Текст книги "Танго с Бабочкой"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
Мать проводила ее к «кадиллаку». Ночь в пустыне была холодной; звезды, подобно кусочкам льда, были разбросаны по небу, как будто взорвалась покрытая снегом гора Сан-Хасинто.
– Мы так редко видим тебя, – сказала миссис Маллигэн, подставляя щеку для поцелуя. – Твоя сестра Бриджит вместе со своими детьми бывает здесь почти каждую неделю. И они так утомляют меня!
Джессика села в машину и завела ее.
– Поезжай осторожно, дорогая, – сказала Хелен Маллигэн. – У меня к тебе просьба. Ты смогла бы раздобыть для меня автограф Ариэль Дюбуа?
Свернув с проезда Боб Хоуп и выехав на шоссе, Джессика сильнее нажала на газ. Она внезапно захотела поскорее добраться домой, крепко сжала руль и умоляла автомобиль ехать побыстрее. Ей в голову пришла идея, с каким оружием можно отравиться на встречу завтра утром. Если это сработает, Барри Грина ожидает самый большой сюрприз в его жизни.
Латриция Браун была великолепна. Недавно похудевшая, она выглядела более высокой, чем прежде, и теперь, заплетая свои волосы, она действительно напоминала африканскую принцессу. Она ходила с гордо поднятой головой, ее поступь была уверенной, чего не было заметно в старой «медсестре Вашингтон» несколько месяцев назад. Неудивительно, что она стала получать почту от поклонников и что авторы шоу захотели сделать ее роль значительнее. Будь она проклята, если позволит этой сучке Ариэль смести ее со своего пути, как многих других малоизвестных актрис. Латриция вступила в эту борьбу не только ради себя, но и ради эксплуатируемых актеров и актрис повсюду, и ради представителей своей черной расы.
Она просто надеялась, что Джессика Франклин сможет найти способ выиграть ее дело. Но перевес был определенно не в ее пользу. То же можно было сказать и о законе.
– Мне нужно посмотреть ваш контракт, – сказала Джессика Латриции во время их первой встречи месяц назад. – Если получится, мы будем бороться с ними по поводу расторжения контракта без причины. – Джессика использовала и другие юридические выражения: «неправомерное увольнение», «сексуальная дискриминация», «преследование за вероисповедование», «политические взгляды», объясняя Латриции разные направления, в которых может развиваться дело. А затем, через два дня, когда Латриция принесла свой контракт и Джессика изучила его, юридические термины изменились на «стандартные пункты контракта», «незначительный повод для дела». Слова, которые можно было суммировать в одной фразе: Латриции не на что было опереться.
И все же, к огромному удивлению Латриции, Джессика Франклин согласилась взяться за ее дело.
– Послушайте, – предупредила она честно, – я не думаю, что мы победим. Но вы можете выиграть от огласки, точно так же, как и моя фирма.
Первое, что они сделали, – выступили с заявлением в печати.
– Общественное мнение будет поддерживать вас, – сказала Джессика Латриции. – Мы не располагаем какой-либо реальной законной силой, но, возможно, сможем заставить студию отступить из-за боязни плохих отзывов в печати, которые за этим последуют.
Это не сработало. Самый первый диалог, который состоялся между Джессикой и Барри Грином, показал двум женщинам, что борьба будет развиваться полностью в его пользу.
Приемная офиса Джессики была тиха и уныла. Как только тяжелые двери захлопнулись, мрачная тишина приветствовала посетителя. Ковер был толстым, мебель – низкой и темной, медь – хорошо отполированной, дерево – хорошего качества. Секретарь, молодой человек двадцати лет, который сидел, уткнувшись носом в книги по юриспруденции, если не заполнял что-то или не печатал, поднялся, чтобы встретить мисс Браун и проводил ее в кабинет Джессики.
Обе женщины обменялись рукопожатием, а затем Джессика с тревогой посмотрела на молодого человека.
– Были какие-нибудь телефонные звонки?
Он покачал головой:
– Я охраняю этот телефон своей жизнью, Джес. Доверься мне.
