355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Вуд » Танго с Бабочкой » Текст книги (страница 17)
Танго с Бабочкой
  • Текст добавлен: 6 марта 2018, 16:00

Текст книги "Танго с Бабочкой"


Автор книги: Барбара Вуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Почему?

– Я слишком стара. Мне двадцать пять. И есть еще Мануэль…

– Но не может быть, чтобы ты теперь любила его!

Любила ли она Мануэля? Может быть, когда-то, много лет назад. Теперь это был просто человек, который защищал ее, который брал ее деньги и говорил ей, что делать. Он был добр к ней, когда ему хотелось, и наказывал ее, когда она этого заслуживала. Она не могла оставить Мануэля. Он принимал за нее все решения, он даже говорил ей, что носить. Она была с ним с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет. Он был частью ее.

Кармелита редко оценивала свою жизнь, она вообще редко задумывалась о своем собственном существовании. Жила день за днем, приводя мужчин в свою крошечную комнату и продавая свое тело, в какой-то бесперспективной пустоте. В конце концов, о чем там можно было думать? Мануэль все продумывал за нее. Например, как это было вчера вечером, когда она сказала ему, что опять беременна. Все, что он сказал: «У меня есть знакомый парень, который избавит тебя от этого». Несмотря на криминальный образ жизни, Кармелита Санчес была набожной католичкой и ходила исповедоваться каждую неделю. Теперь ей предстояло покаяться в действительно большом грехе – еще одном аборте. Но это было решение Мануэля. Кармелите никогда не приходило в голову подумать самой, противиться его желанию, противостоять ему и сказать: «Нет, больше никаких абортов. Я сохраню этого ребенка».

Они обе затихли, Кармелита – потому что внезапно перестала осознавать, почему оказалась здесь; Беверли – потому что так отчаянно хотела найти слова, чтобы убедить свою подругу уехать вместе с ней.

– Эй, послушай, – сказала Кармелита, поднимаясь. – Мне пора идти. Мануэль будет спрашивать, где я была.

Когда Беверли уменьшила скорость своего «корвета», попав в пробку около автострады Стеммонс, она сказала:

– Если ты боишься, что Мануэль найдет тебя в Калифорнии, тебе не стоит волноваться. Он не найдет. Ты можешь изменить свое имя. Помнишь, как ты всегда говорила, что тебе бы хотелось, чтобы тебя звали Кармен? Ты можешь изменить свое имя так же, как это сделала я.

Кармелита бросила на нее взволнованный взгляд. В самом деле, это было действительно опасно, если Мануэль станет преследовать ее. Но это была не единственная причина, по которой она не хотела уйти от него. Девушки, подобные ей, не сдавались и пытались идти прямо. Они просто так делали.

Было кое-что еще, что Беверли хотела сказать. Через несколько лет Кармелита потеряет свою молодость и красоту, Мануэль бросит ее ради молодой девушки и она останется полностью предоставленной самой себе, потасканная шлюха, которая никому не нужна. Но она знала, что Кармелита и сама понимает это. Она и Беверли знали это девять лег назад, когда им было только по шестнадцать.

Движение было ужасным. Когда Беверли медленно вела свой автомобиль мимо Техасского книгохранилища, она искала возможность свернуть в сторону. Казалось, все в Далласе хотели поприветствовать президента.

Машина застряла на пересечении улиц Элм и Хьюстон. Перекрестное движение заблокировало дорогу; она была заперта со всех сторон. Позади нее автобус почти упирался в ее бампер, а водитель не переставал сигналить.

Кармелита выругалась по-испански, а затем сказала:

– Он же видит, что мы не можем никуда двинуться! Зачем он нам сигналит?

Неожиданно появился небольшой промежуток в потоке машин, и Беверли опустила ногу на педаль газа. «Корвет» рванулся вперед, и поток сомкнулся позади него, оставив автобус застрявшим, подобно динозавру в смоле.

