Текст книги "Танго с Бабочкой"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
Дэнни перевел взгляд на своего друга, глядя на него из-под полузакрытых век.
– Ты веришь, что я воскресил его из мертвых?
Боннер сглотнул. Говоря по правде, ему не хотелось думать о том, что случилось сегодня вечером. И были времена, когда он боялся Дэнни. Как, например, теперь, со всей этой закручивающейся в спираль напряженностью. Дэнни поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, и книжечка картонных спичек все мелькала и мелькала в его пальцах. Боннер узнавал признаки: в такие моменты Дэнни был наиболее опасен. Так он выглядел в ту ночь много лет назад, когда преследовал этого бедного старого доктора в Хилл Кантри, а затем позже, как раз перед тем, как Дэнни ненадолго уехал в Калифорнию, форт Орд, где ему нужно было свести счеты с каким-то сержантом. Дэнни был сейчас на грани разумного, был непредсказуем. И Боннер решил, что Дэнни наполнен какой-то отрицательной энергией, которая иногда пылала внутри него.
– Ну, я… м-м, не знаю, Дэнни. Я хочу сказать, что-то же воскресило его из мертвых, не так ли?
Дэнни осмотрел большое золотое кольцо на своей левой руке. Он повернул его к свету, наблюдая, как оно сияет и мерцает. Затем уголки его рта медленно поднялись в улыбке, и он сказал:
– Да.
Когда в дверь раздался стук, Боннер посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем встал и открыл. Если бы это был еще один репортер, он просто велел бы ему или ей убираться восвояси.
– Преподобный Маккей? – спросил вульгарный мужчина, стоящий в коридоре. – Преподобный Дэнни Маккей?
Боннер осмотрел его с подозрением. Во внешности незнакомца было что-то немного пошлое. Ему можно было бы дать пятьдесят лет, если бы он был одет буднично, но на нем были ярко-розовые брюки-клеш и облегающая рубашка цвета лаванды, золотые цепи, украшали его волосатую грудь. Огромный символ мира свисал с кожаного ремня.
– Фрэнк Холстед, – представился он, протягивая руку, на которой было слишком много колец.
После того как они пожали друг другу руки, он сказал:
– Вы не возражаете, если я войду и поговорю о небольшом дельце с вашим боссом?
– О каком дельце?
Холстед достал визитную карточку и вручил ее Боннеру.
– Я управляющий «Гуд Ньюс Продакшэн». Я думаю, что мы могли бы использовать кого-нибудь вроде преподобного Дэнни в наших воскресных программах. Мне кажется, его заинтересует предложение проповедовать еженедельно тремстам тысячам человек через телевизионную камеру.
Боннер посмотрел через плечо на Дэнни, который все еще смотрел в окно, зловеще молчаливый.
– Дэнни? – сказал Боннер.
– Что у него за дело?
Холстед пробовал заглянуть через Боннера в изящный пентхаус. Он едва мог видеть стоящего у окна Маккея.
– Так я могу войти?
Дэнни сделал знак, и Боннер сказал:
– Скажите сначала, что у вас за дело.
– Ну, то, что преподобный сделал сегодня вечером, будет интересно увидеть многим людям. Он же не может ездить по всему югу, а в его церковь помещается только семь тысяч человек. Но с помощью моих телевизионных станций можно собрать сотни тысяч людей, жаждущих услышать слово, проповедуемое Дэнни Маккеем. Что вы скажете, преподобный?
Дэнни опустил взгляд на свои руки. Он представил лицо мертвеца, пепельное и синее вокруг губ. Рыдающая жена и эти семь тысяч человек в полнейшей тишине. Затем подумал о людях в их гостиных, миллионах телевизоров по всей стране, и своем лице, своем голосе, своей силе, обращенной к каждому из них.
– Впусти его, – сказал Дэнни, – мы поговорим.
