Текст книги "Танго с Бабочкой"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

31

Линда только что закончила привязывать свою черную бархатную маску, когда услышала, что дверная ручка повернулась.

Ее сердце бешено забилось, она посмотрела в зеркало на комнату позади себя.

Это был женский будуар в стиле Людовика XVI, как будто вынесенный прямо из дворца в Версале: маленькие позолоченные стулья с атласной обивкой, шкафчики из полированного тюльпанового дерева с бронзовыми вставками, изящный письменный стол, уставленный севрским фарфором, кровать, накрытая сливочно-белым атласным покрывалом с золотыми кисточками и бахромой, четыре ее стойки были украшены крошечными золотыми колокольчиками, а балдахин поднимался к декоративной золотой короне, охраняемой крылатыми сфинксами. На столе стояли вино и бокалы, тарелки со сладостями, сыром и фруктами. Воздух был наполнен ароматом сорванных роз; клавесин играл менуэт так тихо, как будто он стоял в соседней комнате.

И сама Линда была не продуктом ядерного века, а дочерью ушедшего времени элегантности и аристократизма. Ее волосы были скрыты под белым напудренным париком, высоким и украшенным нитками жемчуга; три тщательно причесанных завитка падали на голое плечо. Платье из бледного голубого атласа было глубоко вырезано и щедро украшено изысканной вышивкой, она сильно расширялось поверх пышного кринолина. Вокруг шеи она носила белое кружевное украшение, а под платьем – сложные корсеты с бесконечным количеством шнурков, каждый из которых должен быть медленно развязан в свою очередь.

Она не отрывала глаз от двери. Никакой мобильный или пейджер не должны были вторгнуться в сегодняшнюю фантазию – она позаботилась об этом. Сегодняшний вечер был слишком важен.

А затем вошел он.

У нее перехватило дыхание.

Его прекрасное спортивное тело было одето в тончайший черный бархат: расклешенный жакет с широкими, украшенными золотом манжетами, облегающий черный жилет, обтягивающие черные бархатные бриджи, белые чулки и ботинки с большими серебряными застежками. На запястьях виднелись оборки манжет белой муслиновой рубашки; горловину украшало белое кружевное жабо. А его волосы – красивые черные волосы, которые Линда так любила, – были скрыты теперь под серебристо-белым париком, который заканчивался сзади косичкой, перевязанной широкой бархатной лентой.

Он закрыл дверь и остался стоять, глядя на нее. Линда стояла спиной к нему; их глаза встретились в зеркале.

Наконец, после продолжительного момента, когда эти двое застыли в аромате сорванных роз и мелодий Моцарта, он ступил вперед и экстравагантно поклонился ей. Линда наблюдала за ним, когда он театрально выставил одну ногу вперед, сделал круговой жест правой рукой, изящно согнулся в талии и сказал:

– Мадам, я ваш слуга.

Она улыбнулась, повернулась на своем стуле и протянула ему руку.

Когда он приблизился и взял ее, изгибаясь, чтобы поцеловать, на какое-то мгновение их глаза, скрытые черными масками, встретились снова.

– Я тосковал без вас при дворе сегодня, – сказал он, продолжая фантазию.

Она поднялась, плавно прошла мимо него – ей пришлось повернуться боком из-за широкой юбки – и стала наливать сладкое красное вино в серебряные кубки. Ее руки слегка дрожали.

– Я сомневаюсь в этом, мосье, – сказала она. – Вы пользуетесь вниманием всех женщин во дворце, включая саму королеву.

Затем она повернулась, чтобы вручить ему кубок, она поймала его мимолетный взгляд – угрюмый и взволнованный взгляд. Но затем это ушло, и он улыбнулся, и она спрашивала себя, не померещилось ли ей все это.

Но она видела такой взгляд и прежде, во время каждой их встречи. Она озадачивала его? Без сомнения, да. Линда была, вероятно, единственным членом клуба «Бабочка», которая позволяла заходить ему не дальше определенных пределов.

– Даже благословенная Мария Антуанетта – унылая звезда, затмеваемая вашим блеском, мадам.