– Я верю тебе, Кен. Но боюсь, – она нахмурилась, глядя на свои часы, – что нам с Латрицией нужно будет отправиться в офис Барри Грина. Теперь слушай, думай об этом телефонном звонке как о вопросе жизни и смерти. Потом позвони мне сразу же. Я буду на встрече, но в случае чего выйду.
Кен ободряюще ей улыбнулся.
– Не волнуйся, Джес. Я так же, как и ты, жду этого телефонного звонка.
Она подмигнула: она пообещала ему работу в фирме после окончания юридической школы через три месяца.
Офис Барри Грина располагался в студии, которая, конечно же, находилась в Студио-Сити. Начался легкий мартовский дождик, когда Джессика выехала на своем «кадиллаке» на проезд Сепульведа; по пути она объясняла Латриции, что может означать тот телефонный звонок.
Латриция заметила, что ее адвокат сегодня утром была не спокойной и уверенной в себе, как обычно, а взволнованной, возбужденной. Она говорила быстро, едва переводя дыхание, и немного сильнее, чем нужно, давила ногой на педаль газа. Но, когда она обрисовала Латриции новую ситуацию, та тоже почувствовала возбуждение. Она должна была признать, что это гениальное решение, и если бы им удалось осуществить это, если бы этот телефонный звонок был сделан вовремя…
Они проехали на лифте пятнадцать этажей и оказались в удивительно привлекательной приемной «Грин Продакшэнс». Джессику и Латрицию, конечно, ждали, ведь они договорились об этой встрече более недели назад и приехали вовремя, но тем не менее их попросили подождать. Они опустились в глубокие велюровые стулья и отказались от предложения секретаря чего-нибудь выпить. Они ждали в напряженной тишине, пока секретарь спокойно работала за своим столом. Часы неустанно тикали. Телефон все не звонил.
За огромными дверями с медной именной табличкой в просторном кабинете сидел Барри и просматривал брошюры о путешествиях, пытаясь придумать что-нибудь, что могло бы убедить доктора Линду Маркус поехать куда-нибудь с ним. Он был уверен, что интересен ей, она просто играла в неприступность. У Барри Грина никогда не возникало проблем с женщинами, потому что они охотились за его деньгами, или хотели получить роль в одном из его шоу, или просто из желания похвастать, что они спали с телевизионным продюсером. Линда до сих пор ему не уступила. И это делало ее еще желаннее.
Секретарь Грина проинформировала его, что госпожа Франклин и ее клиент находятся в комнате ожидания. «Пусть подождут», – ответил он.
Барри решил, что он заставит их потомиться некоторое время, затем позволит им высказать свои жалобы и, наконец, нанесет удар: или Браун принимает его условия, или навсегда оставляет телевидение. У Барри было достаточно власти, чтобы позаботиться о том, чтобы она никогда больше не появлялась перед телекамерой.
В приемной Джессика продолжала смотреть на часы. Она не могла унять дрожь в коленях. Латриция, сидящая рядом с ней, выглядела холодной и сдержанной, но была настолько возбуждена, что начинала чувствовать себя больной. Четыре недели назад она была так зла, когда ей сказали, что ее убирают из шоу, что повела себя, повинуясь первому импульсу – ярости. Она наняла адвоката и начала борьбу. Но теперь, через четыре недели, видя, что угрозы телевизионных магнатов становятся все более реальными, она оказалась зажатой в тисках сомнений и начала думать, что, возможно, ей стоит принять их предложение, если оно все еще в силе, и сняться в другом сериале.
Она поглядела на Джессику. Телефонный звонок был очень смелым предприятием, если будет сделан вообще и если принесет с собой то, на что надеялась Джессика. Два больших «если», на которых должна основываться вся карьера человека.
Барри Грин просмотрел Гонконг, Канкун, Большой Барьерный риф и Аспен. Потом наконец сложил все брошюры в стопку и засунул их в ящик. Он посмотрел на часы, висящие на стене, затерянные среди вознаграждений, мемориальных досок, писем с благодарностями и фотографий, где он был изображен с известными людьми, и увидел, что заставил их ждать в течение двадцати минут.