Беверли стояла у окна, глядя на таинственные огни хьюстонских нефтеперерабатывающих заводов. Она стояла там весь вечер, молчаливая и задумчивая, не притронулась к еде, которую ей принесла горничная, не съела даже морковные палочки, не выпила черный чай. Нужно было слишком о многом подумать. Сначала она подумала о делах фирмы. Она приехала в Хьюстон, чтобы организовать открытие двадцати закусочных «Королевские бургеры» По франшизе в Техасе. Затем она вспомнила о самом последнем сообщении Джонаса Бьюкенена.
Год назад, как раз перед тем, как она пошла на собрание Торговой палаты Голливуда, Джонас Бьюкенен позвонил, чтобы сообщить ей, что у него появилась первая новая информация о ее матери и сестре.
– Вы были правы насчет старого адвоката, – сказал частный детектив в тот вечер, когда пришел в ее офис. – Хаймен Леви-старший умер несколько лет назад. Его сын уехал из Калифорнии и согласно Ассоциации юристов ушел в отставку. Больше он не занимается адвокатской практикой. Я нашел его через налоговое управление – у меня есть друг, который работает в голливудском филиале. Хаймен Леви теперь живет приблизительно в сотне миль к востоку от Сиэтла. Он пишет детективные романы под псевдонимом.
Джонас Бьюкенен смог убедить мистера Леви достать из хранилища старые записи его отца и просмотреть их. Это был утомительный процесс, но Бьюкенен нашел то, что искал: второй ребенок-близнец, рожденный Наоми Двайер в пресвитерианской больнице в Голливуде, был взят на воспитание парой по фамилии Синглтон. И они назвали ребенка Кристина.
Это было то, что Джонасу удалось найти на тот момент. Он вернулся в Голливуд и сразу же занялся дальнейшим расследованием.
Он получил новую информацию и о матери. Он поехал на север и посетил дом престарелых, где, по словам предыдущих детективов, она когда-то работала поваром. Ему повезло, пожилая женщина, которая сейчас там готовит, была помощницей Наоми восемнадцать лет назад. Она была чернокожей и защищала Наоми, которую очень любила. Ничего не сказав другим детективам, она открылась Джонасу.
– Она сообщила, что ваша мать поехала во Фресно, где, как она сказала, жила ее кузина, мисс Энн Бургесс. Я поехал во Фресно и нашел мисс Бургесс. Она не захотела разговаривать со мной, но мне помог сосед. Он сказал, что кузина мисс Бургесс переехала в Сакраменто после того, как к ним однажды пришла полиция. Мое расследование в Сакраменто пока не дало результатов, но мои друзья работают над этим.
Это было год назад.
С тех пор Джонас периодические представлял новые сведения, ни одно из которых не имело большой ценности.
Синглтоны тоже, казалось, постоянно переезжали. Джонасу приходилось довольно много путешествовать, разговаривать со многими людьми и рыться в старых записях. А это требовало времени. Но затем он позвонил Беверли сюда, в ее хьюстонский гостиничный номер, чтобы сообщить, что, хотя, к сожалению, он потерял след семьи Синглтонов из-за развода двадцать лет назад, но у него на примете был человек, у которого могла быть кое-какая конкретная информация о теперешнем местонахождении Наоми Бургесс.
– Спасибо, – поблагодарила Беверли. – Пожалуйста, продолжайте. Я с волнением ожидаю вашего следующего сообщения.
«Кристина Синглтон, – думала теперь Беверли, глядя в окно на огни Хьюстона. – Моя сестра, мой двойник, Кристина. Где ты сейчас?»
Мэгги Керн, которая взяла кое-что поесть с тележки, поданной в номер, наблюдала за своей начальницей у окна. Начиная с их приезда в Техас четыре дня назад, Беверли становилась все более напряженной и беспокойной. Мэгги знала, что это происходило из-за старых воспоминаний, которые преследовали ее. К тому же им было известно, что Дэнни Маккей здесь, в этом же городе. На самом деле Беверли вообще не хотела ехать в Хьюстон, но сделка, касающаяся переоборудования двадцати старых палаток с гамбургерами и бензоколонки в закусочные «Королевские бургеры», была слишком важна для Беверли, чтобы поручить ее другим.