Он взял кубок; их пальцы соприкоснулись. Она отчаянно пыталась отдаться фантазии. Каждый раз, входя в двери клуба «Бабочка», Линда пыталась оставить позади действительность, и мир медицины, и Барри Грина, и свои страхи. Она пыталась позволить себе стать кем-то еще, так, чтобы этот кто-то, а не Линда Маркус, мог освободить ее сексуальный дух. Но это было почти невозможно. Нельзя было просто взять и стряхнуть восемь часов, проведенных в операционной, а затем обходы палат ожогового центра и собрание Комитета этики, и наполовину напечатанную статью для журнала Американской медицинской ассоциации, вставленную в ее пишущую машинку.

У Линды было слишком много полномочий, она должна была контролировать так много всего – даже сериал «Пятый север», где она говорила звездам телеэкрана, что делать, чтобы отбросить все это и притвориться, что она беззаботна и свободна.

Она смотрела на своего компаньона, когда он мерил шагами будуар, продолжая говорить. Его гибкое тело чувствовало себя свободно в черном бархатном жакете и бриджах. Его голос был низким; он обладал интересной особенностью, которую Линда слышала раз или два на сцене.

«Позволь мне насладиться фантазией. Позволь мне забыть, кто я. Позволь мне испытать, наконец, то, что другие женщины испытывают в объятиях своих возлюбленных».

– Мадам?

Она подняла глаза. Он стоял близко, возвышаясь над ней, черные глаза пристально глядели на нее. «Позволь мне забыть хоть ненадолго все комитеты и пациентов, и истории болезней. Позволь мне облегчить мое бремя; позволь мне расслабиться и насладиться тобой, потому что я хочу…»

– Я… – начала она.

И внезапно он взял ее за плечи, поднял на ноги и накрыл ее рот своим.

– Я хочу заняться любовью с вами, – хрипло прошептал он. – Сейчас.

Комната, казалось, поплыла вокруг нее. Он никогда не делал этого прежде – всегда ждал до тех пор, пока она не делала ему знак, что она готова. Это вызвало у нее головокружение.

– Да, – пробормотала она, – сейчас.

Он поспешно снял свой жакет и жилет. Муслиновая рубашка с широкими рукавами и гофрированным кружевом была заправлена в узкие черные бриджи. С белым напудренным париком на голове и в черной маске, скрывающей половину его лица, он повернулся к Линде подобно человеку, собирающемуся драться на дуэли. Она вообразила, как он наносит удар в позе «эн гарде!»[1]1
  От франц «En garde!» – защищайся! – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть] и отражает удары с отвагой и ловкостью Казановы.

Он целовал ее, расстегивая запутанные кружева платья, целовал, в то время как его руки работали быстро и настойчиво. Линда оказалась прижата к его твердой, как камень, плоти. «Скорее, – думала она, изнемогая. – Скорее, скорее…»

Ее кринолин из китового уса упал на пол, и он помог Линде перешагнуть через него. Затем он развязывал многочисленные шнурки корсета, медленно, один за другим, тянул время, усиливая ее возбуждение. Они целовались во взаимном отчаянии. Корсет упал на ковер; он сдвинул бретельки льняной сорочки с ее плеч, ниже, обнажая ее груди, пока его руки не обхватили ее узкую талию, а потом он притянул ее к себе.

Но, когда он дошел до шнурка ее последней юбки, она остановила его.

Взяв его за руку, она повела его к кровати. Там она погасила свечи, и комната погрузилась в полумрак. Она легла на кровать и притянула его к себе. Они слились в долгом поцелуе, упиваясь телами друг друга. Он сжимал ее груди и ласкал языком ее соски. Но когда его рука потянулась к юбке, Линда схватила его руку и убрала назад.

– Теперь, – шептала она. – Сделай это теперь.

– Нет, – бормотал он. – Ты не готова.

– Я готова.

– Позволь мне коснуться тебя…

– Нет.

Он вошел в нее быстро и позволил ей задать темп.

