Текст книги "Танго с Бабочкой"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Сердце Беверли бешено колотилось. Она чувствовала на себе глаза трехсот человек. Почему они молчали? Конечно, они не собирались поддерживать такую смехотворную меру.

– Я думаю, что прежде, чем мы начнем голосование, мистер президент, стоит обратить внимание на то, что предложенное строительство стоянки будет весьма дорогим и войдет в статью расходов всех присутствующих.

Удивление Драммонда превратилось в раздражение.

– Вы даже не представились должным образом, юная леди. Какой бизнес вы представляете?

– «Королевские бургеры Эдди».

Он улыбался. Он почти хихикал.

– Понятно. Палатка с гамбургерами. Хорошо, мисс Хайленд, я уверен, что вы считаете, что у вас есть весьма ценная информация, которую вы хотите сообщить, но я сомневаюсь, что вы имеете достаточных опыт в бизнесе…

– Я хочу сказать, мистер Драммонд, что предложенная система автостоянок будет означать большое количество прибыли для вас лично.

Теперь аудитория заволновалась. Тон Драммонда стал холодным.

– Эта система автостоянок будет приносить прибыль каждому, мисс Хайленд.

– И тем не менее так случилось, что она будет расположена как раз напротив вашего магазина.

Она слышала всеобщее тяжелое дыхание вокруг себя. Драммонд напрягся. Его голос таил в себе предупреждение.

– Так случилось, что это единственный доступный участок земли.

Сердце Беверли заколотилось сильнее. Она чувствовала, что все взгляды обращены на нее, особенно взгляд Драммонда.

– Насколько я припоминаю, – сказала она, – есть доступные участки на Кауэнга, Вайн и Сан-Сет, стоянка на любом из которых принесла бы больше пользы тем мелким предприятиям, у которых вообще нет никакой стоянки для автомобилей.

– Вы имеете в виду свое собственное, конечно же?

– Я оказалась достаточно удачливой, потому что рядом с моей закусочной есть место для стоянки автомобилей. Я думаю о мистере Мангиони и мистере Петерсоне, которым приходится полагаться на место вдоль одной или двух обочин. Перед вашим магазином есть четыре собственные автостоянки, мистер Драммонд; почему бы не расположить гараж где-нибудь еще в деловом районе?

Несколько членов выкрикнули из аудитории:

– Она права.

– Да! Почему бы не это на авеню Фэафакс?

Председатель ударил молоточком и сказал:

– Давайте придерживаться порядка. Обсуждение закрыто, мы переходим к голосованию…

– Извините, – сказала Беверли. – Но, по-моему, я еще не выступаю.

– Вы сказали то, что вы хотели сказать, юная леди, а теперь…

– Давайте действительно подумаем о проблемах Голливуда и посмотрим, что мы можем сделать для их решения. Взгляните вокруг себя! Что мы видим на наших улицах сегодня? Проститутки, беспризорные дети, торговцы наркотиками, люди, спящие в дверных проемах! Наши соседи катятся по наклонной плоскости. У нас есть теперь массажные кабинеты, секс-шопы и грязные улицы!

Многие люди поднимались, говоря: «Правильно!» и «Скажите ему это!»

– Название Голливуд известно во всем мире. У нас бывает более двух миллионов туристов в год, потому что они слышали о Голливуде. И что они видят на самом деле, когда приезжают сюда? Оживленная улица в деловом центре, проезд с десятью магазинами для каждого приличного бизнеса. Бездомные дети, добыча торговцев наркотиками и извращенцев. Девочки и мальчики, стоящие на обочине и продающие свое тело. Люди, которым некуда пойти, которые живут в дверных проемах, прося подаяния у каждого, кто проходит мимо. И вы говорите нам, что проблемой является стоянка.

Аудитория приветствовала ее. Внезапно люди начали вставать и практиковаться к микрофонам. Председатель ударял своим молоточком.