Беверли немедленно свернула в боковой переулок и смогла избавиться от толпы жаждущих поглазеть на президента.

– Мне нужно возвращаться в Голливуд, – сказала она Кармелите по пути к «Бар-Нан». – Я освобождаю номер в гостинице сегодня вечером. Если ты решить уехать со мной, я буду там до шести часов.

Но Кармелита знала, что никуда не поедет.

Дэнни Маккей колотил по сигнальному рожку автобуса и пытался столкнуть синий «корвет» со своего пути. Насколько он видел, блондинка, управлявшая им, не искала возможности выбраться из пробки. Она просто сидела там, болтая со своей подругой, в то время как перед ней продолжалось перекрестное движение. Наконец появилось свободное место. Он налег на рожок и закричал:

– Эй! Давай! Езжай!

И небольшой «корвет» рванулся вперед и исчез в переулке.

– Господи, – сказал Боннер Первис, развалившийся на сиденье рядом с ним. – Разве это не здорово?

– Не говори, и все только потому, что старина Кеннеди приехал в город.

Дэнни нетерпеливо барабанил ногой и пытался найти выход из этой мешанины. Он приехал в Даллас не для того, чтобы увидеть президента. Он должен был провернуть здесь важное дело.

Даже при том, что день был не слишком жарким – всего семнадцать градусов, – Дэнни вспотел от волнения. Семь лет он потратил на это. Семь лет с тех пор, как бросил старого Билли Боба Магдалена в пустыне и забрал его автобус. За это время Дэнни заработал больше денег, чем когда-либо мечтал. Хотя многое из заработанного он потратил на ночные похождения, на любовниц и гостиницы, он регулярно откладывал довольно крупные суммы, чтобы начать свой путь по дороге славы. Дэнни приехал в Даллас, чтобы заняться покупкой некоторой собственности, осмотреться и начать завязывать контакты, которые облегчили бы ему восхождение по лестнице успеха. Ему было тридцать лет, и у него были деньги в банке – пришло время начать меньше думать о проповедовании и больше о том, как осуществить свою мечту.

Энергия, которая вела его когда-то давно в Сан-Антонио, все еще управляла им. Известность Дэнни как харизматичного проповедника распространилась по всему Техасу; на его собраниях было так много людей, что их приходилось проводить на открытом воздухе, поскольку не было достаточно большой палатки, чтобы вместить всех. Людям нравился взволнованный молодой проповедник, который не мог сидеть без движения. Дэнни всегда двигался, переходя с места на место, поворачивая голову в разные стороны. Даже когда он сидел, откинувшись на спинку стула, и говорил в своей медленной манере, растягивая слова и прикрыв глаза, можно было ощутить скрывающееся внутри него напряжение.

Он чувствовал Силу, растущую в нем снова, электричество, которое прорывалось наружу. Проповедей было уже недостаточно. Штат Техас был не очень большим. К тому же Дэнни хотел владеть вещами, управлять ими. Поэтому он приехал сегодня в Даллас, чтобы встретиться с одним человеком по поводу покупки офисного здания и, возможно, нескольких квартир. Дэнни всегда мечтал владеть недвижимостью и теперь был достаточно состоятельным, чтобы начать приобретать ее.

Надпись на борту автобуса гласила: «Дэнни Маккей несет Иисуса». Это был не тот автобус, который он украл у Билли Боба.

Новая большая сверкающая модель была оборудована внутри спальней, ванной и кухней. Дэнни, как правило, сам не водил ее; шофером был Боннер. Для личного пользования Дэнни купил белый хромированный «линкольн-континенталь». Но так как он решил продать автобус и поселиться в Далласе, он сам вез его покупателю. В каком-то смысле Дэнни будет не хватать этого большого транспортного средства: он пережил в нем хорошие времена. Но он не собирался оставаться здесь навсегда и поместил маленький бюст Наполеона на приборной панели, чтобы не забывать об этом. Его целью была власть, и работа проповедника являлась лишь стартовой площадкой.