Он позвонил своему секретарю и сказал, чтобы она разрешила им войти.
– Итак, леди, – говорил он несколькими минутами позже, – здесь все написано черным по белому. Согласно контракту, который вы подписали, Латриция, я имею право удалить вас из шоу. – Он обратился к Джессике. – И если бы вы знали что-нибудь о договорном праве, вы понимали бы, что вашему клиенту юридически не за что зацепиться. Что меня удивляет, так это то, что вы впустую тратите свое время на это дело!
Джессика говорила спокойно и медленно, пытаясь тянуть время.
– Что удивляет меня, мистер Грин, так это то, почему вы увольняете актрису, когда это не в интересах вашего шоу. Она способствовала росту рейтингов, которые, в свою очередь, увеличат рекламные доходы.
– С ролью возникли творческие проблемы. Мы просто решили, что ее персонаж больше не нужен.
– Вы хотите сказать, Ариэль Дюбуа решила это, – вмешалась Латриция.
Джессика бросила на нее предостерегающий взгляд.
– Понимаете, мистер Грин, я расцениваю это как неправомерное увольнение.
– Помилуйте, голубушка, вы сами знаете, что мы имеем безоговорочное право делать с Латрицией все что угодно. Контракт, который она подписала, дает нам полномочия принимать решение относительно того, будем мы ее использовать дальше или нет. Это должно быть очевидно даже вам. Так почему же мы сидим здесь и тратим впустую время?
Джессика осторожно посмотрела на часы. Черт побери, что же с этим телефонным звонком?
– Мистер Грин, я намереваюсь передать это дело на рассмотрение в суд и могу поручиться вам, что присяжные будут на стороне моей клиентки.
Он засмеялся.
– Я не боюсь твоих присяжных, Джессика.
– Простите, мистер Грин, я не знала, что мы с вами перешли на «ты».
Его улыбка исчезла.
– Послушайте, голубушка, у Латриции ничего не выйдет, и это все, что я могу сказать.
Они действовали ему на нервы, раздражали его как раз тогда, когда он чувствовал себя очень хорошо. У него в голове роились романтичные мысли о Линде Маркус, но если дело с ней не выгорит, есть еще та блондинка в костюмерной, которая просто мечтает подписать такой же контракт, который однажды подписала эта неблагодарная сука. Латриция Браун! Кстати, чья это была идея, что им нужен чернокожий персонаж в шоу?
Джессика облизнула губы сухим языком. Не похоже было, что ей сегодня вообще позвонят.
– Тем не менее мы намерены подать это дело на рассмотрение в суд, и я уверена, что за этим последует большое количество отрицательной рекламы для вас и вашей студии.
Он снова засмеялся и облокотился на спинку своего начальственного кресла. Угрозы – это все, что они могли придумать.
– На телевизионные рейтинги, мистер Грин, воздействует общественное мнение, хотите вы признавать это или нет. Если дело дойдет до суда, моя клиентка будет общаться с репортерами и появляться на телевидении, и определенные, давайте скажем, частные аспекты вашей жизни могут быть обнародованы.
Он усмехнулся и покачал головой.
– В какой юридической школе вы учились? Людям нравится читать о моих частных делах. Вперед! Сообщите «Лос-Анджелес Таймс», «Нэйшнл Инкваиэ», «Ридерс Дайджест». Предложите в «Фил Донау» и расскажите об этом всему миру! Мне нечего скрывать.
Джессика прикусила нижнюю губу и посмотрела на Латрицию. Ей нужно было продержаться хотя бы еще немного.
– А теперь, если вы извините меня… – сказал Барри, начиная вставать. – В этот момент зазвонил его телефон. Это оказалась секретарь, которая сказала ему, что поступил срочный звонок для миссис Франклин.
– Я возьму трубку в другой комнате, – сказала Джессика, вставая со стула и торопливо выходя.