Мистер Драммонд сказал:

– Мисс Хайленд, если вы хотите поднять вопрос о новом бизнесе, мы внесем это в повестку дня следующей встречи…

– Новый бизнес! Мистер Драммонд, то, о чем я говорю – старый бизнес, и вы знаете об этом! Я говорю о том, что эта палата должна была исследовать и принять кое-какие меры намного раньше сегодняшнего дня.

– Юная леди, вы ничего не знаете об этом городе…

– Простите, сэр, но я родилась здесь. И я родилась здесь через год после того, как Голливуд был в своем расцвете, когда название Голливуд означало волшебство и фантазию для миллионов людей во всем мире. Как мы позволили нашему городу дойти до такого состояния? Превратиться в место, где иностранные туристы потрясены и боятся выходить из гостиниц! Место, которого мы стыдится! Мы должны сделать кое-что с этим, мистер президент. И мы должны сделать кое-что с этим сейчас!

Толпа приветствовала ее и аплодировала. Люди пытались говорить без очереди. Молоточек опускался снова и снова.

Президент поднял руки, пытаясь утихомирить публику, и, когда порядок был восстановлен, он сказал с едва сдерживаемым гневом:

– Если вы так хорошо понимаете наши проблемы, мисс Хайленд, тогда, возможно, у вас есть для них простое решение? Потому что, если оно у вас есть, я хотел бы услышать об этом!

Она смотрела на него. Она дрожала. Она была разъярена. Решение? О, да, у нее было решение.

– Каково будущее Голливуда? – тихо спросила она. Беверли повернулась и обратилась к толпе. – Каким будет будущий облик нашего города? Каким вы видите его, мистер Мангиони, или Вы, мисс Визерс? Когда вы смотрите на многие годы вперед, что вы видите? Каков образ Голливуда? – Она повернулась к микрофону и сказала более громким голосом:

– Это то, что мы должны решить здесь и сейчас. Мы должны решить, которое направление мы выберем, а затем действовать в рамках принятого решения. Будет ли в центре нашего внимания туризм? Или это будет бизнес? Или мы хотим быть городом телевидения и кинематографа? Но, независимо от того, каким мы представим будущий облик Голливуда, мы должны принять вызов сегодня, чтобы начать работать для этого нового будущего. Мы должны осмелиться мечтать о лучшем месте для работы и жизни. Мы должны осмелиться ставить высокие цели для самих себя. – Она подняла руку и сжала ее в кулак. – Мы должны осмелиться сделать Голливуд снова процветающим!

Толпа внезапно поднялась на ноги, приветствуя Беверли и хлопая в ладоши. Аплодисменты были оглушительными. Люди подходили к Беверли, чтобы пожать ей руку, похлопывали ее по спине. На возвышении президент хмурился и собирал свои бумаги. Председатель ударял своим молоточком, все было напрасно. Повсюду в зале члены палаты подталкивали друг друга, чтобы подобраться к Беверли, дать ей понять, что они были на ее стороне, что пришло время, чтобы кто-то поспорил с этими парнями, и другие вещи, которые она не могла слышать, потому что слишком много людей говорили одновременно и в зале началось столпотворение. Беверли чувствовала головокружение. Она почувствовала подъем. И она внезапно увидела все: свою цель, свое предназначение, свое будущее.

26

Он катался по ней, как будто поочередно подставлял солнцу разные части тела для загара – пять минут спереди, пять минут сзади. Его ягодицы поднялись и опустились несколько раз, а затем он в изнеможении упал на нее.

Оттолкнув его и потянувшись за сигаретами «Виржиния Слимз», Труди посмотрела на парня взглядом, который говорил: «И это все?»

Однако он не видел этого. Он уже храпел.

Прикурив сигарету и глубоко затянувшись, она встала с кровати и прошла через комнату к окну, откуда она могла видеть огни Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Кампус напоминал маленький городок. На другой стороне улицы в доме студенческого братства была в разгаре оживленная вечеринка. «О боже, моя девочка, – тихо сказала она своему отражению в зеркале, – только подумай, что ты здесь делаешь?»

Она знала очень хорошо, что она делала в квартире этого парня, чье имя ей едва было известно, кому было всего двадцать четыре года (она выяснила это после прибытия к нему домой) и чьи мозги были сконцентрированы между ног. Снова был субботний вечер. Именно поэтому она была здесь.