Мэгги вспомнила тот день год назад, когда Беверли вернулась с собрания Торговой палаты. Она ворвалась в офис, как будто кто-то преследовал ее.
– Я поняла! – сказала она, переводя дыхание, Мэгги и Кармен. – Я знаю теперь, что это, в чем мы так нуждаемся, чтобы оптимизировать снижающуюся прибыль сети «Королевские бургеры».
Беверли шла на собрание из любопытства, а вернулась возбужденная собственным вдохновением. Она выступила с речью, сказала она, и в то время, как речь расшевелила других в аудитории, она расшевелила и свою хозяйку.
– Нам нужна идея! – сказала она, когда села и начала делать набросок плана на бумаге. – Вот в чем заключается наша проблема. Компания испытывает недостаток идей!
«Да, – вспомнила Мэгги, – Беверли действительно вернулась домой с того собрания воодушевленной и сразу же начала распространять свои идеи на обустройство магазинов „Королевские бургеры“».
И вот Мэгги, Кармен, Энн и Беверли сели в автомобиль Энн Хастингс и пустились в путь по дорогам Калифорнии, вооруженные лозунгами, речами для поднятия духа и записными книжками. С неожиданной энергией и энтузиазмом Беверли посетила каждую торговую точку, продающую «Королевские бургеры», встретилась с каждым служащим, узнала их имена, записала их дни рождения, обменялась рукопожатием и выступила перед ними со своей вдохновляющей речью.
– Мы должны быть лучше, чем кто-то еще, потому что мы действительно лучше! Вы не хотите работать для заурядной компании, вы хотите гордиться компанией, гордиться так, будто она ваша собственная, будто это ваша семья! Мы не хотим, чтобы наши служащие коротали день до вечера и просто получали свою зарплату. Мы хотим, чтобы вы боролись, чтобы у вас были цели, чтобы вы осмелились мечтать.
И для того чтобы поддержать свою страстную речь, чтобы доказать им, что это были не просто слова, Беверли установила систему поощрений в пределах компании. Она сделала набросок иерархии от самого нижестоящего мойщика пола и повара-стажера до менеджера и пообещала нескольким сотням своих служащих, что они будут оцениваться в индивидуальном порядке за выполненную работу и вознаграждаться за верность компании и успехи в работе и что в пределах компании есть перспектива карьерного роста вплоть до центральной штаб-квартиры в Голливуде, если это их цель.
Кампания оказалась успешной. Количество прогулов и опозданий уменьшилось, служащие стали приходить на работу вовремя и работать упорнее. Они получали открытку и небольшую премию к своему дню рождения. Когда их продвигали по службе или когда прибыль магазина превышала поставленную цель, им присылали письмо с поздравлениями от самой мисс Хайленд.
Между магазинами проводились соревнования; учредили приз на звание «Лучший служащий месяца»; была разработана система периодических поощрений сотрудников и схема роста заработной платы. Беверли приветствовала предложения от своих работников и стремилась отвечать на них лично. Постепенно лицо и характер компании «Королевские бургеры» начали изменяться. Стало известно, что здесь заботятся о своих служащих вне зависимости от того, заполняют они бутылки кетчупом или подписывают чеки на оплату труда. Работников на забывают, а инициатива и творческий подход поощряются. Вскоре объявления «Требуется работник» исчезли с окон закусочных «Королевские бургеры»; списки ожидающих выросли, так как молодые люди искали работу в компании, которая обеспечивала будущее. Как следствие, пища и обслуживание улучшились, прибыль повысилась, а новые закусочные «Королевские бургеры» стали возникать по всему западу. В следующем месяце Мэгги, Кармен и Беверли собирались поехать в Нью-Йорк, чтобы открыть отделение «Королевских бургеров» на восточном побережье.
Все потому, что Беверли Хайленд обнаружила «дух».