Барри барабанил кончиками пальцев по безупречно гладкой поверхности своего стола, в то время как Латриция внимательно оглядывала роскошный кабинет, который был больше, чем вся ее квартира. Она начинала ненавидеть человека, сидящего за этим столом, не только из-за того, что он сделал с ней, но теперь и из-за того, как он обращался с Джессикой.
Вошла Джессика и села, не глядя на Латрицию.
– Очень хорошо, мистер Грин, – сказала она решительно, – вы сообщили нам свою позицию достаточно ясно. Теперь я сообщу вам нашу. Телефонный звонок, который я только что получила, – это то, чего я ждала. Звонили из Хьюстона. – Она сделала паузу для создания драматического эффекта. – Мою клиентку только что внесли в план выступлений, она появится через неделю, если считать с сегодняшнего дня, в вечерней программе Дэнни Маккея. Она расскажет его общенациональной аудитории, мистер Грин, на том же самом канале, по которому, кстати, идет и ваше собственное шоу, что она похудела, потому что Бог приказал ей уважать и чтить свое тело, его храм, и что вы и студия преследуете ее за это.
Он уставился на нее. Затем посмотрел на Латрицию. Она была хорошей актрисой, чертовски хорошей. И два с половиной миллиона людей будут говорить ей «аминь», и жалеть ее, и жаждать крови Барри Грина.
И рейтинги непоправимо уменьшатся.
Он подумал об Ариэль. Что она могла сделать? Ничего такого, что Барри не смог бы исправить. Все, чего хотел Барри Грин, это избегать неприятностей любой ценой.
Когда Джессика въехала на подъездную дорожку, она обрадовалась, увидев там припаркованный «БМВ» Джона. Это означало, что он вернулся домой из Сан-Франциско. «Мы отпразднуем это, – думала она, спеша в дом. Она отдала пальто и портфель служанке и взлетела вверх по лестнице к спальне хозяина. – Я позвоню в „Спаго“, чтобы заказать столик. Мы будем пить шампанское, пока оно не потечет у нас из ушей! Мы закажем пиццу с утятиной и мороженое с фруктами „сандэй“, и амаретто, и…» – Она обнаружила мужа, стоящего перед зеркалом и застегивавшего манжеты новой рубашки.
– Мы победили! – закричала она, обхватывая его руками и целуя в щеку. – Мы выиграли дело, Джон!
– Что за дело?
– Дело Латриции Браун. Я прижала Барри Грина к стенке! Проклятье, как я умна!
Он посмотрел на нее в зеркале.
– Я надеюсь, это не станет результатом отрицательной гласности для нас.
Джессика вздохнула.
– Латриция не целовала меня, если это то, о чем ты волнуешься. Но подожди, пока ты не услышишь, как я сумела обыграть студию!
– Ты можешь рассказать мне об этом в машине по пути к Рэю и Бонни.
– Рэю и Бонни?
– Они пригласили нас на ужин. – Он повернулся и посмотрел на нее. – Ты пила, Джессика?
– Только немного шампанского. Фред всегда держит бутылку на льду, на случай, если мы выиграем…
– Как много времени тебе потребуется для того, чтобы собраться? – спросил он, глядя на часы. – Мы должны быть там через десять минут.
Джессика моргнула.
– Я думала, что мы отпразднуем нашу победу в этом деле.
– Пожалуйста, не говори «нашу». Я абсолютно не хочу, чтобы мое имя было связано с твоими скандалами.
– Это не скандалы.
– Так или иначе, – он сел, чтобы надеть туфли, – мы можем отпраздновать с Рэем и Бонни.
Но ей не нравятся Рэй и Бонни!
– Бонни любит слушать все о твоих друзьях-кинозвездах. Бог знает почему! Это, должно быть, имеет какое-то отношение к работе учителя шестого класса. Одевайся, Джессика.
Она сердито посмотрела на него.
– Давай одевайся, – сказал он, касаясь ее руки. – И надень свои черные слаксы. Они выгодно подчеркивают твои бедра.
– Но я хочу праздновать без кого бы то ни было, только вдвоем с тобой.
Его тон стал нетерпеливым.