Труди полагала, что в жизни человека есть три времени, которое нужно разделять с кем-то, два из них были вечер субботы и утро воскресенья. Поэтому она оделась в свои лучшие джинсы и кружева, и пошла в «Пик-ми-ап» со своей кузиной Алексис, где они пили «Май Тай» в пластиковых стаканчиках из магазина «Pic and Save». Там собралась обычная яркая толпа студентов подготовительных курсов дорогостоящих частных школ в одежде секонд-хенд и с вульгарными драгоценностями, которые бездельничали, развалившись на стульях на тротуаре. Труди и Алексис обсуждали гадание на рунах, когда к ним, улыбаясь, подошел молодой человек, одетый в светлую летнюю одежду и кожаный галстук.

Он понравился ей сразу. Труди всегда питала слабость к мужчинам с длинными волосами до плеч. И у него в глазах были проблески интеллекта. Но ее подкупило то, что он сказал:

– Руны, вау! Могущество Одина и Тора.

Они ушли из кафе вместе, пожелав спокойной ночи Алексис, у которой рано утром была операция, и поехали в Вествуд на двух машинах, Труди следовала за «фольксвагеном» Майлса в своем «корвете». Оказавшись в грязной квартире, которую он снимал вместе с двумя другими парнями, уехавшими на выходные, Майлс налил в ее стакан красного вина из бутылки с завинчивающейся крышкой и включил на магнитофоне «Спрингстин». Через пять минут Труди поняла, что она сделала ошибку.

– Разве мы не можем поговорить немного? – спросила она, когда он начал ласкать ее.

– О чем?

– Ну, например, – особенно любимая личность пришла ей на ум, – что ты думаешь о Карле Сагане?

– Карл Саган? А, это парень из «Космоса». Я видел концерт. Классная музыка.

Именно тогда Труди окончательно поняла, что совершила ошибку. Однако зрелое молодое тело есть зрелое молодое тело, и Майлс демонстрировал большой сексуальный потенциал. Сначала. А затем это также оказалось ошибкой, и вот она была здесь, в этой чужой квартире, сексуально неудовлетворенная и одинокая, и задавалась вопросом, что заставило ее сделать это.

Она нашла ванную с первой попытки (в некоторых квартирах это было сделать трудно, особенно если она была пьяна) и посмотрела на себя в зеркало. Женщина с колючими белокурыми волосами и размазанной по лицу косметикой. Это должно прекратиться.

Проблема заключалась в том, что она не знала, как остановиться. По крайней мере не раньше, чем она найдет человека, которого ищет. Где в мире, задавалась вопросом Труди, когда она мыла свое лицо, она найдет человека, который бы имел внешность, умственные способности, знал, как заняться любовью, и обращался с женщиной как с равной? Она вспомнила Билла, водопроводчика. В последнее время он больше всех соответствовал этому образу. К ее большому раздражению, потому что он ей определенно не нравился. О, на нем замечательно смотрелись джинсы, и он знал свою работу, когда дело коснулось прокладки стали и проводки водопровода в бассейне, но он был окружен ореолом мужского шовинизма, называл ее «деткой», и разговаривал с ней, как будто она была идиоткой.

Затем она подумала о Томасе. Что было такого необычного в ее отношениях с ним, что она, казалось, не могла восстановить их за пределами стен «Бабочки»? Что было недостающим ингредиентом?

Она подошла к дверному проему, ведущему в спальню, и прислонилась к косяку, спокойно куря. Майлс, должно быть, удовлетворил себя, потому что теперь он спал подобно ребенку. Труди уже почти решила разбудить его, снова возбудить его и показать ему, как на самом деле нужно заниматься любовью, когда он перевернулся и пукнул.

Она посмотрела на электронные часы на его тумбочке. Было лишь начало одиннадцатого. Вечер все еще только начинался.

Она пошла на кухню, нашла телефон, набрала номер и, когда кто-то поднял трубку, сказала:

– Привет, «Бабочка»? Это Труди Штайн. Он свободен?