И не только это принес ей тот знаменательный день на собрании в Торговой палате. Ровно через четырнадцать дней после речи Беверли президент и председатель палаты обратились к ней с предложением. Они собирались учредить комитет, который бы занимался изучением того, каким Голливуд будет в следующем десятилетии, в восьмидесятые годы, и хотели, чтобы Беверли стала председателем этого комитета. Все три подруги – Беверли, Мэгги и Кармен – оценили значение этого жеста немедленно. Беверли Хайленд внезапно приобрела известность в деловом сообществе; она и раньше пользовалась доверием, а теперь ей была дана власть.
Мэгги Керн знала, что это только начало.
Осторожный стук в дверь гостиничного номера вывел Беверли и Мэгги из задумчивости. Они повернулись и увидели двух мужчин и женщину, которые спокойно вошли и закрыли за собой дверь.
– Это было похоже на колдовство, – сказала Энн Хастингс, снимая обувь и направляясь к тележке с провизией. – Он купился на это полностью.
Беверли посмотрела на двух мужчин, один из которых снимал фальшивую лысину со своего черепа и приглаживала свои длинные песчаного цвета волосы. Теперь, когда Рой Мэдисон стал популярной личностью на телевидении, требовалось много косметики, чтобы замаскировать его внешность. Но ни один из семи тысяч человек в церкви Дэнни сегодня вечером не узнал актера под личиной доктора.
– Пропади оно все пропадом, если я не заслуживаю «Оскара» за это! – сказал он и издал боевой клич.
Беверли посмотрела на второго мужчину, актера по имени Пол, который пытался пробиться в кинематограф и в настоящее время был сексуальным партнером Роя.
– Ты в порядке? – спросила она.
Он застенчиво улыбнулся и сказал:
– Да, мэм. Все хорошо. Я учился падать и задерживать дыхание.
– Не говоря о том, – добавила Энн, – как хорошо ты выглядел с гримом. Тот слабый жест рукой по губам напрочь стер синеву.
Рой издал еще один возглас, вытащил живот из-под рубашки и бросил его на пол.
– Проклятье, было так жарко!
– Расскажите мне, как все прошло, – попросила Беверли.
Энн Хастингс, которая исполняла роль скорбящей жены, пересказывала эпизод, выбирая из салата морских креветок и засовывая их в рот. Она закончила свое повествование словами:
– Все в этой церкви, включая самого Дэнни, поверили, что он действительно воскресил Пола из мертвых. Люди были необычайно возбуждены, это надо было видеть! У стен церкви была пара репортеров, которые задавали вопросы. И знаешь что? Люди в самом деле ручались за «доктора Чэндлера»! Они клялись, что ходили к нему лечиться в течение многих лет!
Беверли отвернулась, чтобы посмотреть на огни.
– Они просто хотели подтвердить подлинность чуда из-за того, что они отчаянно хотели, чтобы это чудо было настоящим. Вы не можете обвинять их во лжи.
Беверли не гордилась шуткой, которую они сыграли с Дэнни сегодня вечером, но это было необходимо. Дэнни Маккей хвастался тем, что воскресил трех человек. Исследования каждого случая не смогли доказать обратного. Те, кто участвовал в этом, клялись, что чудо действительно свершилось. Беверли это ие нравилось. Ей не нравилось и то, что невинные люди обманывались, веря в мошенника Дэнни и жертвуя ему свои деньги. Он давал им ложную надежду, а это было жестоко. Единственный способ остановить его, чтобы он не причинял вреда людям в дальнейшем, состоял в том, чтобы разоблачить эти три чуда и показать, что это было мошенничество. И она поняла, что единственный способ сделать это заключается в том, чтобы организовать четвертое чудо, на сей раз с людьми, которые при знают, что это все было обманом.
Если Дэнни решит попробовать сделать это снова, он пожалеет об этом.
28Когда дверь в кабинет Барри Грина внезапно распахнулась, он от неожиданности пролил кофе и отпрыгнул как раз вовремя, чтобы кофе не попал на брюки.
– Барри! – сказала Ариэль Дюбуа, проходя в кабинет на шаг впереди секретаря.
– Простите, мистер Грин, – сказала секретарь взволнованно. – Мисс Дюбуа прошла мимо меня.