Он мягко раскачивал ее в течение долгого времени, целуя, его руки были у нее на грудях, он смотрел ей в глаза. Она пыталась отдаться ему, пыталась позволить волшебству фантазии околдовать ее настолько, чтобы она смогла поверить хотя бы на несколько мгновений, что она была кем-то еще и была свободна чувствовать. Но чем больше она пыталась, тем меньше ей это удавалось. Все, о чем она могла думать, были эпизоды из прошлого, когда она занималась любовью с другими мужчинами, мужчинами, которые видели ее недостатки. Они никогда не возвращались.

Она прогоняла те мысли из головы и пыталась сконцентрироваться. Ее загадочный компаньон был опытный любовник; он старался доставить ей удовольствие. Но Линда не могла избавиться от своих комплексов. Чем больше он старался, тем больше она напрягалась. И тем менее приятным становился опыт. Под конец она просто лежала, пытаясь анализировать, что каждый раз было не так, как надо, расчленяй акт вместо того чтобы наслаждаться им, понимая, в конце концов, что фантазия снова не сработала.

А затем все было кончено.

«Это все неправильно, – думала она. Фантазии и маски не помогут моей проблеме. Я должна бороться со своими демонами в реальном мире, с помощью реального мужчины».

Она подумала о Барри Грине.

32

Наконец этот день наступил. Нью-Хэмпшир Праймери.

Сегодня был день, который определял сцену и главных действующих лиц для грядущих президентских выборов. И Дэнни Маккей был в избирательном бюллетене.

Шел дождь. Беверли выглянула в окно на холодную серую бурю, которая разразилась в Южной Калифорнии. Она чувствовала холод сквозь закрытые французские окна гостиной, вдыхала запах влажной земли, слушала поток, струящийся вокруг нее. Она чувствовала себя отрезанной от мира и одинокой, как будто она была находилась на необитаемом острове, затерянном в океане. Она не сводила глаз с дороги, выглядывая свой «роллс-ройс», который послала, чтобы привезти Мэгги и Кармен. Скоро будут объявлены предварительные результаты первичных выборов; Беверли хотела, чтобы обе ее подруги были с нею.

Она задрожала и обхватила себя руками. Ее пульс участился. Победит ли Дэнни?

Наконец она увидела, что «роллс-ройс» вынырнул из пелены дождя, подобно призраку. Беверли наблюдала, как вышел шофер и открыл заднюю дверцу. Дворецкий спустился по ступенькам с зонтиком и проводил двух женщин в дом. Отвернувшись от окна, Беверли прошла по огромной гостиной.

Ее подруги вошли, дрожа от холода. Кармен пошла прямо к камину, который был выше нее, и стала греться перед ревущим огнем. Мэгги направилась к буфету, где была приготовлена еда и стоял серебряный кофейник со свежим, дымящимся кофе.

– Уже есть какие-нибудь новости? – спросила она, когда вернулась с лимонным печеньем и села на антикварный розово-голубой диван.

Беверли сказала:

– Еще нет, – и поглядела на часы над камином. Она включила телевизор фирмы «Sony», который стоял на буфете из красного дерева и присоединилась к Мэгги на диване.

Все трое уставились на экран телевизора.

Их лица были напряжены. Руки Мэгги, сжимавшие кофейную чашку, побелели в суставах. Кармен, одетая в шерстяные слаксы и шелковую блузу, стояла перед огнем едва дыша. А Беверли чувствовала, что ее сердце бьется все быстрее и быстрее…

Наконец в эфир вышли новости.

– Итак, из подсчитанных пятнадцати процентов избирательных бюллетеней, – сказал диктор, – неожиданно с огромным отрывом лидирует Дэнни Маккей, набравший сорок два процента голосов.

Дождь усиливался, барабаня по окнам. Ветви пальм ударялись о дом. Искры вспыхивали в камине и летели в дымоход. Какой-то низкий стонущий звук, казалось, заполнял дом.