Она выслушала ответ, а затем улыбнулась.

– Придержи его для меня. Я в десяти минутах пути!

27

Хьюстон, Техас, 1972.

Бывают времена, когда хорошая пища лучше секса.

Именно об этом думал Дэнни Маккей, уплетая жареную куриную отбивную и обильно политый пряным соусом мелко порубленный коричневый картофель, который был хрустящим снаружи и нежным внутри. «Секс – это всего лишь секс», – думал он, когда подбирал последний кусочек с тарелки и потянулся за виски. Но хорошую пищу никогда нельзя превзойти.

Особенно хорошую техасскую пищу.

– Итак, Бон, – сказал он, вставая из-за стола и потягиваясь, – пора нам отправляться в путь. До Хьюстона остается еще более двухсот миль.

Боннер спрыгнул с кровати, где раскладывал пасьянс, и начал доставать костюмы Дэнни из платяного шкафа.

Дэнни подошел к раздвижной двери балкона гостиничного номера и посмотрел на белые пески побережья Южного Техаса.

– Корпус Кристи, – сказал он с легким смешком. – Тело Христа. Адское название для города. – Он допил виски и бросил хрустальный бокал на песчаный пляж.

Дэнни любил этот субтропический город на берегу Мексиканского залива. Именно поэтому он приехал сюда, чтобы провести здесь неделю, скупая собственность, расположенную вдоль береговой линии. Это был способ его противодействия началу жизни в засушливых районах на западе США и детству в жаркой, безводной местности. Корпус Кристи заставил его задуматься о далеких экзотических местах, об островах, где девушки были смуглыми и гостеприимными, где ром струился подобно водопаду, где дни походили на масло, а ночи – на корицу. Свободная и легкая жизнь, где ты только протягивал руку, чтобы получить секс или пищу в зависимости от того, чем ты хотел побаловать себя в тот момент, и все это просто падало тебе на ладонь!

«Возможно, я куплю себе тропический остров, – подумал Дэнни, наблюдая, как Боннер тщательно складывает дорогие рубашки и убирает их в чемодан из телячьей кожи. – Где-нибудь на юге Тихого океана. Где аборигены сделают меня своим королем».

Дэнни снова засмеялся. Он чувствовал себя чертовски хорошо. Ему было тридцать восемь лет, и он парит так высоко!

Он был богат, его книга «Почему Бог выбрал Кеннеди» в мягкой обложке уже сороковую неделю оставалась в списке бестселлеров, толпы, которые наполняли его Хьюстонскую церковь каждую неделю, были огромными. Он выступал в передачах «Вечернее шоу» и «Давайте посмеемся». Но самый большой доход он получал от своего рождественского тура по Вьетнаму, который совершил двумя годами ранее с конферансье и знаменитостями, чтобы донести слово Божье тоскующим по дому войскам. Дэнни ожидал, что его выступление будет иметь успех, но он не ожидал настолько ошеломляющего фурора. Он стоял один на той сцене и горланил во всю глотку, а пятьдесят тысяч солдат приветствовали его.

Звук голосов столь многих человек, приветствующих его…

– Поездка во Вьетнам может оказаться немудрым поступком, Дэнни, – предупреждал его Боннер. – В конце концов, эта страна – очень непопулярный предмет в наши дни. Люди могут изменить свое отношение к тебе.

Но Дэнни не переваривал антивоенных демонстрантов, хиппи и сочувствующих либералов. Он хотел показать миру, что верит в Америку и что Америка права. Дэнни стоял на той сцене на расстоянии многих миль от дома, протягивал руки, как будто обнимая войска, и кричал в небо:

– Я знаю, через что вы проходите, мои братья и сестры! Я тоже когда-то был солдатом, как и вы. Но мне никогда не выпадала честь бороться за свободу и демократию! Не слушайте голоса трусов. Легко сидеть дома и дискутировать о борьбе, о которой вы ничего не знаете!