– Взгляни туда, – сказал Боннер, показывая куда-то пальцем.

Они двигались по тройному путепроводу. Внизу, под эстакадой, на Мейн-стрит, они увидели президентскую автоколонну из двенадцати автомобилей. Одна из девушек, которая теперь путешествовала вместе с Дэнни, сестра Сью, выглянула из окна в задней части автобуса и пронзительно вскрикнула:

– Это Джекки! Посмотри, Марсия. Это Джекки.

– Проклятье, – пробормотал Дэнни, когда затормозил на красный сигнал светофора и потянулся за сигаретами «Кэмел». Он восхищался семейством Кеннеди и завидовал им, он точно знал, что заставляло людей глупеть, видя их, и надеялся когда-нибудь обладать такой властью.

Бах!

– Что это было? – спросил Боннер.

Бах! Бум!

– Взрыв автомобиля, – сказал Дэнни.

– О мой бог! – закричала сестра Сью.

– Что… – Дэнни обернулся и посмотрел вниз. Президентский лимузин остановился. Джекки склонилась над своим мужем; губернатор Конналли странно обмяк в руках своей жены.

А затем все смешалось. Внезапно люди побежали, падая на землю; агент секретной службы кричал в сторону автомобиля Линдона Джонсона:

– Спускайтесь! Спускайтесь!

Джекки на четвереньках выползала из задней части автомобиля.

Президентский автомобиль взревел и полетел вперед, за ним последовала машина секретной службы, в которой стоял агент с автоматом наперевес.

Дэнни смотрел, не веря своим глазам, как автомобили помчались в тоннель, и затем, несколькими секундами позже, когда он увидел, что они внезапно появились на автостраде, немного впереди, он пробормотал:

– Боже правый! – и включил газ.

– Господи, Дэнни! – закричал Боннер, крепко держась. – В президента стреляли!

Сью и Марсия начали кричать на заднем сиденье.

Дэнни не раздумывал; он понятия не имел, что делает и почему. Он только гнался за этими двумя автомобилями, сбрасывая скорость до шестидесяти, когда они делали это, сворачивая с автострады Стеммонс, преследуя их по пятам, вниз по бульварам Индастриал и Харри Хайнс.

Когда он увидел впереди желтовато-коричневую тринадцатиэтажную больницу, он понял, что они делали. Президентский автомобиль помчался к аварийному входу, и в течение нескольких секунд два человека, находившихся без сознания, были помещены на носилки.

Дэнни резко остановил свой автобус, заставив трех своих попутчиков сделать рывок вперед. Он вылетел, по пути сбивая с ног Боннера.

– Эй! – прокричал Дэнни на бегу. – Что случилось?

Но агенты секретной службы остановили его; полицейские на мотоциклах оттеснили его назад. Он стоял и смотрел. Джекки все еще прижималась к своему мужу. На ее юбке и ногах была кровь. Дэнни видел, как она прошла сквозь двойные двери вместе с носилками и агенты сразу же заняли место позади них.

– Что это, Дэнни? – спросил Боннер, запыхавшись от бега. – Он жив? Кто стрелял в него, Дэнни?

– О мой бог, – простонал Дэнни. – Я не знаю. Господи, я не знаю!

– Что же произошло?

Все больше машин подтягивались теперь к больнице Паркленд. Люди бежали по тротуару, некоторые кричали, другие плакали, третьи шли как зомби в мертвой тишине. Полиция не подпускала их к зданию. Репортеры толпились в двойных дверях; представители телевизионных новостей устанавливали на лужайке аппаратуру так быстро, как только могли. Туда уже прибыл фургон одной из крупнейших радиостанций Далласа. Люди беспомощно бродили вокруг в поисках руководства.

Президент был убит. Миру пришел конец.