– Может показаться, что основатель «Пасторства Благой вести», – говорил комментатор, – побеждает исключительно благодаря силе своей личности. Как известно, Дэнни Маккей никогда не занимал политической должности. Фактически он еще не официально объявленный кандидат в президенты. Но опросы показывают, что его очень поддерживают широкие массы…

Где-то в отдалении прогрохотал гром. Мэгги мысленно считала секунды. Эпицентр бури находится на расстоянии двенадцати миль и приближается.

Часы над мраморным камином тихо отсчитывали минуты. Мэгги наполняла свою чашку несколько раз; Кармен приняла у прислуги горячий шоколад и села в кресло; Беверли же даже не пошевелилась. Ее глаза были прикованы к телевизору.

Дэнни Маккей продолжал лидировать, как бы удивительно это ни было.

– Тридцать шесть процентов бюллетеней подсчитано, – сообщил диктор, – Дэнни Маккей лидирует с пятьюдесятью пятью процентами голосов. Он предполагаемый победитель на этих первичных президентских выборах.

Беверли и ее подруги сидели молча в этот долгий дождливый день и слушали то, что говорили эксперты:

– …определенно будет направлено на Республиканскую конвенцию в июне. Дэнни Маккей явно лидирует среди кандидатов, что является феноменальным: этот человек никогда даже не занимал политической должности…

– Люди явно демонстрируют свой выбор. Дэнни Маккей, знаменитый телевизионный евангелист, наиболее известный своей речью у стен больницы Паркленд в Далласе в далеком тысяча девятьсот шестьдесят третьем году и личным участием в освобождении миссионера Фреда Бэнкса из ближневосточной тюрьмы в далеком…

Прислуга убрала завтрак и накрыла ранний обед, состоящий из холодных закусок, салата и свежих фруктов. Мэгги сделала себе бутерброд с ветчиной и сыром, положила салат на край тарелки, в это время Кармен грызла сыр «Гауда» и крекеры, сырую брокколи и цветную капусту. Беверли не ела ничего.

День склонился к вечеру. Молчаливые служанки обошли дом и включили свет. Кармен натянула свитер поверх шелковой блузы, а Мэгги накинула вязаный шерстяной платок. Беверли, казалось, не чувствовала холода. Похоже, она не осознавала ничего, кроме того, что происходило на экране телевизора.

Он побеждал. Он побеждал…

И любой, кто не знал Беверли хорошо, мог подумать, что она должна праздновать этот момент – в конце концов, она пожертвовала деньги на его кампанию. Но только узкий круг друзей знал реальную причину, почему Беверли поддерживала Дэнни Маккея.

В прошлом году, когда он объявил, что собирается баллотироваться на пост президента, Беверли поняла, что время для ее мести настало. Она читала «Принца», знала, какие ужасные философии руководят Дэнни. «Человек, который стремится к совершенству во всем, что он делает, достигнет разрушения, – писал Макиавелли. – Поэтому принц, который выживет, должен научиться быть иным, нежели хорошим».

Когда Беверли прочитала: «Принц должен всегда быть готов отправиться по пути зла», – она узнала, что подпитывало странный свет, который видела в глазах Дэнни много лет назад, когда случайно натолкнулась на его школьные книги и Дэнни говорил о своем стремлении стать однажды великим человеком. Все эти годы она наблюдала за его подъемом к власти, осторожно следя за ним. Она знала, что когда-нибудь он должен быть остановлен и что она будет той, кто сделает это. Ради этого Беверли жила все эти годы. И теперь у нее наконец появился план его уничтожения. Когда она три месяца назад раскрыла Кармен и Мэгги свое намерение создать партию по сбору денег для кампании Дэнни, они были в замешательстве. Но, как только они услышали план Беверли – для того чтобы у нее была власть для победы над Дэнни Маккеем, необходимо было, чтобы она сначала поддержала его, – они поняли мудрость ее затеи.

Все три женщины пристально смотрели на экран телевизора и на красивое лицо, которое они так хорошо знали. Дэнни победно улыбался в камеры, и было что-то пугающее в огне, который горел в его глазах.

«Все вооруженные пророки преуспели», – учил Макиавелли. И Беверли знала, что это было убеждение, которым жил Дэнни. Публично он говорил о мире с русскими; в глубине души она знала, что он верит в первый удар.