– Мы можем замечательно отпраздновать с Бонни и Рэем. Он мой друг и мой партнер, Джессика. Я хочу, чтобы ты не всегда была настолько эгоистичной, думая все время только о том, чего хочешь ты.
– Я не хочу бороться с тобой, Джон, – произнесла она мягко.
– Мы не боремся, Джессика. Просто делай, как я говорю, и одевайся. Им будет непонятно, что нас задержало так долго.
Она опустила глаза на ковер.
– Эй, – сказал он, подходя к ней и кладя руки ей на плечи. – Мы отпразднуем твою победу, не волнуйся. И ты сможешь рассказать нам все о том, как тебе удалось обвести Барри Грина вокруг твоего мизинца. Я готов держать пари, что он не смог сопротивляться такому симпатичному личику! А теперь иди одевайся, хорошо?
– Хорошо, – сказала она тихо, и внезапно все стало не так, и Джессика не знала, как это поправить.
29 Париж, 1974.
– Привет, Беверли. Я Кристина. Кристина Синглтон, твоя сестра.
Беверли пристально посмотрела.
– Кристина? Моя сестра? Это действительно ты?
– Ты нашла меня наконец-то, Беверли.
– О, слава богу! – Беверли подбежала, чтобы обнять ее. Но ее руки коснулись лишь воздуха.
– Кристина! – закричала она. – Где ты? Пожалуйста, не оставляй меня снова…
Глаза Беверли распахнулись.
Она обнаружила, что смотрит на декоративный потолок, расписанный в стиле рококо гирляндами из лент и цветов и поддерживаемый в каждом углу гипсовыми херувимами. В течение секунды она не знала, где находится, лежала, слушая удары сердца, чувствуя под собой влажные, измятые простыни.
Потом она вспомнила. Она в гостинице. В Париже.
Беверли глубоко вздохнула. Это снова только сон. Это было из-за телефонного звонка Джонаса Бьюкенена прошлым вечером. После того как он два года шел по следам разведенных супругов Синглтон и попадал только в тупики, он наконец добился успеха.
– Я натолкнулся на старую газетную статью, – сказал он вчера вечером во время трансатлантического звонка, – о довольно необычном случае похищения ребенка в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Семья, в которой это произошло, носит фамилию Синглтон. Пара разводилась со скандалом, и отец убежал с маленькой девочкой, которой было девять лет. Их так никогда и не нашли. Но я решил расследовать это.
Джонас рассказал Беверли, как он проводил поиски и узнал название родного города отца. Интуитивно, думая, что отец мог направиться туда с ребенком, Джонас занялся расследованием в этом городе.
– Синглтоны нигде не упоминались, но я потратил день, просматривая школьную документацию. И обнаружил, что. Кристина Синглтон была помещена в монашеский орден в маленьком женском монастыре, когда ей было двенадцать лет. Я попытался получить информацию о ней, но до сих пор настоятельница не предоставила мне доступ к архивным документам. Я буду продолжать попытки.
– А что с отцом? – спросила Беверли. – Что случилось с Синглтоном?
– Мне не удалось выяснить. Я предполагаю, что он мертв.
У Беверли был еще только один вопрос:
– Вы уже знаете, как выглядела моя сестра? Вы нашли какие-нибудь ее фотографии?
К огромному сожалению, Джонас все еще не смог найти ни одной фотографии Кристины Синглтон.
Беверли, как правило, не позволяла себе наслаждаться роскошью; быстрый, ежедневный утренний душ был ее обычной ванной. Но в это холодное снежное утро на улице Мадлен, в изящной гостинице «Папийон», где когда-то останавливалась императрица Жозефина, Беверли в течение долгого времени отмокала в горячей, наполненной пеной ванне. Ей предстоял трудный день; она нуждалась в том, чтобы ее ум был живым, а тело бодрым.
К тому времени, как она вышла из ванной и обернулась в шикарный махровый халат, зазвонил телефон.