– Все хорошо, Фрэн. – Он сделал знак женщине, чтобы она вышла, и продолжал вытирать пролитый кофе со своего стола. Великолепная Ариэль, одна из самых крупных звезд студии, любила делать театральные выходы.
– Итак, – сказал он, выбрасывая носовой платок в корзину и садясь на свое место, – сюрприз удался, Ариэль. Чему я обязан такой чести?
Она села в мягкое велюровое кресло и положила ногу на ногу.
– Дорогой Барри, я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня.
– Что случилось? – вздохнул он. – Что на сей раз?
– Я хочу, чтобы эту суку Латрицию убрали из шоу.
Он не был удивлен. На самом деле Барри ожидал, что этот гром грянет в ближайшее время, с тех пор как пухлая Латриция похудела на сорок фунтов и начала получать почту от поклонников, а авторы шоу стали давать ей больше реплик.
– Ты знаешь, что они планируют на следующую серию эпизодов? – спросила Ариэль, и яд сочился из ее слов.
Барри уже знал. Медсестра Вашингтон (Латриция Браун) должна была стать главной героиней. У нее неожиданно возник роман с одним из докторов шоу, она пережила трагедию, а потом драматическое, смелое возвращение, и все за счет эфирного времени Ариэль Дюбуа. Но он не мог обвинять авторов. После прохождения курса лечения и похудения. Латриция Браун стала очень красивой женщиной. Начали приходить письма от зрителей, желающих чаще видеть ее на экране. А последнее шоу, в котором медсестра Вашингтон сделала неотложную трахеотомию ребенку и спасла его жизнь, значительно повысило их рейтинги.
Барри на самом деле нравилось, что роль Латриции увеличилась – ее участие в шоу в течение двух лет было очень незначительным, в некоторых эпизодах она не появлялась вообще. Но он не собирался навлекать на себя гнев Ариэль. По тому, как она качала своей изящной ногой и постоянно отбрасывала назад гриву белокурых волос, он промолчал, поняв, что она жаждет крови.
Это был не первый случай, когда звезда начинала ревновать к актеру, исполняющему эпизодическую роль, и добивалась его увольнения с работы. А Латриция Браун не стоила того, чтобы из-за нее вступать в борьбу с Ариэль. Жизненный принцип номер один жизни Барри Грина гласил: «Избегай неприятностей. Любой ценой».
– Хорошо, Ариэль. Я дам ей роль в другом шоу.
Спустя месяц у Барри Грина начались неприятности.
– А как Джон поживает, дорогая? Джессика?
Джессика посмотрела на мать.
– Прошу прощения, что ты спросила?
– Ты не слушала.
– Прости. Я думала о последнем деле, которое сейчас веду. – Джессика примирительно улыбнулась матери. Они сидели в столовой, построенной из стекла и мрамора, в доме Маллигэн на Палм Спрингс, ели нежные бифштексы и печеный картофель, наслаждаясь видом поля для гольфа и снежной вершины горы Сан-Хасинто на заднем плане. Пища была превосходной, как превосходен был и дом, купленный за миллион долларов. Шестидесятипятилетняя мать Джессики была одета в безупречный костюм для бега трусцой из лимонно-желтого велюра, а на ее отце была бледно-розовая рубашка для игры в регби и холщовые плиссированные слаксы. Они оба выглядели аккуратными, загорелыми и богатыми.
– Жаль, что Джон не смог прийти с тобой сегодня вечером, Джес, – сказал отец, разрезая бифштекс.
– Он сейчас в Сан-Франциско. Его компания…
– Я хотел посоветоваться с ним по поводу инвестиций, которые хочу сделать.
– Да, конечно. – Джессика двигала по тарелке нетронутый бифштекс. – Он приедет домой завтра.
Во время разговора ее отец ни разу не посмотрел на нее. В действительности он редко смотрел на дочь, когда говорил с нею. Джессика однажды подумала, что она видела макушку его головы или заднюю часть его шеи больше времени, чем она видела его лицо. Но это было к лучшему, потому что, когда он сверлил ее тяжелым оценивающим взглядом, она всегда, казалось, не знала, что делать.