Те в толпе, кто пошел на войну добровольно, приветствовали его и одобрительно кричали. Затем Дэнни сказал:

– Один древний благородный римлянин по имени Ливи как-то сказал, что необходимая война является просто войной и оружие свято, когда нет никакой надежды, кроме как на оружие. Братья и сестры во Христе, это только война, и ваше оружие свято!

Солдаты пришли в неистовство. Не столько из-за слов, сколько из-за того, как они были произнесены. На той сцене перед тысячами людей Дэнни, возможно, выглядел несолидно. Но они чувствовали, как его мощь распространяется над их головами, мощь, которая заставляла их в течение некоторого времени, забыть о том, что они несчастны, забиты, презираемы друзьями и родными. И они любили его за это. Пятидесятитысячное войско в тот момент сделало бы все что угодно для Дэнни Маккея, последовало бы за ним на любое поле боя. И Дэнни знал об этом.

Его группа по-прежнему путешествовала в автобусе, потому что Дэнни считал хорошим тоном время от времени выезжать на проповеди под открытым небом, чтобы поддерживать свой рейтинг на высоком уровне. Но он обосновался в Хьюстоне, где построил церковь и где у него был пентхаус на вершине самой красивой гостиницы. Дэнни водил белый «линкольн-континенталь», одевался в самые лучшие костюмы в ковбойском стиле и носил белый «стетсон». Он приобрел аристократические манеры, стараясь соответствовать высшему классу. Теперь он входил в социальный круг политических деятелей и видных бизнесменов. И с каждой ступенькой лестницы, по которой он поднимался, мечты Дэнни устремлялись все выше и выше. У него уже была власть, но пока еще это было недостаточно.

Дэнни нравился этот дикий и фантастический город, в чьих венах и артериях текло черное золото и чье название – Хьюстон – было первым словом, произнесенным человеком, когда он приземлился на Луне. Первое, что Дэнни всегда делал по прибытии, – проводил некоторое время с двумя или тремя дорогостоящими любовницами, которые были у него в Хьюстоне. Высокие, длинноногие женщины, все в мехах и алмазах, знающие всевозможные сексуальные трюки, они приходили к нему в пентхаус, чтобы освежить его для проповедования.

Затем он съедал огромное количество еды и запивал ее виски, пока не начинал чувствовать, как божественная сила наполняет его мышцы, внутренности и легкие. Следующие три или четыре часа он проводил в церкви, используя свое обаяние и умение, чтобы напомнить людям о грехах и демонах, адском огне и вечности, тонко намекая на свою личную связь с Богом, и, наконец, выманивая у них доллары в обмен на обещание спасения.

Когда он отъехал и увидел машины, направляющиеся к местам парковки, то рассмеялся чрезвычайной простоте всего этого.

Теперь деньги буквально падали в его руки. Если бы он пытался воспрепятствовать людям в этом, то не смог бы этого сделать. И это все было из-за идеи, которая посетила его несколько лет назад.

Если люди хотя бы раз слышали речь знаменитого преподобного Дэнни, они хотели увидеть его лично, оказаться рядом с этим человеком, который молился о Кеннеди прямо у стен больницы. Они приходили к нему в передвижную палатку со своими надеждами и бумажниками и молились о том, чтобы им был дан знак. Это произошло во время одного из таких собраний, где люди плотно стояли друг к другу. Дэнни осенило, что этим людям необходимо чудо. Потому он дал им его. Боннер «умер», и Дэнни «вернул его к жизни». Он не мог поверить, что это оказалось насколько легко – фальшивая смерть и отрежиссированное воскрешение. И они поверили в это! Конечно, Дэнни стоило признать, что этого не мог выполнить любой проповедник. Слишком многие пробовали излечение верой, и это не срабатывало. Сам человек был должен обладать силой, чтобы убедить людей, и если только он обладал ею, то мог заставить их поверить во что угодно.

И у Дэнни Маккея была эта сила.