Голос Кармен раздавался в трубке, преодолевая огромное расстояние, пропадая и возникая вновь, подобно приливу. Она звонила Беверли каждый день во время ее трехмесячного тура, когда она поехала сделать приобретения в Европе, держала ее в курсе о различных финансовых вложениях и приходных ордерах.
– Я изучила «Моньюмент Пабликейшэнс», как ты просила, Бев, – она была вынуждена фактически перекрикивать треск на линии. – Ты была права. Их подразделение, выпускающее учебники, теряет деньги, и они собираются распустить половину штата. Но журнал преуспевает. В действительности, «Секс Киттенс» – то, что поддерживало «Моньюмент» на плаву в течение прошлых пяти лет. Но теперь даже этого недостаточно.
Беверли делала пометки, в то время как Кармен говорила. Мэгги расшифрует их позже и добавит к растущей папке информации по «Моньюмент Пабликейшэнс».
– Ты сказала им о моем предложении?
– Они ухватились за него.
Тогда покупай их.
Беверли все еще говорила по телефону, когда в комнату спокойно вошла Мэгги с вечным портфелем и записной книжкой в руках.
– Как дети? – спросила Беверли у Кармен в конце. Это было всегда последнее, что она спрашивала, прежде чем повесить трубку.
– У них все прекрасно, Бев. Они хотят знать, когда вы с Мэгги вернетесь домой.
Два ребенка Мэгги, Артур и Джо-младший, оставались с Кармен в ее построенном на разных уровнях ранчо за городом, в Чэтсворсе. Мальчикам было теперь восемь и шесть лет, и они были постоянными партнерами десятилетней Розы в играх.
– Ты можешь позвать их к телефону? Мы бы хотели поздороваться.
– Здесь сейчас середина ночи, Бев. Я не хочу будить их, – сказала Кармен.
Беверли почувствовала острую боль разочарования. Единственное, чего ей больше всего не хватало во время ее трехмесячного отсутствия в Лос-Анджелесе, были эти трое детей.
– Скажи им, что мы будем дома на следующей неделе. И еще, что у меня для них есть подарки.
– Подарки! – сказала Мэгги, когда открыла дверь для горничной. – Тебе придется зафрахтовать целый самолет, чтобы доставить все это домой.
– Приближается Рождество, – ответила Беверли, повесив трубку. – Я всего лишь привезу им несколько игрушек.
Мэгги засмеялась и покачала головой. Она постоянно боролась, чтобы не дать Беверли испортить своих мальчиков.
Они обсуждали повестку дня за сдобными булочками и американским кофе. Беверли лишь откусила кусочек одной из сладких булочек, в то время как Мэгги съела две, щедро намазывая их маслом. Она набрала вес, с тех пор как начала работать у Беверли Хайленд пять лет назад.
Это был их утренний ритуал: тщательно изучить ситуацию в начале дня. Они представляли собой настоящую команду. Мэгги пришла к Беверли, имея семилетний опыт работы в брокерской фирме, и со знанием инвестиционных стратегий. У Беверли теперь были деньги благодаря удивительному успеху «Королевских бургеров».
По совету Мэгги Беверли вышла на публичные торги со своей компанией, предлагая акции и получая доход от биржевых спекулянтов. На эти деньги она расширила сеть еще на сто торговых точек в четырнадцати новых штатах. «Краун бургер» (двойной гамбургер с бермудским луком и сыром) и то, что к жареному картофелю «джалапено» был добавлен тертый пармезан, плюс более низкие цены и красивая современная обстановка ресторанов способствовали поразительному успеху «Королевских бургеров». Подруги быстро начали реализовывать свои мечты: Кармен Санчес, которая когда-то мечтала о работе в солидной фирме, теперь была сертифицированным бухгалтером «Королевских бургеров»; Энн Хастингс обрела уверенность в себе, купила «порше», теперь ею интересовались молодые люди, она отвечала за контроль качества почти в пятистах торговых точках; Беверли Хайленд была председателем правления самой большой франшизы гамбургеров в Соединенных Штатах, сети быстрого питания, которая приносила ежегодный доход в несколько миллионов долларов.
