Дэнни и Боннера, еще когда они были молодыми проповедниками.

Бульварные газеты супермаркетов даже печатали фотографии старых сараев и полей, где якобы устраивались оргии и проводились сатанинские ритуалы. О’Мэлли был уверен в том, что восемьдесят или девяносто процентов этих людей никогда даже не видели Маккея, еще меньше были обмануты, совращены или брошены им. И тридцать странных женщин, заявившие, что у них были незаконные дети Дэнни, только подчеркивали смехотворность всего дела.

Но эти восемь девушек Дэнни в красных ковбойских нарядах, которые пришли и сообщили прессе, что они были проститутками, признались, что участвовали в оргии с Маккеем ночью перед первичными выборами. Ну, это было немного больше похоже на истину.

Давление на лейтенанта усиливалось, он должен был принять меры.

Из-за всей грязи, которая внезапно всплыла о Маккее, общественное мнение быстро изменилось. Люди начинали думать, мало того, что Дэнни знал о борделе на Беверли Хиллз – он и управлял им лично, и часто пользовался сам его услугами. Итак, в глазах убежденной в своей правоте публики, которая была обманута и рассержена от того, что оказалась столь легковерной и искала способа отомстить, Дэнни Маккей был виновен в преступлении и должен был быть арестован.

Лейтенантом О’Мэлли.

Его телефон звонил не переставая, помимо этого ему еще нужно было прочитать кучу телефонных сообщений, которые поступили во время его отсутствия. Еще больше было сообщений свидетелей сенсационного прошлого Дэнни Маккея, возмущенных жалоб от приличных граждан, желавших, чтобы что-то было сделано. О’Мэлли пошел в относительно тихое помещение мужской уборной и тщательно вычистил ногти.

Как же они могли арестовать Маккея? У них не было никакого реального доказательства какого-либо преступления в этом городе. Несомненно, всего, что было теперь о нем известно, оказалось бы достаточно, чтобы задержать кого-либо другого, по крайней мере для допроса, но не Дэнни Маккея. «Мой Бог, – думал О’Мэлли в то время, как намыливал, мыл и ополаскивал свои чистые руки, – это был преподобный Дэнни Маккей, о котором все говорили, один из самых богатых людей в Америке, лидер движения за нравственность, человек с мощными связями – человек, одной ногой стоящий в Белом доме!»

О’Мэлли вытер руки, бросил бумажное полотенце в мусорное ведро и остановился, чтобы посмотреть на себя в зеркале.

Человек, который наденет наручники на Дэнни Маккея, будь он проклят.

Когда О’Мэлли шел назад, ему сказали, что Беверли Хайленд спрашивает его по телефону.

Он застонал. Беверли Хайленд была одной из самых преданных сторонников Дэнни Маккея. Разве не она сделала вчера заявление в печати о том, что продолжает верить в этого человека? Она была одной из тех, кто заставлял биться сердце этого города. Одно слово этой женщины, – был уверен О’Мэлли, – и его значок окажется у нее.

Его рука зависла над телефоном. О чем же, черт побери, она хотела поговорить с ним?

Очевидно, это будет приказ о прекращении дела Маккея.

С подступившим чувством, что это не его день, детектив О’Мэлли взял себя в руки и поднес к уху телефонную трубку.

Все в многокомнатном номере Дэнни Маккея в отеле «Сенчури Плаза» выглядело унылым. Какой-то безумный хаос обрушился на большой штат Дэнни: люди кричали в телефоны, получали и отправляли сообщения по телексу, говорили с журналистами и пытались предотвратить окончательную гибель, которая, казалось, нависла над ними. Завтра открывается республиканский съезд. Политические сторонники отказывались от Дэнни с тревожной скоростью, а его финансовая империя начинала рушиться. Инвесторы перестали участвовать в его предприятиях, акции его различных холдингов на нью-йоркской фондовой бирже резко падали в цене, христиане по всей стране требовали, чтобы вернули их пожертвования. И Дэнни посреди этого кошмарного водоворота понятия не имел, почему все это происходит с ним.