Наблюдая, как репортеры боролись, чтобы подобраться поближе к нему, и видя толпу фанатичных сторонников позади него, Беверли знала, что нужно делать.

Дэнни Маккея необходимо было остановить.

Апрель

33

Из Парижа в Марсель. Через Средиземное море к Уахран. Затем поездом или на машине или пешком через оконечность Африки к Касабланке во французском Марокко. Здесь удачливые люди посредством денег, или связей, или везения, могли получить выездные визы и отправиться в Лиссабон, а оттуда в Новый Свет. Но другие ждут в Касабланке… ждут… ждут…

Она остановилась перед закрытой дверью и быстро осмотрела себя. На улице шел дождь, и она боялась, что ее тщательно уложенные волосы могли растрепаться. Но все было в порядке: и маленькая шляпка, и вуаль на лице даже не стали влажными. Поправив роскошный жакет и пригладив юбку, она потянулась к дверной ручке.

Она была возбуждена. Ей потребовалась неделя, чтобы добраться сюда; ее сердце билось так сильно, что ей казалось, она вот-вот упадет в обморок.

Дверь распахнулась, и она оказалась в маленьком кафе. Ни за столами, ни за барной стойкой не было никаких других клиентов, но жизнь здесь теплилась тем не менее в медленно вращающемся потолочном вентиляторе, в гигантских пальмах в цветочных горшках и висящих папоротниках, в автоматическом пианино, исполняющем у дальней стены знакомую мелодию. Она медленно закрыла за собой дверь и с тревогой осмотрелась. Закуски разложены: на тарелке пряные сосиски, клинышек сыра бри, печень по-страсбургски и тост, копченые устрицы. Коктейли из шампанского были уже разлиты; она знала, что это будет совершенная смесь сахара, горечи, коньяка и охлажденного шампанского с цедрой лимона.

Обстановка была изысканной.

Дверь в дальней стене открылась, и он вошел. Он не увидел ее сначала; выражение его лица было глубоко озабоченное. От его вида ее сердце подпрыгнуло. И внезапно во рту у нее пересохло. Он был очень красив в своем белом тропическом костюме.

Затем он посмотрел на нее и застыл на месте.

Она попыталась заговорить.

– Я… Ах…

Он ждал, мрачно глядя на нее.

– Рик, я должна поговорить с тобой, – сказала она наконец затаив дыхание.

Он, казалось, думал об этом. Он шагнул к бару и взял один из бокалов шампанского.

– Я оставил свой первый бокал, чтобы выпить с тобой, – сказал он. – Почему тебе пришлось приехать в Касабланку? Есть и другие места.

Она крутила ремешок своей сумки, едва дыша – так была взволнована.

– Я бы не приехала, если бы знала, что ты здесь.

– Забавно, твой голос совсем не изменился. Я могу все еще слышать его. – Его тон стал саркастическим. – «Ричард, я отправлюсь с тобой на край света. Мы вместе сядем в поезд и никогда не остановимся…»

– Не надо, Рик! Я понимаю, что ты чувствуешь.

Его темные глаза вспыхнули. Он поставил бокал и направился к ней.

– Ты понимаешь, что я чувствую. Как давно у нас этого не было, дорогая?

– Я не считала дни.

– Зато я считал. Каждый из них. Больше всего я помню последний…

– Ричард, – заплакала она. – Я не хотела приезжать. Я думала, что никогда не увижу тебя снова. Что ты ушел из моей жизни. – Слезы потекли по щекам.

Теперь он стоял близко; она могла ощущать его страсть, видеть, какие он делал усилия, чтобы контролировать себя. Мелодия, исполняемая на фортепиано, казалось, стала громче. Вентилятор под потолком медленно повернулся; дым от его сигареты, заполнял пространство. В его глазах была тьма, злость и вызов. Это было так хорошо, так совершенно.

Она продолжала плакать.

Он обнял ее, и она спрятала лицо на его груди.