Теперь Беверли начала вкладывать капитал в различные отрасли. С помощью инвестиционных знаний Мэгги и преимуществ превосходного экономического образования Кармен деньги Беверли осторожно пускались в оборот и вкладывались в другие предприятия. Это все стекалось в недавно сформированную компанию «Хайленд Энтерпрайзерс», быстро растущую корпорацию, чьим девизом было «Отважься!»
– Отважьтесь принять вызов, чтобы сделать Голливуд снова великим! – кричала Беверли в Торговой палате на собрании три года назад. И из той аудитории Беверли вынесла свой новорожденный «дух» в мир, во все, что она делала. Тот день породил и кое-что еще: известность Беверли в деловом сообществе. Она приняла предложение занять место председателя в новом комитете и вскоре была признана своими коллегами как сильная и амбициозная женщина, полная смелых идей. Беверли теперь посещала деловые школы, ходила в клубы и различные другие организации и выступала там. Аудитория всегда была полной. «Отважьтесь заставить это произойти, – говорила она своим слушателям. – Отважьтесь ставить высокие цели. Смейте рисковать. Смейте оживлять свои мечты!» Немногие уходили, незараженные ее духом и энергией.
А теперь Беверли принесла этот дух в Европу. Она приехала туда с двумя задачами: найти места расположения для ресторанов «Королевские бургеры» и получить некоторые предложения относительно того, что сделать с мужским магазином в Беверли Хиллз, который она унаследовала от Эдди.
Задача, касающаяся «Королевских бургеров», была теперь выполнена: Беверли собиралась открыть палатки на площади Пикадилли в Лондоне, на улице Венето в Риме и на Елисейских Полях здесь, в Париже. Все, что оставалось сделать, – разгадать тайну того, как же спасти магазин на Родео Драйв.
К тому времени, когда Боб Маннинг присоединился к ним в номере Беверли, их деловое обсуждение было закончено и две женщины просматривали англоязычные газеты, которые были доставлены на тележке вместе с завтраком.
Как обычно, первое, что искала Беверли, были любые новости о Дэнни Маккее.
Пока еще он не был всемирно известен. Но его популярность в Соединенных Штатах росла быстрыми темпами. С тех пор, как он подписал контракт с «Холстед» несколько лет назад в Хьюстоне, касающийся его выступлений на евангелистском телевидении, репутация Дэнни взмыла вверх. Он стал настоящим шоуменом. Если он хорошо смотрелся на передвижной кафедре, перед камерой он был просто динамит. За первый год электронного проповедования он удвоил аудиторию канала. К концу второго года он выкупил «Холстед» и стал единственным владельцем нескольких религиозных станций. К третьему году он называл себя главой «Пасторств Благой вести». И к концу последнего года его еженедельный религиозный час наконец-то стал транслироваться с одного побережья на другое.
Он пробирался туда. И однажды, когда наступит подходящий момент, Беверли отомстит.
Магазин мужской одежды «Эдди Фанелли» в Беверли Хиллз находился под эгидой «Хайленд Энтерпрайзерс», но из-за того что Беверли была слишком занята несколько лет созданием своей корпорации, она обращала совсем мало внимания на магазин. Он не приносил дохода, когда она унаследовала его, но теперь Кармен сообщала о постоянных убытках, магазин становился утечкой финансов. Это было из-за стиля одежды, которая там продавалась: старомодная одежда, без сомнения, выбранная Эдди и Лаверн лично, которая когда-то была модной, теперь безнадежно устарела. Когда Мэгги и Беверли впервые пришли в магазин и увидели яркие огни, постеры с изображением Питера Макса, полки, забитые брюками-клеш, жакетами «Неру» и барахлом фальшивой хиппи– и контркультуры, они просто потеряли дар речи. Молодые длинноволосые, жующие жевательную резинку продавцы были одеты в джинсы, держались неуклюже и ошеломили двух женщин еще больше. О чем думал Эдди?
Но теперь Беверли хотела сделать кое-что с магазином, и поэтому они приехали в Париж с Бобом Маннингом, завершая свою поездку.