Та женщина с техасской фермы, например. Он похолодел, увидев ту фотографию в газете. Да, он помнил женщину и день, когда она сфотографировала их с Боннером в этой старой оловянной бочке на заднем дворе. Проклятье, но ведь она участвовала в этом вместе с ними! Дэнни помнил те несколько хороших дней, когда они ели ее жгучий техасский чили и кувыркались в ее кровати, все трое. Но к чему весь этот бред о гомосексуализме? С какой стати она вдруг появилась и сообщила такую возмутительную ложь?

– Кто-то, должно быть, подговорил ее на это, – сказал изумленный Боннер.

Но кто?

А затем внезапно, подобно лавине или гигантской океанской волне, объявились все другие с их невероятными историями, которые клялись, что знали Дэнни и что он сделал им то и это. Пара фактов действительно были истинными – он допускал, что оставил несколько ублюдков на юге. Но остальное, сатанинские ритуалы, оргии – откуда взялось?

Он мерил шагами ковер и часто смотрел на часы. Когда Беверли Хайленд позвонила ему этим утром и сказала, что хочет лично встретиться с ним, Дэнни почувствовал себя так, будто морские пехотинцы прибыли, чтобы спасти его. Она уверила его по телефону, что будет продолжать поддерживать его и что вместе они справятся с этим. Она была богата и влиятельна, и люди верили ей. Еще оставалось время для спасения Дэнни. И Беверли Хайленд собиралась сделать это.

Дэнни сделал ошибку, посмотрев на своего тестя. Сенатор сидел на стуле подобно какому-то старому паше, дымил своими вонючими сигарами и с каждым уходящим часом ужесточал приговор своему зятю. Он провел целый день за закрытыми дверями с организаторами партии, пытаясь спасти тонущую крысу, которую он женил на своей дочери. Ради самого себя он собирался попробовать спасти его, но, если бы это удалось, это было бы просто чудом.

То, что все эти недавно всплывшие истории были ложью и вымыслом, старик не сомневался. Но его приводило в бешенство то, что парень оказался настолько глуп, что позволил начаться всему этому. Девушки Дэнни оказались проститутками! Конечно, Маккей отрицал, что знал об этом. Насколько ему было известно, девушки, которых набирали на работу в его штат, все как одна были первоклассными американскими девственницами. Откуда взялись те восемь, он понятия не имел. И это дело с миссионером, Фредом Бэнксом, который был арестован в какой-то ближневосточной тюрьме. Он сам вышел и объявил, что это был обман, организованный преподобным! Дэнни настаивал на том, что миссионеру кто-то заплатил, чтобы он сообщил эту историю прессе. Но кто? Именно в этом заключалась проблема – Дэнни не имел ключа к тому, что происходило. Проклятье, какой человек из Белого дома устраивает все это?

Сенатор дал своему зятю последний шанс. Если Беверли Хайленд поможет ему выпутаться, значит, еще останется надежда на спасение его задницы. Если она не сделает этого, сенатор заберет свою дочь и увезет ее в Техас. И «Пасторства Благой вести» могут отправляться к чертовой матери.

– Она здесь, – сказал кто-то, и Дэнни помчался к окну. Даже с большой высоты ему было видно волнение на улице, где репортеры окружили «роллс-ройс», вспыхивали фотоаппараты, работали телекамеры, и все следовали за Беверли Хайленд в вестибюль гостиницы.

Она невозмутимо скользила сквозь толпу с Бобом Маннингом, который прокладывал ей дорожку, и вошла в лифт, не сказав ни слова. А Маннинг сообщил прессе, что мисс Хайленд сделает официальное заявление после своей встречи с Дэнни Маккеем.

Боб Маннинг постучал в дверь, и она открылась почти сразу же, как только его пальцы коснулись дверной ручки.