Некоторое время все трое ели в молчании. Время от времени Джессика смотрела на захватывающий дух вид из окна и сожалела, что из ее собственного дома не открывается такой вид. Все, на что они с Джоном смотрели, был бульвар Сан-Сет.
– Что у тебя за новое дело, дорогая? – спросила миссис Маллигэн.
– Вы когда-нибудь смотрели «Пятый север»?
Ее отец поднял глаза.
– «Пятый север»? Это случайно не телешоу? Бессмысленная чепуха, если только я когда-либо видел это. Кто захочет смотреть шоу о больных людях? Это рассчитано на идиотов, я не сомневаюсь.
– А мне нравится шоу, – мягко произнесла миссис Маллигэн.
– Да уж. Женщины помешаны на болезнях и смерти.
– Мама, – сказала Джессика, – а ты читала об актрисе из шоу, которая предъявляет иск продюсеру и студии за нарушение контракта?
Миссис Маллигэн открыла было рот, но ее муж ответил за нее:
– Я не знаю, чего добивается эта женщина. Насколько я понимаю, они предложили ей роль в другом шоу – лучшую роль, заметьте, и за более высокий гонорар. Она бросила им бумаги в лицо.
– Это дело принципа, папа. – Она подверглась гонениям, потому что звезда шоу невзлюбила…
– Подай мне, пожалуйста, сметану, Джес.
– Я считаю, что она довольно симпатична, – сказала миссис Маллигэн, – теперь, когда она сбросила вес. Стала похожа на африканскую принцессу.
– Это шоу продюсера, – стоял на своем мистер Маллигэн. – Это его деньги. Если он хочет уволить ее, он имеет право сделать это. В конце концов, она нарушила контракт, изменив свою внешность.
– Папа, в ее контракте ничего не говорится о том, что она должна быть жирной.
Мистер Маллигэн смешал сметану с печеным картофелем и нахмурился.
– Хелен? Сколько времени ты готовила этот картофель?
Джессика раздраженно посмотрела на мать и продолжила возиться со своей порцией.
В доме семейства Маллигэн не было стен: гостиная переходила в столовую, которая продолжалась в общей комнате.
В поместье с полем для гольфа, созданном для утонченного и изысканного стиля жизни в пустыне, были гладкие мраморные полы, абсолютно белые стены, редкая мебель в мягких пастельных тонах и несколько экземпляров дорогой скульптуры. Джим Маллигэн в прошлом был бизнесменом и все время проводил на поле для гольфа, в то время как его жена посещала клубы, где играли в карты, занималась флористикой и ходила на встречи организации «Вэйт вочерс», которая оказывает услуги тем, кто хочет избавиться от лишнего веса. Все трое пили теперь кофе; на улице было слишком холодно, чтобы сидеть во внутреннем дворике и слушать журчание испанского фонтана.
В то время как Джим уселся на лучшее место и потянулся к телевизионной программе, миссис Маллигэн обратилась к дочери:
– Ты кажешься ужасно озабоченной сегодня вечером, дорогая.
– Это все из-за того дела. Я просто не знаю…
Мистер Маллигэн посмотрел на Джессику поверх своих бифокальных очков. Он был ужасно горд, когда его младшая дочь закончила Стэнфордскую юридическую школу с отличием, и планировал организовать для нее солидную практику здесь, в Палм Спрингс. Он даже обсудил это с Джоном Франклином, молодым мужем Джессики, и тому эта идея показалась привлекательной. Но потом Джессика удивила их обоих, объявив, что собирается открывать практику вместе с сокурсником где-то в Голливуде и специализироваться на законодательстве, регулирующем отношения в сфере шоу-бизнеса. С точки зрения Джима Маллигэна, это было не лучше, чем работать агентом.
– И что это за дело? – спросила миссис Маллигэн, осознавая неодобрительный взгляд мужа.
– Я представляю Латрицию Браун.
– Ту, что снимается в медицинском шоу?
– Она знает Микки Шеннона. Он направил ее ко мне.