Он заставил эту толпу поверить, что они видели, как человек умер и вернулся к жизни; другая толпа в другом городе годом позже тоже оказалась свидетелем подобного эпизода. Но Дэнни был осторожен, чтобы не переусердствовать в этом. Молва распространяется быстро, и люди шли к нему в надежде увидеть чудо, но их желание не всегда удовлетворялось. Дэнни экономно использовал свою «воскрешающую» силу. За прошедшие шесть лет он воскрешал из мертвых только три раза.

Но этого оказалось достаточно. У него теперь была известность, в которой он нуждался. Все журналы и газеты в стране написали хотя бы несколько слов о Дэнни Маккее в то или иное время. О нем даже упоминал журнал «Тайм». Дэнни еще предстояло сняться для обложки, когда придет черед. А известность была тем, в чем он нуждался, чтобы продвигаться. Именно поэтому Дэнни был осторожен, культивировал в своем образе плавность и стильность, которые нельзя подвергнуть нападкам или критике. Многие могли бы засомневаться в его способностях воскрешения, но если бы они пришли, чтобы бросить камни, то увидели бы человека, который был обезоруживающе красив, полон обаяния и элегантен, что было не свойственно у проповедникам адского огня.

Дэнни остановился позади огромной церкви из стекла и кедра и послушал хор, громко исполняющий гимн. Потом он повернул зеркало заднего вида и в последний раз оглядел себя. Как всегда выглядел он безупречно. Его глаза были лукавыми и сексуальными, они гипнотизировали. И он знал силу своей улыбки. Он одарял ею свою паству, и все приходили от нее в восторг – как мужчины, так и женщины. «Все люди увидят то, чем ты кажешься, – писал Макиавелли, – некоторые будут знать, каков ты на самом деле. Толпу всегда впечатляют внешние проявления, а мир состоит из толп».

Дэнни все еще читал «Принца». Хотя практически запомнил его наизусть, он часто открывал книгу на случайной странице, чтобы испить мудрости человека, который впервые вдохновил его семнадцать лет назад. С тех пор Дэнни прочитал много книг. Он читал все, что попадалось ему в руки: книги сильных мира сего или книги о них самих, их борьбе, их формулах пути к вершине. Он понимал, что сделало Наполеона и Цезаря великими; знал, почему некоторые люди стали героями, а других постигло забвение. Дэнни учился тому, каких ошибок стоит избегать, что нужно делать и прежде всего как управлять людьми.

Он был снова готов к этому сегодня вечером, когда проскользнул сквозь заднюю дверь церкви, где семь тысяч верующих хлопали в ритм гимна. И ожидали, чтобы получить силу Дэнни Маккея.

Дэнни всегда начинал свою проповедь медленно, стараясь почувствовать настроение аудитории, выпуская невидимые щупальца, чтобы проверить почву, приспосабливая свое проповедование к удовлетворению нужд толпы. В Хьюстоне начинался финансовый бум, и люди приходили к Богу или из чувства вины за то, что чересчур быстро заработали слишком много денег, или надеясь с помощью молитв стать тем, кто чересчур быстро заработал слишком много денег. Дэнни только сказал им, какими ужасными грешники они были, а они уже сидели и глотали это, приговаривая: «Аминь» и «Хвала Господу».

Он возбудился сам и возбудил аудиторию. Он потрясал кулаками – и они потрясали кулаками. Он кричал «Аллилуйя!» – и они кричали «Аллилуйя!» Он кричал – и они кричали. Они были похожи на пластилин в его руках – он чувствовал себя непобедимым. Он шагал по кафедре, как будто он обозначал пределы континентов для Бога, и ударял кулаком, как будто сокрушал врагов Бога, и толпа становилась более необузданной, и запах религиозного рвения и раскаяния стал густым во влажном воздухе. Дэнни купался в звуках их приветствий и криков – он был пьян от их поклонения.

Под стеклянной крышей, которую он построил по своему собственному проекту, Дэнни подумал: «Всего семь тысяч сегодня вечером. Но когда-нибудь их будет больше, намного больше».

А затем, прямо посреди его выступления, как раз когда он собирался начать рассказывать людям свою маленькую тайну о наличии прямой связи с Богом, из задней части церкви раздался вопль.