Беверли вошла в наполненную дымом комнату и сразу же почувствовала напряженность в воздухе, ощутила панику и отчаяние, почувствовала запах страха. На какое-то мгновение все это напомнило ей неприятный запах публичного дома Хейзел, куда приходили мужчины, чтобы покурить, выпить и избавиться от своих страхов. Люди Дэнни расступились, чтобы пропустить его, как послушное море, когда он шел, чтобы поприветствовать Беверли, подобно великодушному монарху. Он подошел к ней с распростертыми руками, но она держала в руках плоскую сумку из кожи угря и попросила, чтобы их оставили наедине.

Наедине для Дэнни означало, что в комнате останутся только восемь или девять человек из его окружения, – прошло много лет, с тех пор как он обходился без секретарей, телохранителей и советников. Но Беверли подразумевала один на один, и поэтому он отослал своих людей в другие номера и закрыл за ними дверь.

В комнате внезапно воцарилась тишина, казавшаяся странной. Беверли разрешила остаться «мистеру Первису», в то время как с ней был ее шофер, – она объяснила, что он также ее секретарь и телохранитель. Трое из присутствующих сели, в то время как Маннинг остался стоять у закрытой двери.

– Мисс Хайленд, – произнес Дэнни, наклоняясь вперед, локти лежали у него на коленях. – Вы не представляете, насколько я ценю то, что вы продолжаете меня поддерживать, верить в меня, когда происходит этот ужасный кошмар. Несомненно, Бог благословил меня, дав мне друга, подобного вам.

Слабая улыбка коснулась ее губ.

– Это, должно быть, ужасно для вас, мистер Маккей.

– Это было ужасно. Проклятия, которыми Моисей карал фараона, не могут сравниться с тем, что я пережил на прошлой неделе!

Она наблюдала за ним. Хотя он явно подготовился, чтобы выглядеть в лучшем виде к ее визиту, на его лице было заметно напряжение.

– Это было пыткой для вас? – спросила она мягко.

– Да, мэм.

– Это причинило вам сильную боль и страдание?

Он замигал.

– Конечно.

– Вы чувствуете себя одиноким и брошенным?

На его красивом лице промелькнуло недоумение. Затем он сказал тихо:

– Именно так я себя чувствую, мисс Хайленд. Удивительно, как хорошо вы понимаете мою ситуацию.

– Мне не понаслышке известны все эти несчастья, мистер Маккей. И, конечно, вы должны чувствовать замешательство и изумление от всего, что случилось. Вы, должно быть, думаете, что весь мир внезапно разрушился без какой-либо причины.

– Да, я расскажу вам, мисс Хайленд. – Он прочистил горло. – Или я могу называть вас Беверли?

Она слегка кивнула.

– Вы можете называть меня так, как только пожелаете, мистер Маккей. Было время, когда вы называли меня Рейчел.

Он уставился на нее.

– Как это?

– Рейчел. Разве вы не помните девочку по имени Рейчел, мистер Маккей? Рейчел Двайер?

– Я… м-м… – Он поглядел на Боннера, который пожал плечами. – Боюсь, что нет, мисс Хайленд. Кто она?

Беверли говорила спокойным, почти невозмутимым голосом:

– Рейчел Двайер была юной девочкой, которую вы подобрали в Эль-Пасо тридцать семь лет назад, мистер Маккей. Вы привезли ее в Сан-Антонио и поместили в публичный дом, которым руководила женщина по имени Хейзел. Затем вы вынудили ее сделать аборт и заставили Хейзел выгнать ее. Наверняка вы вспомнили ее теперь, мистер Маккей?

Воспоминание внезапно отразилось в его глазах. Дэнни облизнул губы и сказал:

– Ну, нет, я не могу сказать, что помню ее. Она еще одна из этих ищущих сенсации женщин, которые примкнули к скандалу?

– Нет, мистер Маккей. Я сказала, что вы имели обыкновение называть меня Рейчел. Я Рейчел Двайер.

Его глаза расширились, а затем сузились.