– О, Ричард, день, когда ты уехал из Парижа… Если бы ты только знал, через что я прошла, если бы ты знал, как сильно я любила тебя, как сильно я все еще люблю тебя…

Его поцелуй прервал ее речь. Внезапно весь гнев, горечь и сожаление исчезли; и все, чем они были, это двумя людьми, отчаянно влюбленными в мире, который сошел с ума. Они занимались любовью торопливо, в спешке, как будто у них было мало времени. Когда он опустил ее на пол, ее мозг наполнился вызывающими головокружение видениями – французского полицейского, людей в униформе гестапо, мужчины с мечтательными глазами, прикуривающего сигарету, юной девушки, эффектно поющей «Марсельезу».

Она цеплялась за него и называла его Рик. Песня повторялась бесконечно на автоматическом фортепиано. Шампанское искрилось в бокалах, ожидая, чтобы его выпили в ближайшее время. У нее кружилась голова от восторга. Сбылась ее самая заветная мечта. Все было именно так, как обещала директор. И когда она шептала ему в ухо: «Скажи это, Рик, скажи это», и он сказал так совершенно: «Из всех заведений во всех городах…», она закрыла глаза и знала точно, где теперь будет проводить ночь четверга.

Здесь, в «Бабочке».

34

Беверли Хиллз, 1978.

Штаб-квартира корпорации «Хайленд Энтерпрайзерс» была расположена в новом здании из черного стекла на бульваре Вилшир. Перед зданием из красного кирпича были сделаны фонтаны, многоуровневая стоянка, просторное фойе с газетным киоском, аптекой и охранниками, с шестью лифтами, которые обслуживали тридцать этажей. Корпорация «Хайленд Энтерпрайзерс» разделяла двадцатый этаж с еще двумя арендаторами – консульством Кении и Туристской комиссией.

Энн Хастингс прошла сквозь большие двойные двери и вошла в тихую, покрытую коврами приемную. Ее поприветствовала Эстер, чернокожая секретарь, которая в своих африканских платьях и с мелкими косичками выглядела так, будто она обслуживала кабинеты по другую сторону коридора. Перед тем как направиться в свой кабинет, из которого открывался вид на Беверли Хиллз и Голливуд, Энн зашла к Беверли, чтобы поздороваться. Она не удивилась, найдя свою подругу уже глубоко вовлеченной в какое-то занятие с Кармен и Мэгги; и она знала, почему их головы склонились вместе. Именно Энн провела исследование и снабдила Кармен данными, которые они теперь просматривали.

Кармен подняла голову и поздоровалась с Энн, а затем вернулась к колонке цифр, которые как раз объясняла Беверли и Мэгги.

Беверли посмотрела на нее и махнула рукой в знак приветствия. Энн продолжила путь к просторному офису, откуда при помощи двух секретарей осуществляла строгий контроль качества обширной сети «Королевские бургеры».

В Лос-Анджелесе стоял свежий, зелено-сине-золотой день, редкий денек, который не позволял жителям Южной Калифорнии, работающим в зданиях, подобным этому, сконцентрироваться. Но у Беверли не было никаких проблем с тем, чтобы сконцентрироваться на том, что говорила Кармен. Когда прохладный воздух лился из вентиляторов и распространялся по дорогой мебели, свежесрезанным цветам и коврикам индейцев наваджо в большом угловом офисе председателя совета директоров корпорации «Хайленд Энтерпрайзерс», сама председатель уделяла пристальное внимание тому, что сообщала ей бухгалтер.

Беверли многому научилась от Кармен. Хотя все были удивлены и слегка напуганы быстрым окончанием школы Кармен, куда она пошла пятнадцать лет назад, будучи едва грамотной, а потом окончила с отличием бизнес-школу Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Беверли же нисколько не поразилась этому. Она знала, на что Кармен способна. Это было очевидно еще в те далекие годы в душной кухне Хейзел. Все, что потребовалось, чтобы освободить Кармен, были чувство собственного достоинства и шанс получить образование. И свобода мечтать. Несмотря на наличие ребенка, о котором нужно было заботиться, и работы в «Королевских бургерах», которую нужно было выполнять добросовестно, Кармен посещала все занятия, училась круглосуточно и предъявляла к себе более высокие требования, чем даже ее преподаватели. Результатом была поразительная деловая хватка, которая стала одной из основ успеха Беверли Хайленд. Беверли и сама часто задавалась вопросом, чего бы она достигла к настоящему моменту, если бы не нашла Кармен в тот роковой день в Далласе.