Дэнни возбужденно огляделся вокруг. Он увидел женщину-негритянку, становящуюся на колени на траве, слезы струились по ее щекам. Она била себя в грудь и причитала. Люди стояли ошеломленные, пристально глядя на больницу, держась за руки, их лица были бледны. Дэнни видел, как Сью и Марсия вышли из автобуса, спотыкаясь и прижимаясь друг к другу. Репортеры служб новостей пытались получить хоть какие-то ответы.

Насколько серьезно ранен президент?

Толпа росла. Люди шли к больнице, чтобы находиться рядом со своим лидером.

Для Дэнни хаотичная сцена напоминала потревоженный муравейник. В этой толпе не было никакого направления, никакого единства среди охваченных паникой техасцев. И тогда он понял, где его место в истории.

Он побежал к автобусу и поднялся на вдавленную крышу.

– Братья и сестры во Христе, – прокричал он с распростертыми руками. – Присоединяйтесь ко мне в молитве за здоровье нашего возлюбленного президента.

Вот так просто Дэнни завладел всеобщим вниманием. Наконец появился тот, кто выделялся из толпы, подобно маяку, – человек с властным голосом, неожиданно начавший говорить те слова, которые люди хотели услышать, знакомые, успокаивающие слова, и они стекались к нему, как пчелы слетаются к меду.

Дэнни посмотрел вниз на изумленные, полные надежды лица, и понял, что ему нужно делать. «Они как дети, – подумал он. – Потерявшиеся маленькие дети: просят, чтобы кто-то взял их за руку и повел за собой».

– Я не знаю, что происходит внутри этого здания, мои братья и сестры, – прозвучал его голос над их головами. – Но я точно знаю, что человек, который лежит на больничных носилках, отчаянно нуждается в наших молитвах. Мы должны обратить свои голоса к Богу и дать ему знать, что мы не хотим, чтобы он забрал Джона Фицджеральда Кеннеди сегодня к себе. Мы должны направить всю свою любовь и потребность Богу так, чтобы Он увидел, насколько мы достойны его милости.

– Аминь! – крикнул кто-то.

– Мы знаем, кого весь мир будет обвинять в том, что случилось сегодня! – прокричал Дэнни. – Они будут винить Техас! Но не Техас стрелял в нашего возлюбленного президента. Дьявол сделал это! Это грех и коррупция, разбушевавшиеся сегодня в нашем мире, это они стреляли в Джона Кеннеди! Если этот благословенный человек умрет, – он сделал жест рукой к аварийному входу, – значит, это наша греховность и безбожность убили его!

– Аминь, брат! – закричал Боннер.

Дэнни теперь уже стал разогреваться точно так же, как это происходило во время его религиозных бдений на передвижной кафедре священника. Как только этот процесс начинался, его невозможно было остановить. Он чувствовал, что у него есть власть, думал, что лопнет от ее переизбытка. Ему казалось, что он парит над толпой; его голос звучал внушительно, а слова лились рекой.

Он опустился на колени и сложил руки под подбородком.

– Дорогой Небесный Отец, – взывал он. – Пожалуйста, услышь наши молитвы. Мы все несчастные грешники, и все мы заслуживаем твоего божественного гнева. Но мы молим тебя не забирать у нас сегодня Джона Кеннеди! Мы все как маленькие дети. Мы нуждаемся в нашем президенте!

– Аминь, – произнесли собравшиеся. Несколько человек опустились на колени, руки их были молитвенно сложены. Все лица были устремлены на молодого человека, стоящего на коленях на крыше автобуса, его почти красные волосы пылали подобно ореолу в солнечном свете.

У Дэнни был красивый голос. Он привлекал внимание, убеждал, заставлял людей изменить мнение о вещах. У него был еще один талант: он мог заплакать, когда надо было по ситуации.

Теперь слезы начали стекать вниз по его лицу, когда он громко обращался со своей молитвой к Богу. Его голос срывался в нужных местах; он рыдал неудержимо. И толпа плакала вместе с ним.