– У Латриции Браун нет поддержки, – сказал ее отец. – Одна плохонькая актриса против мощной студии и одного из самых популярных продюсеров в Голливуде. Почему глупая девчонка не принимает их предложение? Я думаю, что они были бы чрезмерно щедры, даже предложив половину.
– Потому что, папа, – медленно произнесла Джессика, – как я уже говорила, это дело принципа. Она решила бороться с ними и попросила, чтобы я представляла ее.
– Что ты собираешься делать, дорогая?
– Я еще не до конца решила, мама. Мы встречаемся с Барри Грином в студии завтра утром.
Джессика поглядела на своего отца. Он хмурился.
Они продолжали потягивать кофе в молчании. Джессика боялась этих формальных посещений родителей – она делала это главным образом, чтобы доставить удовольствие матери. У них не было ничего общего; они с отцом никогда ни в чем не соглашались друг с другом, и ни один визит не обошелся без того, чтобы мать тем или иным образом не упомянула о бездетности Джессики. Вечер обычно заканчивался тем, что Джессика смотрела на часы и считала минуты, когда она сможет уехать.
Она была более чем озабочена делом Латриции Браун и пробовала поговорить об этом с Джоном, прежде чем он уехал в Сан-Франциско. Но он не слушал.
Джессика не понимала, что было не так с профессией, которую она выбрала. Существовала реальная потребность в экспертах по проблемам интеллектуальной собственности. Джессика и ее партнер имели дело не только с контрактами, но и с авторскими правами, плагиатом, правами артистов и всем, что касалось книг, телевидения и кино. Но теперь она предположила, пока пила свой кофе и смотрела на часы, что ни Джон, ни отец не одобряли ее, потому что она ежедневно сталкивалась с людьми, занятыми в сфере киноиндустрии.
Она думала о встрече, которая должна была состояться завтра утром. Из-за нее она плохо спала в последнее время. За четыре недели, с тех пор как она согласилась взяться за дело мисс Браун, Джессика не придумала никакого оружия, с помощью которого можно было бы сразиться с Барри Грином и студией. Хотя в контракте не было никакого упоминания о том, что Латриция должна была оставаться толстой, тем не менее подразумевалось, что она не может кардинально изменить свою внешность без одобрения студии. В конце концов ее потеря веса не была предусмотрена в сценарии.
Еще более ухудшало дело сообщение прессы о том, что Латриции Браун были предложены щедрые отступные продюсером Барри Грином и студией. Она отклонила предложение, и, как результат, симпатия публики к ней уменьшалась. Повышение и новый автомобиль устроили бы многих людей, которые читали «Лос-Анджелес Таймс». Но Латриция решила продолжать борьбу, потому что пришло время, как она заявляла, чтобы кто-то показал магнатам студии: актеры не часть собственности, которую можно использовать и отвергать в угоду собственной прихоти.
Джессика провела весь прошлый месяц, изучая дело и пытаясь найти нить, за которую можно было бы зацепить мистера Барри Грина. Но за ним стояли деньги и власть, в то время как Латриция была чернокожей женщиной, и не имела денег, чтобы заплатить своему адвокату.
Джессика чувствовала себя Давидом, выступившим против Голиафа, и волновалась из-за того, что у нее даже не было хорошей зацепки для встречи завтра утром.
Она знала с самого начала, что это будет безнадежное дело для ее клиента. Согласно контракту Латриции студия буквально владела ею и могла делать с ней все что угодно. С формальной точки зрения, она была неизвестной актрисой; они даже могли уничтожить ее контракт, если бы захотели. Но почему Джессика решила обратиться в суд, зная, что нет никакой гарантии денежного урегулирования вопроса?
Потому что, как пылко заявила ей Латриция, пришло время, когда кто-то должен остановиться, повернуться лицом к противнику и сразиться с ним. И Джессика просто не могла противостоять вызову.
Когда ее отец взял пульт дистанционного управления и включил телевизор с экраном шириной больше метра, Джессика посмотрела на него. «Да, – подумала она, – пришло время, когда я должна выступить за правое дело».