Сегодня они разрабатывали стратегию перехода некоторых предприятий в личную собственность Дэнни Маккея. Без оповещения его.

– Хорошо, – сказала Кармен, – теперь это то, что тебе понадобится. Энн классифицировала все продовольствие с учетом его необходимости: столько говядины, столько помидоров, столько кочанов салата и так далее, чтобы обеспечить каждую франшизу. – Она указывала на пункты в списке золотой ручкой фирмы «Данхилл», которую ей подарила Энн Хастингс после сдачи экзамена на дипломированного бухгалтера. Она гармонировала с изысканной золотой цепочкой на ее стройном запястье. Все на Кармен Санчес было теперь изысканным. Свои красивые черные волосы она элегантно убирала в прическу и оттеняла их длинными тонкими серьгами; платью она предпочитала очень широкие брюки «палаццо» и облегающую шелковую блузку, которая была смело расстегнута до максимально позволенного приличиями уровня. Она не была похожа на сорокаоднолетнюю мать дочери-подростка.

– Я кое-что изучила и нашла то, что, по моему мнению, является лучшей управляющей компанией для наших потребностей. – Кармен указала на название, которое написала на фактических данных. – Они могут сказать тебе, сколько земли в акрах тебе потребуется и где можно купить ее. Они будут управлять фермами с научной точки зрения, используя компьютеры и самые последние методы. Тебе гарантируют лучший возможный урожай и лучшие продукты для твоих ресторанов.

Беверли и Мэгги изучали отчеты, которые составила Кармен. Это был новый вид предприятия для них, нечто совершенно отличное от того, чем они занимались прежде.

Беверли снова стала задумчивой. Кармен объяснила ей все о вертикальной и горизонтальной интеграции и различия между ними. В пример Кармен привела случай мелкого изготовителя приборов. Если эта компания хотела выкупить другого мелкого изготовителя приборов, то это называлось горизонтальной интеграцией. Но если этот мелкий изготовитель приборов хотел купить завод, который бы производил металл для его приборов, таким образом снабжая сырьем собственную фирму, тогда это называлось вертикальной интеграцией. И это было именно то, что три женщины планировали сделать в это раскрашенное яркими цветами майское утро в офисе «Хайленд Энтерпрайзерс», расположенном на двадцатом этаже. Они собирались создать компанию, которая будет единственным поставщиком говядины и овощей для гигантской сети «Королевские бургеры».

Компанию, которая будет стоить миллионы и которую Беверли не имела намерения сохранять.

Она создавала ее только для того, чтобы продать Дэнни Маккею.

– Он не должен касаться «Королевских бургеров», – очень серьезно сказала Беверли своей подруге.

Кармен серьезно покачала головой. Она знала, как ценна была эта компания для всех них: это было их будущее, их безопасность.

– Не волнуйся, amiga. Он получит только компанию по сельхозпроизводству.

– А все холдинги?

Кармен кивнула почти печально. Она, Беверли и Мэгги не любили иметь дело с такими вещами: порнографический журнал, сеть салонов красоты, которая в действительности была местом для незаконных массажных кабинетов, и квадратный блок наиболее плачевных трущоб в восточном Лос-Анджелесе. Но им необходимо иметь все это: оно входило в план.

Они собирались позаботиться о том, чтобы Дэнни Маккей, которого охватывало безумие каждый раз, когда он мог что-то приобрести, скупавший любую собственность, до которой мог дотянуться, ухватился за эту компанию и купил ее не глядя.

– А «Фанелли»?