– Вы не можете быть ею. Рейчел была…

– Уродливой? Да, я была некрасивой. Но пластическая хирургия позаботилась обо мне. К тому же у меня были каштановые волосы.

Он уставился на нее с открытым ртом.

– Вы все еще не помните меня? У меня есть татуировка на внутренней поверхности бедра. Вы поместили ее там. Это маленькая бабочка…

– Я… – Его голос сорвался. Он снова посмотрел на Боннера, у которого теперь было странное выражение на лице. – Я не понимаю, мисс Хайленд. Что все это зна…

– Пожалуйста, называйте меня Рейчел. Я хочу услышать это. Ради старых времен.

– Я не понимаю.

– Все очень просто, Дэнни. После того как я уехала из Техаса, я приехала в Калифорнию, изменила свое имя и внешность. И теперь мы здесь, снова вместе.

Беверли видела, как пульсирует вена на его шее. Его лицо утратило цвет, когда он наконец понял.

– Вы?.. – прошептал он. – Вы Рейчел?

– Да, Дэнни. После всех этих лет. Ты думал, что я умерла?

– Я, э-э… – Он пошевелился на стуле.

– Ты совсем не думал обо мне, не так ли? – спокойно спросила она.

– Ну, это было так давно, и вообще. Ну… – Он сглотнул. – Вот это да. Рейчел Двайер. – Он нервно засмеялся. – Вот это да! Почему ты не говорила мне прежде? Я хочу сказать, зачем было держать это в секрете? А как же все те деньги, которые ты вложила в мое пасторство и политическую поддержку? – Он говорил слишком громко. – Это счастливый момент!

– Неужели?

– Ну да. Я хочу сказать, мы снова команда, точно так же, как были в те далекие годы. Думать, что ты пришла сюда сегодня вечером, чтобы помочь мне… Хвала Богу за его чудеса, Рейчел. Он заставил твое сердце простить меня. Я знаю, что поступил неправильно, заставив тебя сделать аборт. И, поверь мне, я стоял после этого на коленях и раскаивался. Я пошел в дом Хейзел, а она сказала, что ты ушла, и я отправился искать тебя.

– Действительно? Почему ты не поехал в Нью-Мексико, откуда я была родом? Или в Голливуд, где я всегда собиралась искать свою сестру?

– Ну, м-м, я…

– Все в порядке, Дэнни, – сказала она спокойно. – Это случилось так давно, и мы так далеко ушли с тех пор.

– Да, хвала Господу. И ты проявила себя доброй христианкой, Рейчел, забыв прошлое и придя мне на помощь в этот трудный момент.

– О, – произнесла она, слегка нахмурившись. – Я боюсь, что ты неправильно понимаешь меня, Дэнни. Я не простила тебе того, что ты сделал. И я пришла сюда сегодня вечером не для того, чтобы спасти тебя. – Он уставился на нее. – Я пришла сюда, чтобы сообщить тебе несколько фактов, о которых, я думаю, ты должен знать.

Беверли сидела в кресле, держала на коленях сумку и говорила совершенно спокойно. В ее голосе ни было ни гнева, ни холодности, ни ненависти. Она была просто женщиной, тихо рассказывающей свою историю.

– Ночью, когда ты вытолкал меня из своей машины и оставил истекать кровью, Дэнни, ты велел мне запомнить имя: Дэнни Маккей. Так вот, я запомнила. И я поклялась, что однажды отомщу тебе. Эти тридцать пять лет я жила с единственной мыслью в голове: увидеть, как ты заплатишь за то, что сделал со мной.

Он беспокойно заерзал на стуле. На лбу у него появились капли пота.

– Ты не можешь говорить это серьезно.

– Я необыкновенно серьезна, Дэнни. Каждый вздох приближал меня к моменту, когда я увижу, что ты уничтожен.

– Зачем нужно было так долго ждать? – спросил он напряженным голосом. – У тебя было множество возможностей в прошлом, чтобы нанести мне удар.