Боб вошел в гостиничный номер, когда они читали газеты, – изысканно выглядящий человек небольшого роста, почти квадратного телосложения, консервативно одетый и передвигающийся при помощи трости из дерева джакаранда. Ему был шестьдесят один год, и шестнадцать лет своей жизни он провел в больнице.
Боб Маннинг работал у Беверли уже в течение двух лет и был отчаянно влюблен в нее.
Наливая себе чашку кофе из серебряного кофейника, он сказал:
– Опять снег пошел.
Беверли подняла глаза и впервые с момента пробуждения от кошмара выглянула из окна. Парижское небо было зловеще темным; белые хлопья летели на землю. Это напомнило Беверли о том времени, когда она последний раз видела снег – двадцать два года назад, в Нью-Мексико. И, вспоминая кошмар, снова слыша голос своей сестры, зовущей ее, Беверли молилась, чтобы Джонасу Бьюкенену улыбнулась удача.
Лимузин медленно полз по обледенелым узким улицам, старательно избегая более интенсивного движения, которое маниакально закручивалось вокруг Триумфальной арки. Три американца сидели на заднем сиденье в просторном салоне, накрыв колени толстыми одеялами из шерсти альпака и потягивая горячий шоколад из маленьких фарфоровых чашек. Беверли развернула у себя на коленях газеты и изучала их. Мэгги рассматривала из окна красоты Парижа и мечтала о том, чтобы ее Джо был все еще жив, чтобы полюбоваться этим вместе с ним. А Боб Маннинг просматривал предварительный буклет, полученный от трех домов мод, которые они собирались посетить сегодня.
Он не особенно надеялся на успех.
Когда Беверли приняла Боба Маннинга в компанию «Хайленд Энтерпрайзерс» два года назад, он не мог предложить много. Он слегка хромал, у него не было никаких связей, и его образование не было выдающимся. Но, к его удивлению, у Беверли оказалось место для него – должность управляющего магазином мужской одежды.
Его обязанности были немногочисленными, требовалось в основном только его присутствие. Но ему понравилось то, что ему было куда ходить каждый день, зная, что у него даже есть рабочее место, и люди, за которыми он должен был присматривать, и кассовый аппарат, который нужно было охранять. Потом, в течение двух этих лет, мисс Хайленд начала посещать магазин все более часто, заходя неожиданно прямо с улицы и прохаживаясь по нему в глубокой задумчивости. Время от времени она поднималась наверх, где они сдавали в аренду офисы маленьким фирмам: туристическому агентству, дизайнеру интерьера, трем страховым агентам, которые делили стол и телефон; эти люди хотели, чтобы их адрес был Беверли Хиллз. Мисс Хайленд вежливо болтала с продавцом и с Бобом, кивала неопределенно, а затем уезжала. Он думал, что она приезжала туда, чтобы найти что-то, возможно, причину, по которой стоит вообще сохранять магазин. В конце концов, «Эдди Фанеллис» приносил убытки.
А затем прошлым летом она приехала в своем «роллс-ройсе», зашла в магазин, велела Бобу закрыть его и уволить всех служащих, выдав им зарплату за шесть месяцев. Она сказала, что собирается поехать в Европу и вернуться с новым ассортиментом товаров. Магазин будет полностью переоборудован и затем открыт через шесть месяцев.
Приземлившись в Лондоне, он потирал руки в предвкушении закупок, которые они втроем собирались сделать. Вместе с Мэгги они ходили ужинать в места, подобные «Сохо» и «Кингс Роуд», а Беверли предпочитала оставаться в гостинице, когда они не посещали показы мод. И они вдвоем оживленно говорили о своих идеях. Но затем волнение начало постепенно проходить, когда они поняли, что Беверли не разделяет их энтузиазма и оптимизма. Чем больше они изучали мир моды, тем более мрачной она становилась.
Не было ничего нового, – говорила она в Лондоне и Риме, – не было абсолютно ничего нового или волнующего, что сделало бы их магазин отличным от всех остальных.
Боб вынужден был согласиться с нею, к сожалению, это было действительно так.