– В случае если штат Дэнни Маккея пожелает исследовать некоторые из инвестиций «Королевских ферм», мы поддержим их стремление приехать и посмотреть на «Фанелли». Они посмотрят вокруг, увидят очень доходный, легальный магазин мужской одежды, и вернутся в Хьюстон удовлетворенные. Остальное они никогда не смогут выяснить.

Беверли закрыла папку и повернулась к своему секретарю.

– Что ты думаешь, Мэгги?

Что она думала? Как и две ее подруги, Мэгги думала, что это был необходимый шаг. В очередной раз Дэнни Маккей собирался совершить зло, и он должен быть остановлен. Семь лет назад Беверли организовала воскрешение в церкви Дэнни с единственной целью – выставить его мошенником. Но Дэнни больше не пытался творить чудеса. Огласка воскрешения человека из мертвых в тот вечер не принесла ничего хорошего; газетчики насмехались и подтрунивали над Дэнни, что заставило его полностью оставить эти театральные представления. И, кроме того, Мэгги подозревала, что он, должно быть, решил, что больше не должен опускаться к такому обману с его новым телешоу и внезапным ростом известности.

Но теперь он был вовлечен в другие деловые отношения, которые травмировали ничего не подозревающих людей и от которых Дэнни получал солидную прибыль. Например, он приводил компании к банкротству, а потом покупал их за гроши или выживал кого-то со своей земли, потому что хотел владеть ею. Беверли внимательно следила за ним. У нее был частный детектив Джонас Бьюкенен, который теперь не работал ни на кого, кроме Беверли, и он предоставлял ей регулярный отчет о движении финансов Дэнни, который пытался опутать Америку, подобно спруту, вытягивая свои щупальца во все стороны. Его могущество росло с каждым днем; его богатство умножалось; он теперь владел людьми так же, как владел вещами.

– Когда? – Мэгги часто спрашивала об этом Беверли. – Когда ты собираешься остановить его? Когда мы отомстим?

Но подходящего момента все не было. Беверли вела себя осторожно; она хотела удостовериться, что, когда она наконец встретится с ним снова, лицом к лицу, преимущество будет всецело на ее стороне. Чтобы у нее не оставалось никакого шанса проиграть. А он был бы уничтожен.

Теперь она создавала свой арсенал. Она купила «Моньюмент Пабликейшэнс» из-за его побочной порнографической линии. Это вместе с некоторыми другими тщательно выполненными сделками будет висеть на крючке перед Дэнни, и он схватит это. В своей жадности он возьмет все это, что играло им на руку. И в один прекрасный день Беверли повернет его собственную жадность против него.

– Я знаю, как мы можем организовать продажу, – сказала Мэгги. – Посредством брокерской фирмы, в которой я работала. Это большая компания. У них есть офисы в Техасе.

– Тогда давайте займемся этим. Мэгги, свяжись с этой управляющей фирмой. Я хочу поговорить с ними как можно скорее. Кармен, ты скооперируйся с Энн. Нужно, чтобы эта новая компания начала работать и поставлять продукты для наших ресторанов в пределах шести месяцев. И посмотри, может, кто-нибудь придумает название.

Мэгги собрала бумаги, сунула их в свой портфель и сказала:

– А как насчет компании «Королевские фермы»?

Беверли посмотрела на Кармен, которая кивнула.

– Хорошо, пусть это будет «Королевские фермы». И я хочу, чтобы к ноябрю Дэнни Маккей подписал бумаги о праве собственности.

Последовав за Мэгги к двери, Кармен вдруг остановилась и оглянулась назад. Беверли все еще сидела за столом, собираясь провести еще несколько часов за работой. Ей нужно было написать доклад для Торговой палаты касательно предложенного ею плана внедрения нового образа Голливуда восьмидесятых; речи, которые нужно было подготовить и приглашения, которые следовало принять или отклонить. Кроме того, Беверли нужно было подготовиться к поездке на следующей неделе в Сакраменто, где она должна была встретиться с государственными законодателями по проблеме аборта – это был самый последний личный проект Беверли. Она выступала за разрешение абортов, ратуя за их легализацию, но предлагала и создание центров для беременных подростков, чтобы показать им альтернативы.