Если бы Джессика села и действительно проанализировала мотивы, почему помогает Латриции Браун, даже не ожидая платы за свой труд, она поняла бы, почему так наслаждается тяжбой и хорошей борьбой в зале суда. Потому, что это была арена, на которой она могла встать, высказать свое мнение, и, возможно, даже победить. Противостояние адвокатам было борьбой с отцом, священниками и мужем, которым она никогда не была способна сопротивляться.
Она отвернулась от отца и удивилась, увидев, что красивое лицо Дэнни Маккея заполнило экран телевизора. Его певцы Евангелия горланили энергичный гимн, в то время как он милостиво улыбался всей Америке.
Она повернулась к матери.
– С каких пор вы смотрите Дэнни Маккея?
– Мы начали около…
– Он хороший человек, – прервал жену Джим Маллигэн. – Преподобный ратует за честность и благопристойность в нашей стране, и я стою за него горой.
– Но, папа, он утверждает, что говорит с Богом!
– Точно так же делал Джимми Картер. И Франклин Рузвельт в этом отношении поступал подобным образом.
– Какое несчастье, папа. Этот человек опасен! Считать, что Дэнни Маккей просто следует старой традиции в политике, – чистая софистика. Одно дело – обратиться к богомольной или созерцательной мысли, когда ты в чем-то сомневаешься, но совсем другое – заявлять о знании некоторых желаний Бога.
– Хелен, изображение по-прежнему нечеткое. Ты звонила в компанию кабельного телевидения сегодня, как я просил?
Джессика посмотрела на мать. Миссис Маллигэн избегала взгляда дочери.
Все трое откинулись на шелковые подушки индейцев наваджо, чтобы посмотреть, как Дэнни Маккей выкрикивает свою проповедь. Джессике было наплевать на этого человека. Она не могла понять, в чем дело, но в нем было что-то, что ей не нравилось. Его улыбка выглядела достаточно искренней, и он говорил, казалось, от всего сердца. Но он носил слишком дорогие костюмы и окружал себя крупными мужчинами, стриженными под ежик, которые выглядели скорее как телохранители, чем как религиозные последователи.
На свое вечернее выступление, которое отличалось от его ежедневной утренней программы «Час Благой вести», преподобный Дэнни всегда приглашал гостя, человека, чью жизнь тем или иным образом изменил Бог. Сегодня вечером это был известный модельер из Нью-Йорка. Перед двумя с половиной миллионами людей человек признался в своем грехе гомосексуализма и сказал, что Иисус помог ему исправиться. Это было весьма драматичное зрелище, которое окончилось с певцами Евангелия, собравшимися вокруг бедного человека, в то время как он и преподобный Дэнни рыдали на плече друг у друга.
Джессика никогда не смотрела вечернее шоу Дэнни Маккея, но слышала о нем, потому что оно было первое в своем роде, которое передавалось в лучшее эфирное время, и потому, что его рейтинги неуклонно росли. Она никогда не подумала бы, что такая фундаменталистская христианская программа соберет столь большую аудиторию. И тем не менее…
Она взглянула на своих родителей, которые неотрывно смотрели на экран. Оба были католиками.
Джессика опять посмотрела на преподобного Дэнни. Он, без сомнения, обладал некоторым обаянием. Она наклонилась вперед, зажав свою кофейную чашку в ладонях, и пристально посмотрела на зрелище, разворачивающееся на экране телевизора. Оно было невероятно театральным; но в этих объятиях и слезах был глубинный человеческий пафос, который задевал даже скептическое сердце Джессики. «Неудивительно, – решила она, – что у этого человека неожиданно высокий рейтинг». Она бы не удивилась, если бы он выиграл предварительный Нью-Хемпшир Праймери на следующей неделе.
Когда на экране вспыхнул номер телефона преподобного Дэнни в его штаб-квартире в Хьюстоне, Джессика резко встала и сказала:
– Мне пора идти.
Ее мать выглядела удивленной.
– Но мы еще не ели десерт, дорогая.
– Не принуждай ее, – сказал Джим Маллигэн, выключая телевизор. – Джессика, ты должна больше упражняться. Почему вы с Джоном никогда не бегаете трусцой?