Подумав сначала, что это чрезмерно восторженный кающийся, Дэнни не прервал своего выступления. Но потом внезапно, подобно ряби в тихом водоеме от брошенной в него гальки, люди начали вставать и покатились крики, пока не достигли кафедры.

– Чарли! – кричала женщина. – Чарли, вставай! О боже! Кто-нибудь помогите ему!

Братья Дэнни подбежали к заднему ряду, где обнаружили женщину, стоявшую на коленях на полу и обхватившую руками голову мужчины, лежавшего рядом.

– Ему плохо! – кричала она. – С ним что-то не так!

– Подождите, – послышался другой голос в церкви. – Я посмотрю на него. Не трогайте его.

Дэнни обернулся и увидел лысеющего, крупного мужчину, который протолкался сквозь ошеломленных людей и опустился на одно колено рядом с больным человеком.

– Я доктор, – сказал он притихшей толпе. – Этому человеку, вероятно, стало плохо от теплового удара. Отойдите все, пожалуйста. Дайте ему свежего воздуха.

Когда люди расширили круг, Дэнни спустился с кафедры и пробился сквозь ряды зрителей.

Человек, потерявший сознание, выглядел ужасно. Его лицо было сероватого цвета, губы синие. Дэнни наблюдал, как доктор наклонился к нему и прижал ухо к его груди. Огромная церковь затихла. Семь тысяч человек стояли совершенно неподвижно, ожидая его вердикта.

– Что случилось с моим мужем, доктор? – спросила женщина испуганным голосом.

Он выпрямился наконец, посмотрел на нее печальным взглядом и тихо произнес:

– Мне ужасно жаль, мэм. Ваш муж мертв.

– Нет! – Она упала на тело мужчины и истерично зарыдала.

Дэнни чувствовал, что у него внутри все похолодело. Его проповедь убила человека?

Он поглядел на Боннера, который выглядел не лучше. В церкви было очень много людей. И это был ужасно жаркий вечер.

В то время как все стояли, наблюдая за женщиной, обнимавшей тело своего мужа, несколько человек начали нервно переминаться с ноги на ногу и поглядывать в сторону Дэнни.

Он чувствовал, как пот струится по его спине. Во рту у него пересохло. А затем он понял, что надо делать.

– Мои братья и сестры во Христе! – внезапно вскричал Дэнни.

Они все смотрели на него.

Он поднял руки.

– Давайте помолимся о душе нашего дорогого покойного брата, который умер, конечно же, в милости Божьей!

– Аминь, – сказал кто-то. И это было подхвачено людьми, стоящими вокруг него.

– Давайте преклоним колени, братья и сестры, – кричал Дэнни, опускаясь на колени. – Давайте вознесем хвалу Богу, который забрал у нас нашего брата в этот вечер в состоянии благодати. Конечно, этот человек блаженный!

Люди становились на колени.

Дэнни, стоя рядом с женщиной и ее мертвым мужем, начал выкрикивать свою лучшую, наиболее действенную молитву. Он чувствовал, как сквозь него проходит новая волна силы, силы более приятной и возвышающей, чем та, которой он когда-либо достигал при помощи виски, или секса, или пищи. Это походило на высокую температуру, которая мчалась по его венам в тот день в 1963 году, когда он произнес свою лучшую проповедь, и люди повернулись к нему в отчаянии. Дэнни питался нуждой людей. Их голод стал для него источником энергии.

– Как правда то, что я живу и дышу, мои братья и сестры, смерть этого милого человека – настоящий знак, явленный Богом, который говорит о том, что все мы здесь благословлены сегодня вечером! Это Его знак о том, что Он сейчас здесь, в этом самом помещении с нами, и что Он роняет на нас всех свое благословение. Давайте теперь возвысим наши сердца и примем это великодушие Бога. – Дэнни протянул руки и положил их на голову плачущей женщины. – Давайте помолимся о нашей скорбящей здесь сестре. Давайте покажем ей свою любовь. Давайте уверим ее в том, что она не была забыта Богом. В действительности Бог благословил ее!

– Аминь! Аллилуйя!