Минуты проходили за минутами. Ни единого сообщения не поступило из больницы.

Дэнни опять вскочил на ноги и дал толпе почувствовать свой гнев.

– Мы должны показать Богу, что не заслуживаем такого наказания, что мы любим человека, который находится в этой больнице. Братья и сестры во Христе, давайте предложим себя Богу вместо нашего президента! Давайте поклянемся на этом самом месте оставить порочную жизнь и перестать поклоняться Сатане. Пообещаем вернуться на путь справедливости – ради Джона Кеннеди!

Люди словно сошли с ума. Они давали обещания, заключали сделки, все что угодно, если Бог позволит жить президенту.

Дэнни стоял в лучах солнца с распростертыми руками. Его стройное тело дрожало от страсти и магнетизма. Команда радионовостей заняла места рядом с автобусом; слова Дэнни в ту самую минуту транслировались по всему Техасу. С большого расстояния, в то время пока ждали новостей из больницы, телевизионная команда нацелила камеру на Дэнни и начала съемку.

– Я говорю вам, братья и сестры, – гремел он, – заключите мир с Богом здесь и сейчас! Обещайте ему на этом самом месте, что вы готовы принести жертву, чтобы спасти нашего возлюбленного президента! Братья и сестры, не спрашивайте, что ваш президент может сделать для вас, но подумайте, что вы можете сделать для вашего президента!

– Аллилуйя! – кричали люди. – Аминь, брат! Хвала Господу!

Боннер Первис стоял в стороне, совершенно ошеломленный. Он видел, как пылко Дэнни проводил некоторые проповеди, но ни одна из них не могла сравниться с этой. Он смотрел на выражение обожания на лицах людей, когда они пристально глядели на Дэнни. Толпа была его, хотела быть использованной им и ведомой в любую сторону. Это заставило Боннера подумать о тех старых подборках новостей, которые он видел о Гитлере.

Боннер внезапно вспомнил то, что случилось три года назад, в день, мало отличающийся от сегодняшнего. Они ехали на своем автобусе в какой-то маленький город в холмистой местности, и Дэнни, возбужденный и взволнованный, отправился на поиски чего-то. Ночью, когда религиозное бдение было в разгаре, Дэнни исчез. Он вернулся через четыре часа, выглядел странно бледным и спокойным. На следующий день Боннер слышал по радио о местном враче, докторе Саймоне Вэделле, который был найден безжалостно убитым в своей кровати, и полиция допрашивала всех в округе. Конечно, если бы об этом спросили, сотня людей поклялись бы, что Дэнни был в палатке той ночью в около одиннадцати часов. Дэнни знал психологию толпы, он мог загипнотизировать людей и заставить их поверить в любую иллюзию. Но Дэнни не было там, Боннер точно знал это. Во время бдения он находился в палатке не во плоти, а только в мыслях истеричной толпы. Несколькими месяцами позже полиция наконец приписала убийство наркоману, которого доктор Вэделл, должно быть, застал врасплох во время кражи наркотиков.

Когда Боннер думал о той ночи и наблюдал, как его лучший друг манипулирует толпой, собравшейся у стен больницы, как они были марионетками, и когда он слышал, что Дэнни выкрикивает слова, которые должны были превратить его в знаменитость: «Дух Кеннеди будет жить!» – внезапно представил будущее и задрожат от волнения и страха.

Кармелита Санчес услышала новости, когда вошла в ночной клуб, где Мануэль и его друзья обычно проводили день, играя в карты и производя сделки. Она не пошла в заднюю комнату, где ее ждал Мануэль, чтобы отвести к врачу, занимающемуся нелегальными абортами. В баре было включено радио. Швейцар стоял, подобно манекенщице в универмаге, наклонясь к своей щетке и уставившись на радио, его глаза были наполнены слезами.