Затем он положил свою руку на плечо мертвеца.

– И давайте помолимся о поспешном уходе души этого усопшего брата так, чтобы он мог скорее насладиться драгоценной близостью Бога и…

Плечо дрогнуло.

– Близостью и…

Плечо задергалось.

Дэнни опустил вниз глаза.

Мертвец кашлянул.

Женщина выпрямилась и уставилась на тело мужа.

Внезапно церковь затихла вновь. Все взоры обратились на лицо, которое лишь несколько мгновений назад было бледным, пепельного цвета, но теперь порозовело на щеках, и губы уже не были синими.

Человек снова кашлянул, его глаза открылись, он пристально поглядел на жену и спросил:

– Что случилось?

– Господи Иисусе, – прошептал доктор. – Этот человек был мертв! Я готов поручиться в этом моей репутацией! – Он нервно провел рукой по своей лысой голове. – Я работал врачом в течение сорока лет и знаю, как выглядит мертвец!

Взгляды перемещались от доктора к восставшему человеку, опять к доктору и, наконец, к Дэнни.

Он все еще стоял на коленях. Он посмотрел на лица, бледные от потрясения, и на мгновение смутился. А затем кто-то сказал:

– Хвала Господу, преподобный Дэнни воскресил брата из мертвых!

Началось столпотворение. Женщины падали в обморок, мужчины опускались на колени. Люди начали плакать теперь по-настоящему, и не от горя, а от радости. Они стали свидетелями чуда, о котором они молились. Они увидели живое доказательство того, что Бог действительно был рядом с ними и слушал, подтверждение того, что религия была не ложной надеждой, но живой и дышащей сущностью, в которой они могли обрести спасение, и Дэнни Маккей оказался тем, кто предоставил им это доказательство.

Люди пытались ухватиться за него, коснуться его рукава, поцеловать край его белого жакета. Боннеру пришлось протолкнуться через толпу, дав знак другим братьям, и им удалось сгруппироваться вокруг Дэнни и кое-как провести его обратно к кафедре.

Дэнни сам был ошеломлен.

Мертвец.

На сей раз это не было фальсификацией. Это случилось на самом деле.

Дэнни упал на колени, молитвенно сложил руки под подбородком и начал произносить пылкую молитву Богу. Он не кричал, не использовал ярких жестов и не указывал пальцем в небо. Он говорил шепотом. Все затихли, чтобы слышать его. И это было самой очаровательной благодарственной молитвой, произнесенной самым приятным голосом, который они когда-либо слышали.

– Я не верю в это! – сказал Боннер, когда вошел в пентхаус Дэнни с кипой бухгалтерских отчетов о деятельности церкви. – Это было твое самое большое надувательство!

Дэнни молча сидел на стуле у окна, глядя в мягкую хьюстонскую ночь, его пристальный взгляд был глубоким и напряженным. Он ничего не сказал, когда вошел Боннер. Он вглядывался в хьюстонские огни и образы, которые мог видеть только он сам.

Боннер посмотрел на своего друга. Эти два паренька из Сан-Антонио прошли длинный путь за прошедшие семнадцать лет – и все из-за Дэнни. Боннер не возражал против того, чтобы быть служащим, а не партнером Дэнни. Он признал, что Дэнни намного умнее, чем он; он даже гордился тем, что фактически был самым близким доверенным лицом Дэнни Маккея. Боннер давно признал силу своего друга и знал, что не может с ним сравниться в этом. Но то, что случилось сегодня вечером, было что-то совсем другое.

– Что, как ты думаешь, случилось, Дэнни? – тихо спросил он. – Ты считаешь, что старый доктор допустил ошибку?

Руки Дэнни крутили в руках книжечку картонных спичек. Хотя он неподвижно сидел в мягком кресле, его ноги не могли спокойно стоять на оттоманке. Он был страшно возбужден.

– Ты слышал тех двух репортеров, Бон. Ты слышал, как они брали интервью у людей, которые ручались за того доктора. Они все знали его, доверяли ему и уважали его. И доктор сказал, что человек умер.