– Приблизительно в час дня местного времени, – произнес диктор, – президент Джон Фицджеральд Кеннеди умер в больнице Паркленд от огнестрельного ранения в голову.

Время внезапно перестало существовать для Кармелиты, как и для всей нации. В то время как машины тянулись вдоль автострады, школьники были отправлены по домам, а телефонная система полностью заблокирована звонками, Кармелита остановилась в затхлой темноте далласского стриптиз-клуба. Голос раздавался из радио и заполнял все помещение. Говорящий был неизвестен; прошло уже много лет с тех пор, как она слышала этот голос в последний раз, поэтому она не знала, кто был человек, который призывал всех приносить жертвы для того, чтобы Кеннеди мог жить.

Слезы навернулись на глаза и начали стекать по лицу, когда горе, какое она никогда еще не испытывала, завладело ею.

Она пристально смотрела на радио и чувствовала, как ей передается мощь записанной на пленку речи. Эту речь она услышит еще много раз на следующей неделе, потому что ее будут транслировать по всем каналам телевидения и всем радиостанциям страны, – речь знаменитого преподобного Дэнни, которая была спонтанно произнесена у стен больницы, где лежал, умирая, Кеннеди. Молодая проститутка была тронута и попала под влияние мощного красноречия Дэнни Маккея, как и многие другие люди. И, как многие другие люди, она подумала: «Да, я должна изменить свой путь». А затем ее осенило.

Бог не хотел, чтобы она продолжала быть проституткой. Кармелита Санчес привыкла стоять на коленях. Она делала это в неопрятных гостиничных номерах с безымянными клиентами; она делала это в церкви каждое воскресенье. На этот раз она впервые не встала на колени на полу ночного стриптиз-клуба.

Администратор отеля «Бар-Нан» тихо плакала за своей конторкой, закрыв лицо руками. Два старика сидели на мягком диване, их глаза, не мигая, уставились в пустоту. Беверли Хайленд стояла на возвышении в середине вестибюля и слушала, как знакомый голос вещает по радио. Он был здесь. В Далласе. На расстоянии всего нескольких миль. Как и на всех людей в Америке, на Беверли некоторым образом подействовали передвижные проповеди Дэнни Маккея. Но на Беверли оказывали влияние и другие события.

Он действительно был здесь.

Она могла сесть в автомобиль и…

Но Беверли не двигалась. Дэнни пригвоздил ее к месту. Он говорил ей, чтобы она оставила жизнь в грехе и коррупции. Он велел ей принять любовь Иисуса Христа, принести жертву ради Джона Фицджеральда Кеннеди. Он сказал ей – он сказал ей! – вернуться на праведный путь во имя президента. И в то время как он говорил все это, Беверли распознала в голосе Дэнни Маккея то, что уже слышала раньше, много лет назад, – силу.

И она поняла что, как он и обещал, Дэнни Маккей стал успешным человеком.

Он предсказал это девять лет назад, когда выгнал ее из своего автомобиля. Используя людей, он шел по головам в своем маниакальном стремлении подняться к вершине. Он даже использовал умирающего президента в качестве точки опоры.

Стоя посреди тусклого вестибюля гостиницы, слыша, как гудит автомобильный рожок на улице, как кто-то бежит мимо, как тихо плачет администратор, как раздается голос Дэнни Маккея по радио, Беверли внезапно охватило сильное желание: чтобы Дэнни обязательно поднялся на самый верх в обществе.

Потому что когда-нибудь он потеряет свое положение. И она собиралась поспособствовать его падению по возможности, с самой большой высоты. Независимо от того, как много времени потребуется, она будет ждать, наблюдать и увидит это. И, когда наступит подходящий момент, она вернется к Дэнни Маккею и столкнет его в пропасть.

– Рейчел? – прозвучал дрожащий голос.

Она повернулась. Кармелита стояла в дверном проеме с саквояжем в руках.

– Рейчел, – сказала она. – Я еду с тобой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю